Звездный лед Рейнольдс Аластер
– Боюсь, у нас всего лишь краткий визит. – Светлана крепко – насколько позволял скафандр – обняла ее. – Я тебя не видела целую вечность! Как давно ты уже здесь?
– На этой вахте? – Она поскребла задумчиво пальцем низ шлема. – Шестую… нет, пятую неделю. Мне назад, наверх, через десять дней. По крайней мере, такой был план до твоего прибытия.
Светлана отсоединила от бока модуля коробки с припасами.
– Хотела б я сократить вахты, но ты же знаешь, как сейчас у нас с топливом.
– Знаю, знаю. Мы не жалуемся. По крайней мере, какую-то работу делаем. И возможно, наша находка немного всем поможет.
– Было бы здорово, – заметил Перри.
– Прозвучало не слишком убедительно, – отозвалась Рамос.
– Думаю, у меня бы сохранилось больше энтузиазма, если бы не все наши проколы. Но пусть мой природный пессимизм тебя не расхолаживает.
Припасы занесли в складскую палатку и провели десять минут, вынимая старые энергетические ячейки и заменяя их новыми, заряженными. Когда справились и отнесли пустые ячейки на шаттл, Рамос завела гостей в ближайшую палатку, герметичную, так что пришлось проходить сквозь шлюз. Внутри они сняли шлемы и перчатки, осмотрелись: полотняные перегородки делили пространство на ванную, кухню и три жилых отделения. Прошлые и нынешние жильцы пытались сделать обиталище чуть уютнее, но с сомнительным успехом. Сняв шлем, Светлана ощутила, насколько здесь холодно. Может, Рамос вообще не снимает скафандр?
– Эксфорд попросил глянуть на твой браслет, – сообщила Барсегян.
Рамос повозилась с манжетой, высвободила прибор.
– Знаешь, мы тут куда слабее засвечиваемся, чем вы наверху.
– Нужно убедиться – в особенности после того, как началось всякое.
Светлана отметила дозу – даже ниже ожидаемого – и вернула прибор.
– А у остальных? – спросила Габриэла.
– Можно полагать, что у вас всех одинаковый фон. Плотность костей не проверить, пока вы не подниметесь наверх, но, надеюсь, вы исправно делаете свою норму упражнений?
Рамос приготовила кофе, точно отмеряя ложечкой дозы. Светлана взяла свой, отхлебнула, зная, что пьет исчезающий, изысканный деликатес. Эксфорд готовил недурной чай из растений арборетума, но с кофе вышло полное фиаско. Вероятно, когда-нибудь поможет Ван, но до тех пор кофе осталось всего двести кило на все поселение.
Довольная Рамос принялась безжалостно выуживать у гостей сплетни. Светлане Габриэла нравилась с того дня, как с очередной вахтой прибыла на «Хохлатый пингвин». Девушка с удивительной легкостью приспособилась к жизни на Янусе. Хотя чему удивляться? Света заглянула однажды в биографию Рамос. Жизнь ее до «Глубокой шахты» была долгим изнурительным карабканьем из затопленного Ла-Бока – трущоб Старого Буэнос-Айреса. Света знала, что у Габриэлы осталась там семья. Но после перевода на «Хохлатый пингвин» Рамос стала полноценным, уважаемым и любимым членом команды. Тем сильнее бунт травмировал девушку – будто склочный развод. Хотя в последнее время лед подтаял, наметилось примирение между фракциями.
Партнером по вахте у Габриэлы был Майк Шен, сторонник прежней власти. Еще полтора года назад подобное сотрудничество было немыслимым. Слишком свежи были горечь и злость. Но теперь совместная работа былых врагов уже не удивляла. Бдительная забота Райана Эксфорда абсолютно обо всех немало сделала для восстановления добрых отношений.
Конечно, существовали и разногласия, какие загладить не так уж просто. А общий оптимизм царил главным образом потому, что большинство команды не подозревало о приближающемся кризисе. А вот Светлана знала, и временами изображать беззаботную оптимистку удавалось ей с большим трудом.
Когда покончили с кофе – последним на этой неделе, – Света помогла девушке вымыть посуду. Затем все надели шлемы с перчатками и потопали назад, к шлюзу.
– Я вне себя от энтузиазма, – сообщил Перри.
– Должна предупредить, находка не такая уж впечатляющая, – отозвалась Рамос.
Лишь выйдя из палатки, Светлана по-настоящему ощутила величину пещеры. Барсегян запрокинула голову, пытаясь различить крошечное отверстие Пасти, обозначенное скорее не самим черным пятнышком, а расходящейся вокруг него паутиной лавовых потоков. Пасть выглядела безнадежно далекой – ушко небесной иглы, в которое требовалось попасть для возвращения домой.
– Нам вон туда, – указала Рамос. – Пойдем на гекофлексе. Надеюсь, вы еще в хорошей форме.
Габриэла повела гостей за посадочную полосу, по дорожке, отмеченной светящейся краской. Та километра три вилась между громадными блоками спиканской аппаратуры. Светлана не сразу сообразила, что приходится карабкаться вверх, на изогнутую стену пещеры. Подъем давался без труда, приходилось лишь заботиться о том, чтобы держаться перпендикулярно поверхности. Слишком легко было, забывшись, отклониться назад и упасть на спину.
– Подумать только, мы так долго здесь просидели и не увидели раньше! – воскликнула Рамос.
– И как же вы заметили движение? – поинтересовался Перри.
Света вместе с его словами услышала по коммуникатору музыку, но не разобрала мелодии. Наверное уж, не «Турандот». Перри в последнее время крайне редко слушал Пуччини.
– Спасибо Джейку и Крис, – ответила девушка, имея в виду Гомберга и Офрию. – Если бы они с таким рвением не фотографировали свои символы, мы бы, наверное, и не заметили никогда.
– Я позабочусь, чтобы они узнали о своем вкладе. Хоть какое-то свидетельство того, что их занятие – не пустая трата времени и вычислительных мощностей.
Дорога стала круче. Светлана все чаще пользовалась гекофлексом, дышала тяжело и разговаривала меньше. Теперь шли под углом в сорок пять градусов к плоскости лагеря, и высокие спиканские структуры, казалось, наклонились самым невозможным образом, не обрушиваясь лишь чудом. Рамос же бодро топала впереди. Светлана пожалела о своей недавней ремарке про недостаточность упражнений для сидящих во чреве Януса.
Компания осторожно протиснулась через густую рощу черных, похожих на лезвия образований. Рамос предупредила – они достаточно острые, чтобы прорвать скафандр. Впереди показалась цель похода: наибольший из пары самых длинных шпилей пещеры.
Симметричный конус тянулся на три километра к центру полости. Его основание в плоскости стены было, как прикинула Светлана, в сотню метров диаметром, не меньше. Огромная штука. И покрытая уже знакомыми светящимися спиканскими иероглифами. Они тянулись вверх и вдали сливались в мерцающую багровую дымку. На оконечности шпиля виднелось искривленное крестовидное устройство, похожее на флюгер из кованого железа.
Две фигурки в скафандрах, почти терявшиеся на фоне громад вокруг, работали с оборудованием, установленным на треногах. Люди помахали гостям и вернулись к работе.
Рамос подвела их к основанию шпиля.
– Я же говорила, не слишком впечатляет, – бросила она.
Да, он не впечатлял по сравнению со структурами на поверхности, многие из которых в пять-шесть раз превышали этот шпиль. Но для команды он был несказанно, невероятно удивительным и важным. Ведь он двигался! Хотя и очень медленно. Даже у основания невооруженным глазом вращение замечалось с трудом. Потому его и не фиксировали так долго. Лишь при внимательном рассмотрении светящихся иероглифов движение бросалось в глаза. Для всех, кроме самых наблюдательных, башня выглядела неизменной.
Светлана опустилась на колени у стыка башни с полом. Символы почти уходили под него. Света приставила палец к оконечности иероглифа, подержала немного:
– Чувствую движение.
– Тут оно – полсантиметра в секунду, – ответила Рамос. – Очевидно, если уже знаешь, но если не знаешь – легко пропустишь.
Конечно, медленное шевеление башни можно было почувствовать, но уж очевидным оно точно не было. На гладком полу никаких отметин.
– Думаешь, реально его использовать? – спросила Барсегян.
– Установим нужные механизмы и попробуем, – ответила Габриэла твердо.
– Но эта штука вращается не просто так. Янусу может и не понравиться наша возня с нею.
– По-моему, Янус даже не заметит нас. А если заметит… ну, мы же используем лишь крошечную часть энергии, сосредоточенной в этой штуке. – Рамос указала на людей в скафандрах. – Они приклеили металлические пластины к основанию, затем использовали рычаги для измерения вращающего момента. Что бы ни делали, скорость вращения не изменилась. То есть по нашим меркам вращающий момент бесконечен.
– А как с отбором энергии? Можно устроить?
– Тут ничего не дается на раз-два, но мы устроим. Обязательно.
– И сколько времени потребуется?
– На все про все – два года. Придется много летать, перевозя грузы, и держать здесь много людей.
– Слишком долго. Можно уполовинить срок?
– Уполовинить? – переспросила Рамос удивленно. – Это будет подвиг.
– Я хочу, чтобы ты составила план по превращению этой штуки в наш генератор за двенадцать месяцев. Я выделю тебе все нужное топливо, всех роботов и двенадцать человек. Больше мы не можем снять с поверхности.
