Выигрывать любой ценой Джеррард Стивен
Но я не получал от клуба никаких вестей о контракте ни перед финалом, ни после того, как мы выиграли этот потрясающий матч. Когда я давал интервью вскоре после того, как воздел к турецким небесам исполинский трофей, я ясно дал понять, что рассчитываю остаться в «Ливерпуле».
– Я уверен, что главный тренер и Рик Пэрри совсем скоро сядут за стол переговоров и решение будет принято, – сказал я, прежде чем отправиться на торжество. – Но как я могу уйти после такого матча?
В 2004–2005 ГОДУ Я ЯСНО ДАЛ ПОНЯТЬ В «ЛИВЕРПУЛЕ», ЧТО Я БУДУ ОБСУЖДАТЬ НОВЫЙ КОНТРАКТ, ТОЛЬКО ЕСЛИ МЫ В СОСТОЯНИИ ВЫСТОЯТЬ В БОРЬБЕ ЗА ТИТУЛ ЛИГИ ЧЕМПИОНОВ.
Я хотел остаться. Но я не получал никаких вестей ни в июне, ни в начале июля. Из-за этого «Челси», а особенно Жозе Моуринью, умудрились проникнуть в мои мысли. Столько лет прошло, а я до сих пор не понимаю, почему «Ливерпуль» не выходил на меня. Я слышал, что Рик Пэрри был в отпуске, а Рафа Бенитес тоже ушел на каникулы.
Кое-что из их идей вызывало некоторое самодовольство:
– Он только что выиграл Кубок Европейских чемпионов, почему бы ему не захотеть чего-то иного?
По контракту у меня оставалось еще два года. Сравните это с началом 2015 года, когда Рахим Стерлинг был в таком же положении, и «Ливерпуль» приступил к попыткам подписать с ним новый контракт. А ведь Стерлинг не выиграл только что Лигу чемпионов. В 2005 году ко мне проявили пренебрежение. Я не знаю, кого винить, но разве они не должны бы были предложить мне контракт после финала Лиги чемпионов? Да. Думаю, должны. Я все еще считаю, что им следовало бы обратиться ко мне на следующей же неделе: «Давай-ка разберемся с этим». Я бы отбросил все сомнения и избавил бы всех от головной боли. То, что мои отношения с Рафой были такими отстраненными, тоже не приносило облегчения. У меня возникла чуть ли не паранойя. Я все время задавался вопросом: «А правда ли Рафа хочет оставить меня? Или он хочет взять за меня столько денег, сколько возможно, и выстроить новую команду вокруг игроков, которые ему действительно нравятся?»
Я был в еще большем замешательстве, потому что, учитывая раздутые бюджеты в футболе, я не требовал ничего эктраординарного. Мне нужна была обычная ставка, которую платили ведущим полузащитникам в Европе. «Челси» предлагали больше денег, но это не играло роли. 25 мая мы выиграли Лигу чемпионов. И когда я спустя пять недель все еще не получил от «Ливерпуля» официального предложения, 1 июля я сказал Струану, чтобы он начинал шевелиться и выяснять, что происходит.
Он позвонил Рику Пэрри и сказал, что в случае отсутствия нового контракта я готов хоть и неохотно, но уходить.
– Мне нужна еще пара дней, – ответил Рик.
Дальнейшее промедление придало уверенности «Челси». Они официально предложили за меня 32 миллиона фунтов. «Ливерпуль» отверг их предложение, и Рик заявил, что контракт уже отправлен Струану. В голове моей была такая каша, что я начал задаваться вопросом, уж не используют ли они контракт как способ показать фанатам, что они пытались удержать меня, тогда как сами толкали меня в «Челси». Я решил все выяснить. 5 июля я велел Струану сделать устный запрос о переходе.
Рик обнародовал эту новость, и остаток дня прошел в тревожной суматохе. В СМИ одно за другим появлялись сообщения, а я, не веря своим глазам, смотрел телематериалы. Я видел, как фанаты сжигали футболку «Ливерпуля» с моим именем на спине. Они на телекамеры поливали бензином мою старую футболку с номером 17 и фамилией ДЖЕРРАРД, отпечатанными на ткани, и поджигали ее возле Мелвуда.
Шесть недель назад, в один из самых славных и радостных дней в нашей истории, я положил начало перелому в игре, который завершился триумфальной победой «Ливерпуля». Дома нас встречали восторженные фанаты. Мы чувствовали их обожание, ведь мы совершили «стамбульское чудо». Казалось возмутительным после этого видеть, как мое имя полыхает возле стен Мелвуда. По крайней мере, возмутитель спокойствия получил от прессы 40 фунтов за этот трюк.
У меня все же достало здравомыслия, чтобы понимать, что лишь немногие фанаты реагируют таким образом. Но меня расстраивало повышенное внимание – быть «гвоздем программы» в новостях по всей стране не так-то просто. Такого рода внимание мне было не нужно. Я не хотел оскорблений. Мне ведь только хотелось играть в футбол, лучше всего за «Ливерпуль», и попытаться завоевать еще пару трофеев. Вот так вот просто, но все стало так мрачно и запутанно. Я чувствовал себя ненужным. Мне казалось, что они действовали не так быстро, как следовало бы.
Мне казалось, голова моя лопнет, и я глотал парацетамол, словно конфетки. От всего этого напряжения у меня участилось дыхание. Алекс вела себя великолепно. Она ясно дала мне понять, что будет поддерживать меня, каково бы ни было мое решение: ехать в Лондон или остаться в Ливерпуле. Они с Лилли-Эллой, которая тогда была единственной моей дочерью, будут со мной, куда бы я ни отправился. Я беспокоился за жену и маленькую дочь: как они привыкнут к новой жизни в Лондоне, а в пульсирующем мозгу проносились все те же прежние опасения о моей футбольной карьере. Я знал, что должен поговорить с отцом. Тем вечером мы договаривались встретиться у отца вместе с братом Полом. Все вышло с наскока. Я спросил отца:
– Что ты думаешь? Что мне делать?
Отец был спокоен и, прежде чем я успел что-то сказать, заставил меня высказать все, что я чувствую. Я рассказал отцу и Полу, что, по-моему, клуб не выказывает мне ту любовь, которой я заслуживаю. Мне кажется, что они действовали не так быстро, как следовало бы. У «Челси» на меня серьезные намерения, а мои мысли всецело занимал Моуринью. Он вскружил мне голову. Мне хотелось играть в футбол для него. Но как только я так ясно все высказал, то растерялся и начал снова говорить о «Ливерпуле». Я гораздо больше говорил о «Ливерпуле», чем о «Челси».
Я был так близок к тому, чтобы навсегда уйти из «Ливерпуля», но час, проведенный с отцом и Полом, все изменил. В отличие от тех игроков, в чьем окружении люди видят лишь груды денег, у меня была любящая семья. Они задавали мне вопросы о моем самочувствии, а не о банковском счете:
– Что для тебя лучше? Что ты хочешь? Что будет важнее, если это случится или не случится? Сможешь ли ты перенести, если фанаты обернутся против тебя? Сможешь ли ты смириться с тем, что никогда больше не будешь играть за «Ливерпуль»?
Такими вот были вопросы, которые мы разбирали, сидя в отцовской гостиной. И ни один из них не имел отношения к деньгам. Всем было ясно, что, перейдя в «Челси», я заработаю еще большие миллионы. Но деньги не имели значения. Отец свел все к движущим мною мотивам – надежде, что у меня все получится и я как футболист завоюю трофеи.
Что для меня важнее: выиграть два-три трофея в составе «Ливерпуля» или в два, а то и в три раза больше, в составе «Челси»?
Вопрос повис в воздухе. Пока я все это переваривал, заговорил Пол. По-моему, ему отчаянно хотелось, чтобы я продолжал играть за «Ливерпуль», но прежде всего он был моим братом. Он сказал:
– Каково бы ни было твое решение, я – с тобой…
Пол не давил на меня, а просто поддерживал. Однако с тех пор он не раз повторял:
– Я так рад, что ты остался.
А отец проговорил:
– Если ты, глядя мне в глаза, скажешь, что на сто процентов хочешь этого перехода, тогда я буду с тобой до конца. Но не думаю, что ты так сделаешь.
Я не посмотрел отцу в глаза. Я был далеко не уверен по поводу «Челси». Я думал только о «Ливерпуле».
Отец почувствовал это.
– Не уходи, – наконец, проговорил он с убедительной простотой. – Не уходи из любимого клуба.
В одиннадцать часов вечера, в конце самого изматывающего дня в моей жизни, я позвонил Струану Маршаллу:
– Скажи в «Ливерпуле», что я хочу остаться.
Рик Пэрри, наверно, удивился, как никто, когда через несколько минут у него зазвонил телефон.
В пятницу, 8 июля 2005 года, я подписал новый контракт, сказав Рику, что нужно убрать пункт об освобождении от ответственности, в котором ранее устанавливалось, что мне можно перейти в другой клуб, если «Ливерпуль» не покажет хорошей игры. Я не хотел и думать, чтобы уйти из «Ливерпуля».
Зимой 2014 года мой внутренний диалог был куда менее мучительным. Летом 2005 года все было иначе, когда я оказался меж двух огней: и со стороны «Энфилда», и в собственных мыслях. В возрасте 34 лет я выбирал сдержаннее: я взвесил все варианты и решал, оставаться ли мне еще на один год в «Ливерпуле», не разрешив все опасений и сомнений, связанных с продолжением моей карьеры, или искать новые возможности для дальнейшего развития в Америке. Задачу облегчало то, что я разрешил многие сложности.
В отличие от 2005 года, когда я столкнулся с печальной перспективой вернуться на «Энфилд» и играть против «Ливерпуля» в синих футболках «Челси», теперь я был твердо убежден, что никогда не подпишу контракта с клубом, который может встретиться в матче с «Ливерпулем». Любой клуб в Англии или в Европе исключался. Единственным практически выполнимым вариантом, кроме еще одного года в «Ливерпуле», была Америка. Я сразу же почувствовал странное облегчение, когда решил, что семья будет на первом месте, а я буду рассматривать будущее, которое подойдет всем нам, а не только будет отвечать моим футбольным стремлениям.
