Лучший мир Сэйки Маркус
Как и большинство из того, что говорила Натали, эти слова были смелыми и откровенными. Она не играла в игры, не напускала тумана, не преследовала своих целей. Но это вовсе не означало, что ее простое сообщение было лишено скрытых смыслов. Кроме констатации факта, он услышал в ее голосе боль, утрату, сожаление, а еще радость и надежду, которую давало его невероятное воскрешение.
– Это не больница, – продолжила она. – Это их частная подземная клиника.
– Когда живешь в таком месте, где сверходаренных больше, чем где-либо в мире, в этом есть свои преимущества, – сказал Джейкоб. – В особенности если вы стоите во главе и вам плевать на запреты FDA[47] и советы по этике.
– Самая большая опасность при клинической смерти – это повреждение клеток из-за недостатка кислорода, – пояснил Эрик. – Решение очевидно: снизить метаболические потребности почти до нуля, приостановить функционирование организма. После этого ликвидация повреждения – вопрос тканевой инженерии с использованием стромальных стволовых клеток, полученных из жировой ткани.
– Вы хотите сказать, что у меня… – Купер посмотрел на свою грудь и только теперь осознал, что на нем больничный халат.
Черт! Трудно сохранять достоинство в таком одеянии. Он осторожно надавил себе на шею. Из складчатого шрама в центре его груди появился маленький шунт. Из него вытекла жидкость, когда Купер вытащил провод. Он вспомнил манипуляторы, и его охватила паника, возникло чувство, будто он глубоко под водой и ему не хватает воздуха.
Он помолчал, вздохнул раз, другой и договорил:
– …что у меня механическое сердце?
– Нет, конечно, – сказал Джейкоб. – Вы что, думаете, на дворе все еще восемьдесят пятый год? Ваше сердце остается вашим сердцем. Нам даже не пришлось вскрывать вам грудную клетку. Наши врачи воспользовались раневым отверстием, ввели через него ваши собственные стволовые клетки, чтобы заживить разрыв левого желудочка. Это как ремонт проколотой шины.
– Но… это пытались сделать в «Джонсе Гопкинсе», в Майо[48]. Им так и не удалось научить клетки…
– Здесь у нас не «Джонс Гопкинс», – отрезал Эрик. – Это новая технология. Ваши правила здесь не действуют.
Купер напрягся. Он привык воспринимать Эрика как симпатичного интроверта, а Джейкоба – как реальную власть, тогда как на самом деле все было наоборот. Джейкоб был хороший переговорщик и умный парень, но всё вокруг них – включая и «черную клинику»[49], которая воскресила его из мертвых, – вертелось благодаря Эрику.
«А теперь в его руках и жизнь твоего сына».
– Мне нужно поговорить с президентом, – медленно сказал он.
– Узнав о том, что вы убиты, президент Клэй отдал армии приказ войти в Вайоминг. Они захватили города Джиллет, Шошони и Ролинс и таким образом фактически блокировали Новую Землю Обетованную. Военно-воздушные силы несут патрульную службу над городами. В операции участвуют более семидесяти пяти тысяч солдат из всех видов вооруженных сил.
– Семьдесят пять тысяч? – Купер протер глаза. – Но когда президент узнает, что я жив…
– Он все равно будет вынужден действовать таким образом, – покачал головой Джейкоб. – У Клэя нет выбора.
– Грозовые тучи, – сказал Эрик. – Хищные птицы. Масса вектора. Испуганные люди хотят видеть действие больше, чем правильное действие. Это вытекает из имеющейся информации. У Клэя нет выбора.
– Почему вы продолжаете мне лгать? – спросил Купер.
Эти слова застали Эрика врасплох, а потому Купер вслед за прямым ударом нанес хук:
– Я знаю, что вы нашли источник анормальности. И даже разработали сыворотку, которая может превращать обычных людей в сверходаренных.
– Что? – изумилась Натали, все это время смотревшая на Тодда, но слова Купера вернули ее к реальности. – Это правда?