– Ну-у, – протянула Рамос, очевидно не желая подряжаться на работу, в исполнимости которой не была уверена, – я не знаю даже, хватит ли нам сверхпроводящего кабеля, чтобы достать сюда.
– Наноплавильня будет готова через полгода. Приоритет номер один: новый кабель.
– Но это после всех остальных приоритетов номер один, – указала Габриэла, не слишком-то ободренная.
– Мы нуждаемся в энергии! – решительно заявила Светлана. – И чем раньше, тем лучше.
– Но топлива-то у нас пока хватает.
– Это да, – ответила Светлана быстро, стараясь казаться столь же уверенной, как и раньше. – Но ведь все равно лучше перестраховаться, чем проиграть.
– Мы сделаем что сможем, – пообещала Габриэла.
Глава 14
Шаттл летел над морем черного льда. Перри снова заснул, упершись головой в окно, качался в такт тряске. Светлана последовала его примеру и заставила себя уснуть. Надо отдохнуть минут десять. Когда она открыла глаза, модуль уже заходил на полосу в Крэбтри. Англесс по-прежнему безжалостно экономил топливо на посадке. Светлана подумала о легкомысленном обещании, данном Рамос, – выделить необходимое топливо и машины. И двенадцать сильных рабочих. Как исполнить обещанное?
Урок Януса номер один: легкого здесь нет. Вообще.
Модуль обогнул башню, когда-то бывшую «Хохлатым пингвином». Девятьсот метров корабля высились над фундаментом, вырезанным Перри и его людьми во льду спутника. Корабль опустили кормой вниз, так что двигатель, реакторный комплекс и баки оказались целиком подо льдом. По словам Дениз Надис, толкач будто запихали в комету. Сверху торчала лишь несущая колонна с шапкой жилых отсеков. От шапки тянулись во все стороны тросы-расчалки, ко вбитым и зафиксированным камнепеной якорям за пределами поселка на поверхности.
Корабль никуда больше не улетит. Никто и не думал о нем как о корабле. Он стал просто центральной башней Крэбтри, административным центром и электростанцией. Ресурсом, подлежащим разборке и использованию на нужды общины.
Из ста сорока одного человека на Янусе большинство захотело жить снаружи. Вокруг корабля расположились тридцать больших герметичных куполов, соединенных подледными туннелями и герметичными наземными коридорами. У стен для изоляции лед вспенили и позволили застыть на стенах, отчего купола напоминали полурастаявшие иглу. Большая их часть могла разместить от силы три-четыре человека. Ближайшие к «Хохлатому пингвину» купола поставили первыми, Перри с командой использовали их при подготовке фундамента. Дальние построили из подручных материалов, унесенных с корабля: кусков металла и пластика. У всех куполов – герметичная оболочка из светоотражающей фольги. Быстрее было бы строить из камнепены, но ее, как и прочие ресурсы, следовало экономить. Между жилыми куполами торчали ангары для оборудования, генераторы, складские блоки. Россыпь светящихся желтым огней в окнах указывала на человеческое присутствие. В определенное время каждый день отключалось централизованное снабжение энергией. Светлана с удовольствием продлила бы часы отключения, но опасалась паники.
Модуль грохнулся за окраиной Крэбтри.
Они вышли наружу и забрались в трактор на больших колесах со спицами, припаркованный на краю полосы. Англесс сел за управление и повел машину по ухабистой дороге, вившейся между куполами, вдоль соединяющих их коридоров. Крэбтри был всего лишь деревушкой, но временами чувствовалось, что он сильно разрастется. Если смерти станут реже, а рождения чаще, то за десять лет, к тому времени, как Янус прибудет к Спике…
Она решительно пресекла подобные мысли. Надежды на то, что Янус замедлится – а уж тем более повернет назад, – нет. А если у колонии не случится внезапного везения, она не доживет до встречи со Спикой.
Свете приходилось напоминать себе, что сейчас не октябрь 2059-го, а… в общем, какая-то другая дата, о которой не хотелось и думать. Число 2059 было ложью, придуманной для себя, чтобы не сойти с ума, не посчитать, что улетели слишком далеко – за пределы всякой надежды вернуться домой.
Только этот совет Светлана приняла от той перед ее изгнанием. Соблюдай старый календарь, отмечай прежние дни, пусть все увеличивающаяся скорость и стиснула время в кулак.
Через два месяца после вхождения «Хохлатого пингвина» в «зону разрежения» Янус достиг скорости, уступавшей световой лишь на одну десятую процента. Достигнув ее, Янус прекратил ускоряться, но скорость все равно была неимоверная. По теории относительности, часы на Янусе шли в двадцать два раза медленней, чем на Земле. И не просто часы, а все доступные измерению физические и биологические процессы. Включая само время.
За час, прошедший от прощания с Рамос, на Земле миновал почти целый день. По локальному времени Янус шел на крейсерской скорости двадцать два месяца. А на Земле прошло сорок лет и уже кончался двадцать первый век. Если невероятно повезет и удастся развернуться, дома они окажутся через восемьдесят лет после начала погони.
Тогда будет где-то 2137-й.
Не все смирились с этим. С направленной в сторону Земли антенны Крэбтри еще получал новости из дома. Передачи были сильно сдвинуты в длинноволновой диапазон, но читались без труда. В новостях шел еще 2059-й. Люди получали весточки от семьи, от родных и любимых, но с каждой прошедшей неделей все меньше.
В новостях оставленный за спиной мир жил по-прежнему, заголовки полнились ожидаемыми новостями, похожими друг на друга скандалами и трагедиями, лицами тех же знаменитостей. На некоторое время – впрочем, небольшое – «Хохлатый пингвин» и его экипаж стали главной темой, но потихоньку их затмили другие новости, и погоня за Янусом ушла на задние страницы. Передачи из дома утешали, но в равной степени и представляли опасность. Они лгали, будучи ограничены по скорости тем же пределом, что и Янус. Послания из 2097-го или 2137-го не догонят луну до того, как та окажется у Спики. Беглецы так никогда и не узнают историю оставленного ими мира.
Конечно, если они повернут домой, то на них обвалится шквал информации. Годы пролетят как дни. Если развернуться прямо сейчас, то восемьдесят лет истории уместятся в два года обратного полета. А если отправиться домой удастся лишь со Спики, придется хватать на лету пятьсот двадцать лет истории.
К такому не привыкнешь запросто. Потому экипаж использовал старые календари и делал вид, что каждый прошедший на Янусе день равен земному. Это придавало жизни некую упорядоченность. Люди отмечали дни рождения и обычные праздники, говорили про зиму и лето пытались связать влияние сезонов с перебоями в подаче электричества. Светлана постаралась сделать прошлое лето немного ярче и легче угрюмой мрачной зимы. Но теперь снова пришла зима, и топлива в баках осталось угрожающе мало.
В небе над поселком, прямо над башней «Хохлатого пингвина», в зените сгрудились багровые звезды – следствие очень высокой скорости. Остальное небо пустовало. Большинство звезд и так были красными, доплеровский сдвиг лишь сделал их краснее. На носу Януса сияла другая группа звезд, куда ярче, – у тех излучение сдвинулось в синюю сторону. Восхитительное зрелище, но и смертельное. Показатели дозы на браслетах зашкаливали – загнанные в высокие энергии фотоны безжалостно терзали плоть.
Электрический трактор медленно покатил по огороженному ледяными стенами пандусу и заехал на машинный двор – один из многих, вырезанных во льду у основания пришвартованного корабля. Люди ступили наружу, прошли очередной шлюз. Там им помог выбраться из скафандров ликующий Кундж Рамазеша. Переход к жизни на Янусе дался Кунджу без особого труда – как и Рамос. Техники по обслуживанию скафандров – не только Рамазеша, но и Аш Меррей, и Рика Беттендорф – оказались крайне важными для жизни новой колонии. Они наслаждались своей значимостью и социальным положением, охраняя свои познания так же ревностно, как это делали мастера средневековой гильдии.
Светлана и Перри попрощались с Англессом и поехали в кабине лифта до жилого модуля. Хотя машинерия Януса излучала свет, он не достигал Крэбтри. Лед вокруг маленького поселения был чернее неба, разве только чуть отблескивал багрянцем от звезд в зените. Несколько транспондеров мигали желтым во тьме, словно далекие маяки. Когда кабина поднялась выше, Крэбтри выглядел единственным созданием человеческих рук в целой Вселенной.
Светлана удачно рассчитала время возвращения – опоздала лишь на минуту к встрече с остальными членами Внутреннего совета. Собрался он в бывшем капитанском офисе. Тесная старая каюта теперь расширилась вдвое. По всему «Хохлатому пингвину» снесли внутренние переборки, использовав их как сырье. Старый ковер больше не упирался в стены, а лежал ровно посередине. Остался даже аквариум – и не без рыбы. Отдельные части старого корабля еще вращались, чтобы обеспечить искусственную гравитацию – по настоянию Эксфорда, поскольку вымывание кальция из костей стало серьезной проблемой при слабой гравитации Януса, – но капитанская каюта осталась практически в невесомости. Рыбы на это, кажется, вовсе не обращали внимания.
Присутствовали Райан Эксфорд, Саул Регис, Ник Тэйл, Дениз Надис, Джейк Гомберг и Кристина Офрия. Как и Эксфорд, Регис с Тэйл оставались приверженцами прежней власти, но их опыт и знания были слишком важны для колонии. Иногда между этой троицей и прочими членами совета возникали трения, но, как правило, диссиденты были в должной мере прагматичны, чтобы забыть о раздорах, когда дело касалось блага Крэбтри.
Светлана с Перри заняли места за столом, двигаясь с той скользящей легкостью, какой отличалось всякое перемещение на Янусе. Света опустилась в кресло, сложила перед собой руки на столе и коротко кивнула остальным.
– Я только что вернулась из Пасти, – сообщила она, – и наконец-то смогла принести вам нечто напоминающее хорошие новости. Но чтобы создать для них подходящий контекст, думаю, надо дать представление о том, насколько поганые у нас дела. Перри, не окажешь ли нам честь?
Тот снял кепку и почесал в усах:
– Я даже и не попытаюсь приукрасить. Думаю, ни для кого из вас не новость наше отчаянное положение с топливом. До посадки на Янусе мы надеялись, что сможем с легкостью качать из него энергию. Идея-то хорошая, но, как оказалось, воплотить ее в жизнь очень даже непросто. Спиканские машины чертовски эффективны – почти не выбрасывают наружу энергии, которой мы могли бы воспользоваться. Пока нам повезло только с термоэлектрическими генераторами. Они работают на разнице температур между машинами и ледяной шапкой. Но разницы температур не ахти какие, и у нас не хватает сверхпроводящего кабеля, чтобы проложить больше силовых линий до края шапки. Если бы выбирать место посадки, так нужно было бы поближе к машинам… Но, увы, путешествовать во времени мы не умеем…
Надис постучала стилусом по флекси:
– Сколько энергии мы вырабатываем сейчас?
– От термопар? В зависимости от флуктуаций в спиканских машинах – от трех до пяти мегаватт. Слишком мало для Крэбтри. Нам пока хватает, потому что работает реактор, с легкостью выдающий сотню мегаватт. Но он неэффективен. «Локхид-Хруничев» сделали его, чтобы двигать «Хохлатый пингвин», а не освещать деревушку. Мы теряем гораздо больше энергии, чем извлекаем.
– Топлива хватит на четырнадцать месяцев, – предупредила Светлана откровенно. – На восемнадцать, если прерывать подачу на большее время и отключить часть удаленных куполов.
– В таком случае можно не экономить кофе, – заметила Надис меланхолично.
– Есть надежда выжать дополнительную энергию с термопар? – спросил Тэйл.
– Даже если мы запустим наноплавильный котел, соберем материалы и энергию на новую сверхпроводящую линию, мы – максимум – удвоим выход от термопар. А это не позволит дотянуть до следующего лета. Мы по-прежнему будем пользоваться реактором. – Перри прокашлялся. – Э-э, тепло – не единственный источник энергии на Янусе. Как большинству из вас, наверное, известно, мы пытаемся получить энергию из лавовых потоков – либо прямо, либо используя движение транспорта. Пока что работающая над этим проектом группа не добилась успеха. Но возможность его остается. При достаточно долгом тщательном исследовании, я уверен, мы найдем способ использовать их.
– По поводу этого собрания: две недели тому назад мы сделали очень важную находку в Пасти. А именно нашли вращающуюся структуру, – объявила Светлана. – Она вращается медленно – почти незаметно для глаза, – но равномерно и с колоссальным моментом. Если мы сумеем им воспользоваться, появятся шансы на то, что сможем отключить реактор и сберечь оставшееся топливо до того дня, когда оно по-настоящему понадобится нам. – Светлана позволила компании за столом насладиться обещанной надеждой – ведь больше радовать нечем. – Ладно, а теперь о не очень хорошем: нам нужно как-то управиться с забором энергии до того, как мы вымрем. Будет тяжело, но, думаю, у нас есть реалистичный план.
– Принципиальных трудностей две, – подхватил Перри. – Первая: передача движения на генераторы. Вторая: передача энергии от генераторов, расположенных в Пасти, до Крэбтри. Больше всего головной боли – с первой. Структура вращается ну очень уж медленно. Но думаю, мы справимся.
Светлана вызвала диаграмму на флекси и спроектировала на стену за собой, откинулась на спинку и повернула голову, чтобы увидеть все целиком. На стене высветился грубый эскиз шпиля в Пасти, с набором зубчатых передач у основания.
– Мы начнем с присоединения шестерен к структуре – по сути просто обработанных кусков металла. Как известно, клей держит на здешних поверхностях, и мы знаем, какой момент способны выдержать клеевые соединения. Рамос и ее коллеги утверждают, что затея осуществима. К приклеенным передачам подключаются другие, меньшего размера, ускоряющие вращение.
– Недостаточно ускоряющие, – заметил Перри. – Придется кучи их присоединять. Такой череды шестеренок не строили с шестнадцатого века. Передаточное отношение – миллионы.
Кое-кто охнул.
– Мы снимем кольца с главной центрифуги «Хохлатого пингвина» и двигатели для нее, – продолжил невозмутимо Перри. – Это даст исходный материал по крайней мере для начала работ. Чтобы мы не придумали, работать оно должно безукоризненно. На выходе следует получить вращение с частотой в сотню герц.
– И присоединить к выходу столько генераторов индустриального размера, сколько сможем, – добавила Светлана.
– Наверное, их у нас завалялось порядком, – выдал Ник Тэйл ядовито.
– Именно, – сурово отрезал Перри. – Мы их использовали всякий раз, толкая лед.
– Толкачи, что ли? Там же линейные ускорители…
– Драйверы зонтиков, – подала голос Дениз, одобрительно кивая, и добавила для Тэйла с Регисом: – Это электромоторы, которыми мы вращали отражающие зонтики, защищающие солнечную сторону кометы при буксировке к Земле.
– Да, это они, – подтвердила Светлана. – Мы используем их как генераторы. Конечно, придется кое-что модифицировать, но это не проблема. Если сумеем построить передачи и генератор, получим пятнадцать-двадцать мегаватт. Это позволит отключить реактор, но лишь если сможем направить эту энергию в Крэбтри. А для того нам нужно вчетверо больше сверхпроводящих кабелей, чем у нас есть сейчас.
– Значит, и стараться бессмысленно, – выдохнула Дениз. – Мы даже существующие починить не в состоянии, не говоря уже про то, чтобы сделать новые.
– Это временно, – уточнила Светлана. – Но если заработает наноплавильный котел, то получим сколько угодно кабеля.
– А ты давно разговаривала с Ваном?
Светлана не обратила внимания на саркастичность тона:
– Несколько недель назад. Но тогда у него намечался прогресс.
– Думаю, тебе стоит поскорее навестить его, – посоветовала Надис. – Полагаю, это поможет пролить свет на ситуацию.
– Обязательно, – пообещала Светлана, раздраженная тем, что упустила из виду мучительную борьбу китайца со своей наноплавильней. – Как только разберемся здесь. При условии, что сумеем задействовать котел. Надеюсь, предложенный мною план будет одобрен Советом?
– Не то чтобы у нас был выбор, – добавил Перри. – Если мы не присосемся к Янусу, через полтора года нам конец.
– Я согласен – выглядит разумно и осуществимо, – подал голос Ник Тэйл. – Но не стоит недооценивать риск. До сих пор мы едва трогали Янус. Может, он вообще не заметил нас. Но если начнем мешать ему настырнее…
– У нас нет выбора, – ответила Светлана.
– Я просто хочу напомнить о возможных последствиях, – сказал Тэйл, глядя на остальных в поисках поддержки. – Не стоит обманывать себя, утверждая, что эта стратегия целиком безопасна.
– Мы все понимаем: это рискованно, – ответила Светлана, едва сдерживая раздражение. – Но чтобы мы ни делали в Пасти, это не так рискованно, как сидеть здесь сложа руки в ожидании чуда.
Тэйл закрыл глаза.
– Я просто хочу сказать… – заговорил он, затем покачал головой. – Впрочем, не важно. Все равно ты не согласишься.
Светлана ощутила подвох, но все же спросила:
– Не соглашусь на что?
– Мы принимаем очень важное решение. Слишком важное, для того чтобы оставить его на усмотрение горстки людей, сидящих за этим столом.
– Ты хочешь сказать, нам надо устроить голосование?
– Нет… не совсем.
Он выговорил это очень осторожно, будто каждое слово могло сорвать катастрофическую лавину.
– Думаю, что было бы полезным послушать и другие мнения. Квалифицированные. Я имею в виду Вана и еще пару людей, но прежде всего ее.
– Нет.
– Ты даже обдумывать не станешь?
– Нет! И ни теперь, и ни когда-либо в будущем.
Тэйл пожал плечами, будто ничего другого и не ожидал, и тяжко опустился в свое кресло:
– Что ж, так тому и быть.
Светлана ощутила, как щеки заливает горячий румянец. Спасибо Перри – он нарушил повисшую неловкую тишину и избавил жену от необходимости объясняться:
– Ник, мы уже обсудили тему и закрыли ее. Все знают: кое-кто из нас питал к ней больше привязанности, чем остальные. Но это было давно. Все изменилось, и ее мнение не имеет больше никакого значения.
– Ты с удовольствием поверил бы в это сам, – отпарировал Ник. – С удовольствием сунул бы ее в коробку и забыл, как о старой игрушке, с какой больше не хочется играть.
– У нее был шанс вернуть нас домой, – сказал Перри. – Вместо того она затащила нас в передрягу.
– Она действовала наилучшим образом на основе доступной ей информации!
– Ник прав, – заметил Эксфорд. – Никакое действие Беллы не было мотивировано корыстью либо эгоизмом. Она всегда делала лишь то, что полагала лучшим для экипажа.
– Она не могла принять мысль о том, что «Глубокая шахта» кидает нас грубо и просто. Я дала ей все доказательства, и что она? – Светлана грохнула кулаком по столу. – Какого черта мы снова завели про это разговор? Говорили уже тысячу раз. У нее был шанс. Она его профукала. Все. Приехали.
– Послушай, я согласен с тем, что Белла действовала не из корысти, – сказал Перри, обращаясь к Эксфорду. – Тут никаких сомнений.
– И то хорошо, – отозвался доктор.
– Но тем не менее она приняла скверные решения. Пусть и с лучшими намерениями. Что с того? Решения сказали сами за себя. Они одни лишают ее права на любое вмешательство в наши дела.
– Да вы просто не понимаете! – воскликнул Тэйл.
– Ник, не понимаешь ты, – ответила Светлана. – Мы все знаем, кому ты верен и чего хочешь. Ты ведь все еще не смирился. Так? Ты по-прежнему не желаешь принять то, что теперь все по-другому.
– Может, это не у меня проблемы с забвением старых обид? – поинтересовался Ник.
– И что ты имеешь в виду? – спросила Светлана тихо и вежливо, но с отчетливой угрозой в голосе.
– Когда мы решили сажать «Хохлатый пингвин», ты закатила чудесную речь про то, как нам надо держаться вместе, забыть старые обиды и разногласия и ступить в будущее с чистым сердцем и ясным рассудком. Я хорошо ее запомнил. Чертовски эффективная пропаганда.
– Ник, осторожнее, – предупредила она.
Он лишь пожал плечами:
– В особенности я запомнил твои слова про использование всякого доступного нам ресурса, каждого возможного средства выживания. Знаешь, кое-кто всерьез тебя слушал. И даже поверил в то, что ты сказала правду.
– Я сказала правду! – выдохнула она, едва сдерживая ярость.
– Возможно, это и правда, но не вся. Есть ресурс, который ты так и не отважилась задействовать. Всегда же легче ненавидеть, чем простить?
– Думаю, ты наговорил уже слишком, – сказал Перри. – Решение изгнать Беллу приняли единогласно.
– Это было два года назад. – Ник встал и швырнул через стол свой флекси. – Нравится вам или нет, но Белла нужна нам. Если мы все умрем здесь, убьет нас не Янус.
Светлане удалось отчасти восстановить душевное равновесие к тому времени, как она вышла к запрятанной во льду лаборатории, где дневал и ночевал Ван Жаньминь. Вблизи нее слышалась китайская музыка. Лаборатория расположилась на окраине Крэбтри. Ее соединили с поселением ледяным туннелем и единственным сверхпроводящим кабелем толщиной в руку. Кабель приклеили к стене туннеля кусками гекофлекса. Поставив ладонь рядом с кабелем, Светлана явственно ощутила покалывание. Немудрено – по этой линии уходила десятая часть всей энергии поселка.
Из вежливости она постучала и шагнула в жуткий мороз комнаты, похожей на внутренность чайника. При таком количестве доступной энергии Ван ни капли ее не потратил на свои удобства. Единственная поблажка – приклеенный высоко на стене громкоговоритель, откуда постоянно лилась отдающая металлом какофония китайской поп-музыки.
Светлана вздрогнула и закрыла доверху молнию. Дыхание вырывалось изо рта густым белым паром. Краску ярости и смущения, еще не сошедшую с лица, теперь подчеркивал морозный румянец.
– Я принесла тебе подарок, – сказала она, повышая голос, чтобы пробиться сквозь визг девчоночьей группы.
Сидящий за столом Ван обернулся. Лицо его почти целиком закрывало невероятное нагромождение линз и импровизированных дисплеев, воедино спаянных и слепленных изолентой. Руками в меховых перчатках он стянул с головы сложную конструкцию. Под нею оказалась красная шерстяная шапка вроде тех, какие Перри надевал под скафандр. Из-под нее выбивались длинные черные волосы, спадая кольцами на шею и плечи. Бледно-зеленый медицинский халат покрывал по крайней мере пять слоев пуховок. Ноги прятались в огромных бутсах, выдранных с безнадежно испорченного скафандра.
Самоотверженный энтузиаст – такой юный и простодушный…
Прямо дрожь пробирает, когда подумаешь, сколько всего от него зависит.
– Подарок? – переспросил Ван, приглушив музыку.
– Не стоит слишком уж радоваться, – посоветовала Света, протягивая китайцу обвисший биоприбор. – Я слышала, твой флекси испортился.
– Да, – ответил он рассеянно, словно вовсе и не думал о потере. – Да. Умер. А это для меня?
– Если кому-то и нужен компьютер, так это тебе.
Подойдя ближе, Ван взял флекси:
– Не любят они здешний холод.
– С этим ничего не поделаешь. Если бы ты хоть часть энергии пускал на обогрев…
– Не могу. Чем холоднее, тем лучше идет эксперимент. Если согреть комнату, придется расходовать много энергии на селективное охлаждение.
Он придал флекси твердость, тронул пальцем, высветив на экране опции доступа к «Шипнету», и аккуратно уложил прибор на ближайший стол среди оборудования и заметок.
– Да, с ним лучше. Сколько их осталось?
– Флекси? Не помню. Наверное, где-то сто шестьдесят.
– Если не ошибаюсь, когда «Хохлатый пингвин» тут сел, их было больше двухсот. То есть с прибытия уже умерло сорок.
– Их не делали работать вечно.
– Тем не менее… Я не специалист по компьютерам, но если испортится еще больше, это ведь точно не пойдет на пользу.
«Шипнет» был распределенной сетью, чью работу поддерживали процессоры всех флекси. Уже стало заметно падение скорости и точности обработки некоторых запросов. Оставшиеся компьютеры компенсировали потери, забирая больше данных, но это получалось за счет перераспределения ресурсов биопроцессора. Саул Регис предсказал, что через полгода деградация сети станет очевидной всякому пользователю. А через год большая часть сети вовсе умрет.
– Я постараюсь как следует заботиться об этом. – Ван погладил прибор так, будто тот был по-настоящему живым и разумным. – Может, и спать буду с ним… как с подушкой.
– Просто используй его. Если он испортится, мы принесем другой. Если наладишь наноплавильню, жертвы оправдаются.
– Прошу прощения, что пока не смог добиться большего. – Ван глянул на котел. – Я был чересчур самоуверенным. Не стоило обещать так много.
– Ван, ты не обещал ничего. Сказал лишь, что сделаешь все от тебя зависящее. Мы большего и не могли просить.
Плавильня стояла посреди комнаты на четырех приваренных ножках – толстый красный цилиндр размером с небольшой шаттл, высотой почти до облицованного пластиком потолка. Верхняя закругленная крышка делала его похожим на пагоду. Сбоку имелась круглая дверца, очень массивная и на больших петлях, окруженная индикаторами, клапанами и портами ввода/вывода данных. Одетые в гофрированную оболочку силовые кабели шли из пола в расширенное днище котла. Управлялся котел с многочисленных консолей вокруг, большинство из которых вытащили из обломков «Шэньчжоу-5», перед тем как тот утонул, растопив под собой ледяную шапку.
В отличие от Вана, чьи конечности полностью зажили под бдительным присмотром Райана Эксфорда, на котле остались следы повреждений, полученных при крушении китайского корабля. С одной стороны его покрывала яркая новая краска и виднелись обширные заплаты.
Все старались отчаянно, а особенно Ван, но ремонтировать наноплавильный котел инструментами «Хохлатого пингвина» – все равно что чинить ходики топором.
Тем не менее котел починили.
– Когда мы говорили в последний раз… – начала Света.
– Я думал, что смогу показать вам что-то существенное. Ну, отчасти был прав. – Ван склонился над столом и взял прозрачные пластиковые щипцы.
Он что-то поискал ими в ванночке, заполненной аквамариновой жижей, нащупал и с большой осторожностью вытащил находку. Со щипцов свисало, облепив их, нечто похожее на молочного цвета водоросли или переваренные полупрозрачные макароны.
– Я сохранил это как память о моем максимальном продвижении за все время.
– Что это было? – спросила Света, глядя на волокнистую белую массу.
– Предполагалось, что это бумага. Бумага – это простейший тест для наноплавильни. Если не можешь сделать бумагу…
Он покачал головой. Больше слов не требовалось.
– По крайней мере, оно твердое, – высказалась Светлана.
– Да. Наконец мне удалось твердое. И даже белое. В общем, это может считаться чем-то вроде успеха.
Барсегян посмотрела на гудящий цилиндр плавильни с иррациональной злостью. Все, что он делал, – это сосал энергию из Крэбтри, выдавая лишь бесформенную белую массу. А должен был выдавать аппаратуру, флекси, пищу, мили сверхпроводящего кабеля.
– Это хоть что-то, – проговорила она, подавив злость и разочарование. – Несомненный прогресс. Ван, больше энергии я не могу тебе выделить, но если нужно другое – ресурсы или рабочие руки, – ты знаешь, я приложу все усилия, чтобы обеспечить тебя ими.
Он вернул белую массу в ванночку, затем вытер щипцы стерильной салфеткой.
– Мне пока хватает энергии, а лишние рабочие руки – только помеха. Мне нужно время и терпение, – признался он, глядя на Свету беспомощно.
– Время и терпение, – эхом отозвалась она.
– Но времени у нас нет. Ведь вы это и пришли сказать мне?