Креативный класс. Люди, которые создают будущее Флорида Ричард

17

Даллас — Форт-Уэрт — Арлингтон (штат Техас)

0,406

18

Рочестер (штат Миннесота) (штат Индиана)

0,404

19

Сан-Франциско — Окленд — Фримонт (штат Калифорния)

0,401

20

Форт-Коллинс — Лавленд (штат Колорадо)

0,399

Источники: Бюро переписи населения США; данные «Исследования американских сообществ», 2008–2010 гг. Анализ выполнен Шарлоттой Мелландер.

В городских агломерациях с большой долей квалифицированной работы, основанной на знаниях, имеет место более широкий разрыв в оплате труда; но низкооплачиваемые работники все равно получают здесь более высокую заработную плату. В городских агломерациях с большой концентрацией высококвалифицированного креативного класса средний уровень оплаты труда выше — корреляция между этими двумя параметрами превосходит все ожидания. Кроме того, в таких агломерациях выше и оплата труда представителей обслуживающего и рабочего классов. Впрочем, в городских агломерациях креативного класса более высокие цены на жилье, что может в какой-то мере нивелировать этот эффект. Тем не менее, факт остается фактом, в агломерациях с высокой концентрацией креативного класса заработная плата выше по всем категориям занятости [10]. Вместе с тем с учетом всех факторов можно сделать вывод о том, что неравенство в оплате труда в разных городских агломерациях отражает растущий разрыв между экономическими возможностями представителей креативного класса, с одной стороны, и членов рабочего и обслуживающего классов — с другой.

Если же взять второй показатель неравенства, основанный на индексе Джини, картина существенно меняется. Тогда как показатель неравенства в оплате труда учитывает только различия в уровне заработной платы, показатель, основанный на индексе Джини, рассчитывается с учетом всего дохода, в том числе арендной платы, роялти и дивидендов.

Коэффициент Джини считается настоящим «золотым стандартом» оценки неравенства. На рис. 16.2 показано распределение индекса неравенства Джини по городским агломерациям США, а в табл. 16.2 отображены 20 агломераций с самым высоким индексом неравенства.

Таблица 16.2. Двадцать городских агломераций США с самым высоким индексом неравенства в доходах, 2010 год

Место в рейтинге	Городская агломерация	Индекс неравенства доходов
1	Бриджпорт — Стэмфорд — Норуолк (штат Коннектикут)	0,539
2	Нейплс — Марко-Айленд (штат Флорида)	0,522
3	Колледж-Стейшн — Брайан (штат Техас)	0,515
4	Атенс — округ Кларк (штат Джорджия)	0,514
5	Гейнсвилл (штат Флорида)	0,508
6	Нью-Йорк — Северный Нью-Джерси — Лонг-Айленд (штаты Нью-Йорк, Нью-Джерси и Пенсильвания)	0,503
7	Майами — Форт-Лодердейл — Майами-Бич (штат Флорида)	0,498
8	Макаллен — Эдинбург — Мишн (штат Техас)	0,497
9	Браунсвилл — Харлинген (штат Техас)	0,496
9	Себастиан — Веро-Бич (штат Флорида)	0,496
11	Моргантаун (штат Западная Вирджиния)	0,494
12	Монро (штат Луизиана)	0,489
13	Корваллис (штат Орегон)	0,487
14	Таллахасси (штат Флорида)	0,486
15	Оберн — Опелайка (штат Алабама)	0,485
15	Лос-Анджелес — Лонг-Бич — Санта-Ана (штат Калифорния)	0,485
15	Мидленд (штат Техас)	0,485
18	Блумингтон (штат Индиана)	0,484
18	Санта-Фе (штат Нью-Мексико)	0,484
18	Шривпорт — Божер-Сити (штат Луизиана)	0,484

Источники: Бюро переписи населения США; данные «Исследования американских сообществ», 2008–2010 гг. Анализ выполнен Шарлоттой Мелландер.

Между этими двумя картами существуют поразительные различия. В городской агломерации Бриджпорт — Стэмфорд самый высокий уровень неравенства в доходах во всей стране, что не станет неожиданностью для того, кто когда-либо проделывал короткий путь от зеленого Уэстпорта до пыльного Бриджпорта. Большой Нью-Йорк находится на шестом месте, а Майами — на седьмом Однако только в этих трех городских агломерациях численность населения превышает миллион жителей. В большинстве вошедших в этот список агломераций с самым высоким уровнем неравенства в доходах численность населения гораздо меньше, например в занявших второе, пятое и девятое места Нейплсе, Гейнсвилле, Веро-Бич, а также Колледж-Стейшн, занимающем третье место по индексу Джини. Помимо Колледж-Стейшн и Гейнсвилла в этот список вошли университетские городки: Атенс, Моргантаун, Корваллис, Оберн и Монро — все эти города, как и некоторые промышленные агломерации (например, Браунсвилл) занимают в списке достаточно высокие места. Следует обратить внимание на то, что городские агломерации с развитой сферой высоких технологий и экономикой, основанной на знаниях, в этом списке отсутствуют.

За исключением Колледж-Стейшн, различия между этими двумя показателями, двумя картами и двумя списками просто поразительны. Это можно увидеть на представленной ниже схеме (рис. 16.3), где отображены несоответствия между городскими агломерациями по этим двум показателям. Схема разделена на четыре квадранта. В городских агломерациях, попадающих в верхний правый квадрант (таких как Колледж-Стейшн, Бриджпорт, Нью-Йорк, Гейнсвилл и Боулдер) имеет место двойной эффект: высокий уровень неравенства как в доходах, так и в оплате труда. В агломерациях в левом правом квадранте, где находятся такие высокотехнологичные кластеры, как Сан-Хосе (Кремниевая долина), Остин и Хантсвилл, относительно высокий уровень неравенства в оплате труда и относительно низкий уровень неравенства в доходах. В агломерациях в левом верхнем квадранте, таких как Таскалуса и Майами, высокий уровень неравенства в доходах при относительно низком уровне неравенства в оплате труда. И наконец, в городских агломерациях левого нижнего квадранта, таких как Шебойган, Огден и Сент-Джордж, имеет место относительно низкий уровень неравенства обоих типов.

Итак, в ходе статистического анализа мы обнаружили только слабую связь между этими двумя показателями неравенства. Когда Шарлотта Мелландер выполнила простой регрессионный анализ, чтобы определить зависимость между общим уровнем неравенства в доходах и неравенством в оплате труда, значение R-квадрат (коэффициента детерминации) оказалось равным 0,15. Проще говоря, неравенством в оплате труда можно объяснить только 15 процентов дисперсии неравенства в доходах в разных регионах. Чем же объясняются оставшиеся 85 процентов?

В ходе ряда исследований были предприняты попытки проанализировать более широкий контекст растущего разрыва между доходом, который обеспечивает высококвалифицированный и низкоквалифицированный труд. Пару десятков лет назад Беннет Гаррисон и Барри Блустоун обратили внимание на сокращение охвата деятельности профсоюзов. Объединение в профсоюзы было ключевым фактором послевоенного социального договора, позволившего повысить заработную плату производственных рабочих и других работников. В своей книге The Great U-Turn («Масштабный поворот на 180 градусов») Гаррисон и Блустоун утверждают, что нападки на профсоюзы со стороны крупных компаний и правых привели к ослаблению ключевого элемента институциональной поддержки уровня заработной платы, что и привело к ее снижению [11].

Возможно, углубление неравенства объясняется не столько растущим разрывом между высококвалифицированным и низкоквалифицированным трудом, сколько бедностью, присущей тем, о ком говорил Уильям Джулиус Уилсон в своей книге The Truly Disadvantaged («Поистине обездоленные»). Речь идет о людях, у которых вообще нет работы или которые с трудом выживают в условиях теневой экономики [12].

По всей вероятности, географическое местоположение тоже можно считать одним из факторов усиления неравенства. Как мы уже видели, Кристофер Берри и Эдвард Глейзер еще в 2005 году обратили внимание на различия между уровнями человеческого капитала в крупных городах, а я в 2006 году писал в журнале The Atlantic о миграции богатства, отметив «массовое перемещение образованных, высококвалифицированных, высокооплачиваемых американцев в сравнительно небольшое количество городских агломераций». В книге The Big Sort («Большая сортировка») Билл Бишоп показал, что американское общество переживает все большее расслоение и разделение по уровню квалификации, экономическому положению и политическим предпочтениям [13].

В ходе исследований было установлено, что численность и плотность населения городов тоже являются факторами неравенства. Крупные города и городские агломерации обладают явными преимуществами в плане привлечения высококвалифицированных специалистов, рабочих мест в сфере высоких технологий и других экономических активов, имеющихся в глобальной экономике знаний. Натаниэл Баум-Сноу из Университета Брауна в сотрудничестве с Национальным бюро экономических исследований и Ронни Паван из Рочестерского университета провели важное исследование, по результатам которого была установлена прочная связь между численностью населения города и уровнем неравенства [14].

На одну только численность населения городов приходится от 25 до 35 процентов общего роста экономического неравенства за прошедшие три десятилетия, даже с учетом роли уровня квалификации, человеческого капитала, отраслевой структуры и других факторов.

Вместе с Шарлоттой Мелландер мы проанализировали связь между индексом неравенства в оплате труда и индексом неравенства Джини, а также факторы, определяющие оба индекса, от уровня квалификации и человеческого капитала до уровня охвата профсоюзами, уровня бедности и расового состава, а также численности и плотности населения городских агломераций. Полученные нами выводы оказались поразительными во многих отношениях. А самый главный состоял в том, что это принципиально разные типы неравенства, обусловленные совершенно разными причинами [15].

Мы пришли к выводу, что, как и следовало ожидать, неравенство в оплате труда непосредственно связано с переходом к экономике знаний, основанной на высоких технологиях и человеческом капитале, и оно напрямую зависит от человеческого капитала (который измеряется как процент взрослых с высшим образованием) и еще больше — от доли креативного класса в общей численности рабочей силы. Кроме того, уровень неравенства в оплате труда непосредственно связан с обеими категориями навыков, необходимых в профессиях креативного класса: аналитическими (0,44) и навыками общения (0,55). Еще в большей степени этот тип неравенства связан с концентрацией индустрии высоких технологий [16]. Неудивительно, что неравенство в оплате труда непосредственно связано с экономическим благополучием городских агломераций, которое зависит от уровня дохода, заработной платы и объема производства на душу населения.

Важную роль играет также численность и плотность населения городов и городских агломераций. Неравенство в оплате труда в значительной мере зависит от плотности и еще больше — от численности населения городских агломераций. Вопреки распространенному мнению, будто бы неравенство в оплате труда можно отчасти объяснить различиями между затратами на оплату жилья в разных городах и городских агломерациях, корреляция между уровнем неравенства и затратами на жилье в общем объеме доходов незначительна [17].

Однако в случае более общего показателя неравенства в доходах (основанного на индексе Джини) ситуация иная. (Если вы помните, неравенством в оплате труда можно объяснить только 15 процентов дисперсии значений общего неравенства в доходах.) Мы пришли к неожиданному выводу: неравенство в доходах почти не связано со средним уровнем благосостояния. Нет никакой корреляции между неравенством в доходах и средним уровнем дохода и заработной платы, имеется только слабая корреляция с объемом производства на душу населения. В отличие от неравенства в оплате труда, неравенство в доходах в гораздо меньшей степени зависит от среднего уровня богатства и благополучия.

Результаты нашего анализа говорят о том, что более широкий переход к инновационной экономике, основанной на высококвалифицированном труде и богатом человеческом капитале, также в меньшей степени определяет неравенство в доходах. Корреляция между человеческим капиталом и неравенством в доходах примерно в два раза меньше корреляции между человеческим капиталом и неравенством в оплате труда. Корреляция с креативным классом еще меньше. Неравенство в доходах почти не связано с навыками общения и совсем не связано с аналитическими навыками — двумя категориями навыков, которые ассоциируются с профессиями креативного класса [18].

Такие показатели, как численность и плотность населения городов и городских агломераций, также почти никак не связаны с неравенством в доходах. Существует слабая связь между неравенством в доходах и численностью населения городской агломерации, и нет никакой связи с плотностью населения. Кроме того, неравенство в доходах никак не связано с долей затрат на жилье.

Так какие же из проанализированных нами факторов оказывают самое сильное влияние на уровень неравенства в доходах? Профсоюзы, раса и бедность. Проанализируем каждый из них в отдельности. По данным нашего анализа, охват профсоюзами уменьшает неравенство в доходах. Общий уровень неравенства в доходах меньше там, где профсоюзы сильнее, а значит, корреляция этого показателя с деятельностью профсоюзов имеет отрицательное значение [19]. Из этого следует самый показательный вывод (и самый тревожный с точки зрения последствий для страны): неравенство в доходах в значительной степени связано как с уровнем бедности, так и с расовым составом населения. В частности, корреляция между уровнем неравенства в доходах и численностью темнокожего населения достаточно высокая [20].

Уровень бедности играет еще большую роль. Неравенство в доходах в значительной степени связано с общим уровнем бедности [21]. Когда Шарлотта Мелландер выполнила регрессионный анализ неравенства в доходах, уровень бедности и расовый состав оказались не менее важными факторами, чем неравенство в оплате труда.

Из всего этого можно сделать следующий вывод: неравенство в оплате труда и неравенство в доходах — далеко не одно и то же. Хотя общая структурная трансформация экономики влечет за собой разделение рынка труда и увеличение разрыва в заработной плате представителей основных классов, этот процесс оказывает незначительное влияние на социально-экономическое неравенство в целом. Кроме того, наш анализ показывает, что в действительности уровень благосостояния наименее квалифицированных и самых низкооплачиваемых работников (рабочих и обслуживающего персонала) гораздо выше в регионах с экономикой, основанной на знаниях, и высокой концентрацией креативного класса, даже если разрыв в заработной плате в этих регионах больше. Если говорить о неравенстве в целом, мы столкнулись с трагедией всеобщей бедности и серьезными расовыми проблемами на самом низком уровне социально-экономической структуры США.

Глава 17

Роль социальных классов

Покойный архитектурный критик New York Times Герберт Мушамп написал однажды: «Осмелившись использовать слово “класс”, я изменил сам принцип обсуждения социально-экономического неравенства» [1]. Во времена холодной войны 1950–1960-х годов слово «класс» стало в Америке чуть ли не ругательством. В 1959 году социолог Роберт Нисбет заявил, что «термин “социальный класс”… практически бесполезен для объяснения данных о богатстве, власти и статусе» [2]. Дэниел Белл утверждал, что наступил не просто конец классов, а конец идеологии [3]. Опубликованная в 2001 году книга так и называлась — The Classless Society («Бесклассовое общество») [4]. Социологи заменили прежнюю концепцию класса новой, эмпирически выведенной концепцией социально-экономического статуса, который основан на образовании, доходе и других факторах и обозначается аббревиатурой SES (socioeconomic status). Для того чтобы определить и проанализировать положение, которое занимают люди в социально-экономической структуре общества, был введен целый диапазон категорий: низкий, средний и высший статус. Класс начали рассматривать не в контексте той работы, которую мы выполняем, а в свете того, что мы покупаем или как себя идентифицируем.

Однако, как бы мы ни пытались делать вид, что понятия класса не существует, он по-прежнему остается главной движущей силой экономики и общества. Как показано в этой книге, сегодня представители трех основных классов (креативного, рабочего и обслуживающего) по-разному связаны с экономикой (или способом производства). Они ведут разный образ жизни и живут в совершенно разных местах. Чем внимательнее я анализирую реалии современного общества, тем чаще вспоминаю знаменитое изречение итальянского мыслителя-марксиста Антонио Грамши: «Гегемония рождается на фабрике» [5]. Грамши, как и Маркс в свое время, напоминает нам об одном важном моменте: реальность повсе­дневной жизни формируется в значительной степени под влиянием того, какую именно работу мы выполняем. В этой главе будет показано, что класс определяет все аспекты жизни, в том числе то, где мы живем, сколько платим за жилье и даже насколько мы здоровы и счастливы.

Политика — одна из наиболее очевидных линий классового разграничения. Политические обозреватели уже давно обращают внимание на то, что социально-экономическое расслоение общества лежит в основе растущего разделения Америки на «красные» и «синие» штаты. В своей очень важной книге Red State, Blue State, Rich State, Poor State («Красный штат, синий штат, богатый штат, бедный штат») Эндрю Гелман из Колумбийского университета пытается раскрыть смысл такого феномена: богатые избиратели склоняются в сторону Республиканской партии, а богатые штаты отдают предпочтение Демократической [6].

В ходе масштабных опросов Институт Гэллапа определяет, к какой категории (консерваторов или либералов) относят себя американцы во всех пятидесяти штатах [7]. Их результаты говорят о том, что консерватизм расширяет свое влияние в Америке. В феврале 2011 года Миссисипи стал первым штатом, более половины жителей которого отнесли себя к числу консерваторов, а такие штаты, как Айдахо, Алабама, Вайоминг и Юта, приближаются к этому уровню. В Арканзасе, Северной Каролине, Северной Дакоте, Луизиане и Южной Дакоте (тоже вошедших в список десяти самых консервативных штатов, составленный Институтом Гэллапа) доля жителей, назвавших себя консерваторами, составляет 45 процентов и больше. Полученные Институтом Гэллапа данные говорят о том, что количество консерваторов превышает количество либералов даже в наиболее либерально настроенных штатах (за исключением округа Колумбия): Вермонт (30,7 процента консерваторов и 30,5 процента либералов), Род-Айленд (29,9 процента консерваторов и 29,3 процента либералов) и Массачусетс (29,9 процента консерваторов и 28,0 процента либералов).

Использовав данные Института Гэллапа для анализа факторов, определяющих закономерности политической идентификации в разных штатах США, мы с Шарлоттой Мелландер пришли к выводу, что именно класс является ключевым фактором роста консерватизма. Мы обнаружили высокую положительную корреляцию между консервативной политической ориентацией, с одной стороны, и рабочим классом и религией — с другой (в последнем случае имеется в виду доля людей, для которых религия — важная часть повседневной жизни).

Кроме того, мы обнаружили высокую отрицательную корреляцию между консервативной ориентацией и креативным классом и количеством выпускников колледжей. Консервативные штаты оказались гораздо менее толерантными и разнообразными. Консервативная политическая ориентация имеет высокую отрицательную корреляцию с процентом населения, состоящего из иммигрантов, геев и лесбиянок. Мы пришли к выводу, что наиболее выраженно консерватизм проявляется в наименее состоятельных штатах с низким уровнем образования, самым большим количеством «синих воротничков» и самыми тяжелыми экономическими условиями. Очевидно, что консерватизм все больше и больше становится базовой идеологией экономически отсталых штатов.

Класс оказывает большое влияние и на политику крупных городов. В первом издании книги я отметил, что по мере дальнейшего расслоения и разделения городов само место приходит на смену промышленным предприятиям и рабочей среде в качестве базовой площадки классовых конфликтов. За прошедшее десятилетие этот процесс еще больше ускорился. В конце 1990-х и начале нового тысячелетия возникла серьезная политическая напряженность в связи с джентрификацией (я уже рассказывал о некоторых случаях конфликтов такого рода) [8]. Например, летом 2000 года возникло и быстро распространилось мощное движение по борьбе против развития отрасли высоких технологий в районах Сан-Франциско СоМа и Мишн. В состав этого движения вошли художники, владельцы клубов и местные жители, организовавшие более трех десятков митингов и акций протеста; во время одной из них группа демонстрантов разбила компьютер бейсбольными битами прямо перед зданием муниципалитета. В ходе этой длительной борьбы, которую позже начали называть войнами в районе СоМа, участники движения собрали более 30 тысяч подписей жителей всего города под призывом поставить на голосование так называемое Предложение L, с тем чтобы запретить развитие отрасли высоких технологий и другие формы джентрификации в СоМа, Мишн и других преимущественно жилых районах города. Это предложение было отклонено менее чем одним процентом голосов [9].

В 2002 году я обратил внимание на возможность возникновения новых «местных войн» в креативных центрах. Но не смог предвидеть массовые беспорядки в Лондоне летом 2011 года. Обозреватели правого толка обвиняли во всем хулиганов, тогда как левые объясняли происшедшее растущим разочарованием в нестабильной экономике Великобритании и введенными мерами жесткой экономии. Однако мне казалось, что причиной всех этих беспорядков были не молодость, этническая принадлежность или даже раса, а именно классовая структура британского общества и растущий разрыв между классами.

Глобализация сделала мир меньше по размеру и приблизила людей и экономику разных стран друг к другу. Однако вместо сокращения и сглаживания экономических и классовых различий процесс глобализации еще больше обострил их, сделав неотъемлемым элементом рельефа современного мира. Мы совершаем большую ошибку, когда смотрим на пики привилегий из своих замков в Лондоне, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Токио, Шанхае, Сингапуре или Мумбае и убеждаем себя в том, что все находятся в равных условиях. Остроконечность — определяющая черта современного мира, который становится еще более остроконечным и более разделенным. Усугубляющиеся классовые различия свирепствуют в микрокосме наших городов — именно это испытали на собственном опыте шокированные обитатели Лондона летом 2011 года.

Произошедшее в британской столице событие есть следствие двух аспектов процесса иммиграции. С одной стороны, крупнейшие мировые метрополисы притягивают к себе сверхбогатых людей, которые ищут налоговое убежище и возможности для шопинга. С другой стороны, такие города привлекают иммигрантов с низким уровнем квалификации, стремящихся к лучшей жизни. Между этими двумя группами находятся местные жители, оказавшиеся в трудном положении из-за стремительных экономических перемен. Разумеется, в Лондоне есть богатые и бедные районы. Однако в отличие от физического разделения и сегрегации, которую можно увидеть в большинстве американских городов, богатые и бедные обитатели Лондона зачастую живут в непосредственной близости друг от друга, в пределах анклавов, где стремительно происходит джентрификация. Повышение стоимости жилья, концентрация богатства и совершенно разные жизненные перспективы — это видят все. Сверхбогатые люди самых разных национальностей живут в полном достатке, практически не страдая от экономического кризиса, а все больше молодых иммигрантов с низким уровнем квалификации не имеют работы; их возможности добиться чего-то в жизни тают по мере ухудшения экономической ситуации в стране и урезания бюджета. Массовые беспорядки в Лондоне представляли собой глобальный конфликт, разыгравшийся в местных масштабах.

Эти беспорядки также можно считать реакцией на превращение Лондона в сугубо корпоративный город. Создается впечатление, что большая часть энергии политических властей столицы Великобритании, как и многих других крупных городов мира, направлена на удовлетворение потребностей и интересов немногочисленной элиты. Еще большее недовольство вызвало его превращение в «олимпийский город», что подразумевает не только реконструкцию стадионов и площадок для проведения различных мероприятий, но и физическое перемещение целых групп жителей в другие районы. При ослаблении общественного договора и отсутствии эффективных массовых политических институтов, которые направили бы растущее недовольство людей в правильное русло, это недовольство переросло не в организованное движение, а в стихийный бунт.

Помимо всего прочего, следует учитывать еще и то, что в современных городах нет однородной монокультуры, а некоторые из качеств, которые придают городам динамичность, делают их нестабильными. Эрик Хобсбаум давно обратил внимание на то, что плотность населения и близость бедняков к центрам политического влияния и власти делает старые города очагами мятежа.

По данным моих исследований, в самых инновационных и креативных городах США тоже высок уровень политического протеста и отмечается один из самых низких уровней социального капитала и политического согласия. Разрозненные случаи массового нарушения правопорядка в Филадельфии, Балтиморе и других американских городах — предвестники худших событий, которые могут произойти в ближайшем будущем, а массовые беспорядки в Лондоне должны послужить предупреждением крупным городам мира и их властям. Современные центры городских агломераций становятся все более разобщенными и нестабильными. Стихия свободного рынка, предоставленного самому себе, только усугубит эту разобщенность. Простое увеличение количества полицейских на улицах города — верный путь к еще более страшной катастрофе.

Нужно понимать, что наряду со значительными экономическими преимуществами глобализация возлагает на нас большую ответственность. Для выживания и процветания крупным современным городам необходим новый общественный договор, который должен включать в себя нечто большее, чем социальное жилье, государственная система здравоохранения, бесперспективные, искусственно создаваемые рабочие места и программы оказания социальной помощи — все это только способствует формированию беднейших слоев населения. Новый подход должен начинаться с признания того, что каждый житель города (и каждый человек вообще) — это источник таланта и креативной энергии. Начинать нужно с самого детства и делать все возможное для того, чтобы направлять способности и энергию молодых людей на участие в новых городских предприятиях и творческих начинаниях. Кроме того, такой подход следует сфокусировать на превращение низкооплачиваемой, неквалифицированной работы в сфере обслуживания (объем этой категории занятости растет быстрее всего) в высокооплачиваемую, более продуктивную работу, приносящую истинное удовлетворение.

Для долгосрочного процветания Лондона и других великих городов мира требуется нечто большее, чем строительство кондоминиумов, спортивных комплексов и культурных районов. Необходимо предоставить реальные возможности всем без исключения жителям, чтобы обеспечить более равномерное распределение выгод и перспектив обитания в креативном городе. Я уже давно утверждаю (а многие мои критики упрямо отказываются это признавать), что теория креативного класса описывает такую экономическую ситуацию, при которой проблем ровно столько же, сколько и решений. Глобализация, постиндустриализм и формирование креативного класса — все это кому-то принесло пользу, но при этом больше половины работников оказались в крайне неблагоприятных условиях.

В 2010 году в Торонто избрали нового мэра, который был не просто консерватором или членом движения «Чаепитие», а, пожалуй, самым антиурбанистически настроенным мэром крупного города из всех когда-либо избранных мэров. Роб Форд был избран на эту должность при поддержке представителей низшего слоя среднего класса, рабочего класса и избирателей из числа иммигрантов, которых возмущали городские богачи, яппи и хипстеры из центрального делового района. Его также поддержали объединенные в профсоюз государственные служащие. Подавая себя в качестве народного мэра, Форд выступал за сокращение расходов и создание финансируемых правительством «тепленьких местечек». После вступления в должность он отказался присутствовать на знаменитом фестивале движения в защиту прав секс-меньшинств, который проводится в Торонто. В довершение всего брат Форда, Даг, он же его советник, нанес оскорбление литературной знаменитости столицы Маргарет Этвуд, которая дала им прозвище «мэры-близнецы Форд». Братья Форд планировали превратить прибрежную зону Торонто в гигантский торговый комплекс с однорельсовой подвесной железной дорогой, колесом обозрения и отелем в корабле. Этот план вызвал гнев общественности (к которой принадлежал и я) и был быстро отправлен в архив.

Все это меня шокировало и озадачило, поскольку я всегда считал Торонто оплотом прогрессивного урбанизма, особенно за приверженность этого города справедливому отношению ко всем обитателям. Но затем я проанализировал карту, составленную группой исследователей Института процветания Мартина, на которой были обозначены распределение голосов избирателей и места сосредоточения представителей креативного, рабочего и обслуживающего классов — и все стало ясно. Торонто — город, разделенный на части. Креативный класс сосредоточен в центральном районе и вокруг него, занимающем Т-образный участок вдоль линий метро, направленных с востока на запад и с севера на юг. Здесь же сосредоточены противники Форда из числа либералов и сторонников левых политических сил. Рабочие и обслуживающий персонал живут на окраинах города, в более отдаленных районах. В городе осталось только несколько кварталов с преобладанием рабочего класса, причем один из них — это квартал мэра. В США политическое разделение общества совпадает еще и с административным делением, которое противопоставляет город и пригородные районы. Однако в Торонто все это происходит в самом городе.

Если наш мир становится неким подобием мира Гоббса, то это происходит только потому, что глобализация, бедность и богатство повлекли за собой процесс расслоения общества, который территориально разделяет социально-экономические классы как в США, так и в других странах мира. Социальная сплоченность теряет силу в городах и странах. Неудивительно, что мы живем во все более разобщенном обществе, где больше и больше людей готовы провалить на выборах (или разнести в пух и прах) тех, кого они считают экономической элитой наших городов и мира в целом.

Класс, здоровье и — счастье

В первом издании книги основное внимание уделялось традиционным показателям экономического развития, таким как инновации, доход и занятость. За прошедшее десятилетие многие ученые выдвинули предположение о необходимости использования более широких, менее материалистичных показателей социально-экономического благополучия. Возрос интерес к такой стороне человеческой жизни, как счастье. В ходе первых исследований в этой области было обнаружено, что счастье — это не просто следствие повышения доходов. Как утверждается в знаменитом парадоксе Истерлина, хотя богатые люди гораздо счастливее бедных, богатые общества не намного счастливее бедных обществ, а уровень счастья в странах не повышается по мере того, как они становятся богаче [10].

Большая часть моих недавних исследований посвящена изучению связи между классом и уровнем счастья в разных странах, штатах и городских агломерациях. По результатам этих исследований мы пришли к выводу, что класс оказывает фундаментальное воздействие на чувство счастья — гораздо большее, чем доход. Безусловно, доход тоже играет важную роль, но только в известной степени. Как только доход повышается до определенного уровня, в игру вступает класс. В странах, штатах и городских агломерациях с более высокой концентрацией креативного класса отмечается и более высокий уровень счастья и субъективного благополучия. Там, где больше представителей рабочего класса, уровень счастья ниже.

В 2011 году мы с Шарлоттой Мелландер и Джейсоном Рентфроу провели исследование The Happiness of Cities («Счастье городов»), в ходе которого проанализировали факторы, определяющие степень счастья в городских агломерациях США. Мы использовали статистические модели, учитывающие влияние таких факторов, как доход, продолжительность поездок на работу, возраст, безработица, человеческий капитал и другие. Проанализировав результаты опроса об уровне благосостояния в городах, проведенного Институтом Гэллапа [11], мы пришли к выводу, что человеческий капитал оказывает гораздо более сильное воздействие на меру счастья в городских агломерациях и превосходит в этом доход и все остальные факторы [12]. Мы обнаружили высокую положительную корреляцию между уровнем счастья и долей креативного класса, а также уровнем дохода. Например, Боулдер занял первое место как по уровню счастья, так и по доле креативного класса в общей численности рабочей силы. При этом была обнаружена отрицательная корреляция между уровнем счастья и концентрацией рабочего класса. Интересно, что такая же отрицательная корреляция была обнаружена и в странах с более теплым климатом, что противоречит распространенному мнению, будто в теплых и солнечных местах люди счастливее [13].

Все, начиная с телевизионного шоу The Biggest Loser («Потерявший больше всех») и заканчивая программой Опры Уинфри, посвященной тому, как она сама боролась с избыточным весом, говорит о том, что фитнес стал очередным повальным увлечением в американской массовой культуре. Мы страдаем не от недостатка здоровья, физической неподготовленности и отсутствия специалистов по рациональному питанию. Знаменитости, политики и даже первые леди призывают нас правильно питаться и больше заниматься спортом. Однако мы должны признать, что здоровый или нездоровый образ жизни — это не просто результат правильных или неправильных личных решений человека. Образ жизни неразрывно связан с характером и структурой культуры и общества. Все более неравномерное территориальное распределение общей физической подготовленности людей в Америке, пожалуй, самый заметный символ глубокого экономического классового расслоения американского общества.

Курение и ожирение — два самых важных (если не единственно важных) фактора ухудшения здоровья, с которыми мы сталкиваемся. Хотя количество курящих постепенно сокращается, более 46 миллионов американцев (примерно каждый пятый взрослый) все еще курят. Ожирение достигло колоссальных масштабов: в настоящее время 17 процентов американских детей (12,5 миллиона) и 33,3 процента взрослых (72 миллиона) попадают в категорию страдающих ожирением, установленную центрами контроля заболеваемости США (эти показатели увеличились в два раза за период с 1980 года). Оба фактора способствуют возникновению онкологических и сердечно-сосудистых заболеваний, диабета. Курение сокращает жизнь американцев в среднем на 10 лет, а ожирение отнимает у них от 5 до 20 лет жизни, в зависимости от возраста и расы. Каждый день около 443 тысяч американцев умирают от болезней, вызванных курением; около 300 тысяч случаев преждевременной смерти связывают с ожирением. По оценкам центров контроля заболеваемости, на преодоление последствий курения и ожирения уходит более 300 миллиардов долларов в год.

Мы воспользовались данными центров контроля заболеваемости, для того чтобы рассчитать индекс здоровья городских агломераций на основании сведений о курении и ожирении в городских агломерациях США [14]. Мы измеряли показатели курения в виде процента людей, которые курят каждый день, а показатели ожирения — как процент населения с индексом массы тела больше тридцати (табл. 17.1).

Таблица 17.1. Городские агломерации с самым высоким и самым низким уровнем здоровья, 2010 год

Десять агломераций с самым высоким уровнем здоровья	Индекс здоровых агломераций	Доля креативного класса, %
Сан-Хосе — Саннивейл — Санта-Клара (штат Калифорния)	0,982	46,9
Санта-Крус — Уотсонвилл (штат Калифорния)	0,982	32,1
Боулдер (штат Колорадо)	0,980	44,4
Напа (штат Калифорния)	0,968	27,4
Бенд (штат Орегон)	0,966	28,6
Сан-Франциско — Окленд — Фримонт (штат Калифорния)	0,965	39,4
Бриджпорт — Стэмфорд — Норуолк (штат Коннектикут)	0,948	39,5
Сан-Луис-Обиспо — Пасо-Роблс (штат Калифорния)	0,946	30,1
Корваллис (штат Орегон)	0,943	41,7
Лос-Анджелес — Лонг-Бич — Санта-Ана (штат Калифорния)	0,943	34,1
Агломерации с самым низким уровнем здоровья	Индекс здоровых агломераций	Доля креативного класса
Гадсден (штат Алабама)	0,040	25,1
Декейтер (штат Алабама)	0,046	23,3
Сент-Джозеф (штаты Миссури и Канзас)	0,052	25,1
Галфпорт — Билокси (штат Миссисипи)	0,052	27,8
Хантингтон — Эшленд (штаты Западная Вирджиния, Кентукки и Огайо)	0,054	28,5
Паскагула (штат Миссисипи)	0,054	23,4
Маскигон — Нортон-Шорз (штат Мичиган)	0,054	26,6
Аннистон — Оксфорд (штат Алабама)	0,058	23,3

Сан-Хосе и Санта-Крус оказались самыми здоровыми регионами, а Боулдер занял третье место. Агломерациями с самым низким индексом здоровья оказались Сент-Джозеф (штат Миссури), Декейтер и Гадсден (штат Алабама). Неудивительно, что существует тесная связь между курением и ожирением [15]. По результатам более детального статистического исследования, которое мы провели с Шарлоттой Мелландер, было обнаружено, что показатели курения ниже в городских агломерациях с большей долей креативного класса и более высоким уровнем человеческого капитала, тогда как показатели ожирения выше в агломерациях с высокой концентрацией рабочего класса [16].

Воспользовавшись таким комплексным показателем общего уровня физической подготовленности в городских агломерациях, как американский фитнес-индекс, мы с Шарлоттой Мелландер проанализировали влияние класса и других факторов на физическое состояние людей [17]. В итоге была обнаружена высокая положительная корреляция между фитнес-индексом в городских агломерациях и креативным классом, а также отрицательная корреляция между этим показателем и рабочим классом. Возможно, в какой-то мере это противоречит здравому смыслу, поскольку представители рабочего класса затрачивают больше физических усилий в своей работе, однако, как уже говорилось на страницах этой книги, специалисты, ведущие малоподвижный образ жизни, уделяют гораздо больше внимания интенсивным физическим нагрузкам во время досуга. В городских агломерациях с более высоким фитнес-индексом отмечаются более высокий уровень человеческого капитала, более развитая индустрия высоких технологий и более высокий уровень инноваций (все это характеристики районов с высокой концентрацией креативного класса). Помимо того, что в этих агломерациях наблюдается также более высокий уровень благосостояния. Многие считают, что хорошая физическая форма больше свойственна людям, живущим в регионах с теплым климатом, но мы пришли к прямо противоположным выводам. В каждой из пяти городских агломераций с самым высоким уровнем здоровья достаточно холодный климат, а занявшие верхние позиции рейтинга города-близнецы относятся к числу самых холодных городов в Соединенных Штатах — разумеется, в сравнении с теплым Лос-Анджелесом, который занимает 41-е место. Физическая форма тесно связана с уровнем счастья (наш анализ показал самую высокую корреляцию между этими двумя показателями) [18].

Если для оценки уровня здоровья и благополучия применяются показатели курения и ожирения, они отражают не только медицинскую, но и социально-экономическую проблему. География здоровья в Америке в значительной мере зависит от дохода, человеческого капитала, класса, расы и разнообразия. К большому сожалению, именно те американцы, которые платят самую высокую цену за курение и ожирение (имеются в виду расходы на медицинское обслуживание, потерянная заработная плата и страдания в целом), меньше всего могут себе это позволить. Дальнейшее классовое расслоение американского общества влечет за собой негативные последствия для здоровья людей. Мы можем советовать людям, чтобы они меньше курили, правильно питались и чаще занимались спортом, однако США не в состоянии будут решить проблемы со здоровьем своих граждан (или сократить стремительно растущие затраты на медицинское обслуживание) до тех пор, пока страна не возьмется всерьез за решение проблемы увеличения разрыва между социальными классами.

Маятниковая миграция и класс

В подавляющем большинстве случаев Америка остается страной автомобилистов. Девять из десяти американцев (86 процентов) ездят на работу на автомобилях, причем более трех четвертей (76,1 процента) ездят в одиночку. Лишь 5 процентов американцев добираются на работу общественным транспортом, менее 3 процентов — пешком, и всего 1 процент — на велосипедах. Однако эти показатели существенно отличаются в разных городских агломерациях. Неудивительно, что 8 из 10 человек, работающих на Манхэттене, добираются до места работы общественным транспортом, на велосипеде или пешком. Но более 4 из 10 (43 процента) всех работников в городской агломерации Большой Нью-Йорк не пользуются автомобилями, так же как и 25–30 процентов работающих людей, проживающих в Сан-Франциско, Бостоне и Большом Вашингтоне. Менее 3 процентов (2,9 процента) американцев ходят на работу пешком, тогда как в Нью-Йорке этот показатель составляет 5 процентов, а в университетском городе Итака — 14 процентов. На велосипедах ездят на работу только немногим более чем полпроцента американцев (0,6 процента), но в Юджине и Форт-Коллинсе доля таких людей составляет 5 процентов. В Портленде более 2 процентов жителей ездят на работу из пригорода на велосипедах, а в Сан-Франциско и Сан-Хосе таких людей около 1,5 процента. Передвижение на работу пешком или на велосипеде особенно распространено в компактных университетских городах с высокой концентрацией креативного класса, в том числе в Боулдере, Энн-Арборе, Мэдисоне, Айова-Сити, Корваллисе, Гейнсвилле, Берлингтоне, Стейт-Колледже и Лафайетте.

Я не ожидал, что маятниковая миграция зависит от класса, но именно так и есть на самом деле. Экономист Тодд Гейб провел серию статистических исследований, для того чтобы оценить влияние класса, а также погодных условий, плотности населения и других факторов, которые могут воздействовать на способ передвижения на работу. Можно было бы предположить, что большую роль играет плотность населения, поскольку в этом случае общественный транспорт более доступен, а в менее разросшихся городских агломерациях людям легче добираться на работу пешком или на велосипедах. Такие факторы, как погода и климат, тоже должны иметь значение. Кто захочет ходить на работу пешком или ездить на велосипеде в местах с влажным, холодным, снежным климатом? Гораздо легче и приятнее ходить на работу пешком в хорошую погоду. Тем не менее предположения не всегда совпадают с реальностью. Гейб обнаружил, что класс играет гораздо более важную роль, чем плотность населения, погода и климат, — в действительности это самое важное. Анализ Гейба показал самый высокий коэффициент корреляции между креативным классом и поездками на работу на велосипедах. Плотность населения повышает интенсивность использования общественного транспорта, но никак не влияет на передвижение на работу пешком и на велосипедах.

Погода и климат тоже имеют значение, но не такое, как можно было бы предположить. Использование общественного транспорта, а также передвижение на работу пешком и на велосипедах распространены в местах с сухим климатом и более низкой январской температурой. Чем дольше поездка на работу и обратно (имеется в виду среднее время поездки), тем выше вероятность, что люди воспользуются общественным транспортом, но (и это не удивительно) и ниже вероятность того, что они будут ездить на работу на велосипедах или ходить пешком. Быстрорастущие города, занимающие большую площадь (построенные в период пузыря на рынке недвижимости), зависят от автомобилей в гораздо большей степени, чем другие места. Это становится очевидным, если проанализировать еще одну совокупность корреляций — между долей жилищных единиц, построенных в 2000–2006 годах, и процентом людей, которые ездят на работу на велосипедах, ходят пешком или пользуются для этого общественным транспортом (в данном случае корреляция имеет отрицательное значение) [19].

Америка становится все более неравномерной и разделенной — по уровню доходов, типу работы, которую мы выполняем, а также по уровню образования, политическим убеждениям и культуре. Возможно, самый опасный аспект этого процесса заключается в том, что разрыв в ощущении счастья и благополучия между американцами становится все глубже. Наряду со всеми остальными факторами, поляризующими американское общество, в США все больше усугубляется проблема неравномерного территориального распределения классов и степени счастья.

География огнестрельного оружия

Время от времени жестокая стрельба привлекает внимание общественности всей страны к ужасным последствиям насилия с применением огнестрельного оружия (как стрельба, в которой в январе 2011 года пострадала член конгресса США Гэбби Гиффордс и еще 18 человек, находившихся рядом; причем шесть из них погибли). Однако насилие с применением огнестрельного оружия происходит каждый день. В 2007 году в США 10,2 из каждых 100 тысяч человек были убиты из огнестрельного оружия. Когда мы с Шарлоттой Мелландер составили схему статистической корреляции между смертностью от огнестрельного оружия и целым рядом психологических, экономических, социальных и политических характеристик штатов, стала особенно очевидна одна закономерность: вероятность погибнуть от огнестрельного оружия была гораздо ниже в штатах с более высокой концентрацией креативного класса и выпускников колледжей, и гораздо выше в штатах с большой долей рабочего класса и более высоким уровнем бедности.

Образ накачавшегося наркотиками вооруженного человека — обычное явление в средствах массовой информации. Предполагается, что оружие, психическая болезнь и наркотическая зависимость — три взаимосвязанных фактора. Однако этот вывод не подтверждается исследованиями на уровне штатов. Мы не нашли никакой связи между насилием с применением огнестрельного оружия и психическими болезнями или стрессом, а также количеством людей, предрасположенных к нервным заболеваниям. Изучая статистику штатов, мы не обнаружили связи между незаконным употреблением наркотиков и смертностью от огнестрельного оружия.

Несмотря на все пугающие разговоры о склонности иммигрантов к насилию, на самом деле в штатах с высокой концентрацией иммигрантов имеет место более низкий уровень смертности от огнестрельного оружия (коэффициент корреляции между этими двумя показателями равен –0,34). Можно было бы предположить, что показатели насилия с применением огнестрельного оружия должны быть выше в штатах с более высоким уровнем безработицы или неравенства. Однако и в этом случае мы не нашли никаких доказательств наличия связи с любым из названных факторов [20].

Сравнив уровень смертности от огнестрельного оружия с распределением голосов избирателей во время президентских выборов 2008 года, мы выявили поразительную закономерность: смертность от огнестрельного оружия имеет положительную корреляцию со штатами, голосовавшими за Джона Маккейна, и отрицательную — с теми, где голосовали за Барака Обаму. Возможно, такой вывод приведет кого-то в ярость, но его подтверждают статистические данные. Этот феномен нельзя объяснить одним только количеством сторонников того или иного кандидата — по всей вероятности, это следствие более широких, глубинных факторов: экономической ситуации и уровня занятости в соответствующих штатах, а также их политики в отношении владения огнестрельным оружием.

Великий стоматологический раскол

Представляется, что существует бесконечное число аспектов классового расслоения общества: религиозное общество против светского, сеть кофеен Starbucks против Dunkin’ Donuts, Национальное общественное радио против Национальной стрелковой ассоциации, Национальная ассоциация автогонок на серийных автомобилях против Чемпионата мира по футболу. Однако один аспект классового расслоения особенно поразителен. В сентябре 2011 года Институт Гэллапа опубликовал данные, полученные по результатам опроса 177 тысяч респондентов [21]. Эти данные позволили обнаружить еще одну ось раскола — между теми, кто регулярно ходит к стоматологу, и теми, кто этого не делает.

Проанализировав имеющиеся данные, мы с Шарлоттой Мелландер обнаружили поразительно знакомую закономерность. Вполне естественно было бы предположить, что уровень дохода имеет большое значение для поддержания здорового состояния полости рта — и это действительно так. Мы нашли тесную связь между уровнем дохода в штате и тем, как часто его жители ходят к стоматологу (коэффициент корреляции 0,66). Однако доход не единственный фактор. Воспользовавшись статистическим методом анализа частной корреляции, мы смогли учесть влияние дохода и в то же время проанализировать влияние других факторов. (Все представленные ниже данные рассчитаны с учетом дохода.) Анализ частоты визитов в стоматологический кабинет по классам показал, что этот показатель гораздо выше в штатах с высокой концентрацией креативного класса и выпускников колледжей, гораздо ниже в штатах с большой долей рабочего класса и еще ниже — в штатах с высоким уровнем неравенства. Кстати, здоровье полости рта отражает и политическое разделение Америки. Была обнаружена положительная корреляция между частотой визитов к стоматологу и штатами, проголосовавшими в 2008 году за Обаму, и отрицательная корреляция между этим показателем и штатами, отдавшими голоса за Маккейна.