Джонни и бомба Пратчетт Терри

– Простите, сержант?

– Мой папаша рассказывал. Японки. Ножки у них совсем крошечные, он говорил. Так может, у них и ручки тоже очень маленькие? Я просто подумал, – попытался развить свою мысль сержант, – может, маленькими ручками удобно делать маленькие вещицы? Ну, знаете, вроде корабликов в бутылках?

Капитан убрал миниатюрный приемник обратно в коробку с вещдоками.

– Я видел, как это делается, – продолжал сержант, который по-прежнему жаждал помочь следствию. – Берете бутылку и много очень тонких ниток…

– Одно могу сказать точно: этот парень – лучший актер, что я когда-либо видел, – заявил капитан. – Посмотришь на него – тупица, и ничего больше. Но его вещи… Не знаю, что и думать. Все это очень… странно.

– Мы всех наших людей бросили на его поиски. И позвонили в часть, что стоит в Западном Андертоне, их человек уже едет. Мы сцапаем этого парнишку в два счета.

Капитан закрыл коробку с уликами и оклеил ее скотчем.

– Необходимо поместить это в надежно охраняемое место.

– Что ж, можно оставить в участке, я присмотрю…

– Нет. Это должно быть по-настоящему надежное место.

– У нас есть свободная камера. Вернее, сейчас она занята, но скоро освободится.

– Еще более надежное.

Сержант почесал в затылке.

– Тогда остается только шкаф для хранения находок. Но он сейчас забит всякими нужными вещами…

– Шкаф для находок! У вас что, нет сейфа?

– Нет.

– А что вы будете делать, если в сточной канаве обнаружатся сокровища короны?

– Положим их в шкаф находок, – с готовностью ответил сержант. – А потом позвоним королю. Если, конечно, на находках будет значиться его имя. Слушайте, в этом шкафу добротная крепкая дверь, а ключ только один, и он всегда при мне.

– Ладно. Уберите из вашего шкафа все, что там валяется, и сложите в свободную камеру. А это заприте в шкафу, – приказал капитан.

– Главному инспектору это не понравится. Находки – это очень важно.

– Скажите ему, что он может пойти на сотрудничество сейчас, к взаимному нашему удовольствию, или через две минуты, когда ему позвонит начальник полиции. – Капитан положил руку на телефонную трубку. – Как по-вашему, что он выберет?

Сержант встревожился.

– Вы серьезно, сэр?

– О да.

– А эти улики – они не рванут?

– Не могу сказать. Скорее нет, чем да.

Пять минут спустя сержант уже шел к камерам, отягощенный содержимым шкафа для находок и фальшивым выражением лица. Добравшись до нужной двери, он сгрузил находки на скамью в коридоре, выудил из кармана ключи и, повозившись с замком, отодвинул в сторону решетку камеры.

– Ну как, голубушка, все хорошо?

– Это ты так думаешь. Скажи ему о синих чернилах! Парень-то, похоже, лихач, верно, мистер Шедуэлл?

– Да-да. – Сержант открыл дверь.

Старая леди сидела на топчане. Она была такая низенькая, что не доставала ногами до пола. А на коленях у нее устроился кот. Завидев сержанта, кот зарычал. Это был низкий горловой рык, который прозрачно намекал, что любая попытка тронуть кота или согнать его с насиженного места будет пресечена когтями.

Сержант давно устал ломать голову над тем, каким образом кот попадает в камеру. Это происходило всякий раз. В окно он пролезть не мог, войти через дверь – тем более, и вот поди ж ты: когда старая леди ночевала в камере, наутро кот неизменно оказывался при ней.

– Позавтракали уже, да?

– Десница тысячелетия и моллюск! – радостно отрапортовала миссис Тахион.

– Вот и хорошо. Тогда пойдемте со мной. Погода нынче чудесная.

– Забери меня, Скотти!

Миссис Тахион встала и покорно пошаркала вслед за сержантом. Полицейский печально покачал головой.

Они вышли во двор, где, заботливо укрытая куском брезента (опять же сержант постарался), стояла проволочная тележка, доверху нагруженная пакетами.

– Никто ничего не стибрил? – спросила миссис Тахион.

Вот так с ней всегда, подумал сержант. Безумна, как Шляпник, но порой как скажет… будто в мотке сахарной ваты натыкаешься на бритвенное лезвие.

Он улыбнулся и как мог ласково заверил старуху:

– Ей-богу, милая, ее никто и пальцем не тронул.

– Один-ноль в нашу пользу! – заявила миссис Тахион. – Шляподарю.

Сержант наклонился и вытащил из-под тележки пару ботинок.

– Это боты моей мамы. Она собиралась их выбросить, но я сказал, что кожа тут добротная, их вполне еще можно носить…

Миссис Тахион молниеносным движением выхватила подарок у него из рук. Через мгновение ботинки без следа исчезли под грудой пакетов.

– Маленький шаг для человека!

– Да, они шестого размера, – кивнул сержант.

– Ах, Бисто! Жизнь прекрасна, если никто не вставляет палки в колеса, но мост навести необходимо!

Сержант посмотрел на тележку.

– И где вы только все это берете, а? Из чего эти мешки, голубушка? С виду похоже на резину.

– Буль-буль-буу! – отвечала миссис Тахион. – Я им говорила, да чайника никто не слушает! Блеск!

Сержант выудил из кармана шестипенсовик.

– Вот. Выпейте чаю, скушайте булочку.

– Шляподарю. Это ты так думаешь! – сказала старая леди, взяв монетку.

– Не стоит благодарности.

Сержант зашагал обратно в участок.

Он привык к миссис Тахион. Иногда холодными вечерами дежурный слышал звон молочной бутылки, которая с размаху разбивалась о крыльцо. Формально это было правонарушение, и оно означало, что миссис Тахион хочет провести ночь в тепле.

Хотя такое случалось не всякой холодной ночью. Загадка, да и только. В прошлую зиму довольно долго держались суровые морозы и в участке уже начали беспокоиться. Но в один прекрасный день, ко всеобщему облегчению, снова раздались звон стекла и крики: «А я им говорила! Это ты так думаешь!» Миссис Тахион то появлялась, то исчезала, и никто не знал, откуда она приходит и куда уходит.

«Забери меня, Скотти!» Да, безумна, как Шляпник, безумна, как Шляпник…

И все же… Вот странно: стоит дать что-нибудь миссис Тахион, потом неизменно возникает чувство, будто она сделала тебе одолжение, приняв подарок.

За спиной сержанта раздался скрип тележки, потом вдруг резко наступила тишина – как отрезало.

Он обернулся. Миссис Тахион с тележкой исчезли.

Джонни всем своим существом ощущал Парадайз-стрит. Она – здесь. И все происходит – здесь, тут, на этом самом месте. Не где-нибудь в далекой-далекой стране, где все названия чудные, где иностранцы с густыми усами скандируют лозунги.

Здесь. Здесь, где публичные библиотеки, и пешеходные «зебры», и ставки в футболе.

Бомбы пробьют крыши и перекрытия до самых подвалов, и мир окрасится ослепительно-белым.

И это произойдет, потому что Ноу Йоу говорит, что это уже произошло. Беда неотвратимо надвигается, и он, Джонни, никак не может этому помешать. Потому что если ему удастся помешать, тогда почему он сейчас знает, что на Парадайз-стрит произошло то, что произошло?

Может быть, миссис Тахион собирает время, как другие собирают марки. Джонни не мог толком объяснить словами, но чувствовал, что время – это не просто та штука, которую отмеряют часы и календари, что оно живет и в головах людей тоже. Ничего удивительного, что она чокнутая: если думать о времени в подобной манере, запросто свихнешься.

– Эй, с тобой все в порядке? – донесся из далекого далека чей-то голос.

И произошло чудо. Развалины вновь превратились в чистенькие домики, вспыхнул свет, мяч со стуком ударился о нарисованные футбольные ворота – гол.

Керсти махала ладонью перед носом Джонни:

– Ты здоров?

– Я просто… задумался.

– Терпеть не могу, когда ты вот так отрубаешься.

– Извини. – Джонни встал. – Мы не случайно попали именно в этот день, – сказал он. – Я много думал о том, что случится сегодня вечером, и нас занесло сюда. Не знаю почему. Но мы должны что-то сделать, даже если на самом деле мы ничего сделать не можем. Так что я сейчас…

Из-за угла вывернул велосипед. Он так отчаянно подпрыгивал на булыжниках, что силуэт его наездника казался немного расплывчатым. Велосипед остановился прямо перед Джонни, Керсти и Ноу Йоу.

Они уставились на велосипедиста. Он трясся так, что хотелось навести резкость.

– Бигмак?

– Я-я-я-я-аааааааа… – отстучал зубами Бигмак.

– Сколько пальцев я показываю? – спросила Керсти.

– Д-д-д-д-д-девятнадцать? Спрячьте велик!

– Почему? – спросила Керсти.

– Я ничего не сделал!

– А-а, – понимающе протянул Ноу Йоу. – Опять, да?

Он взял велосипед и закатил его в густые, покрытые черным налетом сажи кусты.

– Что опять? – не поняла Керсти.

– Бигмак всегда ничего не делает, – пояснил Джонни.

– Верно, – авторитетно подтвердил Ноу Йоу. – Во всем мире не сыскать второго человека, который бы столько раз попадал в неприятности из-за того, что ничего не сделал там, где он не был, и вообще совершенно ни при чем.

– В-в-в меня с-с-с-стреляли!

– Ух ты! – присвистнул Ноу Йоу. – На этот раз ты, должно быть, не сделал что-то по-настоящему серьезное!

– М-м-машина! – выдавил Бигмак.

Сирена, которую Джонни слышал раньше, взвыла снова, где-то на параллельной улице.

– П-п-полицейская машина! – сказал Бигмак. – Я хотел уйти от них по проезду Гарольда Вильсона, а там нет никакого проезда! А один из них в меня стрелял! Из настоящей пушки! Подлость, солдаты не должны стрелять в людей!

Джонни затащил трясущегося Бигмака в жуткие заросли закопченных кустов. Керсти пожертвовала свой плащ, чтоб только Бигмак прекратил дрожать.

– Все, с меня хватит! – хныкал Бигмак. – Хватит, слышите! Завязываем, ладно? Я хочу домой!

– Я думаю, мы должны попытаться предупредить людей, – сказал Джонни. – Может, кто-то и прислушается.

– А если тебя спросят, откуда ты знаешь, ты ответишь, что прибыл из девяносто шестого года, да?

– Может быть, стоит попробовать… ну… написать записку, что ли, – неуверенно предложил Ноу Йоу. – И бросить кому-нибудь в почтовый ящик.

– Да? И что мы там напишем? – поинтересовалась Керсти. – «Идите погуляйте где-нибудь подальше»? Или «Наденьте очень-очень прочную шляпу»? – Она увидела, какое у Джонни сделалось лицо, и умолкла. – Извини. Я не хотела…

– Холодец! – вдруг воскликнул Ноу Йоу.

Все посмотрели туда, куда он показывал.

По улице действительно пылил Холодец.

Перейти на бег было для Холодца нелегко, но уж если ему это удавалось, еще труднее для него было остановиться. Было что-то неотвратимое в его приближении.

Он заметил друзей и изменил курс.

– Хорошо, что я вас нашел! – пропыхтел он. – Давайте убираться отсюда. Ко мне еще на холме привязался один пацан и никак не отстает. И всю дорогу кричал, что я шпион.

– Он в тебя стрелял? – спросил Бигмак.

– Он кидался камнями!

– Ха, а в меня стреляли! – похвастался Бигмак.

– Так, все собрались, – вмешалась Керсти. – Отлично. Пора возвращаться.

– Ты же знаешь, что я не знаю как! – сказал Джонни.

Мешки смирно лежали в тележке. К ее проволочному передку была прикреплена табличка: «Сеть универсамов Теско». «Наверное, мистер Теско сейчас держит маленькую бакалейную лавочку, – ни к селу ни к городу подумал Джонни. – Или вообще еще не родился на свет».

– Эта штука слушается мысленных команд, – заявила Керсти. – Иначе и быть не может. Ты отправляешься в то время, в какое хочешь.

– Чепуха, – сказал Ноу Йоу. – Волшебством попахивает.

Джонни снова уставился на тележку.

– Я… попытаюсь, – сказал он.

По параллельной улице, всего в одном квартале от часовни, проехала полицейская машина.

– Только давайте куда-нибудь спрячемся, – предложил Ноу Йоу.

– Вот-вот, – горячо поддержал его Бигмак.

Часовню огибала тропинка, такая же закопченная, как кусты и деревья. Она вывела их на задворки церквушки, где стоял мусорный бак с охапкой сухих цветов. И еще там была маленькая зеленая дверь. Она легко отворилась.

– В те… в эти времена церкви не запирали, – сказал Ноу Йоу.

– Но там же куча всякого ценного барахла вроде серебряных подсвечников, верно? – оживился Бигмак. – Кто угодно мог запросто войти и стибрить их.

– Не смей, – сказал Джонни.

Кое-как они втащили тележку в комнату за алтарем. На грубо сколоченном столе стоял электрический чайник, тут же лежали несколько потрепанных сборников церковных гимнов. Больше в комнатушке ничего не оказалось – разве что запах: запах старой вышивки, полироли для мебели и того особого спертого воздуха, который принято называть духом благочестия. И никаких признаков серебряных подсвечников.

– Бигмак! Кончай рыться в буфете, – строго сказал Ноу Йоу.

– Я только смотрел…

Джонни уставился на полиэтиленовые мешки. Ладно, будем считать, что они и впрямь набиты временем. Хотя мысль бредовая. Ведь, кроме всего прочего, это не такие уж и большие пакеты. Но, с другой стороны, кто знает, сколько места занимает время? Может, оно хранится там в сжатом виде… или свернуто в трубочку…

Неужели миссис Тахион и вправду коллекционирует время, как другие старушки коллекционируют бусы?

Бред.

И все же…

В часовне уже некоторое время раздавалось басовитое урчание. Позор восседал на тележке и довольно мурлыкал.

Джонни осторожно взял в руки один из пакетов – за то место, где полиэтилен был перетянут веревочкой. Пакет был теплый, и Джонни готов был поклясться, что он слегка шевелится.

– А вдруг ничего не получится? – сказал Джонни.

– Может, нам всем надо держаться за тележку? – предположил Ноу Йоу.

– Не стоит, наверное. Да не знаю я! Слушайте, может, не надо, а? Я ведь правда понятия не имею, что делаю!

– Да, но ты никогда толком не знаешь, что делаешь, разве не так? – возразила Керсти.

– Верно, – поддержал ее Ноу Йоу. – Значит, у тебя большой опыт.

Джонни закрыл глаза и стал напряженно думать о… 1996 годе.

«Это не время, – словно бы шепнул ему кто-то. – Это место».

Это – там, где модель шаттла висит под потолком на единственном обрывке красной шерстяной нитки, потому что леска у тебя закончилась. На пластмассовых стыках видны потеки клея, потому что ты никогда ничего не можешь сделать как следует.

Это – там, где мама курит сигарету за сигаретой, отрешенно глядя в окно.

Это – там, где дедушка днями напролет смотрит телевизор.

Это – место, где ты хочешь быть.

У Джонни голова пошла кругом от напряжения, мысли стали путаться. Он думал об обоях с Паровозиком Томасом и лампе с Телепузиками, пока ему не начало чудиться, что он чует их запах. Он слышал, как звучит то место на стене, где дедушка не состыковал рисунок обоев и получился гибрид Томаса и Джеймса. Комната, словно путеводный маяк, висела перед его внутренним взором.

Джонни открыл глаза. Образы места, куда он хотел попасть, не исчезли. Керсти, Бигмак, Ноу Йоу и Холодец казались привидениями. Они напряженно смотрели на него.

Джонни чуть-чуть распустил веревку на мешке времени.

Холодец огляделся по сторонам. Сглотнул. Робко окликнул: «Эй…» Потом, просто на всякий случай, заглянул под стол.

– Э… народ? Джонни! Бигмак! Ноу Йоу!.. – Он снова напряженно вздохнул, но все же нашел в себе силы посмотреть в глаза действительности (бывают в жизни минуты, когда это неизбежно) и отважно добавил: – Керсти!

Ему никто не ответил. Не было вокруг никого.

Холодец остался один на один с электрочайником.

– Эй, я ведь даже держался за тележку! Ой-ой, я тут застрял! Очень смешно, ха-ха-ха, пошутили – и будет, хорошо? Ребята! Джонни! Меня забыли! Хватит, а? Ладно, признаю, вы меня напугали! Шутка удалась, ха-ха! А теперь хватит, ладно? Ну пожалуйста!

Он приоткрыл дверь и выглянул во двор.

– Вы мне голову морочите, как всегда! Но меня не проведешь! – прохныкал он.

Холодец вернулся в часовню и сел, сложив руки на коленях.

Так он и сидел какое-то время, потом выудил из кармана неряшливый носовой платок и высморкался. Холодец уже хотел его выбросить, как его осенило: вполне возможно, в 1941 году это единственный бумажный носовой платок в мире.

– Эй, думаете, я не вижу вас? Хватит прятаться! – крикнул он без особой надежды. – Сидите там и думаете, когда бы лучше выпрыгнуть! Знаю я вас. Только у вас ничего не вышло, видите? Я не испугался! Слушайте, ребята, давайте-ка отправимся домой и съедим по бургеру, а? Правда я здорово придумал? Я вам больше скажу: у меня тут заначка в кармане завалялась и я не прочь ее прокутить! Или можно взять в китайском ресторане еду навынос…

Холодец осекся и потрясенно уставился в пространство. В точности как человек, который только что понял, что в этом мире днем с огнем не найти чипсов. Или бургеров, если на то пошло. И вполне возможно, единственная еда здесь – это мясо, рыба и тому подобная ерунда.

– Ну ладно, хватит, можете выходить.

С подоконника взлетела муха и принялась с тупым усердием биться о стекло.

– Слушайте, это уже н-не… не смешно.

За спиной произошло какое-то неуловимое шевеление воздуха, и у Холодца появилось стойкое ощущение, что там, где только что никого не было, теперь кто-то есть.

Холодец медленно обернулся. По лицу его расплылась широченная ухмылка облегчения.

– Ха, готов поспорить, вы-то думали, что я тут… Что?!

Секция гимнастики «Будь в форме» для тех, кому за пятьдесят, дружно пыхтела. Тренер давно уже поняла: бессмысленно ждать от подопечных, что они будут успевать за ней. Пускай уж пожилые физкультурники выполняют упражнения в рамках своих возможностей, и, может быть, никто не скончается в процессе.

– И-и – наклонились! Два, три! Как можно ниже, мисс Виндекс! И-и – шаг, и-и – два, и-и… Что?!

Она удивленно заморгала.

Джонни огляделся по сторонам.

После десяти минут аэробики престарелые желающие быть в форме не отличались особой наблюдательностью. Двое из них даже подвинулись, чтобы дать место новоприбывшим.

Тренер пребывала в растерянности. Ее с детства учили, что в здоровом теле – здоровый дух. В том, что тело у нее здоровое, она не сомневалась. Следовательно, рассуждала она, совершенно невозможно, чтобы несколько подростков и нагруженная с горой магазинная тележка вдруг взяли и появились из ничего в дальнем конце помещения бывшей часовни. Из чего, в свою очередь, следует, что они каким-то образом вошли. Правда, двери там никакой нет, но люди же не конденсируются из воздуха!

– Где мы? – тихо спросила Керсти.

– На том же месте, – шепотом ответил Ноу Йоу. – Но в другом времени.

К тому времени даже некоторые из самых медлительных поклонников фитнеса закончили упражнение. Почти вся секция с интересом таращилась на новоприбывших.

– Скажите же что-нибудь! – прошипела Керсти. – На нас все смотрят!

– Э… Это кружок керамики? – подал голос Джонни.

– Что? – переспросила тренер.

– Мы ищем кружок керамики для начинающих.

Идея была отчаянная, но могло и получиться. Дело в том, что чуть ли не каждое муниципальное помещение в Сплинбери имело предельно плотное расписание занятий различных кружков и секций, где люди предавались причудливым хобби или усердно штудировали русский.

В глазах тренера засветилось облегчение. Она вцепилась в знакомое словосочетание, как певец в микрофон.

– Керамика – по четвергам. В помещении Красного Креста, – сказала она.

– Правда? Черт. Вечно мы все путаем.

– Значит, зря мы притащили сюда столько глины, – подхватил Ноу Йоу. – Правда, Бигмак?

– Не смотри на меня так! В меня стреляли!

– Э… да. В «Керамике для начинающих» жуткие порядки, – сказал Джонни. – Пойдем, ребята.

Все схватились за ручку тележки. Физкультурники в спортивных костюмах вежливо посторонились. Тележка скрипуче проехала через зал бывшей церкви, прогромыхала по крыльцу и вывалилась в мокрый двор.

Джонни толкнул дверь. Прежде чем она закрылась, до него донеслось:

– Итак… И-и – наклон, и-и – потянулись, и-и – пыхтим, и-и – наклон…

Он только покачал головой. С ума сойти, как легко заставить людей поверить, что ничего необычного не произошло. Десятиногие инопланетяне вполне могли бы сойти в Сплинбери за своих, если бы догадались спросить дорогу на почту и пожаловаться на погоду. Люди имеют обыкновение в упор не замечать того, что, по уверениям так называемого здравого смысла, невозможно.

– Что-то не так. Зуб даю, – сказал Бигмак.

– Э… – высказался Ноу Йоу.

– Нет, это определенно девяностые годы, – заявила Керсти. – Это единственный исторический период, когда за ношение фиолетово-зеленого спортивного костюма не сжигали на костре. Разве я не права?

Прямо по курсу маячила грузная громада спортцентра. Пять минут назад, думал Джонни, пять моих минут назад там была просто улица. Голова кругом идет.

– Э… – повторил Ноу Йоу.

– В меня стреляли! – заладил свое Бигмак. – Настоящей пулей! Я слышал, как она попала в настоящую стену!

– Э… – сказал Ноу Йоу.

– Да что с тобой такое? – повернулась к нему Керсти.

– Э… а где Холодец?

Все огляделись.

– О нет… – застонал Джонни.

У них наблюдался острый дефицит Холодца.

– Эй, я обратно не сунусь! – Бигмак попятился. – Меня там пристрелят!

– А может, он опять… заблудился? – предположила Керсти.