«Сглотнула рыба их…» Беседы о счастье Кучерская Майя
Т. Б. Возможно, вас удивит утверждение, что силой, притягивающей друг к другу влюбленных, является не столько стремление к продолжению рода, сколько желание – каждым из них – симбиотического единства, пережитого когда-то в полноте с собственной матерью.
Эмоциональная связь с матерью оставляет в душе ребенка неизгладимый след. Для младенца мать олицетворяет весь мир. Она – источник жизни. Не только в том смысле, что в ее теле зародилась его жизнь, что она питала его своими соками, пока он был в утробе. Но родив его, мать и дальше обеспечивает младенцу выживание, удовлетворяя его жизненные потребности. От любви и заботы матери в буквальном смысле зависит жизнь ребенка. Никакие другие отношения никогда не будут такими тотально значимыми для нас, как отношения с матерью в первые дни, недели и месяцы нашей жизни.
И этот первый – бессознательный – опыт любви, хранящийся в нашей памяти на самой ее глубине, будет оказывать на нас влияние всю нашу жизнь. Абсолютное, безусловное приятие, которое давала нам мать, когда мы были еще ее частью и в первые, самые важные недели нашей жизни, – вот образец любви, к которой мы будем стремиться. Всю жизнь будем искать в отношениях ту полноту слияния с другим, которую когда-то уже испытали. Будем надеяться, что это возможно. А несбыточность этой надежды будет порождать разочарование в том, кто не смог нам такую любовь дать…
Воспоминания об этом райском периоде жизни хранятся в нашей памяти не в словах, а в ощущениях, поэтому так трудно до них добраться и тем более изменить их власть над нами.
М. К. Может, и так, но как это проверить? Наверняка про это существуют исследования, но с колоколенки полного профана замечу: если влюбленность – это тайная мечта о симбиотическом единстве с матерью, мы должны бы влюбляться в женщин, годящихся нам в матери? С подростками, кстати, это постоянно случается – и школьники, и школьницы влюбляются в своих учителей. Но с годами ситуация меняется. Есть, конечно, тип мужчин, которые предпочитают женщин старше себя, и тут можно разглядеть что-то похожее на то, о чем вы говорите. Есть и женщины, любящие молодых людей, которые их заметно младше, хотя этот механизм, пожалуй, сложнее. Но чаще в семью соединяются женщина и мужчина старше ее. В основе таких отношений, думаю, как раз инстинкт продолжения рода, а вместе с тем желание обрести друга, помощницу, вторую половину, что там еще нам подсказывает язык, которая хорошо бы любила нас, как мать, но желательно лучше, чем мать. Материнская любовь часто слепа, не так уж много матерей мудрых, помогающих своим детям расти, раскрыться, а не душащих их своей заботой. Но правильная жена должна помогать мужу расцвести. Как и хороший муж должен помочь жене расцвести, достичь полноты – человеческой, социальной, карьерной, всякой.
Т. Б. Влюбляться в женщин, годящихся нам в матери, означает стремление найти замену первичному объекту. И такое тоже бывает. Но все же в норме человек стремится не вернуть объект, а воспроизвести образец любви. И человек противоположного пола в каком-то смысле более пригоден для полного слияния, по крайней мере, в моменты физической близости. Поэтому, наверное, мужчина и женщина и могут – в перспективе – стать той самой одной плотью, о которой говорил апостол Павел.
Что касается материнской любви, то ни одна на свете мать не может дать растущему ребенку той любви, того слияния, которое было у них в первые недели жизни. И чувства по отношению к матери дети в процессе взросления испытывает разные, иногда даже ненавидят ее. Но их бессознательное хранит образец любви, который они получили в первые дни своей жизни. Это импринтинг.
В своих попытках обрести этот недостижимый идеал любви человек неизбежно проходит то, что называется влюбленность безответная.
М. К. Предположу: одна из самых частых причин обращения к психологу – безответное чувство.
Т. Б. И не ошибетесь! И вот одна из таких историй.
Диана – худенькая, миловидная девушка лет двадцати, – влюблена в парня, который ей давно нравился, но никогда не обращал на нее внимания. Она проявила инициативу в знакомстве, завязав переписку по интернету. Какое-то время они общались в виртуальном пространстве, затем встретились, но после нескольких встреч парень оборвал отношения и стал избегать любого контакта с ней. Диана караулила его у подъезда, но он проходил мимо, даже не взглянув на нее. Звонила по телефону, но он не брал трубку. Писала душераздирающие эсэмэски – всё безуспешно. Тогда Диана вступила с ним в интернет-связь под каким-то выдуманным ником, «втемную».
История повторилась – вначале они переписывались недолго, потом стали говорить по телефону, причем голоса Дианы парень не узнал. Однажды Диана прочла ему по телефону написанный ею рассказ. Он слушал. Долго. И ей показалось, что этот рассказ стал ниточкой, протянувшейся между ними. Теперь парень уже хотел, чтобы «Гюльчатай показала личико». Но Диана боялась открыться и, сколько могла, тянула время. Парень настаивал, и, не зная, как быть, Диана пришла к психологу.
М. К. Двойная жизнь Вероники – да и только. Вообще у виртуального пространства столько возможностей, в нем спрятано столько сюжетных ходов, впрочем, использованных во многих фильмах. А может быть, эта Диана – просто писательница, не осознавшая своего призвания? Придумала персонаж, да еще и убедительный, парень вон сразу поверил, потом и рассказ сочинила, видимо, тоже цепляющий – парень сразу захотел увидеть автора. Точно писательница. Я бы пригласила ее на литературные курсы. Во всяком случае она явно с творческим началом. Но что же вы ей ответили?
Т. Б. Эту историю рассказал мне мой друг и коллега. Хотя я и сама могла бы рассказать таких десятки. Если не больше. Историй под названием «безответная любовь». Вернее, влюбленность, которая не может перерасти в любовь.
М. К. Любопытно, что вы рассматриваете любовь как неизбежное продолжение влюбленности. Хотя часто влюбленность ни во что не перерастает: совместный взлет – и… обрыв отношений без продолжения. Сплошь и рядом такое случается. Но в данном случае, почему у Дианы нет шансов от влюбленности перейти к любви?
Т. Б. Нет-нет, влюбленность не перерастает в любовь с неизбежностью. Она представляет собой зародыш любви, шанс любовью стать. А почему в случае с Дианой этого не происходит, попробуем не спеша разобраться.
Итак, она влюблена и хочет взаимности – того самого симбиотического единства, всепоглощающей любви. Но парень не хочет. Ему такая степень близости, такое слияние – по крайней мере с Дианой – не нужны. Девушку это не останавливает. Ее выгоняют в дверь, она – в окно. Притворилась другой, назвалась чужим именем и вступила в отношения под маской. И на вопрос психолога: «Чего же вы от него хотите?», Диана отвечает вполне хрестоматийно: «Хочу быть нужной». И сама в это верит. Но быть нужной – значит удовлетворять какую-то нужду, отвечать какой-то потребности. Парню же от нее ничего не нужно. Но девушка настаивает: «А я хочу, чтобы было нужно!»
Фактически, пытаясь заставить парня принять то, чего он не хочет, Диана насилует его.
М. К. Как-то безжалостно. Страсти – они ж такие. Не мытьем, так катаньем, не прямым нападением, так осадой. Да может быть, если цель все же будет достигнута, она и в самом деле составит счастье этого парня? Во всяком случае, ей же удавалось его развлечь, рассказом вот на ночь… И «хочу быть нужной» – естественно, всякий влюбленный этого хочет.
Т. Б. Но здесь все наоборот, это он ей нужен. Его внимание, его любовь. Хорошо бы, чтобы девушка это в себе увидела, но говорить с ней об этом еще рано. И «принимая на веру» убежденность Дианы, что движет ею только желание давать, психолог спрашивает: «Действительно хочешь? А можешь ли? Ну вот, например, твои рассказы – единственная ниточка, протянувшаяся между вами, – похоже, они ему могли бы быть нужны. Можешь ли – как Шахерезада – развлекать его 1001 ночь?» И девушка вынуждена признать: «Хотела бы, но не готова». И это – хочу, но не могу давать – первое, лежащее практически на поверхности, противоречие, которое всегда имеет место в сложно сплетенной паутине безответной влюбленности.
М. К. Да почему «не могу давать»? Не могу в таком масштабе, 1001 ночь – нет, но сто-то – запросто. У каждого своя мера. Возможно, этому парню хватило б и десяти ночей. Психолог назвал заведомо неисполнимую задачу, она честно ответила. Но мы и не в сказке – за ночь строить дворцы.
Т. Б. Соглашусь – психолог допустил преувеличение, потому что некоторые вещи на полутонах незаметны. Прием этот помогает Диане взвесить, оценить способность осуществить декларируемую ею готовность быть нужной. Причем именно этому человеку, чтобы в иллюзиях на свой и его счет не пребывать. Это необходимо, но не достаточно, ведь остается то, что может быть еще важнее для незрелой личности – потребность получать. И тут второй внутренний конфликт из той же серии – хочу, но не могу получить, не могу добиться.