Купер сверлил взглядом братьев Эпштейнов.
– Многое еще предстоит доработать, – мгновение спустя кивнул Джейкоб, – но сыворотка уже действует.
– Вот она – настоящая защита для Обетованной, – сказал Купер. – Не в том, что я убью Джона Смита, не в суверенитете, не в миллиардах. И потому я спрашиваю еще раз: почему вы мне лжете?
– Что вы имеете в виду?
– Вы говорите, что люди испуганы, что у Клэя нет выбора, но умалчиваете о том, что у вас есть волшебное снадобье, которое может изменить мир. Большинство нормальных не хотят войны. Они просто боятся, что станут ненужными в этом мире. Ваше открытие меняет ситуацию. Или по меньшей мере дает им возможность выбора. Так что вам нужно всего лишь…
Он замолк, потому что осознал…
«Джейкоб стоит, скрестив руки, Эрик кусает щеку изнутри. Отрицательные реакции. Почему?
Вряд ли они утаивают это, рассчитывая получить финансовую выгоду, – денег у них и без того более чем достаточно, ни у кого столько нет.
И потом, им угрожает полномасштабная атака. Рассказать правду о сыворотке – вот единственное, что может спасти Обетованную. Не говоря уже о том, что предотвратит гражданскую войну.
И все же они реагируют отрицательно».
…он что-то упустил.
– Постойте! – воскликнул он. – Вчера, когда мы разговаривали, вы сказали, что времени недостаточно. Вы это имели в виду? Даже ваше требование суверенитета имело целью только выигрыш времени.
Он переводил взгляд с одного на другого, с брата на брата. Оба умные, оба на свой лад действуют из лучших побуждений. И на них троих вместе с Купером в некотором роде лежит ответственность за спасение мира. Почему так сложилось, уже не имеет значения, потому что его дар, забегая вперед, подсказал ему ответ.
– А это означает, – он потер лоб, – что у вас нет сыворотки?
– Ученый, который руководил исследованием, непростой человек, – сказал Джейкоб. – Доктор Каузен согласился принять наше финансирование только на условиях полной независимости. Мы получали от него отчеты о ходе работы, результаты тестов, но никогда – самой формулы.
– И что?
– Доктора Каузена похитили неделю назад, – объяснил Джейкоб.
– И похитил его ДАР, – добавил Эрик. – Ваше правительство хочет войны.
Революция? Ты идиот. Ты даже не понимаешь, что означает это слово. Забудь своих драгоценных Мао, Че и Фиделя. Пусть их физиономии появились на футболках, но это еще не значит, что они сумели хоть что-то изменить.
Ты хочешь революции – возьми в пример Александра Флеминга. Пенициллин преобразил мир так, как Ленин и Вашингтон даже не мечтали.
А теперь сядь и заткнись, ты, деспотичный обыватель. Этот заплыв для взрослых.
Ответ доктора Эйбрахама Каузена на вопрос студента на конференции «Что будет после: будущее футурологии», Гарвардский университет, май 2013
Глава 33
Пруд был неглубокий, по берегам торчал камыш с обломанными стеблями. В спокойной воде отражалось пасмурное ноябрьское небо, а в свежем воздухе витали запах сосны и обещание снега, неизбежного с наступлением зимы.
Издалека донесся рокот, вероятно выстрел охотника, но Итан попытался не услышать в этом дурного предзнаменования.
– О чем думаешь, толстушка? Красиво, да? – улыбнулся он дочери.
Вайолет скосила глаза и помотала ручкой. Ученый в нем вообразил ученого в ней. Иногда он представлял себе дочь как крохотное существо в кабине непонятного ей транспортного средства. Многие ряды приборов, выключателей и кнопок – и никакой инструкции. Остается только нажимать, крутить наобум и смотреть, что из этого выйдет.
«Нажмешь на эту кнопочку – раз! – и выдвинулось крылышко. Интересно».
– Ей холодно, – сказала Эйми.
Итан подскочил. Это были первые слова, которые она произнесла почти за сутки. И хотя был уверен, что одеяло, в которое завернута Вайолет, не даст ей замерзнуть, он кивнул, укутал дочь поплотнее и вернулся в дом.
Жена все еще злилась на него. Впрочем, он ее не винил.
Вчера, забрав ключ от машины у оператора бензоколонки и связав лентой его руки и ноги, он вышел со станции заправки с пакетами. Эйми недоуменно посмотрела на него, а он повел ее к видавшему виды пикапу, припаркованному рядом. Сунул пакеты в багажник возле потертого ящика с инструментами.
– Что это? – не поняла Эйми.
– Наша новая машина. Садись.
– Итан, что ты?..
– Я сделал то, что был должен. Прошу тебя, милая, верь мне.
Она подошла к машине и сказала:
– Тут нет кресла для ребенка.
– Нам недалеко.
Эйми уставилась на него, и он испытал один из тех редких моментов, когда понимаешь, что с появлением ребенка жизнь меняется. Стать беженцами и покинуть город? Нет проблем. Поверить ему, когда он сказал, что нужно спасаться от федеральных агентов? Пожалуйста. Проехать несколько миль в машине без кресла для ребенка? «Хьюстон, у нас проблема!»
– Детка, прошу тебя, мы должны ехать. Я обещаю, что буду вести машину осторожно.
Жена неохотно залезла в салон.
Все его инстинкты требовали, чтобы он вырулил на шоссе и уехал как можно дальше от Кайахога-Фолс. Но приходилось включать мозги. Его преследовало мощнейшее правительственное агентство, сотрудники которого быстро выйдут на связанного, узнают модель и марку машины, угнанной Итаном. И хотя у него возникла мысль поменять номера, он понимал, что этим никого не одурачит. Агентство может контролировать камеры видеонаблюдения.
Нет, как бы ему ни хотелось бежать, важнее было спрятаться. Если повезет, ДАР начнет искать их в сотнях миль отсюда. И может быть, вообще потеряет их след.
«На какое-то время».
– Куда мы едем? – нервно спросила Эйми, сидя на пассажирском сиденье и изо всех сил прижимая к себе Вайолет.
– Узнаю, когда увижу.
– Дорогой, я тебя люблю, но сейчас я тебя просто тресну.
– Я все объясню, когда мы доберемся до места. – Он попытался изобразить улыбку, но Эйми не улыбнулась ему в ответ. – Слушай, нам сейчас нужно собраться. Все пройдет гладко, если мы не попадем под камеры наблюдения. Можешь мне помочь?
Жена скорчила гримаску, но подалась вперед и принялась смотреть через лобовое стекло. Они держались проселочных дорог и жилых кварталов, пробираясь к национальному парку – тому самому, по которому шли недавно. Первые несколько домов не отвечали цели Итана – слишком близко к улице или с припаркованными у входа машинами. Еще тридцать секунд – и перед грунтовым проездом он увидел написанный от руки указатель: «Убежище Хендерсонов».
– Это, возможно, подойдет, – сказал Итан.
– Подойдет для чего?
Он направил машину в проезд и метров сорок петлял среди выцветших сосен. Хендерсоны правильно понимали, что такое убежище: небольшой домик в лесу, невидимый соседям. Пруд за домом делал это место идеальным для летних уик-эндов.
– Да, это сгодится, – решил он.
– Итан…
– Две минуты.
Он выпрыгнул из машины и подошел к двери дома. С передней стороны красовалось большое эркерное окно, и он, сделав из рук козырек, приник к стеклу. Мебель внутри была заботливо укрыта тканью. Идеально.
В ящике с инструментами не было ломика, но Итан нашел монтировку с конусным кончиком для снятия покрышек, вернулся к двери, засунул ее в щель. Замерев на мгновение, подумал: «Слушай, ты и без того уже беглец и угонщик. Ну так заработай себе еще к приговору».
Он сделал быстрое, резкое движение – дерево рассыпалось щепками, и дверь распахнулась.
Итан повернулся, увидел жену с дочерью на руках. Эйми смотрела на него так, будто он потерял разум.
– Добро пожаловать домой, – улыбнулся он ей. – Хочешь, растоплю печь?
*
– Давай сначала, – попросила Эйми.
– С какого места?
– Сам знаешь – с самого начала.
– О’кей, – согласился Итан, расшевелил кочергой поленья в камине, и вверх полетели искры, дерево затрещало. – Итак, первые сверходаренные были выявлены в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. А это означает, что в последние двадцать семь лет почти все генетики планеты пытались понять, каким образом анормальные появились на свет. Первым и, вероятно, наиболее важным шагом была расшифровка человеческого генома. Если бы за это не взялись сами мозганы, то финансирование и внимание к этому делу были бы в десять раз меньше. Черт побери, я готов поспорить, мы бы смогли расшифровать геном только, ну, скажем, году в две тысячи третьем.
– А так это было сделано в тысяча девятьсот девяносто пятом.
– Да, – кивнул он. – Таким образом, у нас появилась точка отсчета. Все пришли к выводу, что после этого все будет довольно просто: сравнив достаточное количество анормальных и нормальных, мы сможем найти ген анормальности. Конечно, для такой работы требуется большая вычислительная мощность и время, поэтому прошло несколько лет, прежде чем все поняли: это будет не так просто, как казалось.
– Никакого такого гена нет, – догадалась Эйми.
– Точно. И вот все принимаются вести поиски в разных направлениях. Некоторые начинают искать причины, возвращаются в прошлое: может, дело в загрязнении окружающей среды, гормонах роста, озоновых дырах, испытаниях ядерного оружия и все такое. Другие решили, что причина вовсе не в генетике, а в каком-то вирусе, или прионе, в структуре, заразившей определенное количество людей. Но Эйб, я и некоторые другие продолжали считать, что решение нужно искать в ДНК, а не в одном гене. Как и в случае с интеллектом.
– Но интеллект как раз и определяется генетикой.
– Да, конечно, но не одним каким-то геном. Мы все еще точно не знаем, как функционирует интеллект. Судя по исследованиям, проводившимся в Стэнфорде и Токио, в этом участвуют десятки генов, может быть сотни. В совокупности они и определяют уровень интеллекта. Как выяснилось, то же самое справедливо и для сверходаренных. Только здесь все еще тоньше.
Вайолет вскрикнула, и они оба замерли, посмотрели на дочку. Сценка была довольно домашняя: мамочка с папочкой у горящего камина, туго спеленатый ребенок спит. Для рождественской открытки не хватало только эгг-нога[50].
«Если только забыть о том, что в любую минуту в дверь могут постучать федеральные агенты».
– И что же это? – спросила Эйми.
– Удлинение теломеры, определяемое эпигенетическими факторами.
Она внимательно посмотрела на Итана, и он сказал:
– Да-да. Теломеры – это нуклеотиды на концах хромосом, они защищают хромосомы от распада. Это как пластиковые наконечники на шнурках.
Он старался как мог, объяснял ей, что теломеры разнятся по длине, и рассказывал, как в лаборатории они обнаружили, что более длинные теломеры в конце некоторых хромосом определяют срок жизни клетки. Итан был убежден, что различаются не сами гены, а скорее их механизмы взаимодействия. Эпигенетическое решение объясняло, почему поиски ответа были такими длительными. Первопричина касалась не самих сверходаренных, а их предков во втором или третьем поколении. И не только это. Та самая первопричина изменила не последовательность их ДНК, а только способ, каким регулировались эти гены.
– Ты это представь как готовку, – рассказывал Итан. – Последовательность ДНК обеспечивает исходные ингредиенты. Но способ взаимодействия этих ингредиентов, порядок их добавления на сковородку, температура жарки – все это изменяет конечный результат. Только здесь мы имеем дело не с несколькими ингредиентами – человеческая ДНК имеет более двадцати одной тысячи генов, и они взаимодействуют на очень сложный манер. И все же, когда мы начали исследовать эпигенетические изменения в экспрессии генов, а точнее, их связь с теломерами, нам удалось обнаружить закономерность.
– Все так просто.
– Восхитительно, правда? – улыбнулся он, подмигнув Эйми.
– И в чем же была первопричина?
– А?
– Ты сказал, что-то случилось с их предками, отчего они и стали сверходаренными.
– Ах это?.. – Он пожал плечами. – Понятия не имею. Наука обычно наталкивается на «что», а потом тратит десятилетия, чтобы понять «почему». Я думаю, какой-то одной причины не было. Человечество сто пятьдесят лет играло с этой планетой. Мы отравили моря, поломали пищевую цепочку, испытали термоядерное оружие, стали выращивать растения-мутанты и вообще заниматься вещами, которых сами толком и не понимали. И одним из последствий этого стало появление сверходаренных.
Эйми смотрела на огонь. Отблески пламени высвечивали тонкие черты ее лица, зажигали искорки в глазах.
– Значит, вы открыли, что делает людей анормальными. Почему не поделиться этим знанием?
– Когда мы выяснили закономерность, Эйбу пришло в голову, что мы можем ее воссоздать и что это должно быть достаточно просто.
– Просто? Люди работали над этим тридцать лет.
– Найти причину было трудно, но воспроизвести ее – нет. Назови это теорией трех картофелин. – Он увидел выражение лица жены и рассмеялся. – Это слова Эйба. Скажем, что причина появления сверходаренных состояла в том, что люди съедали три картофелины подряд. Выяснить это очень трудно, ведь диапазон человеческих привычек очень широк. Но когда ты понял это…
– Тебе нужно всего лишь съесть три картофелины.
– Или в данном случае создать целевую терапию с использованием некодирующих РНК для регулировки экспрессии генов.
– И эта терапия действует? – не поверила Эйми. – Вы можете делать людей сверходаренными?
– Наши исследования по подтверждению работоспособности концепции были довольно успешными. Мы пытались разработать переход в первую фазу испытаний на человеческих существах, когда Эйб исчез.
Эйми встала и отошла от него. Это было настолько неожиданно, что Итан поначалу решил: она услышала что-то, а потому быстро поднялся и спросил:
– Что случилось?
Она уставилась в окно, сцепляя и расцепляя пальцы.
– Милая?
Эйми развернулась к нему и сказала, глядя в упор:
– Ты глупый, глупый мальчишка.
Ее слова были ударом ниже пояса. До этого он испытывал облегчение от разговора с ней, от рассказа о собственном торжестве. Оттого, что сидел в этих украденных минутах покоя и красовался перед женой.
– Я не…
– Что, по-твоему, должно было случиться? – прошипела она, и это было хуже, чем крик. – Ты хоть подумал об этом?
– О чем это ты?
– Неужели ты настолько слеп?
Эйми шагнула к нему, и свет пламени, который минуту назад делал ее такой привлекательной, теперь лишь подчеркивал ее ярость.
– Слушай, – сказал Итан, – я знаю, это выходит за пределы обыденности, но ты должна понять: мы отдавали себе отчет в том, что это самое большое открытие со времени… ну, не знаю… расщепления атома.
– Именно. Вот именно. И в каких целях было использовано то самое открытие?
Он изменился в лице от ее слов.
– Итан, у тебя семья. Дочь. А ты со своим дружком затеваешь этот маленький научный проектик…
– Слушай…
– …который изменит весь мир. Изменит все. И тебе не приходило в голову, что люди захотят забрать это у вас?
– Я… – Он выдохнул. – Я ученый. Я просто хотел знать.
– Поздравляю. Ты войдешь в историю.
Презрение в ее голосе потрясло его. Они оба были добропорядочными либеральными интеллектуалами, умели говорить и слушать. Да, иногда, конечно, ссорились, но без скандалов. Они были женаты не первый год, но он ни разу не слышал, чтобы она говорила вот так.
«Да нет же. Просто эта ненависть никогда не была направлена на тебя. Ты же помнишь, как вчера вечером она призывала проклятия на голову Джереми».
– Эйми…
– Помолчи, Итан. По-мол-чи!
И он молчал остаток дня – в надежде, что утром все будет по-другому. И хотя они спали вместе, она приютилась в дальнем от него углу большой кровати, даже во сне источая ярость. Утром он приготовил на завтрак яйца и кофе.
Она не произнесла ни слова. Он вообще не услышал от нее ни звука до этого момента, когда она сказала, что Вайолет холодно.
Они пошли в дом. Неожиданно раздался грохот еще одного выстрела, уже ближе. Итан хотел поговорить с женой, упросить ее пообщаться с ним, но заставил себя проглотить слова.
У задней двери она повернулась и протянула руки к Вайолет. Итан молча передал ей дочку. Эйми приняла ребенка и на пороге сказала:
– Итан, я тебя люблю. Ты это знаешь. Но я не уверена, что когда-нибудь смогу тебя простить.
– Эйми…
– Если бы речь шла только о нас, это было бы другое дело. Но кто-то похитил Эйба, возможно – убил его. Те же люди преследуют тебя. Может, это федеральные агенты, может – нет, но это не имеет значения, потому что ДАР тоже ищет тебя. Ты вчера ограбил бензозаправку…
– У меня не оставалось выбора!
– И все это – все-все – обрушится на нас. – Эйми подняла повыше Вайолет. – На нее. Подумай об этом.
Она вошла внутрь, громко хлопнув дверью.
Глава 34
Он был мертвецом, которого преследовали слова другого мертвеца.
«Если ты это сделаешь, то мир вспыхнет».
Неужели всего три месяца прошло с того дня, когда Дрю Питерс сказал ему это? Три месяца с того дня, когда он сидел на скамейке у Мемориала Линкольна с бомбой в руках и решал: приводить ее в действие или нет. И он решил, что мир заслуживает правды и не имеет значения, какие будут последствия.
«Ах ты, несчастный идиот! Какая наивность, какой слепой оптимизм – пытаться искушать вселенную».
Его решение привело к тому, что Служба справедливости была закрыта – зубы ДАР вырваны. Общественное мнение оправдало Джона Смита, который получил полную свободу делать что заблагорассудится. Президент Уокер ушел в отставку, и теперь его ждал суд, а президентское кресло освободилось для человека, не имевшего для этого поста ни достаточной воли, ни мудрости. Для человека, готового ввергнуть их в гражданскую войну, которую Купер всю свою сознательную жизнь пытался предотвратить. Железный кулак американского правительства был занесен для удара у самых стен города. А сын лежал в коме, погруженный в мир кошмаров за свой грех – попытку защитить отца.
И опять же его дети страдали по его вине. Не в каком-то метафорическом, а в буквальном смысле. Планшетник на его коленях раз за разом повторял одну и ту же запись. Весь этот ужас длился всего десять секунд: Сорен входит в ресторан, одному охраннику перерезает горло, другому – плечевую артерию и направляется к нему. Купер швыряет в него стул, запрыгивает на стол, атакует. С глуповатым выражением смотрит на свою перерезанную почти пополам руку. Бежит Тодд. Киллер поворачивается, поднимает локоть. Глаза мальчика стекленеют, тело обмякает. Купер бросается на кинжал, и тот вонзается ему в сердце. Он падает рядом с сыном, а Сорен уходит.
Остановка. Возвращение к началу. Сорен входит в ресторан…
Купер заставлял себя снова и снова смотреть это, но потрясение не уменьшалось, происходящее на экране не утрачивало своего ужаса.
Он потер глаза здоровой рукой. Его сын неподвижно лежал на больничной кровати, дышал, но не более того. Руки утыканы иглами с трубками. Бритая голова обмотана бинтами.
Когда ушли Эпштейны, Купер убедил Натали лечь. Она возражала, но усталость взяла свое, и она устроилась в соседней комнате вместе с Кейт. А Купер думал, что ему больше никогда не удастся уснуть. Действие болеутоляющих прекращалось, и у него возникло ощущение, будто в грудь ему вонзаются когти, а руку пилят раскаленной бензопилой. Боль – это воздаяние, несоразмерно крохотная месть за его гордыню. Как и бесконечный просмотр видео. Как и возникающая перед его мысленным взором картинка сосредоточившихся у Новой Земли Обетованной войск. Семьдесят пять тысяч – немыслимо избыточная сила. Речь шла не о том, чтобы подавить территорию сверходаренных, а о том, чтобы стереть ее с лица земли. Даже здесь, в подвальном этаже, он слышал рев проносившихся над городом самолетов.
Если бы он мог отдать чудом возвращенную ему жизнь за то, чтобы Тодд встал и пошел играть в футбол, он сделал бы это без колебаний. Но даже это казалось ему всего лишь отсрочкой. Джон Смит получит свою войну, и в мире заполыхает пожар. Никто не был в безопасности.
«А ты сидишь здесь и ничего не можешь сделать. Черт побери, ты даже сына своего не смог защитить».
Купер почувствовал, как изнутри наружу рвется крик, и представил его в виде ударной волны, которая сметает все на своем пути, оставляя после себя плоский мир. Но если последние месяцы и научили его чему-то, так это пониманию того, что он всего лишь человек.
За неимением других полезных занятий он ткнул пальцем в планшетник, закрыл видео и открыл досье на Сорена Йохансена, человека, который пытался убить его сына.
Досье было обширным. Информация о рождении Сорена, его раннем диагностировании. Все записки из Хоксдаунской академии, где он вырос. Подробный анализ его дара.
Секундомеры первого уровня встречались крайне редко даже по сравнению с другими, имеющими выдающиеся способности, и Купер никогда лично с такими не сталкивался. С философской точки зрения, они иллюстрировали восхитительную идею. Как и теория относительности, они доказывали, что те самые вещи, которые считались неизменными, на самом деле таковыми не являлись. Секундомеры, конечно, не воздействуют на время, как это делает скорость. Все зависело только от восприятия, и для большинства из них вариация была очень незначительной. У нижних уровней – четвертого и пятого – эта разница могла быть практически незаметной. Секундомер с коэффициентом задержки в полторы секунды мог просто казаться человеком с быстрой реакцией.
Но при показателе в одиннадцать и две Сорен имел такой уровень задержки, о котором Купер никогда и не слышал. Каким необычным, наверное, представлялся этому человеку мир, где каждая секунда мучительно растягивалась.
«Отлично. Надеюсь, вся твоя жизнь – сплошное несчастье».
Это объясняло, почему его собственный дар оказался в данном случае бесполезным. Купер предвидел намерения, составлял закономерности, основанные на физических проявлениях и интуиции. Но у Сорена не было никаких намерений. Он не планировал развернуться здесь, ударить там. Он просто выжидал ход противников, а потом пользовался их по-черепашьи медленным движением, чтобы всадить нож с максимальной эффективностью. Он фактически совершил только две настоящих атаки: на первого охранника, которому перерезал горло, и…
Купер снова увидел тот миг, когда принял боевую стойку, и вот тогда уловил промелькнувшее намерение. Единственный миг, когда он знал, что сейчас произойдет, – убийца повернулся, согнул руку и выставил перед собой локоть.
Дыхание Тодда прервалось на секунду, и Купер вскочил, исполнившись одновременно невыносимой надежды и невообразимого страха. Дыхание с храпком вошло в прежний ритм. Малюсенькая биологическая заминка. Но Купер все равно не мигая проследил за следующими двадцатью вдохами.
Объяснение, почему Сорен без труда его одолел, ничем не помогло Куперу. Ну хорошо, он умел предугадывать намерения, а у Сорена их не было. Но как перевести это понимание в практическое действие, было не очень ясно. Как можно победить человека, который использовал тебя, чтобы одержать над тобой победу?
Встать перед ним и заглядеть до смерти?
Истина состояла в том, что все в этом мире сводилось к намерениям и результатам. Намерение Купера убить Питерса и обнародовать видео было правильным, но его последствия – катастрофическими. Становились ли от этого его намерения неправильными? Если так, то мораль тогда всего лишь болтовня о том, чего бы нам хотелось. Надежда, сочувствие, идеализм, может быть, не имеют значения? Может быть, единственное, что следует принимать в расчет, – это результат.
Он не мог принять такой математический подход – пусть так смотрят на мир программисты, а он всегда считал, что Эйн Рэнд[51] – это лишенная чувств зануда. Нет, намерения не могут не иметь значения, не могут не…
«Постой-ка».
Теперь он задержал дыхание. Уставился перед собой, его мозг заработал в режиме форсажа. Он не искал закономерности, не использовал свой дар, просто думал, и если он прав, то…
Купер убрал планшетник с колен и встал. От этого движения боль вонзилась ему в грудь, голова закружилась, но он не позволил себе остановиться. Быстро оглядел комнату, увидел ее в углу – крохотную шишечку размером с горошину, подошел к камере и принялся размахивать руками.
– Эрик! Эрик! Я знаю, вы меня слышите. Сукин вы сын, это же ваш маленький мирок, Эрик…
На приставном столике зазвонил телефон. Купер подошел к нему и снял трубку еще до второго звонка.
– Эрик, мне нужна информация.
– Информация. Хорошо. Какая?
– Вы сказали, что доктора Каузена похитил ДАР.
– Да, статистическая проекция, основанная на множественных переменных…
– Мне все равно, откуда вы это знаете, – оборвал его Купер. – Здесь важно другое – намерение.
– Статистически говоря, намерение редко релевантно…
– Если доктора Каузена захватил ДАР, то у кого-то имелось намерение похитить его работу. Мы говорим не о статистике, а о людях.
Пауза.
– Объясните.
«Используй его же логику».
– Я знаю президента Клэя. Вы принимаете это?
– У вас дар – выявление закономерностей. Да. Принято, – сказал Эрик.
– Клэй – хороший человек. Он не хочет войны, но его к ней подталкивают экстремисты с обеих сторон. Они пытаются уничтожить все возможности компромисса, дискуссии. Но Клэй уцепится за любое разумное средство, чтобы избежать катастрофического конфликта.
– Принято.
– Работа доктора Каузена предлагает такое средство, – пояснил Купер. – Тот факт, что Клэй не воспользовался им, позволяет нам сделать вывод, что ему ничего об этом не известно. И в то же время ДАР – это правительственное агентство. И это значит…
– …что некие силы в администрации Клэя скрыли от него работу Каузена, – заключил Эпштейн. – Предположительно это те же силы, которые подталкивают его к войне. – Пауза. – И если вы сможете это доказать…
– Тогда мы одним ударом нейтрализуем ястребов вокруг президента и сорвем планы Джона Смита развязать войну. Мы не только сможем показать ему, что им манипулируют, но еще сможем предъявить ему нашего доброго доктора.
«Потому что Каузен уже задержан правительственным агентством».
Купер мог представить себе Эпштейна в его пещере чудес, в этом темном амфитеатре, где он устраивал пляски с потоками исходных данных. Он вообразил, как Эпштейн обращается к таблицам и графикам, ярким голограммам информации – никто не умел интерпретировать их так, как он. Купер знал, что Эрик перепроверит ход его мысли, сопоставит его с сотней других факторов. Он задержал дыхание. Столько всего зависело от того, какой ответ он сейчас услышит.
Читать бесплатно другие книги:
