От легенды до легенды (сборник) Шторм Вячеслав
В зале зашумели — новости были слишком неожиданными.
— Тишина! — Председатель отбивал склянки, не переставая. — Если сведения гражданина Люсьена Грави верны, то адмирал Линьяр заслуживает не порицания, а награды.
— Дождемся рапорта, — холодно возразил с места Нуарон.
Марина встала и вышла из зала, кусая губы. Больше здесь делать нечего. Отец всегда говорил ей: «В море побеждает честный». Но только честность и глупая несдержанность — это не одно и то же. И почему она не смогла промолчать?!
Однако быстро покинуть здание ей не удалось. Председатель, похоже, объявил перерыв, все фойе и лестницы были забиты людьми. С трудом протолкавшись сквозь толпу, Марина выбралась в центральный холл и там наткнулась на тех, кого она меньше всего хотела видеть. У всех на виду разворачивалось очередное представление — Совесть Нации под аплодисменты прилипал снисходит до разговора с новичком.
Спокойно пройти мимо баронесса не могла и застыла неподалеку, возле скульптуры, изображающей древних воинов с двуручными мечами и оставшейся в холле еще со времен его оперного прошлого.
— Вы меня приятно поразили, гражданин! — Нуарон пристально разглядывал новоиспеченного коллегу. — Сначала вы сумели укротить взбешенную толпу и спасти саму королеву. Вас единодушно избрали депутатом, и в первый же день вы заставили говорить о себе, сообщив Собранию чрезвычайно важные новости. Головокружительная карьера! — Он покачал головой, и стоявшие вокруг прилипалы насторожились. — Надеюсь, вы пойдете по одной дороге с нами? Или у вас свое призвание?
Марина замерла в ожидании ответа. Найдется ли человек, который отвергнет покровительство Нуарона?
— Моя главная цель — быть полезным Нации, — глядя бывшему графу прямо в глаза, ответил Люсьен. — Я получил шанс сделать что-то важное для нее. По этой дороге я и пойду. Естественно, полностью доверяя мнению уважаемых людей, которые смогут направлять меня.
Несколько секунд они не сводили друг с друга взгляда.
— Что же, такие люди нам нужны! — заключил Нуарон. — Вы отлично умеете убеждать. И, по-моему, вы — самая подходящая кандидатура для выступления на празднике в честь Торжества Разума! Вы ведь не откажетесь, правда?
— Это честь для меня! — склонил голову Люсьен.
— Вот и договорились! — Бывший граф покровительственно положил руку на плечо юнца, прилипалы устроили овацию. Марина насторожилась. Весь город уже говорил об этой церемонии, которой Собрание планировало заменить поклонение Свету.
— Осталось только определиться с местом, — заметил Нуарон. — Будет лучше, если вы… — Он покосился на стоящего рядом с ним слюнявого депутата. — Нет, лучше вы, Пату, — слюнявый сник, зато другой тип с сальными волосами воспрянул духом, — выдвинете предложение, что праздник следует провести на Триумфальном поле.
Депутаты одобрительно закивали. Марина остолбенела. Фальшивая мистерия на Триумфальном поле? Где с давних времен, еще до эпохи Света, проводили парады в честь настоящих героев — солдат, моряков, первооткрывателей? Баронесса только хотела подойти поближе и высказать все, что она об этом думает…
— Граждане! — На пути Марины неожиданно возникла канонисса Аркская. Баронесса попыталась обойти ее, но Альена упорно преграждала дорогу, словно стараясь помешать Марине сцепиться с бывшим графом.
— Что привело вас сюда, гражданка? — удивился Нуарон. Похоже, старуху он узнал.
— Я просто хотела познакомиться с этим милым юношей, — ответила та, улыбаясь. — Он был избран депутатом в моей провинции.
Марина поморщилась. Канонисса не сводила с юнца восторженного взгляда и вела себя как институтка перед офицером. А юнец холоден с ней! Похоже, что его только раздражало внимание старухи. Конечно, покровительство Нуарона способно принести многое, а связь с аристократкой — только неприятности. Бывший граф видел это и довольно щурился. Как же они противны! Все трое!
Баронесса попыталась уйти и поняла, что не может этого сделать — оборки на ее юбке зацепились за острые изогнутые прутья невысокой решетки, окружавшей скульптуру. Марина негромко выругалась и стала осторожно высвобождать юбку.
После недолгого разговора канонисса откланялась и скрылась за той же статуей, возле которой застряла баронесса. Со стороны казалось, что старуху утомила толчея в холле, и Альена прислонилась к стене, пытаясь перевести дух. Рядом разгуливал тип, напоминающий выброшенную на берег рыбу.
— Где он? — негромко пробормотала канонисса. Марина почувствовала себя неловко. Чужие тайны ее никогда не интересовали.
— В закрытой ложе, — так же тихо отозвался тип, тщательно разглядывая скульптуру. Никто, кроме попавшей в ловушку баронессы, не обращал внимания на эту парочку и вряд ли слышал хотя бы слово из их разговора. — Просил не мешать ему и быть сдержаннее. Ваше тесное общение с молодым человеком может вызвать подозрение. Дальше он справится сам.
В ответ старуха что-то недовольно пробурчала и неожиданно подмигнула Марине. Баронесса нахмурилась. Старуха, похоже, плела какую-то интригу и при этом совершенно не таилась от нее. Почему? Хотела сделать своей сообщницей? Но обходные пути — не для дочери адмирала Кринеля.
Наконец Марине удалось отцепиться от решетки. Скорее на свежий воздух!
— Гражданка!
Что нужно этому юнцу? После конфуза в зале было неловко смотреть ему в глаза. Хотя почему она должна краснеть перед новым прихвостнем Нуарона?
— Я понимаю ваши чувства, но стоило ли вам вступать в дискуссию? — негромко произнес он. — Не разузнав подробностей, не просчитав последствий. А вдруг это только навредит вашим друзьям или вам самой?
— Не смейте меня учить, юнга, — вспыхнула баронесса. — Я не умею врать и изворачиваться — Море этого не любит. А вот вам теперь без лжи не прожить! У Нуарона преуспевают лишь подлецы.
— И все-таки будьте осторожны. — Юнец давал советы, словно умудренный опытом старик. — Мне бы не хотелось, чтобы вас отправили в Тисен.
— Тогда у меня к вам будет одна просьба, — процедила баронесса.
— Какая?
— Если ко мне пошлют ополченцев с приказом на арест, посоветуйте Нуарону подобрать самых подтянутых. У нас на флоте расхлябанность не терпят!
5
В День Торжества Разума торжествовала даже погода, подарив в беспросветной череде дождливых дней один — ясный и теплый. Солнечные зайчики весело прыгали по комнатам старого особняка семьи Дюваль, отвлекая от дел.
Министр захлопнул шторы, поудобнее устроился в кресле и снова взялся за пробирку с белым песком. Экипаж депутата Люсьена Грави уже приближался к Триумфальному полю. Следует быть начеку — неожиданно для себя министр стал участником интересной игры с непредсказуемым финалом.
Луи Дюваль всегда вел упорядоченную и размеренную жизнь. Это ничуть его не огорчало. Напротив, он всегда считал, что так и должно быть. Судьба постоянно подбрасывала ему все новые и новые испытания, но от идеи размеренности он так и не отказался. Он просто усложнял свой жизненный график, составляя схемы, которые даже и не снились твердолобым схоластам из Академии Наук.
Однако маленькая пробирка с песком не укладывалась ни в какую схему. Она открыла перед ним удивительную возможность прожить еще одну жизнь, дала ему силы что-то изменить, исправить. Он мог предстать перед окружающими другим человеком — молодым, обаятельным, полным сил. При этом — не выходя из собственной библиотеки.
Чтобы ничто не мешало сеансам, министр давно уже не появлялся на заседаниях Национального Собрания под предлогом слабого здоровья. И пока симулировать у него получалось лучше, чем у Альены — изображать обмороки.
На делах это никак не сказывалось: те немногие вопросы, что оставались в его ведении, Дюваль успевал решить в промежутке между сеансами. Единственное, от чего он не мог отказаться, — это от докладов у королевы. Там он встречался с канониссой, которая практически не выпускала племянницу из вида, но обменивался с ней лишь двумя-тремя пустыми фразами. Все остальное время он уделял Люсьену.
— Тпру, приехали! — Мрачный возница, бывший личным кучером Дюваля, обернулся к депутату: — Вот и Триумфальное поле. И что они тут понастроили?
Площадь на окраине города, с древних времен утоптанная ногами воинов-победителей, превратилась в огромную театральную площадку. Все, как задумал организатор праздника маэстро Давидо. Большую ее часть оградили и предоставили зрителям, для почетных гостей установили трибуну. С северной стороны, где во время парадов стоял помост для короля и его свиты, соорудили сцену. К помосту пристроили ступени, исписанные различными формулами и цитатами. На помосте поставили три скульптуры в полтора человеческих роста в виде девиц с лавровыми венками, изображавших Победу, Славу и Торжество. А вокруг возвели огромные колонны из веток, символизировавшие дремучесть народных масс. Сам маэстро Давидо метался между колоннами и давал последние указания хористам.
Однако собравшуюся вокруг сцены толпу странные конструкции не волновали. Пришедшие на церемонию зрители шумели, переругивались, хохотали, но при этом были явно довольны жизнью. Те же бедняки из столичных трущоб, что недавно с такой злобой штурмовали дворец в поисках хлеба, теперь с радостью готовы были внимать зрелищу.
— Дорогой Грави! — Навстречу Люсьену семенил тип с вечно грязными волосами. Коллега Пату был одним из доверенных лиц Нуарона, исполнителем различных поручений и постоянным членом комиссии по распределению государственных доходов. К взаимной выгоде как самого депутата, так и его покровителя. — Вы здесь! А то маэстро волнуется, — ворковал он. — Впрочем, я уверен, если вы скажете ему пару слов, он тут же успокоится. С вашим-то даром убеждения…
Луи поморщился. В кругу Нуарона стало хорошим тоном восхвалять ораторские способности Люсьена. Пример подавал сам бывший граф, то ли желая привлечь молодого коллегу, то ли подшучивая над ним.
— Вы правы, маэстро уже ждет меня! — Нужно было как-то отвязаться.
— Кстати, я вчера заезжал к вам, но ваша хозяйка заявила, что вас нет дома! — Пату явно не понимал намеков.
Дюваль усмехнулся. Хозяйка квартиры, где оставался Люсьен между сеансами, была старым агентом министерства. В ее преданности и верности Луи не сомневался. Если ей приказано никого не впускать, она и не впустит.
— Простите, но я репетировал свою речь на церемонии и просил не беспокоить меня. Вы же понимаете, как сегодняшний успех важен для Нации. — Этим Пату должен удовлетвориться.
Но тот не унялся и поспешил вслед за Люсьеном. Луи поморщился: Пату напоминал ему эмигрировавшего первого министра, который тоже говорил не переставая и при этом под шумок неплохо наполнял собственный карман. Однако если коллеге и поручили какую-то роль, о которой Дюваль пока не догадывался, то явно не главную. Не тот у него характер! Поэтому министр перестал прислушиваться к Пату и глазами Люсьена внимательно осмотрелся.
Ага, вот и он! Недалеко от помоста пристроилось шесть рабочих сцены, среди них — тип в потертом синем сюртуке. Что же, один из лучших агентов министерства, известный как папаша Рене, был на посту. Пара знакомых лиц мелькнула в толпе хористов, а еще десяток агентов рассредоточился в толпе зрителей. Все заранее получили инструкции и были готовы к любым неожиданностям.
— Нет, вы только посмотрите туда! — донесся до него недовольный голос Пату.
На трибуне для почетных гостей неподалеку от Нуарона в мягком кресле сидела канонисса Аркская, а за ее спиной замер новый капитан королевской стражи — этот бретер Фавар. Маркиз время от времени наклонялся к Альене и что-то шептал ей на ухо.
— Она представляет двор, — пояснил Пату. — Собрание настаивало, чтобы присутствовала королева, но та сказалась больной и послала вместо себя тетку. А старуха прихватила с собой какого-то головореза.
Канонисса заметила Люсьена, но тут же отвернулась. То ли выполняя его просьбу, то ли он действительно был ей не интересен.
Луи недовольно скривился и обрадовался, что никто этого не видит. Депутата Грави не должна беспокоить старуха-аристократка, пусть даже они родом из одной провинции. Лучшим Сынам Нации не по пути с обломками старого режима.
К тому времени, как Люсьен добрался до маэстро, Давидо уже обессилел от крика, поэтому просто пожелал депутату удачи. Пату ни на шаг не отходил от Люсьена и трещал не переставая, словно задался целью замучить его разговорами.
Наконец все почетные гости собрались, и маэстро дал сигнал к началу церемонии. Оркестр заиграл нечто торжественное. Скрытый за колоннами хор затянул свою партию, и на помост поднялись три бывшие актрисы Оперы в роскошных одеяниях. Маэстро отобрал самых привлекательных, так что им легко удалось завладеть вниманием толпы. Они нараспев принялись читать что-то о победе разума над серостью и властью лжецов-церковников.
Порядок праздника министр знал наизусть, поэтому позволил себе не следить за этим красочным, но пустым зрелищем. Дюваль никогда не был особо религиозен и в былые времена редко появлялся в храме. Но те церемонии Света, что он посещал, приносили ему ощущение умиротворения. Старый каноник из его любимого храма в Рассветном переулке во время службы буквально преображался. От него словно исходил Свет. А от этих не исходит ничего. Может, потому, что каноник был искренен, а апологеты Разума прославляют то, во что сами не верят? В общем, зря маэстро потратил на это помпезное зрелище столько средств!
Пришло время выступать депутату Грави. Пату что-то прошептал ему вслед и помахал рукой, словно на прощание. Но со сцены так и не сошел, скрываясь от зрителей за одной из колонн. Люсьен смерил коллегу суровым взглядом, и тот отпустил глаза…
Дюваль насторожился. Похоже, он все правильно рассчитал. Впрочем, что еще следовало ожидать от Нуарона? Сначала бывший граф выбрал для праздника Триумфальное поле, тем самым оскорбляя и провоцируя военных. И тут же предложил молодому, но уже известному депутату сыграть важную роль в этой церемонии. Вряд ли Совесть Нации так печется о триумфе Люсьена! Судя по неосторожным репликам доверенных лиц Нуарона, депутат Грави способен стать идеальным жертвенным петухом. Бывший граф одним махом избавится от потенциального конкурента и получит повод начать казни. И, скорее всего, Нуарон не будет ждать милостей от аристократии и сам организует покушение. Но узнать подробности агентам министерства не удалось. Придется действовать по обстоятельствам. Хотя у министра было одно преимущество — бывший граф не догадывался, против кого строит козни.
Дюваль с трудом сдерживал охвативший его азарт. Ему не было страшно — ведь его жизни ничего не угрожало. Конечно, вывод Люсьена из строя грозит катастрофой. Но можно ли убить голема?
Депутат Грави поднялся на помост, одна из актрис улыбнулась и протянула ему венок. Даже находясь на другом конце города, Луи почувствовал восторг при виде толпы, готовой ловить каждое его слово.
— Только человек наделен разумом, способным воспарить над животными инстинктами, — начал он заученную речь, одновременно еще раз оценивая ситуацию.
Чтобы покушение вызвало сильное народное возмущение, его нужно провести во время выступления депутата Грави на церемонии. Но вокруг него лишь три актрисы. Их биографию и связи Дюваль проверил заранее и ничего подозрительного не обнаружил. Зрителей опасаться не стоит. Никто не рискнет стрелять или метать нож из гущи толпы, способной помешать убийце. Сам маэстро, музыканты и хористы — за дальними колоннами. Тут помешают статуи и постоянно перемещающиеся по сцене актрисы. Папаша Рене и четверо его напарников по переноске скульптур — внизу у помоста. Минуточку, а где же пятый? Это не он стоит слева за колонной?
Внезапно пробирка в руке стала нагреваться. Дюваль чуть не выронил ее. Песок бурлил и волновался. Но отвлекаться было нельзя!
Так… расстояние от колонны до Люсьена — вполне хватит для хорошего стрелка. Чего же он медлит? Впрочем, если убийца — один из рабочих сцены, то порядок церемонии он знает. Следовательно, выберет самое удачное для покушения время. А в самом конце выступления Люсьена должен прозвучать написанный маэстро «Гимн Разуму». Его бравурная увертюра грохотом литавр заглушит любой выстрел!
Позвать папашу Рене? Или действовать самому? Луи еще раз осмотрелся и заметил, что Пату так и не ушел на трибуну почетных гостей, а внимательно наблюдает за ним, заняв место за правой колонной. А только там депутат Грави и мог спрятаться. Мерзавца явно приставили к Люсьену, чтобы тот не сбежал! Что же, накормим коллегу его же угощением.
— И только Разум человека способен постичь все тайны этого мира…
Продолжая свою речь, Люсьен повернулся направо, поглядел в глаза коллеге и вытянул руку в призывном жесте. Завороженный Пату машинально сделал шаг, другой…
Пробирка стала нестерпимо горячей. Песок белел буквально на глазах, такого с ним раньше не было. Дюваль на секунду отвлекся…
В этот момент по сигналу маэстро прозвучали первые такты «Гимна». И толпа на Триумфальном поле ахнула, увидев, как стоявший на помосте депутат Грави покачнулся и резко наклонился вперед, с трудом сдержав равновесие. В шуме толпы растворился звук выстрела, пуля пролетела буквально над головой Люсьена. Раздался крик. Депутат Пату с перекошенным от боли лицом свалился со сцены. Люсьен выпрямился, снова покачнулся и упал на руки папаши Рене.
Луи крепко сжал пробирку. А вот и Триумфальное поле. Министр снова видел мир глазами Люсьена. Нет, он снова был Люсьеном. Вокруг все смешалось. Актрисы с визгом разбежались. Тем временем убийца не терял времени даром. Он отпихнул стоявшего у него на пути хориста, проскочил между двумя колоннами и скрылся из вида.
Оркестр сбился и остановился, только одинокий трубач продолжал выплескивать заунывные рулады. Канонисса что-то кричала со своего места, но что именно, Дюваль не расслышал.
— Вы живы?! — бормотал Люсьену подбежавший маэстро Давидо.
Спорный вопрос. Живы ли големы?
— Мне гораздо лучше, спасибо. — Луи заставил Люсьена подняться. Папаша Рене тихонько обменялся с ним парой реплик и тут же скрылся в толпе.
Вокруг шумели голоса.
— Это покушение!
— Стреляли из-за колонны.
— Депутат Пату вряд ли доживет до вечера…
— Проклятые аристократы!
— Убийца побежал через пустырь в сторону Лебединого парка! — Звучный голос Люсьена перекрыл все остальные. — Маэстро Давидо, вы же видели? Подтвердите!
Маэстро неуверенно кивнул.
— Направьте за ним ополченцев! — Сквозь толпу к Люсьену пробился Нуарон. На его холеном лице читалась озабоченность. Все пошло не так, как он задумал. — Как вы себя чувствуете? Почему вы упали? Ведь, пуля, похоже, даже не задела вас, в отличие от бедняги Пату… — И, не дожидаясь ответа, бывший граф принялся вещать так, чтобы все слышали: — Нужно немедленно принять меры. Это явный заговор аристократов при поддержке враждебных держав. Одним выстрелом они попытались сорвать церемонию Торжества Разума и уничтожить цвет нашего депутатского корпуса…
Дальнейшее было неинтересно. Сейчас нужно сделать все, чтобы помешать Нуарону. Хотя бы там, где это можно. Но сначала займемся песком. Он побелел — значит, ему нужна кровь. На всякий случай ланцет был у Дюваля под рукой. Несколько капель крови упали в пробирку. И Луи показалось, что песок благодарно заурчал, принимая жертву.
Секретарь, похоже, ждал за дверью и вошел, как только Дюваль взял в руку колокольчик.
— Жду ваших распоряжений, министр.
— По указанию Люсьена папаша Рене и его люди преследуют убийцу, — отчеканил Луи. — Я не зря велел им слушаться депутата Грави, как меня.
— Произошло убийство?! — Губы секретаря дрогнули.
— Подробности потом! — прервал его Дюваль. — Папаша Рене говорит, что этот тип побежал в сторону виноградников. А значит, планирует скрыться в Гончарном квартале! Пошлите голубя к нашим людям в штаб возле Колоннады — они ближе всего. Пусть помогут прочесать квартал. Ополченцев Люсьен направил по ложному следу. Как угодно, но мы должны схватить убийцу раньше, чем «отщепенцы»!
— Слушаюсь. — Секретарь буквально вылетел из комнаты.
— Что же, гражданин Нуарон, — министр потер руки, — посмотрим, чей разум будет торжествовать сегодня!
Песок в пробирке забурлил, словно выражал согласие.
6
Альена никогда не верила в предчувствия. Если уж не дано предугадать, значит, не дано. Покойный маркиз Фавар — такой же ловелас, как и его сын, — говорил, что она чересчур крепко стоит на ногах, чтобы рассчитывать на помощь высших сфер. Да, они слишком хорошо понимали друг друга, поэтому их роман был ярким и недолгим.
Однако в последнее время канонисса испытывала непривычные для нее эмоции. Сначала появилась тревога. Совсем маленькая. Она осторожно покусывала Альену, но та старалась не обращать на нее внимания. Потом тревога стала расти. А когда она превратилась в подозрения, отбросить их уже было невозможно, и канонисса велела подать экипаж.
Дорога была долгой, и Альена, отодвинув шторку на дверце кареты, внимательно оглядывала окрестности. Тем более в этом районе столицы, называемом Тенистая, или Торговая, сторона, она не бывала еще ни разу. Смотреть было особо не на что. Добротные двухэтажные дома окружали высокие крепкие заборы, надежно укрывая их от любопытных глаз. Узкие переулочки, разбегающиеся в разные стороны от Тихого проспекта, вообще не были знакомы со светом фонарей. Подходящее место для любителей уединения!
Старый особняк Дювалей на улице Звездной Ночи не желал впускать незваных гостей. Однако кучер Альены умел быть убедительным! После долгих переговоров с прислугой тяжелые ворота отворились, а канониссу пригласили в дом. Там ее встретил уже знакомый рыбьеглазый секретарь:
— Светлой ночи, госпожа. Министру нездоровится, но он примет вас.
Альена довольно улыбнулась и нагрузила его тяжелой корзиной. Темные коридоры особняка напоминали окрестные переулки, но библиотека, превращенная Дювалем в кабинет, встретила посетительницу рабочим беспорядком, теплом от старого камина и мягким приглушенным светом от десятка свечей в роскошном канделябре.
Канонисса протянула к нему руку и неожиданно почувствовала исходящее от канделябра знакомое тепло. Оно не только согревало, казалось, оно проникает в сердце, наполняя его умиротворением.
— Хотелось бы пожелать вам светлой ночи, но… — Министр неожиданно вышел из темноты, и Альена вздрогнула от испуга.
— Что с вами, канонисса? — забеспокоился он, присмотревшись к гостье.
— Откуда у вас алтарный светильник? — Голос Альены дрожал. Она не знала, плакать или смеяться от восторга, переполнявшего душу.
— Из дворцовой часовни. Я успел забрать его перед погромом. А что, лучше, если бы его переплавили? — сварливо проскрипел министр.
— Нет… Наверное, вы правы. — Канонисса повернулась к хозяину дома и внимательно оглядела его. Дюваль изменился: осунулся, побледнел, в глазах поселилась усталость. Домашний сюртук в районе левого локтя топорщился, безуспешно стараясь скрыть тугую повязку. Теперь он напоминал не таракана, а муху, запутавшуюся в паутине.
Луи усадил гостью и присел за стол, стараясь спрятаться в тени, но Альена умело развернула светильник, и маневр не удался.
— Итак, канонисса? Вы все-таки не послушались меня и решили вмешаться? — не слишком гостеприимно начал хозяин.
— Вы запретили мне общаться с депутатом моей провинции, — парировала Альена, — и я решила навестить министра внутренних дел.
— Однако поздний визит в дом одинокого мужчины должен иметь веские причины. А то очередной памфлет заклеймит вас позором. — Тонкие губы Луи с трудом сложились в подобие улыбки.
— Пасквилями меня не напугаешь, — не поддержала шутку канонисса. — Давайте обсудим иную литературу. Например, «Вестник Нации».
— Вы читаете его? — улыбнулся министр.
— Да, — сухо отозвалась канонисса. — Ради речей Люсьена.
— И что вам запомнилось в его речах?
— Как часто их печатают! — Альена была серьезна как никогда. — Он выступает на заседаниях чуть ли не каждый день! Сколько раз вы делали кровопускание?
— Какая разница?
— Дюваль! — От резкого окрика канониссы министр вздрогнул. — Покажите вашу пробирку.
— Зачем?
— Покажите. Не забывайте, с кем вы имеете дело. Я для вас — все равно что врач.
Старинная шкатулка на столе недовольно щелкнула, открываясь. Министр осторожно вынул из нее пробирку и протянул Альене.
Кроваво-красный песок волновался. Он жаждал крови. Он бурлил и пел. Такого она никогда не видела!
— Какой же он… ненасытный. — Канонисса постаралась подавить тревогу. — Вас навещал лейб-медик?
Она знала ответ, но интересно, что он скажет?
— Да, — поморщился Дюваль, — только зачем вы прислали его?
— Не волнуйтесь, он нас не выдаст. Я когда-то учила вместе с ним анатомию у его предшественника. И доверяю ему.
— Подробности вашего знакомства мне известны, — криво усмехнулся министр. — Однако его советы мне не помогут. Разве что красное вино с медом.
— Вы не бережете себя…
— Зато раньше я слишком себя берег!
— Но частые кровопускания…
— Оставьте! — нахмурился Дюваль. — Это нужно песку. А он знает и понимает больше, чем вы думаете. Он способен предчувствовать опасность и защитить Люсьена — я убедился в этом! И он никогда не причинит мне вред, ибо связан со мной самыми крепкими узами. Узами крови…
В глазах министра мелькнуло лихорадочное возбуждение. У канониссы сжалось сердце. Ее худшие опасения подтвердились. Неужели это то, что предок назвал clientele, то есть «зависимость»? Неужели Дюваль попал в ловушку песка? Он же погубит себя! А она не предупредила его об опасности и отдала на растерзание колдовским силам. И отговорка, что он был с ней не слишком откровенен, не принимается!
Альена помолчала, собираясь с мыслями.
— Вы даже не спрашиваете, как продвигается расследование? — проскрипел министр. — Вас не волнует, кто покушался на нашего Люсьена?
— Я почему-то не сомневаюсь, что это дело рук Нуарона, — отрезала канонисса.
— Как вы несправедливы к Совести Нации! — Дюваль строго покачал головой. — А что вы скажете, когда узнаете, что мои люди поймали стрелка? Некого Жиля Биду. Я лично допросил его и выяснил, что этот тип не так давно прибыл с восточного побережья. Надеялся немного подзаработать в столице. Ему удалось поступить на службу в дом госпожи Кринель…
— Не может быть! — выдохнула канонисса.
— Может. Гражданин Биду дал подробные показания. Он в красках описал, как коварная Марина соблазнила его и уговорила убить депутата Грави!
— И вы верите в эту чушь?! — вскипела Альена.
— Нет, конечно. — Министр сделал паузу. — У Биду есть шурин — старший лакей в доме Нуарона. Думаю, этот лакей и свел зятя со своим хозяином. А когда они сговорились, Биду пошел искать место у аристократов. Суду нужны обвиняемые. Такие, как баронесса.
— Но почему вы не выбьете из него правду?!
— Он не скажет, — нахмурился Дюваль. — Он вообще мог не попасть ко мне в руки. Живым. После покушения его должны были убить ополченцы. При попытке к бегству. Чтобы он не запятнал Совесть Нации. Его службы у баронессы вполне хватит. Но этот Биду — не дурак. Он догадался о планах Нуарона на свой счет. И когда попался — сочинил подходящую сказку. Это для него хоть какая-то гарантия дожить до суда, а не скончаться в камере от апоплексического удара… под ребро.
— Мне его почему-то не жалко, — проворчала Альена.
— Вы правы, — кивнул министр, — он нанес такой урон Национальному Собранию! Эта злосчастная пуля угодила бедняге Пату куда-то в горло. Тот выжил, но лишился голоса. А заодно и места депутата. Нуарон отправил его в почетную отставку, писать мемуары. И вся слава досталась Люсьену. Теперь он — важная персона. Мало того что его официально охраняют агенты министерства. Нуарон велел приставить к нему еще и двух ополченцев. Но у одного «внезапно умер» родственник в провинции, оставив ему наследство. Второму «подвернулась» невеста. А на их место я протолкнул своих людей.
— Что же, о мальчике вы позаботились. А о себе?
— Тоже не забыл, — улыбнулся Дюваль. — Согласно официальной версии, в опасности не только депутат Грави, но и министр внутренних дел, чьи люди арестовали убийцу. Теперь коварные заговорщики будут ему мстить! Мне приходится скрываться в своем особняке под усиленной охраной и не появляться на публике.
— И Нуарон все это проглотил?
— Ну, — протянул министр, — бывший граф подозревает, что я знаю о его роли в этом деле. Думает: я молчу и изображаю мученика, чтобы сохранить должность. Но пока я полезен, меня не тронут.
— То есть все только выиграли от этого покушения, — с трудом сдерживая раздражение, подытожила Альена. — И Нуарон, и Люсьен, и вы… А как же баронесса?
— Марина Кринель арестована и заключена в Тисен. Тут я ничего сделать не мог, — развел руками Луи.
Канонисса прикусила губу.
— Кстати, в замке Шантуа заканчивается ремонт, — продолжил Дюваль. — Неплохая тюрьма получится.
— А Академия Художеств?
— Выселили. Там будет удобнее, чем в Тисене. Шантуа хорошо защищен, находится в черте столицы, — сухо пояснил Луи. — Да и казнить можно рядом, на площади Согласия. Так что первый судебный процесс не за горами. Скоро всех заговорщиков перевезут туда. Уже и списки готовы… — Канонисса буквально выхватила листы из рук министра и принялась быстро просматривать их.
— На третьей странице снизу, — негромко подсказал ей Дюваль, — там все ваши. Сразу за полковником Журо, который послал вызов на дуэль Нуарону… Перевозить арестованных будет Национальная гвардия. Да, вы же не в курсе. Это напечатают в завтрашнем «Вестнике». Отряды ополчения объединены в Национальную гвардию. Под ее охрану передаются все государственные здания. А наш Люсьен назначен одним из комиссаров.
— Это что еще такое? — скривилась Альена.
— Очень ответственная должность, — довольно усмехнулся министр. — Он будет следить за гвардией и докладывать обо всем Собранию. Более того, он имеет право отменять приказы командиров и даже сам командовать гвардейцами.
Канонисса чуть не задохнулась от волнения:
— Но тогда мы можем освободить узников Тисена!
— Да, — спокойно подтвердил министр. — И только.
— А разве этого мало? — встрепенулась Альена. На ее лбу прорезалась жесткая складка, похожая на шрам.
— Как сказать… Собрание прислушивается к Люсьену и доверяет ему, ведь он едва не погиб от рук заговорщиков! Пока не в наших силах прижать Нуарона и его клику, но Люсьен мог бы сделать гораздо больше.
— Больше, чем спасти сотню жизней? — изумленно выдохнула канонисса.
— Возможно, впоследствии мы спасем тысячи, — проскрипел Дюваль.
— Возможно… — медленно повторила Альена, — и ради этого «возможно» вы готовы пожертвовать людьми, виновными лишь в инакомыслии? — Ее голос словно застыл от холода.
— Нет… Не совсем… В общем, я думал… и решил принять меры, — нехотя пробормотал министр. Альена облегченно вздохнула, однако морщина на ее лбу так и не разгладилась. — Какие-то матросы попытались освободить баронессу. То ли сами, то ли по приказу Линьяра. На счастье, они попались в руки ко мне, а не к Собранию! Я связался с адмиралом. Правда, он скуп на слова так же, как и на рапорты. Но мы договорились.
Канонисса не сводила с него взгляда, гадая, хватит ли ему сил осуществить этот план? Не отнял ли песок все имеющееся у них время? Не слишком ли поздно? Ведь теперь на кону жизни узников!
— В нужный день один из его кораблей — «Морская волчица» — войдет в бухту Чаек. В двух часах езды от замка Тисен. Адмирал согласен в нагрузку к любимой женщине взять на борт чуть больше ста «зайцев». Но требуется санкция королевы. Чтобы у моряков не осталось сомнений. Им тоже придется покинуть страну! И здесь мне нужна ваша помощь.
— Она даст санкцию, — твердо заверила Альена. — Я даже привезу Марию-Изабеллу в бухту. Ей будет полезно увидеть людей, которых Новый порядок обрек на смерть. А я хочу в последний раз увидеть своих…
— Вот и договорились! — грустно улыбнулся министр, на мгновение став похожим на прежнего Дюваля: пусть занудного, но полного сил. — Скажите, а зачем вы ко мне приехали?
Настала очередь канониссы прятаться в тени.
— Хотелось просто увидеть вас, — протянула Альена. В сущности, это была почти правда. — А еще попросить. Присмотрите, пожалуйста, за Тоби Вторым, — она подошла к корзине, которую секретарь оставил у двери, и вынула из нее полусонного толстого щенка.
— И как же королева его отпустила? — удивился Дюваль.
— Эта игрушка ей давно надоела. Поэтому не нужно, чтобы Тоби мозолил ей глаза. Нехорошо, если она заметит, что он ничуть не подрос.
7
Марина Кринель с жадностью вдохнула глоток свежего воздуха. По сравнению с сырой камерой внутренний двор замка Тисен казался светлым и просторным. Раньше она назвала бы его «каменным мешком», но теперь ее взгляды изменились.
— Не задерживайтесь, проходите, — ворчал рябой тюремщик, запирая тяжелую дверь. — Недолго вам осталось миловаться! Может, это ваша последняя прогулка… — злобно хмыкнул он.
Марина даже бровью не повела. Она твердо усвоила: жизнь в тюрьме — это короткие шаги от окрика до окрика, от одного унижения до другого. И нужно не подавать вида, что тебя что-то задевает. Нужно сохранить достоинство — это единственное, что у тебя осталось. Ни комендант, ни тюремщики, ни следователи, ни лжесвидетели вроде Жиля Биду не должны заметить твою слабость. Ни в камере, ни на допросах. Впрочем, последние были чистой формальностью. Всех их заранее приговорили и постоянно напоминали об этом, желая поглумиться.
Но Марина держалась и старалась поддержать других. Все титулы и различия остались за порогом. Общая беда объединила десять обитательниц второй камеры Оружейной башни в одну семью. Душой этой семьи стала круглолицая и неунывающая тетушка Луазо, бывшая канонисса, которая старалась помочь каждой. Ведь Селия плохо спит по ночам, ее сестра Анна не может обойтись без сладкого, а у госпожи Торнбуа — слабые легкие, она часто кашляет.
Ежедневные прогулки во внутреннем дворе были их единственной радостью. Все обитательницы Оружейной башни специально готовились к встрече с кавалерами, старались выглядеть аккуратными и опрятными. Кавалеры тоже не отставали. На тюремщиков с собаками никто не обращал внимания. Некоторые прогуливались под руку с новыми знакомыми, словно в городском парке. В общем, развлекались, кто как мог.
— Дорогая, о чем вы задумались? — Негромкий голос тетушки Луазо звучал так душевно. — Не стоит тратить драгоценные минуты на грустные мысли!
— Вы правы. — Марина крепко сжала руку сестры по несчастью. — Тем более что нас уже ждут!
Тетушка Луазо смущенно потупилась. Бывшую служительницу Света с нетерпением поджидал ее преданный поклонник — торговец Детуш. Ему на днях исполнилось семьдесят, но во время прогулок он постоянно сопровождал ее и рассыпался в комплиментах.
А Марину, как обычно, обступили дети — двое мальчишек-подростков и молчаливая девочка из третьей камеры. Хотя с недавних пор к ним присоединился один взрослый. Сдержанный полковник Журо не сказал ей и двух слов, просто сидел неподалеку. Эта разношерстная компания с восторгом слушала рассказы Марины о путешествиях и дальних странах, морских сражениях и пиратах, которые она в детстве слышала от отца.
— Ну, о чем мне вам рассказать сегодня? — улыбнулась она.
Полковник, как обычно, промолчал, а ребята заспорили. Девочку занимали истории о жарких странах и диковинных животных. А мальчишек больше всего интересовали южные пределы, куда пока еще не заплывали корабли. Марина сумела убедить их, что там есть еще никем не открытая земля — острова, а может, даже и целый материк, покрытый льдом. Ведь адмирал Кринель верил в это.
Победило большинство. Что же, поговорим о пределах. Только после каждого такого разговора ей снился один и тот же сон. Будто она стоит рядом с отцом на палубе корабля, идущего куда-то на юг, к новым землям, к свободе…
— Все, окончились ваши сладкие денечки! — внезапно прервал ее мечты надоевший до зубовного скрежета голос. Рябой тюремщик с трудом скрывал радость. — Приказ коменданта: всем разойтись по камерам. Даем четверть часа на сборы. Вы переезжаете!
— Куда? — встрепенулась госпожа Торнбуа. Остальные поддержали ее.
— Дорога простая: столица, суд, эшафот! — ухмыльнулся рябой.
Коридоры замка были заполнены тюремщиками. Путь в камеру и недолгие сборы прошли в полной тишине. Очередное испытание нужно было встретить с достоинством. Когда за ними пришли, дамы были готовы.
— Вторая камера Оружейной башни — на выход! Третья камера Пороховой башни… — глухо отзывалось в высоких сводах.
Встревоженных узников вели по узким переходам на главный двор. Там их поджидали кареты с окнами, забранными решеткой. Выйдя из полумрака коридора, Марина на секунду зажмурилась…
— А вот и главная заговорщица! — раздался знакомый голос. Марина повернулась и встретилась глазами с Люсьеном Грави. Депутат стоял у крыльца рядом с комендантом и командовал солдатами в новеньких, с иголочки синих мундирах. Неожиданный визит!
— Рад вас видеть, гражданка, — остановил ее Люсьен. — К сожалению, на ваш арест я опоздал, но сейчас приехал за вами лично. И даже гвардейцев специально подобрал, как вы просили, — по+дчеркнул он.
Марина только пожала плечами. Чего он хочет? Увидеть ее отчаяние, боль, ненависть? Не дождется!
— Кстати, комиссар, — вмешался комендант, — проследите, чтобы в одну карету с этой мерзавкой не попал ее сообщник Биду! У меня они даже гуляли в разное время.
— А зачем? — поднял бровь Люсьен. — Даже если они сговорятся, приговор от этого не изменится.
Комендант ответил ему раскатистым хохотом. Марина даже не дрогнула и молча прошла мимо сквозь строй солдат. Хм, а этого гвардейца она где-то видела. И этого… Не может быть! Это же Мален! Он служил на «Морской волчице» под командой отца. Рыжий Мален тоже заметил ее и задорно подмигнул. Марина споткнулась от неожиданности и чуть не растянулась на каменных плитах.
— Осторожно, баронесса! — кто-то подхватил ее под локоть. — А у вас, полковник Журо, оказывается, крепкая рука. И приятный голос.