Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности» Корчевский Юрий

Лязгин прервал похвальбу купца.

– Аполлинарий Васильевич, вы бы к делу поближе.

– Да-да, – зачастил купец, – так я о деле. Дочь у меня пропала, вчера пропала. Я утром в свои торговые ряды направился, возвращаюсь вечером, а её дома нет. Жена Пелагея слезами обливается, сказывает – дочь к подружке ушла и не вернулась. Жена уже к той подружке сходила, так её там, оказывается, не было! И к ночи не вернулась.

– Раньше бывало так? – включился в разговор Андрей.

– Как можно? Я дочерей правильно воспитываю, никогда такого не было. Вот я и думаю – беда с ней приключилась, искать надо.

– Вот что, Аполлинарий Васильевич! Андрей Михайлович – розыскник опытный, он и будет заниматься вашей бедой. А у меня, извините, дела.

Андрей намёк понял – встал и направился к выходу. За ним вышел из кабинета Лязгина купец. В коридоре Андрей задержался, поджидая купца.

– Пойдёмте к вам домой: с женой поговорить надо да комнату дочери осмотреть.

– Это ещё зачем – комнату-то? – не понял купец.

– Положено так, – отрезал Андрей. Объяснять что-либо подробнее он не счёл нужным.

Они вышли из экспедиции. Купец услужливо забежал вперёд и показал рукой на пролётку:

– Зачем пешком идти? Чай, не хуже других – именитых – живём. Прошу садиться, Андрей Михайлович!

«Вот это уже неплохо: лучше ехать, чем ноги бить!» – обрадовался Андрей. Он с удовольствием уселся на мягкое, обитое добротной кожей сиденье.

Тронулись. Экипаж мягко покачивался на рессорах по булыжным мостовым.

Ехать пришлось недолго – жил купец почти в центре, на Гороховой улице, там, где она пересекала реку Мойку – у Красного моста. Неподалёку виднелся Исаакиевский собор – три квартала всего до Адмиралтейского сада и здания Адмиралтейства с его золочёным шпилем.

Дом купца был совсем неплох – в два этажа, с колоннадой у входа. «Широко живёт купец первой гильдии», – отметил про себя Андрей. Он легко соскочил с пролётки. Купец же спускался медленно, с осознанием собственной важности.

Из окна особняка увидели хозяина. На улицу выскочил молодой парень из челяди, широко распахнул дверь и склонился в поклоне. Глаза купца довольно блеснули – знай, мол, наших! У него явно была мания величия – видно, родом вышел из худых или подлого сословия.

Сразу за дверью, в обширных сенях, лежал толстый ковёр. Наверх, на второй этаж, вела лестница – широкая, с балясинами по бокам. Явно подсмотрел идею хозяин где-то в благородном доме. По лестнице этой и повёл купец Андрея. За ними неотступно шёл парень из прислуги.

Купец с лестницы свернул направо и открыл дверь.

– Вот, светёлка моей доченьки, Елизаветой её звать.

Они вошли в комнату. Андрей внимательно осмотрелся. Уютно, чувствуется женская рука – не то, что в его холостяцкой квартире.

– Посмотрите в шкафу вещи дочери, не пропало ли чего, – предложил Андрей купцу.

– Это лучше жена Пелагея знает, – ответствовал тот.

– Так позовите.

Купец обернулся к слуге.

– Иван, ты что – не слышал? Зови сюда супружницу мою.

– Я бы хотел комод осмотреть, – сказал розыскник.

– Делайте всё, что считаете нужным, – согласился купец.

Андрей стал выдвигать ящики. Так, внизу бельё, выше – украшения дешёвые, всякие ленточки, подвески.

Вошла супруга купеческая – с зарёванным лицом.

– Ну-ка, перестань реветь, – цыкнул на неё купец. – Я тебе человека привёз из юстиц-коллегии – самого наилучшего. Он нашу дочь в два счёта найдёт. Вещи Лизаветины в шкафу посмотри – не пропало ли чего.

– Никак обокрали! – ахнула хозяйка.

– Окстись, Пелагея! – урезонил её купец. – Делай, что велено!

Купчиха открыла дверцы шкафа. «Ох и здоровенный! – изумился про себя размерам шкафа Андрей. – Чуть не в половину комнаты моей квартирки».

Пелагея живо перебрала вещи.

– Всё на месте.

– А драгоценности у неё были? – поинтересовался Андрей.

– А как же! – чуть ли не с обидой в голосе ответила Пелагея. – Девка на выданье – куда без них? Не голытьба же!

– Проверьте, пожалуйста.

Пелагея подошла к сундуку в углу комнаты, откинула крышку, порылась немного. Лицо её покраснело.

– Нету шкатулки. Вчерась ещё здесь была. В ней же всё самое ценное лежало! – ахнула купчиха.

– Ты хорошо смотрела? – встревожился купец.

– Да хорошо! Как её можно не заметить – она же не иголка.

Андрей уселся за стол.

– Дайте мне бумагу и чернила.

– Иван, слышал? Принеси! – распорядился купец. – Возьми внизу, в моём кабинете.

Слуга принёс письменные принадлежности.

– Успокойтесь и перечислите всё, что в шкатулке лежало, – обратился Андрей к Пелагее.

– Сразу и не упомню, – запричитала купчиха.

– Как это – не упомню! Я скажу! – вспылил купец. – Так. Кольца серебряные – четыре штуки, браслет из серебра с рубином, потом – кольцо златое, перстень с изумрудом. Перстень редкостный – вроде как чаша на перстне, а в чаше – изумруд. У голландцев купил. Ещё – ожерелье жемчужное, цепочка златая шейная. Чего забыл? Да, серьги ещё. Одна пара – из серебра, колечками, и две пары – золотых. Одни – тонкой работы, в виде ладьи с распущенным парусом, другие – в виде бабочки с расправленными крыльями. Вроде всё. Ой – нет, брошь ещё забыл. Сделана в виде цветка – ромашки.

– Какая ромашка, Аполлинарий? Колокольчик на стебельке и с листочком, – подала голос Пелагея.

– Мне всё едино – лишь бы красиво да дорого. Вот теперь всё.

Андрей едва успевал записывать. Многовато у девчонки побрякушек было. Только вот где они?

– Сколько лет дочери было? – поднял глаза Андрей на купчиху.

– Почему было? – Пелагея навзрыд заплакала.

– Ну, я имел в виду – когда она ушла, – неуклюже попытался исправить свою оплошность Андрей.

– Семнадцать годов, в самом соку девчонка!

– Может, влюбилась она в кого да к избраннику тайно перебралась? – высказал предположение Андрей. – В таком возрасте, когда чувства сильнее разума, может случиться всякое…

– Не было у неё никого, подружка одна только, – начал сердиться купец.

– О ней мы ещё поговорим, – сказал Андрей. – Опишите, как Елизавета выглядела?

Купец провёл вдоль своего тела обеими руками:

– Во!

– Понятно. – Андрей повернулся к купчихе. – Какого роста дочь?

– Чуть меня выше.

– Худая, толстая?

– В теле.

Ясное дело – в папеньку, наверное, телосложением пошла.

– Глаза какие?

– Обыкновенные.

– Серые, синие, чёрные?

– Серые.

– Нос?

– А что нос?

– Прямой, картошкой?

– Зачем же картошкой? Как у меня. – Пелагея дотронулась пальцем до своего носа.

– Губы?

– Красивые, бантиком.

– Пухлые?

– Ну да, я же и говорю.

– Приметы особые были?

– Это ещё чего?

– Ну – родимые пятна, шрамы?

– Откуда шрамы? – испугалась купчиха. – Вот родинка маленькая у нее была на шее, вот здесь, – Пелагея показала на левую сторону шеи, почти у основания – чуть выше ключицы.

– А портрета дочери нет? – поинтересовался Андрей.

– Как же – есть, лучший художник рисовал.

– Писал, – механически поправил Андрей.

– Пишут пером, а портрет рисуют, – изрёк купец.

Пелагея вышла из комнаты и вскоре вернулась с портретом размером в локоть, в богатой резной раме.

– Вот.

Действительно, портрет был хорош, явно писан рукой если не выдающегося, то, несомненно, талантливого художника. На Андрея смотрело милое девичье лицо, в глазах – грустинка. Пышные волосы собраны в толстую косу, переброшенную на грудь. Андрей постарался запомнить облик девушки.

– А теперь отведите меня к подруге, с ней хочу поговорить.

– Чего говорить, искать Лизоньку надо, – подал голос купец. – Дочь пропала, шкатулка с ценностями немалыми исчезла, а я пока вижу одни пустые разговоры.

– Я же не учу вас торговать, вот и вы мне не мешайте, – отрезал Андрей.

Пелагея молча накинула платок на голову.

– Пойдёмте, сударь.

Идти было недалеко – через три дома по Гороховой улице.

Подружка оказалась дома. Дом тоже был купеческий, но поскромнее, хоть и в два этажа.

Увидев купчиху, девица – подружка Елизаветы – покраснела. «Дело явно нечистое – она что-то знает», – заподозрил Андрей.

– Сударь из этой самой… полиции, – представила Андрея купчиха. – Дочь нашу искать будет, с тобой вот поговорить хочет.

– Ой, да я и не знаю ничего, – всплеснула руками девушка.

Андрей повернулся к Пелагее.

– Я бы хотел поговорить с нею наедине.

Пелагея обидчиво поджала губы и вышла.

Андрей уселся на стул.

– Садись. Как звать-то тебя? – как можно мягче обратился он к девушке.

– Катя.

– Вот и расскажи мне, Катя, всё, что знаешь. Только не обманывай. Будешь лгать – привлеку к суду за лжесвидетельство. Есть такая статья в Уложении, – Андрей сразу решил припугнуть девицу.

Екатерина побледнела немного и уселась на кровать.

– Сбежала Лизавета, с Петькой своим сбежала, – выдохнула она.

– Уже интересно. Рассказывай всё по порядку. Кто такой Петька?

– Прямо красавец! – томно закатила глаза девушка.

– Тьфу на тебя! Кто он такой, этот Петька? Как фамилия, где живёт, откуда Елизавета его знает? А ты – красавец…

Девушка надула пухлые губки. Но Андрею было всё равно, обиделась на него купеческая дочь или нет. Он почуял след, как гончая чует след зайца.

– Фамилию не знаю – не городской он.

«Так, час от часу не легче…» – чертыхнулся про себя розыскник.

– На корабле он плавает, каким-то шнипером, – продолжила Катя.

– Может, шкипером?

– Ага, вот-вот, им самым.

– Сам-то Петька русский?

– Русский – сказывал, что из Великого Новгорода.

Ага, уже есть зацепка.

– Дальше давай!

– Полгода уже, как они милуются.

– Не на улице же!

– Конечно, дома у меня.

– Так она к нему в Великий Новгород уехала?

– Да нет же, – притопнула ножкой девушка – экий ты, мол, непонятливый. – Он её на корабль взял, вместе и поплыли.

– Куда?

– Он про то не сказывал.

– Может, хоть словом обмолвился случайно? Корабли из Питера в разные стороны плыть могут – в тот же Любек или на Ладогу.

– Нет, врать не буду – не знаю, – пожала плечами Катя.

– А как судно называется? – Андрей затаил дыхание в ожидании ответа.

– Правда, говорил. Только давно это было. Так, как же это?

Екатерина наморщила лобик. Похоже, мыслительный процесс для неё был делом редким и тяжким.

– Вспомнила! Ёрш!

– Что «ёрш»?

– Корабль так называется.

– Всё? Молодчина! – похвалил Андрей девушку. – Может, ещё что вспомнишь?

Купеческая дочь зарделась, силясь припомнить ещё что-нибудь полезное для розыскника.

– Ещё вот жениться на ней он обещал, – томно закатила глаза Катя, – а если Лизка денег найдёт, так и своё дело откроют.

Похоже, она завидовала подруге.

– А как же благословение родительское? – уязвил её Андрей.

– А-а… – отмахнулась Катя.

М-да, падают нравы.

Андрей поблагодарил девушку за помощь следствию, попрощался и вышел. Пелагея маялась в коридоре, не находя себе места.

– Всё будет хорошо, – успокоил он купчиху. – Пошли домой. Одно могу сказать: жива ваша дочка, и думаю – найдётся вскоре.

Пелагея смахнула слезу.

Андрей шёл быстро – надо было поторапливаться. Едва поспевая за ним, следом семенила купчиха.

Когда Андрей с Пелагеей вошли в дом, Аполлинарий Васильевич находился в трапезной, откушивая, чем бог послал. А бог послал щедро. Купец догрызал куриную ножку, запивая её красным вином из стеклянного бокала. Череда непочатых блюд дожидалась своей очереди. На столе стоял горшочек с кашей, миска с карасями, жаренными в сметане, балык из осетра, ну и по мелочи: резанный ломтями каравай, мочёные яблоки, квашеная капуста, нарезанное тонкими ломтиками нежное розоватое сало.

– Нашёл след дочери, – с порога заявил слегка запыхавшийся от быстрой ходьбы Андрей.

Купец чуть не поперхнулся.

– Нужна пролётка, – не обращая внимания на обильную трапезу хозяина, продолжил Андрей.

Купец кивнул, прожевал, кашлянул, прочищая горло.

– Эй, кто там!

В трапезную вошёл парень из прислуги.

– Скажи Меркулу – пусть с господином едет, куда он скажет.

Андрей вышел следом, уселся в поданный экипаж.

– В порт!

– На стрелку Васильевского? – уточнил кучер.

– Для начала – да.

Показались знакомые постройки порта. Напротив биржи у причала стояло несколько кораблей. Разгрузка шла полным ходом. Грузчики по сходням таскали на пристань ящики, мешки, катили бочки.

Андрей остановил одного из амбалов.

– Не знаешь, где «Ёрш»?

– Не было здесь такого.

– Давно не было?

– Недели две не видел точно…

– А где ещё разгружать суда могут?

– Так мало ли – на Неве, у Литейного моста, у Адмиралтейства, на Фонтанке опять же – там складов полно.

– Спасибо, – розыскник протянул грузчику монетку и вскочил в пролётку.

– Поехали по набережной Невы.

Кучер тронул поводья.

Андрей приказывал останавливаться у каждого судна, стоящего у берега.

Таких стоянок оказалось много. Где-то стоял один корабль, в иных местах – до десятка. Андрей везде спрашивал, не видел ли кто «Ерша». И только часа через два один из грузчиков-амбалов сказал:

– Не ищи, сударь, судно ещё вчера ушло.

– Точно?

– Сам грузил.

– Что за груз?

– Канаты пеньковые в бухтах, бочки с салом.

– А куда?

– Они мне не докладывали. Только, по грузу судя, знамо дело – в Любек.

– С чего решил?

– Кто на Руси пеньку да сало брать будет? Такой товар в Любек везут на продажу или в Киль.

Грузчик рассуждал логично. Андрей поблагодарил его и уселся в пролётку.

Судно отплыло почти сутки назад и сейчас уже далеко – почти в открытой Балтике.

Надо доложить Лязгину.

Андрей приказал кучеру ехать в розыскную экспедицию.

Слава богу, Лязгин ещё был на месте, хотя рабочее время уже давно закончилось. Он сидел, читал дела. Услышав звук открывающейся двери, Лязгин поднял голову и очень удивился.

– Ты как здесь?

Андрей коротко и чётко доложил самую суть поиска пропавшей дочери купца.

– И что мне теперь делать? – обратился он за указаниями к Лязгину.

– На поиск людей за границей денег в казне нет. Ежели купец возьмёт расходы на себя, можешь ехать. Чай – по работе, не прохлаждаться. Только неизвестно, куда судно направилось, так можно и месяц без проку искать. Езжай к купцу, ему решать.

Андрей кивнул и выбежал.

Кучер дремал на козлах.

– Езжай домой, на Гороховую.

В гостиной его встретили обеспокоенные Аполлинарий и Пелагея. Андрея усадили в кресло.

– Ну, успокой моё сердце, Андрей Михайлович! – взмолился купец.

– Жива ваша дочка – говорил я уже Пелагее. С возлюбленным сбежала на корабле, похоже, за границу, корабль ещё вчера вечером в Европу отплыл. Похоже, в Любек. Там их искать надо.

Купец вскочил, грохнул кулаком по столу. Лицо его побагровело.

– Вот что удумала, негодница! Мало я её воспитывал! А ты куда глядела! – накинулся он на жену.

– А я что? – оправдывалась Пелагея. – В душу же к ней не залезешь.