Азиль Семироль Анна
— В диване торчат, на ладонь выше пола, — обернувшись, говорит девушка.
— В-вот и думай, где б-бы они были, хоти он т-тебя убить.
— Я бы в грудь лупил, — ухмыляется Дидье. — А не по ногам.
Акеми осторожно обходит Жиля сбоку и заглядывает Дидье под куртку. Так и есть: на перевязи — по четыре метательных ножа с каждой стороны. И на брючном ремне ещё по два. Девушка аккуратно снимает их один за другим, относит и кладёт на стол.
— Слил т-тебя Сириль, — констатирует очевидное Жиль. — Убедилась? В-вот так вот. А т-ты вякнешь — уши от-трежу.
Акеми рвёт простыню на длинные полосы. Притихшего Дидье укладывают на пол на бок и крепко связывают ему руки и ноги крест-накрест, подтянув их друг к другу. Малец часто-часто моргает, со свистом втягивая воздух сквозь зубы, когда Жиль затягивает узлы.
— П-подскажешь, как б-быстрее отсюда выйти — оставлю т-тебе все ножи, — ехидно говорит ему Жиль.
— Ты вор. Нет тебе веры, — отвечает, как сплёвывает, тот.
Вместо ответа Жиль собирает ножи, заворачивает в остатки простыни. Дидье наблюдает за ним злыми глазами, дёргается в путах.
— Он тебе жизнь оставил. Разве за это не благодарят? — сурово говорит Акеми.
— Направо третья дверь, не заперто. Там пожарная лестница снаружи, — вздыхает Дидье.
— Молодец, — ободряюще улыбается Акеми и запихивает ему в рот лоскут ткани. — И ещё: был бы ты постарше — цены бы тебе не было.
Жиль бережно возвращает вакидзаси в ножны, оборачивает в тряпицу и первым покидает комнату, оставив метательные ножи на столе. Когда Акеми выходит, Дидье утыкается лицом в ковёр и по-детски протяжно всхлипывает.
Мальчишка не обманул: комната за третьей дверью справа пуста, и окно выходит аккурат на пожарную лестницу. Стараясь как можно меньше шуметь, Акеми и Жиль спускаются в заваленный мусорными мешками двор, добираются до угла, пригнувшись и держась у стены дома, и выбравшись на улицу, со всех ног бегут прочь. Минуты через три Акеми начинает задыхаться и отстаёт.
— Спину п-прямо! — командует Жиль. И хлопает её ладонью между лопаток.
Акеми резко выдыхает, останавливается и чуть не падает.
— Не могу…
Жиль хватает её под локоть, поднимает рывком:
— Хочешь жить — б-беги! — и тащит за собой в очередной проулок.
В безлюдном дворе они останавливаются перевести дух и прислушаться: нет ли погони.
— Сириль всех поднимет, — тяжело дыша и опершись руками о колени, размышляет Акеми. — Надо выбираться из сектора.
— Н-нас повяжут на п-пропускном пункте, — качает головой Жиль. — Тебя — т-точно.
— Давай думать, кто нас выведет. У кого возможности. Кому доверять можно.
Жиль смотрит на неё с усмешкой, и Акеми начинает чувствовать себя дурой.
— Самый умный, да? — язвительно кидает она.
— Н-не завидуй.
Девушка оглядывается в поисках того, чем можно запустить в мальчишку. Как назло, ничего подходящего. Разве что мусорные баки и их содержимое — но ради того, чтобы сбить спесь с Жиля, пачкаться не хочется. Как и тратить силы на разборки, когда надо убираться подальше отсюда.
— Слушай, умник, а откуда ты этого Дидье знаешь?
— Т-так кто ж его не знает, — уклончиво отвечает Жиль. — Он п-приметный. Сын св-воего отца. Т-ты с ним на этого… рыбу х-ходила. К-кузнец Йосеф.
— Ну-ка, не темни. Ты мечом махал, этот малолетний потрошитель ножи кидает так, что мне жутко стало. Детки, вы откуда такие взялись?
— З-зачем т-тебе это знать?
— Чтобы понять, могу ли я тебе доверять.
Жиль отворачивается, поправляет сползший с плеча растянутый джемпер.
— Н-не доверяй.
Двор стремительно пересекают три юркие крысы, заставив мальчишку шарахнуться в сторону.
— Т-трупоеды! — морщится Жиль и сплёвывает под ноги.
Внезапно Акеми светлеет лицом, довольно улыбается.
— Жиль, ты умничка! Это же отличная идея! Мы идём к Сорси.
Глаза мальчишки округляются.
— С-сорси — т-трупоед?
— Нет, но ей нравится возиться с мертвяками. И, пожалуй, эта ненормальная вполне способна нам помочь.
— П-племянница Сириля? Т-ты чего?!
Девушка решительно направляется дальше по переулку, и Жилю ничего не остаётся, кроме как следовать за ней. И снова блуждания по задворкам, в обход стены, где воздух ядовит и пылен.
Слежку они замечают слишком поздно: когда до цели остаётся метров триста. Пятеро крепких мужчин, быстро двигаясь через пустырь, идут к крематорию со стороны шестого сектора. Жиль тоскливо осматривается по сторонам: спрятаться негде, дома со спасительными проходными и подворотнями — далеко впереди, позади же — безжизненная пустыня мира вне Купола. Остаётся только вперёд.
— Акеми, б-беги! Опередим их! — командует он. И со всей мочи несётся к невзрачному одноэтажному зданию.
Девушка тоже видит группу перехватчиков — и выжимает из натруженных ног максимально возможную скорость. «Поймают — точно конец», — мелькает паническая мысль.
В дверь крематория они с Жилем вваливаются одновременно, столкнувшись, и падают на пол аккурат под ноги обомлевшей Сорси.
— Офигеть, — изрекает она, стряхивая сигаретный пепел на пышную чёрно-белую юбку. — Ты опоздала на работу, милочка.
Акеми кое-как поднимается, хватает напарницу за расписанные татуировками плечи. Сорси с интересом разглядывает её раскрасневшееся от быстрого бега лицо, косится на Жиля.
— Помоги, — умоляет Акеми. — За нами люди Сириля… Хотят сдать Каро. Если не ты — больше никто.
— Ух ты! — обрадованно восклицает Сорси. — Круто! Двигай за мной, живо.
Она ведёт их через траурный зал, открывает дверцу печи.
— Полезайте оба, быстрее!
— Т-ты охренела? — в ужасе вопит Жиль, шарахаясь прочь.
Акеми ловит его за шиворот, тащит за собой.
— Не хочешь умереть девственником — делай, что говорят опытные женщины, — грозно приказывает она и запихивает мальчишку в холодное нутро печи.
Ей и самой не по себе. Идея Сорси действительно похожа на бред. Но уж лучше быстро сгореть, чем попасть живой в руки тех, кто явно будет убивать медленно и с удовольствием.
— Акеми, запомни, — Сорси подталкивает её под локоть, помогая забраться внутрь. — Рене Клермон. Найди его там, скажи, что ты от меня.
— Рене Клермон, — повторяет Акеми. — Да. Рене Клермон.
— Только не смей с ним трахаться! Узнаю — найду и сама убью!
С этими словами Сорси захлопывает тяжёлую дверь, поворачивает засов и закрывает заслонку оконца в двери. Акеми и Жиль прижимаются друг к другу, ожидая, что их вот-вот обдаст струёй пламени. Секунда, другая… Запускается механизм транспортёра, подтаскивая их под форсунки, из которых вот-вот польётся огонь. Решётка под ними вибрирует, потом внезапно расходится в стороны, и Жиль с Акеми с криками падают вниз.
Ударившись обо что-то холодное и жёсткое, Акеми стонет и пытается скорее подняться на ноги. Где-то рядом в темноте шипит сквозь зубы Жиль. Внезапно включившийся яркий свет заставляет обоих зажмуриться и закрыть лица руками.
— Оп-па! — изумлённо восклицает кто-то рядом. — У нас тут живой продукт!
— Продукт? — переспрашивает Акеми, прикрывая ладонью глаза. — Какой продукт?..
Дикий вопль мальчишки заставляет её быстро проморгаться и взглянуть под ноги.
Обнаружив себя стоящей на горе окоченевших трупов посреди бетонного куба метров десять на десять, Акеми с трудом давит рвотный позыв, спотыкается и кувырком летит вниз, где её подхватывают чьи-то руки.
— Не блевать! — слышит она предупредительный вопль — и её тут же выворачивает отвратительной горечью.
— Мадемуазель, ну что же вы… Как же теперь знакомиться?
Кто-то бережно поддерживает её за талию и убирает со лба мокрые от пота пряди волос. Она зачем-то сопротивляется, отталкивает от себя заботливые руки — и утихает, лишь услышав голос Жиля:
— Т-ты не поверишь, но п-похоже, мы в безопасности! Или в Аду, х-хотя какая т-теперь в жопу разница…
9. Цепи и кольца
— …Таким образом, большинством голосов предложение Советника Меньера отклоняется. Предлагаю перейти к обсуждению следующего вопроса.
Голос Седьмого из-под маски звучит гулко и монотонно, эхом пульсирует в висках. В зале душно и жарко, совещание длится четвёртый час и никак не закончится. Бастиан делает глубокий вдох и бросает быстрый взгляд на сидящего слева от него Робера. Пьер сосредоточенно водит карандашом по листу бумаги. Со стороны кажется, что он записывает что-то за Седьмым, но Бастиан точно знает, что Советник Робер рисует маленькие карикатурные портреты присутствующих на заседании. Он всегда так делает, когда ему становится скучно. На висках Пьера поблескивают капли пота, коротко остриженные рыжие волосы сально блестят. «Даже этого аккуратиста жара не щадит», — думает Бастиан. И прислушивается к тому, что говорит Седьмой. Надо быть в теме разговора.
— Коллеги, я ещё раз призываю вас всех к экономичному расходованию ресурсов, — монотонно гудит Седьмой из-под блестящей стальной маски. — Запасники не бездонны, восполнять те же химические вещества почти неоткуда. Да, город прекрасно приспособлен под самообслуживание, да, мы используем по максимуму переработанные отходы — но есть то, что мы не можем воспроизвести. Потому я призываю вас не тратить полимеры на производство модных тряпок для ваших жён и не устраивать пиршеств по любому поводу. На вас смотрят люди попроще. Задумайтесь, что они видят. И как увиденное сказывается на их отношении к вам и вашим семьям. Месье де Ги, я сказал что-то смешное?
Семидесятилетний Советник де Ги кивает, продолжая улыбаться. Тёмно-лиловая ткань мантии шелестит, когда её владелец привстаёт со своего места.
— Уважаемый Седьмой, — скрипит де Ги. — Мы не знаем, сколько вам лет и каков ваш житейский опыт, но могу сказать: сколько я живу на свете, чернь вечно завидует нам, как бы скромно мы себя ни держали. Это вечное: раз ты из Ядра — ты богач. И всё, что ты имеешь, отобрано у плебеев. Можно отдать этим крысам из Третьего круга всё и остаться ни с чем, но они этого не оценят. И продолжат считать нас зажравшимися свиньями. Ваша просьба отдаёт наивностью.
Гордо вскинув подбородок, старейший Советник снова садится в кресло. Седьмой складывает руки перед собой, переплетая пальцы.
— Вы не поняли меня, де Ги, — спокойно и твёрдо возражает он. — Я не призываю всё поделить и всех уравнять. К сожалению, люди устроены так, что в наших условиях приходится держать население в строгости и не давать доступа к ресурсам. Иначе мы все обречены на смерть от голода в течение месяца-двух. Я просил о другом. Будьте мудры и умеренны в своих потребностях сами, дабы не возбуждать в простых людях зависть и гнев.
«Интересно, — размышляет Бастиан. — А из каких слоёв общества Седьмой? Вряд ли Третий круг: для этих крыс он слишком образован и здравомыслящ. Второй круг? Вероятно. А если судить по речи и манере поведения — он наш, из Ядра. Но кто?»
Седьмой поменялся шесть лет назад. Его предшественник был менее решительным, более склонен к поддержке мнения большинства Советников. Новый Седьмой обладал развитой логикой, великолепно оперировал историческими фактами, не боялся спорить, даже когда пятеро Советников имели одно мнение и их оппонентом оставался только один человек. Предыдущий Седьмой мало знал о происходящем в низах. Этот же иногда излагал информацию и цифры, которыми не располагали ответственные за ту или иную сферу Советники. За кратчайшее время нынешний Седьмой вырос из обладателя запасного голоса до председателя Совета, имеющего решающее мнение. Бастиан Каро считал его лидерство более чем уместным и обоснованным. И мало того — всё чаще и чаще ловил себя на мысли, что хотел бы видеть Седьмого в роли своего наставника.
Внезапный протяжный хрип заставляет всех присутствующих вздрогнуть. Жослен Фейад с треском рвёт на шее белоснежный воротничок, сипло дышит, наваливаясь на стол всем телом. Пьер Робер тут же бросается к входной двери, чтобы впустить хоть немного воздуха. Бастиан сдвигает в ряд несколько стульев, и Фейада укладывают на них.
Седьмой покидает своё место и быстрым шагом выходит за дверь. Складки плаща, колыхаясь в такт его шагам, создают подобие ветерка, и Бастиана на мгновенье отпускает тяжёлая, мутная духота.
— Врача в зал заседаний! — разносится по коридорам Оси сильный голос Седьмого.
— Не надо врача! — хрипит Фейад. — Я здоров! Оставьте меня в покое!
Он яростно отталкивает Каро и Робера, пытающихся его удержать, падает, на четвереньках отползает к стене, где садится, тяжело дыша. Обводит присутствующих безумным взглядом и кричит, будто выплёвывая обрывки фраз:
— Руки прочь! Я здоров! Я не уйду с поста! Это место — моё! Я достоин! Не позволю его отнять! Я Советник!
— Вот только психа нам в команде не хватало, — презрительно цедит Робер и отходит в сторону, пропуская к Фейаду Седьмого и примчавшегося врача.
Бастиан отходит к столу, спокойно собирает в стопку свои бумаги с отчётами, укладывает их в старинную кожаную папку. В суете вокруг толстяка Фейада он чувствует себя лишним. «А ты хорош, Жослен, — думает он с усмешкой. — Тюфяк тюфяком, а за пост мёртвой хваткой держишься. Только если захотят тебя переизбрать — не поможет. А захотят обязательно, если ещё раз дашь слабину».
Седьмой возвращается на своё место, ждёт, когда шум в зале заседаний немного притихнет, и обращается к Советникам:
— Коллеги, на сегодня я считаю наше заседание закрытым. В таком душном и жарком помещении кому угодно станет плохо. Мы вернёмся к обсуждению проблем города через три дня. Советник Фейад, я желаю вам скорейшего выздоровления. Не пренебрегайте помощью врачей.
Высокая фигура Седьмого склоняется в вежливом полупоклоне и исчезает в лифте в самом тёмном углу зала заседаний. Этот лифт, ключом к которому владеет лишь один человек, наравне с маской и старомодным плащом помогает Седьмому сохранять инкогнито. Никто не знает, откуда он приходит и куда уходит. Так велит традиция.
Вместе с остальными Бастиан покидает душный зал, проходит по вытертой ковровой дорожке до лифтов и сворачивает на лестницу. Он тоже следует заведённой традиции: спускаться только пешком. Десятком этажей ниже его догоняет Советник Робер.
— Каро, погоди! — окликает он.
Бастиан терпеливо дожидается, пока Пьер преодолеет лестничный пролёт и отдышится.
— Теряешь форму, — сурово отмечает Советник Каро. — Вроде такой же подтянутый, но откуда одышка?
— Так духотища же! И тебя бегом догонял. Ты куда сейчас?
— Возьму машину и во Второй круг.
— А я тебя хотел пригласить на бокал бурбона с отличным стейком.
— В другой раз, дружище.
Пьер ерошит пятернёй рыжеватые волосы. Свет, падающий из окна, подсвечивает розовым его оттопыренные уши, и Бастиан вспоминает, как в школе любил подносить к затылку будущего Советника пару светодиодных лампочек. Воспоминание заставляет его губы растянуться в улыбке.
— Ну, тогда в другой раз, конечно, — разводит руками Пьер. — К Веронике едешь? Как её самочувствие?
— Уже лучше, — сдержанно отвечает Бастиан. — Врач сказал — ничего серьёзного, женская хворь.
— Ничего серьёзного? — изумлённо переспрашивает Робер. — Если бы я своими глазами не видел, может, поверил бы врачу.
— Она сама виновата, — равнодушно отвечает Бастиан, продолжая спуск по ступенькам. — Бросила пить таблетки. Эти, которые наши женщины принимают поголовно для красоты и здоровья. Горничная сказала, что мадам их не пьёт с полгода, прячет в комод.
— Зачем?
Бастиан пожимает плечами.
— Кто ж знает, что может женщине в голову прийти. Но, судя по всему, отмена таблеток по ней и ударила.
— Ты не говорил с ней об этом?
— Нет. Не хочу выслушивать бессмысленный лепет в ответ.
Пьер останавливается, опирается руками о перила винтовой лестницы.
— Бастиан, остановись. И послушай.
Советник Каро поднимает голову, устало смотрит на друга.
— Давай без нотаций, Пьер. Я сейчас не готов быть покорным слушателем.
— Я понимаю тебя, Бастиан. Но и ты пойми: сейчас твоей жене нужно человеческое отношение. Тепло, чуть больше ласки и заботы. Она у тебя одичала, Бастиан. Зажатая донельзя. С ней даже говорить тяжело.
— Она всегда такой была.
Пьер с сожалением качает головой.
— Я твой друг. А ещё моя работа — наблюдать и анализировать информацию. И некоторые вещи лучше всего видны со стороны. Вероника нуждается не просто в твоём формальном присутствии в её жизни. Она живая, Бастиан. И за последний год я ни разу не видел радости на её лице. Сдержанность, почтительность, скрытую печаль — да. Как у вышколенной служанки. Но не у жены благополучного процветающего Советника.
Бастиан молчит, стиснув зубы. Пьер прав в каждом слове — но, чёрт возьми, как тяжело это признать!
Советник Робер спускается ниже и становится рядом с Бастианом. Смотрит в бесстрастное лицо друга и говорит негромко:
— Я прекрасно знаю, каково тебе выслушивать от меня всё это. Внутри ты бесишься — или я совсем тебя не знаю. Но, дружище, если я тебе этого не скажу, не скажет больше никто. Подумай о дочери. Если Вероника дойдёт в своём одиночестве до края и что-то с собой сделает, что ты скажешь Амелии?
Молчание затягивается, и Пьер нарушает его первым:
— Цветы. У нас в саду они невероятно красивые. Загляни к нам перед тем, как ехать к Веронике, Софи нарежет для неё букет. Что она ещё любит? Подари ей хоть что-то, от чего её взгляд потеплеет. Бастиан, тебе нужен брак с этой женщиной. Ты это знаешь лучше меня. Прими меры, пока не стало поздно.
Коротко кивнув на прощание, Пьер открывает дверь, ведущую на этаж, и уходит, оставив Бастиана в раздумьях. Тот медленно спускается, придерживаясь перил рукой, мысленно считая каждую ступеньку. Перед тем, как открыть дверь, ведущую из Оси на улицу, он садится на бетонные ступеньки и сидит так несколько минут. Затем резко встаёт, поправляет сюртук, отряхивает брюки от мусора и выходит из здания безупречным — как и полагается Советнику.
Дома Бастиан наскоро перекусывает холодной ветчиной и лепёшками и едет во Второй круг. Проехав по набережной Орба мимо Собора, притормаживает на развилке, смотрит в сторону госпиталя — и электромобиль, набирая скорость, уносится в направлении здания суда.
— А, сын! Проходи, — Фабьен Каро откладывает в сторону папку с бумагами, отодвигает клавиатуру компьютера. — Я уже домой собирался. У тебя ничего не случилось?
Бастиан качает головой и входит в кабинет главного городского судьи. Садится в мягкое, знакомое с детства кресло возле отцовского стола, кладёт руки на подлокотники. Пальцы поглаживают вытертый коричневый бархат, взгляд рассеянно блуждает по портретам на стенах, полуопущенным тёмно-бордовым шторам на окнах, выдвижным ящикам картотеки, занимающим всю стену напротив рабочего места судьи Каро. Ребёнком Бастиан любил смотреть, как отец выдвигает длинные узкие ящики, перебирает папки руками в белых перчатках. Было в этом что-то завораживающее, словно ритуал, исполненный тайного смысла.
— Помнишь, когда мне было шесть, я мечтал стать твоим преемником? — спрашивает Бастиан, глядя в сторону окна.
— Помню. Настолько тебе нравилась картотека, — улыбается Фабьен. — А ещё я помню, как ты ревел, когда я сказал, что судьёй тебе не быть.
— Да. Ты тогда сказал: «Ты встанешь выше меня». Или что-то вроде этого.
— Только ты всё равно ревел, засранец маленький, — смеётся судья Каро.
Бастиан покидает кресло, хозяйской поступью проходит по отцовскому кабинету к картотеке, выдвигает ящик и пробегает пальцами правой руки по папкам с досье. Лёгкая улыбка касается его губ.
— Забавно. Уже тогда ты собирался поставить меня у руля Азиля, а я знал, что всё, принадлежащее тебе, станет моим, — он оглядывается на отца и негромко спрашивает: — Мы имеем равное право быть здесь, верно?
— Верно-верно, — миролюбиво ворчит Фабьен. — Ты так и не сказал мне, зачем пришёл.
Бастиан шлепком ладони посылает ящик на место, прислушивается, как скользят по направляющим рейкам маленькие колёсики, касается весов в руке статуи Фемиды, заставляя их качаться.
— Я пришёл услышать от тебя, как продвигается расследование убийства брата. Не хочу обсуждать это дома.
— Я полагал, тебя информируют, — в голосе судьи звучат удивлённые нотки.
— Кому в Совете этим заниматься? Этот… Канселье, верно? Да, Канселье, который отвечает за дознание, находится в подчинении Робера, но малыш Пьер перед ним на цыпочках ходит. Потому я в неведении и приехал сюда.
Губы судьи превращаются в тонкую серую нить, между седыми бровями залегают морщины, придавая худому лицу скорбный и одновременно волевой вид. Фабьен жестом предлагает сыну присесть, и Бастиан послушно возвращается в кресло с коричневой обивкой.
— Пока толком ничего. Жёсткий допрос ничего не дал. Или чёртов японец железобетонный, или… Свою вину он отрицает. Признал, что был против брака дочери с Домиником. Утверждает, что никакой личной неприязни не испытывал, но был категорически против брака как факта.
— Думал, что мы сожрём его доченьку на свадебный ужин? — ухмыляется Бастиан.
— Образно выражаясь, да. Обыск в их жилище ничего не дал. Абсолютно ничего. За каким-то чёртом полицейские недоумки сожгли квартиру после обыска. Более тщательный досмотр мог что-то обнаружить, а они нас этой возможности лишили. Я распорядился уволить всех, кто причастен к пожару.
— Канселье тоже?
— Хватит сарказма, — сурово хмурится Фабьен Каро. Держит паузу, барабанит пальцами в белых перчатках по столу. — Ты сбил меня с мысли. Так…
— Стареешь, — бросает в сторону Бастиан, но отец пропускает это мимо ушей.
— Наша несостоявшаяся belle-fille[13]. Медицинский осмотр показал, что версия убийства в качестве мести за поруганную честь потерпела крах. Девица вообще нетронута.
— Не ожидал от Доминика, — вскидывает брови Бастиан. — Кто мне только не говорил, что по трущобам носится целый выводок его ублюдков.
— Факт остаётся фактом. Папаша и дочь свою вину отрицают, ведут себя достаточно спокойно. Сейчас прорабатываются версии убийства на почве ревности. Или всё же это сделал отец, или старшая сестрица, которая до сих пор где-то успешно прячется. Сириль был готов передать её нам из рук в руки, но она удрала у него из-под носа. А носится наша красотка как раз с японским мечом, который полицейские так безрезультатно искали в их квартире.
— Думаешь, Доминика убила она?
— Очень похоже на то. Её сестру и отца взяли совершенно спокойно, сопротивления они не оказывали, как и положено порядочным гражданам. А эта скрылась, прихватив меч.
— Интересно. Хотела быть на месте младшенькой? Красиво жить в Ядре, чувствовать себя выше всех… крыса помойная, — Бастиан с такой силой сжимает пальцы в кулак, что хрустят суставы. — Что предпринимают для её розыска?
— Шестой и восьмой сектора оцеплены, на КПП строжайший досмотр. Полиция прочёсывает район, Сириль обещал содействие.
— Сириля я лично за яйца возьму. Или он нам вылавливает эту крысу, или я пройдусь по его владениям с проверкой. И не только с проверкой, — мрачно обещает Бастиан. — Что дальше планируется делать с подозреваемыми?
Судья Каро складывает бумаги в ящик стола и пожимает плечами.
— Отца упрячем на работы по обслуживанию реактора. У девки перебит Код, её можно подвести под высшую меру за пособничество террористам.
— Каким террористам?
— Тебе напомнить значение термина?
— Отец, это слишком. Как бы отрицательно мы ни относились к этой семейке, не стоит перегибать палку. Кто перебил ей Код и зачем?
— Те, кто готовил теракт в Ядре, — с нажимом отвечает Фабьен Каро. — Который не состоялся только благодаря нашей доблестной полиции и службе госбезопасности. Ясно?
— Что за… Какие, к чёрту, террористы? Отец, что за бред ты несёшь? У нас что — есть те, кто может… ну… взрывать людей, травить посевы, преднамеренно разрушать промышленные объекты?
— Не исключено. Это версия Канселье. Некая группа внедряла таким образом девку в Ядро, чтобы у них был среди нас свой человек. И Доминика убили, когда он об этом узнал. Поймаем старшую сестрицу — накроем террористов. Что непонятного?
Бастиан задумчиво изучает потёртый паркет под ногами, ищет мелькнувшую было мысль. Версия напыщенного служаки Канселье кажется ему, мягко говоря, неправдоподобной. Террористы? Глупее не придумать. Кому придёт в голову проворачивать подобное в городе, который погибнет в считанные недели, если отступится от принципов и норм управления? Или всё же нашлись идиоты, которые уверены в обратном?
— Отец, — начинает он осторожно. — Ты всю жизнь учил меня быть рассудительным, последовательным в действиях и просчитывать все возможные варианты. Сам знаешь, я это умею в совершенстве. Я пока не готов предоставить тебе всю логическую цепочку своих размышлений, но я не верю в теорию Канселье.
— Интуиция? — прищурив левый глаз, с ехидцей спрашивает Каро-старший.
— Интуиция тоже. Я поговорю с девицей. Это же не запрещено? Хотя кто мне запретит… Я поговорю с ней сегодня же.
— Зачем?
— Хочу абстрагироваться от эмоций и личной неприязни и посмотреть, что из этого получится. В конце концов, я работаю на благо людей, а не наоборот.
— Какая связь?
— Поговорю с девицей и составлю своё обоснованное мнение. Либо Канселье прав — и я сработаю на благо многих; либо прав я, и мне удастся восстановить справедливость в отношении одной и заодно развеять довольно бредовую теорию. Итак, кто может меня сопроводить?
С тяжким вздохом Фабьен Каро покидает место за рабочим столом, поправляет сюртук и делает приглашающий жест в сторону двери.
— Идём. Найду тебе провожатого.
Тюремный блок пристроен вплотную к стене, разделяющей Второй и Третий Круг. Молоденькая адвокат, приставленная к Бастиану в качестве проводника и робеющая от любого его взгляда или обращённой к ней реплики, оставляет его на пропускном пункте и отправляется на пост охраны вызывать начальника тюрьмы. Бастиан присаживается на скамью у стены и прикрывает глаза. Раздражает, когда рядом с тобой люди, настолько от тебя благоговеющие. Как Вероника в первый год замужества: восторженный взгляд, улыбка и румянец во всю щёку, стоит только окликнуть.
«Навещу её завтра. Или послезавтра, — раздумывает Бастиан. — Дела делами, а супружеские отношения требуют того».
— Месье Каро? — окликает его пожилой подтянутый мужчина с пышными старомодными бакенбардами.
— Да, я, — безразлично отзывается Бастиан.
— Вы хотели видеть Кейко Дарэ Ка?
— Кого? А, да. Хотел.
— Прошу следовать за мной в комнату для свиданий. Заключённую приведут туда.
— Нет. Я требую препроводить меня к ней. Хочу видеть, в каких условиях у вас содержатся люди. Кстати, вы кто?
— Начальник тюрьмы…
— Достаточно, — обрывает его Бастиан. — У меня плохая память на имена. На лица куда лучше. Идёмте.
Узкие длинные коридоры. Двери, за которыми подобало бы прятать радиоактивные отходы, а не людей. Тусклый свет, из-за которого всё, включая лица постовых, кажется серым. Лестничные пролёты, не знающие уборки, цементная крошка, хрустящая под ногами. Через три минуты блуждания по тюремным коридорам Бастиана накрывает знакомое ощущение заживо погребённого под толщей земли. Снова наваливается духота, частит пульс. «Хватит уже! — строго приказывает он себе. — Ещё не хватало впасть в позорную зависимость от поганой архитектуры. Подумай, каким тебя видят люди, и возьми себя в руки». Самовнушение помогает, но ненадолго. Как только по приказу начальника охранники открывают дверь одной из камер, на Бастиана обрушивается волна жуткой вони. Моча, экскременты, пот…
— Что здесь с канализацией? — давя рвотный порыв, спрашивает Бастиан.
— Видимо, где-то засор, — равнодушно откликается начальник тюрьмы.
— Вы людей здесь содержите или скот?
— Скот почище будет, — бубнит один из охранников и тут же получает подзатыльник от напарника.
— Кейко Дарэ Ка, на выход! — рявкает начальник тюрьмы, приблизившись к открытой двери.
Бастиан Каро заглядывает внутрь через его плечо. В тесном полутёмном помещении толпится пять силуэтов, в которых с трудом угадываются женщины. Тихий шёпот, сдавленные смешки, и почти тут же — взрыв хохота.
— Да к косой целая делегация! — восклицает одна из заключённых, рослая и широкоплечая. — Слышь, просыпайся! К тебе жених пришёл.
Взгляд Бастиана шарит по камере, натыкается на ряд полок вдоль стены, подобие унитаза рядом.
— А кровати где? — растерянно спрашивает он.
— Кейко Дарэ Ка, на выход! — повторяет начальник.
Из-под нижней полки выбирается ещё одна заключённая. Сокамерницы со смехом расступаются, кто-то даёт ей тычка в спину, и она почти падает под ноги охранников. В грязной оборванке с исцарапанным лицом Советник Каро с трудом узнаёт маленькую японку, что плакала в крематории, прощаясь с его братом.
Девушка покорно поворачивается лицом к стене, подставляя запястья под браслеты наручников. Бастиан смотрит на покрытые синяками руки, робу в бурых пятнах, едко воняющую потом, и чувствует, как внутри закипает ярость.
— Девушку — в душ и переодеть. Говорить с ней буду в нейтральной обстановке. Распорядитесь выделить нам кабинет, — распоряжается Бастиан тоном, от которого начальник тюрьмы беспокойно облизывает губы.
Охрана уводит поникшую, тихую Кейко. Бастиан провожает её взглядом, затем поворачивается к начальнику тюрьмы.
— Я узнаю, в чьём вы ведомстве, и если в течение трёх суток вы не приведёте в порядок канализацию и за неделю не вычистите камеры… Клянусь, я вас самого сюда засажу.
— Месье Каро, я понимаю ваш шок. Вы слишком заботитесь о людях, которые того не стоят, — стараясь сохранять спокойный тон, отвечает начальник. — Вы понятия не имеете, какой сброд здесь содержится. Вы думаете, это женщины? Это убийцы собственных детей, шлюхи и воровки. Нормальные люди, о которых следует заботиться, не попадают сюда.
— Я сказал, — раздражённо рявкает Бастиан. — Могу повторить, если вы не услышали. Здесь содержатся люди. И им требуется элементарная гигиена и человеческие условия содержания. Моё требование законно, извольте исполнять. И проводите меня, наконец, туда, где я смогу поговорить с заключённой.
«Что я ей скажу? И как мне с ней говорить? Господи, это же должно быть так просто — вопрос, ответ, диалог…»
Бастиан Каро меряет шагами комнату для свиданий. Уютную, просторную. С лоскутным ковром на полу, занавесками на окне и пёстрыми подушками, набросанными на диван. Как будто в десятке шагов нет тесных грязных камер, в которых на постелях нет даже белья.
Читать бесплатно другие книги:
