Дом Цепей Эриксон Стивен

Он выпучил глаза. «Девочка, ты и понятия не имеешь, как права».

А песня взлетала и затихала, и он ощущал, что сердце бьется в такт. Прилив и отлив. Рараку выпила больше слез, нежели он может вообразить. Пришла пора Святой Пустыне заплакать. Отлив и прилив, песнь его крови — она живет.

Она живет.

Они бежали в неподходящем направлении. Фатально, но не удивительно. Ночь рассыпалась. Последняя из боевых магов Корболо Дома, Файэлле скакала на взмыленном окне по руслу давно иссохшей реки в обществе тринадцати Собакодавов. По сторонам поднимались утыканные валунами берега.

Она и тринадцать побитых, окровавленных солдат. Все, что остались.

Схватка с Леоменом началась вполне удачно. В совершенстве устроенная засада. Всё кончилось бы хорошо.

Если бы не треклятые духи.

Засада перевернулась, словно старая черепаха на спину. Им повезло улепетнуть живыми, этим немногим. Этим последним.

Файэлле отлично понимала, что случилось с остатками армии Корболо. Она ощутила смерть Хенарас. И Камиста Рело.

Но Рараку с ними еще не закончила. О нет. Ничего еще не закончено.

Они доехали до плавного выезда из русла реки.

Мало о чем остается сожалеть…

Зашипели арбалетные болты. Лошади и солдаты кричали. Тела валились наземь. Ее лошадь пошатнулась и упала на бок. Ведьма не успела выдернуть ногу из стремени, умирающее животное прижало бедро, вывернув из сустава — по телу разошлась боль. Левая рука беспомощно подвернулась, кости треснули под немалым весом.

А потом она ударилась виском о камень.

Файэлле пыталась сфокусировать взор. Боль утихла, став чем-то далеким. Она слышала слабые вопли о пощаде, крики приканчиваемых раненых.

И тень упала сверху.

— Я тебя искала.

Файэлле нахмурилась. Нависшее лицо принадлежало прошлому. Пустыня состарила ее, но это все же лицо девочки. «О духи земные. Дитя. Синн. Моя давняя… ученица».

Она видела, как девушка поднимает нож, направляя острие вниз, и касается ее шеи.

Файэлле засмеялась: — Давай, мелкая кошмарина. Буду ждать у врат Худа… недолго ждать придется…

Нож пронзил кожу и хрящ.

Файэлле умерла.

Выпрямившись, Синн обернулась к спутникам. Они, все как один, деловито собирали лошадей.

Осталось шестнадцать человек. Нелегкие времена выпали Ашокскому полку. Голод и жажда. Налетчики. Проклятая пустыня.

Она наблюдала за ними, когда что-то иное привлекло взгляд.

На севере.

Синн медленно сказала: — Корд.

Сержант обернулся. — Чего… ох, сбереги Беру!

Западный горизонт претерпел изменение. Белая кайма, все выше и выше.

— Быстрее! — заревел Корд. — По двое!

Рука схватилась за плечо. Шип наклонился: — Едешь со мной!

— Эброн!

— Слышу, — отозвался маг на рев Корда. — Сделаю что смогу со взбесившимися горами, но не гарантирую…

— Хватит! Звон, бери Хрома на коня — он снова подвернул колено!

Синн последний раз полюбовалась трупом Файэлле. «Да, она знала. Что грядет. Теперь, верно, пляшет».

Кровавый нож выпал из руки.

Ее грубо подтянули кверху. Синн оказалась позади Шипа.

Лошадь мотала головой и дергалась. — Возьми нас Королева, — пробурчал Шип, — Эброн их огнем наполнил.

«Это нам понадобится…»

Теперь все они слышали звук, рев, посрамляющий лучшие проявления Стены Вихря.

Рараку восстала.

Чтобы взять разбитый садок.

Ведуны знали что случится. Бегство было невозможным, но коралловые островки высоки — выше, чем что-либо по эту сторону долины. На них и скопилась армия.

В ожидании вполне возможной гибели.

Северное небо стало сплошной массой белых клубящихся туч. Холодный ветер нарастал, ломая пальмы оазиса.