Но принять свою неспособность давать легче, чем согласиться с тем, что тот, от кого ты ждешь любви, тебе ее дать не может. Или, что еще хуже, не хочет.
М. К. Это и в самом деле обидно, когда тебя не любят, не хотят. Так и хочется надуться, как в детстве, крикнуть «я так не играю!» и обидеться на весь мир. Может, хоть тогда этот мир опомнится и полюбит меня обратно?
Т. Б. Идея добиться любви, то есть получить то, чего тебе не дают добровольно, действительно уходит корнями в детство. Ведь в детстве мы иногда получали внимание, ласку, утешение – как результат наших действий. И мы понимали: «Вот, не зря я старался! Любви можно добиться!»
Почему же поведение, построенное на основе сделанного в детстве умозаключения, не меняется, когда человек взрослеет?
Дело в том, что у безответной любви есть и свои преимущества, свои «выгоды».
М. К. Как безответное чувство может быть выгодно?
Т. Б. Безответная влюбленность – по-своему гениальное бессознательное решение, найденное человеком в попытке обеспечить удовлетворение одновременно всех его противоречивых потребностей, осознаваемых им и неосознаваемых. Найденный им компромисс.
Безответная влюбленность соответствует точке в центре «паутины» потребностей, и некоторые люди застревают в ней на всю жизнь – раз за разом они будут выбирать для своих романтических чувств объект, который их никогда не полюбит.
М. К. В этой логике получается, что человек, который всегда ищет неразделенной любви, боится, что его полюбят. Не могу себе вообразить, существуют люди, которые не хотят быть любимыми?
Т. Б. Хотят. Но боятся.
Существует, как это ни странно, и страх любви. Ведь любить – значит открыться. Не только всему положительному в этом мире, но и всему отрицательному, что в результате этой открытости может произойти и принести нам боль, страдание и печаль. И в глубине души прячется ужасный неотвязный вопрос: не уничтожат ли нас эти новые отношения? Любовь несет с собой обостренное понимание того, что у нас уже не может быть никаких гарантий безопасности. Ведь любить безоглядно – значить рисковать потерять всё.
Головокружительные перепады страха, тревоги и радости являются неотъемлемым свойством любви. А пронизанная тревогой радость не сводится к вопросу о том, ответят нам взаимностью или нет. Парадоксально, но бывает так, что тревога влюбленного усиливается как раз тогда, когда ему отвечают взаимностью, а не тогда, когда его чувства остаются без ответа. Потому что настоящий спор – идти вперед навстречу любви или остановиться – идет внутри самого человека.
М. К. Еще один страх, не позволяющий распахнуть ворота крепости, наверное, страх, что он умрет? И этого я уж точно не переживу.
Т. Б. Как ни странно, да, страх смерти. Связь между любовью и смертью становится наиболее явной, пожалуй, когда у человека появляются дети.
М. К. У меня есть про это любимая цитата из Толстого – о любви Лёвина к его ребенку, младенцу, вот собственно: «Что он испытывал к этому маленькому существу, было совсем не то, что он ожидал. Ничего веселого и радостного не было в этом чувстве; напротив, это был новый мучительный страх. Это было сознание новой области уязвимости. И это сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы не пострадало это беспомощное существо, был так силен, что из-за него и незаметно было странное чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он испытал, когда ребенок чихнул».
Т. Б. Страх перед смертью испытывали люди всегда. Мы, люди XXI века, меньше защищены от этого всеобщего страха, поскольку утратили веру в бессмертие, которой были вооружены наши предки. Соответственно, мысли о смерти в наше время усиленно подавляются. Но человек не может заблокировать ни один важный аспект своего существования, не заплатив за это эквивалентным количеством внутреннего беспокойства. И если имеет место одержимость человека чем бы то ни было, то мы можем обнаружить за этим какое-то подавление. Куда направляется энергия, порожденная подавлением страха смерти? В нашу неотвязную зацикленность – на сексе, на деньгах, на здоровье, на чистоте, на порядке и… на объекте неразделенной любви.
Неотвязная зацикленность отвлекает человека от факта, что с каждой секундой своей жизни он приближается к смерти и что смерть – единственная неизбежность в нашей жизни – может случиться в любой момент.
М. К. В слове «зацикленность» мне слышится осуждение. Зацикленным быть плохо! Ну да. Но как еще-то от нее, от женщины в белом и с длинной косой, оборониться? Может, конечно, и не надо. Помня о том, что она неизбежна, жить себе спокойно, глотая черешню и поплевывая косточки прямо под дулом пистолета, как один известный персонаж на дуэли. Но это все же трудно. Вера в бессмертие, конечно, несколько облегчает дело. И влюбленность, пожалуй. Хотя любовь еще больше.
Т. Б. Влюбленность взаимная и безответная защищают человека от страха смерти, страха небытия по-разному. При взаимной влюбленности тот, в кого мы влюблены, стоит между нами и пропастью. Мы знаем, что бездна есть, но не видим ее, пока любимый заслоняет ее собой. Но как только он делает шаг в сторону, бездна открывается, и мы в панике требуем, чтобы он стоял там неотлучно. А вдруг любимый сам упадет в пропасть, если двинется с места? Женщины, которые беспрестанно звонят мужу, спрашивая, где он, с кем, что делает, на самом деле проверяют – на месте ли их любимый или его уже поглотила пропасть. При влюбленности безответной мы стоим на краю обрыва, спиной к пропасти, а возлюбленный перед нами. Мы знаем, что пропасть за нами, поэтому не можем сделать назад ни шага. Мы пошли бы вперед – от пропасти, но тот, в кого мы влюбились, не подпускает. Нам страшно, больно и обидно одновременно. Но тем не менее мы переживаем нашу привязанность как спасительную. Мы «зацепились» за возлюбленного взглядом и не можем отвести его ни на минуту, чтобы поискать более подходящую «зацепку», из страха свалиться в пропасть.
Безответная влюбленность содержит в себе все проблемы и все страхи, свойственные человеку вообще, так же как в капле воды проявляются все присущие ей свойства.
М. К. Получается, не так уж это тяжко любить безответно. Безответная любовь не так безнадежна, как это кажется на первый взгляд. По крайней мере, вовсе не бессмысленна.
Т. Б. Конечно. Безответная любовь позволяет человеку не делать то, что ему не под силу, на что у него нет внутренних ресурсов. В детстве, подростковом возрасте и юности безответная любовь – норма. Это «детская болезнь», которой все должны в свое время переболеть. Но если, становясь старше, человек не взрослеет, эта «болезнь» может стать хронической, принять злокачественное течение. И вот вам история про это.
Лиде – шестьдесят. Никогда не была замужем. Детей нет. Всю жизнь, как она утверждает, мужчины не отвечали ей взаимностью. А в тех немногих случаях, когда любовные отношения все же были, мужчины бросали ее.
Впервые Лида влюбилась на первом курсе. В актера театра. Конечно, он был хорош собой и популярен. Лида ходила на все его спектакли. И мечтала о нем по ночам. За все годы учебы в МГУ Лида не пропустила ни одного спектакля своего кумира, но ни разу не решилась подойти к нему, даже с букетом цветов. Он так и остался в ее жизни недостижимым объектом безответной любви.
Однажды, еще молодым специалистом, Лида оказалась в командировке в городе, который был крупным культурным центром за Уральским хребтом, и по рабочей надобности пришла в театр. На прогон спектакля перед премьерой. А там увидела его – артистичного, с библейской внешностью молодого режиссера – и поняла, что пропала.
И начался сумасшедший – с ее стороны – роман с режиссером. Она летела к нему с апельсинами, когда он лежал с депрессией в больнице, мчалась по первому его зову, когда он хандрил и нуждался в очередной инъекции восхищения, которым Лида щедро его одаряла. Она дошла до Министерства культуры, устраивая его на работу, когда его выгнали из театра. Она подружилась с его мамой и даже женой, старалась стать для него незаменимой.
Их отношения долго были платоническими. Близость однажды случилась, но Лида была неопытна и зажата, и их отношения вновь стали бесплотными. Но не прекратились – неизменное восхищение, преданность и бескорыстность Лиды были для режиссера важнее, чем ее женские прелести, – так его никто никогда не любил. Даже мать.
Виделись они редко. Летать за Урал было накладно, а в Москве режиссер бывал три-четыре раза в году. Но Лиде этого было почти достаточно. Она любила необыкновенного человека!
Отношения оборвались резко и очень болезненно для Лиды. Как-то режиссер прилетел по делам театра в Москву, и они встретились. Лида шла, держа режиссера за руку, не чувствуя под собой земли. Ей казалось, что никогда еще она не была так счастлива. Но тут выяснилось, что ее надежды провести вместе ночь напрасны. Долгие месяцы ожидания встречи и вот – облом. И Лида, не в силах сдерживать себя, впервые – за все годы их знакомства – обрушила на любимого всю свою накопленную годами обиду. И тогда режиссер тоже закричал, и крик его показался Лиде ударом плети по лицу: «Я тебе что-нибудь обещал?! Я не люблю тебя!!! Я тебя не хо-чу!!!»
Выйдя из Соловьевки, Лида пыталась по совету врачей наладить «для здоровья» сексуальную жизнь, но это не получалось.
Ее следующий роман был тоже с режиссером. И тоже из Сибири. Режиссер был женат, и долгое время их отношения также были платоническими. Но все же переросли в настоящий роман, в котором Лида не сразу, но все же испытала взаимную страсть. Это были самые яркие и самые важные, длиною почти в десять лет, отношения в ее жизни. Режиссер расходился и сходился с женой, вступал в новый брак, а Лида оставалась преданной и верной, любящей и ничего не требующей, готовой примчаться по первому его зову, чтобы провести с ним хотя бы одну ночь. Она была согласна на всё, только бы режиссер ее не бросил, позволял ей себя любить.
Но наступила перестройка, и режиссер уехал за кордон. Так закончилась и эта история Лидиной любви.
Были еще и другие романы. Мельче. Пошлее. Скоротечней. Сердце ее уже никто не смог завоевать. Все попытки выйти замуж и как-то устроить свою жизнь были безуспешны.
И вот Лида сидит передо мной в кресле и спрашивает: «Почему? Почему мне так не везло с мужчинами? Мне что, не положено счастья? Чем я хуже других? Я хочу понять – надо ли мне смириться с такой судьбой и уже ни о чем не мечтать или еще можно попытаться судьбу изменить».
М. К. Вы остановили этот рассказ, хотя конец его тоже интересен. Знаете, писателей часто спрашивают о его героях как о живых людях: а что с ними случилось потом? Как там у Петруши Гринева и Маши Мироновой – много было детей? Как, Майя, сложились судьбы ваших героев из романа «Бог дождя»? Обрела ли счастье тетя Мотя? Я обычно отвечаю: плотный занавес падает на сцену действий одновременно с поставленной в конце романа точкой. Герои навсегда исчезают из поля зрения автора, и вместе с читателями ему тоже остается только гадать, куда они двинулись дальше. Но тут другой случай. Что с Лидой произошло потом?
Т. Б. Знаете, она смогла переписать свой сценарий, и в ее жизни случилось много перемен. Она похудела. Научилась плавать, преодолев панический страх воды. И замуж вышла. За итальянца. Удачно.
М. К. Переписать свой сценарий. Эта Лида – явно героическая женщина, ей удалось! О том, как переписать свой сценарий, я еще вас спрошу. А пока продолжаю тему: безответная любовь бывает просто служением, чистой и желанной для любящего жертвой, а значит, подлинной любовью без примесей. В вашей копилке есть такие истории? Или их героини к психологам не обращаются, они же почти идеальны?
Т. Б. Обращаются. Но не в связи с безответной любовью. Светлана, например, пришла потому, что панически боялась публичных выступлений, а ей предстояло выступить с защитной речью в суде.
Светлана вышла замуж на третьем курсе. Не так чтобы по большой любви, уж очень он ее добивался. После института их с мужем распределили на режимное предприятие довольно далеко от Москвы. Когда родился сын, Светлана уехала жить к родителям, а муж поступил в очную аспирантуру МГУ. Спустя год Светлана узнала, что муж изменил ей с какой-то аспиранткой. И хотя он утверждал, что любит только ее, что связь с этой девушкой случайная – от одиночества, бесприютности и тоски, – Светлана его не простила.
После развода Светлана приехала в Москву с маленьким сынишкой. Замуж она не торопилась, увлеченно работала, заслужив репутацию «отраслевого гения». Начальником ее был яркий, харизматичный, как теперь говорят, человек – всегда окруженный людьми, полный идей и прогрессивных начинаний. Начальник был разведен, и между ними завязалось что-то вроде романтических отношений, но Светлана была девушкой с принципами, и начальник предпочел ей девушку попроще. Светлана, задетая за живое, пыталась вернуть его внимание и даже – прямо как пушкинская Татьяна – объяснилась ему в любви. Но было поздно. Начальник женился. Светлана не показала виду, как ее это ранило. И с большим, чем прежде, рвением отдалась работе, втайне надеясь, что отвергнувший ее мужчина оценит ее интеллект и прочие достоинства и пожалеет о своем выборе. Но начальник не оценил.
В канун перестройки, когда стали появляться как грибы после дождя всякие кооперативы, а граждане получили, наконец, возможность проявлять коммерческую и предпринимательскую инициативу, начальник Светланы тоже инициативу проявил. И, будучи человеком с размахом, задумал закупить за рубежом очень крупную партию компьютеров. Чтобы осуществить покупку, пришлось организовать цепочку из нескольких юридических лиц. И когда предоплата за компьютеры уже была перечислена, сделку неожиданно приостановили, и компьютеры в Россию не пришли.
Деньги были государственными, и всех участников сделки арестовали, обвинив в хищении в особо крупном размере. В те времена по такой статье могли дать и «вышку».
Светлане и всем, кто знал начальника, было очевидно, что он не преступник. И Светлана развернула бурную деятельность. Она организовала сбор средств в созданный ею фонд, нашла толкового адвоката, получила статус общественного защитника, что дало ей право стать официальным участником судебного процесса наравне с адвокатом, поддерживала морально и финансово свою удачливую соперницу – жену начальника, которая в это время запила.
Следствие длилось восемь месяцев. Светлана была поглощена делом спасения начальника. Работу она забросила и потому зарплату не получала, а сбережения таяли. Сынишку пришлось отправить к маме, потому что на него сил уже не хватало.
Когда начался суд, длившийся полгода, Светлана не пропустила ни одного заседания. Ее речь общественного защитника была блистательной и почти целиком вошла в определение суда. Начальника освободили из-под стражи прямо в зале суда. Светлана была на седьмом небе от счастья. Это был ее триумф, ее победа!
Выйдя на свободу, начальник попросил Светлану помочь ему вернуть должность, которую он раньше занимал. Но это было уже слишком даже для Светланы. А спустя два года после окончания суда начальник погиб. Разбился на машине…
А Светлана? Она получила еще одно высшее образование, преподает в вузе, занимается переводами, воспитывает внуков. И вспоминает эту историю как одну из самых ярких страниц своей жизни…
М. К. Образцовая русская женщина: коня на скаку остановила, в горящую избу – наш суд – входила. Случай классический. Непонятно одно – откуда у нее столько сил?
Т. Б. Да от любви! Когда человек любит, он горы может своротить. Если употребит эту атомную энергию любви в мирных целях. Светлана не растрачивала силы, стараясь добиться во что бы то ни стало ответного чувства. Не давила в себе любовь. Не пыталась отвлечься, переключиться на другой объект. Весь жар своей любви она направила на спасение того, кого любила. Любила настоящей любовью, которая «не ищет своего» (апостол Павел), деятельной и жертвенной. Наверное, это имел в виду Евгений Евтушенко, когда писал: «…в ком дара нет любви неразделенной, в том нету дара божьего любви».
Но есть еще одна вещь, которую необходимо подчеркнуть особо. Страдание в неразделенной любви приносит страстное желание ответного чувства. Добровольный отказ от получения своей «доли» любви страдание уменьшает, а иногда и вовсе прекращает. Никто ведь не обделил, человек сам отказался.
Конечно, чтобы добровольно от чего-либо отказаться, нужно быть личностно зрелым человеком. И ощущать свою жизнь как достаточно наполненную. Ну, не будет этого – пусть и очень важного – аспекта жизни, в ней все равно есть много хорошего и интересного. Добровольный отказ – и показатель зрелости, и способ ее обретения.
М. К. Да, только в сказках и только, по-видимому, девушки из благодарности выходят замуж за своих спасителей. Освободивших их от Змея Горыныча, Кощея Бессмертного или просто от тоскливой жизни в родительском доме. Благодарность – вообще тяжелая ноша, и под силу она, кажется, одним женщинам. Шутка! Но я и в самом деле чаще встречалась с проявлением этого чувства у женщин, чем у мужчин, которым, видимо, трудно благодарить, особенно вслух.
Т. Б. Вообще, мне думается, что у девушек, выросших в русской культуре, есть какая-то предрасположенность к любви неразделенной, безответной. И особую роль в этом, как мне кажется, сыграла пушкинская Татьяна.
Сцена из Евгения Онегина, увиденная Мариной Цветаевой в шесть лет, повлияла на всю ее жизнь. Вот как описывает это она в своей Автобиографической прозе:
«Скамейка. На скамейке – Татьяна. Потом приходит Онегин, но не садится, а она встает. Оба стоят. И говорит только он, все время, долго, а она не говорит ни слова. И тут я понимаю… что это – любовь: когда скамейка, на скамейке – она, потом приходит он и все время говорит, а она не говорит ни слова.
…Скамейка, на которой они не сидели, оказалась предопределяющей. Я ни тогда, ни потом, никогда не любила, когда целовались, всегда – когда расставались. Никогда – когда садились, всегда – расходились. Моя первая любовная сцена была нелюбовная: он не любил (это я поняла), потому и не сел, любила она, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась, так что если поднять занавес – она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому что стояла она только потому, что он стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно. Татьяна на той скамейке сидит вечно. Эта первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь – обрекла».
М. К. Марина Ивановна! Ее мысль, движение чувств, самообманы и поздние реконструкции неоформленных детских переживаний – всё равно гениальны, и следить за ними – наслаждение. Только при чем тут Татьяна? Это не Татьяна, это русская жизнь, русские женщины, которые окружали крупную девочку Мусю с младенчества, купали ее, растирали полотенцем, давали ложку с микстурой, целовали в щеки. Татьяна всего лишь это впитала, она же «русская душой», и душа ее восприняла русский вариант женственности. Восприняла и воплотила затем всей своей несчастной жизнью. Каково это, жизнь прожить с нелюбимым? Да к тому же и без детей! Скажите мне, где ее дети? Понятно, они Пушкину ни к чему. Замуж выйти, уж так и быть, позволил, хотя бы и ради афоризма в письме Вяземскому, который вошел потом во все учебники («Представьте, что учудила моя Татьяна, – взяла да и вышла замуж!»). Замуж – пусть, но дети! Ни к чему.
Жертва, жертвенность – вот суть этого русского варианта любви, смею предположить, исторически связанного с рабским положением русской женщины в семье, а не только с ее высокими нравственными качествами. Татьяна – наследница многовековой традиции, за ней и Марина Ивановна, за ними и мы. Французской раскованности и обоготворению любви Пушкин в эпоху еще не отгоревших антифранцузских настроений, еще не забытой победы над французами в Отечественной войне противопоставляет другой идеал, по происхождению крестьянский. На Татьяну повлияли именно крестьянские семейные традиции. Дистанция между крестьянами и помещиком, тем более живущим в деревне, была не такой уж серьезной. Поэтому и представления Татьяны о семье, долге, верности – Татьяны, которая «по-русски плохо знала» и писала Онегину на французском, на французских романах выросла, – душевно сформировались под влиянием русских картин, под говорок няни, не слыхавшей про любовь.
Каков был взгляд крестьянина или простолюдина на семейную жизнь, на жену, известно. Английский путешественник Иоганн Георг Корб, побывавший в Московском государстве в конце XVII века, сообщает о некоторых московских свадебных ритуалах: без плетки они не обходились.
«Отец, дав согласие на предстоящее бракосочетание, призывает к себе дочь, та является к нему, покрытая льняным покрывалом, – свидетельствует Корб. – Отец спрашивает: желает ли она выйти замуж? Получив утвердительный ответ, отец хватает новую плеть и, слегка хлестнув ею дочь, приговаривает: „Этот последний удар, милая моя дочь, напоминает тебе отцовскую власть. Ты жила до сих пор покорная отцовской власти, ныне я выпускаю тебя из своих рук, но помни, что ты не столько освобождаешься от власти, сколько переходишь под другую, и если ты не будешь держать себя прилично в отношении к мужу, то он вместо меня поучит тебя этой плетью“. Кончив эту речь, отец подает плеть жениху, причем тот, в нескольких словах, отказывается ее брать, ссылается на свой характер и говорит: „Я не думаю, чтобы эта плеть мне понадобилась“. Тем не менее он должен ее принять и заткнуть себе за пояс, как будто какой-нибудь богатый подарок».
А что? «Бьет – значит любит» – что за диво русские поговорки! Выражается сильно российский народ!
- Плетка свистнула,
- Кровь пробрызнула…
- Ах! лели! лели!
- Кровь пробрызнула…
Некрасов недаром делает эти слова песней, которую крестьяне поют хором, слушая историю Матрены Тимофеевны и пропуская чарку за чаркой. Не их же бьют – жену.
У русской крестьянки выбора не было. Татьяна делает выбор в пользу верности мужу сознательно, в этом высота ее поступка. В отказе, отвержении самого дорогого, звенит трагедия, и тут Марина Ивановна права, права как художник. Трагедия – с точки зрения поэта, это красиво, перспективно, в ней намного больше объема, образов, сюжетов, чем в плоском благополучии, в обыденном счастье. Романтический взгляд на вещи именно таков.
Мне ближе другой, и чем дальше живу, тем сильнее. Потому процитирую-ка я в ответ Марине Ивановне отца Александра Шмемана, он очень точно написал в своих дневниках о тайной красоте не безбытности, а быта – в сущности, «мещанского» счастья «маленьких людей».
«Всякий раз, что я вижу мужчину или женщину, идущих с покупками – значит, домой, я думаю – вот он или она идет домой, в свою настоящую жизнь. И мне делается хорошо, и они делаются мне какими-то близкими. Больше всего меня занимает – что делают люди, когда они „ничего не делают“, то есть именно живут. И мне кажется, что только тогда решается их судьба, только тогда их жизнь становится важной. „Мещанское счастье“: это выдумали, в это вложили презрение и осуждение активисты всех оттенков, то есть все те, кто, в сущности, лишен чувства глубины самой жизни, думающих, что она всецело распадается на дела. Великие люди – де Голль, например, – на деле „маленькие“ люди, и потому от них так мало остается, или, вернее, интерес, после их ухода, все больше и больше сосредотачивается на „маленьком“ в них, на их жизни, а не на их делах, которые оказываются в значительной мере призрачными! „Он не имел личной жизни“, – говорим мы с похвалой. А на деле это глупо и грустно; и тот, кто не имел личной жизни, в конце концов никому не нужен, ибо людям друг от друга и друг в друге нужна жизнь. Бог дает нам Свою жизнь („чтобы имели мы жизнь за жизнь“ – Кавасила), а не идеи, доктрины и правила. И общение только в жизни, а не в делах. Поэтому дом и не противоречит „tout est ailleurs“[1], который противоречит почти всякой деятельности. Дома, когда всё „сделано“ (пришел с работы…), воцаряется сама жизнь, но она-то и открыта одна – „другому, другому, другому“».
На цитате из отца Александра хорошо бы и закончить эту главу о неразделенной любви, завершить торжественно и мирно, да не могу, как всегда, придумалась история.
О пользе котоводства,
или Лекарство от безответной любви
Дина любила Васю. Вася любил Иру. Ира любила Андрея. Андрей – Машу, близкую подругу Нади. Миша тоже любил Машу и даже два раза дрался за нее с Андреем, но Маша все равно никого из них так и не полюбила, зато Маша очень любила Гришу, о котором речь еще впереди. Чтобы не тосковать по Маше, Миша встречался по очереди то с Ирой, то с Надей, заодно незаметно (как ему казалось) расспрашивал Надю про Машу. Надя, встречаясь с Мишей, воображала, что это Гриша. Потому что Надя, как и Маша, любила Гришу. Гриша не любил ни Машу, ни Надю, но особенно он не любил Надю, она казалась ему навязчивой. А любил Гриша Дину, с самого первого класса, хотя в последнее время поглядывал и на Женю, младшую сестру Андрея, так как Гриша с Андреем дружили. Женя любила только кошку, которую год назад подобрала в подъезде в самом жалком виде. Выкормила, вырастила, но весной кошка сбежала. Однако вернулась и родила четверых котят. Родители Жени (ну и Андрея, хотя он к этому не имел отношения) страшно рассердились. Тогда Женя написала в интернете объявление: «Лекарство от любви. Котята».
Первой пришла Дина. Взяла черненького с белыми лапками. Вася явился вторым – ему понравился самый рыжий и самый шустрый котенок. Ира терпеть не могла кошек и, естественно, не пришла. Но прочитав объявление, нарисовала Андрея в виде жирного кота, окруженного котятами, и зачем-то отправила рисунок влюбленному в нее Васе. Вася, решив, что на рисунке изображен он, рисунок выкинул, а вместе с ним и Иру из своего сердца, и начал думать о доброй Жене, с которой так хорошо поговорил, выбирая котенка. Маша пришла к Жене третьей – у нее выбор был уже из двух котят – умненькая черно-рыжая кошечка или черно-белый котенок, задира. Маша выбрала котенка. Миша успел к шапочному разбору, ему досталась черно-рыжая. Он подарил ее на день рождения Ире… и не угадал, Ира же ненавидела кошек! Вернула Мише подарок и крепко-накрепко рассорилась с ним, тем более что накануне она узнала, что Миша встречается не только с ней, но и с Надей. Миша тут же передарил кошечку Наде, та обрадовалась, но у нее обнаружилась аллергия на шерсть, и Надя упросила взять ее кошку Гришу. Гриша, узнав историю кошки, так и быть, согласился и подружился на почве новых ветеринарных забот с Женей, а про Дину начал, наконец, забывать. Дина под предлогом общего кошачьего дела попыталась сблизиться с Васей, но неудачно – Вася уже переключился на Женю, как будто даже не без взаимности, как вдруг встретил на улице Женю и Гришу вместе! После этого Вася так разочаровался в людях, что начал, наконец, готовиться к экзаменам. Дина, тоже потеряв веру в любовь, посвятила себя воспитанию котенка и много расспрашивала об этом Женю, в основном через Вконтакте, но один раз зашла к ней в гости, чтобы на практике поучиться промывать котенку глаза. Уже уходя, почти на пороге, Дина вдруг разговорилась с братом Жени Андреем, которого прежде не замечала в упор. Под конец разговора Андрей позвал Дину гулять вечером в парк на роликах. Тем временем Надя пришла в школу с новой прической, и такой, что в нее сейчас же влюбился вновь очарованный Вася, а Андрей засомневался, не напрасно ли он гулял вчера с Диной.
Наша история не окончена.
Впереди у Андрея, Дины, Васи, Иры, Маши, Нади, Миши и Гриши – выпускной бал, шьются костюмы и платья, разучиваются танцы, трудно и вообразить себе, что там будет твориться. Хорошо хоть Женя на него не пойдет, она пока маленькая.
Глава третья
Взаимная любовь
М. К. Мы так много уделили внимания любви безответной, что теперь хочется поскорей поговорить о любви взаимной. Как люди выбирают друг друга? Как соединяют свои жизни, судьбы? Внешне нередко всё выглядит иррационально, необъяснимо. Иногда кажется: да как они вообще могли оказаться рядом? Она же старше его на восемь лет, он – птенец. С другой стороны, заглянешь в его жизнь и выясняется, он всегда предпочитал общаться с женщинами, которые его старше, а мама любила его самозабвенно, бесконечно. Хотя я знаю и другой случай, когда одна девушка вышла замуж вовсе не за папу, а за маму. Мама была отличной хозяйкой и не допускала дочку на кухню (пусть отдыхает! пусть уроки делает!), сама готовила, варила, жарила, а любимой дочке только приносила все буквально на блюдечке, прямо в дочкину комнату – нарезанные яблочки, апельсины, печенье. Понятное дело, так дочка ничего, кроме яичницы и макарон, готовить и не научилась. И что же? Она вышла замуж за человека, который великолепно готовил! Ничем он не напоминал ее волевого, целеустремленного отца, скорее, ее ласковую и заботливую маму. Давайте с этого и начнем: верно ли, что девочки выходят замуж за папу, мальчики женятся на маме?
Т. Б. В каком-то смысле, да. С точки зрения классического психоанализа, в любовных отношениях партнер соотносится с образами наших родителей – либо со знаком «плюс», либо со знаком «минус». Он так сильно притягивает нас потому, что своими качествами напоминает или, наоборот, отрицает образ отца или матери. Даже если мы сознательно пытаемся выбрать «не-родителя» – женщину, непохожую на мать, или мужчину, непохожего на отца, это означает, что мы пытаемся разрешить свой внутренний конфликт «от противного». Этим можно, в частности, объяснить, почему дочь благополучного университетского профессора влюбляется в бесшабашного рок-музыканта без гроша за душой. Во многих случаях выбор партнера, который радикально отличается от образа родителя, говорит о защите от эдиповой[2] модели отношений.
С образом матери обычно связывается чувство защищенности. Поэтому худощавый мужчина может выбрать в супруги полноватую, крупную женщину, которая олицетворяет для него образ «кормящей матери», но часто в таких браках недостает страсти и есть проблемы в сексуальной жизни, поскольку образ матери всегда содержит в себе привкус инцеста. Подобное испытывает и женщина, выбирающая крупных мужчин. А девушка, отрицающая своего отца, отношения с которым были для нее разрушительными, выбирает его внешний антипод – щупленького и невысокого мужчину. Однако в действительности партнер сравнивается не с нашими реальными отцом или матерью, а с тем бессознательным представлением о них, которое сложилось у нас еще в раннем детстве.
М. К. Понятно. То есть в приведенном мной примере девушка, вышедшая замуж за маму, по-видимому, отрицала отца, хм… что-то в этом есть. Во всяком случае, знаю точно, что отношения их не были простыми, и она с ним всегда скорее сражалась – насколько, конечно, можно судить со стороны. Вообще «точка зрения классического психоанализа» – это, конечно, здорово и обезоруживающе. Как можно спорить с «классическим психоанализом»? Сразу окажешься в дураках. Но всё же встреча двоих, их любовь часто, да почти всегда, – это цепь случайностей, совпадений. Опоздай героиня фильма «Москва слезам не верит» на электричку, не видать бы ей Гошу как своих ушей. Не напейся до невменяемости герой «Иронии судьбы», и никакой иронии бы не случилось. Словом, даже массовая культура зафиксировала: встреча двух людей, которым предстоит любить друг друга, – игралище стихий. С точки зрения классического психоанализа это не так?
Т. Б. Даже если каждое знакомство кажется нам результатом цепочки непредвиденных совпадений, в душе у нас всегда существует определенный набор критериев, которые мы не сможем сформулировать сознательно, но которые тем не менее определяют наш выбор. Прекрасный принц или принцесса – это человек, которого мы ждали и «знали» уже давно: «Ты чуть вошел, я вмиг узнала… и в мыслях молвила: вот он!» Влюбленность – волнение, жар в крови – это состояние, возникающее, когда мы встречаем того, кто нам нужен в соответствии с запросом нашего бессознательного. Неважно, какой это запрос – на взаимную или безответную любовь. О том, что мы влюбляемся в тех, кто уже существует в нашем подсознании, всегда догадывались писатели и поэты. Помните, у Пушкина – всё та же Татьяна:
- Ты в сновиденьях мне являлся,
- Незримый, ты мне был уж мил,
- Твой чудный взгляд меня томил,
- В душе твой голос раздавался
- Давно…
Конечно, у влюбленного могут быть и сомнения – не ошибся ли он?
- Кто ты, мой ангел ли хранитель,
- Или коварный искуситель:
- Мои сомненья разреши…
- Быть может, это все пустое,
- Обман неопытной души!
- И суждено совсем иное… —
задается вопросом Татьяна. И в результате принимает решение:
- Но так и быть! Судьбу мою
- Отныне я тебе вручаю.
М. К. Но бывает, что люди действительно незнакомы, впервые видят друг друга, и тем не менее их пронзает любовь, любовь с первого взгляда. Ведь она реальна! «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!» (Булгаков). Финский нож! Лексика из жестокого романса. Неважно, я не о том, Булгаков описывает в своем романе именно это – внезапную любовь двух случайно повстречавшихся на улице людей. Они полюбили друг друга сразу. Не понимаю, как, не зная ни привычек, ни склада души друг друга, – полюбить?
Т. Б. Не зная, но видя – их внутреннее сходство, взаимное соответствие друг другу практически написаны у них на лбу. Вы же сами цитировали Пушкина, который про иных красавиц говорил, что «…с ужасом читал над их бровями надпись ада: Оставь надежду навсегда».
М. К. А если на лоб надвинута шляпка?
Т. Б. Придираетесь? Но хотим мы или нет, мы проявляем себя и сообщаем окружающим, кто мы и что мы – манерой одеваться, выражением лица, осанкой, походкой, жестами. Помимо непрерывно меняющихся эмоциональных состояний, каждому человеку присущи некоторые привычные эмоции и реакции, которые накладывают отпечаток на все проявления человека, они создают тот самый неповторимый рисунок, в котором наша личность проявляется.
Мы посылаем окружающим чрезвычайно много сигналов, раскрывающих не только наш характер, но и нашу семейную историю, потому что «конфигурация» наших личностных особенностей является конвергенцией двух факторов – нашей природной уникальности и воспитания в конкретной семье. «Все мы носим свои семьи с собой, – утверждает один из классиков семейной психотерапии Карл Витакер. – Мы думаем, что мы отдельные личности, а мы обрывки семейных систем». Поскольку каждая семейная система стремится воспроизвести себя в семьях своих отпрысков, при выборе партнера мы бессознательно ориентируемся на сходство наших семейных систем, выполняя «социальный заказ» семьи.
М. К. Не знаю, не знаю. Постоянно случается наоборот. Мечтала для дочки о спокойном, умном человеке, финансовом аналитике, в крайнем случае предпринимателе средней руки, а она учудила… Вышла замуж за рок-музыканта! Волосатого, с дредами, вечно немытого и в железных цепях. Сколько мы знаем подобных примеров, когда семья дочки, та самая анекдотическая теща, не смогла принять ее выбора именно потому, что она не выполнила социальный заказ семьи!
Т. Б. Семейная система не такая простая штука! И заказ семьи может быть разным. Например, на сознательном уровне мать мечтает об одном, а на бессознательном семья надеется, что чужой им по крови партнер их дочери или сына просто исчезнет, и потомство будет принадлежать их семье. И выбор мужа, которого семья отвергнет, в данном случае «на руку» такой семье. Любым родителям нелегко принять, что появляется какой-то молодой человек и забирает у них дочь, но некоторые семьи не могут с этим смириться. Консервативная, не способная к изменениям семья бессознательно «поручает» дочери ввести в дом зятя не из их круга, но способного преодолеть застой, грозящий привести семью к полному упадку. Как в фильме «Аббатство Даунтон» – дочь лорда выходит замуж за шофера, который в резко меняющихся социальных и экономических условиях начала XX века берет на себя управление хозяйством, что спасает семью от разорения.
Но вы, конечно, вправе со мной не соглашаться. Я и сама, когда впервые столкнулась с таким подходом, отнеслась к нему скептически. Да и одного-единственного объяснения, почему человек поступает тем или иным образом, быть не может. И кроме семейного заказа есть еще то, что называется жизненный сценарий – индивидуальный «план» жизни, в соответствии с которым, в том числе, и выбирается партнер.
М. К. Жизненному сценарию мы обязательно уделим время, а пока хочу разобраться, как можно разглядеть в одном конкретном человеке семейный портрет? По каким особенностям этого человека следует судить о всей семье?
Т. Б. Дело в том, что каждая семья по-своему обходится с эмоциями. Если в семье какие-то эмоции считаются плохими, то дети научаются их прятать, так же как делают это взрослые члены семьи. Дети прячут чувства, не одобряемые родителями, из страха потерять их любовь, быть отвергнутыми ими. А позже и сами начинают считать эти чувства плохими, стыдятся их, потому что «плохие» чувства делают нас плохими уже в собственных глазах. Но люди вовсе не притворяются, что не испытывают плохих чувств. Они перестают их замечать и осознавать, потому что научаются отгораживаться от них. Подавленные, спрятанные за перегородку чувства при этом никуда не деваются.
В результате такого семейного «воспитания чувств» у нас появляется нечто вроде витрины, где на виду хорошие чувства, и ширмы, за которой спрятаны чувства плохие. Разные люди прячут за ширмой разное, и наша индивидуальность – результат игры в прятки с определенными эмоциями.
М. К. Так ли уж плотна эта ширма? Можно ли все-таки понять, что за ней спрятано?
Т. Б. Конечно. Обычно человек или семья выдают себя тем, что отрицают ту эмоцию, которую спрятали. Если они говорят: «В нашей семье не ревнуют», знайте – ревность запрещена. Отрицание – главная улика. Но есть и другие – например, семья обходит молчанием или меняет тему разговора, приближаясь к запрету.
Спрятанные чувства можно увидеть, если ширма внезапно падает – такое бывает, когда человек переутомлен, болен или выпил лишнего. Обычно показавшееся из-за ширмы кажется человеку чуждым, несвойственным ему: «Я ли это?!», «Что это со мной?!» – говорит он себе. Ему стыдно, и он старается быть настороже, чтобы не допустить падения ширмы впредь, чтобы спрятанное там не было видно.
Постоянное напряжение и энергетические затраты на то, чтобы держать ширму, сохраняя безупречный фасад, приводят к множеству проблем.
Одна из них такая – подавив часть своих эмоций, мы лишаем себя целостности.
Взаимное соответствие витрины и ширмы является одним из элементов притяжения людей друг к другу. Но тут надо кое-что добавить. Обычно людей интересуют – завораживают и ужасают – все эмоции, спрятанные от глаз. Поэтому если влюбленным на мгновение откроется спрятанное у партнера за ширмой, это только добавит силы чарам. Но лишь намек на скрытые эмоции приятно возбуждает, щекочет нервы. Открывшиеся полностью запретные эмоции неминуемо оттолкнут.
Почему нас привлекают чуть приоткрытые запретные эмоции? Потому что они несут в себе соблазн целостности, к которой мы стремимся. Все мы хотим быть любимыми и стремимся не обнаруживать чувств, неприятных для близких, но мы также жаждем оставаться целостными – с полным набором эмоций. Архиепископ Иоанн (Шаховской) пишет: «Люди очень нужны друг другу. Нужны они друг другу общностью природы своей… и различием даров своих призваны ко взаимному восполнению». Мы инстинктивно стремимся соединиться с тем, кто может дать нам ощущение целостности. Мы ощущаем, что именно этот человек уникально соответствует нашей индивидуальности.
М. К. Означает ли это, что похожее поведение двух семей повышает шансы на то, что дети этих семей соединятся? Влюбятся?
Т. Б. Скорее да, чем нет. Разве не похожи враждующие между собой семьи Монтекки и Капулетти? Но вот следующий элемент – сходство семейной истории. Сигналы этого сходства мы также улавливаем еще до того, как начался контакт. Этот факт очень наглядно демонстрируется упражнением, которое часто проводится в группах психотерапии.
Участников случайной группы, до того как они познакомились друг с другом, просят выбрать из группы себе пару – человека либо напоминающего кого-то в собственной семье, либо, наоборот, восполняющего, по их мнению, недостающее звено в их семье. При этом участникам эксперимента не разрешается разговаривать.
Когда вся группа разбилась на пары, их просят выяснить, почему же они объединились. Затем каждую пару просят подобрать себе другую пару, и вновь они выясняют, как родные семьи у каждого за спиной повлияли на их выбор. В результате обнаруживается, что их семейные истории схожи. Например, все четыре семьи похожим образом проявляли гнев или требовали от каждого неизменного оптимизма. Возможно, отцы в них были слишком суровы к дочерям или сами они были в одном возрасте, когда их отец бросил семью. А те, кто не смог найти себе пару, не «разобранные» участники группы обнаруживают, что все они с раннего возраста ощущали свою отверженность по сходным причинам.
А что еще привлекает людей друг к другу? Эмоциональный, психологический возраст партнера. Каждый из нас должен пройти в жизни определенную школу – освоить то, что необходимо, чтобы стать личностью, реализовать себя, раскрыть дарованные нам таланты. И у каждого возраста свои «уроки». Не усвоив науку одной ступени, мы не будем успешны на следующей. А если какая-то ступень пропущена? Можно догнать и усвоить урок позже. Но мы не сможем наверстать упущенное, если притворимся, что ступень не пропускали – скроем, что в некотором смысле еще не повзрослели, – потому что будем стесняться нашей незрелости. Сначала будем скрывать это от других, а затем перестанем видеть пробел сами. И чем старше будем, тем стыднее будет обнаружить, что с чем-то важным не справились. Однако, хотим мы или не хотим наверстать упущенное, жизнь будет ставить нас в ситуации, в которых у нас есть возможность испытать то, чего нам недостает, чтобы вырасти. И что из всего этого следует? А вот что – человек, испытавший трудности на одной ступени развития, тянется к человеку с тем же уровнем личностного развития.
Эмоциональный возраст мужа и жены практически всегда одинаков. Если он – двенадцатилетний подросток, увлекающийся машинками или подобными мальчишескими забавами, то и она такая же, даже если выглядит взрослее. И агрессивность одинакова с обеих сторон. Он, например, нападает в открытую, она наносит удары исподтишка. Или наоборот. Но агрессия с обеих сторон равна.
Тут парадокс: партнер именно тот человек, с которым мы быстрее всего подрастем, но также тот самый, с которым мы, всего вероятнее, зайдем в тупик. Все зависит от того, насколько супруги согласны допустить, что у каждого есть что-то спрятанное за ширмой, насколько готовы заглянуть за нее. Чем больше у них смелости принять неприятный факт, что они далеки от воображаемых автопортретов, тем больше вероятность, что с проблемами – если они возникнут – они успешно справятся.
А могут ли проблемы не возникнуть? Да, существует вполне устойчивый, хотя и не слишком волнующий, вариант брака, когда партнеры способны притереться друг к другу и не только не имеют нужды заглядывать за ширму, но даже удерживают друг друга от подобных попыток, что делает их брак рутинным, но зато вполне мирным. Встречаются и счастливые браки – партнеры в них максимально терпимы к спрятанному друг у друга за ширмой и готовы заглянуть за нее, пережив неизбежное временное разочарование. В результате они – свободнее, в их жизни меньше ограничений, больше удовольствий, они не погрязают в привычках и могут расти и развиваться как личности.
В несчастливом браке у обоих партнеров много чего свалено за ширму, но они категорически отказываются это допустить. Они ужасно ранимы, каждый из них, будучи ребенком, никогда не получал своей доли любви. Каждый жаждет любви, но совершенно не осознает и отрицает это. Вполне возможно, что при знакомстве они могли произвести друг на друга впечатление очень взрослых, опытных, искушенных людей. Однако за ширмой у них живет ребенок – нелюбимый, злой, обиженный.
Личностно незрелые партнеры реагируют друг на друга по-детски. Не в силах долго удерживать за ширмой своего обиженного, бунтующего ребенка, они устраивают ссоры, в которых каждый винит другого и каждый считает себя вправе проявлять агрессию, потому что считает свое поведение вынужденным: «Я терплю, но всему есть предел!» Иногда дело доходит и до физической расправы. Ссоры сменяются недолгими перемириями, во время которых отношения супругов могут быть такими «сладкими», какими они не бывают в нормальном браке. Они обещают друг другу, что никогда больше не станут ссориться. Вчерашняя жестокая драка кажется им дурным сном. Они не понимают, почему такое произошло, и искренне верят, что больше это не повторится.
Из наблюдений за такими браками и появилась, наверное, пословица: «Милые бранятся – только тешатся…». Их отношения со стороны могут казаться чудовищными, но вместе им в каком-то смысле лучше, чем порознь. В их союзе есть «выгода» для каждого, ведь пока человек воюет с «демоном» другого, он может не обращать внимания на своего собственного. Он может рисовать себе свой облик красками посветлее, чувствовать себя «хорошим» или, что бывает еще важнее, «лучше» другого.
М. К. Да, но я опять повторю: мы хорошо знаем, что бывает и совершенно наоборот. Они не подходят друг другу никак! И истории были у них разные, и семьи. Иногда люди тянутся к похожему, но иногда к противоположному – и вы об этом тоже говорили, к тому, чего человеку не хватает. Думаю, у этого есть чисто биологические объяснения: чтобы не произошло мутации, жениться надо на девушке из другого племени, отчасти и из другого теста. Но когда мы признаем, что оба противоположных явления возможны, не означает ли это, что общих правил, общего закона здесь нет? Правила, закономерности существуют, но никогда не абсолютные, всегда с оговорками.
Т. Б. Конечно, не абсолютные. Но идеальная пара – не только та, которая живет душа в душу, но также та, которая живет как кошка с собакой, поскольку своими личностными особенностями супруги подходят друг другу как ключ к замку. И в этом мы убеждаемся постоянно. Муж алкоголик, жена – женщина любящая и заботливая. Как ее угораздило с ним связаться?
М. К. Но ведь наверняка, когда они играли свадьбу, еще непонятно было до конца, что он алкоголик. За алкоголика она бы не вышла замуж или по совсем уж безумной любви… Он мог стать алкоголиком в процессе их совместной жизни; она что, угадала развитие событий?
Т. Б. Да, угадала. Универсальный закон соответствия «учитывает» не только то, как влюбленные дополняют друг друга сейчас, но и то, как они воспринимают друг друга с точки зрения развития их отношений. «В выборе партнера учитывается, насколько партнер подходит к моей депрессии или моему садизму… Не стоит верить тому, кто скажет, что женился ради карьеры или потому, что был пьян. Компьютер в нашей голове с биллионами клеток выбирает совершенно соответствующий себе другой компьютер, к которому можно подключиться»[3].
Примеров, когда супруги подходят друг другу как ключ к замку, было в моей практике множество. И вот один из них.
Пара на грани развода в связи с проблемами в интимной жизни, которые начались сразу после свадьбы. Оба при вступлении в брак были девственниками. Муж очень хотел секса, а жена его всячески старалась избежать. И вся их дальнейшая супружеская жизнь прошла под знаком борьбы за сексуальные права мужа и отказом жены эти права признавать.
Катя, назовем ее так, была воспитана строгой матерью, внушавшей ей, что у девушки «граница должна всегда быть на замке» – никаких вольностей в отношениях с противоположным полом! В юности за Катей стали ухаживали два молодых человека. Один, который ей очень нравился, был темпераментным и напористым и добивался близости. Второй – застенчивый и неуверенный в своей мужской силе и привлекательности, не представлял угрозы ее целомудрию. И Катя предпочла выйти замуж за него. И не ошиблась в выборе – их брак, несмотря на практическое отсутствие секса, развалился только через 15 лет совместной жизни.
Страх мужа перед женщинами и близостью был столь силен, что он соглашался на брак без секса, которого жаждал. А жесткий отказ жены от секса позволял ему не видеть своего страха.
Есть и еще одно удивительное «совпадение». Муж оказался практически бесплоден – вероятность зачатия естественным путем была минимальна, но ЭКО могло решить эту проблему. Катя решительно отказалась от «всех этих манипуляций» в той части тела, куда и мужу-то доступ был ограничен. Они взяли деток из детского дома, и это решение оказалось наилучшим для обоих – оба получили детей без секса.
М. К. «Бедные люди» – пример тавтологии, как сказано поэтом. Вроде бы супруги во всем дополняли друг друга, что совсем неплохо, почему же тогда брак развалился?
Т. Б. Потому что муж за годы брака повзрослел. Состоялся в профессии, сделал карьеру. Да и женщинам он стал интересен. Почувствовав себя сильнее, муж решился на риск – выйти из привычных, но давно не устраивающих его отношений в надежде найти свое счастье. И забегая далеко вперед, скажу, что нашел.
Позиции мужчины и женщины и должны быть дополнительными, чтобы их альянс был долговременным. Но, к сожалению, прочные отношения между людьми очень часто строятся на симбиотической основе и являются «детско-родительскими» по сути. Супруги заключают негласный контракт о взаимном усыновлении. Конечно, все замаскировано. Но если супруги употребляют выражения типа «он/она не удовлетворяет моих потребностей», то значит, они бессознательно рассматривают партнера как материнскую фигуру. И это понятно – в любви мы желаем получить чувства, связывавшие нас с объектами наших прежних привязанностей, хотим вновь насладиться той радостью, которую они нам дарили, или залечить те раны, которые нам нанесли.
М. К. Звучит устрашающе. Сразу хочется как-нибудь извинить маленького и слабого человека, который никак не вырастет и все жаждет обрести того, что не получил когда-то. Ну да не будем. Лучше спрошу напоследок вот о чем. Помимо родительских и семейных программ, помимо того, что «жизнь была залогом свиданья верного с тобой», существует и другая данность, в народе ее зовут «химией». Когда его и ее тянет друг к другу помимо всех воспитаний, знаний, социальных положений и предысторий, тянет неотвратимо и совершенно определенно – физически.
Т. Б. Да, химия… «Как можно алгеброй гармонию поверить?!» – восклицают в этих случаях и те, кто верит в свое божественное происхождение, и те, кому милее думать, что они произошли от обезьяны. Считать магическое действие химии ответственным за притяжении людей друг к другу почему-то приятнее, чем видеть истинные и куда более прозаические причины этого. А главное, ответственности за свой выбор – никакой! Химия ведь.
Важность химии преувеличена даже в такой области, как наркомания. Зависимость от наркотика, как показывают современные исследования, не столько химическая, сколько психологическая. Люди, способные устанавливать удовлетворительные отношения с близкими, как правило, к наркотикам не обращаются. А те из них, кому пришлось наркотики – даже длительно – употреблять, в связи с сильными болями, например, выздоровев, никакой тяги к наркотикам не обнаруживают и химической зависимостью от наркотических веществ не страдают. Для наркомана наркотик – то, с чем ему удалось установить связь, преодолев таким образом внутреннюю пустоту.
Физическое притяжение тоже возникает оттого, что какие-то аспекты личности партнеров соответствуют друг другу. Он – раскрывает ее как женщину, дает ей возможность узнать, какая она в любви. Она – дает ему возможность чувствовать себя с ней настоящим мужчиной.
Правда, химия тут всё-таки есть. Выбирая партнера, мы бессознательно ориентируемся также на запахи, которые передают очень важную информацию о человеке. Речь идет о запахах очень тонких, практически неуловимых основной системой обоняния – феромонах. И если эти запахи соответствуют нашим запросам, наша эндокринная система вырабатывает половые гормоны, необходимые для любовных отношений. Один мой знакомый очень хотел жениться. Он легко завязывал отношения, и многие девушки хотели бы получить от него предложение руки и сердца, но он никак не мог сделать выбор. В каж дой женщине его что-то не устраивало, причем он не мог сформулировать что. Пока не понял, что первое, на что ему нужно обращать внимание в девушках, которые ему нравились, – запах. И этот параметр оказался самым лучшим «фильтром». Он женат уже несколько лет, и не устает повторять, что счастлив.
М. К. Что ж, подпою.
Жозефина
Первой была биология. Все слушали Паландра сквозь тяжкую утреннюю дрему, как вдруг проснулись. «Самцы, самки, спаривание», – повторял Паландр, и это подействовало, как всегда, безотказно.
Все навострили уши. Вслушался и Виталик Трегубов. Паландр рассказывал о власти феромонов над размножением животных. Выяснилось, что готовность самки к размножению самцы определяют по запаху. Причем самцы косуль и коричневых леммингов отличают покрытых самок от непокрытых и упорно выбирают девственниц. А самка непарного шелкопряда после спаривания вообще перестает испускать феромоны, чтобы самцы не касались ее беременной.
Человек, объяснял Паландр, в результате эволюции зависимость от запахов преодолел, ведь из тысячелетия в тысячелетие инстинктивные реакции человека на запахи подавлялись. Позволять запахам властвовать над собой было никак нельзя. «Впрочем, Наполеон, – немного краснея, сообщил Паландр уже под конец урока, – перед тем как вернуться из очередного похода, велел своей возлюбленной Жозефине прекращать мыться. Может, что-то до сих пор есть», – туманно заключил Паландр под зазвеневший звонок.
Услышанные сведения произвели на Виталика огромное впечатление. Власть не власть, но что запахи он чувствует лучше многих, Виталик знал точно. И не долго думая, решил проверить, действительно ли для человека запах не играет роли.
Он начал незаметно обнюхивать девочек в классе. На это ушли две следующие перемены и частично урок алгебры.
Крюкова пахла чем-то дезодорантовым и зеленым. Верка Глухарь отдавала сладковатым женским потом, она перед уроками ходила в школьный спортзал, дико этим гордилась, но со всеми вытекающими. От Чернецовой тянуло правильной, пресной глажкой. Флейшман отчетливо пахла мармеладками. Демчук – нечищеными зубами. Кто-то ничем особенно не пах – так, жвачкой, съеденным завтраком, Рагибова – само собой, сигаретным дымом, вечно она курила тайком за школой.
И только Настя Сергеева пахла клубникой.
Свежесорванной, сочной, сладкой и кислой сразу, впитавшей в себя утреннее солнышко и росу. Это был тонкий, слегка кружащий голову запах. Виталик обожал его с детства, бабушка в деревне всегда выращивала клубнику, сажала длинные грядки. Первые ягоды доставались, конечно, ему, любимому внучку.
Следующий урок, литру, Виталик высидел еле-еле. И на перемене сразу же бросился к Насте. Она как раз подошла к окну и собиралась распахнуть форточку.
– Ты где клубнику взяла, Сергеева? – выпалил Виталик, глядя в пол. – И сколько съела?
Настя посмотрела на него, как на сумасшедшего.
– Трегубов! Какая клубника? Не ела я никакой клубники! Зима на дворе, – Настя кивнула за окно и даже фыркнула от возмущения. – Ты где ее видел, клубнику-то?
На дворе и в самом деле стояла глухая зима, причем в Мурманске, но это было не так уж важно.
Ноги у Виталика подкосились, он схватился за подоконник. Настя Сергеева и без всяких запахов нравилась ему в классе больше всех.
Глава четвертая
Жизненный сценарий
М. К. Вы столько раз упоминали о сценариях, которые влияют на наш выбор партнера и нашу жизнь, что пора уже об этом рассказать. Но я тут посижу молча, поработаю хоть раз нашим читателем, который за это время наверняка столько раз хотел что-то добавить, возразить, рассказать о наболевшем, а мы и пикнуть ему не давали… Вот и побуду в роли зрителя. Внимательного и пристрастного. Итак, монолог! «Жизненный сценарий».
Т. Б. Да, эта тема меня давно интересует. Когда я была маленькая, то думала, что в песне:
- Мы – кузнецы, и дух наш молод,
- Куем мы к счастию ключи! —
дух – не молод, а молот, которым эти ключи и куются. Стучат духом-молотом по наковальне, выковывая счастье… Но где эти кузнецы? Как получить у них свой ключ к счастью? Ведь каждому он нужен.
Прожив долгую жизнь, я знаю, что одним ключом волшебную дверь к счастью не откроешь. Нужна целая связка. Потому что замков там много. Есть и амбарный, и английский, и потайной – с шифром. Но один из ключиков – сценарий нашей жизни, который мы написали давным-давно, в глубоком детстве.
Начав писать пьесу нашей жизни с рождения, к четырем годам мы наметили в общих чертах ее сюжет, а в подростковом возрасте уточнили некоторые вещи, чтобы придать сценарию более реалистичные черты. Став взрослыми, мы день за днем играем в этой пьесе роль, которую определили себе сами, и можем клясть свою судьбу, даже не подозревая, что выбрали ее сами. Сценарий, или план жизни, мы пишем сообразно обстоятельствам, в которых родились, и на него, конечно, влияют наши родители, однако главным является решение, которое принимает ребенок.
«Между полнотой желания и исполнением желаний, между полнотой страдания и пустотой счастья мой выбор был сделан отродясь», —
говорит Марина Цветаева, мой бесценный свидетель. С ее глубиной и тонкостью различения чувств и предельной честностью рефлексии мало кто может сравниться. С присущей поэтам прозорливостью она задолго до ученых, сформулировавших теорию жизненного сценария, описала в своей автобиографической прозе, как именно ее сценарий жизни был ею написан и – как по нотам – осуществлен.
Мысль о том, что детские впечатления отражаются в дальнейшем на ходе жизни взрослых людей, сегодня ни у кого не вызывает сомнения. Однако теория сценария утверждает, что на основе этих впечатлений ребенок составляет именно план своей жизни с ясно обозначенными началом, серединой и концом. Когда малое дитя пишет свой сценарий, оно пишет также концовку этого сценария. Все остальные части сюжета, начиная с вводной сцены и далее, планируются таким образом, чтобы привести к этой заключительной финальной сцене – развязке. План жизни завершается так, как было решено с самого начала. Ребенок принимает решения по поводу сценария своей жизни на основе чувств и специфической детской логики. Умозаключение, которое делает ребенок, может быть неадекватным – с точки зрения взрослого. Но оно – наилучшее решение, доступное ребенку для его уровня понимания.
– Бабушка, а ты уже старенькая? – спрашивает трехлетний Саша.
– Да нет, не очень, – сквозь дрему отвечаю я.
– А кто старее тебя? – спрашивает он снова.
– Моя мама.
– А кто старее твоей мамы? – не унимается внук.
Установив порядок старшинства, Саша решил выстроить родственников «по убыванию». И, выяснив, что он самый молодой в семье, замолчал, не решаясь, видимо, задать главный вопрос, который его мучил. Догадавшись, я спрашиваю:
– Ты боишься, что мы умрем?
За прошедшие полгода Саша потерял двух своих дедушек, умерших один за другим, и, очевидно, беспокоился, не грозит ли ему потеря еще кого-нибудь из близких.
– Да, – просто ответил он.
– Не бойся, это случится не скоро! – отвечает «умная» бабушка с психологическим образованием.
– А когда? – интересуется Саша.
Он хочет точно знать, когда произойдет то, чего он боится, чтобы это не застало его врасплох.
– Ну-у, ты вырастешь, станешь большим, женишься, у тебя родятся дети…
Но фраза осталась незаконченной, потому что Саша отчаянно зарыдал:
– Нет! Я не хочу жениться! Не хочу детей!
Я обняла его, прижала к себе. Что-то бормотала, утешая, гладя, пока он не уснул.
Прошло некоторое время. Мы возвращались с прогулки домой. Саша устал, капризничал, и я, чтобы побудить его собраться с силами, сказала волшебную фразу, которая действует на трехлетних детей безотказно: «Ну ты же большой! Ты уже взрослый!» Однако эффект оказался противоположным. Саша горько заплакал, отчаянно выкрикивая сквозь слезы: «Нет! Я не большой! Я маленький! Маленький!!!»
«Наверное, он устал сильнее, чем мне казалось», – объяснила я себе происходящее. Но через несколько дней ситуация повторилась. На мое подбадривающее – «Ты же большой!» – он так же отчаянно стал убеждать меня в обратном. И тут я вспомнила наш ночной разговор. Что же я наделала?! Фактически я сказала внуку, что наша смерть, смерть тех, кого он любит и боится потерять, напрямую связана с его взрослением – мы умрем, когда он вырастет. Как он может этому помешать? Только перестав расти. Перестав взрослеть. Что он изо всех сил и старался делать.
Конечно, пришлось постараться – найти «антидот», чтобы Сашино решение не взрослеть не перешло в его сценарий, но ведь зачастую родители не в курсе решений, которые принимают их дети. И не каждый родитель знает, как «переколпаковать» колпак, который «сшит не по-колпаковски». Да и ребенок обычно сам эти умозаключения «забывает». Когда мы вырастаем, воспоминания о раннем детстве приоткрываются нам лишь в снах и фантазиях. Мы можем не понимать причин своих «странностей» или поведения, которое нас разрушает и, вероятнее всего, так и не узнаем о решениях, принятых нами в раннем детстве, если не предпримем специальных усилий по выявлению и анализу своего сценария.
В период, когда ребенок занят написанием сценария своей жизни, он занимает подчиненное положение. Родители в его восприятии обладают абсолютной властью. Для младенца это власть над его жизнью и смертью. Позже это власть удовлетворять или не удовлетворять его потребности. Поэтому ребенку приходится решать, какую ему избрать стратегию, чтобы остаться в живых и как можно полнее удовлетворить свои нужды.
Хотя родители не могут заставить ребенка принять те или иные решения касательно его сценария, они могут оказывать на эти решения значительное влияние. Но все же окончательное слово – всегда за ребенком.
Воспитываясь в одних и тех же условиях, разные дети могут принять разные решения насчет планов жизни. Как в случае с двумя братьями, которым мать говорила, что они «кончат в психушке». Так и произошло, только один из них стал постоянным пациентом психиатрической клиники, а другой – психиатром.
Некоторые из нас в детстве могут выбрать – как Цветаева – такой сценарий, который с необходимостью предполагает состояние несчастья. Сценарий других может предусматривать ограничение возможностей и даже причинение себе физического вреда. Понять, какой сценарий выбрал для себя человек, можно, в частности, узнав, кто его любимый герой.
Каждый сценарий жизни неповторим, однако реализуется он по одной из нескольких ясно очерченных схем. На основании того, какой является развязка, сценарии делят на выигрышные, проигрышные или банальные.
Победитель – это тот, кто достигает заявленной цели, достижение которой приносит чувство удовлетворения. Проигравший – не только тот, кто не достигает заявленной цели, но и тот, кто, достигнув ее, не чувствует себя счастливым. Проигрышные сценарии различаются по степени тяжести развязки. Сценарий, который как бы неотвратимо влечет человека от раннего негативного решения к трагической финальной сцене, нередко называют роковым.
Читать бесплатно другие книги:
