Дневная битва Бретт Питер
Арлен улыбнулся:
– Шарум, ответь мне: если Эверам существует, как Он покарает тебя за ложь?
Аманвах повернулась к нему:
– Значит, ты не претендуешь на роль Избавителя?
– Мы все Избавители, – сказал Арлен. – Все, кто в ночи стоит во весь рост и не прячется за метками… или в подземелье.
Он многозначительно взглянул на нее.
– Мой народ больше так не поступает, Пар’чин.
– Мой тоже. Все мы стремимся избавить человечество от алагай.
– Святая дочь, не слушай лживого чина! – призвал Каваль. – Справедливость и безопасность твоего отца требуют, чтобы мы убили его сейчас же.
– Как будто вы можете, – рыкнул Арлен. – Да, мы кровники, но долг лежит на вас. Я мог бы взыскать его нынче, но убиваю только алагай.
– Чем так опасен этот человек? – спросила у Каваля Аманвах. – Он говорит, что не притязает на титул отца.
– Он умаляет его своими словами, – взвился Каваль. – Бесчестит языческими речами и трусливо выгадывает время, дожидается случая ударить.
Лицо Аманвах осталось непроницаемо.
– Ты напал первым, наставник. Мой отец часто вспоминал Пар’чина и всегда отзывался о нем как о человеке чести.
– Он лишился ее, когда предал твоего отца в Лабиринте, – возразил Каваль.
Арлен сверкнул глазами и шагнул вперед:
– Поговорим о Лабиринте, Каваль? Давай я расскажу всем присутствующим о событиях той ночи, и пусть они рассудят, кто потерял свою честь!
Наставник не ответил и переглянулся с Коливом. Аманвах вперила в них взор:
– Итак, наставник? Что скажешь?
Каваль откашлялся:
– Мы не вправе говорить. Мы поклялись шар’дама ка молчать. Ты должна довериться моему суждению.
– Должна? – Голос Аманвах хлестнул бичом. – Даль’шарум, ты смеешь указывать невесте Эверама, что она должна и чего не должна?
Мужчины оцепенели, но сохранили агрессивную стойку, готовые в мгновение ока сорваться в бой.
– Будь любезен, Пар’чин, просвети нас насчет этой ночи, – попросила Аманвах.
Арлен покачал головой:
– Хочешь узнать? Спроси у Копий Избавителя. У своего отца. А если не ответят, тебе, вероятно, не помешает задуматься почему.
Аманвах коротко глянула на него и обратилась к Кавалю:
– Вольно! Встаньте за мной. И впредь не суйтесь в это дело без моего благословения, и сейчас вы его не получите. – Шарумы колебались, и она добавила: – Повторять не буду.
В ее тоне прозвучала окончательная решимость, которая пробрала даже воинов, и они наконец подчинились, спрятали оружие и встали позади юной дама’тинг.
– Похоже, новые соседи не дадут вам скучать, госпожа Свиток, – заметил Тамос, и Лиша невольно признала уместность насмешки.
Арлен подошел к ней и тихо сказал:
– Рад видеть тебя живой и невредимой.
– И я тебя, – ответила Лиша.
– Нужно поговорить. Сегодня, как стемнеет. Вчетвером в твоей хижине, и чтобы больше никого.
– Вчетвером? – не удержалась Лиша.
Их тайные посиделки всегда означали троих: ее, Арлена и Рожера.
Вопрос не имел смысла, а ответ подтвердил то, что она и так знала.
– Мы с Ренной сговорены. Куда я, туда и она.
Лиша с удивлением обнаружила, что эти слова, хотя и ожидаемые, ранят ее.
– А Рожер и Аманвах поженились, – заметила она. – Но ей ты в этом праве откажешь?
Арлен пожал плечами:
– Дом твой, Лиша. Принимай кого хочешь, но если желаешь услышать историю целиком – нас будет только четверо.
Лиша указала подбородком на Ренну. Молодая женщина перехватила ее взгляд и сверкнула глазами.
– Не ты ли заклинал меня не рисовать на людях метки воронцом?
Арлен вздохнул:
– Я ошибся не в первый раз, Лиша Свиток. И думаю, не в последний.
– Далеко ли до твоего дворца? – спросила Аманвах, когда карета покатила в Лощину Избавителя.
– Дворец? – не понял Рожер.
Аманвах поклонилась:
– Прости, муж мой, я забываю, что у северян нет дворцов. Твой… особняк?
– А-а, – протянул Рожер. – Особняка как такового у меня тоже нет. Я живу у Смитта.
– Незнакомое слово. – Аманвах задумалась. – Что такое «смитзь»?
– Смитт, – поправил он. – Это человек. Он держит гостиницу.
– И ты живешь… в придорожной таверне на Ущербе и Растущей луне? – Аманвах не поверила ушам.
– А что? Белье меняют раз в неделю, а еда всегда горячая.
– Это неприемлемо, – заявила Аманвах.
– Придется принять, потому что больше у меня ничего нет! – отрезал Рожер. – Я же сказал твоему отцу, что у меня нет денег, и не шутил. Мало того что ты сцепилась с графом – хочешь еще охаять мое жилье?
Аманвах поклонилась:
– Приношу извинения, муж мой. Я не хотела тебя оскорбить. Я лишь имела в виду, что человек, столь обласканный Эверамом, должен жить в доме, достойном его величия.
Рожер улыбнулся. С этим трудно поспорить.
У гостиницы их уже ожидала немалая толпа зевак, но Рожер не обратил на нее внимания. Он хотел поскорее разместить жен, чтобы с наступлением темноты увидеться с Меченым и выяснить, что, побери его Недра, происходит.
– Нам понадобится еще несколько комнат, – сообщил он Смитту.
Сиквах взяла его за руку и осторожно потянула:
– Прошу тебя, муж мой. Ты выше этих переговоров. Если позволишь мне…
Она выступила вперед и затеяла торг в духе Шамавах. Смитт поначалу опешил, затем раскипятился, потом смирился. В конце концов Сиквах отсчитала ему сколько-то золотых монет, и Смитт кликнул одного из сыновей. Похоже, мелочное торгашество у красийцев в крови.
– Купцу придется выселить кое-каких жильцов и приготовить нам комнаты, – сообщила Сиквах по возвращении. – Нас пригласили подождать здесь или в старой комнате нашего мужа.
– В старой? – подал голос Рожер. – Я любил ее. Лучшая акустика в этой крутой гостинице.
– Муж мой, прежние покои не годятся, – возразила Сиквах, и Рожер вздохнул.
Нет никакой надежды победить в споре.
Отворилась входная дверь, и вошла компания жонглеров, легко узнаваемых по футлярам с инструментами и пестрым нарядам. С ними была молодая женщина, при виде которой Рожер испытал чувство чудовищной вины. Кендалл, его ученица, едва не лишилась жизни из-за тупости учителя.
Пронеслось воспоминание: Гаред выносит с поля боя окровавленную, искромсанную Кендалл. Рожер встряхнул головой, отогнал видение.
– Рожер! – воскликнула Кендалл, бросилась к нему и обняла. – Сказали, что ты вернулся! Мы так переживааааали!..
Ее оторвали от него, и Рожер увидел, как Сиквах двумя пальцами вывернула ей запястье и обездвижила, словно непослушного малыша.
– Кто ты такая, чтобы прикасаться к моему мужу?
Кендалл взглянула на нее, и удивление проступило даже сквозь страдальческую гримасу.
– Мужу?
– Сиквах! – гаркнул Рожер. – Отпусти! Это Кендалл, из моих подмастерьев!
Сиквах немедленно выпустила запястье Кендалл, и та отдернула руку и потерла ее. Сиквах и Аманвах закружили вокруг нее, как волчицы, оценивая со всех сторон.
– Вы, землепашцы, даете слишком много воли рабам, – заметила Аманвах, – но она ничего. Сколькими еще ты владеешь?
– Я не рабыня! – огрызнулась Кендалл. – И мною никто не владеет!
– Она права, – подтвердил Рожер. – Она и другие подмастерья – свободные люди, а Кендалл – самая одаренная.
Жены продолжали виться вокруг девушки, а тем временем подходили другие жонглеры. Рожер знал всех если не лично, то по репутации. Главный у них Гари Катун. Когда-то, на заре карьеры, Гари играл стоя на огромном шаре. С тех пор он не выполнял этот трюк, но прозвище «Катун» приклеилось навсегда.
Теперь Гари постарел, вышел в отставку и занялся преподаванием, но его уважали и как композитора, и как виолончелиста. Цеховой мастер Чоллс пообещал прислать наставников, но состоявшиеся, похоже, не горели желанием рисковать жизнью в Лощине. Хитрюга Шестиструн еще старше, гитара на его плече повидала виды. Рожер однажды наблюдал его выступление и был потрясен ловкостью старческих пальцев, но с тех пор прошло не меньше десяти лет.
Остальные – моложе, и чуть больше года назад Рожер соперничал с ними на уличных углах. Уил Дудка тогда еще состоял в подмастерьях. Рожер задумался: не повысили ли его сугубо за согласие отправиться с нынешней миссией?
Гари поздоровался с Рожером за руку:
– Мы рады твоему возвращению, мастер Восьмипалый. Пока тебя не было, я придерживался договоренности с цеховым мастером и обучал твоих подмастерьев звуковым знакам. Они оказались… несведущими, но я добился некоторого успеха…
«Несведущими»! Рожер фыркнул. Можно выразиться и так. «Подмастерья» были кучкой мужланов, которых он усадил кружком и учил играть на слух. Они не получили подобающего цехового образования, ярым приверженцем которого слыл Катун.
Но эти времена заканчивались.
– Забудьте о них. – Рожер вынул из сумки пачку листов с музыкой к «Песни о Лунном Ущербе».
Хлопнул ими по груди Катуна, и тот машинально взял бумагу.
– Это новая песня, ее всем надо выучить. Вели своим подмастерьем снять побольше копий.
Катун озадаченно взглянул на листы:
– А трактовка…?
– Испытана с моим трио, все в порядке. Посмотрим, получится ли у других.
Комната Рожера не изменилась с последнего посещения, но после долгого пребывания во Дворце зеркал и лучших гостиницах Дара Эверама он увидел ее в новом свете. Помещение было маленькое и тесное: кровать, чтобы плюхнуться, да багаж.
«Всегда держи вещи упакованными», – говаривал Аррик.
Рожер принялся рыться в сундуке, но Сиквах тронула его за руку:
– Прошу тебя, муж мой. Пусть этим займутся слуги. Не позорь нас собственноручным трудом.
– У меня нет слуг, – отмахнулся Рожер.
– Хорошо, я велю людям Смитта перенести твои вещи, когда подготовят новую комнату – Сиквах не отстала, пока он не сдался и не сел на кровать.
Оттуда посмотрел на Аманвах:
– Что ты имела в виду под словами «абсолютно верно»?
– А? – не поняла она.
– Там, у графа. Когда я брякнул, что не имел покровителей и не нуждаюсь в них.
Аманвах поклонилась:
– После нашей… размолвки, муж мой, я бросила кости. Они сказали, что чистота твоей силы требует свободы от присяг. Я прошу прощения за то, что пререкалась с тобой. Отныне мы с Сиквах твои. Каким бы путем ты не пошел в борьбе с алагай, мы последуем за тобой. Вот почему отец выдал нас за тебя, и впредь мы не отречемся. Если прикажешь раздеться до цветных шелков и петь в ночи, мы так и поступим.
– А если прикажу петь «Битву за Лесорубову Лощину»? – спросил Рожер.
– Мы подчинимся, но найдем способ сделать так, что ты об этом пожалеешь, – подмигнула Аманвах. – Мы твои жены, а не рабыни.
Рожер на миг опешил, затем расхохотался.
– Ты доверяешь Меченому? – спросила Аманвах. – Тебе известно, что произошло между ним и моим отцом?
– Да, доверяю – и нет, не известно. Мы потолкуем с ним вечером. Может, что-нибудь выясню.
– Поделишься ли ты с нами его словами?
Рожер надолго вперил в нее взгляд.
– Если он попросит сохранить их в тайне, я сохраню. – Он нахмурился, затем пожал плечами и улыбнулся. – Разве что сам решу иначе. Ведь мне прописана свобода?
Глава 19
Сор на ветру
Лиша сидела в любимом кресле-качалке Бруны, завернувшись в старухину шаль, вышивала и пыталась не обращать внимания на слепящую боль в глазнице. Дарси присматривала за хижиной в ее отсутствие, но сад показал, что она осталась неумехой и так и не научилась класть вещи на место. Для приведения участка всего лишь в первоначальный вид понадобится несколько дней.
И все же Лише было очень уютно в кресле и шали наставницы. За последние недели она неоднократно сомневалась, что снова увидит дом. Даже сейчас возвращение казалось сном.
Но почему бы и нет? Она дома, но многое изменилось бесповоротно. В Лощину пожаловал королевич, исполненный решимости искоренить старые порядки, а заодно и серьезно ослабить влияние Лиши. Способна ли она его остановить? Должна ли?
На заднем дворе – на земле, которую ей доверила Бруна, – разбивали лагерь красийцы. Помогут ли они установить вожделенный мир или станут раковой опухолью в центре Лощины, как грезилось ей в кошмарах?
Она не сомневалась, что Арлен навсегда защитит Лощину, но он бросил ее жителей на произвол судьбы и вернулся другим. Осталось выяснить, к добру или худу.
«А в моем чреве – дитя».
Даже если бы это не подтвердил анализ, каждый день наполнял ее все большей уверенностью: внутри ее созревает жизнь. Ребенок Ахмана Джардира. Ничей другой – больше она ни с кем не ложилась, но и это казалось сном. Арлен боялся наградить ее отпрыском демона, и она заявила, что ей все равно. Теперь ей сделал ребенка пустынный демон, и она сказала себе то же самое, однако не покривила ли душой? Она будет любить и лелеять дитя, но сколько народу погибнет, когда за ним явится Ахман? Ей не удастся и впредь скрывать свое положение. Ночь, дама’тинг могли уже прочесть это в своих прорицаниях.
Она погладила себя по животу и почувствовала, как по носу покатилась слеза. «Пожалуйста, пусть родится девочка».
От этой мысли ей стало стыдно. Разве мальчика она полюбит меньше? Конечно нет. Но ради дочери Ахман вряд ли двинет войска на север.
Она снова вспомнила материнский совет – найти мужчину и поскорее уложить его в постель. Элона, бесспорно, знала, как это делается.
Но при всей своей низости мать часто оказывалась права. Элона видела мир сквозь призму личных желаний и понимала чужие, пользуясь непостижимой для Лиши логикой. Разве то, что собиралась сделать с Гаредом Лиша – уложить в постель и убедить, что ребенок его, – не подлее, чем шашни Элоны с сыном своего старого любовника за спиной мужа?
«Ночь, – подумала Лиша, – по-моему, мой план гораздо хуже».
Но еще хуже то, что она продолжала его обдумывать. Конечно, не в отношении Гареда – имелись и другие кандидаты, благо Лощина не знала недостатка в отважных, сильных мужчинах. Даже Седой Ион молодел и хорошел день ото дня, да при этом пятнадцать лет как овдовел. Он не упускал случая ущипнуть ее за зад, чтобы обозначить свой интерес, но раньше это было безобидной шалостью – беспочвенными фантазиями грязного старика. Однако теперь…
Она содрогнулась, вспомнив его беззубую ухмылку. «Нет, только не Ион». Однако существовали другие. Сколько жизней она спасет, если сохранит в тайне происхождение ребенка?
Конечно, Ахман может с тем же успехом пойти на север с целью убить человека, что посягнул на его суженую. Ночь, да Каваль наверняка окажет ему такую услугу! Мысль ужасна и не из тех, от которых легко отмахнуться. Ахман может искренне верить, что действует во спасение мира, но в достижении цели он беспощаден, а Лишу – по крайней мере, то, что у нее между ног, – избрал вратами севера. Он убьет любого, кто прикоснется к ней.
«Так же как попытался убить Арлена». Верить в это не хотелось, и лучше не думать об этом, как и о лицемерном объяснении Арлена, но оба предполагаемых Избавителя слишком честны. Раз Меченый так сказал – придется поверить. Но речи Арлена темны, как и ухищрения Ахмана, когда тот говорил о Пар’чине. Пора принудить его к откровенности.
«Ночь, что он подумает, когда заметит, как растет мой живот?»
Издалека донеслась музыка, возвестила о приближении Рожера. Они условились поговорить наедине до прихода Арлена, но Лиша не осознавала, что уже так поздно. Она выглянула в окно и обнаружила, что сумерки почти сгустились. Забытое шитье лежало на коленях. С каждым днем небо темнело все раньше. Солнцестояние давно миновало, и свет убывал, а тьма набирала силу. Травница поежилась.
Но музыка усилилась и развеяла Лишины страхи и тревоги так же, как разгоняла демонов. Лиша поставила на огонь чайник и решила не закрывать дверь, знала, что Уонда патрулирует двор и не пропустит незваных гостей.
Вскоре Рожер вошел, держа в одной руке и скрипку, и смычок. Лиша быстро глянула на основание – меченого подбородника не наблюдалось.
– Оставил в гостинице, – пояснил Рожер и указал смычком на шаль Вруны. – Не могла дождаться, когда укутаешься в эту ветошь?
Лиша провела пальцем по старой вязаной ткани, без счета латанной-перелатанной искусными пальцами. В Лощине жили старцы, которые утверждали, будто она носилась еще в их отрочестве, более века назад. Лиша никогда ее не стирала, и шаль по-прежнему пахла Бруной, возвращала во времена, когда хижина была безопаснейшим местом на свете.
– У тебя свои талисманы, Рожер, у меня свои.
Рожер проигнорировал одежные крючки и швырнул на спинку кресла свой пестрый плащ-невидимку, помеченный лично Лишей. Сверху повесил мешок с чудесами, плюхнулся на сиденье, положил на стол ноги и приютил под подбородком скрипку.
– Истинно и справедливо.
Лиша направилась за чашками и печеньем, по ходу пнула кресло, столкнув ноги Рожера со стола.
– Что ты наплел женам, чтобы явиться без сопровождения?
– Все вышло натуральнее, чем ты думаешь. Меня погладили по головушке, сказали какую-то чушь о костях и отпустили.
– В этих костях нет ничего натурального, – заметила Лиша и подала чай.
– Честное слово, – кивнул Рожер. – Но их сила вполне ощутима.
Лиша подавила желание сплюнуть.
– Костыль, чтобы малость развить их догадки! Но будь они такими могущественными, как внушают нам дама’тинг, красийцы уже надели бы покрывала на всех северянок и поставили под копья мужчин.
– Костыль неплох, – возразил Рожер, отхлебнул чаю и скривился. – Вечно ты жалеешь сахара.
Он вынул из кармана флягу и плеснул в чашку жидкость карамельного цвета. Лиша нахмурилась, но он улыбнулся и отсалютовал чашкой.
– Теперь порядок. Но про чай и демоновы кости поговорим потом. Времени мало, а нужно обсудить эту ненормальную.
Лише было незачем спрашивать, кого он имеет в виду. В памяти промелькнул образ Рейны Таннер – молодой женщины, что подняла над головой Энкидо. В тот миг Лиша присмотрелась к ней повнимательнее. За Воронцовыми метками и зычным рыком скрывались хорошенькое круглое лицо и тело, которое устыдило даже Лишу, – оно играло мышцами и в то же время сохранило все подобающие женщине изгибы.
«Неужели он и хотел такую? – подумала она. – Женщину, способную голыми руками задушить демона?»
Если да, Ренна не виновата. Корить ее несправедливо.
– Мы не знаем, Рожер, безумнее ли она, чем он сам.
Рожер рассмеялся:
– Не хочу быть вестником, Лиша, но Арлен безумен до обалдения. Я обязан ему жизнью и не забуду этого, но он всегда идет налево, когда нормальные люди поворачивают направо.
– Поэтому и силен, – отозвалась Лиша. – И то же самое можно сказать про тебя.
– В жизни не видел нормального жонглера, – пожал плечами Рожер и отхлебнул еще. – Болтают, что он ее сговорил. Думаешь, это серьезно?
– Их сговор нас не касается, Рожер.
– Демоново дерьмо! Он, провалиться мне в Недра, касается всего белого света, а тебя – в первую очередь.
– Почему вдруг? – вскинулась Лиша. – Мы сблизились на пять минут год назад и больше об этом не говорили.
– Скорострел, да? – хмыкнул Рожер. – В сагах о подобном не услышишь.
– Нас… прервали, – смутилась Лиша и вспомнила лесного демона, который разомкнул их объятия. Никогда еще она не испытывала такой ненависти к подземнику. – Но из-за этого его дальнейшие похождения не становятся моим делом.
– А ты знаешь, что они остановились у Смитта? В том же сволочном коридоре, где и я. Мне придется слушать их каждую ночь. Смиттова дочка, Мелли, говорит, что после охоты на демонов из-за них стены трясутся.
Чашка в руке Лиши задрожала, и она взяла ее крепче. Рожер указал смычком:
– Проняло? Вот почему это тебя касается.
– Уже близко, – произнес Арлен.
Они шли к хижине травницы и уже отклонились от края великой метки примерно на милю. Дорога была меченой, но Арлен предпочел срезать путь и идти средь деревьев. В какой-то момент Ренна заметила знакомое место.
– До твоего старого укрытия рукой подать.
– За Лишей нужен присмотр, – объяснил Арлен. – Умница, но иногда из-за этого попадает в беду.
В памяти Ренны в который раз за последние часы вспыхнул образ Лиши Свиток в тронном зале. Раньше она плохо представляла себе эту женщину – отважную, умную, богатую, любимицу жителей Лощины, но Арлен ни разу не обмолвился, что она вдобавок красива, как рассвет, и отличается тем самым кротким, беспомощным видом, который обожают мужчины.
– Ты держался поближе, чтобы Меченый мог ринуться ей на помощь, как герой из застольных баек?
Арлен остановился и вздохнул. Потом повернулся и посмотрел ей в глаза:
– Давай заключим сделку, Рен. Ты рассказываешь мне во всех подробностях, как ублажала Коби Рыбака, а я тебе – как ублажал Лишу Свиток.
Ренна вспыхнула от гнева, к ней тут же метнулась внешняя магия, она насыщалась эмоциями и усиливала их. Сильные чувства проступают в магической ауре, что окружает людей по ночам. Ее бешенство выглядело как потрескивающее мерцание, и Арлен должен был узнать его безошибочно, но он лишь спокойно смотрел на нее. Он не сдался, но и не стал усугублять ее ярость, заставил ее выкипеть.
Он прав. Она занималась – испытывала – с Коби Рыбаком то, что не имело отношения к Арлену, о чем ему незачем знать. Это его не касалось.
Но как в таком случае не ответить тем же? Он сговорился с Ренной и ради нее на долгие месяцы оставил Лишу в Лощине. Так ли важно, что он чувствовал и чем они занимались?
Важно.
– Коби Рыбак мертв, – выдохнула Ренна. – Лиша Свиток зовет нас на чай.
Арлен вздохнул:
– Чего ты от меня хочешь, Рен?
Она задышала глубоко и ритмично, как он научил, приняла гнев так же, как боль. Погрузилась в свое чувство и вдруг отступила, отпустила его. Ее магия остыла.
– Погорячилась, – наконец сказала она. – Мне нелегко.
– Честное слово, – рассмеялся Арлен, – мне тоже несладко, Рен. Главное… не бей первой, пока не ударят тебя. Договорились?
– Ага, это можно, – усмехнулась Ренна. – Больше ничего не обещаю.
– Уже хорошо. – Арлен вывел ее на очередную дорогу.
Эта представляла собой большие квадраты свежезалитого бетуна. В камне были прочерчены мощные метки, что преграждали доступ любому подземнику. Они слабо светились, притягивали внешнюю магию, которой курились Недра.
По мере приближения к пункту назначения метки усложнялись. Дорога оборвалась у входа в сад – громадного, больше всего Харлова поля, но в нем не росло ничего съедобного, что знала бы Ренна. Только травы и сорняки. Сад травницы.
Через него тянулась дорожка, петляла между очагами растительности. Каждый окружали меченые камни, которые согревали одни растения, охлаждали другие и питали корни, вытягивая из воздуха влагу.
– Занятно, – буркнула Ренна и поняла, что сказано очень слабо.
Здешние хитросплетения меток слишком трудны для ее понимания. Она видела, как приливает и отступает магия, но о ее воздействии могла лишь догадываться. Ее даже не представили Лише Свиток официально, но Ренна уже невзлюбила травницу. Чистая ведьма из жонглерской байки.
Они вышли из сада в просторный двор с маленькой хижиной в центре. Скромное, непритязательное жилище среди изобилия и красоты. Это только добавило неприязни к Лише Свиток.
Она поежилась, хотя ночь выдалась теплая, и запахнула плащ, донельзя раздраженная тем, что это подарок от нее.
Из тени с ошеломляющей скоростью выступила женщина, откинула капюшон собственного плаща-невидимки. Она натянула тетиву и держала стрелу направленной в землю, в свете меток лучница выглядела иначе, сияя магией, но Ренна узнала ее. В новых деревянных доспехах Уонда Лесоруб, еще одна ученица Арлена, смотрелась внушительно.
Она нависла над ними, будучи выше и вдвое шире, чем подобает женщине. Улыбнулась, и окружавшая ее магия гостеприимно потеплела.
– Избавитель, – поклонилась Уонда.
– Сказано же тебе, Уонда, тысячу раз, что я не Избавитель, – отозвался Арлен, но без того упрека, что обычно звучал в его тоне при таких словах. Ему нравилась эта молодка. – Зови меня Арленом.
Уонда потупилась и помотала головой.
– У меня вряд ли получится, господин.
Читать бесплатно другие книги:
