От легенды до легенды (сборник) Шторм Вячеслав
Он не знал, не мог знать, что разгильдяй и лоботряс Эттер прячется на чердаке. Но он знал, что не может ни молчать, ни говорить — а значит, должен умереть. Он рвался навстречу смерти — едва ли он надеялся хотя бы сбить коменданта с ног. Он надеялся на выстрел. На то, что его убьют при попытке нападения. Ничего другого ему не оставалось.
А Эттер промахнулся.
Нож вонзился между камней замостки прямо перед Дейгеном, и тот в рывке буквально пролетел над ним.
Тело Дейгена словно надломилось чуть ниже лопаток, сами они неестественно вздернулись вверх, голова потянулась вперед, линии тела выгнулись и смазались. Веревка то ли лопнула, то ли слетела долой, и руки… нет, уже лапы полоснули тугой воздух. Остатки одежды клочьями расшвыряло по сторонам.
То, что для человека — полтора десятка шагов, для волка — прыжок.
Комендант не успел даже выхватить пистолет.
Зубы волка сомкнулись на его глотке.
И тут загрохотали выстрелы.
Охранники не успели удержать Дейгена — да и кто мог ожидать от чуть живого человека такого рывка! Но человек у них на глазах обернулся волком — и теперь они палили в этого волка. Они еще не понимали ничего, они еще даже не боялись, ужас запаздывал, не поспевал за превращением…
Ужас настиг оцепление и охранников, когда их выстрелы буквально изрешетили волка, отшвырнув его от тела коменданта. Когда израненный волк вздернул голову и завыл, и, повинуясь его зову, на площадь обрушились сумерки. Когда волк встал, шатаясь, и шагнул к оцеплению, и из его ран вытолкнулась кровь — а вместе с ней кусочки свинца. Раны, словно кровавые рты, выплевывали пули и смыкались.
Он шел, нетерпеливо мотая головой и взрыкивая в ответ на выстрелы, и пойманные его телом пули выдавливались и брякали оземь. Шерсть его была темно-бурой от крови, но он не останавливался и не ускорял шаг. Казалось, он не остановится, даже если вся его кровь вытечет из жил. Он был один, а стреляющих было много — но им казалось, что они одни, а он везде. Неумолимое и неубиваемое возмездие надвигалось на тех, кто носил на фуражках кокарду с изображением головы Вечного Волка, в которого никто из них не верил. Волчья сила — это всего лишь сказки, легенды. Оборотней не бывает. Понятная опасность вызывает страх — но то, чего не бывает, пробуждает уже не страх, а жуть, отнимая разум и лишая воли.
Еще несколько шагов — и пальба смолкла, захлебнувшись сумраком и паникой.
Волк продолжал идти.
Ни одна живая душа не могла бы сказать, кто в обмершей толпе крикнул первым «Бей живодеров!», кто первым догадался вывернуть камень из замостки…
Волк этого уже не увидел.
Он рухнул, не дойдя нескольких шагов до оцепления.
…Сырая промозглая полутьма.
Пламя дрянной свечи трещит и дергается.
Его отсветы облизывают серебряную волчью голову.
Она качается перед глазами взад-вперед, взад-вперед, словно маятник.
Лицо коменданта вспухает, словно тесто в квашне, и становится неестественно большим, заслоняя собой потолок. На носу у коменданта — капля пота, большая и тяжелая. Она срывается с кончика носа и падает Дейгену на рассаженную скулу, мутная и едкая. Отчего-то это смешно, это так смешно, что Дейген разражается хохотом, он все хохочет и не может остановиться, хотя удары сыплются на него один за другим, он хохочет, пока сознание не покидает его…
…Полуденное солнце над головой обжигает ознобным холодом.
Тело уже почти не ощущает боли, оно уже и вообще почти ничего не ощущает — но этот холод оно чувствует.
Тошнотворная зыбь бессмысленных бликов, вязкое марево.
Из этого марева доносится голос коменданта.
По жилам даже не струится — летит кипяток. Марево раздергивается. Тело мощным прыжком прорывается сквозь медленное, звенящее, пахнущее испугом пространство. Зубы смыкаются, вонзаясь в податливое, дергающееся, враждебное. То, что не должно быть живым.
Теплые сумерки приходят на зов.
Торопливый кашель выстрелов.
Это в него стреляют.
Но он все равно идет.
Идет, пока сознание не покидает его…
Бред? Смерть?
Дейген тихо застонал и приоткрыл глаза.
Над головой — не подвальный свод и не полуденное небо, а потолок землянки. Ничем иным это быть не может.
— Я… живой?.. — Дейген с трудом разлепил губы.
— Глотай, дурак! — рявкнул Домар. — Спрашивать потом будешь.
В губы толкнулся край миски. Дейген покорно отхлебнул густое теплое варево, растерянно пытаясь понять, что же это такое. Он наверняка ел это раньше, тело его помнило, что ел, — но опознать еду не могло. Вкус был знаком, он не изменился — изменилось его ощущение. Оно было другим… неужели Дейгену придется теперь заново узнавать, как ощущается вкус хлеба, мяса, яблока? Или эта странность пройдет? Может, это ему от голода мерещится? Он в жизни не бывал так голоден…
— Еще хочешь? — тихо спросила Ланна, когда миска опустела.
— Да, — неловко ответил Дейген, не вполне узнавая собственный голос. — Очень…
— Еще бы! — фыркнул Домар. — Ты же дважды подряд обернулся, и оба раза чуть живой. Сперва из человека в волка — когда тебе отбили все, что есть. Потом из волка в человека — когда в тебя столько свинца выпустили, что кандальное ядро бы отлить хватило. Это же сколько сил отняло! Ты бы себя видел сейчас! Тощий, как хворостина. Тебе теперь только отсыпаться да отъедаться!
— Это было… чудо? — с трудом спросил Дейген.
— Чудо было, когда тебя толпа не затоптала, — криво ухмыльнулся Эттер.
И Дейген вспомнил.
По-настоящему вспомнил, а не в ошметках полубреда.
Вспомнил — и не знал больше, как ему теперь быть. Человек? Зверь? Кто он теперь для этих людей? А кто он для Ланны? Был предателем — стал чудовищем?
Нет. Не чудовищем. К чудовищу не льнут, не обнимают, не касаются его дрожащими губами, не зовут по имени — «Дейе»…
— Лан, ты его корми давай, — встрял Эйтье, — целовать потом будешь.
Домар молча отвесил Эттеру подзатыльник.
Нельзя сказать, чтобы мальчишку это угомонило. Пока Дейген снова ел, Эттер болтал без остановки. И о том, как толпа набросилась на охваченных паникой солдат, и как сам он выскочил на площадь, уверенный, что Дейген если и не затоптан, то все едино мертв, и все равно бросился к нему, как запустил руки в окровавленный мех, как тащил волка, спотыкаясь и плача, как прокатил его поверх ножа, сам не веря, что успел, в последний миг все-таки успел, как за спиной загрохотали подковы, и на площадь вынесся на полном скаку летучий отряд — это Ланна его нашла и привела… но к его появлению все уже закончилось…
— А потом мы все в лес ушли, — закончил рассказ Эйтье. — Сам понимаешь, оставаться было невозможно. За такие дела не то что расстреляют или повесят — живьем сожгут, никого не пощадят. Ничего, это ненадолго уже. Говорят, фронт уже близко. Скоро наши придут.
Фронт и в самом деле был уже близко — Дейген это знал не хуже Эттера. Даже лучше — потому что у него были сведения из первых рук.
— Волчья сила, ха! — Эйтье все никак не мог угомониться. — Да они же в нее не верили — а вот когда увидели…
— Я и сам не верил, наверное… — сознался Дейген.
— А что тут верить? — пожал плечами Домар. — Тут земля такая… что ни сказка, то о волках. Даже Эйтье и тот знал, что делать надо, чтобы ты опять человеком обернулся. Земля сама понимает, кому помочь и на чей зов откликнуться. Вот она тебе и отозвалась…
— А я разве позвал? — очень тихо спросил Дейген.
— Позвал, не сомневайся, — кивнул Домар. — Все видели.
— Ох, да… — растерянно произнес Дейген. — Теперь от меня уж точно будут издали еще шарахаться…
— С какой это стати? — гневно подняла голову Ланна.
— Действительно, с какой это стати? — усмехнулся Домар. — Все, как есть, видели — ты вдруг пропал, как не было, а на площади явился Вечный Волк — тебя спас, коменданта загрыз, солдат околдовал… сам подумай, разве не для того и Волк, чтобы людей защищать?
