О любви. Истории и рассказы Абгарян Наринэ

А письма шли одно за другим. Он писал, что договорился с институтом о моем переводе, что мой отказ приехать для него значит полное банкротство в жизни. Прилетела отчаянная телеграмма о том, что он не может больше работать, теряет веру в себя, теряет ценность как коммунист и человек в собственных глазах. Единственный для него выход – уйти из жизни.

У меня не было к нему жалости, но я все взвесила, обдумала и решила, что он нужен сыну. А мне можно учиться и в другом месте. А верить и любить беззаветно, как раньше, необязательно.

В Днепропетровске Рафаил нас встретил, возбужденный, радостный. А у меня на сердце – пустота и горечь. Он настаивал на втором ребенке, надеясь, что прежняя атмосфера любви и доверия в семье восстановится. Второго августа 1926 года родилась наша Галочка. Но, увы! Моя боль не исчезла, недоверие и ревность продолжали отравлять мне душу.

К нам приходили товарищи Рафаила по работе. С одним из них, Петром Ветровым, я с азартом сражалась в шахматы. Это был складный брюнет с карими глазами. Когда он волновался, у него раздувались ноздри, как у лошади. К большой моей радости, я почувствовала к нему влечение, но не показывала виду.

Осенью 1928 года меня попросили поехать в Павлодарский район на хлебозаготовки. При переезде через Днепр лед треснул, и кибитка провалилась. Мне удалось выкарабкаться и позвать мужиков из деревни на помощь, чтобы вытащили лошадь. В тот же вечер я выступала перед крестьянами. Через день меня привезли в село, где квартировал Ветров. На мое выступление собралось много народу. Я рассказывала, как трудно и голодно в городе жить и работать, говорила сердечно, доверительно, и Ветров сказал мне, что народ остался доволен. После ужина я попросила постелить мне на печке. Ветров подошел и сказал, что любит меня. Значит, судьба! Я ничего не предпринимала, чтобы оказаться здесь, положилась на судьбу, и она привела меня сюда, где наши дороги сошлись.

Наутро я уехала, несмотря на просьбы Ветрова остаться хоть ненадолго. Был великолепный зимний многоснежный день. На душе полный покой. Домой я вернулась другим человеком. Никогда больше не ревновала.

Елизавета Грехова. Мы тебя любим, бабушка!

Что за сопливая погода? Солнце зарылось в тучи и дрыхнет там в свое удовольствие – раз; дождь, как ошалелый, бьется в окно – два; да еще и смешивается с черным снегом, вылетающим из-под колес проезжавших внизу машин, – три. Вот куда в такую погоду идти?.. Все каникулы насмарку! И еще Интернет отключили! Тоска и безнадега, одним словом.

За спиной послышался щелчок открываемой двери:

– Как я люблю твою комнатку. Такая уютненькая, такая светлая!

– Да, бабуль, особенно сейчас – такая светленькая! – хмыкнула я, кивая на унылую погоду за окном.

Оборачиваюсь к ней, а она улыбается, шаркая темно-синими тапочками к моей кровати.

– Я у тебя тут полежу, а потом домой поеду, – зевает она.

– Конечно, лежи. Подложи Петра Петровича под голову, – говорю, подталкивая к ней облезлого, но все еще мягкого игрушечного петуха.

– Зачем? Мне и так хорошо, – отвечает она поспешно.

Так я ей и поверила! Но спорить – себе дороже.

– Я тебя отвлекать не буду, ты занимайся чем занималась, – продолжила она.

– Да ничем я не занимаюсь! – С досады я крутанулась на стуле слишком сильно и чуть было не шмякнулась на пол.

– Как ничем? А уроки?

– Ба, ну каникулы же!

В тишине недолгого молчания меня посетила идея:

– Бабуль, расскажи что-нибудь.

А что? Бабушка много чего знает. Есть у нее такие истории, после которых как ненормальный ходишь и дня три смеешься.

– Рассказать… Хорошо. Расскажу тебе одну историю.

– Давай!

– Значит, жила была девочка. И однажды…

– Подожди, бабуль. А как ее хоть звали?

– Кого? – Бабушка недоуменно посмотрела на меня.

– Девочку.

– Да разве это важно?

– Ну извини! А как к ней обращаться-то будут? Эй, ну ты, слева от второй березы, считая от куста?

– Ох, язык твой, – вздыхает бабушка, посмеиваясь. – Ладно, пусть ее звали Валя.

Я хмыкнула: Валя так Валя.

– Так вот, жила девочка эта…

Валя устало брела по тропинке, заросшей лопухами и высоким репейником. Ведра, полные воды, с каждым шагом тяжелели, словно насмехаясь. Жара. Засуха. Голод. И много работы. Девочка в свои десять лет прекрасно знала, что это такое. Но вот вдали показалась деревенька с бедными хатками и покосившимися заборами. Навстречу девочке выскочил худой Барбос, из последних сил виляющий хвостом.

– Держи, блохастый, – Валя поставила ведра на землю, и пес бросился лакать прохладную воду. – Все, хватит с тебя, – забрала девочка ведро. – А то другим не достанется.

Барбос жалобно заскулил, но Валя уже продолжила путь.

Вскоре она подошла к деревянному домику с соломенной крышей, возле которого полола грядки женщина в грязном платье. Услышав скрип калитки, она обернулась к Вале. Девочка с трудом опустила ведра на землю.

– Почему не полные? – устало спросила та.

– Расплескала маленько по дороге, мама, – опустив глаза, ответила Валя.

– Придется еще раз идти.

Тут по улице разнесся восторженный крик ребятни. Валя сразу поняла, что это цыгане, и побежала к воротам. По пыльной дороге под звуки бубнов проходил разноцветный веселый табор. Вот от яркой толпы отделилась молодая сербиянка и направилась к выглядывающей из-за забора Вале и ее матери.

– Ты собираешься доживать с сыном, – вместо ожидаемой просьбы воды или хлеба вдруг начала она, обращаясь к матери. – Когда он уйдет из жизни, через три года и ты умрешь.

Вдруг цыганка указала на девочку:

– Зачем ты ее родила? У нее жизни никакой не будет. Ни любви, ни счастья. И замуж выйдет, а все равно несчастной будет. Зачем ты ее родила?..

– Да ну! Цыган слушать нельзя: ерунду болтают, пугают…

Бабушка грустно улыбнулась:

– Хочешь верь, хочешь не верь, а все именно так и случилось.

…Валя стояла на пороге родного дома, сжимая в руках узелок с половинкой буханки хлеба да куском сала, и со слезами на глазах смотрела на мать.

– Все, девка, двадцатый год уже. Сваты были? Были, а не пошла. Вот и живи теперь своим умом. Вот тебе порог и семь дорог – куда хочешь, туда и иди.

Куда идти?.. Если в город только.

Город гудел, жил своей жизнью, и ему дела не было до деревенской девушки.

Из-за отсутствия городской прописки Вале пришлось первые дни жить на вокзале. Девушке уже стало казаться, что ничем хорошим ее поездка не закончится, но добрые люди помогли. И Валя пришла на стройку – такая вся из себя, в парусиновых туфельках и новой штапельной юбочке. Ей выдали лопату, лом и грубые резиновые сапоги на три размера больше.

– Бери больше, кидай дальше, – хмуро проинструктировал бригадир и ушел.

Так началась ее трудовая деятельность. А через четыре года она уже работала главным бухгалтером в домоуправлении.

Как-то, гуляя по парку с подругой, она заметила, что за ними идет молодой мужчина.

– Валь, на тебя глядит, – прошептала подруга. – Пойдем отсюда.

Но он все равно ее нашел. Звали его Тимофей, и был он обходителен и любезен, наружности приятной. Через полгода они поженились. В цветущий месяц май.

Когда выходили из загса, к ним подошла какая-то старушка:

– Не надо с ним жить. Он плохой человек! Одумайся!

Валя в растерянности замерла.

– Вали отсюда! – зло крикнул старушке Тима. – Нечего муру гнать.

Та, горько покачав головой, ушла. А Валя еле дышала: сначала сербиянка, теперь вот бабушка. Судьба?..

Как молодой семье им дали однокомнатную квартирку. Через год родился у Вали сын. И после этого Тиму как подменили: ни слова ласкового, ни помощи. Вскоре привез он из деревни двух братьев, потом и сестру. Валя все это время работала для ребенка и для семьи мужа. Тима же вечно был в командировках, и жены для него как будто не стало, да и сына тоже.

Через полгода их вызвали в прокуратуру. Валя не понимала зачем, а у мужа спросить постеснялась.

У входа в кабинет Тимофей больно схватил ее за руку и предупредил:

– Если спросят, скажешь, что все знала. Поняла?

Валя удивленно кивнула. Что она должна знать?

В кабинете прокурор, сидевший за массивным столом, указал им на два стула:

– Устраивайтесь.

Тимофей уселся с надменным лицом, Валя робко опустилась рядом.

– Значит, Тимофей Семенович и Валентина Алексеевна?

Мужчина вытащил из стопки документов письмо.

– Валентина Алексеевна, вам знакомо имя: Лидия Петровна? Нет? Что ж, зато оно знакомо вашему мужу, – он бросил хмурый взгляд в сторону Тимы. – Накануне мы получили письмо, говорящее о том, что на момент вашего бракосочетания Тимофей Семенович уже состоял в браке. Вы знали?

– Как?

В глазах у Вали потемнело, голос почти пропал. Тук-тук, тук-тук – стучала кровь в висках, и казалось, что голова сейчас взорвется.

– Я не…

Валя наткнулась на тяжелый взгляд мужа: холодный, пробирающий до костей.

– Да, я знала, – еле слышно произнесла она, опуская голову и изо всех стараясь не расплакаться.

– Вы уверены? – повторил прокурор, глядя на нахально улыбающегося Тиму.

Женщина лишь кивнула, не в силах больше говорить.

– Хорошо, – было видно, что прокурор ей не поверил. Но настаивать он не стал. – Мы примем решение о недействительности брака с Лидией Петровной, потому что там нет детей.

В голове у Вали, словно заевшая пластинка, звучали слова: «Несчастная судьба… Судьба…»

Прошло совсем немного времени. Однажды Валя варила кашу в большой чугунной кастрюле – чтоб на всю мужнину родню хватило, – когда к ней подошел пьяный брат мужа:

– Быстрей давай, а то жрать охота.

Услышав в ответ лишь монотонное постукивание ложки, мужчина разъярился:

– Опять молчишь? А что на это скажешь: погляди-ка на Тимкиного сына!

И, вытащив из кармана фото, бросил его в лицо женщине. Валя пораженно рассматривала мальчика с такими знакомыми чертами. Деверь, увидев выражение ее лица, загоготал, как сумасшедший:

– Ой, не могу… Дура… У него ж сын внебрачный… И не от Лидки, и не от тебя!

В коридоре послышались шаги, и в кухню вошел Тимофей:

– Что здесь происходит?

– Это правда? – пролепетала женщина, показывая мужу фотографию.

Тима со всего размаха дал брату такую затрещину, что тот, падая, ударился об угол стола и потерял сознание. Потом он обернулся к Вале.

– Не суй нос куда не надо, – зло прошипел он. – Занимайся делом…

– Все! Больше не могу это слушать! – взорвалась я. – Почему она его не бросила?

– У них еще один ребенок должен был родиться, вот она и терпела, – грустно сказала бабушка.

…Валя считала, что детям нужен отец – какой-никакой. Но высшие силы решили по-другому: при родах врачи повредили сыну руку. Тима, узнав об этом, презрительно заявил, что больной ребенок ему не нужен, и ушел к другой женщине. К другим женщинам.

А Валя осталась одна растить двух сыновей, младшего – лечила на протяжении долгих десяти лет.

Я сидела, тупо уставившись в одну точку, а разум шептал: что-то тут не то, в этой истории слишком много совпадений…

– Кажется, ты не все рассказала, ба, – забыла упомянуть, что на старости лет Тима оказался никому не нужен и вернулся к Вале. А она из-за смирения перед судьбой и жалости к нему по сей день продолжает его терпеть.

Бабушка в слезах посмотрела на меня. А я продолжила:

– Сейчас Вале восьмидесятый год. У нее семь внуков и три правнука. И она любит дачу. Весной, летом и осенью ищите ее там. Верно?

Бабушка кивнула. И тут слезы уже не смогла удержать я.

– Только вот гадалка ошиблась, бабуль, – я пересела к ней на кровать. – С чего это она решила, что в твоей жизни нет места любви?! Я люблю тебя! Мелкий со старшим тоже любят тебя! И дядя, и папа, и мама! Она, когда селедку под шубой готовит, всегда на тебя рассчитывает, никому доесть не дает. Мы любим тебя, бабуль! Слышишь?

– Я знаю, моя хорошая, знаю. И я счастлива.

Ирина Чередниченко. Любовь как свет

Несколько слов, предваряющих рассказ: это реальная история, произошедшая с моей подругой, Ниной Тельных (ей 65 лет), и рассказана она с ее согласия.

Нина, поднимаясь на цыпочках, упрямо развешивала выстиранные полотенца на протянутой между крыльцом и вишней веревке, а они все падали и падали. Грязные полотенца девушка откладывала в сторону и вешала новые, но опять не попадала на веревку.

Проблемы со зрением были и раньше, с тех пор как умер ее отец. Потрясение от его смерти было настолько сильным, что глаза вначале были постоянно мокрыми от слез, а потом высохли, но видеть стали плохо. Начались неприятности в университете, где Нина училась на пятом курсе философского факультета.

Врач измерил внутриглазное давление и дал направление в больницу.

Офтальмологическое отделение было переполнено, и девушке поставили кровать в коридоре. В больнице она и встретила свою любовь.

Молоденькая, худенькая, в халате нежно-салатного цвета, с модной тогда прической «бабетта», Нина возвращалась с процедуры, где ей закапали глаза атропином. Голова немного кружилась, потому что больничный коридор потерял привычные очертания, словно заполнившись туманом.

Она шла по коридору и едва различала окружающие предметы и людей. Вдруг Нина услышала резкие звуки и насторожилась. Навстречу ей, хлопая в ладоши, двигался высокий и – это она не увидела, а почувствовала – красивый мужчина. Но почему он хлопает в ладоши? От удивления она остановилась.

Мужчина подошел и спросил:

– Новенькая?

– Новенькая, – подтвердила девушка.

Он кивнул и прошел мимо нее в столовую. Как приклеенная, Нина зашагала следом.

В столовой собралось много больных. У каждого была своя диета, номер которой требовалось назвать на раздаче блюд. Нине полагалась бессолевая.

Пшеничную кашу хотелось выплюнуть, и, похоже, не только ей. За соседним столиком очень неаккуратно ела девочка лет пяти. Каша капала на клеенчатую скатерть, ложка стучала о бортик тарелки. Неужели никто не научил ребенка хорошим манерам? Девушка поделилась своими соображениями с соседкой по столику, очень полной женщиной лет сорока.

– Она слепая, – услышала в ответ.

Нина примерила слепоту на себя, закрыв глаза и попытавшись зачерпнуть ложкой кашу.

– Почему ей никто не помогает? – шепотом спросила Нина.

– Если что-то случится, помогут, – отозвалась соседка. – Но обычно Алиса справляется сама. А вы-то как, привыкаете?

– С трудом, – призналась Нина. – Иногда вижу так плохо, что боюсь не попасть вилкой в тарелку, а с учебой вообще катастрофа.

– Может, и вылечат, – ободрила женщина. – Мне после лечения всегда лучше становится, но потом зрение опять ухудшается.

Обед закончился, и у выхода из столовой Нина вновь увидела давешнего незнакомца. Видимо, он поджидал девушку, потому что сразу спросил:

– Как зовут вас, прекрасная дива?

– Нина.

Они вместе медленно пошли по коридору.

– Хотите, я скажу, какая у вас прическа, что на вас надето, какого цвета? – предложил он.

– Зачем? – Она не сразу поняла, что он совсем слепой.

– Я угадаю.

– Скажите.

Он остановился и повернулся к спутнице:

– Простите, я должен дотронуться до вас.

– Нет!

– Иначе я не смогу описать вас, – мягко настаивал он.

Затем легко провел руками по ее лицу, голове и плечам:

– У вас высокая прическа, на вас светлый халат, и у вас голубые глаза.

«Все-таки видит или просто догадался?» – подумала девушка.

– Вы в какой палате лежите? – продолжил он.

– В коридоре.

– Почему?

– Жду, когда освободится место. Зачем вы хлопали в ладоши?

– Чтобы предупредить других слепых, что я иду.

Она дошла до своей кровати, а он отправился к себе в палату.

Вечером Нина спросила у медсестры, что это за молодой человек (по прикидкам, ему было лет двадцать пять) и какая у него болезнь. Та ответила, что зовут его Миша и он совершенно слепой: у него сожжена роговица, и несколько операций не дали особого результата.

Они начали общаться, и Нина узнала его историю. Он военнослужащий, женат. Когда его послали служить в Кушку, то жена вместе с ним ехать отказалась: у них двое маленьких детей, и она боялась, что там, в пустыне, для нее с детьми не будет хороших бытовых условий.

Он поехал один. На месте службы снял частную квартиру у женщины с молодой дочерью. Через некоторое время хозяйки стали иметь на него виды, склонили к тому, чтобы он переспал с девушкой, а потом уговорами и угрозами стали принуждать к браку.

Тогда он понял, что нужно уйти. Решил сделать это тайно, но за ним следили, и, когда он собрал вещи, девушка плеснула ему в лицо кислоту. Пока мать несла воду, глаза сильно пострадали. Его направили в госпиталь, а потом комиссовали. Вызвали жену, она его забрала, и с тех пор он путешествует по больницам, перенес уже десять операций.

– Зачем ты поехал в Кушку?

– Послали.

– Почему оставил жену? Ты же любил ее?

– Наверное, нет. А женился по «залету».

Нина ему поверила, жалела его. Вначале она считала их отношения дружескими. На прогулках в больничном дворе он не отходил от Нины, проявлял знаки внимания, поправлял ей волосы, гладил их. Постепенно Нине стали необходимыми эти встречи, прогулки, откровенные разговоры и осторожные ласковые прикосновения.

К нему очень редко приходили родители, а еще реже – жена.

Врач строго предупредила:

– Нина! Я вижу, какие у вас отношения, смотри, чтобы он тебя не совратил.

Запретами остановить зарождающееся чувство было невозможно, но вмешались обстоятельства: лечение Нины закончилось, ее выписали, а он оставался в больнице и присылал любимой с оказией ласковые записки: то парень придет, то девушка. Сам не мог писать – просил кого-нибудь.

И вот его выписали.

Миша уже уверенно ходил с палочкой, на свидания приходил сам, без провожатых, потому что свои отношения они старались не афишировать. Он все еще был женат, а Нина боялась признаться матери, что встречается с женатым, да еще слепым мужчиной.

Они гуляли в парке, недалеко от дома, где жила Нина, и возле столетней большой липы в первый раз поцеловались. Им казалось, что все проблемы отступят под натиском любви, что нет таких препятствий, которых они не могли бы преодолеть.

Миша был уверен, что медицина обязательно ему поможет, и он, наконец, увидит лицо своей любимой, которое знал только по ощущениям пальцев.

Однажды они стояли на берегу небольшой реки, которая текла через парк. Нина держала в руках маленький букетик цветов, подаренный Михаилом. Она хотела спуститься к воде, но оступилась, и букет упал в воду.

Миша не мог понять, что случилось.

– Ты не говоришь мне, но я же чувствую! – настаивал он.

– Букет уронила.

– Где он? Я подниму!

– Не надо, – она удержала любимого за руку. – Он упал в реку.

Миша дотронулся рукой до ее лица и почувствовал слезы:

– Говори, где он? Я достану!

– Не надо, милый, – она вытерла глаза и поцеловала его в висок. – Спасибо тебе, ты самый лучший!

На Восьмое марта Миша пришел с букетом тюльпанов и английским трикотажным платьем и в тот же вечер сделал ей предложение, добавив:

– Я понимаю, что это может выглядеть абсурдно, но прилагаю все усилия, чтобы вернуть зрение. Мне сказали, что в Одессе можно сделать операцию.

Нина согласилась выйти за него не потому, что была надежда на выздоровление. Скорее, это была жертвенность. Она была уверена, что вернет его к жизни, что станет для него опорой, сможет ему помочь. В университете она рассказала о предложении подругам, но они ее не поняли и стали отговаривать, утверждая, что это безумие. Но Нина ответила, что все равно не оставит Мишу.

Он уехал в Одессу, и связь с ним оборвалась. Девушка не находила себе места, но через полгода, когда она почти потеряла надежду, пришло письмо, написанное красивым почерком: «Дорогая, любимая, я пишу это письмо сам. Мне вернули зрение, не полностью конечно, но настолько, что я в состоянии сам написать тебе письмо. Я на реабилитации. Как только я приеду, мы встретимся, и все будет хорошо. Я сделаю тебя счастливой. Как только вернусь – сразу тебе сообщу». Обратного адреса не написал, а зачем? Ведь скоро он приедет!

И снова месяца два писем не было. Нина пошла в больницу и узнала, что любимый опять ослеп. Он видел всего месяц, а потом ослеп уже навсегда. Где его искать, ей не сказали. Если бы он написал, сказал, где его найти, она бы приехала и вышла за него замуж. Но Миша не писал и не приезжал.

Спустя год она увидела его на центральном рынке. Он шел с палочкой, а рядом – мальчик, наверное сын. Нина хотела его остановить, но посмотрела на ребенка и поняла, что ее любимый вернулся к жене. В этот миг для Нины уже не имело значения, с какой женщиной он сейчас. Теперь она любила не только его, но и его детей, которых не могла оставить без отца.

Любовь была светом для него, а свет давал надежду. Нина верила, что, даже когда свет погас, любовь не ушла, а затаилась в глубине его сердца. Она тоже пронесла эту любовь через всю свою жизнь.

Жди меня

Нина Крючек. История о любви и о войне

Моя бабушка была старше моего деда. По факту рождения. А по документам – совсем наоборот. Честно говоря, эту запутанную семейную историю я и сама уже стала забывать. Надо освежить ее в памяти, прежде чем доведется пересказывать своим внукам…

Надежда Макарова, выпускница и гордость одной из ленинградских школ, была влюблена. Николай стал причиной тайных вздохов многих девушек из Надиной школы. Высокий, хорошо сложенный, он обладал тонкими выразительными чертами лица и чарующим бархатным голосом. Ему досталась старинная аристократическая фамилия Арбенин, но его семья тщательно скрывала дворянское происхождение.

Все в один голос твердили, что парень с такими внешними данными просто создан для артистической карьеры. Логично, что после 10-го класса он поступил в Ленинградский театральный институт на актерское отделение.

Набравшись храбрости, Наденька, тогда еще девятиклассница, попросила Николая давать ей уроки актерского мастерства, так как тоже мечтала «пойти в артистки». Молодой человек согласился, и с той поры между ними завязалась дружба с намеками на ухаживание.

Николай пригласил девушку домой, где она познакомилась с его мамой Верой Степановной и младшим братом Сергеем. Почти каждый вечер после учебы молодые люди гуляли по набережным и паркам Ленинграда и разговаривали, вернее, чаще всего говорил один Николай – о своем будущем, о карьере, успехах на сцене, а Наденька благоговейно слушала и думала, какой же он умный, красивый и талантливый. Лишь однажды Николай изменил привычный ход беседы и, хитро улыбаясь, спросил:

– А ты знаешь, что мой брат без памяти в тебя влюблен?

Надежда удивилась и засмущалась:

– Сережка? Да он еще совсем ребенок! Куда ж ему о любви думать?

– Ему почти семнадцать, – ответил Николай, – и он у нас такой… представительный. Кстати, на него уже девчонки заглядываются. И ростом он с меня, да и в плечах шире… – И вдруг неожиданно добавил: – Но ты смотри, не заигрывай с ним, а то я ревновать буду.

Пока растерянная Надя не знала, что ответить, он обнял ее за плечи, притянул к себе и слегка коснулся губами ее губ.

От первого поцелуя влюбленное сердце Наденьки прерывисто застучало. Никогда до этого вечера Николай не говорил ей о своих чувствах. Ей уже начинало казаться, что ничего, кроме дружбы, между ними никогда и не будет. Но тут Николай заторопился и простился с девушкой, сославшись на то, что нужно готовиться к студенческой постановке.

«21 июня 1941 года, – написала Надя в своем дневнике тем вечером, – самый лучший на свете день!» И с этой мыслью она заснула. Ночью ей снились радужные сны.

…Строгий голос, раздававшийся из старенького репродуктора на кухне, все слушали в полном молчании. «Фашистская Германия… без объявления войны…» – с трудом доходило до сознания Нади. «Ведь это нечестно, – подумала она. – Так не должно быть! Почему именно сейчас?» Что же теперь будет с нею, с мамой? Что же будет с Николаем?

В тот же день она увиделась с Арбениными. На пороге их дома первым ее встретил младший из братьев – Сергей. «Что-то изменилось в его лице, – подумала Надя, – он как будто возмужал, повзрослел, как-то непривычно серьезен, не отпускает своих обычных шуточек».

– Коля, что ты теперь будешь делать? – спросила Надя у своего друга. – Будешь ждать повестку или сразу пойдешь в военкомат?

– Что? В военкомат? – растерянно переспросил Николай.

– Ну да, многие знакомые ребята решили так сделать. Как же можно в стороне остаться, когда на нашу родину напали? Но ведь война скоро кончится, ведь это же ненадолго, правда, Коля? Боже мой, как я буду за тебя переживать! Но ты пиши мне, Коленька, ладно? А я… я тоже хочу быть полезной. Я вот что подумала: попрошусь с военными агитбригадами ездить. Ведь бойцам нужна моральная поддержка. Может быть, на войне свидимся, Коль…

Надя все говорила и говорила, не сознавая, что первый раз за их знакомство говорит больше, чем Николай. А тот растерянно слушал и молчал. Что-то в его молчании настораживало девушку, но мысли о войне, о смерти, о разлуке теснились в ее голове, мешая сосредоточиться.

Десять дней промелькнули в суете и беспокойстве. Многих знакомых уже проводили на фронт. Надя, к тому времени уже зачисленная на первый курс театрального института, добилась, чтобы ее включили в состав агитбригады.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

В этой книге 143 записи — «Живой код удачи». Мы знаем, что в нашем алфавите каждой букве соответству...
Из всего, что нас окружает, самой необъяснимой кажется жизнь. Мы привыкли, что она всегда вокруг нас...
Ава Уэйлен всем сердцем любит Мэтью, но, поселившись после свадьбы в его доме на острове, осознает, ...
Как сохранять нейтралитет среди политического хаоса и социальных потрясений? Автор, практикующий пси...
Продолжение знаменитого «Дневника Домового», что затронул сердца более 2 000 000 читателей Рунета. П...
«Плотный ветер насквозь проглаживал бетонную полосу бульвара, спотыкаясь на перекрестках: там он схл...