Когда в ноябре 2014 года Струан рассказал мне о предложении «Ливерпуля», я мог бы без труда отправить его продолжать переговоры и настаивать на улучшении условий. Однако боль от того, что в матче с «Реал Мадридом» я остался на скамейке запасных, значила гораздо больше. Финансовая сторона любой сделки не очень-то меня интересовала, и поэтому Струан больше ничего не обсуждал с Яном. Я лишь поговорил с Бренданом. Я сказал:
– Послушайте, я получил предложение, и деньги тут ни при чем. Дело скорее во мне: мне нужно время подумать, что будет лучше для меня.
Брендан все понял, мы и всегда хорошо понимали друг друга. Он ответил, что я могу думать столько, сколько нужно.
Вскоре после того, как «Ливерпуль» предложил мне урезанный контракт, клуб попросил меня сняться в рекламе Nivea. Было понятно, что и вне поля я все еще что-то значу для «Ливерпуля». Однако я отказался.
В конце концов выбрали Джордана Хендерсона, и, увидев рекламу по телевизору, я почувствовал огромное облегчение. Участие в такой рекламе не для меня. Ко мне поступает уйма предложений о рекламе различной продукции с голым торсом, но я всегда говорю «нет». Может, поэтому-то я, в отличие от большинства ведущих игроков, никогда не требую у «Ливерпуля» пункта о правах на изображения. Струан пару раз уточнял:
– Нужен ли в контракте пункт о правах на изображения?
И я всегда отвечал:
– Нет.
Я слышал, что другие игроки в раздевалке обсуждают права на изображения и во сколько им это обойдется. Я же лично считаю, что это отвратительно, когда футболист требует у клуба права на изображения. По-моему, когда ты подписываешь контракт с клубом, ты передаешь им и права на свои изображения. Как бы то ни было, тебе хорошо платят, а ты на них работаешь. Возможно, в случае с Месси или Роналду все иначе.
Однако реклама Nivea стала одним из запросов клуба, от которого я смог отказаться. За все эти годы я уже выполнил столько коммерческих обязательств для «Ливерпуля», потому что это входило в обязанности капитана. Я достиг такого этапа в своей жизни, что был не готов и дальше делать это. Во всяком случае, теперь я слишком стар для этого, но я могу предоставить целый список того, от чего отказался за эти годы и что принесло бы большую финансовую выгоду. Моя карьера связана с футболом: меня не интересуют ни огромные деньги, ни статус знаменитости.
Конечно же, у меня есть трое детей, о которых нужно заботиться, но я стал финансово обеспеченным, еще когда мне было едва за двадцать. Я понимаю, как мне повезло, что за последний десяток лет мне не пришлось принимать никаких решений, связанных с футболом, из финансовых соображений.
Так что, когда выяснилось, что, если я решу играть в Высшей футбольной лиги в Америке за «Лос-Анжелос Гэлакси», то получу меньше денег, чем заработал бы, оставшись в Ливерпуле, это не вызвало у меня затруднений. Поэтому-то я в то же время отказался от предложения в размере 13,5 миллионов евро чистыми, чтобы два года играть в Катаре. Это, конечно же, было гораздо больше, чем я когда-либо зарабатывал, но Катар – неподходящее место для меня и моей семьи.
Америка привлекала нас намного больше. Благодаря участию в Высшей футбольной лиге я мог еще несколько лет играть на достаточно хорошем уровне и проводить довольно много времени с Алекс и девочками, в отличие от беспрерывного напряжения в Ливерпуле.
С профессиональной точки зрения я не мог смириться с тем, что стану «игроком скамейки». Я, помню, смотрел, как Фрэнк Лэмпард, выдающийся футболист, почти мой ровесник, неделю за неделей просиживал на скамейке в «Манчестер Сити» после того, как ушел из «Челси». Не думаю, что мог бы повторить его путь. Я всегда хотел играть.
29 ноября 2014 года я почувствовал это еще острее. Это была шестнадцатая годовщина моего дебюта в основном составе «Ливерпуля», когда Брендан в домашнем матче против «Стока» усадил меня на скамейку запасных. У нас был промежуток между финальными играми группового этапа Лиги чемпионов, и я видел смысл в том, чтобы отдохнуть, но мне это не очень нравилось.
Многие видят лишь богатство и блеск футбольной жизни. Они, должно быть, не понимают, что играть за клуб вроде «Ливерпуля» непросто. Это – настоящее испытание на поле, а вне поля еще сложнее. В моем родном городе фанатов «Ливерпуля» и «Эвертона» можно встретить повсюду и вести нормальную жизнь просто невозможно. Я могу быть самим собой, таким, какого себя я действительно люблю, только когда я не на грани и не должен все время быть настороже. Такое бывает, только когда я дома или в Мелвуде. И у большинства футболистов ведущего уровня все так же. Порой люди забывают, что если ты и заслужил славу и деньги, ты все равно обычный человек, который любит делать все то же самое, что и все остальные. Мы ничем не отличаемся от других. Поэтому-то я всегда и считал, что очень важно не отрываться от земли. Я хочу, чтобы меня уважали как человека и как игрока, а не как того, кому просто повезло заработать миллионы. Для меня очень важно быть как можно более нормальным.
Но зачастую даже такие простые вещи, как отвезти девочек в местный бассейн или забрать их после занятий танцами или гимнастикой, бывают невозможны. Я не могу быть просто папой, потому что, куда бы я ни пошел, меня окружают футбольные фанаты, которые либо радостно приветствуют меня, либо оскорбляют. Это утомляет, даже когда все идет хорошо и тебя просто хотят похлопать по спине или пожать руку, но, конечно же, мне не хочется терпеть оскорбления, когда я с девочками.
Когда ты игрок международного уровня, такие вещи происходят по всей стране. Даже в Лондоне меня останавливали каждую пару минут, чтобы сфотографироваться, или кто-нибудь подходил к столику, когда мы обедали с семьей. После семнадцати лет невероятного, напряженного существования в профессиональном футболе я жаждал хоть немного непринужденной анонимности. Я порой приносил домой кое-какие заботы, особенно в последний год. Алекс все понимает, потому что это – моя работа, и ей известно, что мне это нравится, но к концу 2014 года мне начало казаться, что пришло время ради разнообразия поставить Алекс с детьми на первое место. В Америке у меня это получится.
Когда мы начали переговоры с людьми из Высшей футбольной лиги, стало ясно, что, вероятно, придется выбирать между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком. Два-три других клуба тоже были заинтересованы, но я всегда больше склонялся к мыслям о Лос-Анджелесе. Суматоха Нью-Йорка вовсе не для меня. Я предпочитаю более непринужденный темп жизни Калифорнии. Я разговаривал с Робби Кином и Дэвидом Бекхэмом, и они восторженно отзывались о Лос-Анджелесе и о «Лос-Анджелес Гэлакси». Бекхэм накидал мне кучу сообщений о Лос-Анджелесе. Он был уверен, что Алекс с девочками там понравится. Еще он сказал:
– Пожалуй, футбол – это сложное испытание: все эти переезды, жара и влажность. Зато уровень все время растет. Тебе понравятся товарищи по команде и понравится клуб. Там хорошая организация, отличные условия, но самое главное – вам с семьей это абсолютно точно понравится.
И в конце он добавил:
– Мне все время этого не хватает.
Тьерри Генри также дал мне несколько советов: он пока играл в Нью-Йорке, но все же сказал:
– Если есть такая возможность, иди в Высшую футбольную лигу. «Лос-Анджелес Гэлакси» – отличная команда.
По мере того как зима в Англии становилась кусачей, я чувствовал все большую уверенность. Скоро придет время перемен.
В начале декабря 2014 года, когда матчи Лиги чемпионов для меня закончились, дома я становился все более задумчивым. Передо мной разворачивался разноцветный лабиринт воспоминаний о великих победах и горьких поражениях. Кроме того, я развлекался, вспоминая самую причудливую и забавную встречу на европейском уровне – когда мы 21 февраля 2007 года играли с «Барселоной» на «Ноу Камп».
Настоящее безобразие случилось в Альгарви, куда мы отправились за неделю до этого, чтобы готовиться к матчу в специальном тренировочном лагере в теплом климате. Предполагалось, что это будет командообразующее упражнение, ведь мы были явными андердогами. Мы готовились к игре, считая, что нам нужен командный дух и целостность, чтобы справиться с ловкой командой «Барселоны» на глазах разгоряченной восьмидесятивосьмитысячной толпы. Так что замысел состоял в том, что мы будем усиленно тренироваться и хорошо подготовимся, а еще Рафа Бенитес согласился, чтобы один вечер у нас оказался свободным и мы могли бы всей командой пропустить пару кружек пива. Он рассчитывал, что мы вернемся в Вале-до-Лобо около одиннадцати вечера.
Я так хорошо знал эту часть Португалии, что, пожалуй, вина за наш прокол лежала на мне. После того как я долгое время играл в гольф в Альграве, я знал, что хорошо провести время и немного попеть в караоке можно в Monty’s. Я позвонил владельцу и сделал бронь. Затем я отвез всех туда, и мы великолепно провели вечер, пока караоке слегка не вышло из-под контроля. Сейчас все немного, как в тумане, но я помню, что Крейг Беллами заставлял Джона Арне Риисе подняться на сцену и выдать какую-нибудь песню. Беллами безжалостно заводил Рыжего. Он не забыл, что Рыжий несколько месяцев назад пропустил рождественскую вечеринку, где он как новый игрок должен был петь песню. Беллами продолжал:
– Твоя очередь, Рыжий, твоя очередь! В этот раз ты не отвертишься, рыжий ты сукин сын!
Риисе в чем-то был похож на меня. Он не любит петь в караоке. Он обернулся к Беллами и сказал:
– Нет, черт возьми, вставай сам. Ты поднимаешь такой чертов шум и достаешь меня, поднимайся и вперед!
Беллерсу это не понравилось. Он был немного вспыльчив, и вскоре они с Рыжим оказались нос к носу. Ситуация стала накаляться – «Да я тебя убью, чертов рыжий недоумок» и все в таком духе. Хотя Рыжий, похоже, и вправду готов был порешить Беллами.
В конце концов мы их успокоили, и Рыжий вернулся в гостиницу с разбитым носом. Он жил в одном номере с Даниэлем Аггером. Даниэль не захотел уезжать из Monty’s, потому что еще веселился, и Рыжий сказал, что оставит дверь открытой, чтобы Аггер вошел, не разбудив его. Все остальные остались в Monty’s. Все уже перебрали. Помню, что Ежи Дудек был в ужасном состоянии. Обычно Ежи – милейший человек во всем свете, но после пьяной вечеринки он вышел из Monty’s, желая драться с охраной и полицией. Он был готов горы свернуть. Наверно, тогда-то почти все мы поняли, преодолевая сонную муть, что самое время закругляться.
Я вернулся в номер, а всего через пару минут услышал, что снаружи меня зовет тренер. Рафа колотил в дверь изо всех сил. Он, казалось, был изрядно зол. Я открыл дверь, пытаясь сделать вид, что уже пару часов как в постели.
– Что случилось? – спросил Рафа. Он был еще холоднее, чем обычно. Продолжая делать вид, что я только что проснулся, я пару раз притворно зевнул и потер глаза.
– Не знаю, босс, – проговорил я, стараясь не обдавать Рафу алкогольными парами.
– Риисе с Беллами дерутся, – ледяным тоном отозвался Рафа. – Где все?
– Предоставьте это мне, босс, – сказал я. – Пойду посмотрю, что происходит.
В номере одного из ребят собралась целая компания. Это была кровавая расправа, а Стив Финнан выглядел так, будто он увидел привидение или стал свидетелем убийства. Вскоре я выяснил, что скорее это было убийство. Финнан вернулся в номер и обнаружил, что Беллами рвет и мечет. Беллерс сказал:
– Ладно, я его достану.
Уэльсский маг схватился за свою любимую клюшку для гольфа. Финнан очень встревожился, потому что Беллами, похоже, наполовину обезумел. Он ушел в номер Рыжего и Аггера, держа клюшку в руках. Финн отправился за ним, но Беллерс был быстрее.
Дверь, разумеется, была незакрыта, и Беллами ворвался прямо в номер и принялся молотить Риисе клюшкой. Рыжий, в боксерах, в кровати, пытался защититься. Подоспел Финнан. Он не дал Беллами нанести более тяжкие повреждения. На следующее утро за завтраком все хранили гробовое молчание. Мы слышали, что в клуб поступила жалоба из полиции относительно поведения Ежи, и Рафа был вовсе не рад. У всех было похмелье, а ноги Рыжего были покрыты синяками. Выглядело это не очень, а история уже попала в Интернет. Дома газеты уже вовсю строчили. В клубе рвали и метали, потому что это была чудовищная реклама: нападение с клюшкой для гольфа на своего товарища по команде как раз перед важным матчем Лиги чемпионов – такое поведение никому не понравится: ни владельцам, ни спонсорам. Думаю, кое-кто из наших фанатов получил удовольствие от этой истории, потому что она была безумной. Но она вызывала и серьезные опасения.
Беллерс и Рыжий – совершенно разные, и я всегда предполагал, что у них могут быть стычки. Они оба были о себе очень высокого мнения. Я и раньше видел, как игроки упирались лбами, и бывала пара задиристых моментов и кое-какие жестокие шутки, но никогда ничего настолько опасного. Думаю, что на месте Рыжего я бы этого не потерпел. Это не лезло ни в какие рамки, особенно по такому глупому поводу, как ссора в караоке-баре, таком, как старый добрый Monty’s. Рафа разобрался с этим удивительно легко. Он был недоволен, но заставил игроков пожать руки, и мы тут же продолжили свои занятия. Как бы это ни было странно, но, казалось, этот случай помог команде – никто больше не думал о том, как страшно, что мы будем играть на «Ками Ноу».
СМИ набросились на этот случай, и официальная позиция была такова, что Беллами будет отстранен от игры. Но теле- и радиорепортеры и газетчики не знали Рафу так, как я, так что я не удивился, когда он объявил нам состав. Играл Риисе со своими поколоченными ногами и всем остальным, а также Беллами. Стратегическая жилка Рафы взяла верх. Он отбросил все эмоции, связанные с Monty’s и вечером с клюшкой. Рафа любит играть глубоко и компактно, когда предстоит гостевой матч с такой сильной командой, как «Барселона». И тогда требуется скорость на контратаках. Беллами же был как электровеник. В том, что Рафа задействовал его, был смысл. И он знал, что нам нужен Риисе в защите и на контратаках против действующих чемпионов.
Даже когда Деко забил в начале матча и вывел «Барселону» вперед со счетом 1:0 всего через 14 минут, мы не теряли духа. Пока Беллами будет наступать, мы будем в полном порядке. За пару минут до перерыва Хаби Алонсо со штрафного удара нашел передачей Финнана, который, оправившись от своей роли главного свидетеля нападения с клюшкой, выполнил красивейший кросс. Беллами оторвался от своего вялого опекуна из «Барселоны» и мощно отправил мяч головой в направлении ворот. Виктор Вальдес пытался спасти свою команду, но снаряд пересек линию. Дирк Кёйт добил его в ворота, но это был гол Беллами.
Наш восторг перешел в исступление, когда мы увидели, как празднует Беллами. Он освободил себе место и размахивал невидимой клюшкой для гольфа. При виде безумств Беллами я чуть не намочил штаны. Однако я сочувствовал Рыжему. Я знал, что он все еще очень расстроен, потому что действительно принял нападение с клюшкой близко к сердцу. Я бы чувствовал то же.
Рональдиньо и длинноволосый Лионель Месси были близки к голу, но и мы тоже, и не единожды. Вальдес парировал мой удар со штрафного удара, и Кёйт должен был забить. Но нас ничто не могло остановить, когда, конечно же, Беллами проявил удивительное видение игры и нашел, разумеется, Риисе. Рыжий с правой ноги выполнил восхитительный удар вместо обычного пушечного с левой по воротам «Барселоны». Ликование его, как и наше, было бурным. Рыжий не доставал воображаемой клюшки. Он с криком прокатился по блестящему зеленому газону. В тот вечер мы обыграли «Барселону» 2:1. Риисе выражался дипломатично:
– По-моему, это судьба, что мы оба забили, – сказал он. – Мы с Беллами по-разному провели прошедшие дни, но мы отбросили мысли, когда это было действительно важно. То, как он праздновал, меня не волнует. Дело в том, что у него тоже бывали трудные времена, и я понимаю, что это очень много значит для него. Я за него рад, как и вся команда.
Беллерс лишь ухмыльнулся. Он вовсе не чувствовал руку судьбы – скорее был ошарашен.
В тот год «Ливерпуль» дошел до конца и попал в финал Лиги чемпионов. В Афинах мы проиграли «Милану», и, пожалуй, нам не хватало приключений в Альгарви и Monty’s в качестве командообразующего занятия. Я не уверен, простил ли когда-нибудь Рыжий Беллами, но вместе они подарили нам одно из самых замечательных воспоминаний о Лиге чемпионов, ведь немногие команды выигрывают на «Камп Ноу».
В обычной жизни десять лет – большой срок. В футболе он кажется еще дольше. Десять лет – это годы. Это – почти эпоха, целое поколение игроков и матчей. За прошедшие десять лет так много всего случилось и с «Ливерпулем», и со мной. Мы выиграли и проиграли в двух финалах Лиги чемпионов. Мы оказались в Высоком суде и участвовали в гонке за титул. Мы сменили трех владельцев. У нас было четыре разных главных тренера, но всего один капитан.
Я стал капитаном клуба в 2003 году, а также вел и сборную своей страны. Я женился и стал отцом троих девочек. Я миновал отметку в 690 игр за «Ливерпуль» и выиграл более сотни матчей за сборную. Кроме того, я решил, что скоро придет время сменить «Ливерпуль» на «Лос-Анджелес». Были и тревоги, и радости, заботы и торжества, неопределенность и полная уверенность. Самое главное, это были незабываемые десять лет в промежутке между домашним матчем «Ливерпуля» с «Олимпиакосом» 8 декабря 2004 года и приездом «Базеля» на «Энфилд» 9 декабря 2014 года. Обе эти встречи были исключительно важными и решающими матчами группового этапа Лиги чемпионов. В 2004 году, чтобы пройти групповой этап и выйти в плей-офф, нам нужно было обыграть «Олимпиакос» с разницей в два мяча. Десять лет спустя это было проще. Чтобы после бессвязного цикла групповых матчей мы смогли выйти в одну восьмую Лиги чемпионов, было бы достаточно победы над «Базелем», хотя бы и с разницей в один мяч.
Я ощутил гнет времени, когда нам напомнили, что одному из наших ведущих игроков, Рахиму Стерлингу, в день памятной встречи с «Олимпиакосом» исполнилось десять. А накануне нашей игры с «Базелем» ему исполнится двадцать.
За эти десять лет «Ливерпуль» подписал 75 игроков на сумму 520 миллионов фунтов стерлингов. С 2004 по 2014 год я перевидал ужасающее число футболистов, приходящих в Мелвуд. За каждым из них я следил с самой первой тренировки с самым пристальным вниманием, задаваясь вопросом, купили мы звезду или очередного неудачника, короля или дурачка, Хаби Алонсо или Эль Хаджи Диуфа, Луиса Суареса или Марио Балотелли.
То, что Алонсо – королевская особа, стало ясно после первой же нашей совместной тренировки, и Рафа Бенитес, у которого хватило ума сначала приобрести его, хватило и глупости через пять лет продать его в «Реал Мадрид». Потеря выдающегося футболиста обиднее даже появления пяти неудачных приобретений. Когда перед началом сезона 2004–2005 года Рафа Бенитес пришел в клуб в качестве главного тренера, его первые четыре покупки оказались испанцами: Джоземи из «Малаги», Антонио Нуньес из «Реал Мадрида», Хаби Алонсо из «Реал Сосьедада» и Луис Гарсиа из «Барселоны». Благодаря этому произошла небольшая испанская революция, которая изменила клуб, и мы, наконец, на исходе первого сезона Рафы стали чемпионами Европы.
У Алонсо уже была связь с «Ливерпулем» еще до его прихода в клуб. В «Сосьедаде» его тренировал Джон Тошак, один из выдающихся нападающих «Ливерпуля» и прозорливый руководитель. Тошак уделял Алонсо много внимания, и тот в молодом возрасте стал капитаном в «Сосьедаде». Так что связи были уже налажены. С 2004 по 2009 год Алонсо был основным в «Ливерпуле», а через некоторое время лучшим центральным полузащитником, с каким я когда-либо играл вместе.
Решение продать Алонсо было роковым, особенно всего за 30 миллионов фунтов – чистые копейки теперь, когда вспоминаешь все, чего он впоследствии достиг, и в «Реал Мадриде», и в мюнхенской «Баварии», и в сборной Испании, о его победах на Евро и на Кубке мира. Всю вину за потерю Алонсо я возлагаю на Рафу.
Рафа позвонил поинтересоваться, помогу ли я ему подписать контракт с Гаретом Барри, моим товарищем по сборной. На самом деле он хотел Гаретом заменить Хаби. Гарет – очень хороший футболист, но Хаби – игрок мирового уровня. Это было безумием. Но Рафа вбил себе в голову, что Алонсо ему не подходит. Он хотел убрать Алонсо, а вместо него получить Барри. Алонсо вернулся в Испанию, и это меня огорчало.
Хаби Алонсо и до сих пор, шесть, даже семь лет спустя, мог бы играть за «Ливерпуль», так зачем ему было уходить в возрасте 27 лет, когда у него еще оставалось три года по контракту? Уйти хотел Маскерано. Он отказывался играть, пока не добьеться перехода в другой клуб. Торрес обращался ко мне, чтобы я помог ему уйти. Он бастовал, пока не ушел в «Челси». А вот Хаби Алонсо и не заикался о переходе.
Я больше думаю об особенных игроках, которых мы потеряли – Алонсо, Торресе и Суаресе, чем об ужасных приобретениях, которых у нас была уйма. Я вовсе не хочу терять время и думать об Эль Хаджи Диуфе, однако стоит обратить внимание на его бесполезно прошедшие сезоны в «Ливерпуле» как на пример того, как все может пойти не так. Жерар Улье, очень хороший руководитель, как правило, хорошо разбирающийся в людях, подписал контракт с Диуфом летом 2002 года. Жерар купил Диуфа за 10 миллионов фунтов у «Ленса», основываясь исключительно на рекомендации своего бывшего помощника, Патриса Бергес, который тренировал Диуфа в том клубе. В 2002 году на чемпионате мира Диуф очень хорошо играл за сборную Сенегала, и они добрались до четвертьфинала. Я понимаю, почему Жерар поспешил с подписанием контракта, но он по-настоящему не знал Диуфа как человека. Он был одним из трех приобретений, которые должны были превратить «Ливерпуль» в чемпионов Премьер-лиги. В предыдущем сезоне мы оказались на втором месте после «Манчестер Юнайтед», и предполагалось, что союз Диуфа, Салифа Дьяо и Бруно Чейру выведет нас к титулу. Пожалуй, это оказались самые бесполезно потраченные 18 миллионов фунтов за всю историю «Ливерпуля». Мы завершили сезон на пятом месте, а Диуф закрепился в верхней строчке списка приобретений «Ливерпуля», которые мне нравились меньше всего.
По-моему, футбол Диуфа на самом деле не интересовал, а на «Ливерпуль» ему было все равно. Например, то, как в марте 2003 года во время матча на Кубок УЕФА на «Паркхед» он плюнул в фаната «Селтика» огромным комком отвратительной слизи, характеризует все его пренебрежительное и недоброжелательное поведение.
С тех пор меня иногда спрашивали, сравниваю ли я Диуфа с Марио Балотелли, и я всегда отвечал «нет». Балотелли я уважаю, а вот Диуфа нисколько. Балотелли порой бывает очаровашкой, чего не скажешь о Диуфе. Единственным плюсом во всех остальных отношениях отвратительного Диуфа было то, что на поле он работал не жалея сил. Он всегда искал мяч и никогда не уклонялся. Но спустя некоторое время я решил, что Диуфа – просто нетипичный футболист. По-моему, футбол мешал его общественной жизни.
Балотелли, по крайней мере, порой все еще заставляет меня улыбнуться. Я тешу себя надеждой, что однажды его опыт окажется для него эффективным и он сможет проявлять свои возможности на постоянной основе. Балотелли стоил 16 миллионов из 120, потраченных на создание команды, которая сыграла бы с «Базелем» в нашем последнем матче группового этапа Лиги чемпионов в декабре 2014 года, но в день матча его даже не было в составе, потому что он мучился от небольшой боли в паху и от более серьезных проблем с образом мысли. Я пытался сосредоточиться на «Базеле», но мне постоянно напоминали о «чудо-голе» в ворота «Олимпиакоса».
Это – проклятие стареющего футболиста. Очередная годовщина, очередной отголосок прошлого непременно напоминает об утекающем времени. Какой-нибудь очередной матч, завершился ли он победой или поражением, явится предзнаменованием на текущий день. Порой годовщины и матчи, памятные вечера и голы представали призраками прошлого.
Однако некоторые всегда сияют маяками в моей голове. Один из них – матч с «Олимпиакосом», другой – с «Базелем», хотя причины тому различны.
Глава тринадцатая. Чудесные голы и тоскливые травмы
«Энфилд», среда, 8 декабря 2004 года.
Вечером Коп, охваченный огнем сияющих прожекторов, выглядел потрясающе. Я вывел команду «Ливерпуля» из туннеля и обернулся посмотреть на грандиозное зрелище. Это был бескрайний океан красного с полосками белого и желтого, а нарастающий шум, казалось, заглушил бы волнуемые грозой морские волны. Маленький маскот, державший меня за руку, задрожал от волнения, когда мы вышли на знаменитый старый стадион. Все было так же, как сохранилось в моей памяти с тех пор, когда отец впервые взял меня на «Энфилд». Это тоже было в среду вечером, 26 ноября 1986 года. «Ливерпуль» против «Ковентри» в кубке Литтлвудс. Мне было примерно шесть с половиной, пожалуй, меньше, чем талисману, державшему меня за руку, когда мы проходили вдоль шеренги игроков «Олимпиакоса» перед финальной игрой группового этапа Лиги чемпионов.
Живые образы и эмоции того вечера 1986 года еще не стерлись из моей памяти. Чему я никак не мог поверить, так это тому, что отец разрешил мне пойти с ним на игру, хотя завтра надо было в школу! Мы сидели на нижних рядах старой трибуны Кемлин-роуд. В тот вечер в ноябре 1986 года я поглазел и на Коп. Я был охвачен восторгом. Впервые я увидел море красного. От счастья у меня даже кружилась голова. Шум был такой, что меня так и подмывало заткнуть уши. Но я не стал. Это было потрясающе. Мне нравилось, как поют и скандируют. Я помню все. А лучше всего я помню, каким красивым было зеленое поле «Энфилда» в ярком свете.
«Ливерпуль» обыграл «Ковентри» 3:1. Все три гола забил Ян Молби. И все они были забиты с пенальти. Три пенальти? Помню, я подумал: «Не может быть. Должно быть, я сплю».
Восемнадцать лет здесь я помню очень живо. Газон был все так же зелен. Он блестел, если глядеть на идеально ровную игровую площадку. Сегодня нам хватит и пенальти. Три – вещь невероятная, это все Ян Молби и мальчишеские мечты, но один гол, пусть даже с пенальти, сгодится, чтобы одержать победу над «Олимпиакосом».
После устроенного Молби праздника пенальти, вечером в четверг, в конце дня, когда я чуть не заснул в школе, я превратил Айронсайд-роуд в «Энфилд». Я представлял, что жесткий асфальт – это зеленое покрытие «Энфилда», и воображал, что выстроившиеся плотными рядами дома – это Коп, главная трибуна и трибуна Кемлин-роуд. Сам же я – Ян Молби. Я оформил по меньшей мере три хет-трика, отправляя каждое пенальти между стальными мусорными контейнерами, которые служили нам воротами. Мне нравилось переигрывать весь этот матч снова и снова в Уитоне, а я был центральной фигурой.
В тот, другой, гораздо более серьезный зимний вечер в декабре 2004 года мой взгляд был вновь обращен к Копу. Испанские веяния привнесли изюминку в ряды болельщиков «Ливерпуля». Позади ворот, на фанатских трибунах, растянули баннер, напоминающий государственный флаг Испании. Огромное желтое полотно, обрамленное двумя красными полосками. В центре желтой полосы была изображена ливерпульская птица, окруженная четырьмя красными звездами, которые символизировали четыре победы в Лиге чемпионов. По краю золотыми буквами была нанесена надпись: «Люди в красном и Рафа». Напротив ворот, в нижних рядах правой трибуны, я выхватил новый символ, который в дни европейских матчей тиражировался на «Энфилде»:
«Пейсли выиграл трижды, Фэган четырежды, а Рафа вновь ведет красных – Por Favor».
Кто сказал, что футбол не просвещает? С каждым новым матчем и каждым новым баннером фанатов я все глубже изучал испанский. С математикой у меня все было в порядке, я легко производил подсчеты. После пяти матчей со всеми четырьмя командами «Олимпиакос» оказались в лидерах, заработав 10 очков. Монако шел вторым с 9 очками. У нас было 7 очков. «Депортиво де ла Коруньа» уже выбыли из борьбы, сыграв вничью всего два матча, один из которых состоялся на «Энфилде». Такая безголевая ничья в матче с клубом с нижней строчки означала, что нам нужно обыграть «Олимпиакос». Подсчет разности голов был прост. Мы должны или победить 1:0, или, если «Олимпиакос» забьют, выиграть с разницей в два мяча.
Мне было всего 24 года, и, даже будучи капитаном, я пока еще не вполне научился сдерживать свою откровенность накануне важнейших встреч. Во вторник на пресс-конференции я с волнением обсуждал, какие будут последствия, если мы не пройдем в плей-офф и отправимся во второй по значимости европейский турнир, если окажемся в группе третьими.
– Для клуба, и лично для меня, будет катастрофой оказаться в Кубке УЕФА в четверг, – сказал я. – Меня очень огорчало, что последние несколько лет мы участвовали в Кубке УЕФА. Я уже выигрывал его, и по сравнению с Лигой чемпионов это второстепенный турнир. Ни как игрок, ни как представитель клуба я не буду довольным среди второсортных команд. Я хочу участвовать только в Лиге чемпионов.
Так я, без всякого умысла, увеличил давление на собственную команду – мои слова прозвучали так, будто я считаю себя не менее важным, чем сам клуб. На самом деле я так не думал, даже при всей своей юношеской самонадеянности, но не смог заглушить свои собственные эмоции. Всем было известно, что прошлым летом начали распространяться слухи о том, что я ухожу из «Ливерпуля» в «Челси», и я не хотел обсуждать новый контракт, пока не составлю какое-либо представление о возможностях клуба в Лиге чемпионов в следующем сезоне. На случай, если кто-то чего-то недопонял, я повторил все это вновь.
– Я не хочу просыпаться наутро после матча и быть уже вне Лиги чемпионов. Если мы не квалифицируемся на следующий сезон, я буду думать, что делать дальше.
Комментарии к матчу изобиловали цитатами. Возможно, это была и не самая толковая предматчевая пресс-конференция, какую я когда-либо проводил, но она была сплошь напичкана правдой. Я не мог избавиться от мысли, что мне, возможно, больше никогда не играть за «Ливерпуль» в Лиге чемпионов, если мы не одолеем «Олимпиакос».
На той пресс-конференции я старался, чтобы слова мои были уверенными и по делу:
– Кто-то говорит, что выиграть один-ноль или с разницей в два гола будет сложно. Но если бы мне до начала группового этапа сказали, что мы будем играть на своем поле против «Олимпиакоса» и нам нужно будет победить один-ноль, чтобы выйти из группы, я бы и тогда не отказался. Меня не тревожит, что они забьют. Если у них и получится, значит, нам нужно будет забить три. Но с этим все в порядке – мы постараемся.
Разумеется, мы постараемся. Однако меня пугала возможность пропусть гол в начале матча. Оставшись с Каррой в углу раздевалки, я по секрету сказал ему:
– Мы не можем пропустить. Если мы пропустим хоть один, нам придется покорять Эверест.
Карра согласился. Я тревожился. Я не хотел, чтобы наша мечта о Лиге чемпионов разбилась. Нам повезло, что в этом сезоне в центре нашей защиты был Сами Хююпия и Джейми Каррагер. Они не уступали ни одному союзу центральных защитников в Европе. Про Карру я все давно знал, а вот Сами показал мне, каким он может быть особенным и вдумчивым, в 2003 году, когда в возрасте всего двадцати трех лет Жерар Улье назначил меня капитаном. Это подразумевало, что Сами придется снять свою повязку. Когда я подошел к нему, немного робея – ведь я его сменял на посту капитана команды, – Сами постарался подчеркнуть, что он всегда готов помочь мне в любом начинании. В самом начале матча с «Олимпиакосом» мы с Сами разыграли комбинацию, которая почти привела к голу. Я выполнил угловой на левом фланге и нашел Сами у ближней штанги. Направленный головой мяч пролетел близко от ворот.
Нам приходилось и защищаться. Просвистел по нисходящей отправленный греками мяч, и я попытался выбить его головой на угловой. Вечер обещал стать непростым, даже несмотря на то, что болельщики на «Энфилде» взревели, поддерживая нас и вновь и вновь запевая песню. В первые двадцать минут мы были близки к тому, чтобы забить, когда передача Хаби Алонсо со стандарта была выполнена так безупречно, что мне оставалось лишь выставить пятку и отправить мяч к воротам. Я уже поднял руки, собираясь праздновать, когда увидел, как желто-красный мяч ударился о штангу. Мы были так близки к тому, чтобы в начале матча забить гол, который был нам так нужен. На 26-й минуте греки, одетые в черые футболки, заработали штрафной удар прямо от нашей линии штрафной. Шестеро из нас выстроились в стенке, а трое других – поближе, а наш вратарь, Крис Киркланд, кричал нам, чтобы мы держались плотнее. Ривалдо изготовился, чтобы выполнить удар. За двадцать пять минут матча выдающийся бразилец мало что сделал, совсем не так, как три года назад, когда, играя за «Барселону», он наводил ужас на меня и на «Ливерпуль». В 2001 году мы не могли подобраться к нему, и «Барселона» выиграла 3:1 на «Энфилде». Играя за «Олимпиакос», он стал на три года старше, но все же мы, казалось, были беспомощны, когда он в два шага, левой ногой перебросил мяч через стенку. 1:0 в пользу «Олимпиакоса».
Кирклэнд рвал и метал. Но я ему устроил выволочку за то, что он позволил мячу со штрафного удара залететь в ворота по центру. Он потерял позицию. Кирки был виноват. Еще я получил предупреждение за то, что в досаде пнул по мячу. В следующем матче я участвовать не буду, и казалось, мы уже вылетели из соревнований. Теперь, чтобы вызволить себя из этой ситуации, нам нужны были три гола.
В перерыве Рафа был поразительно спокоен. Он лишь достал белую доску, сделал несколько тактических изменений и сказал простые, вполне понятные слова:
– Джими [Траоре] уходит. Флоран [Синама-Понголь] выходит. Трое позади. Не теряйте мужества. Никаких ошибок. Давайте попробуем. У нас 45 минут, чтобы остаться в Европе. Идите и покажите мне, насколько сильно вы хотите этого. Идите и покажите это своим фанатам.
Минуты две во втором тайме мы чувствовали воодушевление. Внесенные Рафой изменения были эффективны. Харри Кьюэлл бросился по левому флангу и сделал передачу вдоль ворот. Синама-Понголь слегка подтолкнул мяч в сетку, вбежав в ворота, чтобы подобрать мяч, и помчался назад к центральной линии поля. Рафа не праздновал. Он лишь демонстративно посмотрел на часы. У нас оставалось 43 минуты, чтобы забить еще два раза. Звучит просто, но это было чертовски трудно. Мы разыграли комбинацию с Кьюэллом и Милошем Барошом, и когда мяч по дуге полетел в моем направлении, я с полулету забил. Он проскочил под скорчившимся греческим голкипером и прямо в ворота, но уже прозвучал свисток. Мой гол, который мог бы сравнять счет, не был засчитан, потому что Барош грубо сыграл в отношении Габриэля Шюррера. Я в отчаянии обхватил голову руками. Я вновь и вновь думал: «Станет ли этот день нашим? Станет ли он нашим?»
У обеих команд были шансы, но после 80 минут все еще было 1:1. В оставшиеся десять минут нам нужно было забить еще два гола. Спустя минуту мы заработали штрафной удар. Выполнял Хаби Алонсо, а Кьюэлл упал. Мы требовали пенальти, но нашу просьбу проигнорировали – мяч отскочил на Синама-Понголя. Он выполнил передачу, но удар головой Нуньеса Никополидис отбил руками – зато мяч попал прямиком к Нейлу Меллору. Меллор, очередная замена, выполненная Рафой, отправил мяч в ворота. Он был на поле менее трех минут. 2:1 в пользу «Ливерпуля». Трибуны «Энфилда» колыхались и ревели. Мы совершили череду причудливых празднований. Мы подбегали друг к другу и с криками так стремительно хлопали ладонями о ладони товарищей, что руки, казалось, горели. Так мы экономили время, мчась на свою половину поля, чтобы продолжить игру. Рафа не праздновал. Стоя на боковой линии, он лишь снова посмотрел на часы, словно его холодный мозг бесстрастно высчитывал количество секунд, оставшихся, чтобы «Энфилд» разразился еще большей вакханалией.
Все, что я знал, так это то, что у нас девять минут, чтобы забить гол, который сохранит нас в Лиге чемпионов. Ожидая, пока «Олимпиакос» вновь разведут с центра поля, мы были скованы напряжением. Они пытались тянуть время и выиграть еще несколько секунд. Мы с Каррой, перекрикивая шум трибун, отчаянно пытались собрать команду, упрашивая их сохранять спокойствие. Победа все еще была возможна. Прошло еще пять минут. Мы с Кьюэллом обменялись пасами, и я отдал поперечную передачу. Казалось, момент был голевым. Меллор упал, и мы вновь потребовали пенальти. Пенальти не было. На часах оставалось четыре минуты. Четыре минуты, чтобы спасти положение. Карра пошел в нападение. Мяч был в его ногах. Карра повел мяч. Это доказывало, какое им владело отчаяние. Мы были готовы предпринять что угодно, но даже я глазам не поверил, когда затем Карра выполнил поворот Кройфа, прокинул мяч назад, а потом повернулся на 180 градусов, чтобы на краю их штрафной снова повернуться назад.
Я был в середине поля, в тридцати метрах от их ворот. Я высоко поднял руки в надежде, что Карра, возможно, увидит меня с этого расстояния. Карра же выполнил умный, короткий удар на Меллора. Едва Меллор начал прыжок, я ринулся к нему.
– Скинь на меня! Скинь на меня! – вопил я.
Меллор услышал меня. И увидел. Меллор твердым, но мастерски смягченным ударом головой перенаправил мяч в моем направлении. Мяч отскочил, а затем лениво полетел ко мне. Снаряд был готов вновь отскочить, когда, подбежав на всей скорости, я с лету выполнил удар. Развернув корпус, чтобы добиться правильного угла и поместить вес всего тела позади мяча, я выполнил безупречный удар с 25 ярдов.
Это был потрясающий удар. Совершенно чудесный удар, который навсегда изменит мою жизнь. Желто-красный мяч Лиги чемпионов полетел стрелой, словно огромная ракета, в правый угол ворот со стороны Копа. Бум!
Я побежал к фанатской трибуне, потрясая от радости кулаками, в исступлении синхронно двигая руками и ногами. Я мчался к нашим болельщикам. Они бесновались. Я со всей силы рассек кулаком воздух, а потом, как безумный, стал обеими руками показывать на одного из фанатов, который, казалось, сейчас лопнет от радости. Он вытянул руку, а я продолжал бежать к нему. Я думал: «Вот он я…»
Я летел к толпе на трибунах, а за мной со всех ног мчались мои товарищи. Фанаты «Ливерпуля», повскакав со своих мест, мчались ко мне, волнами прокатываясь по Копу. «Да, я с вами, – думал я, пока все эти лица устремлялись ко мне. – Я – один из вас. Я, черт возьми, остаюсь…»
Толпа попросту поглотила меня. Вскоре я потерялся в центре этого ревущего от радости красного моря. Тот мальчишка шести с половиной лет, которого наповал сразил хет-трик, что Ян Молби оформил с пенальти в захватывающем матче на турнире Кубка Литтлвудс, ни за что не поверил бы, что с ним случится через 18 лет. Мне приходилось смотреть этот гол «Олимпиакосу» вновь и вновь, раз за разом, год за годом, на вечерах присуждения наград и ужинах, посвященных каким-нибудь событиями. Я живо помню всю последовательность событий. С фланга прилетела поперечная передача Карры. Там был Меллор, и я понимал, что единственное, что ему остается попробовать, – сбросить мяч. Если Меллор хотя бы стоял спиной к воротам, он бы непременно сделал это. Его технические возможности довольно ограниченны, зато он отлично забивает из штрафной и завершает атаки. Единственный вопрос, который в то время крутился у меня в голове, был: получится ли у Меллора? У него получилось, и, когда мяч отскочил ко мне, я понял, что если выберу правильное положение корпуса и пробью чисто, то смогу попасть по воротам. Забить этот мяч все же оказалось непросто, но я подхватил его, будто во сне. Едва только мяч отскочил от ноги, я уже знал по касанию, что попаду. Удар был такой мягкий, словно в гольфе, когда ты направляешь мяч, даже не чувствуя его. Это был очень-очень важный гол и для меня, и для клуба.
Комментарии Sky отпечатались в моем мозгу.
– Вот Каррагер, – говорит на экране Мартин Тайлер, – пытается сохранять хладнокровие… Меллор… великолепный, мягкий удар головой… но Джерррррррарррррд!
Тайлер выкрикивает мою фамилию, его прерывает Энди Грей. Его крик повторяет мощную траекторию моего броска:
– Ооооооххххххххххххх! Крассссссавчик! Вот это удар, сынок! ВОТ… ЭТО… УДАР!
Грей, бывший игрок «Эвертона» и болельщик, был поглощен похвальными завываниями в честь моего незабываемого гола. Я забил его мягко, потрясающе, безупречно. Гол был достаточно хорош, чтобы вызвать восторженные крики, если бы я забил его на обычной тренировке морозным утром в среду в Мелвуде. Но настоящее чудо этого гола заключалось в том, как вовремя он оказался в этот горячечный вечер, когда до конца этого томительного решающего матча Лиги чемпионов оставалось четыре минуты. Просматривая его сейчас, я вижу свою убежденность и страсть. Я кричал Меллору, чтобы он играл на меня, в надежде, что у меня будет еще один шанс в этом матче. Мне нужно было, чтобы Меллор лишь отдал мне пас, переведя мяч на меня, а я бы попытался попасть по воротам.
Когда прокручивают этот момент, на экране, после того как крик Гарри, наконец, стихает, Тайлер говорит:
– Что ж, в таких обстоятельствах нужно только добить мяч. Но то, что вы видели, – это удар, достойный Лиги чемпионов. Он не хуже того, что происходило в этом турнире в этом и во многих других сезонах.
ОН ПРОЛЕТЕЛ СКВОЗЬ ЭТУ ХОЛОДНУЮ ДЕКАБРЬСКУЮ НОЧЬ ПРЯМО В МОЮ БУДУЩУЮ ЖИЗНЬ, ЧТОБЫ ПРОКРУЧИВАТЬСЯ ВНОВЬ И ВНОВЬ, КАК МОМЕНТ, КОТОРЫЙ ПРОЛОЖИЛ НАМ ДОРОЖКУ К ТИТУЛУ ЧЕМПИОНОВ ЕВРОПЫ В ТОМ СЕЗОНЕ.
И опять гол, с нового ракурса. Грей берет слово, а затем решает отступить.
– Тут не требуется никаких комментариев, – сказал он. – Просто посмотрите. Пусть эти кадры сами расскажут вам все. Это нечто особенное. Взгляните, ребята.
Этот момент нередко вызывает у меня улыбку, потому что Рафа пока еще не празднует. Он в полном одиночестве ходит кругами возле боковой линии с несколько оторопелым видом. Стюард в светящемся оранжевом жилете бросился к нему обниматься. Рафа стоял столбом, как маленький испанский мальчик, которого обнимает седовласый дальний родственник, которого он впервые видит. В конце концов, когда стюард в восторге прижался к главному тренеру, Рафа пару раз похлопал его по спине. Для Рафы это было равносильно тому, как я, беснуясь, мчался к Копу, где меня поглотила толпа кричащих, орущих и гикающих фанатов. На экране кадры с неулыбчивым Рафой сменяет картинка со мной. Стоя на центральном круге и сжав зубы, я колочу рукой по ладони, напоминая всем, что нужно сосредоточиться и не пропустить гол на исходе матча. Я выгляжу таким молодым и таким решительным.
– Он не хотел проснуться на утро и оказаться в Кубке УЕФА, – объясняет Мартин Тайлер. – Это его вчерашние слова. И одним только взмахом своей талантливой ноги Стивен Джеррард заявляет: «Плей-офф Лиги чемпионов – а вот и мы!»
«Энфилд», вторник, 9 декабря 2014 года.
Я сохранил верность и преданность, и через десять лет и один день после гола в ворота «Олимпиакоса» я был готов повести «Ливерпуль» против «Базеля» в очередной встрече группового этапа Лиги чемпионов на «Энфилде».
У «Реал Мадрида» было пятнадцать очков после того, как они выиграли все пять своих матчей. У «Базеля» было шесть очков, а у «Ливерпуля» и «Лудогорца» по четыре. У нас была лучшая разница мячей, а болгарам предстояло сыграть последний матч в Мадриде. За второе место в группе должна была состояться честная борьба между «Базелем» и нами. Этот матч был гораздо менее сложен, чем эпопея с «Олимпиакосом». Нам нужно было лишь победить. С каким счетом – неважно. Победа приведет нас в плей-офф и ознаменует небольшой шаг вперед в этом трудном сезоне.
Все, казалось, зависело от того, чтобы наши новые игроки проявили не менее несокрушимую волю, чем та, которая в матче с «Олимпиакосом» двигала нашим, очень отличавшимся от нынешнего составом, из которого остался только я. Я был последним оставшимся игроком, и поэтому мне и годовщине моего гола уделялось столь пристальное внимание, и не в последнюю очередь Бренданом Роджерсом:
– У «Ливерпуля» великое прошлое в этом турнире, и тот матч с «Олимпиакосом» – часть этого прошлого. Матч с «Базелем» дает нынешним игрокам возможность пройти квалификацию и оказаться вписанными в эту хронику. Мы не можем опираться на одного только Стивена. В матче против «Базеля» все должно быть построено на командной игре. Нам нужно, чтобы и другие двигали команду. В этом суть игры Стивена. Игроков мирового класса немного, так что, если ты футболист мирового уровня, вся ответственность ложится на тебя, но в данном случае ответственность коллективная. Чтобы добиться результатов, нужно, чтобы вся команда действовала на высшем уровне.
На «Энфилде» царит такой дух, какой я не ощущал ни на одной другой футбольной арене. Тут таятся мощь и сила для фанатов «Ливерпуля», которые порой заставляют тебя поверить, что они могут отправить мяч в ворота противников. В последние двадцать минут матча с «Олимпиакосом» стоял такой шум, какого я еще не слыхал, пока несколько месяцев спустя он не стал еще громче во время второй встречи с «Челси», когда мы в полуфинале обыграли команду Моуринью.
Тут есть информация для фанатов с «Энфилда». Они разбираются в футболе, и я думаю, поэтому-то в матче с «Базелем» трибуны были необычно подавлены. Словно они знали, что после бурного всплеска у нас не будет ни того же огня, ни ярости, ни мастерства, ни точности, чтобы разделаться со швейцарской командой, болельщики которой в своем небольшом секторе стадиона вели себя гораздо оживленнее, чем наши.
В первом тайме мы играли прерывисто и вяло, тогда как игроки «Базеля» были спокойны и хладнокровны. Они также показали большое мастерство. На 25-й минуте, после кое-каких сложных манипуляций у самых наших ворот, Фабиан Фрей смачно пробил мимо Симона Миньоле. Мы проигрывали 1:0, и нам нужны были два гола. Мы потихоньку продолжали, а толпа скандировала:
– В атаку, в атаку, в атаку!
Я понимал, что во время перерыва нам нужно как-нибудь разжечь в себе огонь. Во время перерыва Брендан поменял состав. Морено заменили Энрике, а Лазар Маркович вышел вместо Ламберта. Через 15 минут Маркович и Бехранг Сафари вместе преследовали мяч. Сафари был лучшим игроком «Базеля». И он оказался еще и лучшим актером. Когда Маркович размахнулся рукой назад, чтобы оторваться от преследователя, он пальцами задел Сафари за нос. Игрок «Базеля» рухнул, будто ему по лицу хлестко пробили апперкот. Арбитр достал красную карточку. Марковича удалили, и у нас осталось всего десять игроков. Сдаваться мы не собирались. Я наступал, выжидал, боролся за мяч и бежал, а по лицу у меня струились капли дождя. После одного моего сокрушительного подката мы вновь завладели мячом, перехватив у Тауланта Джаки. Я вбежал в штрафную, и их вратарю, Томашу Вацлику, пришлось отважно броситься мне под ноги. Трибуны взбодрились, к ним вернулась вера в нас, и они вновь зашумели. У нас все еще оставалась возможность. Я почувствовал, как меня вновь охватила былая уверенность. На восемьдесят первой минуте я вышел исполнять штрафной удар на правом фланге «Базеля». Я ударил со злостью, под углом. Мяч перелетел через стенку и попал в верхний угол. У вратаря не было шансов. 1:1. Я пустился бежать, раскинув руки в стороны и веря, что все может повториться.
Десять лет назад нам нужно было забить два гола в ворота «Олимпиакоса» в течение последних девяти минут. Сейчас нам нужен был только один. Подавленного ропота толпы как не бывало. Вернулось ревущее красное море. Я только что забил свой сорок первый гол в 130-м матче Лиги чемпионов. Я жаждал забить сорок второй.
Стерлинг угрожал швейцарцам, кружа и поворачивая то туда, то сюда. Мяч отскочил на Джордана Хендерсона. «Энфилд» бурлил уверенностью, когда Хендресон принял снаряд на грудь, а затем с полулета отправил его в ворота. Мяч полетел в сетку, но вратарь, вытянувшись в струнку, сложился и отбил его.
Последние несколько минут пролетели слишком быстро. Мы напрягались и не жалели сил, но тут, к нашему страшному разочарованию, услышали финальный свисток. Я рухнул на колени. Волосы у меня промокли от пота и дождя. Я вытер лицо, но не встал. Все кончено. Мне уже больше не сыграть в матче Лиги чемпионов.
Пришло время все обнародовать. Я уже сообщил в клубе, что к концу июня 2015 года я уезжаю в Америку. Я мог бы и не рассказывать, но это было бы несправедливо по отношению к главному тренеру. Неопределенность моего будущего стала главным пунктом повестки дня. Брендана об этом постоянно спрашивали. Мне пришлось сказать Струану:
– Я хочу, чтобы первым о том, что я собираюсь уходить, узнал Брендан, а потом клуб может решать, как поступать с этими новостями.
Поэтому я отправился к Брендану и рассказал ему. Я не стал говорить о том, что понял, что мой уход неизбежен, в тот зловещий вечер, когда я оказался на скамейке запасных в Мадриде. Я заявил:
– Хочу сказать вам прямо сейчас, с глазу на глаз, наедине, что ничего не изменится. Я буду так же упорно каждый день тренироваться, и я всегда готов попытаться и сделать все возможное и сейчас, и до конца сезона. Я буду выкладываться по полной.
Эта беседа, как и все разговоры с Бренданом, была преисполнена взаимного уважения. Из Бостона мне позвонил президент клуба, Том Вернер. И с Томом, и с Джоном Генри я хорошо ладил, и они как владельцы клуба относились ко мне неплохо. Судя по голосу, Том был горько разочарован и удивлен тем, что я собрался уходить. Но он был очень любезен. Он спросил меня о причинах, и я ему все объяснил, подчеркивая, что пару лет в Америке будут полезны и мне, и моей семье. Мы минут двадцать неплохо поболтали, и я собираюсь поддерживать связь и с ним, и с Джоном. Всякий раз, приезжая в Ливерпуль, он всегда приглашал меня на чашку кофе, чтобы ввести в курс своих планов. По-моему, с Fenway «Ливерпуль» в хороших руках.
Еще до того, как я публично объявил эти новости, телефон Струана начал звонить. До других клубов дошли слухи, что я, возможно, ухожу из «Ливерпуля». Первое предложение о переговорах поступило от турецкого клуба «Бешикташ» и Славена Билича, который тогда был их главным тренером. Следующим был «Монако». Они очень настаивали. В «Пари Сен-Жермен» тоже были очень заинтересованы. Пару раз Струану звонил Давид Моейс, чтобы узнать, не заинтересован ли я играть за «Реал Сосьедад».
Звонили из нескольких английских клубов, но я не стал бы играть против «Ливерпуля». Интерес проявлял и «Тоттенхэм», а их главный тренер Маурисио Почеттино просил держать его в курсе. Приятно было услышать, что Почеттино все еще ценит меня. Я был уверен, что смог бы еще год играть в Премьер-лиге, но не было смысла так суетиться, чтобы пройти все это снова с «Тоттенхэмом». Струан знал, что я не хочу играть против «Ливерпуля». Меня немного заинтересовали предложения «Пари Сен-Жермен» и «Монако», и у меня проскакивали мысли о том, чтобы остаться в Европе. Но как бы я смог вернуться на «Энфилд», если бы пришлось играть матч в евротурнире? Так что я четко все объяснил Струану. Я сказал:
– Никаких вариантов. Я не хочу оставаться в Европе. Пришло время что-то изменить.
Из «Катара» пришло крупное предложение, так же были и другие запросы с Дальнего Востока. Но мы уже провели первую стадию переговоров с представителями Высшей футбольной лиги, и я был уверен, что «Лос-Анджелес Гэлакси» – лучший вариант для меня. Оставалось только сделать заявление прессе и фанатам. В заявлении, опубликованном 2 января 2015 года, подтверждалось, что в конце сезона я ухожу из «Ливерпуля» и еду в Америку. Меня очень тронули все похвалы и почести, которые почти тут же посыпались на меня.
После ничьей с «Лестер Сити» в новогодний день я еще дал интервью Клэру Рурку с Liverpool FC TV. В первом тайме мы выигрывали со счетом 2:0 после обоих забитых мною пенальти. Но после перерыва «Лестер» забил два быстрых гола. Мне хотелось только одного – чтобы интервью закончилось. Спустя несколько дней его покажут на канале клуба. Еще до начала съемок я чувствовал, будто язык проглотил. Мне пришлось напомнить Клэру, что мы будем проводить интервью только при условии, что оно не будет чересчур эмоциональным. Клэр был мил, но интервью все равно задевало мои чувства.
– Я всегда понимал, что когда-нибудь это кончится, и это решение вызовет бурные эмоции, – сказал я. – И вот это случилось – и у меня странное ощущение. Я думаю о себе и о клубе как о едином целом. Это решение далось мне нелегко, но факт в том, что летом мне будет тридцать пять. Я надеюсь, что однажды я вернусь.
Тут я понял, что уже начал заранее прощаться с клубом, который я любил всю свою жизнь. Я не был уверен, что смогу выдержать такие глубокие переживания еще пять месяцев. Мне уже было очень трудно говорить об уходе, а ведь год только начался.
– Мне уже не двадцать четыре, – продолжал я, стараясь вновь перейти к практической стороне дела. – Мне бы хотелось, чтобы мне было двадцать четыре. Мне бы хотелось повстречаться с Бренданом, когда мне было двадцать четыре, потому что тогда я бы сидел здесь и говорил о том, как много титулов мы завоевали вместе. Но на самом деле Брендан пришел в клуб, когда мне уже стукнуло тридцать два.
Клэр планировал зачитать кое-что из хвалебных отзывов главного тренера и моих товарищей. Мне пришлось покачать головой, говоря:
– Это меня подкосит.
Но Клэр все же прочитал несколько трогательных слов от Маргарет Аспиналл из группы поддержки семей погибших на «Хилсборо». Я не мог говорить. Я просто потерял дар речи. Я чувствовал, что у меня наворачиваются слезы, и я чуть ли не онемел, но сделал глубокий вдох и взял себя в руки:
– До конца сезона у нас будет много времени для слез и проявления чувств. Сейчас моя цель – хорошо закончить сезон лично для себя, а еще добиться чего-то для команды и попытаться подбодрить фанатов. Для них, как и для всех нас, выдались непростые полгода… но мне ничего так не хочется, как уйти с трофеем и оставить клуб в лидерах. Мы попытаемся добиться трофея и на время забыть о Стивене Джеррарде.
В понедельник, 5 января 2015 года, мы показали достойную английского футбола игру. Матч третьего этапа Кубка Англии между «Уимблдоном» и «Ливерпулем», проводимый на небольшом стадионе «Кингсмедоу» в Норбитоне, пробуждал воспоминания о финале 1988 года на «Уэмбли». Это было в тот год, когда мне было восемь, и «банда психов» «Уимблдона», к моему ужасу, обыграла «Ливерпуль» 1:0. За прошедшие с тех пор 27 лет, соответствующие тому сроку, что я провел в «Ливерпуле», в «Уимблдоне» сменялись владельцы, клуб покупали, он переехал в Милтон-Кингс, где его переименовали в «Милтон Кингс Донс» и сделали новый бренд. Я понимал и разделял негодование и солидарность фанатов прежнего «Уимблдона», которые отказывались мириться с его видоизменным образом. Они начали все сначала как «Уимблдон». Они медленно, но верно проходили все этапы, чтобы добраться до лиги. Сейчас этот футбольный клуб вновь профессиональный и играет в аналоге бывшего четвертого дивизиона Англии.
Это была очень жизнеутверждающая история, а в «Уимблдоне» даже был свой кумир: стокилограммовый нападающий Адебайо Акинфенва. «Зверя» также называют «самым сильным футболистом Англии». Он был фанатом «Ливерпуля», а я, по-видимому, был его любимым игроком. Это, правда, не остановило большого человека, который обладал удивительно легким касанием, и после тридцать шестой минуты он забил гол, сравняв счет. Я вывел нас вперед, когда, отщелкнув передачу Хавьеру Манкилло, я ринулся на штрафную площадку, прокладывая себе путь между двумя рослыми центральными полузащитниками Второй лиги, чтобы головой забить с отскока. Таким образом я доказывал всем, что отдаюсь клубу не меньше прежнего.
Нам был очень нужен решающий гол, и во втором тайме я со штрафного удара закрутил мяч над стенкой прямо в верхний угол. Нил Ардли, главный тренер «Уимблдона», сказал, что он неоднократно показывал Джеймсу Ши, их вратарю, видео, где я забиваю с таких штрафных ударов. Они были настолько милы, что еще улыбались после матча.
– Вот это Стивен Джеррард, – сказал Ши. – И вот что он делает.
Ардли, бывший член «Банды психов», был еще великодушнее:
– На исходе матча нас сделал игрок мирового класса.
Я с удовольствием обменялся футболками со «Зверем». Мы пожелали друг другу удачи, и во время долгой дороги назад в Ливерпуль я позволил себе помечтать. Финал Кубка Англии 2015 года пройдет на «Уэмбли» 30 мая, в день моего тридцатипятилетия. Я представил себе идеальный, как в сказке, конец. Новые мечты словно вернули нас к жизни, и «Ливерпуль» набирал форму. Мы выиграли четыре из пяти последующих матчей чемпионата, а дерби на «Гудисоне» закончилось вничью 0:0. Мы обыграли «Сандерленд» и «Виллу» в гостевых матчах, а «Вест Хэм» и «Тоттенхэм» на своем поле. Казалось, мы снова делаем успехи. Я забил в матче против «шпор», с пенальти на пятьдесят третьей минуте, но через четверть часа был вынужден уковылять с поля с травмой подколенного сухожилия. Я чувствовал себя плохо, и позже той ночью бригада медиков подтвердила печальные новости. Я буду отсутствовать в течение трех недель – не меньше. Физиотерапевты и врачи понимали, насколько дорог мне каждый матч и каждая минута, проведенная в футболке «Ливерпуля», по мере того как близилось завершение. Но мы уже столько всего пережили: столько невероятных и угрожающих спортивной карьере травм, что им ничего не нужно было говорить. Я знал, как мне везло в прошлом.
Крис Морган мог бы рассказать, что он работал в начале моей карьеры. Как правило, роль физиотерапевтов в жизни футболистов преуменьшается, потому что важные решения, которые они принимают, никогда не замечают, тогда как их неудачный выбор, когда они слишком рано отправляют футболиста на поле, может долгие годы преследовать и их, и самого игрока. В их профессии они получают мало благодарности, кроме той, что выказывают им футболисты вроде меня, которые столь многим им обязаны. Было два случая, когда Крис помог спасти мою карьеру и мое здоровье, когда все это оказалось под угрозой или даже потеряно. В 2011 году казалось, что мой пах и моя голова загублены навсегда – их разрывало от боли и отчаяния. Крис пришел мне на помощь. У меня были проблемы с пахом в течение всей моей карьеры, боли в приводящей мышце и неоднократные операции по удалению грыжи. Освобождение на поле из-за проблем с пахом и тонкой мышцей (маленькой мышцей на внутренней стороне бедра) стоило мне места в команде на Кубке мира 2002 года. Проблема была хронической, и я уже перенес ревизионную операцию после предыдущего удаления грыжи с тем, чтобы укрепить нижнюю брюшную стенку. Но в марте 2011 года я пережил разрыв паховых мышц. Это травма не менее скверная, чем ее название, потому что, по сути, вся паховая мышца отходит от кости.
Это случилось после того, как я выполнил разворот Кройфа в Мелвуде. Мне удалось самому уйти с поля и добраться до кабинета врачей. Едва я доковылял туда, вся медицинская бригада поняла, что у меня беда.
– Что случилось? – спросил Крис с ноткой тревоги в голосе.
Я покачал головой:
– В паху у меня просто взрыв.
Выражение было резкое, но именно это слово точно отражало, насколько сильной была боль. Вскоре они выяснили, что я потянул сухожилие тонкой приводящей мышцы так, что оно отошло от кости. Отрыв произошел там, где приводящая мышца соединяется с областью лобкового симфиза. Приводящие мышцы прежде всего помогают при перекрестных махах ног. Такая травма может пройти сама собой, потому что новое соединение может сформироваться ниже. Некоторые футболисты даже играют с наполовину оторванной приводящей мышцей – небольшой зазор, благодаря которому они управляют своими движениями. Но как только хирург сказал, что при использовании подхода невмешательства моя «фирменная» поперечная передача может потерять силу, я был категоричен. Я хотел операции. Хирург заверил меня, что, если все пойдет хорошо, приводящая мышца будет чувствовать себя как новенькая.
Я с удовольствием последовал его совету, а он добавил и новые доводы, сказав, что Фрэнк Лэмпард оправился после такой же травмы. Я буду отсутствовать двенадцать недель, зато полностью выздоровею. Так закончился мой сезон, но Крис сказал, что летом поедет со мной в Португалию. Я буду вновь готов к игре задолго до начала сезона 2011–2012 года. Крайне важно, чтобы в области паха и приводящей мышцы были сильные мышцы ног, потому что, как правило, во время любого матча Премьер-лиги приходится пробегать по восемь миль, из них одна миля будет пройдена на высокой скорости. Обязательно приходилось много выкручивать и проворачивать паховые и приводящие мышцы. Некоторые игроки считают, что массаж – ключевое решение любых проблем, но наша бригада медиков была твердо убеждена, что для того, чтобы обеспечить успех операции, очень важны активная реабилитация, укрепление и усердная работа. Я кивнул. После операции я буду готов к столь усердной работе, какая только потребуется. Операция, казалось, предстояла рядовая, и у меня остался аккуратный шрам сантиметров десяти. Он пополнил мою коллекцию. Но вскоре мы столкнулись с проблемой. Я все еще испытывал дискомфорт, а порой и боль в тазу и тазовой области. Меня осмотрели все: и Крис, и врачи «Ливерпуля», Заф Икбал и Питер Брукнер, и хирург Эрнест Шильдерс. Они заявили, что все в порядке. Просто прошло еще мало времени. Я должен расслабиться, и пусть приводящая мышца заживает. Мы решили, что немного солнца приведет меня в порядок. Мне очень хотелось поехать в Португалию и снова чувствовать себя нормально. Мы с Алекс и девочками уехали на время летнего перерыва, а Крис взял на работе отпуск и поехал с нами. Утром и вечером мы ходили в спортзал и трудились не жалея сил, а остальное время он позволял мне наслаждаться отпуском с семьей. Руки опускались. Нам все так же для выполнения своих задач нужно было вернуться к первому июля, в день, когда я надеялся начать предсезонные тренировки. Даже такие простые упражнения, как ходьба с высоким подъемом коленей или выпады, причиняли слишком сильную боль. А это были основные упражнения, которые нужно было выполнять для укрепления приводящей мышцы. Мы выработали новый план: мы выберем темп, в котором будем тренироваться в Мелвуде. К тому времени я непременно вполне отдохну и восстановлюсь. План не удался. В первый день моего возвращения в Мелвуд после того, как мы выполнили немного затянутые, но спокойные, обычные упражнения на разогрев, мы решили, что я совершу небольшую пробежку. Я знал, что не могу пока пинать мяч, но с десятиминутной пробежкой вокруг тренировочного поля я уж наверняка справлюсь. Я добился некоторых успехов в бассейне и на антигравитационной дорожке alter-g, тренажере с весовой нагрузкой, который позволяет совершать пробежку без перегрузок для тела. Я не мог этого дождаться: простое, бездумное удовольствие – проводить время на улице, по очереди в размеренном темпе переставляя ноги. Я уже давно не бегал. Мои ноги стали двигаться сами собой. Один, два, три… и к тому времени, когда я досчитал до девятого и десятого шага, мне пришлось остановиться. Мое лицо исказилось от боли. Я больше не мог бежать. Было очень больно и страшно. Что происходит? Я, профессиональный футболист, и не могу пробежать и десяти шагов. Операция у меня была двенадцать недель назад. Предполагалось, что к этому времени я уже буду в отличной форме. Врачи, по-видимому, тоже были обеспокоены. В их работу входило изучать, как протекает выздоровление, а затем определять возможные причины, по которым игрок испытывает боль. Такие объяснения всегда облегчали нагрузку и беспокойство. Но они не знали, что мне сказать. Все тесты, которые проводили врачи после пробежки, показывали, что операция прошла успешно. И однако же я чувствовал себя совершенно непригодным. Несколько лет назад мне говорили, что я получаю много травм, потому что я гиперподвижен. Это значит, что суставы мои действительно очень гибкие. Это было здорово в том смысле, что эта гибкость помогала мне играть в футбол. Недостатком же было то, что я к тому же был больше подвержен травмам. Мою последнюю травму пришлось даже оперировать.
Крис вместе с врачами изучил новый комплект снимков. Мы с ними вместе просмотрели каждый из них. Они показали мне, что, когда у меня оторвалась приводящая мыщца, вместе с ней отошло и сухожилие под лобковым симфизом. Этими и объяснялось то, что мои движения были стесненными, и это, возможно, говорило о некоей нестабильности. Было выдвинуто предположение, что зазор в тазовой области и вызывал боль. Почти ничего нельзя было сделать – только ждать, пока сухожилие полностью не заживет.
Через неделю, когда я почувствовал себя немного лучше, мы встретились со всеми медиками, и было решено, что мне нужно пока избегать пробежек. Вместо этого я буду ездить на велосипеде. Мелвуд казался безлюдным: весь основной состав уехал в предсезонное турне, но вскоре мне позвонил Даррен Бёргесс, главный тренер по физподготовке. Он велел мне совершать24-минутное упражнение на велосипеде.
– Делай это в качестве физического упражнения, – сказал Даррен, – и дай знать, какие у тебя будут успехи.
План состоял в том, чтобы начать с этого первого настоящего испытания велосипедом. Джордан Милсом, мой хороший друг и лучший тренер по фитнесу, будет наблюдать за мной и моими показателями. Я влез на велосипед и принялся крутить педали. Ого-го, как это было больно! После двух-трех минут, когда пот уже катился у меня по лбу, а лицо исказилось морщинистой гримасой древнего старика, у меня было ощущение, что мне пришлось проехать всю дорогу от Ливерпуля до Траффорд-центра в Манчестере на сиденье, утыканном гвоздями. Вот такие муки я испытывал. Через пять минут я сдался. Мне пришлось остановиться. Я капитулировал. Я оставил Даррену сообщение на голосовой почте.
– Ты не можешь заставить меня пройти все это вновь, – сказал я. – Что-то не так. Кажется, что-то серьезное.
Я все глубже погружался в уныние.
– Что-то не так, – говорил я Джордану и Крису. – Это мучительно больно.
– Где конкретно у тебя болит? – спросил Джордан.
– Где-то за мошонкой, – ответил я.
Читать бесплатно другие книги:
