Грани воды Джордж Элизабет
– Нет, если его не удается опознать, – возразила Энни. – Я ведь уже говорила: она может оказаться новым видом тюленя, который еще никем не описан, но мне казалось, что это маловероятно. То есть трудно допустить, чтобы каждый год по Пьюджет-саунд плавал какой-то тюлень – и в нем не опознали бы новый вид, правда же? Так что, на мой взгляд, этот тюлень – мутант, а если это так, то мы наткнулись на нечто очень важное. Однако мы не первые, кто ее увидел. Предполагаю, что она была где-то кроме залива Пьюджет-саунд.
– Ну, конечно. Мы это и так знаем. Она появляется здесь только раз в год.
– Угу. Но я имела в виду вот что… Посмотри на этот кадр. На ней передатчик, и она уж точно не сама его надела! Плюс к тому, он старый. Можешь посмотреть. Айвор и его маленькая подружка нам мешали, так что идеальный снимок сделать не получилось, но его более или менее можно разглядеть.
– А откуда ты знаешь, что он старый?
Что до Дженн, то она вообще не смогла бы сказать, что это передатчик. Она видела, что сзади на шее у тюленя что-то есть, но это могло быть все что угодно. Тем не менее она поняла мысль Энни. Что бы это ни было, но сам факт того, что оно на тюлене, заставлял думать, что кто-то его там закрепил и, возможно, что этот же кто-то отслеживает перемещения Неры. Ей стало любопытно: кто же этот человек? И почему этот тюлень для него важен?
– Такие модели передатчиков, – объяснила Энни, указывая на ту часть штуковины, которая видна была в кадре, – они больше не используются. Они отваливались, и потому разработали другую модель – такую, от которой тюлень не мог избавиться. – Энни стала просматривать снимки дальше. Похоже, она искала идеальный кадр, однако его не оказалось, потому что она сказала: – Черт, черт, черт! Мне нужен один четкий снимок этой штуки – всего один четкий снимок! – и дело в шляпе.
– А мне казалось, тебе нужны ее ДНК.
– Они мне тоже нужны, но это другое. Это может оказаться даже лучше. – Она вышла из режима просмотра и повернулась к Дженн со словами: – Ты мне очень нужна, красавица. Надо немедленно добыть тебе лицензию аквалангиста! Нам надо заполучить этого тюленя!
Через два дня наступило время следующего урока дайвинга – и Энни проследила, чтобы Дженн была к нему готова. Они заехали на стоянку фитнес-центра Южного Уидби за пятнадцать минут до начала занятия. Энни выпрыгнула из машины и при виде грузовичка Чада радостно сказала:
– Отлично, он уже здесь!
В предрассветной темноте Дженн последовала за ней с куда меньшим энтузиазмом. Она плохо спала, она так ни разу и не провела полной футбольной тренировки – и у нее начало создаваться впечатление, что вся эта история с Нерой серьезно попортит ей жизнь. Она недовольно тащилась к фитнес-центру следом за Энни.
В раздевалке Энни раздевалась так же, как в первый раз, просовывая стройные ноги в минимальные трусики бикини. У Дженн настроение было настолько кислым, что она проворчала:
– Как ты вообще в этом костюме плаваешь?
Энни повернулась к ней, подставив ладони под свои груди, и, кокетливо ими покачивая, ответила:
– Честно? Я бы предпочла выйти в бассейн голая. Мне нравится это ощущение. Но у Чада может крыша поехать. А ты?
Дженн поспешно отвела от Энни взгляд:
– А что я?
– Ходишь голая или одетая? У себя дома во Флориде я почти всегда расхаживаю нагишом.
– Надо думать, соседи в восторге.
– Моей паре это нравится.
– Ему повезло, – сказала Дженн.
– Ей, – уточнила Энни. Поймав взгляд Дженн, она добавила: – Извини. Мне, наверное, надо было сказать раньше. Тебя это коробит?
Дженн пожала плечами, хотя сердце у нее заколотилось, и она не сомневалась, что лицо у нее густо покраснело.
– С чего бы? Сейчас не девятнадцатый век.
– Просто иногда люди к сексу странно относятся, – объяснила ей Энни. – Кстати, ее зовут Бет. Она педиатр. Мы с ней вместе с…
– Я готова, – заявила Дженн.
Ей совершенно не хотелось слушать про Энни, про Бет и про прочее. Ее от всего этого мутило. Она пришла сюда на дайвинг.
Энни сказала:
– Конечно.
Она надела верх купальника и прошлепала в бассейн, где Чад уже готовил свой инвентарь. Он уставился на нее, как и в прошлый раз, а Дженн улыбнулась про себя, подумав: «Если бы он только знал!..» А в следующую секунду у нее дыхание сперло: она увидела, кто собирается нырять на одну из дорожек бассейна.
Это была Толстозадая Всезнайка Бекка Кинг! Она красиво прыгнула, а потом начала плавать, как будто всю жизнь училась. «Ну, еще бы! – подумала Дженн. – А как же иначе?»
Дженн не могла понять, что Толстозадихе могло понадобиться в местном фитнес-центре в пять утра. Очень скоро она получила на это ответ.
Она уже надела гидрокостюм и пояс с балластом и теперь пристраивала на спину баллон, когда мокрая Бекка пришлепала к ним и сказала Чаду:
– Надеюсь, мне можно было размяться?
Чад ответил:
– Хорошо, что размялась. Вы двое знакомы? – и, не дожидаясь ответа, добавил: – Это Бекка Кинг. Она присоединяется к занятиям.
– Что? – возмутилась Дженн. – Постой-ка! Мы что, начнем сначала?
– Не-а. Бекка взяла пару частных уроков. Она все подогнала. По правде говоря, она даже чуть ушла вперед.
«Ну да, – подумала Дженн. – Вполне в ее стиле. Готова на все, чтобы остальные выглядели плохо». Она возмущенно посмотрела на Бекку, которая очень серьезно за ней наблюдала.
– У меня очень долго не получается догнать, – сказала Бекка.
С тем же успехом Дженн могла поверить любой другой сказке.
Чад разрешил им забираться в воду, только повторив все пройденное (на что ушел чуть ли не час). Каждая деталь инвентаря, ее функция, надеть, снять, снова надеть. Глубина, давление воздуха, декомпрессионная болезнь, азотное опьянение и так далее, и тому подобное. Закончил он словами:
– Когда у вас что-то случится, это произойдет в воде – и решить проблему тоже нужно в воде. Этим мы сегодня и будем заниматься.
Оказалось, что заниматься решением проблемы надо было взаимодействуя – и погружаясь – с напарником. У Дженн моментально возникло неприятное подозрение, к чему все это ведет, так что она не удивилась, когда Чад сказал, что они с Беккой будут работать в паре.
– В бассейн, обе, – велел он им. – Бекка, спустись по лестнице и надень ласты в воде. Дженн, ты прыгаешь в экипировке.
– Эй! Почему это я…
– Она уже эту часть прошла. Она тебя обогнала, ты не забыла? Ну, шевелись. Просто повторяй за мной. Делай огромный шаг. Главное – не потерять маску.
Пока Бекка спускалась по лестнице, Дженн наблюдала за Чадом, который, конечно, представил все так, будто это очень просто. Дженн последовала за ним, стараясь повторять его движения. Она шлепнулась в воду, потеряла маску, хватанула воды носом и чуть не ударилась головой о бортик бассейна – и все из-за своих ластов. Она вынырнула на поверхность, кашляя и отфыркиваясь. Бекка успела сплавать за ее маской и протянула ее ей.
Дженн вырвала маску у нее из рук.
– Сама справлюсь, ясно?
И она утешила себя приятными мыслями о том, каким сексуальным маршрутом может отправляться Толстозадиха.
Бекка посмотрела на нее в упор таким нервирующим взглядом, что Дженн захотелось ей нос откусить.
– Ну, что? Что? – рявкнула она, а потом, понизив голос, добавила: – И вообще, что ты здесь делаешь? Что тебе в голову взбрело? Рассчитываешь, что Деррик сюда заявится, или что?
– Я помогаю одному другу, – сказала Бекка.
– Хочешь сказать, что у тебя есть друг? – отреагировала Дженн.
Бекку передернуло, что немало порадовало Дженн. «Не лезь в мою жизнь, сучка!» – подумала она.
Бекка сказала:
– Рыбак рыбака… правда? – И, не давая Дженн возможности вопросить, что это, к черту, должно означать, обратилась к Чаду: – Ладно, препод, что теперь?
Глава 21
Бекка мысленно приготовилась к наступлению Дня гвоздик в своей школе. Она прекрасно знала, что это событие из тех, которые больно ранят – нечто сходное с неполучением валентинки в начальной школе, только еще хуже. Однако она достаточно скоро убедилась в том, что несколько лет назад родительский комитет нашел решение проблемы для тех, кто оказывался в Лэнгли без гвоздик. Всем ребятам, которым не суждено было получить цветок от соучеников, гвоздики вручались от родительского комитета.
Цветы раздавали перед обеденным перерывом, чтобы у всех было время прочитать послания, прикрепленные к стеблям гвоздик. В результате чирлидеры ходили по школьному двору с таким множеством цветов, словно они только что откатали произвольную программу по фигурному катанию на олимпиаде. Это же относилось к тем школьникам, которые пользовались популярностью. В эту же категорию попали спортсмены. Восклицания типа, «Ого!», «Круто!», «Класс!», «Вот это да!» доносились со всех сторон: с ними эти ребята вываливали охапки цветов на столы и садились читать послания. Но одновременно с этими восклицаниями и оживленной болтовней шли шепотки – Бекка ощущала их как горячие и напряженные. Они заполняли школу неслышным шумом, который производили те ребята, которые получили всего один цветок – и те, кто видел их с одним цветком.
«Он же… ей больно… попробовала бы сбросить килограммов десять, коровища… жалкая тварь… ненавижу, ненавижу, ненавижу!.. и вообще он идиот… и так всегда… он не… она все-таки… почему никто никогда…» – ясно говорили о том, что чувствуют окружающие. Бекке все мероприятие представлялось отличным способом закрепить плохие отношения везде, где они имелись.
Она заранее приготовилась к одной гвоздике. Хотя у нее мелькнула было мысль отправить самой себе пару цветков, чтобы не выглядеть настолько жалкой, но она решила, что лучше потратит деньги на что-нибудь более важное, например, на еду. Она была очень удивлена, получив три цветка.
Непонятно, как им это удалось – но Диана Кинсейл, Сет Дэрроу и Дебби Гриедер послали ей гвоздики с записками, которые были забавными и теплыми. Она особенно широко улыбнулась, прочтя послание Сета: «Мы с тобой, милая, заодно». Ей подумалось, что Сет ей настоящий друг. Она решила, что, если бы он продолжал учиться в школе, она отправила бы ему шесть цветков.
В результате этого она чувствовала себя далеко не так отвратительно, как ожидала, потому что, конечно, одно она знала точно: что от Деррика она цветов не получит. И она с этим более или менее смирилась – пока не увидела Кортни Бейкер.
Она с трудом несла охапку, в которой оказалось чуть ли не сто гвоздик. Наверное, решила Бекка, у нее весь перерыв уйдет на чтение записок. Она поискала взглядом Деррика, предполагая, что он окажется загружен точно так же – однако его не видно было.
Кто-то из чирлидеров подошла к Кортни, оценивающе глядя на ее цветы. Бекка услышала ее слова:
– Ого! Наверное, даже не надо спрашивать, как у вас двоих все идет!
Кортни наклонилась и что-то ответила, на что чирлидер отреагировала:
– Кортни! Не может быть! Не верю!
Бекка больше ничего из их разговора не услышала: кто-то налетел на ее стул сзади с такой силой, что она стукнулась о стол. Противный голос сказал:
– Ох, извини, Жирдяйка! – Бекке даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять: мимо нее проходит Дженн Макдэниелс. Заметив ее гвоздики, Дженн добавила: – Ого! У тебя три друга?
Бекка повернулась на стуле и увидела, что у Дженн цветок один. Невольно она сказала:
– Кстати, о друзьях, Дженн… – и продолжать не стала.
Дженн швырнула свою гвоздику Бекке на колени.
– Ага, конечно! – рявкнула она. – Кстати о друзьях…
И она удалилась с шепотками: «Всезнайка… жирдяйка… уродина», – и еще несколькими словами, благодаря которым шепотки Дженн Макдэниелс всегда были такими узнаваемыми.
Бекка вздохнула, но тут же поняла, что шепотки Дженн перестали ранить ее так сильно, как это было вначале. Она задумалась над этим: возможно, она приблизилась к тому, о чем ей твердила бабушка. По словам той, истинное предназначение шепотков было в том, чтобы влезть в шкуру другого человека и лучше его понять. В тот момент Бекка не понимала, о чем говорит бабушка, но теперь ей показалось, что она к такому пониманию приблизилась.
Она развернула записку от цветка Дженн, ожидая увидеть, что там будет напечатано что-нибудь вроде: «С дружескими чувствами от родительского комитета». Вместо этого там значилось: «От твоего личного Красавчика». Значит, насчет Дженн Макдэниелс она ошиблась.
После уроков Бекка отправилась в город, сев на бесплатный автобус, который высадил ее неподалеку от мотеля «Утес». В это время года он выглядел пустым и печальным, а отсутствие машины Дебби Гриедер сказало Бекке, что сейчас ей не удастся поблагодарить ее за доброту и записку «Д. Г. и ее жевуны говорят: ты лучше всех!». Она направилась в «Саут-Уидби Коммонз», решив, что, скорее всего, застанет там Сета.
Вот только там оказалось множество других людей. Войдя, она сразу же увидела Сета: он сидел за столом в углу и читал какую-то книгу (это оказалась «Сидхартха»). Он двигал губами и щурился на книгу – но Бекке было непонятно, как он вообще ухитряется читать. Шум в клубе царил просто адский. Она попыталась закрыться от него с помощью глушилки, но даже это ей не слишком помогло. Толпа собралась в помещении галереи, но народу оказалось слишком много, так что часть людей перетекла и в кофейню.
Она протолкалась через собравшихся к Сету. Он поднял взгляд от страницы – и при виде нее его лицо осветилось улыбкой.
Она сказала:
– Привет.
Он ответил:
– И тебе.
– Ты прислал мне цветок. Это было абсолютно круто.
– Ты же меня знаешь. Крутой – это мое второе имя. Когда оно не Тупарь.
– Тупарем ты никогда не бываешь!
– О контрер, – возразил он на плохом французском. – Тупарь, по меньшей мере раз в неделю. Два раза, если не везет. Но по-любому я из тех, кто «говорит это цветами», а ты – из тех, кому цветы дарят. А раз так, то я послал тебе цветок. – Он положил книгу на стол обложкой вверх, снял свою фетровую шляпу и принялся возиться с конским хвостом. – Но это не значит, что мы парочка, да? – добавил он. – Не хочу, чтобы у тебя появлялись какие-то не те мысли. Просто мне не хотелось, чтобы ты боролась с проклятием одной гвоздики.
– Я получила три, – похвасталась она.
– Черт! Мог бы сэкономить доллар.
Она сказала:
– А Дженн Макдэниелс швырнула свою в меня.
– Ух! А она получила всего одну? Мерзко. Но неудивительно.
– Она была не от родительского комитета, – сообщила ему Бекка, – а от Красавчика. Так там говорилось.
– Тогда она, скорее всего, ее сама себе отправила, – сказал Сет. – Потому что это звучит не слишком убедительно.
Бекка нахмурилась:
– Ты же не считаешь…
– Считаю. Это – и к тому же все ее личное дерьмо… Не подпускай ее ближе чем на пятьдесят шагов.
Бекка начала было ему отвечать, но ее прервали яростные крики. Они доносились из галереи, где шло собрание. Какой-то мужчина орал:
– Господи, почему бы вам не заняться своими делами? Можно подумать, животное здесь для того, чтобы спасать ваш задрипанный городишко!
Тут возмущенные возгласы полетели со всех сторон.
Сет сказал:
– Царит обычный дурдом.
Бекка развернула свой стул, чтобы видеть, что происходит.
Она узнала мужчину, который вызвал всеобщее возмущение. Эдди Беддоу – тот тип, который стрелял на берегу у Сэнди-пойнт. Кто-то орал на него:
– Заткнись и сядь!
Кто-то еще вопрошал:
– А когда ты сделал для Лэнгли что-то позитивное, Эдди?
Еще один голос произнес:
– Давайте успокоимся, народ.
Этот голос был Бекке знаком. В собрании участвовал Айвор Торндайк. Снова повернувшись к Сету, она спросила:
– Что тут происходит?
– Тюленьи наблюдатели объявили срочный сбор.
– Опять из-за черного тюленя?
– Ну, да. Если они и устраивают говорильню, то по одной-единственной причине.
Бекка сопоставила это со своим присутствием на катере во время конфронтации Айвора с Энни Тэйлор и Чадом Педерсоном и спросила:
– Сет, а что ты знаешь про этого тюленя?
– Знаю только, что это самка тюленя и она черная, – ответил он. – Она появляется раз в год, и в городе ей устраивают большие торжества.
Бекка посмотрела в сторону галереи, где, похоже, начали толкаться и пихаться, и сообщила Сету:
– По-моему, тут есть еще что-то.
– Это как?
– На ней передатчик.
– На ком?
– На тюлене.
– Это как? Она – механический тюлень? – он расхохотался. – Ну уж, нет, Бек. Мне она всегда казалась очень даже настоящей. Или ты имеешь в виду, что она с кем-то общается? Эй, может, она инопланетная форма жизни! Если оказаться от нее слишком близко, она запихнет тебе через глотку свое потомство, которое вырвется у тебя из желудка, когда отрастит зубы!
– Ужасно смешно, – проворчала Бекка. – Но вот что я тебе скажу: я присутствовала при том, как к ней подобралась Энни Тэйлор, и когда она заметила на тюлене передатчик… Это было нечто, Сет. Тут что-то непонятное происходит.
Она протиснулась поближе – туда, откуда можно было заглянуть в помещение галереи. Айвор стоял перед толпой, которая развернулась перед ним, словно людской веер. Эдди Беддоу протискивался вперед – и явно бросал вызов Айвору. Из-за размера комнаты (а она была очень маленькая) он казался громадным. Вены у него на висках так набрякли кровью, что походили на червей, извивающихся под кожей.
Он говорил:
– Слушайте меня, вы все. Этому чертову тюленю нечего здесь делать. Ты это знаешь, Торндайк, лучше остальных. И чем быстрее вы, идиоты, вобьете эту мысль в свои тупые головы, тем лучше будет всем.
Снова поднялся крик. Бекка обвела взглядом присутствующих. Она нисколько не удивилась, увидев там Дженн Макдэниелс, которая сидела рядом с Энни Тэйлор. По другую руку Энни сидел Чад Педерсон – и они с Энни о чем-то увлеченно разговаривали. Сама Дженн сгорбилась на своем стуле, с подозрением глядя на Айвора и Эдди.
Эдди Беддоу не унимался, все сильнее распаляясь по поводу угольно-черного тюленя.
– От этого тюленя были одни неприятности, с первого дня, как она здесь появилась. Она и так уже слишком непринужденно себя чувствует рядом с людьми. Скоро нападет на кого-нибудь из ребятни на пляже. И где вы все тогда окажетесь? Возможно, она уже чем-то больна: иначе зачем ей подбираться так близко к берегу?
Крики стал громче. Многие вскочили с мест. Айвор попытался всех успокоить. Бекке происходящее показалось настоящим столпотворением, но Эдди это столпотворение явно доставляло удовольствие.
Он продолжил:
– Надо оповестить Службу охраны рыболовства и диких животных. Надо, чтобы они ее отсюда убрали, пока она не передала свою заразу и не испортила нам весь улов рыбы и крабов. Понимаете?
Тут на ноги вскочила Энни Тэйлор. Она закричала:
– Послушайте меня! Этот тюлень абсолютно здоров. Я была от него близко. И Чад тоже. – Тут она положила руку на плечо этого молодого человека. – Если на то пошло, то и мистер Торндайк тоже там был.
Это сообщение вызвало бурный ужас.
– Вы к ней приближались?
– Что происходит?
– А вы лицемер, Торндайк!
– Да-да, поспрашивайте его! – возликовал Эдди Беддоу. – Спросите у него, зачем ему этот тюлень понадобился!
Поднялась новая волна криков, рыка и ругани. Атмосфера стала такой напряженной, что Бекка ощущала это физически. Ей было трудно дышать, она не могла связно думать. Ей необходимо было срочно уйти! Она с трудом пробралась сквозь толпу к двери. Оказавшись на улице, она стала жадно хватать воздух ртом.
Уже стемнело, и тени вокруг нее представлялись предостережением об опасности. Бекка подумала, что кому-то в Лэнгли следовало бы внять этому предостережению – пока еще не слишком поздно.
Часть 5. Гос-Лейк
Глава 22
Когда стали раздавать гвоздики, Деррик понял, что облажался. Кортни прислала ему тридцать семь цветков. Он отправил ей два.
Ему хотелось прибегнуть к объяснению: «Я же парень» – именно этими словами мужчины старались замазать любой промах в области романтических жестов. Они говорили: «Ну, я же парень», и это должно было сказать, что, будучи представителем сильного пола, они толком не знают, как нужно правильно поступать в сердечных делах.
Вот только дело было в том… Он прекрасно знал, как именно следовало поступить. Он – ее парень, и об этом знал весь свет. Так почему он не сделал красивого жеста с цветами?
Кто-то определенно его сделал. Или даже не один кто-то. Потому что когда он увидел Кортни выходящей со двора, она несла чуть ли не двести цветков. А еще лицо у нее было печальное и растерянное. Ему подумалось, что записка «С любовью от Деррика» и два жалких цветочка не идут ни в какое сравнение с тридцатью семью разными посланиями, которые отправила ему она.
Он понимал, что именно она думает: его промах с цветами прямо связан с той ссорой, которая произошла между ними, когда он ушел с молитвенного собрания. Ну… это было так – и в то же время не так. С ним что-то происходило. Просто он не понимал, что именно.
И было очень некстати, что когда он выскочил из того чертового класса, в коридоре оказалась Бекка Кинг. Она видела, что между ним и Кортни происходит что-то нехорошее – и по каким-то причинам, о которых ему не хотелось задумываться, этот факт еще больше все испортил. Единственным утешением было то, что Бекка тут же убежала. Она не услышала, как они с Кортни сцепились, так что хотя бы не могла позлорадствовать.
Но момент был отвратительный. И самым неприятным было то, что никакие его слова не смогли убедить Кортни в том, что своей якобы «молитвой» о них она его предала.
Она окликнула его:
– Деррик! Куда ты? Что случилось?
Он прошипел в ответ:
– Что случилось? Это наши личные отношения. С чего это ты вздумала говорить о нас в присутствии кучи ребят?
Она ответила:
– Можно подумать, все не знают, что мы с тобой встречаемся.
Ему захотелось со всей дури лягнуть стену.
– И что? Чувиха, я ушам своим не поверил!
Ее голубые глаза расширились.
– И вообще я обращалась к Господу, а не к ним. И не называй меня чувихой, пожалуйста!
– Отлично. Ладно. Извини. Кортни. Так вот: ты вела свой разговор с Господом так, что тебя подслушивали пятнадцать человек. И, блин, ты должна была меня предупредить, что собираешься говорить про наши дела.
– Но ты же знаешь, что я молюсь. Я постоянно молюсь о многом. И я говорила тебе, что молюсь о нас с тобой. Неужели ты думаешь, мне легко, когда мы раздеваемся и…
– Ладно, ладно! – он поспешно огляделся. Это был полный бред. Ему меньше всего нужно было публичное заявление в школьном коридоре насчет того, насколько далеко они друг с другом зашли. – Значит, я правильно понял: ты «молилась» о нас в этой идиотской группе с того момента, как мы начали встречаться?
– Эта группа не идиотская!
Она говорила негромко и твердо, но в глазах у нее отражалось потрясение.
– Это – группа школьников, Корт. И они слышали то, что их совершенно не касается. Ты говорила им определенно… Я даже знать не хочу, сколько ты им уже успела рассказать, пока «молилась».
– Не говори это таким тоном. По твоим словам получается, мои молитвы в школе – это ужасно смешно.
– А разве нет?
– Нет, нисколько. Ни один человек из молитвенной группы не скажет ни одного слова о тебе и обо мне. Они не такие. Они не распространяют сплетен.
– Да ты шутишь! Неужели ты и правда такая простушка?
– Сплетням не место в деле Иисуса, – заявила она.
Он сказал:
– Мне надо отсюда валить.
С этими словами он оставил ее одну в коридоре. Уходя, он недоуменно тряс головой. Или она ненормальная, или это он ошибается. Но в любом случае все было отвратительно.
И все же он не из-за этого не засыпал ее цветами. Конечно, это было убедительным предлогом – но это не было настоящей причиной. Причина была в том, что происходило с ним самим. Он разрывался между желанием – таким сильным, что у него все тело болело, – и ощущением того, что, когда он с ней, ему не хватает чего-то жизненно важного, и это что-то никак не связано с сексом.
Он пытался понять, в чем же дело. О чем это говорит? Им хорошо вдвоем. Они чуть ли не вспыхивают ярким пламенем. При встречах они подходят все ближе к краю обрыва – и если уж падать с него так, как ему хочется упасть, то он определенно хотел бы упасть вместе с ней.
Так ведь? Вот в том-то и был вопрос. Его гормоны вопили: «Ага, ага, ага, брат!» И его сердце практически от них не отставало. Его мозг говорил: «Ну же, не дури. Ты же человек, а сейчас средств предохранения полно». А вот его душа шептала: «Эй, Дер… наверное, нет».
И он не понимал, почему его душа это говорит. Только… он все-таки понимал. Только… хотел бы не понимать, потому что тогда жилось бы ему гораздо легче.
Ситуация осложнилась еще и потому, что, как выяснилось, Кортни была права насчет ребят из молитвенного кружка. Ни один из них ни слова не сказал. Никто ему не подмигивал. Никто не ухмылялся. Никто не сказал: «Ой, мамочки, ну вы и отжигаете!» Нигде не было ни малейшего намека на то, что Кортни Бейкер молит Бога помочь ей не дать Деррику Мэтисону то, что она собирается отдать только тому мужчине, за которого выйдет замуж. Так что она была права, а он ошибался – и даже это было ему непонятно.
Ему хотелось обсудить всю ситуацию. Ему хотелось посмотреть на нее с самых разных сторон. Однако он обнаружил, что единственным человеком, с которым ему хотелось бы поговорить о том, что с ним происходит, оказалась Бекка Кинг. А с ней он говорить никак не мог.
Спустя два дня ему наконец-то сняли гипс. А еще через два дня Кортни предложила после школы поехать в кафе, расположенное далеко в лесу к западу от Лэнгли. «Кафе Мукилтео» специализировалось на жарком, выпуская на улицу облака со странным запахом подгоревших тостов, а поскольку без машины туда добраться было непросто, то в лесном кафе обычно не толпились школьники.
– Давай отметим твою ногу, – предложила она. – Уверена, что ты рад был избавиться от гипса.
Он согласился – и когда они приехали в кафе, окруженное лесом, то оказались там одни. Они сделали заказ и устроились у одного из широких окон, выходивших на деревья. Разговор начала Кортни.
Она сказала:
– На самом деле мне вроде как хотелось с тобой поговорить. В смысле – не только о том, что рада насчет твоей ноги.
– Ладно, – настороженно ответил он и стал ждать продолжения.
– Просто… ну, я увлеклась. В тот момент мне казалось, что я все делаю правильно. Понимаешь, я решила, что тебе это понравится. Но… ясно, что я ошиблась.
Деррик помешал свой горячий шоколад. Ему не особенно хотелось что-то пить, но было неловко занимать в кафе место, ничего не покупая – вот он его и взял. Лучше бы он выбрал что-нибудь из еды. У него в животе бурчало. Хотелось бы чем-то успокоить желудок. Однако ее слова немного его успокоили: они заставляли думать, что она наконец-то начала что-то понимать насчет обсуждения их личных отношений в присутствии посторонних ребят.
Он сказал:
– Спасибо за понимание, Корт. Видишь ли, дело не в том, что я не молюсь. И не в том, что я не хотел бы, чтобы ты молилась. Но когда ты сказала им о том, что мы…
– Господи! Постой! – Она села прямее. – Ты решил, что я говорю о молитвенном кружке?
– А что, нет?
– Нет. Я по-прежнему считаю… – Она перевела взгляд на свой кофе, а потом – на тарелку. Она заказала теплую булочку – и теперь съела кусочек. Он последовал ее примеру, но ему показалось, что эта булка похожа на пересушенные опилки, посыпанные сахаром. Кортни сказала: – Ну, это неважно. Я говорила про цветы.
«О!» – мысленно вздохнул он. Значит, без оправдания «я же парень» не обойтись. Он сказал:
– Извини насчет этого, Корт.
Читать бесплатно другие книги:
