Дневная битва Бретт Питер

Уонда какое-то время смотрела на нее, потом повесила лук на плечо и снялась с места.

– Все нормально? – спросил Рожер.

Лиша пожала плечами:

– Рожер, он сделал свой выбор. Сейчас мне кажется, что это не так и важно. Арлен Тюк спас и нас, и этот городок, и если он хочет именно такую, если он обретет душевный мир…

– То мы заткнемся и станем танцевать.

– Именно, – улыбнулась Лиша.

Стела снова пронеслась мимо них и через несколько минут вернулась с новыми цветами. На этот раз Лиша остановила ее, сунула в руку монету и взяла несколько штук.

– Сюда, – позвал Рожер и направился к группе красийцев, что собрались в стороне от толпы.

Впереди стояли Аманвах и Сиквах, окруженные даль’шарумами. Рожер ускорил шаг, и Лише пришлось подобрать юбки, чтобы поспеть.

Аманвах двинулась к ним сразу, как заметила. Сиквах следовала на шаг позади.

– Приветствую тебя, муж мой. Похоже, мы вернулись в благоприятный для племени Лощины день. Говорят, Пар’чин и его новоиспеченная дживах ка никого не предупредили. Твои соплеменники не подготовились и возликовали… вразнобой. Я послала Шамавах помочь невесте, пока та не обессилела.

– Очень любезно с твоей стороны, – кивнула Лиша.

Аманвах поклонилась, но не отвела глаз от Рожера.

– Большая честь наблюдать ваши северные брачные обряды.

Рожер покачал головой:

– За брачными обрядами не наблюдают, Аманвах. В них участвуют и радуются.

Аманвах вздрогнула, и даже Сиквах показалась растерянной.

– Это не наше племя…

– Провалиться мне в Недра, если нет, – возразил Рожер. – Вы жены мне или кто?

Аманвах моргнула:

– Конечно, мы…

– В таком случае… – Рожер взял ее за руки, подступил вплотную и улыбнулся, когда их носы соприкоснулись сквозь тонкий белый шелк покрывала. – Уважь меня, пожалуйста, тем, что заткнешься и пойдешь танцевать.

С этими словами он увлек обеих на просторную площадку, расчищенную на Кладбище Подземников. Местные отплясывали кадриль, сноровисто и бешено кружились в руках друг дружки. Аманвах и Сиквах настороженно взирали на танец. Не приходилось сомневаться, что в Красии ничего подобного не практиковалось. Эведжах запрещал телесные соприкосновения между неженатыми мужчинами и незамужними женщинами, а тем, кто прикасался к дама’тинг, не состоя с ними в браке, рубили руки. Рожер заметил краем глаза Энкидо, евнух отирался невдалеке.

– Смотрите на меня, – скомандовал Рожер, и женщины повернулись к нему. – Я понимаю, что танец выглядит мудреным, но на самом деле он проще некуда. Следите за моими ногами.

Он быстро выполнил несколько серий шажков, двигаясь по восьмерке.

– Теперь вы.

Он не останавливался, повторял движения снова и снова.

– Молодцы! – воскликнул Рожер, когда жены послушались. – Теперь хлопайте и топайте в такт музыке.

Он принялся бить в ладоши, выбивал на булыжной мостовой устойчивый ритм.

– Ага, получается! – Рожер двинулся к Аманвах. – Когда окажемся рядом, подхвати меня под локоть, а я воспользуюсь твоей инерцией и раскручу тебя туда и обратно. Дальше так и продолжай.

– Как в шарусаке, – кивнула Аманвах.

Она плавно взяла его под руку и чуть подпрыгнула, помогая ему себя раскружить. Ритм усвоила легко, хихикнула, когда приземлилась, и повторила па.

– Теперь Сиквах! – обратился Рожер ко второй жене и с поклоном протанцевал в ее сторону.

Сиквах восторженно взвизгнула, едва он ее приподнял.

Так и продолжилось, они вошли в струю, чередуясь друг с дружкой. Обе женщины уже открыто смеялись, и у Рожера потеплело на сердце.

– Туда! – призвал он, взял обеих под руки и увлек в толпу.

Женщины пронзительно вскрикнули, когда к ним ринулись другие мужчины, но лесоруб с ручищами-балками раскрутил Аманвах и поставил на место как раз вовремя, чтобы Рожер ее подхватил.

– Борода Эверама! – выдавила она, задохнувшись, но радостно.

– Ты почитаешь нас, разделяя наши обычаи! – успел сказать Рожер, прежде чем ее закружил новый кавалер.

Он повернулся и успел перехватить Сиквах у подмастерья Бейна Стеклодува.

– Поверить не могу, что я это сделала! – возликовала Сиквах.

Это длилось какое-то время. Вид пляшущей дама’тинг привлек в толпу других красийцев и красиек, которые тоже принялись хлопать и топать. Они держались своих родных, но повторяли танец и со смехом раскручивали друг друга.

Один жонглер на сцене заметил Рожера, наставил на него смычок и заорал:

– Восьмипалый!

По толпе с ревом прокатилось:

– Восьмипалый! Восьмипалый! Полезай на сцену!

Все замерли как вкопанные и обратили взоры к нему. Рожер поклонился женам, коротко шепнул что-то на ухо Аманвах, взял скрипичный футляр и взбежал по ступеням в звуковую раковину, а женщины удалились. Когда он вышел на середину сцены, ему устроили овацию.

Отсюда Рожеру стала видна счастливая чета – Арлен и Ренна в окружении толпы. Одним они махали, другим – пожимали руки. Рядом с Рейной стояла Шамавах, а с Арленом – Гаред, следили, чтобы никто не остался обиженным.

– Для меня высокая честь находиться здесь в этот особенный вечер! – громко произнес Рожер.

У него не было волшебного подбородника для усиления звука, но раковина оказалась не хуже, да и Рожер отлично владел резонирующей речью. Толпа затихла, он поймал взгляды Арлена и Рейны и ответил широким взмахом руки:

– Меня бы не было здесь – да что там, никого из нас, может статься, – если бы не человек, стоящий вон там! Арлен Тюк! Он спасал меня чаще, чем я могу сосчитать, и однажды – в этом самом месте.

По площади разнеслись согласные возгласы. Рожер позволил людям выкричаться, чтобы повысить накал, после чего терпеливыми пассами успокоил толпу. Пошарил по ней взглядом, подозвал мужчину с дымящейся кружкой эля, взял ее и высоко поднял.

– И вот сейчас наш друг выбрал себе красавицу-невесту. – Он взмахнул другой рукой. – Позвольте представить вам Ренну Тюк!

Грянул рев, и сотни лесорубов выпили как один, а Рожер осушил кружку до дна и швырнул хозяину. Тот воздел ее, как трофей.

– Я вижу на сцене много новых лиц. – Рожер повернулся к мастерам гильдии жонглеров и их искусным подмастерьям. – Но я собираюсь исполнить песню, которую написал, и надеюсь, что меня поддержат.

Он улыбнулся толпе:

– Может, вы подскажете им слова?!

Он подхватил скрипку и взял начальные аккорды «Битвы за Лесорубову Лощину». Публика узнала их и снова разбушевалась, затопотала с такой силой, что задрожала крепкая сцена. Рожер увидел справа мнущуюся в неуверенности Кендалл, поманил ее и вращал смычком, пока она не подключилась.

Вдвоем они заиграли мелодию, которую исполняли тысячу раз. Другие жонглеры, очевидно, разучили песню, так как присоединились плавно и продолжили аккомпанировать солисту, когда Рожер запел. Он вел собравшихся через все испытания и победы той ночи, замедлил темп, чтобы каждый куплет превратился в отдельный маленький мир.

В песне был сольный фрагмент, но Кендалл не перестала играть, даже когда остальные смолкли. Ее игра значительно улучшилась с прошлого раза, и она ухмыльнулась Рожеру.

Оба не привыкли отступать перед музыкальным вызовом, и соло превратилось в поединок – каждый брал все более сложные созвучия, и Кендалл держала темп, пока Рожер со смехом не предоставил ей доиграть последний раунд, после чего перешел к следующему куплету. Едва отзвучала финальная нота, публика воздела руки и загалдела. Многие утирали слезы.

Краем глаза он заметил цветное пятно, повернулся и увидел Аманвах и Сиквах: свою дживах ка – в ярко-красном и оранжевом шелках, а дживах сен – в голубом и зеленом. Наряды украшали меченые драгоценности, и обе надели меченые колье.

Под ошарашенными взглядами зрителей они поднялись на сцену. Разрезы были скромнее, чем те, что они позволяли себе в опочивальне, но все равно обнажали намного больше кожи, чем решилась бы на людях любая красийка, даже дама’тинг. Вид они являли скандальный даже по северным меркам.

Аманвах с поклоном вручила Рожеру подбородник.

– Благодарю тебя, дживах ка, – улыбнулся он и прикрепил его к основанию скрипки.

Затем повернулся к толпе:

– Во время путешествия я выучил новую песню. Мне пришлось перевести ее на тесийский и кое-что изменить, но в ней поется о вещах, которые важны для всех нас, и мне кажется, что меченой чете будет приятно ее услышать. – Он кивнул Арлену. – Надеюсь, вам понравится.

И завел «Песнь о Лунном Ущербе». Здесь колебаний не возникло, и Аманвах с Сиквах тягуче ее подхватили. Метки усиливали, а раковина направляла звук, и песня потрясла толпу своей силой.

Другие исполнители не вступали, боялись присоединиться, лишь напряженно вслушивались. Жители Лощины внимали с расширенными глазами.

Когда песня кончилась, повисло гробовое молчание. Рожер взглянул на Арлена и поднял бровь. Тот стоял более чем в сотне ярдов, но Рожер не усомнился, что он заметил. Арлен кивнул и громко зааплодировал. Вскоре уже, топоча и гикая, рукоплескала вся толпа.

– А теперь, – призвал Рожер с улыбкой, – давайте-ка заткнемся и спляшем!

Он жахнул очередную кадриль, а остальные оркестранты лихорадочно настроили инструменты и подхватили.

Лиша могла не стоять в очереди. Она – госпожа Лощины, и эти люди оставались ее детьми. Пойди она прямо к молодоженам, никто не заступит ей путь. Какое там – уберутся с дороги, едва узнают.

Но Лиша никуда не спешила, довольная возможностью привести в порядок мысли. Следила за Арленом и Ренной и нервно сплетала цветы. Новобрачная широко улыбалась с благодарностью на устах и в глазах, а жители Лощины все подходили засвидетельствовать почтение.

«Недра, ты же ничего про нее не знаешь», – сказала себе Лиша и соврала. Одно она знала. Арлен любил ее. Прояви она подлинное внимание, этого бы хватило.

Но, даже несмотря на игру Рожера, очередь двигалась неприятно быстро, и вскоре Лиша очутилась перед молодоженами.

На миг все замерли, даже Гаред. Невозмутимой осталась одна Шамавах.

– Госпожа Лиша Свиток, дочь Эрни, – доложила она Ренне и записала имя.

Лиша с улыбкой сделала реверанс:

– Невесте положен подобающий головной убор. – Она протянула венок, сплетенный из цветов Стелы.

Ренна посмотрела на нее, и ее глаза оказались красноречивее любых слов. Они блестели от слез.

– Очень красиво, благодарю.

Она склонилась, и Лиша возложила венок ей на темя.

– Да будет благословен ваш брак, – обратилась Лиша к Арлену.

Он распахнул объятия, она приникла к нему, крепко обняла и быстро отстранилась. Хорошо, если не заметит слез на своей сорочке. Появилась Уонда, она держала в поводу тяжело навьюченного мула, Лиша извинилась и поспешила к ней.

– Забрала все годное, – сообщила Уонда.

– Спасибо, – улыбнулась Лиша и сунула проходившему мимо мальчишке связку петард и спички. Он расплылся в улыбке, взвизгнул и бросился прочь со своим сокровищем. – Не поищешь мне какого-нибудь питья?

– Само собой, – откликнулась Уонда. – Чаю? Воды?

Лиша покачала головой:

– Такого, от чего с моего крыльца слезет лак.

Рожер покатывался со смеху, глядя на сцену, где его жены отплясывали кадриль. Яркие шелка мелькали и колыхались, возбуждали разгоряченную толпу. Под музыку дюжины жонглеров и общий хохот с прихлопами они увлекли за собой и Рожера, и Кендалл. В толпе защелкали фейерверки: рассыпные, шутихи, петарды и огненные колеса. Посреди кладбища оголилась площадка: там стояла Лиша и наполняла ночное небо ракетами и падающими звездами.

Танцы прекратились, люди благоговейно обратили очи горе. Аманвах и Сиквах потрясенно уставились на Лишу, что готовилась запустить ракету, и бешено захлопали в ладоши, когда небо взорвалось разноцветными брызгами.

– Самое время засвидетельствовать почтение, – заметил Рожер и увлек их к левой лестнице, откуда было ближе до Арлена и Рейны.

Жены потянули за собой Кендалл.

– Расскажи нам о свадебных обычаях северян, – обратилась к ней Аманвах.

– У нас принято дарить подарки в знак уважения, – ответила девушка. – Но после этой песни… наверное, поблекнут все дары.

– Если такова традиция, мы должны что-нибудь дать, – сказала Сиквах.

Аманвах кивнула:

– Дадим. Как нам показали.

Рожер не понял, что имелось в виду, но времени у него не осталось – толпа расступилась, освободила им путь.

Арлен неожиданно обнял Рожера. Невиданный поступок! С каких пор Меченый обнимается?

– Великолепно, Рожер! Я уже слышал «Песнь о Лунном Ущербе», но не в таком исполнении. В ней появилось нечто…

– Сила, – подсказал Рожер. – Сила, способная убить на месте скального демона. Я пообещал тебе волшебных скрипачей, и ты их получишь.

Он повернулся к Ренне и с улыбкой шаркнул ногой:

– Прими подарок в сей знаменательный день!

Ренна вспыхнула, когда к ней подошла Аманвах.

– Я Аманвах, первая жена Рожера, сына Джессума из рода Тракт племени Лощины. – Она указала на спутниц. – Это моя сестра-жена Сиквах и подмастерье моего мужа Кендалл.

Женщины поочередно поклонились, а Аманвах достала из кошеля отрез белоснежного шелка.

– Кендалл говорит, что у вашего народа принято дарить на свадьбу подарки. Так делают и у нас. – Она подняла отрез. – Ты дживах ка Пар’чина и должна иметь брачное покрывало. Это мое личное, сотканное из чистейшего шелка и благословленное во дворце дама’тинг.

Ренна молча позволила ей повязать себе покрывало и прикрыть измеченное лицо от носа до подбородка.

– И сколько его носить?

– Пока Пар’чин не снимет, чтобы поцеловать тебя! – рассмеялась Сиквах.

– В Недра! – фыркнула Ренна.

Подняла покрывало и крепко поцеловала Арлена. Аманвах, Сиквах и Кендалл со смехом зааплодировали, к ним присоединились другие зрители.

– Устраивает? – спросила Ренна и повернулась ко всем.

Покрывало возвратилось на место, и она не убрала его.

Аманвах улыбнулась:

– Наши свадебные обычаи не так уж сильно отличаются от ваших. – Она посмотрела на Рожера. – Иногда я печалюсь из-за того, что мне такого праздника не видать.

Ее взгляд погрустнел. Все северные девушки мечтают о свадьбе, и до Рожера дошло, что красийки – такие же. Он женился с бухты-барахты, отмел все традиции, а теперь вдруг смекнул, что разрушил грезы невест. Надо было хоть сколько-то поухаживать.

– Не видать? – переспросила Ренна. – Так давай отпразднуем вместе! Идем танцевать!

Она взяла Аманвах за руку, затем прихватила Сиквах с Кендалл и потащила всех на танцевальную площадку. Там они вызвали всеобщий восторг, и жонглеры заиграли новую песню.

– У тебя две минуты, Арлен Тюк! – крикнула Ренна. – Потом тебе лучше присоединиться!

– Ах эта свадьба, – обронил Рожер, и Арлен рассмеялся.

– Всякий раз, когда приходится туго, я вспоминаю, что у тебя их двое, – сказал он, наблюдая за танцем женской четверки. – Ты понимаешь, что делаешь? Жениться на дама’тинг не шутка, а кровное родство с Джардиром…

Рожер пожал плечами:

– Могу задать тебе тот же вопрос. Иногда мне кажется, будто я знаю, что делаю, а в другой раз…

– …тебя несет по течению, – докончил Арлен.

– Ага, – кивнул Рожер. – Но ты услышал силу «Песни о Лунном Ущербе». И я чаще счастлив, чем нет.

– Понимаю. В новолуние нам всем грозит гибель, но сейчас я ощущаю покой, какого раньше не знал.

– Больно мрачные мысли для свадьбы, – заметил Рожер. – Еще один повод сплясать.

– Да, – согласился Арлен, и они пошли на булыжную мостовую.

Он удивил Рожера своей искушенностью в танце, со смехом закружил сразу и Ренну, и Кендалл. Все жители Лощины восторженно устремились к ним, поочередно поздравляя невесту и жениха.

– А какие свадебные танцы приняты в Красии? – спросила Ренна у Аманвах, когда музыканты дали публике передохнуть.

– Мы танцуем не прилюдно, – ответила та, – только для мужей, когда уходим в брачные покои.

– О, покажите! – воскликнула Ренна.

Аманвах и Сиквах переглянулись, посмотрели на Рожера.

– Танец не считается здесь грехом, – улыбнулся он. – Просто не раздевайтесь.

Аманвах покачала головой:

– Есть вещи, которые дозволено видеть только мужу.

– Нет, на это надо взглянуть! – воскликнула Брианна Лесоруб. – Дамы, становимся в круг! Красийские девушки покажут их танец!

Рослые жительницы Лощины в мгновение ока окружили Ренну и женщин Рожера. Рожеру разрешили остаться, но Арлена выдворили, и он пошел принимать новые поздравления.

– Я еще ничего тебе не подарила, – сказала Ренне Сиквах и вынула из поясного кошеля кимвалы. – Прошу тебя, прими их, чтобы лучше танцевалось.

Она помогла Ренне надеть кимвалы, а Аманвах продела пальцы в свои. Через миг она уже выбивала ритм, и жительницы Лощины хлопали в такт. Рожер подхватил мелодию на скрипке, усилил звук подбородником, и вскоре к ним присоединились жонглеры, хотя за женскими спинами не видели ничего.

Укрытая от мужских взглядов, Аманвах учила Ренну вилять бедрами, владея этим искусством в гипнотическом совершенстве. Ренна быстро переняла модус, и вскоре тем же занялись многие зрительницы, в том числе Брианна и Кендалл. Сиквах ходила среди женщин, выправляла шажки и вращательные движения.

У Рожера привычно заныло в паху, он покраснел и запахнул плащ, чтобы немного прикрыть просторные пестрые штаны. Он наблюдал этот танец только перед постельными утехами, и жены, похоже, неплохо его натаскали. Ренна и Кендалл танцевали, словно для того и родились, и Рожер еще гуще залился краской, тогда как остальные женщины восторженно взвизгнули от нескромных движений. За дело взялись и другие красийки, они помогали и показывали танец, беря пример с дама’тинг. В конечном счете Рожер ушел. Ему показалось, что он подглядывает в замочную скважину чужой спальни.

Спустя какое-то время круг разомкнулся. Красийки и местные одинаково раскраснелись и заливались смехом. Тогда лесорубы взялись за свадебные шесты и призвали чету к воссоединению. Брачный шатер воздвигнули на дальнем краю кладбища.

– Что это? – спросила Аманвах.

– Жених и невеста сядут вон на те сиденья, – показал Рожер, – а жители Лощины поднимут их на шестах и пронесут вокруг площади, чтобы все увидели. Обычно процессия направляется в новый дом молодоженов, но если дома нет, ставят брачный шатер. Пар’чин перенесет невесту через порог, и весь город будет шуметь кто во что горазд, пока они… ну, то есть…

– Сношаются, – подсказала Кендалл.

– Скрепляют брак, – уточнил Рожер и глянул на жен – не оскорбились ли?

Но Аманвах и Сиквах, похоже, пришли в восторг. Они охотно влились в процессию и трижды обогнули Кладбище Подземников, после чего подступили к шатру. Арлен чуть склонился, подался вперед с высокого насеста и принял в объятия Ренну. Они вошли в шатер, он поцеловал ее и задернул полог.

Аманвах испустила ликующий клич, десятикратно усиленный меченым колье. Сиквах с красийками подхватили, а остальные принялись галдеть, хлопать и топотать, греметь кастрюлями, сковородками и пивными бочонками, соударяться кружками и делать все, что можно, лишь бы устроить разноголосицу. Лиша снова запустила фейерверки.

Не участвовали в празднике только шарумы. Каваль свирепо смотрел на шатер, и Рожер встревожился – еще, чего доброго, подожжет.

Аманвах перехватила взгляд:

– Наставник, если ты не обучен вежливости, займись делом. Возьми своих людей и убей в честь этого союза семь алагай, по числу Небесных столпов.

Каваль раздосадованно поклонился:

– У нас нет копий, дама’тинг.

Брови Аманвах состроились домиком, и Рожер с Кавалем поняли, что ее терпение на исходе.

– Шарумы истребляли алагай без меченых копий более трехсот лет. Или боевые метки ослабили тебя? Ты утратил воинское мастерство?

Каваль опустился на колени и уткнулся в булыжники лбом:

– Прости меня, дама’тинг. Все будет сделано.

Он чуть ли не с облегчением подал знак своим воинам, и они покинули Кладбище Подземников.

«Все что угодно, только бы демонов поубивать», – подумал Рожер.

– Если они убьют семерых, мы прикончим семьдесят! – бросил Уонде Гаред. – Эй, лесорубы! За топоры! Сделаем Избавителю подарочек – костер из демонов, да такой, что увидит с Небес Создатель!

Аманвах проводила взглядом сорвавшихся в ночь лесорубов, вздохнула и взяла Рожера под руку.

– Прав мой отец, – проговорила она. – Ваш народ не так уж сильно отличается от нашего.

Уонда выполнила просьбу Лиши и принесла пузырек с янтарной жидкостью. Лиша не привыкла к крепким напиткам и знать не знала, что это такое, но питье обожгло горло и согрело тело, как кузи Аббана. Вскоре она погрузилась в уютный дурман и радовалась возбужденным лицам и ребятни, и взрослых, которые одинаково восторгались ее фейерверками.

Но когда Арлена и новоиспеченную невесту трижды пронесли вокруг шумного кладбища и доставили к шатру, ей показалось, что ее же дети высмеивают ее. Про их шашни с Арленом Тюком знали все. О них судачил весь город.

Как было и с Мариком. И с Гаредом. Что бы она ни делала, ее личная жизнь становилась предметом перешептываний за спиной.

Непристойный гогот жителей Лощины резанул слух. Неужели им нравится так ее унижать? Стала ли она им подлинной матерью?

Ее умственному взору снова явились Элона и Гаред. Но Гаред вдруг сгинул, сменился Арленом, чье обнаженное измеченное тело она изучала столько часов. Он удерживал ее мать на весу, обходясь для этого только членом. Элона посмотрела на Лишу и засмеялась, не разжимая бедер и балансируя на копье Меченого. Затем вместо матери возникла Ренна Таннер и издала восторженный вопль, когда Арлен вторгся в нее.

Лиша могла поклясться, что даже сквозь рев толпы слышит звуки их случки в брачном шатре. Она запустила петарды, но это не помогло. Тогда вытянула из связки здоровенную ракету, воткнула тонким основанием между булыжниками и понадеялась, что звон в ушах от ее грохота продлится несколько часов.

Но ракета не хотела стоять торчком, а когда Лиша чиркнула спичкой, та обожгла себе пальцы, и она с воплем уронила ее, а пальцы сунула в рот. По лицу заструились слезы.

– Ночь, посмотри на себя, ты же вдрызг пьяна! – послышался голос, и Лиша обнаружила, что над нею склонилась Дарси.

– Дай сюда. – Дарси выхватила у нее спички. – Меня считают тупой, но даже я знаю, что пьянство не сочетается с фейерверками. Решила остаться без пальцев? Дом поджечь? Или кого-нибудь убить?

– Не учи меня, Дарси Лесоруб! – окрысилась Лиша. – Это я, а не ты травница Лощины.

– Тогда и веди себя как травница. – Рядом с Дарси остановилась Элона. Последний человек, которого Лише хотелось видеть. – Что сказала бы Вруна, найди она тебя в таком состоянии?

«Мы неспроста охраняем секреты огня, – говорила Вруна. – Мужчинам нельзя доверить такую силу».

Лише стало невыносимо стыдно. Вруна плюнула бы ей под ноги или ударила палкой, чего не делала никогда.

И она знала, что заслужила это. Перспектива опозорить наставницу сломала ее, и она затряслась от рыданий.

Дарси прижала Лишу к себе, скрыла от толпы ее минутную слабость.

– Ничего страшного, Лиша, – шепнула она. – С каждым бывает. Ступай с мамой, а я займусь фейерверками.

Лиша шмыгнула носом, кивнула, вытерла глаза и, когда Дарси отпустила ее, встала прямо. Она поплелась к матери и усиленно старалась не споткнуться на неровной мостовой. Элона приглашающе выставила локоть, и Лиша с достоинством взяла ее под руку. Только мать знала, как тяжело она оперлась.

– Пройдем еще чуточку, и отдохнешь, – пообещала Элона.

Они подошли к одной из многочисленных скамей, что стояли вокруг площади, и почтенные домохозяйки вскочили на ноги, торопливо присели в реверансе и освободили место.

– Ладно, – сказала Элона. – Сколько ты выпила?

Лиша пожала плечами. Порылась в фартуке и протянула матери принесенный Уондой пузырек. Элона подняла его к свету, откупорила, принюхалась. Фыркнула и приложилась.

– Если этого перепью я, у меня зашумит в голове, а ты, должно быть, готова выблевать все, что съела после утренней чистки.

Лиша покачала головой:

– Дай минуту отдышаться, и все.

– Нет, не выйдет, – возразила Элона, выпрямилась и чуть распустила тесьму на платье, чтобы углубить вырез, как делала всегда, когда в помещение входил мужчина. – Смотри перед собой. Не смей блевать.

Лиша подняла глаза и увидела приближающегося графа Тамоса – блистательного в изысканном наряде и драгоценностях. За ним, как тени, следовали «деревянные солдаты», но граф будто не замечал их, и его любезная улыбка казалась расслабленной и непринужденной. Он щеголевато шаркнул ногой на королевский манер и поклонился, хотя положение женщин к этому не обязывало.

– Рад видеть вас снова, госпожа, – произнес он и повернулся к Элоне. – Имейся у вас сестра, я, безусловно, услышал бы о ней, а потому полагаю, что эта красавица – ваша мать, госпожа Свиток, чья сомнительная репутация известна всему свету.

Лиша закатила глаза. От принца она ждала, по крайней мере, большей оригинальности. Если бы ей давали клат всякий раз, когда мужчина использовал этот пассаж с целью подкатиться к Элоне, она стала бы богаче герцога Райнбека.

Элона всегда отвечала одинаково: хихикала, словно в жизни не слышала ничего остроумнее, опускала глаза и соблазнительно краснела. Лиша сомневалась, что Элона вообще способна от чего-либо покраснеть, но мать умела делать это сознательно.

Элона протянула руку для поцелуя.

– Боюсь, все эти россказни – чистая правда, ваша светлость.

«Вот честное слово», – подумала Лиша и глубоко вздохнула, чтобы укрепиться.

Улыбка Тамоса была решительно-хищной, смахивала на волчий оскал вестника Марика. Лиша поняла, что не вынесет, если Тамос продолжит пожирать глазами ее мать. Только не при ней. Она тоже изобразила улыбку и чуть распустила собственную тесьму.

– Как вам нравится праздник, ваша светлость? – спросила она, возвращая к себе и удерживая его взор из последних сил.