«Сглотнула рыба их…» Беседы о счастье Кучерская Майя

М. К. Мы остановились на том, как важно говорить с любимыми людьми на языке, который им близок, понятен. Означает ли это, что у любви есть свои собственные, не побоюсь этого слова, любовные языки?

Т. Б. Да, именно. Психологи выделили несколько таких языков, и первый из них – слова поддержки. Одобрение необходимо всем людям и в любом возрасте. Неодобрение возвращает нас в детство, когда мы страдали от слов родителей: «Посмотри на себя! На кого ты похож?!» Осуждающие слова причиняют нам привычную с детства боль, за которой по пятам следует злость. А злость, которую не выпускают наружу, становится ненавистью.

Любовь – добра. И одобрение – лучший способ ее передать. Важно не просто говорить добрые слова, но говорить их так, чтобы им верили. А верим словам мы тогда, когда их смысл не расходится с тоном, каким их произносят. Проявлением любви является также качественное время – когда наше внимание безраздельно отдано другому. Именно оно дает нам ощущение близости.

Вы никогда не замечали, что в ресторане можно сразу определить, где за столиками семейные пары, а где – нет? Те, которые пришли на свидание, смотрят друг на друга и разговаривают. Семейные пары смотрят по сторонам. Они рядом, но не вместе.

Когда отец сидит на полу с двухлетней дочуркой и катает с нею мячик, его внимание сконцентрировано не на мячике, а на его дочери. Если же, катая мячик, он разговаривает по телефону, его внимание рассеянно – он вовсе не с дочерью. Ключевым аспектом качественного времени является сфокусированное на человеке внимание. Некоторые мужья и жены думают, что проводят время вместе, в то время как в действительности они просто живут по соседству друг с другом.

М. К. Потому что любовь – это отданность другому. Собственному ребенку, игре с ним и полной погруженностью в построение, например, дворца из лего. Мужу. Определенные отношения названы словом «отдаваться». Но в семье мы не отдаемся, а отдаем. Хочется сказать – служим.

Т. Б. И хочется правильно, потому что еще одним – очень важным для некоторых – языком любви является служение. Да-да, то самое, о котором вы говорили, начиная разговор о супружестве.

М. К. Опять выдохну, как и с кротостью: наконец-то!

Т. Б. Но служить-то тоже надо уметь! К сожалению, чаще служение выглядит так: «Я служила ему двадцать лет. Я прислуживала ему во всем. Я была его ковриком для ног, а он не обращал на меня никакого внимания, унижал меня перед своими друзьями».

М. К. Понятно, рано я выдохнула.

Т. Б. Эта женщина «служила» мужу в течение двадцати лет, но ее действия не были выражением любви. Именно против такого «служения» я и протестую. Или другая жена – выросшая в семье, где служение также было основным языком любви. Она часами стоит на кухне, готовит изощренные блюда, а ее муж любит макароны с сыром. Он говорит, что не хочет, чтобы она тратила столько времени на готовку, тогда у них было бы больше времени друг для друга, а она обижается и считает, что муж ее не ценит.

Или наоборот, муж приходит с работы первым, готовит еду, моет посуду и делает много чего еще в доме ради жены, стараясь взять на себя груз домашних дел, а жена чувствует себя обделенной. Ей хочется, чтобы он просто посидел с ней, обнявшись, на диване, выслушал бы ее. Потому что она чувствует, что любима, когда ей уделяют качественное время.

Для многих людей прикосновение является основным языком любви. Прикосновения необходимы не только ребенку, эмоциональное здоровье и развитие которого зависят от того, есть ли у него физический контакт с матерью. Оно совершенно необходимо и взрослым. Некоторые психологи даже утверждают, что для эмоционального здоровья нам необходимо не менее семи объятий в день.

Без тактильного контакта трудно почувствовать себя любимым. Однако физическое прикосновение может и улучшить, и разрушить отношения. Оно может вызвать и любовь и ненависть, если тот, кто нас касается, не чувствует, как его прикосновения действуют, и вынуждает нас переносить неприятные нам ощущения.

Понятно, что для мужчин язык прикосновений необычайно важен – попробуйте убедить мужчину, что вы его любите, если отказываете ему в физической близости. И эта тема одна из самых трудных для обсуждения между супругами. Еще одним, последним по значению, языком любви являются подарки. Вспомните, как приятно, когда кто-то своим подарком нам угодил. Угодил потому, что знает, что мы любим, чем можно нас порадовать. А значит, он внимателен к нам, и именно это мы и ценим. Иногда подарок – некое баловство, и это важно тоже, потому что мы чувствуем, что дать сверх необходимого можно только по любви.

Чтобы вернуть теплоту в отношения, восстановить контакт, необходимо, прежде всего, научиться общаться на том языке, который понятен другому. Конечно, хорошо, если это стремление обоюдное, но даже усилия, принятые в одностороннем порядке, могут изменить ситуацию к лучшему.

И людей этому надо учить.

2. Учиться отношениям: как?

М. К. Людей надо учить! Давайте замрем в этой точке. Мне тоже кажется это чрезвычайно важным, что учиться выстраивать отношения, разрешать конфликты, не вслепую, а прозревшими душами – необходимо. Поэтому мы и пишем с вами эту книжку. Я не хочу сказать, что наша книга – учебник жизни, нет. Нет! Но я верю, что можно показать: отношения – искусство, как игра на флейте, как живопись, и им тоже можно учиться, разучивать гаммы, потому что наша психе, наша душа подчиняется определенным законам, которые можно хотя бы просто узнать. И если наши читатели закроют эту книгу с пониманием, что учиться отношениям действительно можно, нужно – это уже много! Много, но не всё. Потому что – да, учиться, но как?

Помню, в нашем десятом, кажется, классе внезапно ввели новый предмет – «Этика и психология семейной жизни». Даже учебник по нему совсем тоненький выпустили – довольно пустой. Вести этот загадочный предмет был поставлен наш англичанин, самый безответный из всех учителей. Он и в самом деле рассказывал нам что-то о семейной жизни, краснея, белея. Слушать его было дико – жена, муж, у нас это ассоциировалось с папой и мамой, а не нами. Мы были девочками и мальчиками, и в ответ на все его рассуждения только хихикали и опускали глаза. Словом, профанация была полная! Я к чему? Как научить людей? Как это сделать практически? Снова ввести такой урок в школе, только продумать предмет получше, учебник написать поумней? Или у каждого должен быть в поликлинике психолог, который к нему прикреплен, как ангел-хранитель, и к которому он должен ходить на диспансеризацию раз в полгода, не реже? Давайте быстренько придумаем для наших чиновников, как эту учебу можно осуществить.

Т. Б. Мне кажется, чиновники тут вряд ли помогут. И учиться, я думаю, надо добровольно. Вот те, кто осознал эту необходимость, те и могут пойти в психологическую «школу». Сегодня есть множество разных курсов, тренингов – без практических занятий не научишься, есть индивидуальные консультации. А еще есть книги – те самые, что читали и психологи, которые ведут занятия.

М. К. Но это ведь уже всё и так существует, всё, что вы описываете! Всё это есть.

Т. Б. Вот именно. И тренингов – множество, каждый тренирует что-то свое. Хорошо, что человек имеет возможность выбирать, этот тренинг ему нужен или другой.

В большинстве своем наиболее популярные тренинги есть ответ на массовые запросы. Это ведь рынок – психологические услуги. Наиболее востребованными являются, например, тренинги по развитию способности противостоять давлению – безусловно, нужная вещь. Столь же популярны тренинги на тему, как воздействовать на других, чтобы добиться от них того, что человеку нужно. Часто это делается в жанре развития способности манипулировать другими. А тренинги, направленные на развитие способности понимать другого человека и строить равноправные, удовлетворяющие обоих отношения, – еще нужно поискать.

Кому-то учиться общению не нужно – он уже владеет этим тонким искусством. А кому-то не нужно потому, что его вполне всё устраивает в его жизни. С этим дело обстоит, мне кажется, как с прививками от гриппа: хочешь – делай, не хочешь – не делай.

А есть люди, которых, на мой взгляд, учить общению нужно в обязательном порядке. Учителя, воспитатели детских садов…

М. К. И не только! Всех, у кого психотравмирующая профессия. Священников! Вот уж кого точно. Наше духовенство. Ведется, если я не ошибаюсь, психология и в семинариях, как, кстати, и в педагогических университетах, но обычно довольно формально. В семинариях/ академиях к тому же и с извинениями – мол, наши методы, в смысле православные, молитва, послушание и пост, всё равно лучше! Но так и быть, расскажем вам еще и о существовании психоанализа и лжеучителе Фрейде. Кто бы спорил – молитва и пост – дело хорошее, про них сам Христос сказал, но… Христос был и всеведущ, он видел, знал человеческие души, он был еще и гениальный психолог!

Скольких же глупостей бы не было совершено, ах, если бы только глупостей – жизней бы не сломалось, обладай те, кому вверена чужая душа, наши священники, хотя бы элементарными знаниями по психологии. Хотя бы пониманием, что давить, ломать человека бесполезно – слишком устойчивая он система, а и сломаешь, тоже к Христу не приведешь.

Психотерапия, а в идеале в ней нет насилия над тем, кто пришел «лечиться», ни в чем христианству не противоречит. Но, думаю, эта стена будет сокрушена последней. Поэтому оставим батюшек, вернемся ко всем остальным, тем, кто готов изучать психологию без оговорок…

Т. Б. Да в общем-то, не изучать психологию им надо, а учиться общаться. Хорошо бы учить людей этому с пленок. На примере родителей. Тогда и правильные способы общения усваиваются, как родной язык. Но если этого не произошло и человек хочет освоить правильный язык общения, он вполне может это сделать – учат же взрослые люди язык иностранный.

Но мы говорили о том, что есть профессии, в которых люди так или иначе формируют способы общения у тех, с кем они взаимодействуют. Чаще всего неправильные и невольно – потому что не понимают, что делают. И обучать их надо в обязательном порядке. И конечно не так, как учили вас в школе, а практическими занятиями – как при обучении иностранному языку.

А вообще, мне кажется, было бы здорово, если на телевидении рекламировались бы не только подгузники, фильтры для воды или пепси-кола, но и правильные, эффективные способы поведения, разрешения конфликтов. А государство финансировало бы создание коротких, занимательных роликов на эту тему и их прокат на телевидении. Думаете, не сработало бы? Очень многое мы усваиваем в жизни именно на основе подражания.

М. К. Почему? Думаю, отлично б сработало! Социальная реклама. Как избегать конфликтов в семье, как нельзя говорить с ребенком? Бесценно. Мечтаю о времени, когда мы с нашим предложением будем услышаны. Но послушайте, вот что интересно. Раньше мир обходился без психологических школ. И можно себе представить почему. Действовала сила традиций, и традиции, четкие, ясные, передающиеся из поколения в поколение, давали ответы на главные вопросы. Как жить с женой, как воспитывать сына. Никакой психологии. И я не про времена «Домостроя» даже, я про начало XX века. Люди без психологии справлялись! Что случилось с человечеством, почему вполне здоровые, психологические полноценные люди стали нуждаться в подмоге психотерапевта? Не оттого же лишь, что теперь они могут себе это позволить? Может быть, просто людей этим отношениям учили иначе? И не психотерапевты?

Т. Б. Учили. Розгами, наказаниями, санкциями – добиваясь от них предписанного статусом или ролью поведения. Вы правы – правила были жесткими, и задачи на понимание почти ни перед кем не стояли. Свободомыслие не приветствовалось. Людей интересовали не чувства, а поступки, действия. Родителей не волновало, что испытывает их ребенок, он обязан был слушаться. И хотя правило «Почитай отца и мать свою» адресовано детям, взяли его на вооружение родители, в смысле – мы заставим тебя почитать нас! И был у них на это дело ремешок. Соответственно, ребенок понимал – спрашивать не надо. Надо делать то, что велено… Потом он точно так же воспитывал своих детей, а те своих, и так передавался стиль отношений.

М. К. На ваш взгляд, для общества это не было здраво? способствовало тому, что важные вопросы загонялись внутрь?

Т. Б. Мне думается, что здравость общества действительно во многом определяется порядком. Не так важно, какой это порядок, насколько он жесткий. Важно, что он есть и он понятен, а значит, к нему можно приспособиться. Порядок определяет место человека в социальной системе и предписывает соответствующие этому месту формы поведения. И это очень облегчает человеку жизнь – надо усвоить правила и следовать им. Пока человек ведет себя в рамках допускаемых обществом форм, все в порядке. Выход за рамки, особенно нарушение иерархии, общество пресекает с помощью санкций. Это снимает множество психологических проблем. Человек знает: «Я начальник – ты дурак. Ты начальник – я дурак». И обижаться здесь нечего. И проблем с выражением агрессии тоже нет – каждый спускает ее на того, кто ниже его в иерархии. Такое положение вещей – у сильного всегда бессильный виноват – было нормой, о чем нам еще в школе поведал дедушка Крылов. Только вот что делать крайнему?

И религия дает человеку действенные инструменты регуляции эмоционального состояния – например, человек может «поручить» Богу отомстить за него. Мысль, что твой обидчик будет вечно гореть в аду, столь сладка, что ради этого человек может отложить свою месть. Веря, что возмездие непременно будет и что суд Божий будет суров, можно не только потерпеть обиду, но даже «подкопить» ее, с готовностью подставляя ударившему вторую щеку. А главное, человек может считать себя хорошим, потому что его жажда мести не воспринимается им как грех. Человек считает, что если он не мстит сам, то, значит, и претензий к нему никаких быть не может. Более того, он преувеличивает свою «добродетель кротости», потому что видит только «белую» сторону своей души.

М. К. Так случается, конечно. «Будешь гореть в аду», – приходилось слышать такие слова. Я только хочу заметить, что это люди навязывают Богу свои представления о Нем. Это люди своими представлениями о справедливости и воздаянии пытаются подменить подлинную волю Божию – непостижимую и совершенно свободную, особенно свободную от человеческой узости и мстительности.

Т. Б. Да я и не говорю, что Бог по нашему поручению исполняет функции карателя или палача. Но мысль, что Бог отомстит за нас, накажет нашего обидчика, успокаивает.

Общество всегда контролировало агрессию, направляя ее на менее ценных, например, самых слабых своих членов – «козлов отпущения», оберегая тем самым все общество от разрушения. Когда порядок в обществе нарушается, что является признаком кризиса, поводов для агрессии становится больше и каждый считает себя вправе ее проявлять. Уровень агрессивности и напряжения возрастает, соответственно усиливаются и психологические проблемы. Но углубляться в это – в рамках нашего разговора – мне кажется, не стоит.

Когда гонимому, обиженному, угнетенному человеку некуда деваться – он вынужден оставаться в системе, какой бы разрушительной для него она ни была, он может только приспосабливаться к ней. Терпеть, угождать, «смиряться». Зачем гонителю в таких условиях нужно учиться общению? Он априори прав, ведь он действует в соответствии с той, освященной веками традицией, о которой вы и говорите – так поступали его деды и прадеды, не говоря уже об отце, которого он боялся и «почитал».

Но в наше время резко возросшей личной свободы люди достаточно легко могут выходить из социальных связей, которые их не устраивают, разводиться, например. Изменившиеся социальные и экономические возможности и менталитет общества позволяют не терпеть. Общество больше не предоставляет родителям силовых рычагов воздействия на детей – наоборот, дети могут «найти управу» на родителей, а родители часто лишены такой возможности. Что же остается людям? Остается ладить. Строить такие отношения, в которых обе стороны – муж и жена, родители и дети – удовлетворены тем, что они вместе.

Когда порядок нарушается, размываются границы и утрачиваются критерии того, что считается в обществе хорошим или плохим, тогда психологическая нагрузка на человека возрастает – он должен самоопределяться, делать выбор, как поступить в той или иной ситуации, и нести ответственность за свой выбор. Ему не на кого перевести стрелки.

Людям приходится самим определять пределы дозволенного, вырабатывать свои критерии добра и зла. И следовать добру становится труднее – общество, находящееся в кризисе, не препятствует злу и не поощряет добра. Действующие ранее рычаги больше на работают, а новых общество еще не выработало. Следование добру становится личным выбором человека, что в глазах окружающих может не только не иметь цены, но и восприниматься как наивность, глупость или слабость. По принципу – «Если ты такой умный, то почему такой бедный?».

Быстрый переход «из грязи в князи» есть нарушение установленного ранее порядка, что неизбежно приводит к смятению во многих головах. Экономическое расслоение общества, произошедшее на наших глазах, когда в нарушение всех принятых ранее норм успех и достаток пришли вовсе не к самым лучшим, «вдохновляет» людей на расширение рамок своего поведения в сторону вовсе не лучшую.

Социум всегда стремился регулировать самые грозные «стихии» в человеке – агрессию и сексуальное влечение. Когда рамки жесткие и общество контролирует поведение своих членов с помощью предписаний и табу, нарушение которых ведет к санкциям, открытые сексуальные отношения однополых людей, например, невозможны. Такие отношения, конечно, всегда существовали где-то в порах, в недрах общества, но было известно – это плохо и должно быть наказуемо, о чем нам поведала, в частности, Библия в истории о Содоме и Гоморре.

М. К. Да, а теперь хорошо то, от чего мне хорошо, примерно так. Всё для человека, вполне гуманная как будто модель. Неважно, что человек этот я. Но оттого, что свободы столько и возможностям в сущности почти нет предела, критерии размылись, почти исчезли… Оттого человек и не знает, как вести себя в самых простых ситуациях, и идет к психологу, который научит его – чему? Встретиться с собой, быть свободным? Но он уже захлебывается этой свободой, у него ее и так выше крыши! Горшочек, не вари.

Т. Б. Многие и в самом деле не знают, как своей свободой распорядиться. «Добавлять» свободы в этом случае не нужно. У всего ведь должна быть разумная цель. Если свобода не делает человека счастливее, человечнее – зачем она? Получив свободу вести себя так, как заблагорассудится, не принимая во внимание последствий, человек очень скоро окажется вовлеченным в еще более напряженные, еще более разрушительные отношения, чем те, которые были у него до «свободы». Потому что он получит в ответ то, что посеял.

Искусство слушать

Игорь Чепуров работал инженером в банке. Он должен был следить за системами видеонаблюдения, сигнализацией, но на самом деле исполнял все, что нужно по технической части: чинил, паял, подключал, отвечал и за электричество, и за телефонную связь. Был Игорь мастер на все руки, оттого и числился уже год как на две ставки, и изматывался после работы так, что домой почти приползал. Дома его поджидала Людка. И пятилетний Сема, но обычно уже в полусне.

Людка вкусно кормила, следила за его одеждой и обувью, и Игорю до сих пор очень нравилась, одно было тяжело… жена любила поговорить. И когда? Вечером! Когда Игорь вообще без сил. И ведь как заведет прям за ужином. Чтобы спокойно поесть, с чувством-толком посмотреть Спорт-ТВ, расслабиться впервые за день – нет, этого никогда не было, телевизор работал без звука, а звуком работала Людка. Ля-ляля, ля-ля-ля. Му-му, му-му. Ты меня слушаешь вообще? А я ему говорю, а он мне… нет, ты представляешь? Игорь измученно мычал что-то в ответ. Одно спасение – Сема. Сын плохо засыпал, звал к себе, и жена регулярно к нему убегала.

Так продолжалось почти весь этот трудный год, пока терпение у Игоря не кончилось. И вот однажды, вернувшись с работы, он так и сказал: «Хочешь, чтобы мы жили вместе дальше, за ужином со мной не разговаривай. Дай спокойно пожрать. Под телевизор». Но Людка на это, конечно, возмутилась: а обсуждать всё когда? Потом. Да когда потом, целый день тебя не вижу, целый день ты на работе пропадаешь, а у меня… и пошла. Он глянул. Замолчала, но на следующий день всё снова повторилось. Ля-ля, тополя, ку-ку, кукареку. А вот Семку в садике обижают, а я их воспитательнице говорю…

Не поняла, в общем. Рявкнул Игорь снова да погромче прежнего. Снова всё объяснил. И Людка, наконец, стихла, причем надолго. Стало Игорю хорошо – жена молчит, сын спит. По выходным, впрочем, они общались, но тоже особо лезть к себе он не позволял, надо ж когда-то и отдохнуть человеку.

И тут вызывает Игоря в банке начальник отдела, Валерий Евсеич, Людкин родственник, благодаря ему Игорь здесь и оказался. Мужик уже не молодой, но надежный – полжизни проработал главным конструктором на крупном заводе. Вызвал и странно так на Игоря смотрит. Будто смеется, а вроде и серьезный.

– Вот что, Игорек. Тут партнеры нас донимают, «Институт саморазвития», тренинги бесплатные предлагают и буквально давят уже. Хотят отдариться, мы им кое в чем сильно помогли. Я их футболил-футболил, но отказываться дальше уже неудобно. И начальство меня замучило, пошли кого-нибудь да пошли. А мне жалко, что ли? В общем, решили, ты пойдешь. На какой-нибудь их однодневный тренинг.

– Я? Куда? – Игорь даже поперхнулся от изумления. – Да я-то при чем, Валерий Евсеич, мне работать надо, какой еще тренинг?

– От работы ты, само собой, освобождаешься. А какой тренинг… да тут целый список. Что тебе больше нравится? – Евсеич погрузился в какой-то сайт и начал зачитывать: – «Знакомства без отказа: в бизнесе и личной жизни…» как тебе? «Искусство соблазнения», «Как очаровать мужчину с первого взгляда», так, ладно, это не то. «Бесконфликтное управление персоналом», «Как жить эффективно». А вот, может, это? «Как стать счастливым в семье: искусство общения». Как раз сегодня после обеда, годится?

Игорь был так потрясен, что ничего не ответил.

А Валерий Евсеич уже набирал номер.

После обеда Игорь сидел в небольшом зале в мягком синем кресле в компании молодых и не очень женщин. Из мужчин он был здесь один. Вела тренинг тоже женщина, полногрудая, большая, но шустрая; долго тянуть она не стала и сразу же сказала грудным, чуть гипнотизирующим голосом, что главное в семейной жизни – общение, нужно уметь говорить друг с другом, слушать друг друга и обсуждать все проблемы вместе. Начать иногда трудно, но существуют простые фразы, которые помогают сделать первый шаг. Например: «Давай спокойно это обсудим» или «Знаешь, я думаю, нужно об этом просто поговорить», а где-нибудь в середине разговора надо произнести «Я тебя понимаю», еще лучше «Как же я тебя понимаю», и не забывать подбадривать собеседника словами поддержки. Да, важно эти фразы произносить в предельно спокойной обстановке, ни в коем случае не во время конфликта, а например, уже улегшись спать, в супружеской постели.

Игорь слегка смутился, ведущая особенно не церемонилась, оглянулся вокруг: все благоговейно внимали, некоторые даже строчили за лекторшей в свои блокнотики. Интересно, так и выводили «в супружеской постели»?

– Но прежде чем приступить к тренировке и оттачиванию практических навыков, – продолжала как ни в чем не бывало ведущая, – давайте посмотрим ролик.

Тут она включила приятную психоделическую музыку, свет в зале погас, на экране появились симпатичные мужчина и женщина, видимо, муж и жена, они о чем-то взволнованно разговаривали и, кажется, собирались поссориться. Что случилось дальше, Игорь так и не узнал. Как всегда не высыпался, а тут музыка, темнота – кто это выдержит? Он проснулся уже под конец тренинга, женщины в зале были сильно возбуждены, что-то они, видимо, только что бурно обсуждали, а когда увидели, что он открыл глаза, засмеялись.

«Мы пытались вас разбудить, но… не получилось!» – пояснила ведущая.

Вечером Игорь пришел домой не такой уставший, как обычно. Все-таки полдня не работал плюс поспал на тренинге. После ужина поиграл даже с Семой, построили домик из Лего, поселили в него пластмассовую собачку и мальчика. И Людка более-менее молчала, как всегда в последнее время, но поздно вечером, когда уже легли спать, все-таки не выдержала.

– Знаешь, Сема наш «р» не выговаривает, нужно заниматься с логопедом. Сегодня сходила с ним на первое занятие, а этот логопед… – и Люда вдруг всхлипнула.

Тут Игорь медленным гипнотическим голосом, в точности, как ведущая на тренинге, проговорил:

– Подожди-ка, давай это просто спокойно обсудим.

Людка так и подскочила.

– Что?

– Ничего. Предлагаю всё это спокойно обсудить.

Дальше случилось невероятное. Людка крепко обняла Игоря, еще немного поплакала, а потом заговорила. Она говорила и говорила: про логопеда, про то, что логопед этот, кажется, совершенно не профессионален, про школу для Семы, пора было уже об этом задуматься, про Верочку, ближайшую подругу, которая собралась, кажется, разводиться с мужем. Игорь иногда вставлял:

«Как же я тебя понимаю», а изредка поддерживающе: «Так само собой». В конце концов он тихо уснул и произносил эти фразы сквозь сон, а потом и не произносил вовсе. Но Люда всё говорила, вздыхала, улыбалась и, наконец, замолчала, задумалась.

«Неужели письмо мое дяде Валере так подействовало, а я-то тряслась, боялась, что наврежу. С другой стороны, ничего особенного я там не написала, только, что поговорить никак не могу с собственным мужем. А может, это и не письмо, а просто добрый он у меня, Гоша, сегодня не так устал, и надо же, как внимательно он умеет слушать. Как сочувствует!»

С тех пор они жили душа в душу. Перед сном Игорь произносил заветную фразу, одну, другую, Люда начинала говорить, он вставлял третью, дальше все шло как по маслу.

М. К. После десяти, иногда пятнадцати лет общей жизни муж и жена все же привыкают друг к другу. Это происходит естественным образом, без чтения психологических пособий, само собой. Мы обсудили ситуацию, когда супруги, как им представляется, исчерпали друг друга, но как выяснилось – это иллюзии, не исчерпали, а подчинились сочиненному в соавторстве сценарию. Существует еще одна проблема, даже не «надоело», не «скучно», а «больше не могу». Кажется, это называется эмоциональное выгорание? Когда кончились силы. Вообразим себе сцену. Она входит в дом. Уже не ранний вечер. Никто не идет к ней навстречу, все заняты. Сын, подросток одиннадцати лет, в наушниках перед компьютером, он ничего не слышит; дочь, старшая сестра, перед айпадом, ей тоже ни до чего; в их комнате жуткий беспорядок – тетрадки, одежда, носки, в сто лет не мытом мутном аквариуме грустно плавает некормленая черепаха. В другой комнате муж лежит перед своим лэптопом, он тоже… устал. Они, впрочем, поужинали, голод не тетка, сварили сосиски и макароны; в раковине гора немытой посуды. Посудомоечную машину – ее давнюю мечту – просто негде в этой кухне разместить. И только любимый пес, лабрадор по кличке Багратион, радостно скулит и прыгает на нее, наконец-то с ним погуляют! Что она чувствует? «Всё! Больше в этом доме я находиться не могу! Я должна отдохнуть! Уехать! Я должна сейчас же, немедленно покинуть это собрание людей. И зверей».

Понятно, что это эмоциональная реакция, и можно сказать, как вы не раз в подобных случаях говорили, что такие сцены долго готовятся, годами, что это лишь конечная станция длинного пути. Но именно на этой станции я хочу выйти и спросить: когда человек понимает, что он больше не может всё это выносить, насколько он должен себе верить? Надо ли быстренько собрать чемоданчик и уехать на три дня в санаторий? Или следует уехать вообще навсегда?

Т. Б. Думаю, верить себе надо всегда. Кто же лучше нас самих знает, в чем мы нуждаемся? Но почему – уехать навсегда? Что именно так непереносимо?

М. К. Как что? Что этому человеку никто особенно не рад, что он в сущности вытеснен из этого пространства, ему нет в этом доме места, что к нему относятся потребительски. И от всего этого вместе он страшно устал. Поэтому хочет выйти хотя бы ненадолго, набраться сил.

Т. Б. Вы сразу несколько вещей отметили. Во-первых, что человек вытеснен, ему нет места. И следуя логике вытеснения, которой он, по-видимому, не сопротивлялся, ему больше ничего не остается, как выйти за пределы того пространства, из которого его вытесняют. Поскольку отступать больше некуда…

Вторая мысль – человек устал. И он хочет выйти, чтобы набраться сил, отдохнуть. А что он устал делать?

М. К. Служить ближнему своему!

Т. Б. А-а, это тот самый «метод создания семейного счастья», про который вы говорили, начав беседу о супружестве… Служить ближнему. А что это значит? Исполнять свои обязанности, не давая себе возможности отдохнуть? Так истощился он. Сил не осталось ни капельки. Многие люди разрешают себе передохнуть, только будучи доведенными до крайней степени изнеможения. А если еще есть силы шевелиться, то отдыхать не имеют права. Такая у них установка. И окружающие вовсе не деспоты. Они, может, даже призывали его отдохнуть, остановиться, поберечь себя. А он, как заведенный, все «служил» и «служил». За таким вариантом самоэксплуатации обычно стоит какой-то психически ощущаемый дефицит, какая-то скрытая беда.

Но, может быть, близкие действительно воспринимали его как прислугу? Тогда почему он на это соглашался? Возможно, окружающие не видели его усталости, потому что невнимательны к нему, а может быть, потому, что он скрывал свою усталость? Но кто должен следить за степенью его усталости? Иногда люди доводят себя до полного истощения сил умышленно, хотя и не вполне сознательно, чтобы сказать: «Вот, посмотрите, до чего вы меня довели!» Как ребенок, который, обидевшись, думает: «Вот заболею, и лучше даже умру – будете тогда знать!» Может быть, окружающие и пытались облегчить его ношу, но он отказывался, говоря: «Нет-нет, я сам!» Потому что не может доверить ничего никому. Он всё сделает лучше других! А если и не лучше, то некого будет винить, если что не так.

М. К. Ну, или ему просто трудно принимать чужую заботу и помощь, не привык.

Т. Б. Возможно. Но это всё из разряда психологических игр и не имеет отношения к служению.

Но что же это такое – служение? И чем оно отличается от службы? И в том, и в другом случае человек как бы себе не принадлежит. Но разница всё же есть. Служение – бескорыстно. Служба должна быть оплачена. В служении человек не ищет награды, хотя и бывает вознагражден, причем главная его награда – удовлетворение от исполненного долга.

В семье есть много обязанностей, которые люди либо берут на себя добровольно, либо вынуждены их исполнять, потому что «деваться некуда». В последнем случае вполне возможно, что исполнять их они будут так, как солдат в карауле, мечтающий о дембеле, – внутренне отсутствуя. И никакое это не служение, а служба, от которой нет ни радости, ни удовлетворения. И вот еще что важно. Если служение добровольное, то заботиться о себе человек должен сам. А если жена берет на себя подвиг служения ближнему добровольно, а при этом считает, что те, кому она служит, должны заботиться о ее самочувствии, то на ее претензии окружающие вполне резонно могут заметить: «Ты сама на себя все это взвалила! Мы тебя не просили!»

Но вернемся к тому, с чего мы начали.

Ситуация, которую вы описали, заканчивается уходом, а до этого имела место другая стратегия поведения в конфликте – подавление. Помните? Человека давно что-то не устраивало, но он делал вид, что всё в порядке. А больше делать вид не может. Подавление всегда заканчивается либо взрывом, либо уходом – тихим или с хлопаньем дверьми.

Но почему человек не высказывал своего недовольства раньше?

М. К. Например, потому что не хотел ссориться, боялся испортить отношения. Был уверен, что так и надо, и честно «нес свой крест», считая, например, что живет, как требуется, проявляя терпение, смирение, кротость… И действительно же терпел!

Т. Б. Боялся испортить отношения и потому терпел. До последнего, пока хватало сил… Поэтому протест – «Не могу так больше!» – бывает часто очень неожиданным для окружающих. Муж мог давно подвинуться, пойти навстречу, если бы знал, что происходит в душе у доведенной до крайности жены.

Но эмоциональное выгорание – это не совсем «не могу больше!». Этот термин употребляют тогда, когда имеет место отсутствие чувств. Человек перестает чувствовать то, что чувствовал раньше – любовь, нежность, сострадание. Они были, но «выгорели». Человек функционирует – то есть всё, что положено, делает. Помыл, приготовил, убрал. Отвел-привел. Выслушал. И даже по голове ребенка погладил, потому что хорошая мать должна так делать. И даже сказал: «Ты у меня молодец». Но ни капельки душевной теплоты в это не вложил. Жена может исполнять свой супружеский долг так же без всяких чувств – сказано же: «Не уклоняйтесь друг от друга» и «тело жены принадлежит не ей, а ее мужу». Конечно же, апостол устанавливал симметрию – что и муж не хозяин своего тела, оно принадлежит жене. Но как пользоваться этим принадлежащим ей телом, она не знает. Отвернулось к стенке и храпит…

Эмоциональное выгорание – это состояние истощения, паралича наших сил, чувств и утраты радости по отношению к жизни.

М. К. Вот-вот, и я про это!

Т. Б. Знаете, явление эмоционального выгорания первоначально было замечено у людей помогающих профессий – врачей, священников, сестер милосердия.

М. К. Психологов, психотерапевтов…

Т. Б. Да, и у них тоже. Но в наше время эмоциональное выгорание все чаще случается с людьми в отношениях с близкими, в семье.

Женщина, полная благих намерений служить ближним, через какое-то время может обнаружить, что у нее нет сил, чтобы исполнять то, что взвалила на себя сама. Требования окружающих, которые раньше она исполняла с легкостью, теперь кажутся ей чрезмерными. Всего для нее слишком много. При одной только мысли, что завтра всё начнется сначала – снова нужно вести ребенка в сад, готовить обед, у нее возникает чувство усталости. Ее чувства выгорели до горсточки пепла. Она не только не способна любить, но и перестала чувствовать себя – как будто она машина, робот.

Для последней стадии процесса эмоционального выгорания характерен «синдром отвращения» – человек испытывает отвращение ко всему. Он полностью сломлен. Он заболевает – телесно и психически, переживает отчаяние, но все равно не может перестать функционировать и остановиться. Смерть может казаться ему единственным выходом из этого замкнутого круга. При этом часто людям удается скрывать от близких свое состояние, и лишь когда они уже не могут больше жить, они пытаются что-то сделать для своего спасения.

Эмоциональное выгорание можно понимать как особую форму экзистенциального вакуума. Это страдание от чувства пустоты и отсутствия смысла. Следуя за кажущимся смыслом, мы не можем быть эмоционально вовлечены в то, что делаем, и механически исполняем свой долг. Эмоциональная вовлеченность и удовольствие от того, что человек делает, защищают его от выгорания, несмотря на усталость.

Если я не могу подарить свое сердце тому, что я делаю, то я неизбежно отсутствую там, где нахожусь. Если я слушаю кого-то, а думаю при этом о чем-то своем, я обманываю этого человека. Он думает, что я здесь, с ним, а фактически меня нет. И наше общение выхолащивается. И это приводит к утрате отношений и к несоответствию самому себе. И если я не присутствую сердцем в каком-то деле, не только это дело не имеет для меня ценности, ценность утрачивает также моя жизнь.

Выгорание – это такой счет, который нам выставляют за долгое отчужденное отношение к жизни, за жизнь, которая не является по-настоящему моей.

М. К. Ничего себе. Жизнь, которая не является по-настоящему моей! То есть я во что-то верю, верю, что нужно быть хорошей матерью, растить шестерых или двоих своих детей, оставаться верной любящей женой, не огорчать своего мужа, быть во всем ему доброй помощницей, другом, любовницей, наконец. И всеми силами стараюсь жить по своей вере. Быть и такой, и эдакой. А потом оказывается, что эта жизнь не моя. Что мое – это, предположим, танцы? Я же с детства любила танцевать. И значит, надо было вообще никого не рожать, а становиться танцовщицей кордебалета, тогда и никакого эмоционального выгорания бы не настало? Как страшно жить!

Т. Б. Да нет. Если рожала, потому что хотела, если наслаждалась своим материнством, а не делала то, что «положено» делать, чтобы быть хорошей матерью, то всё в порядке. А танцевать можно и с детьми. И семейный «кордебалет» организовать можно! А вот если я варю щи, глажу пеленки, а сама думаю о том, что вместо этого могла блистать на сцене, то точно – живу не той жизнью. Не своей.

М. К. Признаем: даже живя своей жизнью, можно очень устать. Вопрос. Откуда все же взять силы? Как освежить свои чувства, эмоции?

Т. Б. Ну если человек оставляет ту же самую стратегию – служить изо всех сил без продыха, то это тупик, как в ситуации, которую вы описали. А если остановиться – может, получится найти источник где-то на стороне. Пополнил, принес в семью – отдал. Принес – отдал. Где взял? А где смог. Поехал в санаторий, отдохнул, поднакопил силенок. Можно дальше лямку тянуть. Пошел в фитнес – взбодрился. Стал в храм ходить, молиться – «Господи, помоги!»

Но если эмоциональной отдачи, удовлетворения от служения нет, то качать в одну сторону никаких сил не хватит, это бездонная бочка… Значит, что-то в самой системе отношений – к близким и к самому себе – глубоко неправильно. Ложная жертвенность, например, берущая начало в желании быть хорошей. Ложное понимание служения. Отрицание себя. Отсутствие или забвение собственных интересов, заполнение пустоты и бессмысленности жизни. Мотивов такого поведения много. Но если систему не изменить, истощение случится.

М. К. В какую сторону изменить? Всё же выгородить свое пространство на территории семьи, сказать: а вот здесь моя площадка, здесь мое личное время, мой покой, и никто, пока я принимаю хвойную ванну, – да, полтора часа, и что? – так вот, ни один из вас не трогает меня, не стучится, не плачет, не подвывает под дверью. Так?

Т. Б. Нет, перемена заключается в том, чтобы сказать: «Я взяла на себя непосильную ношу – служить и ничего не требовать для себя. На самом деле я тоже хочу получать. Внимание и заботу. И вы мне тоже должны! Не только я вам». Потому что если эта территория, которую я пометила как свою, она для того только, чтобы забиться в нее, как в нору, отдышаться и снова выйти на служение, то это всё та же стратегия. Просто теперь не нужно выходить за пределы семьи, чтобы отдышаться. Направление перемены в том, чтобы процесс отдачи энергии перестал быть односторонним. Чтобы не только давать, но и брать.

М. К. Но как брать – от детей, от малышей особенно? От мужа, он тоже как дитя, поскольку муж у нас, в смысле в России, тоже инфантильный пошел. Взрослеет годам к сорока двум. Может, сразу за стареньких выходить? Идея!

Т. Б. От детей получать удается, если мы умеем уловить границу наших возможностей и не делаем больше, чем можем в данный момент. Мы не останавливаемся часто именно из-за этой идеи «служения». Или идеи «хорошей матери» – хорошая мать должна поступать так-то и так-то. Ведь по законам формальной логики естественным является вывод – если я не делаю так, как положено, то я плохая мать. А кому же хочется считать себя плохой?

Но если я не слежу за уровнем заряда своей энергетической батареи – по аналогии с мобильным телефоном, – то могу остаться в нужный момент без связи с миром. И если моя внутренняя батарейка разрядится, я лишу близких моего тепла. Лишу их любви, в которой они нуждаются. Поэтому именно из-за любви к ним я должна быть внимательной к сигналам своей внутренней обесточенности, чтобы вовремя обеспечить подзарядку. Должна остановиться. А если я делаю столько, сколько могу, а не «через не могу», то я в состоянии и любоваться своими детьми, и играть с ними, и шутить. И веселее проводить время. Ведь в отношениях с детьми есть не только долг, там есть и радость. Но и для радости должны быть силы.

А с мужем дело обстоит, с одной стороны, проще, потому что ему можно сказать – я больше не могу так жить. Устала. Он, конечно, может этого не услышать…

М. К. Или не понять. Или не согласиться – чем ты лучше? с какой стати ты устала? А я? Ты посмотри, сколько делаю я!

Т. Б. Да, он может не понять или не захотеть понять, ведь чтобы стало по-другому, он тоже должен измениться. А любая перестройка – энергетически затратное дело. Где же взять энергию, чтобы изменить семейную систему?

Можно извне, если люди проходят семейную психотерапию. Тогда добавочная энергия – от психотерапевта. Он добавляет свою энергию к той, которая есть у пары, пришедшей, чтобы изменить свою жизнь. У них есть желание измениться, а значит, есть и энергия, но она движется по рельсам, заданным сложившимися отношениями. Внешней энергии для изменения траектории движения может требоваться немного, просто терапевт знает, в какой точке ее надо приложить.

Или изнутри системы, когда жена, доведенная до отчаяния, говорит: «Не могу-у больше!!!» Тогда система может измениться от энергии протеста. Откуда взялась эта энергия у тихой, безответной, измученной женщины? Она взяла ее из того «резервуара», из которого мы берем энергию, когда речь идет о жизни и смерти. Ту энергию, которая позволяет сделать прыжок отчаяния через пропасть.

К сожалению, чаще всего этим «Не могу больше!» дело и заканчивается. Всё остается как прежде. Ведь женщины, которые «служат», обычно не умеют брать.

М. К. Брать… Да ведь это тоже не просто, особенно если брать не очень привык. Как брать? В какой форме? Тем более что многого-то и не надо. Вот в чем грусть. Не надо многого. В моей нарисованной выше картинке – придуманной, конечно, но, как мне кажется, придуманной похоже, – всё, что нужно было, это выйти из комнаты. Выйти к маме, жене в коридор, улыбнуться. Подхватить сумки, помочь раздеться. Может быть, обнять. Тогда и невымытая посуда оказалась бы не так страшна, и беспорядок в комнате – всё померкло бы, все печали перед лицом этой встречи пришедшего домой усталого человека. Но все мы знаем, и я в том числе, как невероятно трудно иногда совершить это элементарное мышечное усилие, просто поднять себя с дивана. А совершив его, еще и разозлишься – ты же не хотел вставать! Но никто, конечно, не оценил, как ты старался. И все-таки это уже шаг. И немалый! Почти без иронии говорю. Мышечное усилие! Но бывает и на меньшее, на слово доброе, нет у супругов сил. Просто слово. Легкое шевеление губ и языка. Произнести от сердца «Милый», «Милая». Всё! Видите, я всё о том же. Семейная жизнь – это усилие, иногда элементарное.

Т. Б. Странно всё же это, вам не кажется? Элементарное усилие, легкое шевеление губ – и то человеку не под силу! Ребенок, которому так свойственно радоваться приходу мамы и бежать ей навстречу, должен приложить усилие, чтобы ей улыбнуться, ее обнять. А приложив его, злится – как будто его заставили это сделать!

Придется сделать отступление от темы, чтобы поговорить о том, как еще люди отбивают охоту общаться друг с другом.

Все мы проходили в школе теорию условных рефлексов. Но, видимо, плохо ее поняли. А жаль. Потому что открытые Павловым законы, такие же непреложные, как законы физики, лежат в основе всех ситуаций обучения. Суть этих законов заключается в следующем. Если я делаю что-то и получаю в этот момент удовольствие, я буду стремиться это действие повторить. А боль, страх или любые другие неприятные эмоции, совпавшие по времени с моими действиями, приведут к тому, что я буду стараться таких действий избегать. Реакцию страха и избегания можно сформировать практически на любой нейтральный или даже изначально позитивный стимул.