История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I Коллектив авторов

2.2.13. Борьба с верой и Церковью. Новомученичество

Уже в первые три месяца своего существования большевицкий режим принял ряд законодательных актов, призванных уничтожить все организованные и законные проявления церковной жизни. Декретом Совнаркома от 11 декабря 1917 г. у Русской Православной Церкви отбирались все учебные заведения. Воплощая в жизнь догмат Коммунистического Манифеста о ликвидации религии и семьи, 17–18 декабря 1917 г. были приняты декреты, признававшие законным только гражданский брак с максимально упрощённой процедурой заключения и расторжения. 16 января 1918 г. был подписан декрет, который ликвидировал институт военного и морского духовенства. Красной армии предстояло с этого времени иметь в своих рядах в качестве «духовных» воспитателей комиссаров, придавших ей человеконенавистнический характер. 20 января 1918 г. объявляется декрет о «Свободе совести, церковных и религиозных обществах», который должен был стать законодательной основой или, вернее, законодательным прикрытием антицерковной политики большевиков. Этот декрет, более известный как декрет об отделении Церкви от государства, получил в постановлении Поместного Собора от 25 января 1918 г. следующую характеристику: «Изданный советом народных комиссаров декрет об отделении Церкви от государства представляет собой, под видом закона о свободе совести злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против неё гонения»[17]. Для того чтобы убедиться в справедливости подобной характеристики, достаточно познакомиться лишь с некоторыми статьями упомянутого декрета:

«5. Свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательством на права граждан и Советской республики. Местные власти имеют право принимать все необходимые меры для обеспечения в этих случаях общественного порядка и безопасности».

«9. Школа отделяется от Церкви. Преподавание религиозных вероучений во всех государственных, общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается. Граждане могут обучать и обучаться религии частным образом».

«12. Никакие церковные религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют».

«13. Все имущества существующих в России церковных религиозных обществ объявляются народным достоянием. Здания, предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются по особым постановлениям местной и центральной государственной власти в бесплатное пользование соответствующих религиозных обществ».

10 июля 1918 г. первая большевицкая конституция в 65-й статье объявила духовенство и монашествующих лишенными избирательных прав.

Однако реальная политика большевицкого режима по отношению к Церкви по масштабам и ожесточённости своих репрессий с самого начала далеко выходила за границы, обозначенные даже его собственным законодательством. Идеи богоборчества и человекобожия быстро нашли отклик в сердцах немалого числа русских людей.

Свидетельство очевидца

В 1919 г. характерный диалог состоялся между философом Н. О. Лосским, читавшим в Петрограде в Доме искусств лекцию «Бог в системе органического мировоззрения», и одним из его слушателей: «В заключение попросил слова матрос, один из тех, кого Троцкий называл „краса и гордость революции“. Это был мужчина высокого роста и могучего сложения. Он стоял в группе таких же, как он, молодцов матросов. „Профессор Лосский говорит о Боге что-то непонятное и ненужное. Где Бог? – Бог – это я, – провозгласил он, тыкая себя рукою в грудь. – Боги – это они“, – указал он на своих товарищей». – Н. О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М., 2008. – С. 187.

Первое убийство большевиками православного священника совершилось уже 31 октября 1917 г., когда отряд красногвардейцев расправился в Царском Селе с протоиереем Иоанном Кочуровым. Именно в день принятия Поместным Собором упомянутого выше постановления о декрете Совнаркома об отделении Церкви от государства в Киеве красногвардейцами был убит один из авторитетнейших иерархов Русской Православной Церкви, почётный председатель Поместного Собора митрополит Киевский Владимир. Эти мученические кончины не только ознаменовали собой начало гонений, воздвигнутых большевицким режимом на Русскую Православную Церковь, но и содержали в себе черты тех многочисленных и жестоких расправ над духовенством и активными верующими, которые будут характерны для большевиков в течение всей Гражданской войны. Декрет 23 января способствовал усилению прямых гонений: убийству священников, стрельбе по крестным ходам, закрытию монастырей, начатой в 1919 г. кампании осквернения мощей святых.

Патриарх Тихон ответил на гонения посланием от 19 января (2 февраля н. с.) 1918 г., в котором обращался к «извергам рода человеческого с грозным словом обличения и прещения» и призывал верных чад Церкви противостоять врагам «силою веры вашей, вашего властного всенародного вопля» и, если надо, «пострадать за дело Христово». Всего лишь через три месяца после захвата власти в России большевиками Патриарх рисует страшную картину попрания закона, уважения к человеку, его жизни, имуществу, вере и призывает народ к мирному сопротивлению «делу сатанинскому».

В результате спровоцированных большевиками массовых убийств духовенства революционной толпой, в процессе проведения чекистами акций, направленных на физическое уничтожение ведущих представителей церковной иерархии, а также в связи с повсеместными расстрелами заложников, в числе которых значительную долю составляли священнослужители, во время Гражданской войны погибли около 8 тысяч представителей православного духовенства и монашества.

ДОКУМЕНТ

«Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним, ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чём не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных разве только в том, что честно исполнили свой долг перед родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И все это совершается не только под покровом ночной темноты, но и въявь, при дневном свете, с неслыханной доселе дерзостью и беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности – совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей отчизны: и в столицах и на отдаленных окраинах (в Петрограде, Москве, Иркутске, Севастополе и др.)…

Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной.

Властию, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной. Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение», – говорил Патриарх Тихон в послании 19 января (2 февраля) 1918 г. – Послания святителя Тихона, Патриарха Московского и Всея Руси. М., 1990. – С. 13.

Невзирая на захват власти большевиками, продолжалась работа Всероссийского Поместного православного Собора. В условиях разгоравшейся Гражданской войны Собор призывал народ к покаянию «в грехе небрежения Божескими и человеческими законами». Но остановить революционный вал оказалось делом невозможным. Православная Церковь лишь фиксировала тревожные симптомы социально-политического разложения страны, отдавая себе отчет в том, что последствия этого разложения могут оказаться ужасающими и необратимыми.

Очередным свидетельством переживавшегося тогда «скорбного времени» стало определение Собора от 30 августа (12 сентября) 1918 г. об охране церковных святынь от кощунственного захвата и поругания. Само его название говорило за себя – Церковь вступала в годину гонений и смут, когда надругательства над православными святынями становились нормой жизни богоборческого государства. В этих условиях Собор, зная позицию Совнаркома, выраженную в декрете от 23 января 1918 г., специально указал, что «святые храмы и часовни со всеми священными предметами, в них находящимися, суть достояние Божие, состоящее в исключительном обладании Святой Божией Церкви в лице всех православно-верующих чад ее, возглавляемых богоучрежденной иерархией. Всякое отторжение сего достояния от Церкви есть кощунственный захват и насилие». Под страхом церковного отлучения православным запрещалось участвовать в изъятиях храмов, часовен и находившихся в них священных предметов.

7 (20) сентября 1918 г. Собор вынужденно окончил свою деятельность, но у него остался весьма значительный список не обсуждавшихся в общих заседаниях вопросов, по которым не было принято никаких решений. Однако рассматривать эти вопросы в то время было невозможно. Русская Церковь вступила в новую полосу своего бытия, вынужденная думать не о реформах, а о выживании в условиях насилия, творимого под лозунгами «свободы совести» и заклинаний «воинствующего атеизма» (только на 1918 г. пришлось 3000 расстрелов священнослужителей). В подобных условиях невозможно было думать об исполнении многих постановлений Поместного Собора 1917–1918 гг. Но и много лет спустя Собор продолжал оставаться для верующих нравственным ориентиром, «церковным маяком», указывавшим путь в бурном море советского богоборчества.

Кровавые репрессии обрушивались в годы Гражданской войны на все категории русского православного народа независимо от политической позиции и особенностей церковно-общественной деятельности. Так, в июне 1918 г. в Перми был расстрелян придерживавшийся монархических взглядов архиепископ Пермский Андроник (Никольский), который в знак протеста против большевицких гонений затворил пермские приходские храмы. В феврале 1920 г. в Омске был убит архиепископ Сильвестр (Ольшевский), возглавлявший Сибирское Временное Высшее Церковное Управление. В августе 1918 г. в Петрограде был схвачен известный своим либерализмом и народолюбием протоиерей Философ Орнатский, который вскоре был расстрелян с двумя своими сыновьями гвардейским штабс-капитаном Борисом Орнатским и военным врачом Николаем Орнатским. 31 марта 1918 г. св. Патриарх Тихон совершил первую соборную заупокойную литургию по 15 мученикам, известным тогда Поместному Собору.

Документ

25 октября 1918 г. в послании Совету Народных Комиссаров святейший Патриарх Тихон писал: «Целый год вы держите в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину октябрьской революции, но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды… Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян поставить торжество призраку мировой революции … Никто не чувствует себя в безопасности; все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертию часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного, суда. Казнят не только тех, которые пред вами в чем-либо провинились, но и тех, которые даже пред вами заведомо ни в чем не виноваты, а взяты лишь в качестве „заложников“… Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем не повинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной „контрреволюции“… Но вам мало, что вы обагрили руки русского народа братскою кровью; прикрываясь различными названиями – контрибуцией, реквизицией и национализацией, вы толкнули его на самый открытый и беззастенчивый грабеж. По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот, грабят деньги, вещи, мебель, одежду. Сначала под именем „буржуев“ грабили людей состоятельных, потом под именем „кулаков“ стали грабить более зажиточных и трудолюбивых крестьян, умножая, таким образом, нищих, хотя вы не можете не сознавать, что с разорением великого множества отдельных граждан уничтожается народное богатство и разоряется сама страна. Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть, заглушили в нем сознание греха; но какими бы названиями ни прикрывались злодеяния – убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к Небу об отмщении грехами и преступлениями… Мы знаем, что наши обличения вызовут у вас только злобу и негодование и что вы будете искать в них лишь повода для обвинения нас в противлении власти, но чем выше будет подниматься „столп злобы“ вашей, тем вернейшим будет он свидетельством справедливости наших обличений». – Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943. М., 1994. – С. 149–151.

24 ноября 1918 г. под домашний арест был заключен сам Патриарх Тихон. Этот арест стал первым в многочисленной череде арестов, которыми большевицкий режим стремился сломить волю Патриарха и поставить под контроль его первосвятительское служение.

Литература

Русская Православная церковь в советское время (1917–1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью. Составитель Герд Штриккер. Кн. 1. М., 1995.

2.2.14. Создание однопартийного режима

Отстаивая «диктатуру пролетариата», Ленин писал: «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть». Популярность, свободная массовая поддержка нужна была большевикам только для того, чтобы прийти к власти. Захватив власть, они предполагали заставить общество поддерживать их и соглашаться на их политику, нравится она людям или не нравится, угодна или не угодна. Быстро потеряв из-за бандитских приемов властвования политическую опору в обществе, большевики начали с весны – лета 1918 г. строить иную опору – организационную. Во-первых, партийный аппарат, во-вторых, аппарат ЧК и, в-третьих, контролируемую ими армию.

Через 8 месяцев после захвата власти «государство нового типа» обрело свои очертания:

1) Концентрация всей власти в руках партии, то есть группы частных лиц (pars = часть), претендующих на обладание абсолютной истиной.

2) Подчинение этой власти слитого с ней госаппарата, стремящегося к политической, экономической и информационной монополии, к управлению всей жизнью подданных.

3) Обеспечение этой монополии органами неограниченного террора, открытая дискриминация неугодных групп населения вплоть до их физического истребления.

На первом месте стояло «партийное строительство». Весной 1918 г. в РКП (б) числится 115 тысяч человек. ЦК напоминает, что в правящей партии не место «бездельникам, хулиганам, авантюристам, пьяницам и ворам», для чего в 1919 г. идет «перерегистрация», или первая чистка. Но к марту 1921 г. численность РКП (б) достигла 733 тысяч – охотников быть с властью оказалось много. Принятый в конце 1919 г. устав РКП (б) вводит кандидатский стаж. В разгар Гражданской войны около половины членов партии направляется в армию. По окончании войны 20 % заняты физическим трудом, а 80 % – административной работой. В это время 0,6 % членов партии имели высшее, а 6,4 % законченное среднее образование. Партийцам были положены особые пайки и привилегии. Для подготовки смены в октябре 1918 г. был основан Комсомол – Коммунистический союз молодежи. Цели партии изложены в Программе, принятой на VIII съезде РКП (б) в марте 1919 г.

25 марта 1919 г. на первом пленуме ЦК, избранного съездом, было впервые образовано Политическое бюро (Политбюро) ЦК РКП (б), которое стало на все время большевицкой диктатуры главным реальным центром власти над партией и страной. В состав Политбюро на правах членов вошли Л. Б. Каменев, Н. Н. Крестинский, В. И. Ленин, И. В. Сталин и Л. Д. Троцкий. На правах кандидатов в члены – Н. И. Бухарин, Г. Е. Зиновьев и М. И. Калинин.

Документ

В Программе РКП (б) марта 1919 г. в частности сказано:

«Октябрьская революция… осуществила диктатуру пролетариата, начавшего при поддержке беднейшего крестьянства создавать основы коммунистического общества… началась эра всемирной пролетарской, коммунистической революции… Советская власть открыто признает неизбежность классового характера всякого государства, пока совершенно не исчезнет деление общества на классы, а вместе с ним и всякая государственная власть. Советское государство, по самой своей сущности, направлено к подавлению сопротивления эксплуататоров… Пролетарская демократия на место формального провозглашения прав и свобод ставит их фактическое предоставление прежде всего и больше всего именно тем классам населения, которые были угнетены капиталистами… Не ограничиваясь формальным равноправием женщин, партия стремится освободить их от материальных тягот устарелого домашнего хозяйства путем замены его домами-коммунами, общественными столовыми, центральными прачечными, яслями… Красная Армия, как орудие пролетарской диктатуры, должна по необходимости иметь открыто классовый характер… необходимы политические комиссары наряду с боевыми начальниками и создание в каждой части коммунистических ячеек… В области народного просвещения РКП ставит своей задачей дело превращения школы… в орудие коммунистического перерождения общества… Партия стремится к полному разрушению… религиозных предрассудков, организуя самую широкую научно-просветительскую и антирелигиозную пропаганду… [Надо] неуклонно продолжать и довести до конца экспроприацию буржуазии, превращение средств производства и обращения в собственность Советской Республики… максимальное объединение всей хозяйственной деятельности страны по одному общегосударственному плану… В работе создания новой социалистической дисциплины главнейшая роль выпадает на долю профессиональных союзов [которым следует] порвать со старым шаблоном… Стремясь к равенству вознаграждения за всякий труд и к полному коммунизму, Советская власть не может ставить своей задачей немедленного осуществления этого равенства в данный момент… РКП стремится к созданию наиболее благоприятных условий научной работы в ее связи с поднятием производительных сил страны. Советская власть, осуществляя полную отмену частной собственности на землю, перешла уже к проведению в жизнь целого ряда мер, направленных к организации крупного социалистического земледелия… В области распределения задача Советской власти в настоящее время состоит в том, чтобы неуклонно продолжать замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов… РКП выдвигает на первый план принципы монополизации всего банковского дела в руках советского государства [и] радикальное упрощение банковских операций путем превращения банкового аппарата в аппарат единообразного учета и общего счетоводства Советской республики. По мере организации планомерного общественного хозяйства это приведет к уничтожению банка, к превращению его в централизованную бухгалтерию коммунистического общества. В первое время перехода от капитализма к коммунизму РКП стремится к проведению ряда мер, расширяющих область безденежного расчета и подготовляющих уничтожение денег… Покрытие государственных расходов должно покоиться на непосредственном обращении части доходов различных государственных монополий в доход государства».

Партия оставалась частной организацией единомышленников. Ни в конституции 1918 г., ни в конституции 1924 г. о ней не сказано ни слова. Но она, захватив власть в октябре 1917 г., не выпускала ее из рук до 1991 г. – три четверти века. Партия была построена как строго централизованная система. Она управлялась Центральным Комитетом и Политическим бюро, в которые новые члены назначаются (кооптируются) самими же ЦК и Политбюро, а не избираются низовыми организациями. Партия назначала своих членов на все государственные посты. Они управляли государством и его ведомствами, подчиняясь только партийным решениям. Никаких свободных выборов в какие-либо государственные органы не было до 1989 г. Существование независимых от коммунистической партии иных «частных корпораций» и политических партий было немыслимо.

И в законодательные, и в исполнительные, и в судебные органы люди назначались коммунистической партией, а не выбирались. Россия по конституции имела вид парламентской республики, но в действительности была страной, захваченной и удерживаемой коммунистической бандой. «Наша партия – правительственная партия, и то постановление, которое вынесет партийный съезд, будет обязательным для всей республики», – объявлял Ленин на Х съезде ВКП (б) в 1921 г. Но даже это была только часть правды. Решения в действительности принимал не съезд, а узкая группа сторонников вождя, в тот момент Ленина, и, как правило, следуя его указаниям. Съезд лишь штамповал решения Политбюро ВКП (б).

ВКП (б), как и любая преступная группировка, пополнялась из захваченного ею общества теми лицами, которые соглашались с ее принципами и целями, готовы были безоговорочно исполнять идущие от партийного руководства приказы и в обмен получали власть, блага и преимущества, которых лишено было порабощенное бандой население России.

10 июля 1918 г. была принята первая советская Конституция, провозгласившая основной своей задачей «установление диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства… в целях полного подавления буржуазии, уничтожения эксплуатации человека человеком и водворения социализма». Конституция далее провозглашала, что «руководствуясь интересами рабочего класса в целом, РСФСР лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые пользуются ими в ущерб интересам социалистической революции». Во исполнение этой декларации власть ограничила целые социальные слои в возможностях приобретения жёстко нормированного продовольствия, сохранения прежних жилищных условий, получения работы, поступления в учебные заведения и обрекла массу людей на гибель или нищету. Конституция лишила эти социальные слои и избирательных прав. В обиход надолго вошло зловещее слово «лишенцы».

Начиная с Конституции 1936 г. о лишенцах больше нет речи в советских правовых документах, но в действительности лишенцем становился каждый, кого коммунисты не считали вполне верным своему режиму, – лишенцами оставались верующие, целые народы, лица, взятые под подозрение, и, в конечном счете, весь российский народ, лишенный прав и свобод, естественных для человека, – права на жизнь, имущество, политический выбор, судебную защиту, доступ к источникам информации, веру в Бога, права покидать свою страну и свободно возвращаться обратно. Понятно, что такая система могла удерживаться только ложью и насилием. Ложью – что партия исполняет волю народа (для этого существовала пропаганда) и насилием над теми, кто в это не верил и осмеливался свое неверие проявлять (для этого существовала ЧК-НКВД и Красная армия).

Уже в феврале 1919 г. Дзержинский объявляет во ВЦИКе, что массовое сопротивление в основном подавлено, но классовый враг проникает в советские учреждения поодиночке для саботажа. Надо искать отдельные нити, а для этого в каждом учреждении за сотрудниками должен следить чекист. Одновременно отстраивается сеть секретных сотрудников-осведомителей (сексот). В марте Дзержинский, оставаясь во главе ЧК, становится и наркомом внутренних дел. Для борьбы с частной торговлей («мешочничеством») ЧК берет под контроль весь транспорт. В 1921 г. Наркомат путей сообщения тоже переходит в ведение Дзержинского. ЧК надзирает за принудительными работами, в частности заготовкой дров, которые, из-за недоступности угля и нефти Юга России, в 1918–1919 гг. составляют от 70 до 88 % топливного баланса (вместо 14 % в мирное время). «В интересах революционной законности» ЧК была 6 февраля 1922 г. реорганизована в Государственное политическое управление (ГПУ) и подчинена Народному комиссариату внутренних дел (НКВД).

Укреплению Красной армии способствовал тот же июльский 1918 г. V съезд Советов, который принял первую советскую конституцию. Он принял решения о всеобщей воинской повинности, об отмене выборов командиров, о введении воинских уставов. Пока главную опасность представляли Белые армии, вся «совдепiя» (как называли тогда Белые не освобожденную ими часть России) была обращена в «единый военный лагерь». Об этом было объявлено декретом Совнаркома от 2 сентября 1918 г., учредившим и единое командование под председательством Троцкого – Реввоенсовет республики. Последний входил в Совет обороны, где были представлены все ведомства, причастные к мобилизации людских и материальных ресурсов на войну. На декабрь 1918 г. было теоретически развернуто 12 армий (позже их число увеличилось до 20) и намечен рост вооруженных сил, который на практике выглядел так:

Численность Красной армии (тыс. человек)

Боевой состав представлял собой не более половины общего не только из-за бюрократизации тыловых служб, но и потому, что в мае 1919 г. под единое командование Реввоенсовета были поставлены военизированные части различных ведомств – погранохраны, Наркомата путей сообщения, Наркомпрода (реквизиционные отряды), созданные ЧК Части особого назначения (ЧОН) и ВОХР.

Гигантская армия требовала от обнищавшего народа львиной доли всего производства муки, зернофуража, мяса, тканей, обуви, усугубляя бедствия людей. Но еще важней оказались психологические и административные последствия милитаризации. Служба в армии стала главным путем выдвижения партийных работников. Вернувшись в гражданскую жизнь, они принесли туда приказной военный язык: «штурм небес», «штурм пятилетки», «нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики».

Названный позже тоталитарным, такой строй был неприемлем для очень многих: социалисты не принимали его потому, что большевики отрицали демократические начала и отказывались делить с ними власть; патриоты – потому, что большевики предали в войне интересы России и разрушали все правовые и духовные ценности, на которых веками стояла страна. Уже в конце 1918 г. по России пели частушку: «Полюбили сгоряча русские рабочие / Троцкого и Ильича, и все такое прочее».

Все не большевики, кто умом, а кто сердцем понимали, что для большевиков человек – не высшая ценность, а только средство для достижения своей цели – беспредельного мирового господства. Но далеко не все решались на борьбу с тоталитарным режимом.

2.2.15. Начало сопротивления большевицкому режиму

Часть представителей старой элиты предпочла как можно быстрее бежать из обезумевшей страны, по возможности увозя с собой деньги и драгоценности. Самым ловким это удалось, другие вырвались «как бы из огня», лишившись всего имущества, третьи были схвачены и погибли в застенках ЧК. Были и такие, кто по разным причинам пошел на сотрудничество с большевиками. Одни, понимая свою вину перед народом и наивно веря в идеалы революции, другие – предполагая сделать успешную карьеру при новой власти. Были люди, которые, не идя ни на какое сотрудничество с коммунистами, решили испить чашу страданий до конца, понимая, что в свершившейся катастрофе есть доля вины их и их предков. Судьба почти всех из них оказалась печальной – лишь единицы сохранили жизнь и избежали застенков и лагерей. В той или иной степени соучастниками большевиков или пассивными наблюдателями чинимых ими преступлений оказалось большинство жителей России. Большинство, но не все.

Небольшое меньшинство граждански мыслящих образованных русских людей, принадлежавших чуть ли не ко всем национальностям и исповеданьям рухнувшей Империи, приняли решение силой сопротивляться нахлынувшему злу. Уже между февралем и октябрем 1917 г. в разных городах страны стали создаваться группы патриотов, которые выступали за восстановление порядка в тылу и на фронте, за возобновление боевых действий против наступающих австро-германцев, за непримиримую борьбу с предателями, сеющими на немецкие деньги революционную смуту. В своём большинстве эти люди были молодыми офицерами и учащимися военных училищ, но с ними вместе были и их гражданские друзья и единомышленники. Рядом с мужчинами в этих первых антибольшевицких организациях работали и мужественные женщины. Их как могли поддерживали боевые генералы и адмиралы, государственные служащие, профессора университетов, национально мыслящие предприниматели.

Эти люди вовсе не были безоглядными приверженцами старого дореволюционного порядка. Имея образование и политический опыт, они лучше других понимали все несовершенства, всю неправду старой России. Но они любили свою родину, они желали исправления её недостатков, а не её гибели. Очень характерно, что основу антибольшевицкого движения составили не аристократы, не выходцы из былых привилегированных групп императорской России, но внуки крепостных крестьян, дети сельских священников, сыновья рабочих, казаки, получившие среднее специальное и высшее образование, ставшие офицерами, учителями, банковскими служащими, предпринимателями, инженерами. Они твёрдо верили, что если удастся победить разрушителей страны – большевиков, восстановить порядок, мир, закон, довести страну до свободно избранного всем населением Учредительного собрания, вся Россия изменится в ближайшие годы и десятилетия так же, как изменились их судьбы. Далеко не все из них надеялись на скорую победу. Неравенство сил было слишком очевидным, враждебность к заговорщикам большинства простого народа – явной. Но в этих отчаянных обстоятельствах участники антибольшевицких движений сознательно стремились к жертвенному подвигу – или они пробудят своей борьбой здоровые силы в русском народе, или своим мужеством, своей беззаветной верностью отчизне дадут пример для подражания будущим поколениям, которым Бог судит возродить отечество.

«Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых восстать против безумия и преступлений советской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушаемую родину – это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельных полей Старого Континента, обречённый на колонизацию пришельцев с Запада и Востока. К счастью, мы принадлежим к замученному, но великому русскому народу», – писал уже после Гражданской войны генерал Антон Деникин.

Протест против захвата власти большевиками начался уже в день переворота. Вечером 25 октября (7 ноября) на II съезде Советов делегаты от эсеров, меньшевиков, еврейского Бунда и фронтовых армейских комитетов приняли декларацию против «военного заговора и захвата власти» и покинули зал. В ту же ночь на собрании городской думы Петрограда образовался Комитет спасения родины и революции. Туда вошли эсеры, меньшевики, народные социалисты, группа «Единство» Плеханова, представители фронтовых и флотских комитетов, профсоюзов и весь президиум Предпарламента. Председатель Предпарламента Н. Д. Авксентьев возглавил Комитет и обратился к стране с призывом не выполнять распоряжений насильников и восстановить Временное правительство. Государственные служащие объявили забастовку, длившуюся до января 1918 г. Решение не признавать веления комиссаров, «преступным насилием захвативших державную власть», утвердил Правительствующий Сенат – высший судебный орган России, собравшись 22 ноября.

Военная комиссия Комитета спасения попыталась 29 октября (11 ноября) вооруженным путем ликвидировать штаб большевиков в Смольном, но Авксентьев не нашел поддержки среди казаков и других частей Петроградского гарнизона. Офицеры и казаки были настроены против Керенского из-за того, что он предал Корнилова, а рядовые солдаты не видели большой разницы между Керенским и Лениным и считали их конфликт чисто личной борьбой за власть. В поддержку Временного правительства не выступил никто – помимо немногих офицеров и юнкеров Владимирского, Павловского, Михайловского и Николаевского инженерного училищ Петрограда, – тех, что защищали Зимний дворец. Они заняли Михайловский манеж, где стояли броневики, и несколько кварталов в центре и на Петроградской стороне. Силы были неравны – училища были расстреляны артиллерией, многие юнкера погибли в бою, другие арестованы и убиты в течение нескольких следующих дней. Много мертвых тел так и остались неопознанными, другие были выданы родственникам со следами страшных издевательств и пыток. Так, при похоронах 35 юнкеров иудейского вероисповеданья на Еврейском кладбище возникли проблемы с совершением погребального обряда «из-за обезображенности тел». Это сопротивление, поднявшееся уже не по принуждению власти, а чувством долга и сознанием личной ответственности за Россию, стало одним из первых актов антибольшевицкой борьбы. Различные источники говорят о 250–300 жертвах.

Командующий Северным фронтом генерал В. А. Черемисов отказал приехавшему к нему Керенскому в поддержке и телеграфировал подчиненным: «Политическая борьба в Петрограде не должна касаться армии». Но Керенского поддержал генерал П. Н. Краснов, располагавший примерно 700 казаков из бывшего корпуса генерала Крымова, 18 орудиями и одним броневиком. 27 октября Краснов занял Гатчину. 28-го, после двух залпов конной батареи, его казаки заняли Царское Село и… «утонули» в его 16-тысячном «нейтральном» гарнизоне. 30 октября (12 ноября) казаки Краснова провели «рекогносцировку» на Пулковских высотах. Увидев, что им одним Петрограда не взять, они заключили с большевиками перемирие. Керенский скрылся в доме лесника под Лугой. Его поддержали командующие других фронтов, но когда их эшелоны подоспели, было уже поздно.

27 октября в Москве распропагандированный большевиками 1-й батальон 56-го запасного пехотного полка захватил Кремль. Московский гарнизон несколько дней колебался, не зная, на чью сторону ему встать, но офицеры, собравшиеся в Александровском военном училище, приняли решение оказать сопротивление захватчикам.

Наподобие петроградского Комитета спасения, в Москве возник Комитет общественной безопасности (КОБ), возглавленный эсером, городским головой В. В. Рудневым. Но он не помог стихийно начавшемуся формированию «Белой гвардии», куда вступали студенты Московского университета (около 600 человек), офицеры, курсанты военных училищ, члены союза инженеров – всего около 2,5 тысячи. Не присоединилось к восстанию и большинство находившихся в Москве офицеров. Они предпочли роль зрителей. А после капитуляции большевиков командующий военным округом полковник К. И. Рябцов не удосужился выполнить требование Комитета безопасности об их разоружении и аресте, не защитил склады оружия. Очаг большевицкого восстания был сохранен. Уличные бои и одновременные переговоры между Комитетом безопасности и местным ВРК длились неделю. За это время большевики подтянули подкрепления с окраин и из провинции. Бои в городе усилились. 31 октября сдалось Алексеевское училище и школа прапорщиков – им уже не хватало патронов. Склады патронов были в руках большевиков. Начался обстрел Кремля из орудий. Митрополита Платона, умолявшего от имени Всероссийского Церковного Собора не разрушать святыни, никто не слушал. Многим казалось, что уже не за что и не за кого сражаться – всё гибло. Второго ноября последние защитники Временного правительства сложили оружие. Власть в Москве перешла к большевикам.

Историческая справка

На собрании в Александровском военном училище выступил Георгиевский кавалер полковник Константин Константинович Дорофеев. Именно его выступление побудило офицеров выступить против большевиков. Один из участников боев в Москве, муж поэтессы Марины Цветаевой – Сергей Эфрон вспоминал об этом так: «На трибуну, минуя председателя, всходит полковник Генштаба. Небольшого роста, с быстрыми и решительными движениями… Господа офицеры! Говорить больше не о чем. Все ясно. Мы окружены предательством. Уже льется кровь мальчиков и женщин. Я слышал сейчас крики: в бой! за оружие! Это единственный ответ, который может быть. Итак, за оружие!».

Руководители выступления решили послать депутацию к генералу А. А. Брусилову, проживавшему в Москве. Но получили иной ответ. Вот как описывает поведение генерала один из участников депутации К. Соколов: «Общий же голос был тот, что необходимо, чтобы авторитетный генерал принял команду. На состоявшемся совещании, где участвовал Н. Н. Щепкин, Новгородцев и много офицеров, было решено послать депутацию к Брусилову… Я был в составе этой депутации, и мы пошли к Брусилову немедленно. В своей квартире, в одном из переулков на Остоженке, он сидел в черном бешмете, этот овеянный победами вождь армий, сухонький и седоватый, и ничего нельзя было прочесть на его бесстрастном лице. „Я нахожусь в распоряжении Временного правительства, и если оно мне прикажет, то приму командование“, – сказал Брусилов в ответ на горячие, обращенные к нему мольбы. Ушли ни с чем».

В это время всей Москве было прекрасно известно, что Временное правительство арестовано большевиками и, соответственно, никаких приказов ждать от него не имеет смысла.

Стали создаваться роты от семи до пятнадцати человек. Юнкера Александровского училища под командованием молодого прапорщика 56-го пехотного полка Александра Трембовельского, недавно окончившего это училище, тайком прошли через Александровский сад к Боровицким воротам и проникли в Кремль. Связав караульного, юнкера кинулись к Никольским воротам и разоружили солдат. Затем, после короткого боя у Спасских ворот, были открыты и они. Кремль освободили.

В это время в Лефортове Алексеевское военное училище, кадеты старших классов трёх московских корпусов и Суворовского кадетского корпуса вели бой с превосходящими силами солдат и рабочих. В Замоскворечье выступила школа прапорщиков. К вечеру 29 октября со стороны Красной площади начались атаки большевиков. Грянул бой: юнкера отбивались ружейным и пулёметным огнём. Особенно отличились две восемнадцатилетние девушки-пулемётчицы – сёстры Вера и Мария Мерсье.

Свидетельство очевидца

Молодой офицер-фронтовик, прапорщик Сергей Мамонтов в феврале 1918 г. пришел было в Московское Алексеевское военное училище на регистрацию офицеров, объявленную недавно победившими большевиками. «На необъятном поле была громадная толпа. Очередь в восемь рядов тянулась на версту. Люди теснились к воротам училища, как бараны на заклание. Спорили из-за мест. Говорили, что здесь 56 000 офицеров и, судя по тому, что я видел, это возможно. И надо сказать, что из этой громадной армии только 700 человек приняли участие в боях в октябре 1917 г. (с большевиками в Москве. – А.З.). Если бы все явились, то все бы разнесли, и никакой революции не было. Досадно было смотреть на сборище этих трусов. Они-то и попали в Гулаги и на Лубянку. Пусть не жалуются». – Походы и кони. Записки поручика Сергея Мамонтова. М.: Материк, 2001. – С. 45.

Еще в ноябре 1917 г. профсоюз типографских рабочих создал в Петрограде Комитет борьбы за свободу печати, ставший зародышем независимого движения в лице Собрания уполномоченных фабрик и заводов. В марте 1918 г. уполномоченные 52 предприятий выступили с заявлением:

«Новая власть называет себя советской и рабочей и крестьянской. А на деле важнейшие вопросы государственной жизни решаются помимо Советов; ЦИК вовсе не собирается или собирается затем, чтобы безмолвно одобрить шаги, без него самодержавно предпринятые народными комиссарами. Советы, не согласные с политикой правительства, бесцеремонно разгоняются вооруженной силой; и всюду голос рабочих и крестьян бесцеремонно подавляется… На деле всякая попытка рабочих выразить свою волю в Советах путем перевыборов пресекается и не раз уже петроградские рабочие слышали из уст новой власти угрозы пулеметами, испытали расстрелы своих собраний и манифестаций… Под видом социализма нам дали окончательное разрушение промышленности и расстройство финансов, нам дали расхищение народного достояния и накопленных капиталов людьми с ненасытным аппетитом… Профессиональные союзы разрушены, заводские комитеты не могут нас защитить, городская дума разогнана, кооперативам ставят помехи… Нам обещали свободу, а что мы видим на деле? Где свобода слова, собраний, союзов, печати, мирных манифестаций? Все растоптано полицейскими каблуками, все раздавлено вооруженной рукой. В годовщину революции, оплаченной нашей кровью, мы снова видим на себе железные оковы бесправия… Мы дошли до позора бессудных расстрелов, до кровавого ужаса смертных казней, совершаемых людьми, которые являются одновременно и доносчиками, и сыщиками, и провокаторами, и следователями, и обвинителями, и судьями, и палачами…»

Уполномоченные адресовали эти слова IV съезду Советов, требуя отставки Совнаркома. В мае последовали митинги на Путиловском и Обуховском заводах, требования отмены ограничений на свободу торговли, перевыборов Петросовета тайным голосованием, отмены продовольственных отрядов, создания свободных профсоюзов. С апреля движение уполномоченных охватило Москву, Орел, Самару, Тулу, Тверь, Воронеж, Харьков. В районе Нижнего Новгорода, в частности в Сормове, с мая по июль 1918 г. шли забастовки, и до 1922 г. сохранялись очаги сопротивления. В Петрограде в июле 1918 г. была объявлена всеобщая забастовка, но участвовало в ней лишь около 15 % рабочих. Хлебный паек в пределах 100–200 грамм в день и безработица не располагали к политической активности. ЧК арестовала лидеров движения А. Н. Смирнова и Н. Н. Глебова.

Уже с весны 1918 г. меньшевики и эсеры стали естественной альтернативой для тех, кто верил в социализм, но хотел его видеть «с человеческим лицом». В марте 1918 г. ЦК меньшевиков принял решение усилить влияние партии в местных Советах. В апреле – июне 1918 г. на выборах в Советы Казани, Орла, Тамбова, Тулы, Ярославля блок меньшевиков и эсеров получил от 67 % до 87 % голосов. В 23 крупных городах, бывших под советской властью, большинство получила оппозиция. Это означало, что на следующем съезде Советов оппозиция могла получить большинство во ВЦИКе и сместить ленинское правительство демократическим путем. Этого большевики допустить не могли, и 14 июня 1918 г. ВЦИК просто исключил всех меньшевиков и эсеров из Советов. Так большевики покончили навсегда с независимой от них советской властью. Это был третий учиненный большевиками переворот после захвата Временного правительства в октябре 1917 г. и разгона Учредительного собрания в январе 1918 г. Большевики все дальше выходили за границы легальности, проявляя свою сущность преступного сообщества. После постановления 14 июня большевицкая власть окончательно перестала быть «советской». Участие в выборах в Советы теперь утратило смысл. Но меньшевики упрочили свое влияние в рабочей среде. В Туле летом 1918 г. прошли политические забастовки на военных заводах.

После падения монархии и прихода социал-демократов к власти в Германии Ленин в декабре 1918 г., ориентируясь на новую немецкую власть, изменил курс, выпустил меньшевиков (т. е. таких же, как и немецкие, правых социал-демократов) из тюрем и разрешил им на время открытую деятельность. В Москве в течение февраля 1919 г. выходила газета «Всегда вперед» – единственный на контролируемой большевиками территории оппозиционный орган. В качестве ответного шага меньшевики признали «историческую необходимость» Октябрьского переворота и объявили нейтралитет в Гражданской войне.

Но заигрывание с меньшевиками, и в меньшей мере с эсерами, длилось недолго. В марте 1919 г. около 60 тысяч рабочих забастовали на крупнейших заводах Петрограда, выступая против «диктатуры коммунистов» и «братоубийственной войны». Резолюция, принятая на Путиловском заводе 10 марта, заявляла, что большевики предали идеалы революции, обманули трудящихся и не представляют собой власть рабочих и крестьян. Путиловцы требовали свободных выборов Советов на всех уровнях, передачи управления заводом профсоюзу, свободы торговли для кооперативов рабочих и крестьян, освобождения арестованных, в том числе лидера левых эсеров Марии Спиридоновой. Кронштадтские матросы отказались выступить против рабочих. Подавляли рабочих особые отряды ЧК – 18 тысяч человек с 250 пулеметами. Как и в 1918 г., рабочие волнения перекинулись на провинцию, охватили Тулу, Сормово, Брянск, Тверь и Иваново-Вознесенск.

В Астрахани восстание вспыхнуло в январе 1918 г. Оно опиралось на казаков, калмыков, офицеров, учащуюся молодежь и длилось с 11 по 16 января. Около 1300 восставших взяли город под свой контроль, но не смогли захватить крепость, где засели большевики, к которым на пятый день подоспели вооруженные крестьяне. Восставшие потеряли убитыми более 150 человек, около половины уцелевших ушли в степь.

Эсер Ф. М. Онипко представил в январе детальный план убийства Ленина и Троцкого, но ЦК эсеров категорически воспротивился, следуя установке: «Против большевиков – силой идеи, против реакции – силой оружия». В других городах против большевицких главарей совершались акты индивидуального террора. В июне 1918 г. рабочий Сергеев в Петрограде убил комиссара печати В. Володарского. 30 августа поэт Леонид Каннегиссер убил шефа питерской ЧК М. С. Урицкого. В тот же день в Москве Фанни Каплан двумя выстрелами из револьвера тяжело ранила Ленина. 8 октября 1919 г. анархисты под руководством рабочего Казимира Ковалева взорвали дом в Леонтьевском переулке в Москве, где на заседании горкома компартии ждали Ленина.

В апреле 1919 г. ЧК провела по всей стране массовые аресты меньшевиков и эсеров. Меньшевики стали переходить «от легальности к подполью» и занялись разработкой программы выхода из военного коммунизма, которую Ю. О. Мартов огласил с трибуны VII съезда Советов в декабре 1919 г. Полтора года спустя Ленин себе ее присвоил, объявив новую экономическую политику. На партийном совещании в апреле 1920 г. меньшевики объявили задачей «всех марксистских социалистических партий» «не диктатуру пролетариата, а последовательно проведенное народовластие». В августе настала новая волна репрессий, и последнее Всероссийское совещание меньшевиков в октябре 1922 г. уже прямо выступило против советской власти, «за демократические свободы для всех». Затем часть меньшевиков скрылась в подполье, часть ушла к большевикам, а часть – в эмиграцию.

Историческая справка

Леонид Иоакимович Каннегиссер родился в марте 1896 г. в семье инженера-механика, директора завода Общества судостроительных, механических и литейных заводов в Николаеве – крупнейшего кораблестроительного завода юга России И. С. Каннегиссера (1860–1930). Его мать – врач Роза Львовна Сакер (1863–1946). Юность Леонида проходит в Петербурге, куда переезжает его отец, возглавивший управление всей русской металлургической промышленностью. Леонид окончил частную гимназию Гуревича, рано стал писать стихи. Георгий Иванов так характеризовал творчество Леонида Каннегиссера: «Оставшееся от него – только опыты, пробы пера, предчувствия. Но то, что это „настоящее“, видно по каждой строчке».

В 1913 г. Леонид поступил на экономическое отделение Политехнического института. Богатый, красивый, культурный и исключительно одаренный юноша стал завсегдатаем поэтических салонов, входил в окружение М. Кузьмина. Часто собрания культурной петербургской молодежи проходили и в изысканном доме его родителей в Саперном переулке. Каннегиссер был особенно дружен с Сергеем Есениным, с которым они обменялись стихотворными посланиями.

В 1917 г., после того как было разрешено евреям становиться офицерами, Каннегиссер поступил в Михайловское артиллерийское училище. Он показал себя пламенным русским патриотом, горячим сторонником новой, послефевральской России и войны до победного конца. По политическим взглядам считал себя близким к народным социалистам. Свое кредо молодой поэт выразил в стихотворении, написанном в июне 1917 г.

В ночь с 25 на 26 октября 1917 г. Леонид вместе с другими юнкерами-михайловцами защищал от большевиков Зимний дворец с заседавшим в нем Временным правительством.

После Октябрьского переворота Каннегиссер входил в подпольную антибольшевицкую группу, возглавляемую его двоюродным братом М. Филоненко, который поддерживал тесную связь с Борисом Савинковым. Савинков отдал приказ о ликвидации М. С. Урицкого, исполнить который взялся Каннегиссер.

Утром 30 августа 1918 г. Леонид Каннегиссер застрелил наповал Моисея Урицкого из револьвера с шести шагов в здании Министерства иностранных дел на Дворцовой площади. Леонид был схвачен после короткой погони. Он сразу же заявил, что его действия продиктованы желанием искупить вину своей нации за содеянное евреями-большевиками: «Я еврей. Я убил вампира-еврея, каплю за каплей пившего кровь русского народа. Я стремился показать русскому народу, что для нас Урицкий не еврей. Он – отщепенец. Я убил его в надежде восстановить доброе имя русских евреев». После нескольких месяцев допросов и, по всей видимости, пыток Леонид Каннегиссер был убит в застенках Петроградской ЧК в октябре 1918 г. Один из присутствовавших при этом чекистов позднее сказал его отцу: «Ваш сын умер как герой…» Стихи Леонида Каннегиссера и воспоминания о нём были изданы в Париже в 1928 г. По сообщению Марка Алданова, близко знавшего поэта, в Париже хранился и дневник Леонида, доведенный до лета 1918 г.

Фанни (Фейга) Ефимовна Каплан (настоящая фамилия – Ройтблат). Родилась 10 февраля 1890 г. в еврейской семье учителя в Волынской губернии на Украине. С ранней юности присоединилась к анархистам. Когда ей было 16 лет, на ее квартире изготавливали бомбы, одна из которых предназначалась Киевскому генерал-губернатору. По делу о покушении на жизнь губернатора арестована в 1906 г., приговорена к смертной казни, замененной из-за несовершеннолетия Каплан пожизненной каторгой. В Сибири познакомилась с Марией Спиридоновой и другими эсерами и вступила в ПСР. После Февральской революции освобождена по амнистии. Жила в Крыму, семья эмигрировала в США. Убить Ленина она решила еще в феврале 1918 г., чтобы отомстить за разгон Учредительного собрания и подписание Брестского мира.

30 августа, когда Ленин садился в свой «Роллс-Ройс» после выступления на заводе Михельсона у Серпуховской заставы, Фанни Каплан три раза выстрелила в него из «браунинга» отравленными пулями. Две пули попали в цель – одна в руку, другая через нижнюю челюсть прошла в шею. Ленин был в очень тяжелом состоянии, и его спасение врачи считали маловероятным, но Ленин выжил и оправился от ран очень быстро. «Я застрелила Ленина, – сообщила Фанни Каплан в ЧК, – потому что считаю его предателем. Из-за того, что он долго живет, наступление социализма откладывается на десятилетия». Она заявила, что симпатизирует политике Комитета членов Учредительного собрания в Самаре и доверяет Чернову. Союзу с Германией она предпочитает союз с Англией и Францией. Фанни Каплан отказалась выдать сообщников, была переведена с Лубянки в подземную кремлевскую тюрьму и без суда застрелена 3 сентября комендантом Кремля матросом П. Мальковым по приказу ЧК. Тело Ф. Каплан было по указанию Свердлова «уничтожено без следа». Позднее открылось, что покушение было тщательно разработанной акцией боевой эсеровской группы Семенова. Непосредственно в покушении на Ленина Каплан помогал опытный эсер-террорист рабочий Новиков.

Литература

Н.Н… Головин. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. в 2-х т. М: Айрис, 2011.

2.2.16. Комитет членов Учредительного собрания (Комуч). Народная армия

Под прикрытием чехо-словаков в июне вышли из подполья дружины эсеров и офицерские организации: в Омске (руководитель П. П. Иванов-Ринов – до 2 тысяч чел.), в Новониколаевске (А. Н. Гришин-Алмазов – до 600 чел.), в Томске (А. Н. Пепеляев и другие – до 1 тысячи чел.), в Барнауле (П. Г. Ракин – до 600 чел.), в Иркутске (А. В. Эллерц-Усов – до 1 тысячи чел.). Общая численность вооруженного Белого подполья в Сибири достигала 13 тысяч. В Новониколаевске (Новосибирске) создался его общий штаб. Выступившие против большевиков силы нашли широкую поддержку прежде всего у казаков, крестьян, кооперативных союзов, рабочих и духовенства.

Историческая справка

Подпольная офицерская организация подполковника Николая Галкина существовала с конца 1917 г. В Самаре тогда было 5 тысяч офицеров, но в организацию эту почти никто из них не входил. Входили в неё, между тем, дружины социалистов-революционеров, которые полностью поддерживали цель организации – свержение большевиков и созыв Всероссийского Учредительного собрания. Организация была малочисленна, оружия было мало, старших и опытных офицеров в ней практически не было, и требовалось соблюдать большую осторожность, чтобы не обнаружить её существование. В целях предосторожности молодёжь была организована по системе «десятков» – знали друг друга по большей части только в своём десятке. Общих собраний не было – встречались группами, каждый раз в разных местах – в самарском яхт-клубе, в студенческих чайных, в саду кафедрального собора и так далее. «Примерно в феврале месяце, – вспоминает Вырыпаев, – меня однажды пригласили к себе ученики последнего класса коммерческого училища, в котором я учился семь лет назад. Они мне объяснили, что в городе существует противобольшевицкая организация, состоящая в большинстве из учащейся молодёжи, а также из прапорщиков и подпоручиков (военного времени). Во главе организации стоит подполковник артиллерии Галкин. Они просили меня вступать в организацию и помочь им. Галкину обо мне уже говорили, и он будет рад меня видеть». Основные надежды возлагались организацией на восставший Чехословацкий корпус, который как раз тогда подходил к Самаре. Чехи шли эшелонами через Пензу и Сызрань – в Самаре среди большевиков началась паника; «по улицам во всех направлениях, без всякого освещения сновали грузовики с каким-то имуществом, большая часть уходила на север, часть грузилась на стоявшие под парами пароходы, которые, не задерживаясь, шли вверх по Волге», – пишет Вырыпаев. На рассвете 8 июня передовые отряды чехов, числом не более батальона, вошли в город – красные почти не оказывали сопротивления. Члены офицерской организации заняли все наиболее важные пункты в городе.

В освобожденной от большевиков чехо-словаками Самаре 8 июня 1918 г. 34 депутата Учредительного собрания, в основном эсеры, образовали Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) во главе с эсером В. К. Вольским, возглавивший гражданскую власть. Комуч восстановил свободу слова, печати, собраний, органы местного самоуправления и большинство законов Временного правительства. В качестве государственного флага он сохранил красный. В качестве военного специалиста в состав правительства был введен подполковник Николай Александрович Галкин. Большевиков Комуч преследовал как предателей родины и революции. Комуч оставил крестьянам захваченные ими земли, провел в августе 1918 г. выборы в городские думы Поволжья и Урала. На них эсеры и меньшевики получили меньше голосов, чем в ноябре 1917 г. Выдвинулись либеральный «деловой блок» и депутаты от казаков – общество, обретя опыт жизни при большевиках, правело очень быстро.

Комуч учредил Народную армию без погон и под Георгиевским флагом. Видным командиром в ней стал подполковник В. О. Каппель. Армия, числом до 17 тысяч человек, комплектовалась по принципу территориальной милиции, но добровольцев в нее поступило немного, а мобилизация не удалась. Своей судьбы под большевиками крестьяне не предвидели, закрепить захваченные земли в частную собственность эсеры им отнюдь не обещали, а их стремление возобновить войну с Германией было крестьянам вовсе не по душе. В армию вступала главным образом городская молодежь.

Свидетельство очевидца

Сразу же, как вспоминают очевидцы, повсюду стали расклеиваться призывы нового правительства записываться добровольцами в Народную армию. Коридоры женской гимназии, где были развешаны объявления по отделам и родам оружия, заполнились молодёжью. Население Самары, как казалось тогда, было воодушевлено созданием этой новой русской армии. «Нам приветливо кланялись, махали руками, дружелюбно улыбались совершенно незнакомые люди, – пишет Вырыпаев. – Эти приветствия, восторженные улыбки и дружелюбные взгляды тогда в нас, молодых и неопытных, укрепляли веру в наше правое дело, и все мы не задумывались отдать свои жизни за спасение родины».

Между тем чехам, пребывание которых в Самаре было тогда очень желательным, самим требовалась помощь, так как большевики преследовали их арьергарды, отходящие от Пензы на восток.

Историческая справка

Владимир Оскарович Каппель (1883–1920). Генерал-лейтенант. Родился в уездном городе Белеве Тульской губернии, в семье отставного офицера, потомственного дворянина Московской губернии, родом из Швеции. Окончил 2-й Санкт-Петербургский кадетский корпус и поступил в Николаевское кавалерийское училище, которое отлично закончил в 1906 г. и был выпущен корнетом в 17-й Уланский Новомиргородский полк. Командир полка так характеризовал поручика Каппеля: «В служебном отношении хорошо подготовлен… Нравственности очень хорошей, отличный семьянин. Любим товарищами, пользуется среди них авторитетом. В тактическом отношении, как строевой офицер, очень хорошо подготовлен. (…) Имеет большую способность вселять в людях дух энергии и охоту к службе. Обладает хорошим здоровьем, все трудности походной жизни переносить может. Азартным играм и употреблению спиртных напитков не подвержен». Каппель пытался поступить в академию Генерального штаба, и потерпев неудачу в первый раз, не оставил надежд на продолжение образования, и в итоге поступил в Академию, которую закончил по первому разряду в 1913 г. Прекрасно знал французский и немецкий языки.

В Великую войну Каппель был на должности старшего адъютанта штаба 37-й пехотной дивизии. За воинскую доблесть удостоен ордена Св. Владимира 4-й степени с мечами, Св. Станислава 2-й степени с мечами, Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». Ко времени февральской революции Каппель был произведен в подполковники и назначен на должность помощника начальника оперативного отделения штаба Юго-Западного фронта. Каппеля отличал демократизм взглядов, он не был категорическим сторонником возвращения к «старому порядку», но по убеждениям был монархистом. Весной 1918 г. для Каппеля начинается новый этап служения народу и отечеству – он вступает в Белую борьбу. Его боевое руководство отличалось решительностью, почти дерзостью и верой в подчинённых ему людей, в их жертвенность и смелость. Себе он не приписывал побед, благодаря которым его имя стало одним из самых известных на Востоке России. Вырыпаев вспоминает, как Каппель принял командование над народной армией: «Состоялось собрание офицеров Генерального штаба, на котором обсуждался вопрос, кому возглавить добровольческие воинские части. Желающих не находилось. Решено было бросить жребий. Тогда попросил слова скромный на вид и мало кому известный, недавно прибывший в Самару в составе штаба Поволжского фронта офицер: „Раз нет желающих, то временно, пока не найдется старший, разрешите мне повести части против большевиков“». Этим офицером и был Каппель.

Свержение советской власти проходило практически при полном равнодушии населения: большинство было радо водворению порядка и закона, но мало кто хотел идти воевать с большевиками, т. к. считали, это делом армии. Но беда была в том, что армии-то как раз и не было: её только предстояло создать. Необходимо было развивать наступление и объединять силы восставших на Волге, Урале и в Сибири. Потратив не более двух недель на создание воинских частей, Белые в 20-х числах июня 1918 г. перешли в наступление по расходящимся направлениям: чешский командир Радола Гайда и подполковник Анатолий Пепеляев двинулись на восток вдоль по линии Великого Сибирского пути, а полковник Григорий Вержбицкий и командир чешских легионеров полковник Ян Сыровый – на запад. Начиналось полномасштабное формирование Восточного фронта.

Армия с полным основанием могла называться Народной армией. Каппель не раз говорил о том, что в тот момент, когда Россия охвачена страданиями, всем нужно забыть, кто кем был до революции, и всеми силами стремиться облегчить эти страдания. И хотя сам Каппель был монархистом, он убеждал своих добровольцев в том, что не время рассуждать о будущей форме правления: залог победы – доверие населения, а для того, чтобы оно было и впредь, нужно понимать, чего народ ждал от революции.

Под командованием Каппеля был отряд в 250 штыков и 45 сабель. С этими незначительными силами нужно было взять Сызрань, со стороны которой наступали большевики. Девятого июня в 5 часов утра каппелевцы в лоб атаковал город. В обход на станцию Заборовка был послан конный отряд и два орудия с 10 снарядами, командовал которым капитан Вырыпаев. Как только начался бой, орудия выпустили весь запас снарядов, а кавалерия атаковала уже бежавших в панике большевиков. По свидетельству очевидцев, население встретило Народную армию ликованием.

Свидетельство очевидца

Вырыпаев писал об освобождении Сызрани следующее: «Эта первая операция молодого отряда под командой Каппеля была головокружительной по своему успеху и прошла с пунктуальной точностью даже в самых мелочах, согласно распоряжениям Каппеля. За всю операцию было потеряно убитыми лишь четыре человека… Эта победа дала как бы толчок для дальнейших действий и вселила в бойцов не только глубокое доверие к их начальнику, но и преклонение перед его знанием военного дела и ясным пониманием атмосферы и духа гражданской войны».

После победы в Сызрани отряд Каппеля двинулся в Самару, а оттуда на пароходе «Мефодий» – вверх по Волге в район Ставрополя Волжского.

Историческая справка

Каппель постоянно был вместе со своими добровольцами, жил с ними одной жизнью, и они все больше ценили своего вождя и были бесконечно ему преданы. Подполковник постоянно подчёркивал, что прежде всего необходимо беречь людей – дорог каждый боец, каппелевцы же, в свою очередь, не требовали себе ни наград, ни солидного жалованья – они сознавали, что главное сейчас – их готовность жертвовать собой. Вырыпаев вспоминает, как по совету одного из членов Комуча, который постоянно следовал с отрядом Каппеля, он обратился к бойцам отряда с вопросом о наградах и жалованье. Они ответили ему, что выбранное после Учредительного собрания законное русское правительство сумеет вознаградить их, а пока им достаточно иметь деньги на самое необходимое.

В стремительных боях под Ставрополем, Сенгилеем и Климовкой добровольцы одерживали все новые победы.

Историческая справка

Под Климовкой двое добровольцев из отряда Каппеля попали в плен к Красным и были замучены ими. Крестьяне рассказывали потом Белым, как этих двоих шестнадцатилетних мальчиков водили по улицам села, избивали, отрезали им уши и носы и, наконец, умертвили – их тела невозможно было узнать, так они были обезображены. То, что сделали большевики с мальчиками-добровольцами, произвело тяжёлое впечатление на отряд. Вскоре им был захвачен командующий Сенгилеевским фронтом бывший поручик Мельников, служивший теперь большевикам. Как оказалось, именно он выдал добровольцев на страшный самосуд. По приговору военно-полевого суда Мельников был расстрелян.

Большевики Симбирска тщательно готовились отразить удар Народной армии с Волги, однако Каппель со своим отрядом обошёл город с юга и запада и 21 июня стремительно ворвался в Симбирск с фланга и тыла, где Красные не ожидали его. Красные в панике бежали, бросая пулемёты, орудия, не успев даже расстрелять арестованных офицеров. Через четыре часа в Симбирск вошли чехи. Население города приветствовало Белых как освободителей.

Свидетельство очевидца

В только что освобожденном от большевиков Симбирске Каппель выступал с речью перед населением в переполненном здании городского театра. Об этой речи вспоминает соратник Каппеля капитан Вырыпаев: «Его речь была удивительно проста, но дышала искренностью и воодушевлением… многие присутствовавшие плакали. Плакали и закалённые в боях офицеры, только что освобождённые из большевицких застенков. Да и немудрено: ведь он звал на борьбу за поруганную Родину, за народ, за свободу. Отечество, свобода и жизнь народа были в опасности… Каппель говорил – и не было сомнения, что он глубоко любит народ, верит в него и что он первый готов отдать жизнь свою за Родину… С этого дня отряд Каппеля стал быстро пополняться добровольцами. Все, кто верил в дело освобождения России и любил своё отечество, брали винтовки и становились в строй. Рядом стояли и офицер, и рабочий, и инженер, и мужик, и техник, и купец. Крепко они держали национальный флаг в руках, и их вождь объединил всех своей верой в идею, святую идею освобождения родной страны».

Из Симбирска чешские легионеры и армия Каппеля двинулись вверх по Волге на Казань. В Казани обстановка была неизмеримо тяжелей, чем в Самаре. Большевики объявили под страхом расстрела немедленную регистрацию всех офицеров, однако, несмотря на то, что огромное количество офицеров приказу подчинилось, часть офицерства ушла в подполье. Тайную офицерскую организацию возглавил генерал-лейтенант Иван Иванович Попов, командовавший в конце Великой войны 32-й пехотной дивизией. Но развернуть деятельность организации не удалось: генерал Попов был схвачен 22 мая и расстрелян в Москве. На его квартире ЧК нашла списки членов организации. Начались аресты и расстрелы на месте.

Историческая справка

Операцию Каппеля и чешских легионеров Степанова по взятию Казани поддержали с тыла партизаны поручика Георгия Ватягина. Член офицерской организации Попова Фёдор Мейбом, сумевший покинуть Казань, когда начались аресты, так описывает своё первое знакомство с отрядом Ватягина, в который случайно попал с двумя товарищами-офицерами: «Поручик Ватягин приказал своему отряду строиться. Боже! Да это все только мальчики – кадеты, гимназисты, реалисты и юнкера Казанского военного училища, в среднем 16—17-летние. Спрашивается: где же их отцы? Где старшие братья»? К сожалению… многочисленные офицерские организации Симбирска и Казани выставили сотни бойцов вместо тысяч. Ватягин повёл мальчиков в штыковую атаку. Одновременно Красных атаковала чешская кавалерия Степанова. Большевики побежали…

7 августа Народная армия вошла в Казань. В плен был взят весь Красный 5-й латышский полк. Очевидец вспоминает: «Улицы города Казани были забиты народом. Колокольный звон всех церквей извещал о нашей победе, нас забрасывали цветами, и ясно было слышно, как тысячные голоса поют «Христос Воскресе!». Здесь Белые стали обладателями золотого запаса России, украденного большевиками в Москве в ноябре 1917 г. Золотой запас было погружен на пароход «Фельдмаршал Суворов» – 650 миллионов золотых рублей в монетах, 100 миллионов рублей в кредитных билетах и другие ценности. Все это в полной сохранности было передано правительству Комуча.

Историческая справка

В Казани был сформирован татарский конный отряд, численностью около 600 сабель, командиром которого стал капитан Мейбом. Мейбом описывает, как добровольцы из татар, несмотря на то, что по халатности командования им долго не выдавали ни обмундирования, ни снаряжения, ни пищи, терпеливо ждали в казарменном дворе, пока их примут. Когда он вышел к ним, на приказ строиться поднялось несколько человек – оказалось, остальные не знали русского языка. Из нескольких сотен татар солдат было человек двадцать, в унтер-офицерских чинах – четыре человека. Необходимо было проводить с татарами строевые занятия, немедленно обучать их стрельбе и приёмам штыкового боя, а времени было мало. Но когда татарам пришлось идти в бой, отряд проявил себя блестяще. Мейбом пишет: «Красные во весь рост идут на сближение. Открываю огонь. Против нашей части – мадьяры (венгры. – Отв. ред.). Меткость огня моих бедных татар ниже всякой критики. Противник это чувствует и начинает идти на сближение быстрее. Вижу, что огнём я ничего не смогу сделать, поднимаю солдат и веду их в контратаку. Дружно, как один человек поднялись мои татары и с криками „Алла!“ и „Ура!“, перегоняя друг друга, пошли в штыки. Мадьяры не выдержали и стали откатываться назад. Добровольцы левого фланга, увидев наш успех, также перешли в контратаку. Моим офицерам пришлось употребить всю энергию и изобретательность, чтобы вернуть татар обратно…»

В конце августа под Свияжском Красные остановили наступление Каппеля. На юге крестьяне-добровольцы 6 сентября взяли Вольск (близ Саратова).

Крупным и организованным вооруженным выступлением против большевиков стало Ярославское восстание 6—21 июля 1918 г. Его подготовил Союз защиты родины и свободы, возглавляемый бывшим эсером-террористом Б. В. Савинковым. С ним сотрудничали меньшевики, лишенные представительства в местном Совете, и союзы офицеров. На политических «верхах» эти силы могли казаться несовместимыми, но на «низах» были товарищами в борьбе против большевиков. Скорее всего, выступление Савинкова было синхронизировано с восстанием левых эсеров в Москве. Восставших поддержало духовенство и купечество, к ним примкнули милиция, красная автоброневая часть, рабочие железной дороги, крестьяне, учащиеся лицея и гимназий – только в черте города более 6 тыс. жителей. Восставшие заняли главные объекты города, разоружили коммунистов, создали гражданское управление, восстановили городское самоуправление и действие российских законов.

Документ

«Граждане, власть большевиков в Ярославской губернии свергнута. Те, кто несколько месяцев тому назад обманом захватил власть и затем, путем неслыханных насилий и издевательства над здоровой волей народа, держали ее в своих руках, те, кто привели народ к голоду и безработице, восстановили брата на брата, рассеяли по карманам народную казну, теперь сидят в тюрьме и ждут возмездия… Как самая первая мера, будет водворен строгий законный порядок и все покушения на личность и частную собственность граждан… будут беспощадно караться… Призываю твёрдо помнить, что мы боремся против насильников, за принципы свободы и неприкосновенности личности». С этого воззвания 6 июля, в котором далее шло подробное указание о восстановлении губернской и уездной администрации, судов, земского и городского самоуправления, началось восстание в Ярославле. – Ярославское восстание. Июль 1918. Москва: Посев, 1998. – С. 97–99.

Восставшие объявили, что они Северная армия Добровольческой армии генерала Алексеева, что они исполняют союзнический долг и выступают на стороне Антанты против Германии и ее союзника – большевиков. В частности, восставшие тут же арестовали всех немецких военных в городе (а их было немало) и как военнопленных заключили в казармы. «Еще немного усилий, и предатели, засевшие в Кремле, разорившие страну и морящие голодом народ, будут сметены с лица русской земли. Все, кто способен носить оружие, пусть идет в Добровольческую армию», – объявлял полковник А. Перхуров.