Райский остров Картленд Барбара

— А ты часто видела меня во сне? — спросил он ее дрогнувшим от переполнявших его чувств голосом.

— Каждую ночь… а когда я не спала, я продолжала думать о тебе и…

— И плакала обо мне?

— Я очень старалась… не плакать.

— Я должен искупить свою вину за каждую пролитую тобой слезинку, — сказал он, снова целуя ее глаза.

Они медленно, словно обессилев от бушевавших в их душах чувств, опустились вдвоем на импровизированную софу, и Роксана, с обожанием глядя на него, спросила:

— Расскажи, как же ты смог меня найти?

— Ты должна благодарить за это Айда Анак Тему.

— Он рассказал тебе? — изумленно воскликнула Роксана. — Я была уверена, что он сохранит мой секрет!

— Так и было вначале.

— Но как тебе удалось поговорить с ним?

— Я взял с собой старосту из вашей деревни в качестве переводчика.

— Ах, ну конечно… Танас Кантор. Он говорит на нескольких языках.

— Ну, для меня было важно, что он говорил на голландском, — отвечал граф. — Я всегда буду считать себя в долгу перед ним, я слишком многим ему обязан.

— Продолжай… Что было дальше? — нетерпеливо попросила Роксана.

— Понок видел, как вы уезжали, и, хотя он понял, что вы старались уехать незаметно, он узнал человека, который управлял лошадью.

— Он знал, что это был один из сыновей Айда Анак Тему? — спросила Роксана.

— Он предполагал, что это может быть именно так, — отвечал граф. — Поэтому-то мы со старостой и отправились в лес.

Он улыбнулся ей, прежде чем продолжить:

— Могу тебя заверить, что твой учитель был вначале очень сдержан, молчалив и никак не хотел признаваться в том, что ему что-то известно о твоем отъезде и о том, где тебя можно искать.

— Я знала, что он не выдаст меня! — пробормотала Роксана.

— Но когда я сказал ему, что знаю, что именно его людей я видел у тебя во дворе, когда они грузили твои работы на повозку, и что мне известно, что его сын отвез тебя куда-то, он стал держаться менее уверенно и ему стало явно не по себе.

— Ты был… резок с ним?

— Я бы никогда не позволил себе подобного поведения ни с одним из твоих друзей.

— Тогда почему же он сказал тебе то… что ты хотел узнать обо мне?

— Просто я сказал ему, что ищу тебя, потому что собираюсь жениться на тебе и не могу потерять единственную женщину в моей жизни, которую я когда-либо по-настоящему любил.

Роксана посмотрела на него широко открытыми, сияющими от счастья глазами, и он, улыбаясь, продолжил:

— Тогда старик посмотрел на меня таким взглядом, каким — как ты когда-то рассказывала мне — он смотрит на кусок дерева, вглядываясь и пытаясь узнать, что сокрыто в его глубине. Так и меня он изучал, пытаясь проникнуть в самую суть моих мыслей. Мне даже стало немного жутковато, казалось, что он видит меня насквозь и от него ничего невозможно скрыть. Он смотрел в меня даже не глазами, а…

— Своей… душой! — прошептала Роксана.

— Точно! — кивнул головой граф. — Именно это он и делал — изучал меня… И совершенно очевидно, любовь моя, что я выдержал это испытание, потому что он мне поверил.

Роксана придвинулась к нему, словно не в силах находиться от него даже на небольшом расстоянии, и граф горячо обнял ее и крепко прижал к себе.

— Когда он наконец сказал мне, куда ты уехала и что я смогу найти тебя в полной безопасности в доме его знаменитого ученика, Гвида Тано, я столкнулся с еще одной проблемой.

— Как сюда добраться?

— Я понимал, что это будет совсем нелегко, — объяснил граф. — Прежде всего надо было уехать от губернатора, не вызывая подозрений, так, чтобы он ни в коем случае не догадался, что я знаю, где ты, и еду к тебе.

— Я так боялась… — призналась Роксана, — ужасно боялась, что он каким-то образом узнает, где я, и… найдет способ, чтобы приехать и забрать меня назад.

— Клянусь тебе, он теперь никогда этого не посмеет сделать, — твердо пообещал ей граф. — Но в то же самое время, единственно ради тебя, любовь моя, я не хочу, чтобы возникли какие-нибудь сложности и неприятности, особенно со стороны губернатора.

Роксана покраснела и спрятала лицо у него на плече.

— Я знаю, чувствую, что он стал бы… угрожать мне, вынуждая…

— Он никогда не посмеет этого сделать в будущем, заверяю тебя, — с горячностью прервал ее граф. — Но в то же время мне бы не хотелось, чтобы он посылал неблагоприятные сведения о тебе в Амстердам.

— А он действительно сможет это сделать? — забеспокоилась Роксана.

— Вряд ли, — беззаботно ответил граф. — Потому что когда я отправился сюда, то с изобретательностью, достойной всяческой похвалы, по крайней мере с моей точки зрения, тщательно замел все следы.

— Расскажи, что ты сделал.

— Не догадываешься?

Она покачала головой.

— Нет. Как ты добрался до меня?

Роксана подумала о том, что для него это должно было бы быть очень сложное и долгое путешествие, ведь граф не мог обратиться, как это делали они, к друзьям Айда Анак Тему в деревнях, мимо которых он проезжал, с просьбой о ночлеге и пище.

— Я добрался сюда морем, — сказал граф.

— Морем? — изумленно повторила Роксана.

— Это казалось самым разумным, — ответил граф. — Я сказал губернатору, что намереваюсь проплыть вокруг всего острова и рассмотреть его со всех сторон. Он предостерегал меня, причем очень настоятельно, от того, чтобы сходить на южной части острова, которая не находится под властью Голландии, и я заверил его, что в таком случае я отплыву из Боулбенга вокруг северной оконечности острова по направлению к Ломбоку, что находится под покровительством Голландии.

— И он поддержал эту идею? — спросила Роксана.

— Должен откровенно признаться, он просто очень хотел избавиться от меня, потому что я начал активно вмешиваться в его безуспешные поиски.

— Он не узнал… куда я уехала… не догадался?

— Когда я отправлялся в путь, он был твердо убежден, что ты скрываешься где-то в лесу; но поскольку на севере острова леса хватает, то, думаю, он еще не скоро догадается, что ты можешь прятаться в какой-нибудь дальней деревне или в пещере.

Роксана обняла его за шею, а он между тем продолжал:

— Как только ты станешь моей женой, любимая, ни один губернатор на свете не посмеет больше напугать тебя, это я могу тебе обещать. Я сам за этим буду следить.

Роксана подняла к нему лицо, но, прежде чем граф успел поцеловать ее, к ним медленно и степенно поднялась Гитруда с подносом, на котором стоял высокий бокал, полный полупрозрачного янтарного сока.

— Вы, я вижу, удивлены, увидев меня здесь, Гитруда? — спросил граф.

— Да, ваша милость.

— Вы, кажется, недовольны моим приездом? — укоризненно сказал граф. — Я все-таки надеюсь, что вы останетесь с нами, когда мы поженимся. Моей жене не захочется терять вас после всего того, что вам пришлось вместе пережить.

— Поженитесь?!

Невозможно было ошибиться в выражении лица Гитруды при этом восклицании.

Угадав все, что волновало верную Гитруду, граф сказал горячо:

— Мы собираемся пожениться, Гитруда, при первой же представившейся нам возможности.

— Благодарю тебя, господи, ты услышал мои молитвы! — воскликнула она с подозрительно заблестевшими вдруг глазами.

А затем быстро вышла, потому что, как знала Роксана, она не хотела, чтобы граф увидел слезы благодарности и облегчения на ее глазах.

— Гитруда была совершенно уверена, что для тебя это все не серьезно, — сказала ему Роксана, когда они остались снова одни, — и что ты намерен просто легкомысленно поиграть моими чувствами.

— Я никогда бы не поступил так с тобой, мое сокровище, — сказал он. — Но я хочу быть честен с тобой и должен признаться, что я не сразу понял, как отчаянно, как безумно я люблю тебя, лишь когда ты исчезла, я вдруг осознал, что не могу без тебя жить!

Он на мгновение остановился, словно вспоминая те страдания, которые ему пришлось пережить, тот панический страх, который охватывал его при мысли, что он больше никогда ее не увидит, не сможет нигде найти.

— Я чувствовал себя принцем Рамой, — сказал он тихо, словно смущаясь таким признанием, — сошедшим с ума от отчаяния, разыскивающим свою возлюбленную, похищенную у него злыми демонами.

Роксана улыбнулась.

— А у тебя не было храброго Ханумана и его армии отважных обезьян, чтобы прийти тебе на помощь.

— Зато у меня был мой верный камердинер, который не только обладает огромной силой, но еще и весьма ловок в делах. Он нашел для меня прекрасный шлюп с услужливой командой хороших моряков, которые и доставили меня сюда без лишних разговоров.

— Это действительно очень умная мысль, — одобрила Роксана. — Когда я думала о том, чтобы покинуть остров, мне и в голову не пришло, что можно воспользоваться каким-то судном, не принадлежащим голландцам.

— Ну теперь-то мы просто сядем на пароход, который отвезет нас в Сингапур, — сказал граф. — Мне сказали в порту, что сюда заходит довольно много кораблей по дороге на другие острова.

— Но только это должен быть не… голландский корабль, — быстро сказала Роксана.

— Ты все еще боишься? — со снисходительной улыбкой сказал граф. — Никто не сможет навредить тебе, раз ты находишься под моей защитой в качестве моей жены или невесты, все равно.

— Да… я знаю, но… Карел… — тихо произнесла она, виновато глядя на него. — Они ведь могут забрать его у меня…

— С какой стати им это делать? — с недоумением взглянув на нее, спросил граф.

— Потому что по голландским законам все сироты должны быть отправлены в приюты. Здесь есть несколько таких приютов на Яве. А я не могу допустить, чтобы Карела забрали у меня! Я не смогу его потом увезти отсюда!

— Сироты? — совершенно растерявшись, переспросил граф. — Но разве Карел…

Роксана вопросительно взглянула на него и, запинаясь, произнесла:

— Если ты… поверил мне, когда я сказала, что… Карел мой ребенок… Но ведь ты потом говорил с Айда Анак Тему… и я предполагала, что он… я думала… он сказал тебе… правду, и поэтому ты… поехал за мной, потому что понял…

На какое-то мгновение граф потерял дар речи. Затем он прервал ее:

— Так, значит, Карел — не твой ребенок?

— Нет, конечно, нет! Я так сказала, потому что очень испугалась тогда… ведь ты — голландец… и ты мог бы выдать нашу тайну… Я не знала, что мне делать… Карел очень дорог мне!

— Но тогда — чей же он?

Голос графа прозвучал как-то очень странно, он сам не узнавал его.

— Это ребенок моей тети Агнес, которая умерла вскоре после того, как он родился.

Роксана тяжело вздохнула, вспомнив вдруг свою потерю и все горести, которые с ней были связаны, затем продолжила после небольшой паузы:

— К тому времени, как мы должны были покинуть Голландию, она уже знала, что у нее будет ребенок. Но она сохранила это в тайне, потому что это обстоятельство помешало бы им с мужем отправиться на Бали — по существующему положению о миссионерах.

— Ребенок… твоей тетки?

Граф с трудом мог произнести эти слова. Такого поворота событий он никак не ожидал.

— Так, значит, когда ты говорил, — произнесла Роксана еле слышно, — что просишь меня стать твоей женой, ты думал, что у меня… есть ребенок… хотя я и не была замужем?.. Значит, ты думал, что я… и все равно…

— Прости меня, любимая, — пылко воскликнул граф, прерывая ее. — Я должен был больше доверять тебе. Я должен был бы и сам понять, что ты никогда бы не сделала ничего подобного и это обстоятельства так сложились, что все свидетельствовало против тебя!

Роксана не отвечала, и граф продолжил уже более спокойно, словно пытаясь оправдаться:

— Вся эта скрытность, таинственность, грязные намеки губернатора и то, что я нашел тебя со спящим ребенком на руках, явно европейским мальчиком, да еще ты сама сказала мне…

— Прости меня! — прервала его Роксана. — Ты так напугал меня, я была в панике… я не знала, что делать… Мы с Гитрудой столько пережили, стараясь спрятать малыша от официальных лиц… ведь неизвестно даже, что он существует на свете… Мы все это время так боялись, что его обнаружат и отберут у нас… и отправят в сиротский приют, да еще губернатор…

Еще какое-то время граф не мог произнести ни слова, он лишь сжимал ее в объятиях и целовал ее волосы, вдыхая их аромат, смешанный с пряным запахом каких-то растений.

Он думал о том, что так сильно любит ее, как ни один мужчина еще никогда до него не любил ни одну женщину. И из-за этой любви он, граф Ван Хаан, послав к черту все условности, готов был жениться на ней, несмотря на все ошибки, которые она совершила в прошлом.

Во время ее поисков, в какой-то момент отчаявшись найти ее, он вдруг понял, что их чувства друг к другу, их любовь и есть самое важное в их жизни, и для него неожиданно открылась удивительная истина, что их души уже давно знали друг друга и стремились навстречу, потому что они были частями единого целого, которое нельзя разорвать, не нанеся смертельной раны каждой из частей.

Но теперь он увидел, что на самом деле Роксана была именно такой, как он и представлял ее себе, после того как первый раз поцеловал ее, — чистая, невинная, преданная, способная беззаветно любить, именно такая, о которой он всегда мечтал, но полагал, что никогда не сможет найти, потому что таких не существует на свете.

Словно прочитав его мысли и догадавшись, какие чувства его обуревают, Роксана сказала:

— Подумать только, ты собрался… сделать меня своей женой, несмотря на то, что думал обо мне… такие вещи… Знаешь, все, что я могу сказать, это то, что ни один мужчина на свете не мог бы быть так… благороден, так… великодушен и так добр, как ты… Ты самый замечательный человек, которого я когда-либо встречала и, наверное, встречу в своей жизни!

Она подняла лицо навстречу его губам. Несколько мгновений он смотрел, не в силах оторвать взгляда от ее глаз, словно не веря, что все это происходит на самом деле.

А затем он принялся пылко, требовательно, настойчиво целовать ее, и на этот раз в его поцелуях Роксана смогла различить еще что-то, незнакомое ей прежде и странно волнующее.

Может быть, это было благоговение, может быть, восхищение человека, который вдруг открыл для себя, что любовь — это не только страсть и стремление обладать телом, но еще и нечто священное, что возвышает душу и приближает ее к богу.

Спустя довольно долгое время граф сказал:

— Мы должны решить, мое сокровище, что нам делать дальше. Давай пойдем к Гвида Тано и попытаемся узнать у него, существует ли реальная возможность для нас переправиться в Сингапур.

Оттого, что она была так счастлива, Роксана была готова делать абсолютно все, что он скажет.

Они нашли Гвида Тано в его мастерской за работой. Сидя со скрещенными ногами, он склонил голову в знак приветствия, когда они вошли. Сам он не поднялся, но приказал одному из своих подмастерьев принести для них стулья.

Гвида Тано работал над какой-то сложной, замысловатой и необыкновенно изысканной вещью, которая, как сразу поняла Роксана, предназначалась для одного из храмов.

В куске красного дерева мастер разглядел группу музыкантов, играющих на разных инструментах; в тот момент, когда они вошли, он как раз закончил вырезать фигуру флейтиста.

В отличие от своего учителя, Гвида Тано не говорил на голландском, но знал немного английский.

Он приветствовал их широкой, добродушной улыбкой и, обращаясь к графу, сказал:

— Так вы нашли мисс Бакли, мийн хир? Это хорошо!

— Да, я нашел ее, — приветливо отвечал граф, — а теперь я нуждаюсь в вашей помощи.

Гвида Тано сделал жест, который, по всей видимости, означал, что он готов им служить, и граф спросил:

— Не знаете ли вы, когда сюда прибудет какой-нибудь корабль, на котором мы могли бы добраться до Сингапура? Я спрашивал в порту, когда только прибыл сюда, и мне ответили, что скорее всего здесь не будет ни одного корабля в течение двух или трех недель.

— Это правильно, — важно сказал Гвида Тано. — Последний корабль был здесь три дня назад. Теперь ушел. Надо ждать другой.

— Тогда другой вопрос, — сказал граф, нисколько не разочарованный. — Быть может, вы можете подсказать мне, найдется ли здесь, на южном Бали, кто-нибудь, кто мог бы поженить нас?

Он с удовольствием увидел, как вдруг засветилось лицо Роксаны, и встретил ее счастливый взгляд. Затем они оба выжидательно посмотрели на сидящего перед ними человека со скрещенными ногами, словно от него зависело сейчас счастье всей их жизни.

— Вы христиане? — спросил Гвида Тано.

Граф кивнул.

— Нет христиан в южном Бали, — ответил он, качая головой. — Англичане уехали. Голландцы только на севере.

Увидев разочарование на лицах графа и Роксаны, Гвида Тано спросил:

— Почему не балийская свадьба? Вы хорошие люди. Наши боги благословят вас. Мисс Бакли великий мастер, почти такой же хороший, как я.

Граф взглянул на Роксану и увидел в ее глазах вопрос и надежду.

Поскольку она молчала, граф спросил:

— Ты согласна выйти за меня замуж здесь, чтобы боги, в которых мы с тобой оба верим, благословили нас?

— А мы можем… это сделать?

— Конечно! — воскликнул граф. — Если ты доверяешь мне, обещаю, что мы поженимся по христианским обычаям, когда доберемся до Сингапура.

— Я… хочу… быть твоей женой.

— И ты будешь ею, — сказал он с восхищением, — по любому закону, любой святой книге и любым клятвам, которые существуют и которые могут связать нас так крепко, чтобы я никогда уже не мог потерять тебя. Но сейчас я не хочу ждать.

— Я тоже не хочу, — смущенно прошептала девушка.

Им даже не пришлось сообщать Гвида Тано своего решения, он все прочитал по их лицам и, взволнованный их счастливым видом, воскликнул с восторгом:

— Я обо всем договорюсь! Это будет очень красивая, замечательная свадьба. Я поговорю со священником.

Роксана посмотрела на графа счастливым взглядом, в котором в то же время сверкнули лукавые искорки.

— Думаю, это самая восхитительная идея, о которой я когда-либо слышала, — сказала она, — стать твоей женой на райском острове, который еще называют «Раем для влюбленных»!

Свадьба — это самое волнующее событие в любой стране и в любой религии, но на Бали еще никогда не было свадьбы, на которой и жених и невеста были бы чужеземцами, к тому же, как сказал Гвида Тано, объясняя графу то волнение, которое вызвало известие об их свадьбе среди местных жителей, между двумя такими красивыми людьми.

Граф, впрочем, догадывался, что основной причиной, по которой священник согласился провести эту церемонию, несмотря на то, что они оба были иноземцами и принадлежали к чужой религии, было то, что, как считали здесь, Роксану благословили боги, наградив огромным талантом художника.

Жители Бали с особым уважением относились к тем, кто был так талантлив и мог создавать прекрасные вещи.

Что же касается самой Роксаны, то она предполагала, что немаловажную роль сыграл и более чем щедрый дар, который граф предложил храму и который существенно подогрел энтузиазм, с которым священник взялся вести эту церемонию.

Впрочем, ей совсем не хотелось портить эту волшебную, прекрасную сказку, в которой она сейчас жила, готовясь к своей необыкновенной свадьбе, думая о таких прозаических вещах, как деньги.

Гвида Тано, который взялся все подготовить, уговорил их подождать два дня, чтобы дать женщинам время подготовить угощение, которое считалось наиболее важной частью церемонии.

— Если мы действительно хотим, чтобы все было так, как полагается по обычаю, — сказала смеясь Роксана, — то ты должен был бы сначала украсть меня, как это делали раньше на Бали.

— И что будет потом? — заинтересовался граф.

Хотя все знали, что невесту похитят, ее отец делал вид, что очень сердится, и посылал на поиск беглецов группу родственников, впрочем, поисковая группа никогда не находила счастливую пару, и все было организовано так, чтобы во время медового месяца молодым никто не мешал.

Увидев растерянно-недоуменный взгляд графа, Роксана рассмеялась.

— На Бали медовый месяц всегда бывает до свадьбы, а не после.

— Это слишком опасная практика, — сухо заметил граф. — Я бы не стал рисковать такими вещами, когда дело касается тебя.

Она нежно и лукаво улыбнулась ему, и, прочитав любовь в ее взгляде, он подумал о том, что боги уже благословили его этой любовью, и он может считать себя самым счастливым и самым удачливым человеком на земле, получив такой необыкновенный подарок от судьбы.

— Есть еще один обычай в свадебной церемонии, который, я уверена, тебе тоже не понравится, и ты постараешься его избежать, — сказала Роксана насмешливо.

— И что же это такое?

— Прямо перед свадьбой проводится важный обряд посвящения. Если у жениха или невесты почему-либо еще не подпилены передние зубы, то это делают как раз перед тем, как провозгласить их мужем и женой.

— Святые небеса! — воскликнул граф в ужасе.

— Это индуистский обряд, принятый на Бали, — объяснила Роксана. — Он совершается для того, чтобы души молодых людей в конечном счете обязательно попали бы в мир Духов.

— Нет, я отказываюсь, решительно отказываюсь от того, чтобы мои зубы подпиливали, — заявил граф с серьезным видом. — Пусть моя душа лучше не попадет в мир Духов.

— Я тоже так думаю, — согласилась с ним Роксана. — Так что давай будем надеяться, что мы сумеем избежать этой части церемонии.

— Можешь не сомневаться, — отозвался граф. — И в конце концов, твои зубы мне нравятся такими, какие они есть, они просто прелестны.

— Спасибо, — насмешливо сказала Роксана.

Уже более серьезным тоном граф добавил:

— Я каждый раз убеждаюсь, что все, что относится к тебе, совершенно. Однажды, возможно, я и обнаружу в тебе какие-нибудь изъяны, но так далеко я не заглядываю.

— Тогда, пожалуйста, не смотри слишком пристально, — взмолилась Роксана. — Я хотела бы быть… совершенной, и я молилась каждую ночь, чтобы стать более… достойной тебя.

Граф издал какое-то восклицание, которое можно было бы принять за протест, и заключил ее в объятия.

— Как ты можешь говорить такие вещи мне! — сказал он через какое-то время, наконец ослабив объятия. — Ведь все как раз наоборот. Это я тебя недостоин. Я в своей жизни совершил так много поступков, которых сейчас стыжусь.

Граф сказал это, а перед его мысленным взором мелькнул образ Луизы Ван Хейдберг. И еще он вспомнил, как, думая, что навсегда потерял Роксану, был в ужасе от того, что посчитал, что это та цена, которую он должен заплатить за свои грехи.

— Все прошлое забыто, — нежно сказала Роксана. — Только будущее сейчас имеет значение… наше будущее… А твое будущее — это я… так же как мое будущее — это ты.

— Я бы не хотел ничего иного, — с чувством сказал граф.

Они опустили бамбуковые занавески, служащие стенами, так, чтобы, пока они разговаривали, их не было видно со двора.

— Есть еще кое-что, что я должна рассказать тебе, — сказала Роксана.

— И что же это такое, еще какая-нибудь тайна?

— Я не сказала никому как в Голландии, так и здесь, кто на самом деле мой отец.

— И кто же он? — спросил граф.

Казалось, что этот вопрос его совершенно не интересует.

Он продолжал смотреть на лицо Роксаны и думал о том, что никогда не сможет насытиться его красотой, никогда не устанет любоваться светом этих чудесных глаз, изгибом этих пленительных губ…

— Когда папа был жив, — отвечала между тем Роксана, — он был председателем палаты лордов и доверенным лицом королевы Виктории.

Граф улыбнулся.

— Это производит впечатление, моя радость, но на самом-то деле я знаю, что твоим отцом был Юпитер, а матерью — Венера.

Он обнял ее и приник к ее рту, властно овладевая им, ее нежными губами, ласковым язычком… Теперь для них больше ничего уже не имело значения…

Когда стало известно о предстоящей свадьбе, на дворе дома Гвида Тано началась не прекращающаяся ни на мгновение суета. Весь день женщины украшали его так называемыми ламакс.

Это были декоративные полосы из очень молодых пальмовых листьев, которые были так искусно подобраны и расположены, что темные, светлые и почти белые листья составляли замысловатый красивый узор.

Женщины закалывали листья короткими, в полдюйма в длину, стебельками бамбука, которые, как оказалось, были не менее удобны, чем металлические булавки.

Все это придавало двору праздничный, нарядный вид, и жители со всей деревни приходили со своими дарами, фруктами, цветами, яйцами, курами, рисом на широких банановых листьях.

Эти дары все множились с каждым часом, занимая пространство почти во всех помещениях.

Роксана знала, что сейчас в каждом доме, на каждой кухне этой деревни мужчины и женщины колдуют над шипящими, булькающими яствами, предназначенными для большого пира.

Свадебный пир невозможен без молочных поросят, жаренных на вертеле, которые после церемонии будут разрезаны на куски и разложены на банановых листьях вместе с говяжьими или свиными почками и большими ломтями жирного бекона на палочках.

Еще обязательно приготовят пеньон, или перетертые кокосовые орехи, сдобренные красным и зеленым стручковым перцем, и мритья, как называют на Бали острый перец.

Хотя граф готов был платить за все, что полагалось, Роксана предупредила его, чтобы он не тратил слишком много денег на спиртное.

Хотя мужчины здесь любят пиво, рисовую и пальмовую водку, объяснила она графу, но они очень умеренны в еде и питье, потому что, по их мнению, состояние, когда человек напивается до бесчувствия, достойно всяческого презрения.

Из-за того, что эта свадьба отличалась от всего, что она когда-либо себе воображала, Роксане казалось, что все просто восхитительно и гораздо лучше, чем обычная церемония, которая могла бы произойти у них дома.

Это было словно продолжением той магии, которая окружала их с самой первой встречи, того волшебного чувства взаимопонимания, которое пронзило их, когда граф и она стояли, вглядываясь в кусок дерева, в котором были заключены фигуры влюбленных, продолжением той самой магии, которая захватила их обоих на танце кетьяк, и волшебного очарования их первого поцелуя под цветущими деревьями.

На те два дня, что оставались до свадьбы, граф не стал останавливаться в доме Роксаны, как она думала, хотя там было вполне достаточно места.

Вместо этого Гвида Тано нашел ему пустовавший дом за деревней, который принадлежал одно время англичанину, уехавшему отсюда больше года назад.

Гвида Тано нашел женщин, которые все убрали и вымыли в доме, а камердинер графа все приготовил для своего хозяина, как он обычно вот уже много лет делал во время их совместных путешествий.

Гитруда снабдила графа чистыми льняными простынями, которые они привезли с собой, и хотя Роксана была слишком занята своими собственными приготовлениями, чтобы посетить виллу, она слышала, что это очень красивый и удобный дом.

Граф всегда ухитрялся получать тем или иным путем все, что ему было необходимо.

Роксана подумала, что это типично для Бали, где уважали чужое имущество, что, хотя хозяин виллы уже давно уехал, ничего не пропало из дома, никто ничего не украл и не сломал.

Приготовления к предстоящей свадьбе затянули Роксану в свой водоворот.

Зная, как привлекательно выглядят на праздниках женщины с цветами в волосах и в ярких саронгах, Роксана очень боялась, что она будет теряться среди них.

После долгих колебаний она в конце концов решила, что наденет одно из своих самых нарядных белых вечерних платьев.