На что способны женщины Чейз Джеймс
– Ты не причинил ей вреда?
– Нет. Ты думаешь, я кто? Мы вместе выпили немного. Вот и все.
Он перевел дух.
– Представляю, как это было. Я рад, что ты ничего не сделал ей. Она неплохая старушка.
Я скривился, вспомнив грязь, и вонь, и склад из пустых бутылок. Ну, она была его матерью, а это большая разница.
– Тебе лучше умыться. И не пытайся ничего выкидывать. Я не хочу убивать тебя, но я сделаю это, если придется.
Я помог ему подняться со стула и развязал ремень на его запястьях. Веда прошла к полке и забрала так и лежавший на ней пистолет. Она не давала ему ни малейшего шанса. Она внимательно следила за ним все время, пока он растирал руки и тихо постанывал от боли.
После того как он смыл кровь и налюбовался на свои синяки, Макс вернулся вместе со мной в переднюю комнату и ждал.
– Нам бы надо поесть, – сказал я Веде. – Садись. – Я обращался уже к нему.
Он сел и стал настороженно следить за тем, как Веда накрывала на стол. Казалось, он больше боялся ее, чем меня.
– Тебе придется поторчать здесь несколько дней, – говорил я ему. – Возможно, тебе это не понравится, но ты сам этого хотел. Пока ты с нами, и ешь вместе с нами, но что мне дальше с тобой делать, я не знаю.
– Я мог бы пойти домой, – едва слышно прошептал он. – Я ничего не скажу. Я клянусь.
– Перестань. Я не в настроении выслушивать анекдоты.
Мы поужинали. Не похоже, чтобы он был сильно голоден, хотя, конечно, вид Веды, сидящей напротив с ледяными глазами, отобьет аппетит у кого угодно.
К полуночи мы все убрали и были готовы ко сну. Я бросил в угол кучу старых мешков.
– Ты будешь спать здесь. Я свяжу тебя. Не советую что-либо затевать. Если я слышу шум, я сначала стреляю, а потом смотрю, что это было. Мы в слишком большой беде, чтобы возиться с такой крысой, как ты.
Он был очень послушен и стоял тихо, пока я снова закручивал ему руки. Я проводил его к мешкам, и он нырнул вниз. Заперев наружную дверь, я забрал ключ. Единственным способом выбраться на улицу было прорвать мешки, затягивавшие окно, но я не сомневался, что услышу его.
Мы с Ведой прошли во внутреннюю комнату, оставив дверь распахнутой. Только теперь я почувствовал, как сильно устал. Нервный же вечерок я провел сегодня, и из головы у меня никак не шла мамаша Отис со своим остекленевшим взглядом и перегаром, беспрестанно отдувающая непослушную прядку.
– Как ты?
– Нормально. Немного переволновался, но ничего.
Я сидел на краешке нижней полки кровати, пока она раздевалась. Я не переставал удивляться ее красивой, аккуратной фигуре, и даже с Максом в голове я не преминул отметить это.
– Что там было? – спросила она, натягивая через голову ночную рубашку. В тот момент, как легкое одеяние облекло ее тело, из комнаты улетучилась большая часть очарования.
– Ничего особенного. Старая девочка порядком нажралась. Я скормил ей скотч, и она отрубилась. Записка была под его подушкой. В ней было полно динамита, чтобы разорвать нас в клочья. Я сжег ее.
– Она узнает тебя снова?
– Не знаю. Она была довольно далеко от происходящего. Может, и нет.
Она скользнула на нижнюю полку.
– Что мы будем с ним делать?
Мы говорили шепотом, так что он не мог нас слышать. Сама атмосфера в лачуге была уже другой. Она уже не была нашим домом. С этим уродом в другой комнате она превратилась лишь в очередное убежище.
– Подержим его здесь. Что нам еще остается?
– Он знает, что ты отращиваешь усы.
Она смотрела на меня ледяными глазами, жилка на ее щеке снова прыгала.
– Нам придется постоянно смотреть за ним. Он все испортил, правда?
– Да.
Я начал раздеваться.
– Мик убил бы его, если бы все это произошло с ним. Он не заслуживает ничего лучшего: явился сюда, пытался шантажировать нас. Если бы не ты, он бы три шкуры содрал с нас.
Она отвернулась.
– Никто не узнает.
– Верно.
В тишине я взобрался на верхнюю полку, а когда наклонился, чтобы задуть свечу, она сказала:
– Это было бы безопаснее всего для нас. Я боюсь его, Флойд.
– Да, но нам нужно выбросить это из головы.
– Да.
Я свесился с полки и прикоснулся к ее руке. Она была сухой и холодной.
– Не думай об этом. Нам ничего не остается. Это не надолго – максимум на неделю. А потом мы уедем.
– Он расскажет полиции. Все думают, что мы в Мексике. Как только он скажет им, где мы были, они снова бросятся за нами.
Конечно, она была права.
– Может, нам лучше взять его с собой? Мы доберемся до Мексики, а там отпустим его.
– Ты же не подумал, да? В Мексике ты никогда не докажешь, что не убивал Бретта.
Я подумал об этом. Если полиция узнает, что мы по-прежнему в Штатах, добраться до Гормэна не будет никаких шансов.
– Да. – Мне вдруг захотелось, чтобы она была рядом со мной. – Не хочешь подняться сюда?
– Не сейчас. Бедро ноет немного. Завтра ночью, дорогой.
– Хорошо.
Я смотрел в темноту, чувствуя себя одиноким. Как будто до сих пор мы шли вместе и вдруг между нами вырос непреодолимый барьер. Я слышал, как Макс ворочается за стенкой, пытаясь устроиться поудобнее. Раз он застонал. Я не жалел его.
– Я не хочу жить в Мексике всю свою жизнь, – неожиданно сказала Веда.
– Тебе не придется. Года вполне хватит.
– Год – слишком много. Все будет потеряно. Если ты прождешь столько, то никогда не докажешь, что Гормэн убил Бретта.
– Да уж, положение. Я не убивал Бретта, но они думают, что это я. Убив Макса, я смогу доказать, что не убивал Бретта, но что нам это даст? Я пытаюсь доказать, что я не убийца, но для этого мне нужно стать им. Просто отлично. Ну хорошо, предположим, я убью его. Мы с тобой будем знать это, и это как минимум. Мы собираемся жить вместе, но, если мы будем знать, что я убил его, все будет по-другому. Поначалу мы можем не признаваться в этом, но это так.
– Да, ты не должен убивать его.
Мы снова вернулись к началу. Замкнутый круг, и нет ответа.
– Может, нам лучше еще подумать?
– Он может заболеть и умереть.
– Пустые мечты. Он запросто проживет еще лет сорок.
– Да. Тогда может произойти несчастный случай.
– Только не с ним. Он осторожен. Нет, думаю, нам лучше оставить эту область.
Макс захрапел.
– Его ничто не беспокоит. Он знает, что ему здесь ничего не грозит, – горько подытожила Веда.
– Попытайся заснуть. Так мы проговорим всю ночь.
– Да.
Я лежал в темноте и терзал свои мозги, пытаясь найти выход, но не мог ничего придумать. Если мы отпустим его, он сдаст нас за вознаграждение. Если мы будем держать его здесь, нам придется не спускать с него глаз и в любой момент ждать сюрпризов. Если мы просто уедем отсюда, бросив его, через сутки полиция все узнает. Я заново прокручивал и прокручивал в голове все сначала; мельница отчаяния. Я услышал, как Веда тихо заплакала в тишине, и не нашел ни слов, ни сил, чтобы утешить ее. Обволакивающая тьма вокруг казалась лишенной воздуха и непроницаемой. Тяжелый храп Макса мучал меня, и, когда я провалился в сон, мне привиделось, что Веда обернулась против меня и стала заодно с Максом. Всякий раз, когда я смотрел на них, они лишь ухмылялись вдвоем, и это уже я лежал на мешках в передней, а Макс с Ведой были вместе внутри. А я лежал в темноте и слушал, как они перешептываются, и знал, что они обсуждают мое убийство.
Я проснулся в холодном поту и снова уставился в темноту. Мое сердце бешено колотилось, а когда я понял, что не слышу храпения, дико перепугался. Я протянул вниз руку, чтобы прикоснуться к Веде, но мои пальцы нащупали лишь небольшую ямку, где лежала ее голова, и тепло пустой подушки. Я замер, чувствуя, как кровь леденящей волной бежит по моим сосудам.
– Веда? – тихо позвал я и сел. – Ты здесь?
Но в ответ я услышал лишь шорох в соседней комнате. Я соскочил с полки, судорожно вытащил из-под подушки фонарик и осветил нижнюю лавку: она была пуста. Снаружи скрипнула доска, и я схватился за пистолет. Дверь в переднюю была плотно затворена. Когда мы ложились спать, я оставил ее открытой. Замерев, сжимая оружие и светя на дверь, я стоял и слушал. Я увидел, как опустилась ручка и дверь начала открываться. Я взвел курок и почувствовал, как волосы на затылке сами собой встают дыбом.
Вошла Веда.
– Что случилось? Что ты делаешь? – прохрипел я.
Она молча подошла ближе ко мне, руки ее безжизненно висели по бокам. Она скорее плыла, чем шла, похожая на привидение в своей очаровательной белой рубашке.
Веда вошла в луч фонарика, и я увидел, что глаза ее закрыты. Она шла во сне. Безмятежность сна наяву, тайна спящего организма, его бессознательное повиновение спящему разуму заставило меня отступить назад. Я слышал ее ровное дыхание. Она была прекрасна – гораздо прекраснее, чем я когда-либо ее видел до этого. Она прошла мимо меня, нырнула на свою полку и улеглась. Несколько секунд я стоял и смотрел на нее, потом подошел ближе и нежно поправил ее одеяло. Мои руки тряслись, а сердце едва не выпрыгивало из грудной клетки.
– Теперь все в порядке, дорогой, – сонно промурлыкала она. – Нам не о чем больше беспокоиться.
Если перед тем я просто похолодел, то после этих слов я буквально превратился в лед и на подкашивающихся ногах двинулся к двери. В передней не слышалось ни звука. Я снова стоял и напрягал слух, боясь сделать шаг. Доносился лишь ветер, шумевший на крыше лачуги, да шелест качающихся деревьев. Затем нетвердой рукой я направил луч на Макса.
Он лежал на спине в луже крови, текшей из красного пятна у его сердца. Из самого центра пятна торчало что-то короткое и черное.
Как ураган я бросился к нему. Она вонзила ему нож в самое сердце. Застывшее лицо передо мной излучало безмятежность и счастье. Он умер в сладком сне, и, судя по всему, смерть была быстрой и легкой для него.
Я не знал, как долго я стоял над ним, глядя ему в лицо, но это заняло определенное время. Это было убийство! Если его найдут здесь, у меня не будет шансов до тех пор, пока я не скажу, что это сделала Веда во сне; да и кто поверит мне?! Мы были здесь с ним одни. Если я не убивал его, значит, это сделала она. Редферн любил повозиться с такими инцидентами. Но она же не убивала его! Даже сейчас она еще не знает, что он мертв. Может, ее рука и разворотила ему грудь, но это еще не значит, что она убивала его. И тогда я понял, что не могу дать ей узнать, что она сделала. Я слишком сильно любил ее, чтобы заставить ее страдать; представить нельзя, что с ней будет, если она все узнает. Был шанс, что я смогу вынести его отсюда и закопать до того, как она проснется. Я мог бы сказать ей, что он сбежал. Я мог бы говорить ей все, что угодно, кроме правды.
Наклонившись над ним, я выдернул нож. Из раны снова хлынула кровь.
Я тихо прокрался в другую комнату и подобрал свою одежду. Она уже мирно спала с улыбкой на губах. Вынеся одежду наружу, я осторожно прикрыл дверь. Побоявшись зажигать лампу, я торопливо одевался в свете фонарика, затем налил себе выпить. За все это время я не раз оглянулся на лицо Макса. Одна мысль о том, что мне придется дотрагиваться до него, приводила меня в ужас.
От пары глотков мне стало немного лучше, и я направился к инструментам в углу. Но стоило мне взяться за лопату, и все чертово барахло с грохотом рухнуло на пол.
Я услышал, как Веда позвала меня.
– Кто там?
Затем дверь открылась, и она замерла в дверном проеме, бледная, удивленно смотрящая на меня.
– Все в порядке. Оставайся там, где ты стоишь.
– Флойд! Что это? Что ты делаешь?
– Не подходи! – Я не мог избавиться от ужаса в моем голосе. – Иди в кровать и оставайся там. Не подходи!
– Зачем, Флойд… – Она распахнутыми глазами смотрела на лопату в моей руке. Потом она резко повернулась к Максу, но было слишком темно, чтобы она могла разглядеть что-либо. – Что ты делаешь?
– Все хорошо. – Я бросил лопату. – Что еще я мог сделать? Не подходи. Это все, о чем я прошу тебя. Не подходи, предоставь все мне.
Она подошла к лампе и зажгла ее. Ее руки были вполне тверды, но лицо казалось белым, как свежевыпавший снег. В резком свете ацетиленовой лампы кровь на рубахе Макса блестела, как красная краска.
Я услышал, как она приглушенно вскрикнула. Она долго смотрела на него, затем тихо проговорила:
– Мы сказали «нет». Зачем ты сделал это?
– Можешь выдумать что-нибудь лучше?
– Если они когда-нибудь найдут его…
– Знаю. Можешь не рассказывать. Иди в постель. Тебе не нужно возиться с этим.
– Нет. Я помогу тебе.
Мои нервы едва не завязались узлом от тона, которым она произнесла эти слова.
– Оставь меня! – крикнул я. – Мне будет очень приятно заботиться о нем и без тебя. Оставь меня!
Она убежала в комнату и хлопнула дверью. Меня трясло. Даже еще один глоток виски не слишком помог мне. Не глядя на Макса, я вышел из дома, захватив лопату с собой.
Начинало моросить. Дождей не было уже несколько недель, и к этой ночи небо наконец прохудилось. Я огляделся в темноте. Нигде не было ни света, ни лишнего звука, только ветер усилился. Пустота и глушь: как раз для убийства.
Я прошел под навес, бросил лопату на заднее сиденье «бьюика» и подвел его к входной двери. Нельзя было закапывать его поблизости от лачуги. Последний путь его должен быть долгим.
Я вернулся в лачугу. Она была уже одета и связывала Макса.
– Чем ты занята? Какого черта ты здесь делаешь?
– Все в порядке, Флойд. Не сердись.
Я подошел ближе.
Она завернула его в одеяло и теперь пыталась стянуть концы. Сейчас он выглядел вполне безобидно – так, груда тряпья в химчистку. Она запросто сделала то, что приводило меня в ужас.
– Веда!
– О, прекрати! – яростно оборвала она и отошла в сторону.
– Теперь я все доделаю. Тебе лучше уйти.
– Я не останусь здесь одна. Да какое это имеет значение? Думаешь, они поверят, что я не имела с этим ничего общего?
Мы посмотрели друг на друга. Лед в ее глазах начинал меня беспокоить.
– Хорошо.
Я взял его за плечи, она – за ноги. Пока мы тащили его из лачуги, я думал о его бледной, худой, плохо одетой сестре. «Макс так неуправляем. Он может нарваться на неприятности». Что ж, теперь ему уже не на что нарываться.
Мы переехали через холмы, в темноте и под дождем. Мы положили его в багажник на резиновый коврик, и я все думал о нем и о том выражении на его лице, когда я нашел его. Пока я копал, Веда сидела в машине. Я работал в свете одной из фар и все время чувствовал, как она смотрит на меня. Мы глубоко похоронили его. Когда мы подносили его к зияющей яме, одеяло размоталось, и мы снова увидели его мертвое лицо. Я отпустил его и отступил. С глухим стуком он упал на земляное дно, но его мертвая улыбка и сейчас остается со мной.
Под проливным дождем мы долго забрасывали обратно влажный торф и разравнивали поверхность. Если дождь будет идти так всю ночь, к утру не останется уже никаких следов. Я не думал, чтобы его когда-нибудь нашли.
К тому времени, когда пора было двигаться назад, мы оба промокли, замерзли и валились с ног от усталости. Никто из нас не мог придумать, что сказать, и поэтому мы ехали в тишине. На полу в передней осталась кровь, и мы вдвоем занялись уборкой. Мы выскребли резиновый коврик в багажнике, мы осмотрели весь дом в поисках вещей, принадлежавших ему, и я нашел его разваливающийся бумажник, упавший под стол. В нем оставались какие-то бумаги, но мне не хотелось сейчас копаться в них, и я просто сунул его в задний карман. Наконец мы остановились. В комнатах не было ни малейших следов его присутствия здесь, но тем не менее он был везде. Я видел его стоящим в дверях, сидящим за столом, ухмыляющимся над нами, откинувшимся на стуле с изуродованным лицом, лежащим на полу с безмятежным взглядом и ножом в груди.
– Кажется, лучше бы ты не делал этого. – Слова выпрыгнули из ее рта так, как будто она не могла больше держать их внутри. – Я больше ни слова не скажу об этом, но я бы отдала что угодно ради того, чтобы ты не сделал этого.
Я мог сказать ей тогда. Я хотел сказать, но не сказал. Я столько наворотил в своей жизни, что еще одно пятно уже ничего не меняло; по крайней мере, так я думал тогда. С ней же все по-другому. Она шла вверх; такое известие сломает ее.
– Нам не нужно говорить об этом. Приготовь кофе.
Ставя чайник, Веда спросила:
– Они могут прийти сюда искать его?
– Не думаю. Никто не знает, что он пошел сюда. Они посмотрят по побережью, если вообще будут смотреть. Это не Линдсей Бретт.
– Мы останемся здесь?
– Придется.
Она вздрогнула:
– Мне кажется, нам лучше уехать. Меня не оставляет чувство, что он здесь.
– Я знаю. Со мной то же самое. Но мы останемся. Нам некуда деваться. А здесь до сих пор мы были в безопасности.
Когда мы допили кофе, над холмами уже занялся рассвет. Я думал о том, что впереди нам предстоит длинный день. Мы оба думали каждый о своем. Неожиданно я понял, что теперь все будет уже не так, как прежде. Она думала, что я убил его; я знал, что это она. Нет, теперь все уже будет по-другому. Женщины – милые создания. Вам никогда не понять их. Любовь между мужчиной и женщиной – хрупкая вещь. Если только она разлюбит меня, моя жизнь будет в ее руках. Глядя на нее теперь, я сомневался, не разлюбила ли она меня уже. Это беспокоило меня. Еще один шаг вниз. Еще одно темное пятно. Они всегда ведут вниз.
В течение трех следующих дней все, что мы пытались построить между нами, тут же рассыпалось в прах. Все началось с мелочей. Мы вдруг обнаружили, что нам не о чем говорить; всякий раз, чтобы заговорить, приходилось делать над собой усилие, да и, живя в таких условиях, говорить-то в большинстве случаев действительно не о чем, не считая чепухи, которую люди говорят друг другу, когда они любят друг друга. Ну, об этом речь уже не шла: мы разговаривали о дожде, и достаточно ли у нас продуктов, и что пойду-ка я нарублю еще дров, и что не зашьет ли она дыру в моем носке. Больше она не поднималась ко мне на верхнюю полку; да я и не хотел, чтобы она поднималась. Мы ни слова не говорили о том, что происходит между нами, и так все и катилось. В то время как я разводил огонь в передней, она была уже раздета и лежала в постели. Я не мучал себя больше, наблюдая за ее раздеванием и думая о том, что она чувствует, – я не видел уже в этом никакого смысла. Раз или дважды я прикасался к ней, отчего она вздрагивала, и я бросил эту привычку. Макс был с нами двадцать четыре часа в сутки. Никто из нас не мог выбросить его из головы. Напряжение за эти три дня выросло до того, что достаточно было малейшей искры, чтобы взорвать нас. Но искры не было. Мы оба старательно заботились об этом.
По ночам, задувая свечу, я всякий раз думал о том, как она плыла тогда по комнате с закрытыми глазами, прекрасная в своем сне. И я знал, что она, лежа внизу, думает обо мне, представляя, как я крался по комнате с ножом в руке к тому гаду, лежавшему в передней со связанными руками. Я подозревал, что картина становится все красочнее по мере того, как она все больше думала об этом, так что я уже, наверное, казался ей настоящим монстром.
Я заново проворачивал все это в своей голове, подкладывая в огонь дров на ночь. Веда была во внутренней комнате, и я слышал, как она раздевалась. Я запер входную дверь, погасил свет и дал ей еще несколько минут перед тем, как войти. Когда я наконец вошел, она уже свернулась на своей полке, спиной ко мне. Теперь уже вот так: она даже не утруждалась посмотреть на меня.
– Спокойной ночи, – сказал я и завалился к себе.
– Спокойной ночи.
«Всякий раз вниз, – думал я. – Темные пятна. Она ускользает от меня, как вода сквозь пальцы. Мертвое лицо Макса. Гормэн смеется надо мной. Очередная тема для ночного кошмара».
Я не знаю, сколько я спал, но посреди ночи я неожиданно проснулся. После смерти Макса я вообще спал плохо и вскакивал от малейшего шороха. Теперь я проснулся, почувствовав, как кто-то ходит по комнате. Было темно. От таинственных звуков в темноте моя спина снова покрылась мурашками. С Максом в голове, я спрыгнул с полки и задрожал. Снова движение, даже отчетливое дыхание, ближе, слишком близко. Я нажал на кнопку фонарика.
Я не знаю, как я не налетел на нее в темноте. Она стояла прямо передо мной. Ее глаза были закрыты, черные волосы красиво обрамляли умиротворенное лицо, она была прекрасна. Мое сердце бешено забилось, и я шарахнулся от нее в сторону. В ее руке был нож, тот самый, которым я вырезал ей прищепки, когда появился Макс. Я видел, как она прикоснулась к постели на моей полке. Я видел, как взметнулась ее рука и как она вонзила нож по самую рукоятку в покрывала и матрасы, в то место, где всего за несколько секунд до того я лежал.
– Теперь все хорошо, дорогой, – сказала она, и слабая улыбка вспыхнула в уголках ее рта. – Тебе не о чем больше беспокоиться.
Она забралась обратно в свою постель, натянула одеяло и затихла. Ее дыхание было ровным, как у спящего ребенка.
Я оставил ее там и вышел в переднюю. Огонь угасал, и я подкинул в него еще одно полено, постаравшись сделать это как можно тише. Потом я сел перед огнем и попытался заставить себя перестать трястись.
Этой ночью я больше не спал.
Глава 15
Когда солнце показалось из-за холмов, я вошел внутрь, чтобы забрать одежду. Она уже вставала, поскольку штора на окне была отдернута, а само окно широко раскрыто. Я быстро взглянул на нее, чтобы узнать, проснулась ли она, – она проснулась. Откинув одеяло, Веда просто лежала на своей полке. Говорят, от любви до ненависти один шаг. После того, что случилось прошедшей ночью, мои чувства к ней серьезно пошатнулись. Я боялся ее, а от этого не так далеко и до ненависти. Она обернулась, когда я взглянул на нее. Ее глаза лихорадочно блестели.
– Я не слышала, как ты встал, – сказала она плоским голосом.
– Я не шумел. Не мог спать.
Она смотрела, как я собираю свою одежду. Я знал, что уже скоро. Я чувствовал это. Все упиралось в то, кому начинать.
– Оставайся там, – продолжил я. – Еще рано. Я приготовлю кофе.
– Только недолго. Нам пора поговорить, не так ли? – Она была вежлива, словно просила милостыню, и искренна.
Вот так это было. Я не дал ей понять, что самостоятельно пришел к такому же заключению.
– Я вернусь.
Пока закипала вода, я оделся и даже потратил время на бритье. Моя рука была не тверда, мне еще повезло, что я не порезался. Делая кофе, я налил в стакан на два пальца скотча и выплеснул в рот. Пора переходить на фруктовый сок.
К тому времени, как я вошел, она поправила волосы, завернулась в шелковую шаль и сидела на своей постели, поджав ноги. Она плохо выглядела: слишком искусственна и дурной цвет лица. Мне не понравилась задумчивость в ее глазах.
– Дождь перестал, – сообщил я ей. – Похоже, проясняется. – Это блестящее замечание безукоризненно подтверждалось ослепительно бившим в окно солнцем, но надо же мне было сказать хоть что-нибудь.
Она приняла чашку, аккуратно не посмотрев на меня.
– Садись, пожалуйста.
Трудно было поверить, что всего пару дней назад мы были любовниками. Голос – интересная штука, он скажет тебе больше, чем выражение лица, если внимательно слушать. Я слушал очень внимательно. Не было смысла дальше обманывать себя. Все было явью.
Я сел на порядочном удалении от нее. Расстояние между нами вполне отражало разницу в наших головах.
– Помнишь, что ты сказал, когда мы разговаривали о Максе? – резко спросила она.
– Я много чего сказал.
– Насчет того, что все будет по-другому.
Я потянул кофе и нахмурился в пол. Так вот как она собирается повернуть это.
– Думаю, да. Я произнес достойную речь. Я сказал: «Предположим, я убью его. Мы с тобой будем знать это, и это как минимум. Мы собираемся жить вместе, но если мы будем знать, что я убил его, все будет по-другому. Поначалу мы можем не признаваться в этом, но это так». Вот что я сказал.
– Значит, ты тоже думал об этом?
– Да.
– Все по-другому, да?
– Я сказал «будет». Хорошо, «стало».
Пауза. Я чувствовал ее неловкость точно так же, как чувствовал сквозняк из распахнутого окна.
– Я видела сон сегодня. Мне приснилось, что я убила тебя. – Никакого сожаления; просто констатация факта.
– Ну ты этого не сделала, – ответил я, не глядя на нее.
Снова пауза.
– Нам пора уехать отсюда, – продолжила она. – Я не вижу большого смысла в том, чтобы держаться вместе, – не сейчас, я имею в виду. Тебе будет легче и безопаснее бежать одному.
Что ж, это мило с ее стороны – беспокоиться о моей безопасности, этого я не ожидал. Чему быть, того не миновать. Я уже начал уставать от того, что мои женщины показывали мне на дверь. Дурная привычка.
– Если ты так считаешь… – Я допил кофе и закурил. Мои руки все еще не слушались меня.
– Не притворяйся. Мы оба так считаем. Кажется, ты не совсем понимал смысл своих слов, когда говорил, что все будет по-другому.
– У меня Гран-при по толкованию смыслов. Однажды кто-нибудь соберет все мои блестящие замечания и сделает из них книгу.
– Думаю, мне нужно одеться.
Так Веда объявила, что больше нам обсуждать нечего. Действительно, нечего.
– Хорошая мысль, – сказал я и вышел из комнаты.
Стоя перед огнем, глядя на языки пламени и не видя их, я задумался, на что все это будет похоже без нее. Этой сценой обычно заканчивались все мои отношения со всеми женщинами, не считая того, что мне почему-то казалось, что с Ведой у меня все будет иначе. Я не ожидал, что это тоже закончится подобным образом. Я знал, что это рано или поздно случится с блондинкой, которая поддерживала меня материально, и с рыжей, которая впивалась ногтями в мои плечи, и со всеми остальными, но почему-то не с Ведой. Я чувствовал, что мне будет не хватать ее. Она уже заняла в моей жизни определенное место, и я не знал, чем я его заполню, когда она уйдет.
Через какое-то время она вышла, неся свои сумки. На ней были те самые канареечные брюки и свитер, в которых я впервые увидел ее. Казалось, это было давным-давно. Несмотря на пустой взгляд и цвет лица, она все же выглядела хорошенькой.
– Куда ты? – спросил я. – Нет смысла бросаться в неприятности с головой. Нас все еще ищут.
– Тебе не стоит беспокоиться обо мне.
– Нет, стоит. Я собираюсь прижать Гормэна. Пока я не докажу, что он убил Бретта, мои проблемы не испарятся. Если полиция набредет на тебя, ты можешь разговориться. Вот так.
– Они не набредут на меня. Я не вчера на свет появилась.
– Извини. Пока я не прижму Гормэна, ты должна быть где-нибудь, где они тебя не найдут. Ты поедешь к Мику.
– Нет.
– Ты поедешь именно туда, Веда.
– Я сказала «нет».
Мы смотрели друг другу в глаза. Искра, которую мы так тщательно избегали до сих пор, летела теперь в самый порох.
– Когда я прижму Гормэна, ты будешь свободна как ветер. Вот как все будет, Веда, и тебе лучше подумать над этим.
– Ты так же собираешься и меня убить, да? – пронзительно закричала она.
Этого я не ожидал от нее. Сегодня утром она была полна сюрпризов.
– Что ты несешь?
– Ты хочешь меня убить, так же как убил Бретта и Макса.
– Не начинай все сначала…
Между нами был стол, иначе я бы бросился на нее, а теперь она схватила пистолет. Он все так же лежал на полочке, и я забыл о нем. Она схватила его, взмахнула и направила на меня в тот самый момент, когда я отшвырнул стол со своего пути. Ее лицо заставило меня резко остановиться. Я смотрел на незнакомку: злую, грубую и опасную.
– Ты все спланировал, да? – кричала она. – Сначала Бретт, потом Макс, а теперь я! Ты сполна подурачился со мной. Я верила в чушь, что Бретта убил Гормэн, до тех пор, пока ты не добрался до Макса. Хладнокровное животное! Никто, только убийца способен на то, что ты сделал. Он был беззащитен: его руки были связаны и он спал! Как ты мог? – Ее голос оборвался. – Как я могла снова поверить тебе? А теперь я сама оказалась на твоем пути, да? Я слишком много знаю! Твой драгоценный дружок, Кейси, подержит меня у себя, пока ты не будешь готов убить меня. Только не на этот раз!
– Ты спятила! Я не убивал Бретта!