— Быть не может, — одними губами ахнул Дейген.
— Еще как может, — подтвердил Домар. — Люди видят то, что хотят видеть, и верят в то, во что хотят верить. Дейген, ты же сам эти сказки собирал, сам легенды записывал — вот и припомни, что в них говорится. Припомни, как в них появляется Вечный Волк. Тот, кто приходит, чтобы спасти. Выходит из ниоткуда — и уходит в никуда.
— Так, значит…
— Значит, правильно ты в него не верил, — очень серьезно сказал Домар. — Потому что нету его. Это земля есть, которую надо отстоять. И люди есть, которых надо спасти. И сказки про Вечного Волка есть. А Волка нету. Потому что Вечный Волк — это всегда человек.
Алексей Мороз
Замок на песке
Научи себя быть светом там, где тьма,
Рекой беги по стонущим пескам…
Сергей Маврин. «Заклинание»
— Это бунт?
— Нет, сир, это революция.
Из разговора короля Франции Людовика XVI и герцога де Лианкура, 1789 г.
Море было спокойным. Для него не существовало времени, оно не отличало «сегодня» от «вчера» и «завтра». Волны тихо омывали белоснежный песок, невольно передавая ему часть своей силы…
1
Бесцветный тип с рыбьими глазами наклонился к уху канониссы и прошептал:
— Министр примет вас. Следуйте за мной.
Канониссе показалось, что тип испытывал извращенное удовольствие, упуская слова «господин» и «ваша светлость». В полном соответствии с требованиями Нового порядка. Впрочем, как-то реагировать на его обращение старая дама посчитала ниже своего достоинства. Она встала, расправила юбки и последовала за рыбьеглазым через заполненную посетителями приемную. Возмущенная горожанка в вульгарном наряде смерила ее недовольным взглядом, а вытянувший ноги в проход оборванец даже присвистнул вслед. Но канонисса не обратила на них никакого внимания. За полгода Нового порядка и не к такому привыкнешь! Нужно сосредоточиться на деле и надеяться, что все получится. Не зря говорят: времена меняются, а чиновники — нет.
Кабинет министра внутренних дел внушал доверие — все, как и прежде: старинная мебель Полуденной эпохи, на видном месте — портрет молодой королевы Марии-Изабеллы. А вот портрет принца-консорта, который должен висеть рядом, убрали. Не удивительно. Новая власть провозгласила предателями всех эмигрировавших аристократов, включая супруга королевы.
В отличие от предыдущих хозяев нынешний министр терялся в роскоши кабинета: сидящий за огромным столом человечек с торчащими усами неуловимо напоминал таракана. Особенно в форменном рыжем вицмундире. Что делать, именно тараканы теперь решают все.
— Светлого дня. — Небрежный книксен подчеркивал, что канонисса Альена Аркская, герцогиня в двенадцатом поколении и кузина покойного короля, выше по рангу, чем выбившийся из торгового сословия чиновник.
— Гражданка, — человечек прищурился, — декрет Национального Собрания отменил приветствие «Светлого дня».
Голос министра был похож на скрип несмазанной двери. В сочетании с невыразительными интонациями и привычкой говорить короткими, рублеными фразами это производило не самое приятное впечатление.
— Сожалею, господин Дюваль, — не дожидаясь приглашения, канонисса уселась в кресло для посетителей, гордо выпрямив спину, — в мои годы трудно менять привычки.
— «Гражданин» Дюваль, — подчеркнул человечек. — Или просто «министр».
Альена недовольно поджала губы. Ну ладно, чернь, почувствовавшая волю! Но почему этот таракан так цепляется за формальности? Ведь до того, как стать министром внутренних дел, Луи Дюваль столько лет прослужил в канцелярии министерства и считался правой рукой двух своих предшественников. Его принимали при дворе, он был вхож с докладами к королеве. Неужели и на него нельзя рассчитывать? Или зайти с другой стороны?
— Разрешите поздравить вас с назначением! Ее величество сделала правильный выбор.
— Благодарю. Но выбор был сделан Национальным Собранием. Королева лишь утвердила его, — проскрипел министр. — Давайте перейдем к делу. Изложите ваше прошение. Или позволите мне угадать?
В осведомленности министра Альена не сомневалась. По слухам, он знал все обо всех. Или почти все.
— Итак, — пробубнил таракан, покопавшись в своих бумагах, — декрет Национального Собрания от 20-го числа прошлого месяца. «Перевести береговую полосу аркского побережья из владений гражданки Арк в собственность Нации…»
— Ну, если это у вас называется «собственность Нации»! — Умение сдерживаться никогда не входило в список достоинств канониссы. — Прямо на песчаном берегу поставили караульные будки. Где могли, огородили берег цепями. Вы что, решили арестовать море?
— Нет, море арестовать нельзя, — спокойно возразил министр. — Но все морские берега и земли на границе должны принадлежать Нации. Поскольку враждебные державы объявили нам блокаду. И каждый клочок песчаного берега…
— Раз уж речь зашла об этом, — прервала его Альена, — хочу заметить: это не просто берег. Именно аркский белый песок изображен на гербе нашей страны! И жители нашей провинции всегда относились к аркскому побережью с уважением. Такова традиция. Поэтому их так насторожили окопавшиеся на берегу «защитники»!
Министр вслед за ней поднял глаза к потолку, где был нарисован государственный герб в виде песочных часов.
— Я понимаю. Белый песок — красивый символ, — проскрипел он. — Но речь идет о безопасности…
— И поэтому полупьяные головорезы готовы стрелять в каждого, кто выходит погулять по песку? — снова не сдержалась канонисса. — Хороша безопасность! Эти… — Она запнулась.
— Ополченцы, — уточнил Дюваль.
Спокойствие министра поражало и раздражало Альену. Она отбросила заготовленные аргументы и выплеснула то, что накопилось в душе:
— Скорее отщепенцы! Разве вы не видите? После страшного бунта в столице, когда разъяренная толпа подняла людей на пики, все словно сошли с ума. Даже у нас в провинции появились эти отряды самозванцев, которым позволено абсолютно все!
— Они выполняют решения Национального Собрания. — Дюваль был непоколебим.
— И поэтому арестовали трех моих лесничих, с которыми поссорились в кабаке? Дочь управляющего? Мальчишку из кухни?
— Несдержанных на язык, как и их госпожа, — пробормотал министр себе под нос, доставая из стопки очередную папку.
— Не имеет значения! Они — мои люди, и я забочусь о них. Так меня учили, — отчеканила Альена. — Поэтому я здесь.
— Что же, — Дюваль снова зарылся в бумагах, — судя по спискам арестованных, ваши слуги высказывали сомнения в Новом порядке, ругали Собрание, поддерживали запрещенный культ Света…
— Все это — просто слова, пусть и неосторожные. — Щеки канониссы пылали. — Однако их не осудили, не оставили в тюрьме провинции, а спешно перевезли в замок Тисен — в государственную тюрьму.
— Ага… — Министр нахмурился. — Пометка Уполномоченного представителя Национального Собрания: «Особое внимание». — Он немного помолчал и решительно захлопнул папку. — Вопрос о ваших слугах даже не обсуждается! Нация не позволит высказывать сомнение в Новом порядке. А ваши слуги будут сидеть в Тисене, пока Нация не решит, что с ними делать и какого наказания они заслуживают. Поймите, канонисса, — он понизил голос, — времена действительно изменились. Не смею вас больше задерживать!
Ей показалось или в голосе Дюваля прозвучало сочувствие? Но выяснить это не было возможности — министр тут же отвернулся от нее и принялся перебирать бумаги. Что же, к Свету ведут разные дороги. Альена резко встала, направилась к выходу и обернулась только у самой двери.
— До встречи, господин министр! — пообещала она.
2
Еженедельный доклад королеве был простой формальностью, но Дюваль ни разу не опоздал ни на одну аудиенцию. Для него это был своего рода ритуал, помогавший сохранять иллюзию, что ее величество обладает хоть какой-то властью. И он тоже… Пришлось покинуть заседание Национального Собрания во время дебатов. Естественно, не забыв поклониться графу… то есть уже гражданину Нуарону. Мол, что поделаешь, служба. Неофициальный лидер Собрания легким кивком выразил одобрение — теперь можно ехать!
Карета тряслась по булыжной мостовой Старого города, в то время как министр, осторожно отодвинув шторку, старательно подмечал изменения. Вот на углу улицы Равноденствия кто-то попытался сорвать доски с заколоченного храма. Значит, в тюрьме появятся новые постояльцы… На хлебном рынке становится все меньше торговцев. Ну не хотят они ехать в столицу! Если ничего не предпринять, начнется новый бунт. А министр финансов и торговли только и может, что заискивать перед Нуароном! Впрочем, для этого их всех и выбрали. «Послушный кабинет»!
Раздражение нарастало. Дюваль тяжело вздохнул и попытался взять себя в руки. Глупо переживать из-за того, что не можешь изменить!
В этот момент карета подъехала к королевской резиденции. Бездельничающие стражи, одетые по моде позапрошлого века, лениво подпирали тяжелые ворота, которые, казалось, никогда не закрывались. Дворец всегда был доступен для подданных и поэтому плохо защищен, но Мария-Изабелла упорно цеплялась за наследие предков и не желала выбрать резиденцию понадежнее.
В рабочем кабинете королевы не было. Расстроенный распорядитель королевского дня бормотал что-то про неожиданную гостью и затянувшуюся прогулку. Пришлось отправиться на поиски.
Когда-то роскошный сад выглядел запущенным: фонтаны отключены, газоны давно не стригли. Министр шел по песчаной дорожке к бассейну Трех Купальщиц — небольшому искусственному водоему, в центре которого возвышалась скульптура: три девицы в туниках. Именно оттуда доносился легкий смех и задорные голоса. Еще несколько шагов, обогнуть куст, подстриженный под льва, и… Дюваль замер как вкопанный.
Королева, окруженная стайкой придворных, при виде министра пробормотала что-то невнятное, но кокетливо-извиняющееся. Луи почтительно кивнул, ожидая подвоха: в толпе ярко наряженных бездельников, составлявших свиту королевы, выделялась знакомая фигура в черном шелковом платье.
Канонисса явно что-то задумала. Иначе зачем она выждала два дня, навестив племянницу именно в день его доклада?
— Ваше величество, — Альена окинула министра жестким взглядом и демонстративно отступила, — я не хотела бы мешать вашим делам.
— Ну что вы, тетушка, — замахала руками королева, — я давно вас не видела! Ваш приезд — это такая неожиданность. Вы сегодня же получите апартаменты во дворце. Сейчас много свободных!
Королева Мария-Изабелла, которой скоро исполнялось двадцать семь, не отличалась красотой, но обладала врожденным очарованием. Ее живость неизменно производила на собеседников приятное впечатление. Но, когда очарование проходило, самыми мягкими эпитетами в ее адрес были «недалекая» и «пустышка».
— Благодарю вас. — Альена склонила голову.
Луи непроизвольно усмехнулся. Канониссу можно было счесть довольно интересной, несмотря на то что она пережила не только первую, но и третью молодость. Но рядом с племянницей Альена казалась старухой.
— Позвольте же и мне преподнести вашему величеству небольшой подарок, — тщательно игнорируя министра, продолжила канонисса.
Повинуясь едва уловимому жесту, вышколенный лакей подал ей большую корзину, из которой тут же раздалось заливистое тявканье. Королева заглянула в корзину, подхватила на руки ее обитателя и принялась тормошить его. Это был щенок джестерьера: крупный, черный, с тремя аккуратными белыми пятнами в виде песочных часов — одно на груди и два по бокам.
— Это же Тоби… — удивленно протянула Мария-Изабелла. — Как в детстве. Как это может быть? Мне говорили, что такое сочетание пятен неповторимо!
— Как видите, ничего невозможного нет. — Глаза канониссы торжествующе блестели.
— Тогда я назову его Тоби Второй! — Королева гладила щенка, забыв обо всем на свете.
Министр поморщился. Мария-Изабелла порой вела себя как ребенок, и прошлый кабинет частенько пользовался этим в своих целях.
В этот момент Альена нарочитым жестом встряхнула корзину, и из-под лежавшей на дне подушки выпал пожелтевший листок бумаги.
— А что это такое? — Королева спустила щенка на землю.
— Памфлеты, — не моргнув глазом отозвалась старая авантюристка, заставив министра похолодеть. — Вся подборка за десять лет правления вашего величества. Подобная литература годится только как подстилка для собак. Но говорят, Национальное Собрание собирается ее переиздать, правда, господин министр?
В воздухе повисло молчание. Даже обычно не замолкающие фрейлины притихли и с испугом смотрели на старуху. Министр непроизвольно сжал кулаки. Что же, неплохой удар!
— Я сказала что-то не то? — Удивление в голосе канониссы казалось неподдельным. — Разве господин Дюваль, будучи советником и отвечая за благочестие народа, не докладывал ее величеству о пасквилях, которые распространяют о ней?
— Ваше величество… — осторожно начал министр.
— Я хочу это прочитать! — перебила королева.
— Но…
— Может, вы прочитаете нам вслух? Нет? Тогда мы сами!
Когда Мария-Изабелла говорила о себе во множественном числе, спорить было бесполезно. Королева пробежалась по листку взглядом, швырнула его на землю и вытащила из корзины другой. Затем настала очередь третьего, четвертого…
— Как же так? — чуть слышно бормотала она. — Мы с друзьями просто ездили встречать рассвет. С нами был мой муж, принц-консорт! А они описали это как какую-то оргию!.. Постройка загородного дворца разорила страну?! Это же просто ферма, там все так скромно… А это что за песенка? «Восемь-двадцать»? «Каждый вечер в восемь-двадцать…» Оказывается, я даже установила специальные часы для приема любовников!
Придворные молчали.
— За что? — еле слышно прошептала королева. — За что они меня так ненавидят? И поэтому они взбунтовались? Поэтому они пошли за Национальным Собранием? Они же меня совершенно не знают.
— Ваше величество, — наконец-то набрался смелости Дюваль. Королева даже не шелохнулась, зато глаза канониссы метали молнии. — Признаю, я старательно оберегал вас от этих пасквилей. Кабинет решил, что не стоит вас расстраивать. Что все не так страшно…
— Да, кабинет решил закрыть на это глаза. А у вас не было собственного мнения? — прошипела канонисса. — Вы не понимали, к чему это может привести?
Дюваль опустил голову.
— Вы даже не попытались остановить поток клеветы, — не унималась Альена, — и сами рубили сук, на котором сидите. Народ потерял уважение к власти. И в конце концов взбунтовался!
— Он взбунтовался не из-за пасквилей, — не сдержался Дюваль.
— Прошу прощения, — чуть повысила голос королева, наморщив лоб. — Господин министр, мы не готовы выслушать ваш доклад. Отложим его до следующего раза. Кстати, тетушка говорила, что у нее к вам просьба. Извольте исполнить ее. Тоби, ко мне!
Свита поспешила вслед за королевой. Подолы юбок и шлейфы из дорогих тканей зашуршали по садовым дорожкам. Министр остался наедине с канониссой. Дюваль присел на край бассейна и принялся тщательно рыхлить песок носком туфли, стараясь не встречаться взглядом с Альеной. Но это не помогло. Казалось, даже одна из Купальщиц поглядывает на него с укором. И эта туда же! Можно подумать, он сам не знает своих ошибок.
— Что же вы молчите? — Терпения канониссе явно не хватало.
А ведь вы недовольны, ваша светлость! Надеялись, что королева подаст вам ваших людей на блюдечке? Или захотелось просто, по-женски, ударить побольней?
— Зря вы это сделали, — пробурчал он и постарался успокоиться. — Ваши разоблачения ни к чему не приведут. Ее величество быстро забывает то, что хочет забыть.
— Знаю, — пожала плечами Альена. — Я просто пыталась достучаться до вас.
— Допустим, — кивнул Дюваль, — и что?
— Прикажите освободить моих людей!
Носок туфли заработал с новой силой.
— Не могу… — наконец ему удалось выдавить это из себя. — Ваша просьба невыполнима. Даже если бы я и хотел. — Он поднял взгляд на канониссу.
— Но разве государственная тюрьма не под вашим началом?
— Нет, — скривился он. — Это раньше на приказе об аресте без суда или об освобождении требовалась подпись монарха или министра. Собрание горячо осудило подобную практику. Единогласно отменило ее. И так же единогласно присвоило такое право исключительно себе. Арест проводят ополченцы. Комендант замка Тисен подотчетен только Собранию. Точнее, бывшему графу Нуарону и его клике.
— Все решают другие, а вас просто ставят в известность?
Как ни странно, в голосе старухи прозвучало нечто похожее на сочувствие.
— Примерно так, — мрачно подтвердил Дюваль. — Конечно, мне оставили разные мелочи и грязную работу. Но если провинциальные Уполномоченные дают указание перевести кого-то в Тисен, у меня связаны руки.
— Но что нужно этой клике?
— Все просто. — Министр поглядел на канониссу как на ребенка. — Безопасность и безнаказанность. Нуарон и его прихлебатели понемногу захватывают власть. И любое слово, сказанное против них, воспринимают как искру на пороховой бочке. Ведь народ уже почувствовал вкус бунта. Но преследовать недовольных по закону они не могут. Пока не могут… Им нужен прецедент! После чего хлынет море крови! Вот поэтому они и собирают в Тисене бывших служителей Света, дворян и их слуг. Тех, кого можно привлечь не просто за неосторожность, а за заговор против Нового порядка. Или тех, из кого можно вытянуть нужные показания против оставшихся в стране аристократов. Так что уезжайте в ваши забытые Светом пески и забудьте об арестованных! Вы ничем не сможете им помочь. Они обречены. Не сейчас, так через какое-то время. И постарайтесь сами не стать жертвой. Это все, что мы можем.
Министр отвернулся, намекая, что разговор окончен, но упрямая старуха никак не унималась.
— Вы меня почти убедили! — процедила она. — Почему же вы не можете убедить Собрание не делать этого? Ведь не все же там такие… людоеды!
— Не все, но…
— Так почему?
Как же она невыносима!
— Я… не оратор.
Канонисса недоуменно молчала.
— Да вы посмотрите на меня! У меня очень слабое горло и скрипучий голос. А внешность… Я сам знаю, на кого похож в этом мундире! Меня не слушают. И не услышат!
— Вам нужно найти подходящего человека… — протянула канонисса, словно ей на ум пришла какая-то идея.
— И вбить ему в голову мои мысли! — раздраженно прервал ее министр. — Только как найти дурака, который будет повторять за мной каждое слово?
— С помощью колдовства!
Первым на министра нахлынуло недоумение. Затем сомнение в том, что он правильно расслышал. И, наконец, облегчение — все в порядке, Альена просто сошла с ума!
Последняя представительница герцогского рода с юных лет слыла сумасбродкой. Сначала она шокировала двор умением говорить правду в лицо. Затем по очереди отказала дюжине женихов, всякий раз выдвигая новый предлог, один изобретательнее другого. Только последнему претенденту Альена честно объяснила, что ценит свою независимость и не готова отдать кому-то вместе с рукой герцогскую корону и право контролировать ее жизнь. Когда стало ясно, что кузина так и не выйдет замуж, король добился для нее звания канониссы, которое обычно носили служительницы Света. Однако свой новый статус Альена проигнорировала. Пренебрегая правилами поведения духовных особ, она вела светский образ жизни, брала уроки скульптуры у заезжего маэстро и уроки анатомии у лейб-медика. Говорят, что в промежутках между уроками Альена успела закрутить еще пару романов, однако эту сторону своей жизни она тщательно скрывала от посторонних глаз. Так что репутация канониссы была почти безупречной. В конце концов двор смирился с ее независимостью. И тут, неожиданно для всех, Альена покинула столицу и затворилась в фамильном замке почти на два десятка лет. Теперь-то он понял почему. Недаром говорят, что безумие — это бич древних родов.
— Понимаю, вы мне не верите. — Канонисса прищурилась и действительно стала похожей на ведьму. — Что вы знаете о моем предке, первом герцоге Аркском?
— Ну… — С сумасшедшими лучше не спорить. — По легенде, герцог был колдуном, который сумел возвести своего старшего брата на престол. Говорили, что он мог подчинять себе людей, изготавливать големов… — Министр запнулся. — Вы хотите сказать, что…
Альена кивнула, и Дювалю показалось, что земля уходит у него из-под ног.
— Это просто смешно! — неуверенно пробормотал он. — Голем. Глиняный болван.
— Все зависит от мастерства скульптора, — спокойно поправила его канонисса. — А для оживления статуй герцог использовал белый песок с аркских пляжей. Да-да, тот самый!.. Мой род тщательно хранил эту тайну, но никто не рискнул повторить опыт предка.
— Интересно, почему? — осторожно уточнил министр.
— Песку нужна жертва. Тому, кто даст свою кровь, песок подарит полную власть над големом. А в соответствии с учением Отцов Света, кровавая жертва — это темная магия. Но, поскольку ваше Собрание отменило веру в Свет, — усмехнулась канонисса, — я наконец решила попробовать.
— Это какое-то шарлатанство, — нахмурился министр.
— Нет, — возразила Альена, — дайте мне только время, чтобы слепить подходящую скульптуру.
— И сколько вам нужно?
— Примерно две-три недели. Мой наставник в поисках вдохновения мог потратить на статую и несколько лет. Увы, я никогда не обладала терпением. Так что, скажем, после дня рождения королевы… Впрочем, кое-что я могу показать вам и сейчас.
— Как? — Больше Дюваль не смог выдавить ни слова.
— А где, по-вашему, я нашла Тоби Второго? — Похоже, Альена искренне верила в то, что говорила. — Это голем.
— Вздор! — попытался возразить Луи. — Обычный щенок. Вон как он бегает…
— Да, а с каким аппетитом он ест! — усмехнулась канонисса. — И все прочее… Никто и не догадается. Песок наделяет статую инстинктами и даже примитивным животным разумом. Вполне достаточно для собаки. Да и какой толк от голема, если он и шагу без меня не сделает?! Но я в любой момент могу взять Тоби под контроль. Стоит мне пожелать, он выполнит любую команду, которую я мысленно отдам ему. А я увижу и услышу все, что видит и слышит он. Вот, хотите, сейчас Тоби вырвет у одной из фрейлин хлыст, принесет его сюда и вложит вам в руку? В левую. Хотите? — Альена сжала в руке бархатный мешочек, висевший у нее на запястье. — Может, тогда вы мне поверите?
Министр ничего не ответил. Он просто сидел на краю бассейна, пока в его левую руку не ткнулся холодный собачий нос.
3
Торжества по случаю дня рождения Марии-Изабеллы были в самом разгаре. Дворец сиял огнями. Канонисса медленно шла по анфиладе пышно украшенных залов, на ходу кивая немногочисленным знакомым. Толпа гостей почтительно расступалась и тут же смыкалась за спиной.
Какая скука! Альена с трудом прятала раздражение под светской улыбкой, в особых случаях прибегая к помощи веера. За прошедшие двадцать лет при дворе мало что изменилось, разве что мода. Да и та стала просто нелепой — эти фалды «ласточкины хвосты», эти прически-башни. А в остальном… Те же беззаботные лица, глупый смех и пустые разговоры! И ради этого ей пришлось покинуть студию в разгар работы! Увы, не прийти на день рождения племянницы — просто невежливо. Тем более если гостишь у нее.
— В Мраморном зале на специальных подставках разместили вазы с живыми цветами и зеленью. Получились целые изгороди в человеческий рост! А в Солнечной галерее накрыли столы с закусками, — звучал за спиной уже до смерти надоевший бас. Альена вздохнула. Толстяк — распорядитель королевского дня с первой минуты знакомства проникся к ней симпатией. Бедняга вообразил, что нашел союзника, который поможет ему призвать взбалмошную Марию-Изабеллу к порядку. И теперь стремился во всем угодить Альене, одновременно подчеркивая собственную значимость. Вот и сегодня он битый час расписывал перед ней план предстоящего праздника.
— Замечательно! — в который раз похвалила его канонисса.
— К сожалению, гостей сегодня не так много, как в былые времена, — вздохнул распорядитель и тут же возмущенно крякнул.
На пути у них возникла неожиданная преграда — какой-то офицер застыл в дверном проеме между двумя залами, увлеченный разговором с дамой. Если, конечно, нашептывание на ухо, сальные улыбки и смешки можно назвать разговором!
Альена легонько постучала веером по спине офицера. Тот, ничуть не смутившись, посторонился, отвесил ей преувеличенно низкий поклон и хитро прищурился.
Канонисса, не говоря ни слова, проследовала дальше, старательно прячась за веером. Да, это вам не придворный хлыщ! Такие мужчины могут одним взглядом заставить почувствовать себя женщиной. Увы, времена нынче не те! Двадцать лет назад она бы не прошла мимо такого кавалера. А тридцать или сорок лет назад — кавалер не упустил бы ее.
— Некоторых я бы и на порог не пускал… — проворчал распорядитель. Негромко, чтобы офицер его не услышал. — Увы, людей, верных ее величеству, становится все меньше. Вот и пришлось звать… всяких Фаваров.
Знакомое имя! Даже слишком хорошо знакомое.
— Так это нынешний маркиз Фавар? — Альена повернулась к толстяку.
Читать бесплатно другие книги:
