Большая книга ужасов 2016 Арсеньева Елена
И снова я была близка к отчаянию, а Ника, мрачнее тучи, продолжала яростно мучить поисковик. И тут у меня зазвонил мобильник.
– Алло, Лилька? – раздался дурашливый голос Стаса на фоне музыки и чьего-то смеха. – Ты тут про улицу этого, как его… Емельянова спрашивала?
– Ну да.
– Я вспомнил! Особенно когда ты про поселок сказала.
– И что?..
– Когда я учился в младших классах, к нам из этого поселка ученики ездили, у них там школу закрыли… Ну помнишь, я рассказывал, как два моих одноклассника пропали?
– Так речь шла об этом поселке?
– Да.
– А что это за поселок, как туда добраться?
– Ездил туда, помню, сорок третий маршрут автобуса. Не понял, зачем тебе это?
– До какой остановки ехать?
– До Лозовского. А ты что, решила отправиться туда на экскурсию?
– Нет, простое любопытство, – ответила я. – Спасибо за информацию!
– Ну ты чудишь без гармошки, Лыскина.
Я положила трубку и тут же изложила Нике весь наш разговор.
– Едем сейчас же, – приняла она решение.
– Прямо сейчас?
– Да! – ответ Ники был категоричным.
Она в мгновение ока переоделась в свои старые черные брюки с накладными карманами и потертую линялую футболку с изображением мокрого кота на берегу бушующей реки.
– Никак не расстанешься со старой любимой одежкой, как я со своим платьем? – улыбнулась я, пока мы сбегали по лестнице.
– Я в этой одежке побывала во многих передрягах и ухитрилась уцелеть, – ответила Ника. И помолчав, добавила: – Так что теперь я надеваю эти вещи только для подобных случаев.
– Ой, мамочки…
Маршрутка была почти пуста. Мы с Никой умостились на широком заднем сиденье. Город быстро закончился, и за окнами потянулись густые лесопосадки. Ника прильнула к стеклу и вполголоса напевала:
- И пролетают черные леса,
- Успеть прикрыть бы спину.
- Я рада, ты живой пока,
- Я удержусь, я не покину…[11]
Я знала, что она думает о своем любимом Вилоре, который в данное время находился далеко отсюда.
– Ника?
– А, что? – она встряхнулась. – Извини, задумалась. Я эту песню всегда из-под шума колес слышу, и всегда на ностальгию пробивает.
– Хочу спросить тебя как более опытного в таких делах человека. Вот скажи – бывает так, что при встрече с парнем кажется, что влюблена в него, а когда врозь – то не особо? Может, мой вопрос и глупый, но я хочу знать – любовь это или нет?
– Опаньки! Ты что, влюбилась?!
– Это я и пытаюсь выяснить.
– А, теперь с тобой все ясно. А я-то уши развесила – прогуляться вчера она вышла, как же! – Ника засмеялась, а потом совершенно серьезно сказала: – Нет, Лилька, это не любовь. Это симпатия, хорошая совместимость, можно вместе жить долго и достаточно счастливо. Но если тебе одной лучше, чем вдвоем с ним, если не готова принять его со всеми недостатками, если можешь его с кем-то сравнивать – то это не любовь. А когда придет любовь – ты ее ни с чем не спутаешь. У тебя тогда не будет вопросов и сомнений. А если они есть – это не любовь.
– Понятно…
– Ну, давай колись – с кем познакомилась?
И я рассказала ей ту же полуправдивую историю, что и Ладе. О мальчике Вадике, с которым я вечером нечаянно встретилась. Хотя мне было дико и странно называть Вадима Вадиком. Казалось бы, одно и то же имя – а какая пропасть!
– То есть ты знакома с ним меньше суток? – уточнила Ника.
– Да, получается, так. И, наверное, рано судить о том, люблю я его или нет.
– Рано судить о том, так ли он хорош на самом деле, как кажется. А что касается чувств… Мне в свое время хватило одного взгляда. Но – любовь у каждого своя, так что не слушай никого.
– Эй, кто там Лозовское спрашивал?
Маршрутка остановилась.
Поселок Лозовское оказался небольшим, но имел вполне городской вид. В одном месте мы заметили новенькую школу.
Обойти поселок оказалось делом получаса. Он был со всех сторон окружен лесом, и никакой улицы Ярослава Емельянова мы не нашли.
Да что ж это такое! Неужели Стас ошибся?
Я выбрала из прохожих солидного пожилого дяденьку и обратилась к нему с вопросом.
– Ярослава Емельянова? – дядька призадумался на несколько мучительных секунд. – А что вам там надо? Вон она, ваша Емельянова, точнее, то, что от нее осталось.
Он кивнул в сторону леса и важно пошел своей дорогой. Мы с Никой переглянулись и побежали в указанном им направлении.
Лес здесь был почти такой же, как и везде, разве что деревья моложе. Совсем тоненькие деревья. И за ними проглядывало какое-то строение. Я сразу обратила внимание, что туда не ведет никакой тропинки, и пришлось нам с Никой пробираться через заросли.
Увиденное нами здание оказалось… школой. Старой, заброшенной, с проваленной крышей и пустыми дырами окон. Двор зарос кустарником и молодыми деревьями. Дверь была заколочена.
– Ну и где здесь одиннадцать-шесть? – я оглянулась. Заметила кое-где между деревьями остатки фундаментов. – Похоже, Ника, опоздали мы маленько. Тут все снесли до нас.
Не зная, как быть, мы пошли вдоль этих останков жилищ. Они располагались в ряд, здесь когда-то действительно была улица из маленьких домишек. Рядом с ними кое-где росли вишни и абрикосы – остатки садов. Но вдруг Ника оживилась, указала вперед:
– Смотри, там еще стена виднеется!
И правда, за деревьями возникло что-то высокое и темное, похожее на торцовую стену двухэтажного дома. Когда мы подошли, там и правда оказался двухэтажный дом. Заброшенный, разумеется, но целый. Ника подошла к его углу, уверенным движением отодвинула ветки клена, и перед нами предстала наполовину проржавевшая старая табличка: «Ярослава Емельянова, 11».
– Пришли.
– Ага…
– Квартира шесть, так получается?
Мы без труда вскрыли хлипкую дверь подъезда и столь же легко нашли квартиру номер шесть. Маленький круглый номерок на облупленной деревянной двери первого этажа. Всего квартир было восемь – на два подъезда.
Нужная нам дверь оказалась запертой. По счастью, открывалась она вовнутрь. Ника с размаху влупила по ней ногой – раз, потом второй, на третий дверь с треском подалась и, жалобно всхлипнув, открылась.
– Меня поражает, какие здесь площадки между квартирами, – сказала я. – Хоть в футбол играй, такие просторные.
– А меня больше поражает, – ответила Ника, согнувшись и тяжело дыша, – чистота в этом доме. Думаю, ты в курсе, что в заброшенных домах обожают «отдыхать» пьяные компании и бродяги, оставляют там горы мусора и протаптывают туда дорожки! А здесь ничего такого нет. И окна целы. Что-то мне здесь неуютно.
– Ты что-то чувствуешь? Там… что-то не так? – я покосилась на взломанную дверь.
Ника пожала плечами и первой переступила порог квартиры под номером шесть.
Первое, что привлекло внимание в квартире – это запах. Слабый, чуть заметный, но ужасно гаденький и противный, он въедался в носоглотку, и я уже знала, что потом придется долго от него избавляться. Он был совершенно мне незнаком и не имел ничего общего ни со старыми домами, ни с помойкой, ни даже с падалью. Здесь было пусто, светло и нехорошо из-за запаха. И тихо, как в склепе.
– Ника, ты тоже чувствуешь этот гадостный запах? – прошептала я. Говорить вслух было боязно.
– Ага, – мрачно кивнула она. – И мне это не нравится.
– А квартирка ничего. Большая, просторная, потолки высокие.
– Ты здесь, надеюсь, жить не собираешься? – столь же хмуро буркнула Ника, и мы пошли осматривать комнаты. Их было три, не считая всяких подсобок. Везде было пусто – и чисто. Особенно мне понравилась детская. На обоях зайчики, на двери нарисована сказочная избушка, а в одной из стен – небольшая арочная дверца стенного шкафчика. Она была без ручки, оказалась заперта на ключ, причем ее не открывали так давно, что замочную скважину и навесы залепили многолетние наслоения белой краски, которой дверца была выкрашена. Я лишь подергала ее створки и отошла. Затем мы перешли в кухню. Она была просторной, светлой, с большой изразцовой печью.
– А что! Против нашей трешки здесь прямо-таки хоромы! – нарушила я молчание. – Вот только отопление печное, жаль. А я предпочла бы камин, как в старинном замке!
Ника заглянула в дверцу печи, посветив туда фонариком:
– И здесь ничего. Меня это очень напрягает, Лыскина.
– Похоже, поздно мы пришли. Нас не дождались и съехали. А квартира заперта и окна целы, странно для давно заброшенного дома.
– Не то слово – странно! Это и напрягает. Что нам делать, Лыскина? Они охотятся за этим листочком, даже обыск у тебя устроили, значит, им все еще важен этот адрес. Зачем он им? Слишком много непонятного.
– Может, хозяева знали какую-то тайну или стали свидетелями преступления, а преступники еще не в курсе, что тут дом выселен, и хотят их убрать?
– Слишком все просто, – пробормотала Ника, к чему-то прислушиваясь. – А дом тогда почему цел? Если дом заброшен, в нем обязательно побьют окна, и это для начала. Сама видишь, от других домов вообще ничего не осталось, школа в руинах, а этот как новенький.
– Наверное, надо расспросить местных, что еще остается.
Ничего другого не оставалось. Еще раз осмотрев квартиру, мы вышли и вернулись к поселку. Улицы его, как на грех, были безлюдны.
Но вдруг я заметила, что у калитки углового дома, крайнего от леса, сидит на лавочке пожилая тетка в домашнем халате и внимательно на нас смотрит. Пожалуй, слишком внимательно, чтоб это было просто праздным любопытством. Дернув Нику за руку, я подошла ближе:
– Здравствуйте!
– Драсьте, драсьте, – женщина смотрела строго. – Вы чего туда шастали?
Я не знала, что ответить. Если правду, то ей вряд ли это понравится.
– Ярослава Емельянова, одиннадцать-шесть, – вдруг произнесла Ника. Это прозвучало как пароль, и я удивилась Никиной догадливости – ее короткий ответ заменил целый рассказ.
А я спросила:
– И чего, что мы там были? Мы же не в чужой дом залезли. И поверьте, мы там не пили, не курили и не сорили.
Правда, дверь сломали, но об этом говорить было вовсе не обязательно.
– Шесть? – переспросила она. – Это где дедушка жил?
– Да! – воодушевилась я. – А… какой дедушка?
Она засмеялась:
– Вы, я смотрю, не местные. Что вам здесь понадобилось?
– Дом одиннадцать, говорю же. Квартира шесть. Дедушка. Что вы знаете об этом дедушке? – глядя ей в глаза, проговорила Ника.
– Ну… дедушка как дедушка. Евгений Петрович. Старенький был очень. Интеллигентный такой – ко всем на «вы», культурный, начитанный, как профессор. Жил там с незапамятных времен. Семьи не имел, только все фотографии старые рассматривал. А когда совсем немощный стал, я приходила к нему готовить-убирать – что ж поделать, сосед все-таки. Он тогда слегка из ума выжил, нес всякую околесицу.
– Какую, тетенька? Что именно он говорил?
– Ой… не помню уже. Про какие-то два корабля, одинаковых корабля, только один настоящий, а другой подделка. Как это, скажите, корабль может быть подделкой? Утонет он, что ли? Еще что-то про нож, которым убивают тени. Вот это мне запомнилось. Он даже показывал мне какой-то нож, похожий на кухонный, но очень ржавый. Ну совсем рехнулся дед. Я этим ножом в тень ударила смеха ради – но ничего с тенью, конечно, не случилось. А за пару дней до смерти он подарил мне кораблик деревянный. Он у него на окне всегда стоял, сколько я помню. И так слезно просил: «Береги его, Тамарочка, не выбрасывай!» Да вот он, видите?
Она указала на окно своего дома, буквально в метре от забора. Там на подоконнике стоял красивый деревянный фрегат с поднятыми парусами.
– А нож не подарил, – усмехнулась тетка. – Я вообще не знаю, куда он его дел. А скажите мне на милость, зачем вам этот дед понадобился?
Ника вместо ответа дернула меня за сумку, и я вынула заветный листочек. Она глянула – руками всплеснула:
– Мама родная, точно! Это ж из его блокнота листок!
– Какого?
– Да блокнотик у него был, старинный. Он его берег, везде с собой носил. И отдал мне тогда вместе с кораблем. Мне интересно было, чего он там писал, но там оказались только заумные размышления.
– Он все еще у вас? – спросила Ника.
– Нет. Представляете, заявляется однажды какой-то парень, вот в точности как вы сегодня, и про деда расспрашивает. Месяц назад где-то. Как про блокнот услышал, давай просить – отдайте, тетя Тамара! Я и отдала, на что он мне нужен.
– Что за парень, вы не знаете?
– Нет, не знаю. Откуда он меня знал – не пойму.
– Ясно, – вздохнула я. – Скажите, а почему там улица заброшена?
– Из-за запаха. Учуяли небось, как там пахнет?
– Ага. Но раньше ведь люди жили?
– Жили, и все нормально было. Откуда он взялся – не знаю. После смерти деда квартира долго стояла пустая, а потом туда Жанна въехала с Сенькой, своим сыночком. А у Сеньки два друга неразлучных было – Ленька да Сашка. Помню их – такие забавные три бутуза. Ленька – тот рыжий был, Сенька – чернявый, весь в Жанну, еще и пятно родимое на лбу, приметный. А Сашка – даже не припомню, пацан как пацан, ничего особенного.
А потом у нашей школы крыша обрушилась и учеников стали возить в город. И Ленька с Сашкой однажды поехали, зашли в школу и не вернулись. Пропали, короче. Тут весь поселок стоял на ушах, а на следующий день Жанна вместе с Сенькой уехала из поселка. Может, боялась, чтоб и Сенька не пропал? Кто их знает. Родители Леньки и мать Сашки тоже вскоре уехали и больше здесь не появлялись.
Но вот после того пошел по дому из Жанниной квартиры этот странный запах. Все жильцы почуяли, и в соседних домах тоже. Хоть и слабый, но мерзкий – фуу! Он появлялся периодически – то есть, то нет, и никто не мог понять причину. От него людям становилось дурно, некоторые даже видели какие-то галлюцинации. Жильцы жаловались, приезжала комиссия, источника запаха не нашли. В конце концов решили, что здесь у нас полно шахт и где-то идет утечка метана, отсюда и запах. Хотя на метан оно и близко не похоже.
– Там и сейчас так пахнет. Слабенько, но мерзко, – сказала я.
– Приезжал очень важный профессор – старенький-старенький, войну прошедший. Понюхал, изменился в лице и заявил, что это какая-то редкая разновидность метана, очень ядовитая, от нее можно с ума сойти или вообще умереть. В итоге с улицы всех выселили. Вот потому туда народ и не ходит, никто не хочет умом тронуться. Да и вообще у дома дурная слава.
В подробности она вдаваться не стала.
– Знаешь что, дай этот листок лучше мне, – сказала Ника, когда мы попрощались с хозяйкой и шли к остановке. – У меня надежнее будет. И вообще, шла бы ты сегодня ко мне ночевать.
Я сунула ей листок и раздумывала – может, и правда прийти? Но если родители дома – чего мне бояться? Ладно, посмотрю по обстоятельствам.
В этот момент зазвонил мой телефон. Звонили с неопределившегося номера.
– Алло, Лиля? – голос Вадима трудно было спутать. – Как насчет встречи в кафе «Ретро»?
– «Ретро»? – я немного удивилась. Это кафе, маленькое, неказистое, находилось в глубине поселка, недалеко от Тридцатого рынка, и туда ходили исключительно местные. Но возражать я не стала.
Всю обратную дорогу Ника хмурилась, о чем-то думала и не поддерживала разговор, если я пыталась заговорить. А когда приехали, лаконично сказала мне, что будет ждать, и убежала.
Глава 7
Темнело, и заходить домой мне было уже некогда.
Немного приведя себя в порядок, я перешагнула порог кафе. Никогда прежде я здесь не была. Внутри кафе выглядело благороднее, чем ожидалось, и соответствовало названию. На столиках «под старину» стояли канделябры, окна занавешивали тяжелые бархатные портьеры, на стенах красовались картины в массивных рамах. Вадим был уже здесь – он сидел за столиком в самом уютном уголке. Увидев меня, мило улыбнулся и приподнялся навстречу. Сегодня на нем был белый пиджак и такие же белые брюки. В этом наряде он выглядел просто сказочно. Нет, не права Ника – все-таки я люблю этого человека. Иначе почему мое сердце бьется так учащенно?
В этот момент я как никогда прежде ощутила себя уродливой толстухой из-за своей крупной, массивной фигуры.
– Добрый вечер! – он отодвинул стул, приглашая меня за столик.
– Привет! Классное кафе. Я и не ожидала, что оно такое уютное!
– А у меня вообще хороший вкус, – Вадим улыбнулся и кивнул официантке. Она тут же принесла нам два мороженых в креманках – ванильное и шоколадное. – Я угадал, вы любите шоколадное мороженое?
– Угадали. Люблю.
– Значит, я умею делать правильный выбор. И девушку я пригласил тоже самую очаровательную из всех, кого в жизни видел.
У меня, наверное, даже уши покраснели. От смущения я не знала, что и сказать, и, как всегда в таких случаях, стала нести ахинею:
– Да ну, какая там очаровательная… Толстая, неуклюжая…
Лицо Вадима посерьезнело:
– А вот тут вы в корне не правы! Не «толстая и неуклюжая», а статная и дородная. Именно так называли подобных красавиц во все времена – кроме разве что последних нескольких десятилетий, жалкого отрезка времени по сравнению с многовековой историей – и считали их самыми красивыми из всех. Нет, Лиля, это не глупый комплимент, а исторический факт. Крепкая, сильная, пышущая здоровьем девушка, которая станет неутомимой хозяйкой в доме, здоровой матерью большого семейства, – таким был идеал красоты на протяжении веков, а вовсе не хлипкое слабое создание. А я, уж простите, консервативен и нахожу мерзкой чужеземную моду на костлявых худышек. У меня создалось впечатление, что тот, кто ее создал, вообще ненавидел женщин и добился своего – красавицы мучают себя диетами и превращаются в страхолюдин-анорексичек.
Я сидела ошарашенная. Это правда, что ли? Вспомнились картины дореволюционных художников, пышнотелые купчихи и боярыни. Да, пожалуй, в этом что-то есть…
– Так что не нужно мучиться мыслью, что вы не соответствуете каким-то стандартам, неизвестно кем и для чего выдуманным. Вы прекрасны, просто поверьте мне! – пылко воскликнул он.
Я опять покраснела, не зная, что ответить. И Вадим, решив больше не смущать меня, сменил тему:
– Как вам понравилось мое родовое имение?
– Бомжатник, – брякнула я и опять смутилась. – Ну… наверное, когда-то оно было красивым. Оно же вроде старинное…
– Когда-то было красивым, – задумчиво повторил Вадим. – Знаете, Лиля, я покривил душой. Это здание было куплено моим отцом не просто по случаю. Оно в самом деле наше родовое имение. Там жили мои деды-прадеды до революции. Пока здание не национализировали и не превратили… вот в то, что вы сказали. Разве хозяин доведет свой дом до такого состояния? А что не свое – то и не жалко.
– Так вы из старинного дворянского рода? – удивилась я. – Очень интересно! Знаете, это заметно. А дом, если хорошо присмотреться, все-таки красивый. Его бы подремонтировать… Я с детства любила старинные дома, представляла, как они выглядели когда-то, как к ним подъезжали кареты, выходили барышни в кружевах и кринолинах…
– Представляли и себя такой барышней в кружевах, ага? – улыбнулся Вадим.
– Не без этого.
– Тогда, наверное, вам будет интересно увидеть, как выглядел этот дом в те незабываемые времена.
На столик легла пачка фотографий.
Ах! Это были настоящие старинные фотографии, пожелтевшие от времени. На них я с трудом узнала здание. Там не было ни уродливых труб, ни замурованных окон – все окошки приветливо сияли чистыми стеклами, стены оплетал плющ, вокруг на аккуратных клумбах росли розы, и в целом это был милый особняк с ажурным балконом над входной дверью.
Надо же, как тогда все здесь было! Дом стоит на открытой местности, вокруг простор, ближайшие домишки виднеются вдали. Это уже потом здесь вырастет поселок, а дом окажется запертым в узком переулке… А пока – смотри и любуйся!
– Какой красивый! Скажу честно, я мечтала жить в каком-нибудь старом городе, где много старинных домов, улицы с брусчаткой, крепостные стены! Жаль, наш город молодой, в нем таких особняков всего пара десятков, и те в центре.
– А вот, прошу заметить, лужайка посреди сада за домом, – комментировал Вадим очередную фотографию. – На ее месте сейчас заброшенный двор.
Фотограф запечатлел на лужайке большую веселую компанию, устроившую там пикник. Были здесь и барышни в кружевах, и их кавалеры в манишках и сюртуках со множеством пуговиц, и люди постарше.
Дальше пошли фотографии, сделанные внутри дома. Мне оставалось только ахать:
– Красота-то какая, жили же люди! Ой, камин, настоящий! И фарфоровые фигурки на полочке!.. Ой, гобелены!..
Словом, восторга мне хватило надолго. Вадим сидел рядом и улыбался.
– Ух ты! – я взяла очередную фотографию. На фоне комнаты стояли два человека – один коренастый, с густыми темными бровями и мрачным взглядом. А второй был как две капли воды похож на Вадима, только солидный, с бакенбардами. – Вот этот на вас очень похож, прадедушка, наверное?
– Может, и прадедушка, – с загадочным видом улыбнулся он.
Я долго рассматривала это фото. За спинами мужчин стоял большой стол на витых ножках, а сбоку виднелся край окна. И на подоконнике виден был фрегат с поднятыми парусами. Стоп-стоп, где-то я такое видела. Именно такой фрегат стоял на окне тети Тамары! Вот так-так…
Да и стол вроде бы тоже знакомый. Да, именно на нем стояла моя туфля в зловещем доме!
Интересно…
Просмотрев остальные фотографии, я вернула их Вадиму.
– Ну, как впечатления?
– Великолепные! Словно побывала в гостях у радушных хозяев старинного особняка. Я очень люблю старину и, знаете, иногда жалею, что родилась не в девятнадцатом веке.
– Знаете, Лиля, чем больше я на вас смотрю, тем больше убеждаюсь – из вас бы получилась замечательная хозяйка такого особняка. Как я рад, что встретил вас! Это… это настоящее чудо! – воскликнул он. – Кстати, с первой нашей встречи я понял, что имею дело с настоящей леди. А это в нынешнее время большая редкость.
– С первой встречи? Это когда я, растрепанная и в домашнем платье, сиганула через забор? – не выдержала я. – Да уж, леди хоть куда!
– Ситуации бывают разные, – пожал плечами Вадим. – Домашнее платье – это как раз вопрос ситуации, а вот воспитание, манеры, хороший вкус – явление постоянное, оно или есть, или его нет. К тому же вы были напуганы. Причем боялись вы не только преступников, которых ожидали встретить в доме. Вас напугало что-то еще, не так ли?
Я призадумалась. А ведь в самом деле, я боялась… самого дома – темного, безлюдного, тихого.
– Я очень боюсь темноты, – ответила я.
– Темноты? – удивленно приподнял бровь Вадим. – Странно… То есть вы всегда спите с ночником и никогда не выходите на улицу после заката?
– Почему? На улицу я вполне выхожу, там ездят машины, ходят люди, там присутствует жизнь. И ночник мне совсем не нужен – ведь в квартире мои родные.
– То есть вас пугает не просто темнота, а когда она сопряжена с тишиной и безжизненностью?
– Да! Мне всегда казалось, что в таких местах, где нет ничего живого, появляется, выползает из щелей что-то… мертвое. Не знаю, как это назвать…
– Понятно. Там, где нет жизни, появляется не-жизнь, – проговорил Вадим, обращаясь скорее к самому себе. Потом обратился ко мне: – Я вижу, вы даже фобию себе выбрали, руководствуясь хорошим вкусом!
– В смысле?..
– Вы боитесь того, чего в самом деле стоит бояться. Боитесь на интуитивном уровне, подсознанием чувствуя – это есть, есть…
– Что есть? – прошептала я, покосившись на окно. Там уже царила темень.
– Не стану пугать вас на ночь глядя, – покачал головой Вадим. – Человеку свойственно любить свет, звук и жизнь и избегать темноты и пустоты. И это естественный, здоровый подход к жизни, предначертанный нам испокон веков. Живое тянется к живому. А там, где нет солнца, света, жизни, поселяется не-жизнь. И живому человеку страшны эти места.
– В смысле там, откуда ушли живые, поселяется нежить? – нарушила я воцарившуюся тишину.
– Там, откуда ушли живые, или же там, где их никогда и не было. И не ждите добра от тех, кто приходит из мрака.
Это он сказал серьезно, многозначительно глядя мне в глаза. Потом улыбнулся:
– Вижу, напугал вас все-таки. Давайте не будем о печальном, я думаю, вам нечего бояться. Ни в моем доме, ни в вашем ателье за стенкой, как видите, ничего страшного не обнаружилось. Я смотрю, вы всерьез любите старину, и хотел бы вам завтра предложить небольшую прогулку туда.
– Куда, в старину? Это как?
– Это сюрприз!
Конечно же, я согласилась. Потом мы болтали о всякой ерунде, дурачились, ели мороженое, а около девяти вечера Вадим пошел провожать меня домой.
– На сей раз домой или к подруге? – шутя осведомился он, когда мы подходили к моему дому. – Как ночь прошла, за стенкой никто не тревожил?
– Нет, ночь прошла тихо, – ответила я, присматриваясь к окнам дома. В нашей квартире светилось кухонное окно, значит, дома кто-то был. Ну, раз так – можно и домой, не обязательно к Нике. – Я домой пойду.
Мы попрощались, и я пошла в подъезд. За все время нашей встречи я то и дело собиралась рассказать ему про листочек, про нашу с Никой поездку в Лозовское, но так и не собралась. Не поверит же, а если и поверит, то не воспримет всерьез! Он, как я поняла, уже счел меня слабонервной дурочкой. Эх, ладно. Все равно никакой пользы от такого рассказа не будет. Будем считать, что я исполнила требование Ники молчать об этом деле.
– Мама, я вернулась! Лада, ау? Кто дома?
Никто не отвечал. Только кошки сбежались в коридор меня встречать. Однако свет же в кухне горит? Странно…
– Мама? – Я прошла на кухню. Там никого не было, а на столе лежал большой лист бумаги и ручка.
«Привет, Лилька! – было написано почерком Лады. – Мама с папой звонили, они остаются в гостях до завтра. Там пир на весь мир. Я тоже к ним присоединюсь. И ты, если хочешь, подтягивайся. На всякий случай, если ты поздно вернешься, оставляю тебе свет включенный, трусишка ты наша. P.S. Если не поедешь – ужин в холодильнике».
Отлично, подумала я, меня на ночь одну оставили! Ехать-то уже поздно. Придется все же ночевать у Ники, одна я здесь после всего случившегося не останусь. Сейчас только покормлю кошек, возьму с собой вещи…
Завтра вечером мы с Вадимом снова встретимся. Вот ведь странно – пока мы сидели в кафе, мне казалось, что я от него без ума, а теперь… ничего особенного не испытываю. Хороший парень, но не могу сказать, что считаю минуты до нового свидания. И совсем не печалит тот факт, что у меня нет его номера и я не могу болтать с ним вечер напролет. А вот случай с кошкой я хорошо запомнила, и он изрядно испортил мое мнение о Вадиме.
Так я раздумывала, снуя по дому и собирая вещи, которые мне понадобятся у Ники. Наконец собрала и открыла сумку, чтоб их туда положить. Так, а это что еще такое у меня в сумке?
Блокнот! Тот самый, который я нашла утром в зловещем доме!
Нашла и тут же забыла о нем. И за целый день не вспомнила – вот ведь идиотка! Хотя день был богат впечатлениями, тут что угодно забудешь.
Я кое-как запихала вещи в сумку, села на стул у кухонного стола и раскрыла блокнот…
Словно сам собой, он раскрылся на развороте. И через этот разворот было написано слово «ПОМОГИ» – большими расплывчатыми буквами толщиной в палец, чем-то темным, со сгустками, и через пару секунд до меня дошло, что это кровь. Засохшая, но достаточно свежая.
Руки мои дрогнули, несколько страниц блокнота перепорхнули сверху вниз, и передо мной предстала другая кровавая надпись – «Не верь!».
– Ой мамочки! – завизжала я, вскакивая. Блокнот упал на пол.
С полминуты мне понадобилось, чтобы прийти в себя. Хорошо все же, что никого дома нет, а то бы перепугала всю семью!
Я подняла блокнот, взяв его через салфетку. Пролистала. Кровавых надписей в нем было всего две, а кроме этого было исписано много страниц – чернилами, карандашом, ручкой, и явно в разное время.
Я была слишком шокирована, чтобы разбирать эти записи. К Нике, к Нике немедленно! Все ей расскажу, и пусть ругает меня сколько влезет.
А потом дошел смысл этих надписей. Получается, человек находился в этой каморке под лестницей, написал просьбу о помощи собственной кровью, а мы с ребятами были там, но никак ему не помогли. А когда я пришла с Вадимом, то было уже поздно, его перепрятали или, скорее всего, убили и помыли пол.
Ужас! Нет, это я буду Нику ругать, а не она меня! Почему остановила, почему не позволила взломать эту каморку?
Как мне жить теперь с этим?!
Я вытерла слезы. Если так, то я завтра расскажу обо всем Вадиму, и пусть вызывает полицию. До сих пор улик не было, но кровь – это уже серьезно!
А что, интересно, означает «Не верь»? Кому не верить, во что не верить? Нике, что ли? Да уж, зря я ее послушала.
Я сунула блокнотик в сумку. Сейчас пойду к Нике, и будет тяжелый разговор.
Читать бесплатно другие книги:
