Дом Цепей Эриксон Стивен

В начале следующей улицы обнаружились еще три трупы, все молодые женщины. Кровь и раны показывали, что произошла яростная схватка; две кровавые дорожки вели в сторону храма.

Калам шел по ним, пока не уверился, что раненые скрылись в зияющем проеме дверей. И замер.

Из широкого прохода неслась вонь магии. «Проклятие, это место недавно освящено».

Изнутри ни звука. Он двинулся вперед, пока не встал у края проема.

Тело лежало прямо за ним — посеревшее, изломанное, со всеми признаками гибели от магической волны. В темноте плавали тени.

Калам вытащил отатараловое лезвие и крадучись прошел в дверь.

Теневые духи отпрянули.

Пол давным-давно провалился, образовав широкую яму. В пяти шагах, у основания насыпи из обломков, юная девушка сидела среди лужи крови и выпотрошенных тел. Она была покрыта багрянцем; глаза мрачно блеснули, глядя на Калама. — Ты помнишь тьму? — спросила она.

Не отвечая, он обошел девушку на безопасном расстоянии. — Не шевелись, милашка, и переживешь мой визит.

Тонкий голос взвизгнул из сумрака за провалом: — Ее разум улетел, Коготь. Не было времени, увы, чтобы полностью закалить подданных перед ужасами современной жизни, хотя я пытался. Но тебе в любом случае нужно понять, что я не враг. Скажу, что меня пытается убить никто иной, как малазанский изменник Корболо Дом. И Камист Рело, разумеется. Указать тебе дорогу к их жилищам?

— Скоро сам найду, — пробурчал Калам.

— Думаешь, отатаралового ножа достаточно, Коготь? Здесь, в моем храме? Понимаешь природу этого места? Воображаю, ты так думаешь, но боюсь, что ты ошибся. Рабовладелец, предложи нашему гостю вина из кувшина.

Изуродованный человек мерзко завозился в мусоре слева от Калама. Ни рук, ни ног. Масса влажных язв и проказной гнили. Какой ужасный абсурд: к спине твари был привязан серебряный поднос, на котором стоял широкий кувшин из обожженной глины.

— Боюсь, он порядком медлителен. Но уверяю тебя, вино столь превосходно, что заслуживает ожидания. Ассасин, ты в присутствии Бидитала, архижреца всего погибшего, сломанного, раненого и страдающего. Мое собственное… пробуждение оказалось, признаю, долгим и мучительным. Мой разум создал всяческие детали культа, который я готов был возглавить. Но я не подозревал, что все мои усилия были… направляемы извне.

Слепота, гнусная и поистине достойная презрения. Даже когда судьбоносные изображения нового Дома были передо мной, я не понял истину. Этот отколотый фрагмент Куральд Эмурланна, Коготь, не будет более игрушкой пустынной богини. Как и Императрицы. Никто из вас его не получит, ибо я стану сердцем нового Дома Цепей. Скажи своей императрице, ассасин: пусть держится в стороне. Мы равнодушны к тому, кто будет править руинами за Святой Пустыней. Пусть их получает.

— А Ша'ик?

— Можете забирать и ее. Вести назад в Анту в цепях — в этом будет больше поэзии, нежели ты способен вообразить.

Теневые духи — души, вырванные из Куральд Эмурланна — тянулись все ближе к Каламу, и он с содроганием понял, что отатаралового кинжала окажется недостаточно. — Интересное предложение, — пробормотал ассасин. — Но что-то мне говорит, Бидитал, что тут больше лжи, чем правды.

— Полагаю, ты прав, — вздохнул архижрец. — Мне нужна Ша'ик, хотя бы на ночь и утро. Фебрила и Корболо Дома нужно прижать к ногтю, и заверяю тебя, мы могли бы работать вдвоем и к обоюдной выгоде. Корболо назвал себя Главой Крючков. Да, он готов вернуться в объятия Лейсин, более или менее, и обменять Ша'ик на новые чины. Что до Фебрила, уж поверь: он желает того, чего способен пожелать лишь безумец.

— К чему все разговоры, Бидитал? Ты ведь не намерен оставлять меня в живых. Но есть другое дело. Идут два зверя — псы, но не из Теней, а какие-то другие. Их призвал ты, Бидитал? Ты или твой Увечный Бог взаправду поверили, что можете ими управлять? Ну, тогда тут ТЫ настоящий безумец.

Бидитал подался вперед. — Они ищут хозяина! — прошипел он.

«Да, Котиллион был прав насчет Скованного». — Лишь достойного, — возразил Калам. — Иными словами, лишь того, кто злее и сильнее их. Но в этом оазисе таких индивидов не найти. Боюсь, они тут всех поубивают.

— Ты ничего не знаешь, ассасин, — мурлыкнул, разгибаясь, Бидитал. — Не знаешь о власти, коей я отныне наделен. Я не намерен отпускать тебя? Что ж, думаю, ты вполне прав. Ты выказал слишком большую осведомленность и слишком малый энтузиазм к моим предложениям, хотя я мог надеяться… Неприятное откровение, но это уже не играет роли. Мои служанки рассыпались вокруг, видишь ли, защищая каждый подход, замедляя их. Ага, прибыл Рабовладелец. Ради всего святого, попробуй вина. Я даже готов задержаться. Но едва ты выпьешь, откланяюсь. Я дал обещание Ша'ик, в конце концов, и намерен его сдержать. Если тебе, паче чаяния, удастся уйти живым, знай: я не стану мешать в действиях против Корболо Дома и его приспешников. Ты это заслужил.

— Лучше уходи сейчас, Бидитал. Этой ночью я не хочу вина.

— Как пожелаешь.

Тьма сомкнулась, окружая архижреца, и Калам вздрогнул от зловещей бесцеремонности магического исчезновения.

Духи пошли в атаку.

Сверкнули ножи, нелюдские крики огласили помещение. Как оказалось, отатараловый нож вполне сгодился. Как и своевременное появление бога.

Похоже, Корболо Дом этой ночью спустил на союзников всю свою армию. Снова и снова путь Карсы преграждали ретивые убийцы. Трупы оставались лежать позади. Он получил несколько небольших ран от зачарованных клинков, но почти вся кровь принадлежала жертвам.

Теперь он шагал, держа меч обеими руками, чуть опустив и сместив в сторону острие. У жилища Геборика прятались четверо ассасинов. Покончив с ними, Карса разрезал новый полог на входе и вошел, чтобы найти комнату пустой. Разочарованный Тоблакай отправился к храмовому кругу. Яма Леомена также оказалась необитаемой — похоже, уже довольно давно.

Приближаясь к храму Бидитала, Карса замедлил шаги, слыша впереди звуки схватки. Воздух разрывали крики. Подняв оружие, Тоблакай ринулся вперед.

Некое существо выползало из дверей на брюхе, что-то бормоча. Карса не сразу узнал человека. Подождал, пока усилия рабовладельца не принесли его к ногам Тоблакая. Исковерканное болезнью лицо поднялось.

— Он дерется как демон! — прохрипел Силгар. — Оба клинка режут духов, оставляя извиваться куски! Бог стоит за плечом. Убей их, Теблор! Убей обоих!

Карса ощерился. — Я не принимаю твоих приказов, Рабовладелец! Забыл?

— Дурак! — Силгар плюнул. — Мы теперь братья по Дому, ты и я. Ты Рыцарь Цепей, а я Прокаженный. Увечный избрал нас! А Бидитал стал Магом…

— Да, Бидитал. Он внутри?

— Нет — он мудро сбежал, что делаю и я. Коготь и его бог-покровитель перебили последних теневых слуг. Ты Рыцарь — у тебя тоже есть покровитель, Карса Орлонг из Теблоров. Убей врага… вот что ты должен делать…

Карса улыбнулся: — И сделаю. — Он перехватил рукоять меча, вонзая острие между лопаток Силгара, отделяя позвоночник. Клинок вышел из грудины и застрял между камнями мостовой.

Мерзкая жидкость потекла из рабовладельца. Голова треснулась о камень, жизнь ушла. «Леомен был прав еще тогда. Быстрая смерть была бы лучше».

Карса освободил меч. — Я не хожу за богами-покровителями, — зарычал он. Отвернулся от храма. Бидитал мог уйти с помощью волшебства, скрываясь в тенях. Но в пыли должны остаться следы…

Тоблакай прошел мимо Силгара, человека, некогда пытавшегося его поработить, и начал поиски.

Двадцать воинов из клана Маттока сопровождали Корабба Бхилана Зену'аласа на пути к лагерю Леомена. Им никто не помешал, хотя Корабб был уверен — за отрядом следят незримые глаза.

Они въехали по склону и были перехвачены дозорными. Более приятных звуков Корабб не мог вообразить. Знакомые голоса, воины, бок о бок сражавшиеся с малазанами.

— Это же Корабб!

В кладовой Избранной ему дали крючковатый меч, и теперь он высоко поднял его перед выскочившими из укрытий стражниками. — Я должен говорить с Леоменом! Где он?

— Спит, — буркнул один из дозорных. — Если тебе повезло, Бхилан, такое громкое прибытие его пробудило. Скачи к центру холма, а людей оставь здесь.

Корабб взвился: — Они сородичи самого Маттока…

— Приказ Леомена. Никто из оазиса не смеет войти в лагерь.

Кривясь, Корабб кивнул и отослал конников назад. — Не обижайтесь, друзья, — крикнул он. — Прошу.

Не дожидаясь ответа, он спешился и поспешил в шатер Леомена.

Вождь стоял у входа, делая глубокие глотки из бурдюка. Он был без доспехов, в одной тонкой, пропитанной потом льняной рубахе.

Корабб встал перед ним. — Многое нужно передать, Леомен Молотильщик.

— Так выкладывай, — ответил, опуская воду, Леомен.

— Изо всех гонцов только я выжил и пробрался к Ша'ик. Сердце ее переменилось — ныне она приказывает тебе возглавить Армию Откровения. К утру. Ты, а не Корболо Дом, поведешь нас к победе.

— Да неужели, — протянул тот, опуская глаза и отворачиваясь. — Напан поставил ассасинов между нами и Ша'ик?

— Да, но они не бросят вызов всей силе. Что они, сошли с ума?

— Верно. И Корболо Дом это понимает…

— Его еще не уведомили о смене командования — по крайней мере, когда я уезжал. Но Ша'ик потребовала его присутствия…

— Что он проигнорирует. Все остальное напану и так известно. Скажи, Корабб, ты думаешь, его Собакодавы подчинятся новому командиру?

— У них не будет выбора! Так приказала Избранная!

Леомен медленно кивнул. И повернулся к шатру: — Снимать лагерь. Мы едем к Ша'ик.

Восторг наполнил грудь Корабба. Утро будет принадлежать Леомену Молотильщику. — Как и должно быть, — шепнул он.

Калам вышел наружу. Одежда была вся в клочьях, но сам он не пострадал. Хотя был изрядно потрясен. Он всегда считал себя одним из способнейших ассасинов, он успел за годы скрестить клинки с целым полчищем опаснейших врагов но Котиллион заставил его устыдиться.

«Не удивительно, что этот ублюдок — бог. Дыханье Худа, никогда не видел такого мастерства. А его треклятая веревка!»

Калам глубоко вздохнул. Он сделал то, о чем просил Покровитель. Нашел источник угрозы Королевству Теней. Или, по меньшей мере, подтвердил массу подозрений. Здешний фрагмент Куральд Эмурланна станет путем узурпации… со стороны самого Увечного Бога. Дом Цепей вошел в игру и мир поистине стал хрупким.

Он одернул себя. Оставить это Котиллиону и Амманасу. Перед ним сегодня иные, более неотложные задачи. И Покровитель Ассасинов был достаточно любезен, вернул пару любимых клинков.

Глаза зажглись, когда он заметил труп прокаженного. И сузились. Калам подошел ближе. «Боги подлые, та же рана. Не знай я сути, сказал бы, что это поработал мечом Т'лан Имасс». Кровь уже загустела, впилась в пыль меж камней.

Калам помедлил, раздумывая. Корболо Дом не стал бы размещать лагерь своей армии в развалинах города. И не в каменном лесу, что западнее. Напан пожелал бы место ровное и чистое, с возможностью выкопать рвы и заметить врага издалека.

Восток, значит — там, где прежде были орошаемые поля пригорода.

Он повернулся в том направлении и двинулся в путь.

Из одной лужи темноты в другую, вдоль до странного безлюдных улиц и переулков. Тяжелые слои колдовства легли на оазис и, казалось, текут как реки — иные столь вязкие, что Каламу пришлось склоняться, пробиваясь. Миазмы, потоки, перемешавшиеся до неузнаваемости, но все одинаково мерзкие. Кости болят, голову ломит, в глаза словно насыпали горячего песка.

Найдя хорошо утоптанную тропу как раз в восточном направлении, он пошел по краю, где тени глубже. И через двести шагов заметил земляное укрепление.

«Малазанская планировка. Это, напан, было ошибкой».

Он не успел приблизиться, увидев выходящий из ворот авангард. За передовой ротой шагали солдаты, по бокам ехали копейщики.

Калам нырнул в проулок.

Отряд маршировал медленно, оружие завернуто, копыта коней обмотаны кожей. Забавно, ведь, на его вкус, чем меньше солдат останется в лагере, тем лучше. Похоже, что все роты, кроме резерва, расходятся по полю завтрашней битвы. Разумеется, Корболо Дом позаботится оставить себе хорошую охрану.

Он ведь назвал себя главой Крючков. И даже Котиллион, бывший Танцор, ничего не знал об этом. Хотя удостоил такое откровение лишь ухмылки.

Последние солдаты прошли мимо. Калам отсчитал полсотни ударов сердца и двинулся к укреплению Собакодавов.

Перед валом обнаружилась уступчатая траншея. Хорошая преграда для атакующей армии, но лишь небольшое затруднение для ассасина-одиночки. Он спустился вниз и влез на вал, замерев на краю.

Должны быть дозоры. Ворота в тридцати шагах, освещены фонарями. Он сместился туда, где уже не было света, и перемахнул гребень вала. Дозорный справа был слишком далеко, чтобы заметить ползущего по твердой, иссушенной солнцем почве.

Второй ров, мельче, а за ним размеренные ряды палаток; в самой середине большой командный шатер.

Калам вошел в лагерь.

Как он и подозревал, большинство палаток оказались пустыми. Вскоре он уже залег на краю широкого прохода вокруг шатра.

Через каждые пять шагов его охраняли стражники, сжимавшие в руках заряженные самострелы. Факелы пылали на шестах через каждые десять шагов, заливая улицу трепещущим светом. Еще трое стражников закрывали вход — в серых одеждах, без видимого оружия.

«Преграда из плоти и крови… а дальше колдовские чары. Ну, не все сразу».

Он вытащил пару арбалетов без ребер: оружие «Когтя», черненое, все в винтах. Калам вложил болты в пазы и тщательно взвел пружины. И присел, чтобы продумать дальнейшее.

На его глазах воздух завихрился перед входом в шатер, открылся портал. Слепящий белый свет, вспышка пламени — появился Камист Рело. Портал за ним сжался и мигнул, исчезая.

Маг выглядел утомленным, но необычайно торжествующим. Он сделал жест страже и вошел в шатер. Трое ассасинов в сером последовали за магом.

Легкая как лист рука опустилась на плечо Калама, голос прохрипел: — Смотри вперед, солдат.

Он знал этот голос со времен более отдаленных, чем хотелось бы. Но ублюдок мертв. Он умер еще до того, как Угрюмая захватила трон.

— Какое счастье, — звучал голос (Калам знал, что сожженное брызгами кислоты лицо сейчас улыбается), — что любовь между членами нашего былого… братства нетленна. Я-то думал, что переживу всех и каждого… включая тебя. Что же, забудем. Нужно войти внутрь, солдат? Тогда лучше отвлечь внимание. Дай нам полсотни ударов сердца… или около того, капрал. — Рука отдернулась.

Калам Мекхар сипло, прерывисто вздохнул. Что тут творится, ради Худа? Треклятый капитан изменил. Его тело нашли в Малазе наутро после Устранений… нечто напоминающее его тело…

Он снова сосредоточился на командном шатре. Вдалеке ночь разрезал визг, затем раздался безошибочно узнаваемый грохот морантских припасов. Стража куда-то побежала.

Сунув один арбалет за пояс, Калам выхватил отатараловый нож. Еще немного, и остались лишь двое Собакодавов, оба справа от входа. Они смотрели в сторону нападения — там крики разрывали воздух, крики ужаса и боли.

Калам рванулся вперед, поднимая арбалет в левой руке. Отдача заставила загудеть кости. Болт упокоился в спине стражника, что стоял подальше. Длинный клинок вошел в ближайшего, пробив кожу между бронзовыми пластинами, пронзая плоть между ребер, касаясь сердца.

Кровь брызнула вслед высвобожденному оружию; ассасин метнулся в проход шатра.

Охранные чары пали перед ним.

На пороге он перезарядил арбалет и прикрепил к браслету на предплечье, внутри широкого рукава. Затем сделал то же со вторым.

В главном помещении обнаружился всего один обитатель — ассасин в сером; он развернулся навстречу Каламу, пара кривых ножей кетра сверкнула, занимая боевое положение. Лицо под капюшоном лишено выражения, узкое, потемневшее на солнце, татуировки в пардийском стиле, но изящные завитки испорчены более грубым знаком на лбу — крючковатым когтем.

Одетый в серое внезапно улыбнулся. — Калам Мекхар. Подозреваю, ты меня не помнишь.

Вместо ответа Калам вытащил второй нож и атаковал.

Искры полетели, когда столкнулись с тихим звоном клинки; пардиец отступил на два шага, затем размашисто ударил в ответ, прыгая вправо и поворачиваясь, чтобы получить больше места. Калам не ослаблял натиск, оружие взлетало, блестя, заставляя Крючка держать оборону.

Он был искусен даже с такими тяжелыми клинками, быстр и силен. Кинжалы Калама принимали на себя удары, от которых дрожали кости. Пардиец явно желал сломать более слабые клинки противника, и, хотя они были выкованы на совесть, на остриях появлялись все новые зазубрины.

Что хуже, Калам понимал, что времени у него нет. Отвлекающий маневр продолжался, но теперь, кроме треска жульков, раздавался и рев магических волн. Какие бы отряды не нападали на Собакодавов, маги сумели найти ответ.

К тому же этот Крючок вошел в шатер не один.

Калам резко изменил стиль, вытянув левую руку и отведя правую назад, в защитную позицию. Отражая выпады острием клинка, он медленно сгибал левую руку. Легчайший поворот бедер, опорная нога сместилась назад…

И пардиец сократил дистанцию на шаг.

Правая рука Калама взметнулась, отбивая оба ножа кетра; одновременно он начал высоко поднимать левую. Пардиец поднял ножи, чтобы отразить удар сверху.

Калам качнулся ближе и всадил правой рукой длинный клинок, вскрыв противнику брюхо.

Поток жидкостей — острие ощупало позвоночник и вышло со спины.

Крючок успел поймать гардой левый клинок и вырвать из руки Калама. Но тут же он осел, сгибаясь пополам над раной и застрявшим клинком.

Калам склонился над ним. — Нет, — прогудел он, — не помню тебя.

Вытащил оружие, позволив умирающему упасть на многослойный ковер.

— Чертовский позор, — задумчиво произнес голос от стены.

Калам не спеша повернулся. — Камист Рело. А я тебя ищу.

Верховный маг улыбнулся. Его охраняли двое Крючков, один из них держал, с любопытством изучая, выпавший нож Калама. — Мы ожидали нападения Когтей, — сказал Рело. — Но, признаюсь, атака давних мертвецов в ожидания не входила. Это Рараку, понимаешь. Проклятая страна… оживает. Ну, да ладно. Скоро тут будет… тишина.

— У него оружие из отатарала, — предостерег ассасин, что был справа от Рело.

Калам глянул на окровавленный клинок в правой руке. — Ах да, этот.

— Тогда, — вздохнул верховный маг, — вам двоим придется взять его… гм, обыденным способом. Сумеете?

Тот, что держал нож, отбросил его и отозвался: — Мы наблюдали. У него есть мастерство… старого образца. Один на один… каждый из нас оказался бы в затруднении. Но против двоих?

Калам готов был согласиться с оценкой ассасина. Он сделал шаг назад и спрятал оружие, пророкотав. — Полагаю, он прав. — Другой рукой Калам вытащил желудь и бросил на пол. Все трое противников отскочили, когда желудь покатился, подпрыгивая. Наконец безобидный предмет замер.

Один их Крючков фыркнул. Отбросил желудь ногой.

Затем оба ассасина шагнули, блеснув кинжалами.

Калам поднял руки, вывернул запястья кнаружи — и резко согнул.

Крючки одновременно хрюкнули, отшатнувшись. В каждом засело по болту.

— Беззаботные, — пробормотал Калам.

Камист взвизгнул, открывая садок.

Колдовская волна поразила верховного мага неожиданно, придя совсем с иной стороны. Смертельные чары охватили его кипящей, яростной сетью черного пламени.

Вопли усилились. Камист Рело упал навзничь, колдовство все еще мерцало на дергающемся обгорелом теле.

Некая фигура медленно вышла оттуда, куда Крючок только что пнул желудь, и присела над Камистом Рело. — Неверность — вот что возмущает нас сильнее всего, — сообщила она умирающему магу. — Мы всегда отвечаем. Всегда отвечали и будем отвечать.

Калам подобрал второй клинок; взгляд его был направлен на полотняную заднюю стену шатра. — Он за ней, — сказал ассасин, помедлил и улыбнулся. — Рад видеть, Быстрый.

Быстрый Бен оглянулся и кивнул.

Колдун, отметил Калам, выглядит старше. Потрепанным. Шрамы выжжены не на коже, а на сердце. «Думаю, когда все закончится, он не сможет передать мне радостные новости». — Не ты ли, — спросил он Быстрого Бена, — устроил эти отвлекающие маневры?

— Нет. И не Худ, хотя жуткий ублюдок прибыл сюда. Это всё Рараку.

— Так и Камист говорил. Не то чтобы я вас понял…

— Тогда объясню позже, дружище. — Быстрый Бен встал. Повернулся к заднему выходу. — Думаю, с ним ведьма Хенарас. Она подкрепила бешеные чары, которые наложил Камист Рело.

Калам подошел к проходу. — Предоставь это мне, — прорычал он, вытаскивая из ножен отатараловый клинок.

Комната за пологом была маленькой, почти всю ее занимал стол с картами. Сверху лежало тело Хенарас. По ножкам стола еще стекала кровь.

Калам оглянулся на Бена и молча поднял брови.

Колдун покачал головой.

Ассасин осторожно подошел и увидел на груди женщины что-то серебристое, блестящее.

Жемчужину.

— Похоже, путь свободен, — шепнул Калам.

Проход напротив тоже был завешен пологом.

Калам отвел его кончиками ножей.

Большое кресло с высокой спинкой заполняло все помещение, и на нем восседал Корболо Дом.

Синяя кожа приобрела пепельно-серый оттенок, руки дрожали на резных подлокотниках. Когда он заговорил, голос был писклявым и напряженным, дрожащим от страха: — Я послал эмиссара Адъюнкту. Приглашение. Я готов атаковать Ша'ик и ее племена — со своими Собакодавами.

Калам хмыкнул. — Если думаешь, Корболо, что мы прибыли с ответом, то ошибаешься.

Глаза напана переметнулись на Быстрого Бена. — Мы решили, что ты или мертв с остальными Сжигателями, или все еще на Генабакисе.

Колдун пожал плечами: — Тайскренн отослал меня вперед. Но и сам он погнал флот на магических ветрах. Даджек Однорукий и его легионы уже неделю как в Эрлитане…

— То, что осталось от легионов, имел ты в виду?

— Осталось более чем достаточно, чтобы дополнить армию Адъюнкта.

Калам переводил взгляд с одного на другого. «Сжигатели… мертвы? Вискиджек? Войско Однорукого… боги подлые, что там стряслось?»

— Мы сможем это уладить, — сказал, склоняясь вперед, Корболо Дом. — Всё Семиградье вернется к Империи. Ша'ик падет в цепях перед Императрицей…

— А тебе и твоим солдатам прощение? — спросил Быстрый Бен. — Корболо Дом, ты действительно разум потерял.

— Тогда умри! — завопил напан, прыгая и протягивая руки к горлу мага.

Калам подскочил и, повернув кинжал, ударил изменника в висок.

Напан пошатнулся.

Второй удар — кулаком — разбил нос и опрокинул него лицом вниз.

Быстрый Бен поглядел на тело. — Свяжи его, Калам. Судя по тишине снаружи, вылазка окончена. Я найду путь отсюда.

Калам начал стягивать руки потерявшего сознание мужчины. — Куда мы его заберем?

— Есть одна мыслишка.

Ассасин поглядел на друга. — Быстрый? Сжигатели? Вискиджек?

Темные тихие глаза дрогнули. — Мертвы. Кроме Хватки и горсточки других. Тут целая история, и я обещаю рассказать… но позже.

Калам уставился на Корболо Дома. — Люблю резать глотки, — захрипел он.

— Не ему. Не сегодня.

«Держи чувства в узде, Калам Мекхар. Держись. Быстрый прав. В нужное время. Со временем…

Ох, Вискиджек….»

Настало время для… всего. Эта ночь и день грядущий. Бидиталу нужна была Ша'ик. И Богиня Вихря. И возможно, что если все пойдет хорошо, он получит возможность поторговаться. «Когда гнев богини остынет и победа превратит его в красоту… мы еще всё успеем.

Но теперь я знаю, что сделал Фебрил. Знаю, что планируют на завтрашнее утро Корболо Дом и Камист Рело.

Их нужно остановить. Повернуть ножи».

Он со всей доступной скоростью хромал в сторону дворца Ша'ик. Духи мелькали по сторонам, но его оберегали тени. Издалека доносились крики, взрывы, ощущалась магия — это идет из лагеря Собакодавов. «Ага, значит, Коготь сделал что хотел? И хорошо, и… тревожно. Что ж, по крайней мере, он отвлечет Камиста».

Разумеется, еще существует угроза нападения безжалостных ассасинов, но чем ближе обиталище Ша'ик, тем спокойнее.

Хотя улицы и площади опасно пусты.

Он дошагал до приземистого дворца и с облегчением увидел факелы на шестах.

Смешать игру напана — явить богине нависшую угрозу. Затем выследить Фебрила, этого корявого бхок'арала, и содрать кожу с корчащейся плоти. «Даже богиня… да, даже богиня меня еще не знает. Мою мощь. В окружении новых питомцев…»

Рука устремилась из темноты и сжала шею Бидитала. Он взлетел в воздух, замолотив ногами — и тяжко ударился о землю. Ослепший. Задыхающийся.

Тени-слуги скучились, защищая его.

Рычание, свистящий полет чего-то тяжелого, прорубающего размашистую тропу — и внезапно призраки пропали.

Не сразу выпученные глаза Бидитала различили склонившуюся над ним фигуру.

— Тоблакай…

— Нужно было оставить ее в покое, — спокойно, без всякой интонации сказал Карса Орлонг. Позади и вокруг гиганта собирались духи, скованные души.

— Мы оба слуги одного бога! Ты дурак! Дай сказать! Я готов спасти Ша'ик!

— Но не спасаешь. Знаю, Бидитал, откуда исходят твои больные желания. Знаю, где прячется удовольствие — удовольствие, что ты крал у других. Узри же.

Карса положил каменный меч и потянулся к промежности Бидитала.

Рука ухватила все, что там было.

И рванула.

Когда порвались мышцы и сухожилия, хлынул поток крови и других жидкостей — лишь тогда рука отдернулась, сжимая изувеченную добычу.

Боль была непереносимой. Боль разрывала душу. Пожирала его.

А кровь текла, горячая словно пламя и столь же губительная — холод крался по коже, сочился в члены.

Все почернело, осталось лишь равнодушное помятое лицо Тоблакая, холодно созерцавшего смерть Бидитала.

«Смерть? Да. Ты дурак, Тоблакай…»

Рука, сжимавшая горло, расслабилась.

Бидитал непроизвольно, мучительно вдохнул и попытался закричать…

Что-то мягкое и кровавое влезло в рот.

— Для тебя, Бидитал. За каждую безымянную девочку, что ты уничтожил. Вот. Подавись своим удовольствием.

И он давился. Пока не распахнулись широкие врата Худа…

И там, собранные Владыкой Смерти, ожидали демоны. По природе сходные с самим Бидиталом, они радостно сомкнулись над новой жертвой.

Жизнь в порочных наслаждениях. И вечность боли как ответ.

Ибо даже Худ понимает необходимость равновесия.