До них докатился звук.

Рев бесконечный, растущий — рев воды, что несется, пуская пену, сквозь обширную пустыню.

Похоже, Святая Пустыня хранит в себе не только кости и воспоминания. Не только призраки и мертвые города. Лостара Ииль стояла рядом с Адъюнктом, игнорируя зловещие взгляды, что продолжал метать Тене Баральта. Гадая… на высоком ли месте Жемчуг устроил могилу Ша'ик… и действительно ли то место достаточно высоко.

Она удивлялась всему, случившемуся с ней за последние месяцы. Видения горели в душе, опасные и загадочные, видения, способные заморозить кровь, дай им возможность восстать перед взором. Распятые драконы. Убитые боги. Садки огня и садки пепла.

Странно, раздумывала она, вспоминать о таком, когда яростное море рождается из ничего и растекается вокруг, затопляя всё на своем пути.

А еще страннее думать о Жемчуге. Она была с ним жестока, иногда намеренно. Не то чтобы ей было не все равно, нет, это просто шутки. Все так просто, а? Нет, ей не все равно.

Что за глупость допустить такое.

Усталый вздох рядом. Лостара скривилась, не оборачивая головы. — Вернулся.

— Как обещал, — мурлыкнул Жемчуг.

Ох, ей хочется его ударить за это.

— Задача… выполнена?

— Да. Предана глубинам и так далее. Если Тене Баральта все еще ее хочет, придется задержать дыхание.

Она оглянулась. — Неужели? Море уже такое глубокое? Тогда…

— Нет. Высоко и сухо. Но насчет глубин было поэтичнее.

— Я тебя реально ненавижу.

Он кивнул: — И у тебя будет много времени, чтобы насладиться этим чувством.

— Думаешь, мы выживем?

— Да. О, мы промочим ноги, но острова всегда были островами. Море затопит оазис. Ударит по дорожной насыпи к западу — это же была дорога на побережье. Подойдет к укреплениям, может, даже заглянет в них.

— Все это хорошо, — оборвала она. — И что будем мы делать на островах посреди внутреннего моря?

Жемчуг попросту пожал плечами, доводя ее до неистовства. — Можно догадку? Построим флотилию плотов и свяжем, создав мост к западной дороге. Море будет весьма мелким, даже если такой план не сработает. Но я верю в Адъюнкта.

Стена воды с громоподобным шумом влетела в дальнюю часть оазиса. Пальмы дико закачались и начали падать.

— Да, теперь мы знаем, почему лес обратился в камень, — прокричал Жемчуг сквозь рев воды…

…что текла по руинам, заполняя окопы Собакодавов и выливаясь в низину.

Лостара смогла убедиться, что Жемчуг прав. Ярость потопа уже утихла. Казалось, долина пьет воду, охваченная неудержимой жаждой.

Она внимательно пригляделась к Адъюнкту.

Та бесстрастно созерцала подъем моря, сжимая рукой эфес меча.

«Ох, почему это разрывает мне сердце?»

Пески засыпали трупы лошадей. Солдаты трех взводов стояли или сидели, поджидая остальной легион. Бутыл взобрался на дорогу, чтобы понять, откуда шум — и, шатаясь, принес новости.

Море.

Проклятое море.

И в душе Скрипача теперь ЕГО песня. Странно теплая, почти утешающая.

Все как один повернулись на грохот подков и увидели гигантского всадника на гигантском коне, что мчался по дороге на запад. За ним тащилось нечто, прыгающее и поднимавшее клубы пыли.

Образ этот остался у Скрипача надолго, даже когда пыль улеглась, слетев по склону.

Может, привидение.

Он знал, что это не так.

Может быть, их наихудший враг.

Но он знал: это не важно. Хотя бы сейчас.

Вскоре Улыба удивленно вскрикнула и Скрипач обернулся, как раз чтобы увидеть две фигуры на выходе из садка.

И невольно улыбнулся.

Старых друзей находить все труднее.

Но он их узнал. Они ему как братья.

Смертные души Рараку. Рараку, страны, связавшей их воедино. Их всех — даже за гранью смерти, как ныне стало ясно.

Скрипачу было всё равно, как солдаты воспримут крепкие объятия троих мужчин.

Лошади взобрались по склону. Там всадники остановили животных и одновременно повернулись к желтому морю, уже шипевшему внизу. Через миг к ним присоединился неуклюжий демон о четырех глазах.

Владыка Лета одолжил коням крылья — Геборик не мог найти иного объяснения количеству преодоленных ночью лиг. Кони казались ничуть не уставшими. Как и Серожаб.

А вот он сам — напротив.

— Что случилось? — громко удивилась Сциллара.

Геборик смог лишь потрясти головой.

— Важнее, — сказала Фелисин, — куда нам теперь? Не думаю, что усижу в седле еще хоть…

— Понимаю твои чувства, девочка. Нужно найти, где разбить лагерь…

Визг мула заставил всех завертеть головами.

Тщедушный чернокожий старик скакал к ним, сидя скрестив ноги на спине мула. — Привет! — завопил он — завопил потому, что накренился набок и шлепнулся на каменистую дорогу. — Помогите, идиоты!

Геборик глянул на женщин, но первым всё сообразил Серожаб.

— Еда!

Старик завизжал снова: — Уйди от меня! Есть новости! Для всех вас! Л'орик мертв? Нет! Мои тени доносят всё! Вы мои гости! Ну, распутайте мне ноги! Ты, милашка. Нет, ты, другая милашка! Обеи! Прекрасные женщины с руками на моих ногах, моих бедрах! Не могу утерпеть! Видите алчный блеск в очах? Нет, конечно, я лишь беспомощная морщинистая тварь, верный образ отцов…

Резак стоял в верхней комнате башни, выглядывая в единственное окошко. Бхок'аралы скучились позади и трещали, иногда переходя к унылым стенаниям.

Он проснулся в одиночестве.

И тотчас понял: она ушла. И не найти следов.

Искарал Паст недавно наколдовал мула и выехал. Присутствия Могоры, к счастью, не отмечалось.

Да, он совершенно одинок целый день.

Но сейчас…

— Тебя ожидают бесчисленные пути.

Резак вздохнул. — Привет, Котиллион. Я уже гадал, когда ты покажешься… снова.

— Снова?

— Ты говорил с Апсалар. Здесь, в этой комнате. Ты помог ей принять решение.

— Она рассказала?

Он покачал головой. — Не совсем.

— Это решение принимать ей самой, Резак. Только ей.

— Неважно. Все равно. Однако странно. Ты видишь бесчисленные пути. А вот я… ни одного достойного пути.

— Ищешь, значит, чего-то достойного?

Резак медленно закрыл глаза. Вздохнул. — Чего ты хочешь от меня?

— Был один человек, чьей задачей стало охранять жизнь девушки. Он сделал все что смог — с такой честью, что, умирая, привлек внимание самого Худа. О, Владыка Смерти может глядеть в душу живого, если складываются обстоятельства. Если есть, гм… что-то поистине привлекательное. И человек стал ныне Рыцарем Смерти.

— Не хочу быть Рыцарем чего бы то ни было, Котиллион…

— Ложный след, паренек. Дай закончу историю. Человек сделал всё что смог, но проиграл. И девушка мертва. Ее звали Фелисин. Из Дома Паран.

Голова Резака повернулась. Он вгляделся в затененное лицо бога. — Капитан Паран? Его…

— Сестра. Взгляни-ка вниз, на тропу под окном. Вскоре вернется Искарал Паст. С гостями. Среди них будет девочка Фелисин….

— Но ты сказал…

— Прежде чем… умереть, сестра Парана удочерила сироту. Жестоко оскверненную девочку. Думаю, она пыталась — мы, конечно, никогда точно не узнаем — она пыталась добиться чего-то… чего-то, на что у нее не было возможности и случая. Поэтому она назвала сироту своим именем.

— И что мне до нее, Котиллион?

— Кажется, ты туповат. Неверный вопрос.

— О, поведай мне, какой вопрос правильный.

— Что ей до тебя.

Резак скривился.

— Дитя приближается в компании другой женщины, весьма замечательной, как ты — и она — увидите. И с жрецом, посвященным ныне Тричу. У них ты научишься… многому полезному. К тому же с ними странствует демон. Как раз сейчас…

— Чем они заняты? Почему остановятся в гостях у Искарала?

— Зачем? Забрать тебя, Резак.

— Не понял.

— Симметрия, паренек, сама по себе сила. Это выражение, видишь ли, стремления природы к балансу. Я доверяю тебе охранять жизнь Фелисин. Сопровождать их в долгом и опасном путешествии.

— Как эпично.

— Вряд ли, — бросил Котиллион.

Наступило молчание. Резак уже сожалел о своих словах.

Наконец дарудж вздохнул: — Слышу лошадей. И Паста… разразившегося очередной тошнотворной речью.

Котиллион промолчал.

— Отлично, — сказал Резак. — Фелисин… оскверненная, ты сказал. С такими трудно. Ну, подружиться. Шрамы остаются свежими и полными боли…

— Приемная мать умерла достойно, если вспомнить ее шрамы. Радуйся, паренек, что это дочь, а не мать. В худшие мгновения думай, что ощущал Боден.

— Боден. Страж Фелисин Старшей?

— Точно.

— Ладно, — сказал Резак. — Сойдет.

— Что сойдет?

— Такой путь. Сойдет. — Он с сомнением добавил: — Котиллион. Слова о… балансе. Мне тут пришло…

Взгляд Котиллиона заставил его замолчать, поразив выражением горя… и раскаяния. Покровитель ассасинов кивнул: — От нее… к тебе. Да.

— Она увидит, как думаешь?

— Слишком ясно. Того и боюсь.

Резак выглянул в окно. — Я любил ее, знаешь? И сейчас люблю.

— Так что не удивляешься, почему она ушла.

Резак потряс головой, не в силах больше сдерживать слезы. — Нет, Котиллион, — шепнул он. — Не удивляюсь.

Древняя дорога далеко растянулась за спиной. Карса Орлонг направил Ущерба к северу, вдоль нового внутреннего моря. На востоке дождевые тучи нависли над мутной водой, но ветер отгонял их дальше.

Он еще немного вглядывался в небо, а потом натянул удила на небольшом, усыпанном валунами холме и соскользнул со спины коня. Взойдя на широкую плоскую скалу, Теблор отстегнул меч и положил острием вниз у валуна, затем сел. Поднял мешок и пошарил в кармане, достав бхедринью солонину, сухие фрукты и козий сыр.

Пообедал, созерцая воду. Закончив, раскрыл завязки мешка и вытащил останки Т'лан Имассы. Поднял так, чтобы сморщенное лицо Сибалле смотрело на волнующуюся воду.

— Скажи, — начал Карса, — что ты видишь?

— Мое прошлое. — Недолгая тишина. — Все, что я потеряла…

Теблор разжал руку, часть трупа упала, поднимая пыль. Карса нащупал мех с водой и напился. Глянул вниз на Сибалле. — Ты как-то сказала: если бросить тебя в море, душа освободится. Придет забвение. Так?

— Да.

Он поднял ее с земли, встал и пошел к краю моря.

— Погоди! Теблор, погоди! Не понимаю…

Лицо Карсы исказилось. — Начиная свой путь, я был юн. Я верил в одно. В славу. Теперь я знаю, Сибалле, что слава — ничто. Ничто. Вот что я понял.

— А что еще ты понял?

— Немногое. Всего одно. Милосердие — дело совсем иное. — Он поднял ее повыше и швырнул далеко в воду.

Тело упало на мелководье, но тут же пропало в мути, и волны унесли пену.

Карса отвернулся. Встал лицом к каменному мечу. И улыбнулся. — Да. Я Карса Орлонг, урид и Теблор. Свидетельствуйте, братья мои. Однажды я стану достоин вести таких, как вы. Свидетельствуйте.

Меч снова повис за спиной, Ущерб принял тяжкий вес Тоблакая. Он поскакал от берега, на запад, в пустоши.