Звездный лед Рейнольдс Аластер

Глава 15

Шел третий год поселения на Янусе. Озаренный сиянием Пасти, окруженный огромными мрачными конструкциями зубчатых передач, Майк Шен остановился, прервав свой одинокий и медленный обход. Он прокрутил каталог скафандрового компьютера, утомленный музыкой «Блэк саббат». Несмотря на запреты, кое-кто из рабочих смотрел кино про кунг-фу или порноролики, заполняя половину лицевого щитка изображением и оставляя вторую половину на реальный мир за стеклом. Но Шен всегда трезво оценивал свои способности делать несколько дел сразу. Или музыка, или вовсе ничего. А когда приходилось серьезно подумать, он отключал и музыку.

Но эта работа не требовала многого. Дважды за время вахты он проходил по изученному до мелочей пути между шелестящими, скрежещущими машинами, пролезал между огромными шестернями и передачами, останавливаясь в нужных местах, чтобы проверить, как держится то или иное сочленение. Загруженный балластом «Орлан-19» нес дополнительный баллон с вакуумной смазкой. Используя прицепленный к поясу дозатор, Майк добавлял немного смазки на греющиеся либо обтершиеся места. В идеале следовало бы оборудовать весь передаточный механизм термосенсорами и камерами видеонаблюдения, но ведь здесь не Земля, а Янус. Как уже привычно говаривали шахтеры, Янус очень далек от идеалов.

Еще работающие сенсоры и камеры уже давно распределили среди по-настоящему важных систем, а магический нанокотел пока не мог выдать ничего сложного. Если работу мог сделать внимательный человек во время обхода – он ее и делал. Шен относился к обязанностям серьезно, понимая, как много зависит от нормальной работы шестеренчатого механизма. Да и занятие это отнюдь не самое тяжелое.

Прокручивая свой небольшой каталог музыки, Шен наткнулся на рок-композицию конца прошлого века, скачанную из гораздо большей коллекции Перри. Кое-кто из шахтеров посмеивался над вкусами начальника. Но, на взгляд Шена, если уж искать музыку, способную перекрыть постоянный гул генераторов и насосов, вряд ли что-то сравнится с элетрогитарами, грохочущими ударными и завыванием вокалистов. Мощная музыка для мощных людей. Истинный драйв.

– Завтра родится завтра![1] – завыл вместе с вокалистом Шен.

Музыка затопила шлем грохотом слетевшего с рельсов товарняка. Отцепив дозатор, Шен размахнулся им, живописно грозя невидимым врагам, изображая могучего воина, – чем он не таинственный герой, в конце концов? Он понимал, что боевые позы в стареньком громоздком «Орлане-19», увешанном канистрами, выглядят довольно-таки нелепо, – ну а кто их видит? Разве что спиканские машины. Майк вполне обоснованно считал, что древним чужим приборам уж точно наплевать на человеческие прихоти.

Он ошибался.

Машины не понимали смысла его кривлянья, но обратили на него внимание. Их вполне устраивало человеческое присутствие, склонность тыкать и лезть повсюду примитивными инструментами. Машины даже позволяли красть у них энергию убогой механикой и собранными на скорую руку электрогенераторами. Но теперь спиканские аппараты стали пристальней наблюдать на Шеном. Тревожно замерцали таинственные символы. Майк не заметил, как они изменили форму. Машины будто пытались распознать закономерность повторяющихся движений.

Шен был человеком привычки и всегда ходил по одному и тому же маршруту.

С каждой его вахтой интерес машин возрастал. Если бы Майк хоть раз пошел другой дорогой, интерес угас бы. И Шену бы ничего не грозило – конечно, при условии, что он не сделал бы новый маршрут привычкой. Но теперь включился режим готовности. Предупреждающие символы уговаривали его изменить ставший стереотипным образ действий.

Но Майк шел дальше, как обычно. Символы вокруг потемнели. Он стал замечать неладное, но не мог определить, в чем дело. Шен остановился, сунул дозатор за пояс, отключил музыку. Вокруг методично и неумолимо продолжали вращаться шестерни. Спиканские машины были построены так, чтобы реагировать на повторяющиеся действия разумных существ, а не механизмов.

Шен медленно повернулся, поняв наконец что вокруг вместо привычного леса переплетающихся символов – темнота. И встревожился. Слегка.

Он включил коммуникатор:

– Майк на связи. Я в механике, у пятой передачи. Тут что-то странное происходит…

Больше ничего он сказать не успел.

Машины отреагировали с милосердной быстротой. Под его ногами дыра, ведущая в залитый светом тоннель многокилометровой глубины, в адское чрево Януса. Мощное, но узко локализованное гравитационное поле схватило Майка и швырнуло вглубь, будто на скоростном лифте. А там его разъяли на части и утилизировали за секунды.

Поглотившая Шена дыра закрылась, символы вернулись к прежнему виду.

Больше его не видели.

Понадобилось шесть месяцев и еще одна жизнь, чтобы понять произошедшее с Майком Шеном. Не останавливая шестеренчатый механизм, ищейки Светланы прочесали место исчезновения. Возглавить следствие выпало Перри. Шен был его другом, и тот захотел выяснить все обстоятельства его гибели.

Не исключалось и убийство, хотя тела так и не нашли. Шена любили, но он ведь поддержал прежнюю власть во время раскола. Со времени приземления ходили слухи, что некоторые приверженцы Беллы – в особенности те, кто прямо вредил Светлане, – станут мишенями для особо ревностных сторонников новой власти.

Но Майк никогда не упоминал ни о каких угрозах в свой адрес, да и Пасть далеко не самое лучшее место для засады. Никто из персонала, присутствовавшего на последней вахте Майка, не производил впечатления человека, способного на убийство. А посторонний не проник бы в Пасть, не оставшись незамеченным.

Так что это не убийство. И не самоубийство, ведь Шен пытался рассказать о происходящем, и передача прервалась на полуслове. Габриэла Рамос, его напарница по вахте и подруга, была совершенно растеряна и сконфужена. Ничто в настроении Майка не указывало на депрессию, и Габриэла с пеной у рта доказывала, что о самоубийстве не может быть и речи.

Перри ей верил, но не представлял, как еще распутать дело. Обследование механизма не выявило неполадок. Конечно, когда люди подходили слишком близко к лязгающей и крутящейся механике, случались неприятности, но после аварии всегда оставались очевидные и жуткие следы.

В конце концов, больше от отчаяния, чем из логики, Перри попросил одного из следователей повторить в точности, шаг в шаг, известный путь Шена на обходе. Может, Майк случайно коснулся чего-то. Любой намек мог пролить свет на тайну.

В первый раз не случилось ничего особенного. Во второй раз Перри скорректировал маршрут, поняв, что путь воспроизведен неточно, – механизм слегка изменился со времени смерти Шена. И на втором проходе машины проявили себя. Они не спутали нового человека с Майком, но распознали прежнюю траекторию движения. Та четко отпечаталась в машинной памяти, переводя в состояние повышенной готовности при определении поведения, уже отмеченного как повторяющееся. К тому времени с момента гибели Майка прошли уже месяцы. Время для Януса значило не много.

Машинерия продемонстрировала обычное изобилие предупредительных сигналов. Следователь заметил изменение рисунков на стенах, их зафиксировали камеры и флекси его спутников.

– Стой! – скомандовал Перри.

Наконец-то люди спровоцировали определенный отклик чужой техники!

Хотя, что именно его вызвало, Перри сообразить не мог.

– Может, то, что Майк вышел на связь, сыграло…

Следователь сделал еще шаг, чтобы поставить ногу на поверхность ровнее.

Этого оказалось достаточно. Порог был перейден. Янус забрал следователя с той же молниеносной быстротой, с какой проглотил Майка Шена. Но на этот раз были свидетели, видевшие, как пол разверзся и человек исчез в дыре. Они попытались проломиться сквозь пол – напрасно, инструменты не оставляли и следа на поверхности. Да и все подспудно понимали – слишком поздно.

Постепенно картина прояснилась. Перри отважился повторить маршрут еще раз, вплоть до момента, когда символы на стенах поменялись. Он отступил и увидел, как иероглифы вернулись к прежней конфигурации. Шагнул вперед – снова изменились. Никто поначалу не мог сообразить почему. При следовании по любому другому маршруту ничего не менялось. Лишь через месяц все пришли к выводу, что Янус запрограммирован наказывать повторяющиеся действия и Шена он забрал потому, что тот всегда двигался одинаково.

Уже оформившуюся гипотезу проверить нетрудно. Следователи наметили несколько маршрутов через шестеренчатый механизм и много раз прошли строго по ним, наблюдая малейшие изменения символов. Как только те менялись, люди тут же изменяли траекторию. Опасная работа. Потому Перри заботился о том, чтобы добровольцы, вызвавшиеся работать в Пасти, награждались немалым количеством лишних рационов и киловатт-часов.

Последовали новые инструкции. Работающим в Пасти и везде, где поблизости находились спиканские машины, предписывалось никогда не повторять одни и те же траектории в одну смену, запомнить характерные конфигурации символов и наблюдать за ними. Кое-кто вырезал игральные кости из лишнего утеплителя от скафандров, сунул их в прозрачные пеналы и прикрепил к поясу. При планировании маршрута люди кидали кости, внося элемент случайности, даже если приходилось идти в два раза дольше.

Кажется, меры подействовали. Никто не знал, стоит ли избегать повторений в куполах и жилищах в Пасти и вокруг нее – ведь там Янус никому не навредил, – но большинство решило перестраховаться. Находясь внутри, они костей не бросали, не старались избегать повторений, но приобрели привычку каждые несколько дней переставлять мебель и аппаратуру. На ледовой же шапке, в куполах и туннелях Крэбтри, жизнь протекала нормально. Перри не видел нужды подвергать дополнительному стрессу людей, и так вынужденных справляться с невзгодами и неуверенностью. Если уж Янус пока не трогал их, то, скорее, не потревожит и в будущем. К тому же машины лежали в нескольких километрах внизу, невидимые под колоссальной тяжестью льда.

Но когда Перри выезжал один далеко от Крэбтри, эта зыбкая уверенность испарялась быстро. Он словно воспринимал себя рецепторами машин: единственный движущийся объект, следующий прямой линии сверхпроводящего кабеля. А внизу, подо льдом, машины будто ожидают момента, когда он перейдет некую границу повторяемости. Он успокаивал себя, говоря, что машины не достанут его через лед, но тут же другая часть его «я» напоминала: на Янусе ни в чем нельзя быть уверенным.

Потому, едва покинув Крэбтри, Перри уводил трактор от кабеля и ехал наобум, трясясь и дергаясь, – дорогу обработали только вдоль силовой линии. Когда терпение иссякало, он поворачивал назад, к ней, стараясь не упускать ее из виду. Иногда трактор отъезжал слишком далеко и терял дорогу.

Так получилось и на этот раз. Линия не показывалась очень долго, а когда показалась, шла совсем не под ожидаемым углом. Перри подумал, что мог по ошибке незаметно пересечь ее и теперь ехал назад, в Крэбтри. По идее, купол уже должен был показаться.

Перри даже хотел повернуть, когда лучи прожекторов высветили купол на фоне горизонта, отороченного вздыбленным льдом. Цель видна, можно наподдать газу. Трактор подпрыгнул на ухабе, на один леденящий душу момент потеряв контакт с поверхностью. На максимальной скорости трактор выдавал одну седьмую первой орбитальной Януса. Вождение на нем было искусством, каким Перри и не надеялся прилично овладеть. Теперь же глава шахтеров выбивался из сил, стараясь исполнить задание как можно скорее. Машина преодолела оставшееся расстояние и, дернувшись и проскользнув немного, остановилась у бесформенного, похожего на кусок теста, слабо светящегося основания купола. Близ него лежали два поддона для оборудования, но других машин видно не было. Перри вышел из трактора, стер иней с лобового стекла. Вокруг простиралась тьма, светились только купол и машина. Крэбтри исчез за горизонтом уже часы назад. Приемник в скафандре должен был принимать сигналы с транспондеров, но слишком много их отказало в последнее время. Без указывающей путь линии кабеля Перри не смог бы найти дорогу назад. Где-то в глубине сознания и так сидела боязнь потеряться и блуждать в кромешной мгле Януса, пока в скафандре не кончится энергия либо кислород.

Интересно, как долго Белла привыкала к подобному ужасу?

Купол был из стандартного набора для работы на кометах. Его зафиксировали камнепеной и добавили слой изоляции. И в том и в другом не было необходимости – разве что ради спокойствия. Уровень радиации на корме Януса был куда меньшим, чем в глубоком космосе, – большинство высокоэнергетических частиц летело медленней бывшего спутника. Даже гамма-излучение сдвинулось по частоте в рентгеновский диапазон. К тому же на корме не приходилось тревожиться о пролете сквозь межзвездный газ либо пыль. Вакуум здесь, наверное, был чистейшим в Галактике.

Перри поднял с задней площадки трактора коробку припасов и пошел к шлюзу. Там гость подождал, пока его скафандр обменяется сообщениями с замком, затем включил голосовую связь с куполом.

– Белла, это я, Перри. Можно войти?

Пришлось долго ждать, прежде чем ему ответил сухой, отрывистый, хриплый голос, в котором звучали и надежда, и подозрение:

– Перри?

– Белла, позволь мне зайти. У меня есть кое-что для тебя.

Красный огонек над шлюзом сменился зеленым. Насос долгое время выравнивал давление, а когда выровнял и Перри снял шлем, воздух показался застоялым и разреженным. Да, нужно полностью перебирать все системы купола. Ремонтировать. Но это значит, Беллу придется на неделю вывозить отсюда. Светлана не согласится на это никогда.

Дверь отъехала, открыв внутренности купола – единственную комнату, разделенную на части бумажными перегородками. Лампы светились тусклым золотом – их мощность уменьшили до предела. Жилищу Беллы уделялись скудные крохи энергии – ровно столько, чтобы не дать ей погибнуть. Сверхпроводящий кабель до жилища был старым, негодным для связи с Пастью и поддерживал лишь малый ток. Перри знал это, но все равно поразился скудости питания. А еще больше поразился, увидев Беллу, выходящую из сумрака за прорванной бумажной перегородкой. Бывший капитан выглядела иссохшей и старой, будто прошли десятилетия, а не три года с посадки на Янусе.

– Белла, – выговорил он, стараясь улыбнуться.

– Зачем ты приехал? – спросила она. – Я ведь знаю: она не хочет, чтобы со мной хоть кто-то поддерживал контакт. В особенности ты.

Перри поставил ящик на пол.

– Можно мне присесть?

– Делай что угодно. Здесь все твое.

Он примостился на коробку и осмотрелся. Глаза нехотя приспосабливались к полумраку. Помещение было обставлено до крайности скудно. Белла и не пыталась сделать его уютней. В придвинутом к стене ящике – еда в серебристой обертке. Большая часть не тронута. Белле привозили пищу и воду, временами Райан Эксфорд либо кто-то из его команды медиков приезжал обследовать изгнанную. Иногда ремонтировали насос. И все. Больше не являлся никто. Даже прежние союзники.

Дважды ее пытались увезти из тюрьмы – неудачно. Без помощи Аша Меррея заговорщикам-спасателям приходилось использовать старые, отслужившие свое скафандры, нуждающиеся в ремонте. В первый раз Ник с соучастниками прошли полдороги, но затем неполадки заставили их вернуться в Крэбтри. Саул Регис едва выжил, и Светлана решила не наказывать его слишком строго. Но вскоре после выхода из-под ареста Ник снова отправился спасать, уже один, и сумел добраться до Беллы. Но вернулся он с пустыми руками – и прямо к встречающим его приставам Отдела юстиции.

Никто не знал, что произошло между Ником и Беллой и почему Ник вернулся один. Но Перри, зная ее, мог предположить: она отказалась вернуться, не будучи официально выпущенной из тюрьмы. Белла наверняка понимала, что ее влияния не хватит для захвата Крэбтри демократическим путем либо силой. К тому же поселение сейчас в таких стесненных обстоятельствах, что новый кризис власти может погубить его. Ради своего экипажа Белла предпочла остаться в заточении.

Тэйла арестовали и посадили под замок.

Перри попросил ослабить Белле режим, но Светлана, наоборот, усилила охрану, сократила визиты, урезала энергию на тридцать процентов, так что изгнаннице приходилось долгие часы сидеть в темноте. Доступа к «Шипнету» у Беллы не было, и ей оставалось добывать скудные крохи информации при редких встречах с посетителями. А Светлана требовала сводить разговоры к абсолютному минимуму, требующемуся для практических нужд: привезти еду, починить купол, проверить здоровье.

Перри предполагал, что большей частью Светлану слушались. За исключением доктора и его медиков, Беллу посещали только те, кто не поддержал ее при расколе. Открытых ее сторонников не пускали к ней никогда.

Белла уселась на другой ящик, бессильно уронив руки на колени. Одежда на ней была в три-четыре слоя, но Линд все равно выглядела исхудавшей. Раньше она никогда не носила таких длинных волос – теперь почти сплошь седых, лишь с парой проблесков прежней рыжины, спутанных и неряшливых, прилипших кольцами ко лбу.

– Зачем ты приехал? – спросила она, теребя ожерелье из акульих зубов, пожелтевших от грязи.

Перри залез в поясную сумку и вытащил маленькую картонную коробку.

– Кому-то повезло найти. Мы уж думали, не осталось ничего.

Он дал ей сигареты. Она на мгновение заколебалась, впившись в него взглядом, подозревая ловушку. Но потом все же протянула костистую руку, схватила пачку, неуклюже разодрала и уставилась на аккуратные рядки белых цилиндриков.

– Она знает, что ты приехал сюда?

– Конечно.

– Перри, ты ведь не проделал такой путь лишь для того, чтобы угостить меня сигаретами?

– Да, не только для того, – подтвердил он, а затем, вспомнив, выудил из поясной сумки зажигалку.

Он протянул ее Белле, молча наблюдал, как она торопливо закурила и высосала сигарету до фильтра.

– Что-то не так. Ты бы не стал ехать в такую даль, если бы все было нормально.

Эта мысль, казалось, доставила ей злую радость, хотя узница не могла не понимать, что ее выживание целиком зависит от благополучия Крэбтри.

– Ну и что такое? Расскажи мне!

– Да ничего такого. Дела так себе, но лучше, чем мы предполагали год назад. Работы в Пасти…

Он осекся, вспомнив, что Белла вряд ли знает хоть что-нибудь о чудовищном часовом аппарате, крутящем шестерни в Янусе. Но разве будет вред, если она и узнает пару деталей?

– Мы нашли способ забирать энергию у спутника. Еще кое-что нужно доделать, но ничего принципиально важного.

– Я заметила перебои с энергией. Здесь становится так темно и холодно, – произнесла она, и по ее телу пробежала дрожь. – Ты не поверишь, как здесь становится темно и холодно.

– Нет. Я поверю, – тихо сказал Перри.

– Вы потратили десятки миль сверхпроводящего кабеля, чтобы загнать меня сюда. Ведь всегда можно перевезти меня в Крэбтри, а линию использовать по назначению.

Она расплющила окурок о крышку ящика.

– Или просто позвольте мне умереть.

– Увы, ни то ни другое нельзя, – произнес Перри не без сочувствия. – Линия уже почти не годна ни на что. Полезной нагрузки на нее не дашь, энергию от Пасти она не проведет.

– Ее можно использовать в другом месте.

– Ты не можешь вернуться в Крэбтри. Во всяком случае, не прямо сейчас. Может, однажды… когда все повернется к лучшему…

Белла засмеялась – резкий, хриплый, похожий на отрыжку звук, будто в ее горле застрял камень.

– Света никогда не пустит меня назад.

– Мне жаль, что дошло до такого. Очень.

– Ты еще с ней?

– Да, – ответил он настороженно.

– Она не простит тебе разговора со мной.

– Возможно. Но мы помиримся со временем. Она сама разрешила мне приехать, так что едва ли может винить меня за разговор.

– Крэйг Шроуп тоже разрешил? – осведомилась Белла, зло сощурившись.

– Шроуп не участвует в принятии таких решений, – ответил Перри, не глядя ей в глаза.

– А-а, я слышала. Он ушел в себя. Кататония, стрессовая реакция, ступор. «Глубокая шахта» была его жизнью. «Глубокая шахта» спустила его в унитаз. Такое может сломать человека, даже настолько твердолобого робота, как Шроуп. Я права?

– Обсудишь это с Райаном.

– А, это всего лишь визит к доктору?

Перри похлопал по крышке ящика, на котором сидел.

– Здесь легкий «Орлан». Если ты согласишься сопровождать меня, надевай его и поедем немедленно. Я привезу тебя в Крэбтри на шесть часов, потом завезу обратно.

– Шесть часов?

– Это много. Ты успеешь поговорить с ним, а после Райан проверит тебя.

– С кем? – спросила она, прищурившись снова.

– С Джимом Чисхолмом.

Она едва заметно кивнула, и Перри понял: Белла не забыла ничего, ни малейшей детали.

– Не думала, что он еще жив. Казалось, Джим не протянет и пары недель, не говоря уже про годы.

Она посмотрела Перри в глаза, и впервые он ощутил себя в присутствии прежней Беллы. Хотя ощущение ушло почти сразу.

– Как он?

– Могло быть и лучше.

Белла надела скафандр и покинула тюрьму. Скафандры поддерживали коммуникацию, так что Перри постарался посвятить Беллу в текущие дела по ходу долгого путешествия в Крэбтри, в то же время пытаясь вести трактор вдоль кабеля, надеясь поскорее увидеть впереди огни Высокой Башни – бывшего «Хохлатого пингвина».

Как оказалось, Белла кое о чем знала больше, а кое о чем – меньше, чем он ожидал. Очевидно, не все визитеры ограничивались лишь сменой баллонов и проверкой давления. Но знания были неполны. Так, Белла знала о Ване Жаньмине и его героических попытках вдохнуть жизнь в наноплавильный котел. Она знала кое-что о работе Орфии и Гомберга по расшифровке спиканских символов, но совсем ничего о Пасти и об исследованиях лавовых линий. Не подозревала Белла и о том, что Джим Чисхолм еще жив.

– У Вана на корабле оказались китайские лекарства, и намного лучшие, чем любые доступные Эксфорду. Так что мы смогли задержать развитие опухоли.

– Но не остановить.

– Нет. Этого не смогла и китайская медицина. Ван сказал, что это всего лишь экстренное средство, даже не лучшее из их арсенала.

– Слишком поздно сокрушаться об их арсенале. Думаю, мы могли ошибаться не только насчет китайцев, но и насчет спикан.

Перри принялся расспрашивать о том, что она имела в виду, но Белла не сказала больше ни слова о спиканах. И он размышлял об этом с тревогой до тех пор, пока на горизонте не показался Крэбтри. Сперва появилась Высокая Башня с массивным колесом жилых отсеков наверху, потом окраины с прямоугольными котлованами, где добывали для производства воды лед. На Башню не тратили энергию попусту, высвечивая ее, но ее контуры и так неплохо обозначались светом из окон и россыпи куполов внизу. Растяжки ее поблескивали серебристой синевой, будто лунные отсветы на паутине.

– Впервые это вижу, – проговорила Белла с благоговением в голосе.

– Это наш дом.

– Он даже не выглядит теперь кораблем. Если мы не знаем… – Белла умолкла, очевидно прервав себя на полуслове. – Сколько сейчас людей в поселке?

– Сто сорок шесть – на пять человек больше, чем во время посадки.

– Дети! – выдохнула Белла так, будто это слово было заклинанием либо клятвой, какие стоит употреблять очень редко и осторожно. – Как… как они?

Перри повернул, минуя каньон, у дальнего конца которого робот вырезал лазерным лучом ледяной блок.

– Кажется, в порядке. Мы особо заботимся о них. Не допускаем никакого риска.

– Тут детям не место.

– Мы прилетели сюда жить. А дети – часть жизни. – Он снял руку с баранки и указал на Башню. – Они проводят много времени там, в центрифуге. Шесть часов в день, полтора g. Расходуем много энергии, но им нужно больше гравитации, чем может дать Янус.

– Помогает?

– Райан говорит, развитие костей идет нормально.

– Он не педиатр.

– Райан учится, – заверил Перри и вовремя положил руку на баранку, вырулив на дорогу под лед, в лабиринт тоннелей под Крэбтри. – Этим мы все занимаемся изо дня в день: учимся по мере сил. Кстати, а что ты имела в виду, говоря тогда, что мы можем ошибаться насчет спикан?

Но Белла проигнорировала вопрос, и оба молчали, пока трактор заезжал в гараж – пещеру с потолком и стенами в разводах торопливо наляпанной камнепены. Там стояли, сбившись в кучу, трактора и роботы. Никто не вышел навстречу приезжим. Перри и Белла ступили в большой шлюз, загроможденный деталями машин.

– Я рада, что вы назвали поселок в честь Тома, – сказала Белла, пока насосы выравнивали давление. – Мы поступили с ним очень скверно.

– Они поступили с ним скверно, – вежливо поправил Перри.

– Нет, мы, – с усилием проговорила она. – Причем все мы. Включая тебя. Включая меня.

Она ударила каблуком в пол.

– Это наше искупление.

Райан Эксфорд все еще занимал свой прежний медицинский отсек на одной из двух центрифуг Башни. Когда Перри привел Беллу, доктор работал в отсеке один и лампы были на минимальной мощности. Доктор оторвался от микроскопа и встал со стеклянной пластинкой, вымазанной желтым. Одет он был в мятый зеленый халат, руки – в белых перчатках.

– Привет, Белла! Рад снова видеть тебя здесь.

Эксфорд выглядел постаревшим, но это не удивило и не встревожило Беллу. Она видела его много раз в течение своего заточения и догадывалась, насколько тяжело ему приходилось работать после посадки. Перед началом погони за Янусом он был моложаво выглядящим сорокачетырехлетним мужчиной, а сейчас походил на старика под шестьдесят, изнуренного многими десятилетиями переутомления. Прежняя редкая проседь в волосах сменилась почти снежной белизной.

– Полагаю, у меня не хватит времени стать надоедливой гостьей, – предположила Белла.

– Шесть часов – лучше, чем ничего. И мы можем использовать их максимально продуктивно. Разве нет?

Она оперлась о шкаф. В отсеке была даже не полная гравитация, – очевидно, вращение центрифуги замедлили ради визита заключенной. Но и такая тяжесть давалась нелегко после практически трех лет невесомости. Пришлось отдышаться, прежде чем заговорить снова.

– Перри сказал, что ты переквалифицируешься в педиатра.

– И в повитуху, – подтвердил Райан, смущенно улыбаясь. – И не только я. Ведь еще Джагдип, Томас, Джуди… Гэйл.

Томас Шен и Гэйл Симмонс поддержали Светлану во время раскола. Белла подумала, что, наверное, Райану стоило немалого труда удержать вместе команду медиков. Не из-за попыток ли залатать эту прореху прибавилось столько морщин на лице врача?

– Перри сказал – сейчас в колонии несколько детей.

– Да. И еще один на подходе. Знаешь, мне не следовало бы рассказывать тебе, но про это знают все в Крэбтри. Светлана беременна.

– Рада за нее.

– Думаю, вряд ли к тебе дошло известие о том, что она потеряла ребенка. Дочь. Я сделал что мог, но…

Эксфорд запнулся, будто внезапно запершило в горле.

– Мне жаль, – проговорила Белла и на мгновение в самом деле позволила себе пожалеть бывшую подругу.

– Они назвали ее Надеждой. И она родилась мертвой. Да уж, хуже не придумать.

– Райан, ты не против, если я сяду?

– Я бы даже настаивал на этом.

Пока она устраивалась на стуле, Райан положил на стол предметное стекло, сдернул перчатки и потянулся за флекси. Повозился с компьютером ровно столько, сколько требовалось для поисков файла с данными Беллы.

– Как ты со времени последнего осмотра?

– Всяко лучше Крэйга. – Она вяло улыбнулась и посмотрела на кушетку рядом с доктором, где лежал Крэйг Шроуп.

– И жалоб нет? Ничего не беспокоит? – спросил он, глядя на нее пытливо и ободряюще.

Ступнями она ощущала мерный рокот центрифуги – словно ехала на карусели.

– Да, ничего стоящего упоминания. Порой я просыпаюсь с криком, потому что мне кажется, что снаружи чудовища и они пытаются пробраться в купол. Иногда я обнаруживаю себя стоящей в шлюзе, нагишом и уже на полпути наружу. В другой раз нахожу что-нибудь острое и хочу убить себя.

– У всех бывают скверные дни.

– Это не скверные мои дни. Это лучшие.

Он нацарапал заметку во флекси, держа стилус, как учат хирургов держать скальпель: четырьмя пальцами на стержне, будто скрипичный смычок.

– Но ведь что-то останавливает тебя. Не дает покончить со всем.

– Долг. Я не могу оставить нашу миссию – и мою ответственность за нее.

– Твоя ответственность закончилась, когда Светлана захватила власть.

– Нет, не закончилась, – ответила она тихо. – Но стала тяжелее. Я ушла мирно, потому что это было единственным способом позволить людям Светы простить противников и снова работать с ними. Единственным средством залечить раскол.

– Но у тебя же не было выбора. Изгнать тебя решила Света, а не ты.

– А я согласилась. – Белла стиснула кулак и прижала его к сердцу. – Хотя это не значит, что мне понравилось ее решение.

Эксфорд поставил флекси на стол. Белла заметила, что дисплей выцвел, его испещряли шестиугольнички мертвых ячеек иридофоров.

– Знаешь, у тебя немало друзей в Крэбтри. Почти половина его населения. Многие из перешедших к Светлане сделали это только из-за Перри. А ты же знаешь: Перри хорошо относится к тебе.

Она кивнула, вспомнив принесенные им сигареты.

– Последние два года мы пытаемся добиться послаблений для тебя. Но пока у нас не очень получается. Да, Белла, мне следует начать тестирование.

Она не обратила внимания на его слова, протянула руку, потрогала лицо Шроупа. Затем попробовала повернуть голову Крэйга и заглянуть в глаза. Напрасно – он одеревенел, будто труп.

– Крэйг, я однажды сказала тебе плохое. Ты знаешь, что именно. Я извинилась тогда, но ведь этого мало. Я хочу извиниться снова. Я хочу, чтобы ты знал: все же ты хороший человек. Ты ведь еще можешь вернуться к нам.

Его голова чуть заметно двинулась под ее рукой. Но он так и не посмотрел на Беллу. Она выпустила его и встала.

Эксфорд работал быстро: анализ крови, проверка плотности костей, полученной дозы. Не считая вымывания кальция из-за малой гравитации, Белла была практически здорова. У нее в куполе имелся тренажер, и она завела обычай постоянно использовать его, даже в самые скверные дни. Она может лишить себя жизни по своей воле, но не позволит забрать ее Янусу.

Белла ненавидела сделавшийся кораблем спутник и не желала поддаваться ему.

Когда проверка закончилась, Эксфорд усадил гостью в тихом закутке отсека и рассказал про Джима Чисхолма.

– По-моему, в сознании он останется всего неделю, от силы две. Глиобластома интерферирует с нормальными функциями мозга: проникает в одни его отделы, стискивает другие. Забирает у них кровь и питательные вещества. У Джима острая артериальная и венозная гипоксия. Бластома буквально морит его мозг голодом. Продукты ее метаболизма мешают химической регулировке мозга. За последние полгода я видел несомненные признаки фокальных нервных поражений.

– Поражений чего?