Дом Цепей Эриксон Стивен

Оба обернулись при громком лязге. Дарист неподвижно лежал на камнях, меч рядом — жар заставил загореться листья.

Лицо Котиллиона омрачилось, словно он ощутил глубокую печаль. — Когда он закончит — сказал он Резаку, — приведи его к мечу. Назови имена.

— Он?

И тут же, снова оглядев учиненное им побоище, Котиллион пропал.

Резак метнулся к Апсалар. Встал на колени. Одежда ее была сожжена, дымок поднимался в ставший спокойным воздух. Пламя лишь частично коснулось волос, да и лицо мало пострадало, хотя шею опоясывал красный сочащийся сукровицей ожог. Легкие содрогания конечностей — последствия колдовского удара — показали, что она еще жива.

Хотя разбудить девушку ему не удалось. Резак поднял голову, прислушался. Звуки боя утихли, только тяжелые шаги приближались сзади.

Резак медленно встал и обернулся к воротам.

Показался Скиталец. Покрытая перчаткой рука сжимала меч, обломанный почти у рукояти. Он был забрызган кровью, но казался невредимым. Он помедлил, оглядывая двор.

Резак почему-то сразу понял, что другие не выжили. И все же он прошел и выглянул на арку ворот. Все малазане лежали неподвижно. Вокруг них — кольцо из не менее полусотни Эдур. У леса виднелись другие трупы, усаженные арбалетными стрелами.

«Я позвал малазан на гибель. Капитан — такие красивые глаза…» Он вернулся к Скитальцу, который осматривал трупы Тисте. Вопрос едва вырвался из сжатого горла: — Вы сказали правду, Скиталец?

Мужчина поднял голову.

— Битва, — пояснил Резак. — Это действительно была малазанская битва?

Ответное пожатие плеч заморозило Резака. — Тут некоторые живы, — сказал воитель, указав на Тисте Анди.

— А в пещере раненые, — добавил Резак.

Мужчина подошел туда, где лежали Дарист и Апсалар. — Она друг, — сказал Резак.

Скиталец хмыкнул, отбросил меч и склонился над Даристом. Протянул руку к клинку.

— Осторожно…

Однако воитель уже сжал рукоять.

Резак вздохнул, закрыв глаза, и далеко не сразу их открыл. — Его называют Мщение… или Горе. Выбирайте, что вам удобнее.

Скиталец повернулся, встретив взгляд Резака. — Хочешь взять себе?

Дарудж покачал головой. — От владельца требуется исключительная воля. Я не для такого меча. Наверное, никогда не буду…

Скиталец изучал клинок, подняв в руке. — Мщение, — пробормотал он, кивнул и снова наклонился, забирая ножны Дариста. — Кем был этот старик?

Резак пожал плечами: — Хранителем. Его звали Андарист. Он умер и Трон Тени остался без защитника.

Скиталец выпрямился. — Я побуду здесь некоторое время. Ты сказал, есть раненые, да и погибших нужно похоронить.

— Помощь…

— Не нужна. Посетивший нас бог прошел к кораблям Эдур. На борту есть шлюпки и припасы. Забирай женщину и покинь остров. Если новые Эдур обнаружат его, ваше присутствие мне только помешает.

— И долго вы намерены замещать Андариста?

— Так долго, чтобы отдать ему честь.

Стон Апсалар заставил Резака отвлечься. Она начала трястись, словно в лихорадке.

— Унеси ее отсюда. Магический эффект не исчез.

Резак поглядел мужчине в глаза и впервые увидел в них переживание. Горе. — Я хотя бы помогу похоронить…

— Мне не нужна помощь. Не в первый раз я хороню товарищей. Иди. Забери ее.

Резак поднял Апсалар; дрожь утихла, она вздохнула, словно проваливаясь в глубокий спокойный сон. Дарудж стоял, глядя на Скитальца.

Воитель отвернулся. — Поблагодари своего бога, смертный, — прогудел он, не оборачиваясь. — За меч.

Часть пола провалилась в темные воды подземной реки; через продолговатую расселину была переброшена связка копий, веревка свисала в воду, извиваясь под ударами течения. Воздух в грубо вырубленной комнате был холодным и сырым.

Калам присел у края и принялся смотреть на текущую воду.

— Колодец, — сказал сержант Корд.

Калам что-то хмыкнул и сказал: — Ради какого Худа капитан и лейтенант полезли туда?

— Если долго глядеть, убрав все факелы, ты увидишь внизу свечение. На дне что-то лежит. Похоже, на глубине роста двух человек.

— Что-то?

— Походит на человека… в полных доспехах. Лежит раскинув руки.

— Так уберите факелы. Хочу сам поглядеть.

— Приказы отдаешь, капрал? Помни, твой дружок-демон пропал, сбежал.

Калам вздохнул. — Демоны так и делают, и вряд ли вам стоит жаловаться. Лично я, сержант, считаю: вы слишком долго прохлаждаетесь в горах. Наверное, разум потеряли. Я обдумал вопрос вступления в роту и вот к чему пришел. — Он уставился Корду в глаза. — Я не ваш. Я Сжигатель Мостов, а вы Ашокский полк. Если тебе этого недостаточно, я восстанавливаю старый статус Когтя, вожака Руки. В каковом я подчиняюсь лишь Главе «Когтя» Суперу, Адъюнкту и самой Императрице. Ну, уноси треклятые факелы!

Корд улыбнулся. — Желаешь взять командование ротой? Отлично, забирай. Хотя с Ирризом мы хотели бы сами разобраться. — Он начал снимать плюющиеся смолой факелы со стены.

Внезапная перемена настроения Корда встревожила Калама. «Пока не усну, то есть. Боги подлые, одному мне было лучше. Куда же пропал поганый демон?» — Когда закончишь, сержант, собери остальных и начинайте приготовления. Мы уходим отсюда.

— А как насчет капитана и лейтенанта?

— Насчет них? Их смыло, они либо утонули, либо вылетели в какую-нибудь дыру. Так или иначе, их нет и сомневаюсь, что они вернутся…

— Но точно сказать нельзя…

— Их не было слишком долго, Корд. Хватит дискуссий, пора уходить.

— Да… сэр.

Держа факелы в руках, Корд направился к лестнице. Темнота быстро затопила комнату.

Калам ждал, когда приспособятся глаза, слушал затихающие шаги сержанта.

Наконец внизу показалось свечение, в нем смутная фигура. По текущей воде бежала рябь.

Ассасин взял веревку и смотал. Вышло двадцать саженей, и еще больше обмотало вокруг копий. Он привязал к ледяному нижнему концу большой кусок камня с края трещины. При удаче Опонннов теперь веревка пойдет прямо вниз. Калам проверил узлы и сбросил конец вниз.

Веревка развернулась и плюхнулась в воду, копья клацнули. Калам вгляделся вниз. Камень висел на конце веревки — Калам, как и некогда капитан с лейтенантом, сочли это вполне подходящим расстоянием. Однако камень не достиг тела утопленника, а значит, до него дальше, чем кажется. «То есть это очень большой ублюдок. Ладно… поглядим, насколько большой». Он схватил копья и начал разматывать кольца веревки.

Камень наконец дошел до тела, веревка провисла. Калам еще раз глянул вниз. — Дыханье Худа! — Камень на груди, и выглядит он необычайно маленьким.

Фигура в доспехах огромна, примерно в три раза больше человека. Капитан и лейтенант ошиблись в размерах. Возможно, это их и погубило.

Он прищурился, глядя на необычное свечение, и ухватил веревку, чтобы смотать.

Далеко внизу тяжелая рука резко схватила камень и потянула к себе.

Калам с криком полетел в реку. Падая в ледяную воду, потянулся вверх, словно стараясь ухватиться за связку копий.

Новый яростный рывок — копья сломались, разбрасывая осколки.

Ассасин держался за веревку. Течение уносило его вглубь.

Вода вызывала онемение. В ушах щелкало.

И тут его потянули к себе тяжелые кулаки в латных перчатках — ближе, вплотную к закрытому решеткой шлема лицу. Несмотря на тьму под забралом, свечение обрисовало звероподобное гнилое лицо, полоски отставшей плоти и кожи. Зубы без губ…

Тварь заговорила в разуме Калама: «Двое улизнули… но тебя я возьму. Я так голоден…»

«Голоден?» ответил Калам. «Попробуй это!»

Он вогнал в грудь два длинных ножа.

Рев, кулаки подняли Калама вверх — сильнее и быстрее, чем он счел бы возможным. Оружие дернулось, но он ухитрился не разжать руки. Поток не успел его схватить — Калама выбросило над водой, обратно в провал. Сапог сорвался с ноги, задев о край. Ассасин ударился о потолок, потеряв дыхание, и упал.

Приземлился на самый край и чуть не скатился назад, но сумел удержаться, вцепившись в камень ногтями. Отполз в сторону. Лежал неподвижно, онемевший — сапог покоился рядом — пока не смог набрать ледяной воздух в легкие.

Ноги застучали по ступеням, Корд ворвался в комнату и затормозил над телом Калама. В одной руке был меч, в другой факел. Сержант уставился на ассасина: — Что за шум? Что было? Где треклятые копья…

Калам перекатился на бок, поглядел вниз.

Пенящийся поток был непроглядным, он помутнел от крови. — Хватит, — пропыхтел ассасин.

— Что хватит? Погляди в воду! Что хватит?

— Хватит… пить… из колодца…

Далеко не сразу дрожь покинула тело, сменившись болью от множества синяков. Корд привел остальных солдат и Синн, они несли одеяла и еще факелы.

Вынуть рукояти ножей из рук Калама было трудно. Оказалось, что они почему-то обожгли ладони и кончики пальцев.

— Корд, — пробурчал Эброн, — Это холод. Его сожгло холодом. На что была похожа та штука?

Укутанный одеялами Калам поднял глаза. — Похожа на штуку, которой давно пора помереть. Скажи, маг, что ты знаешь о крепости Бридис?

— Наверное, меньше тебя, — отозвался Эброн. — Я рожден в Каракаранге. Какой-то монастырь?

— Да. Одного из старых, давно погибших культов. — Целитель присел рядом и принялся на носить на руки ассасина мазь.

Калам опустил голову на стену и вздохнул. — Ты слышал о Безымянных?

Эброн фыркнул: — Я сказал Каракаранг, верно? Культ таноанцев утверждает, что произошел от Безымянных. Странники Духа говорят, их сила, песни и так далее, идут от первоначальных узоров, созданных ритуалами Безымянных. Эти узоры вроде занимают весь субконтинент, и могущество их не убывает. Говоришь, монастырь Безымянных? Да, именно. Но они не были демонами…

— Да, но имели привычку сковывать демонов. Тот, в луже, наверное, недоволен последней стычкой. Хотя как сказать…

Эброн наморщил лоб, потом побледнел: — Кровь… если кто-то выпьет эту воду…

Калам кивнул: — Демон заберет душу… проведет обмен. Освободится.

— Не только с человеком! — пискнул Эброн. — Звери, птицы… все что угодно!

— Ну, думаю, нужен кто-то крупный, не просто птица или жук. И когда оно сбежит…

— Будет искать тебя, — шепнул маг. И резко повернулся к Корду: — Нужно убираться! Немедля! Еще лучше…

— Да, — прорычал Калам, — убирайтесь от меня подальше. Слушайте, Императрица послала нового Адъюнкта с армией. Будет битва в Рараку. У Адъюнкта один новобранцы. Она вас приветит, даже таких побитых и…

— Идут из Арена?

Калам кивнул. — Наверное, уже вышли. Вам остался месяц, чтобы сохранить жизнь и не прослыть…

— Как-нибудь управимся, — проскрежетал Корд.

Калам поглядел на Синн. — Будь осторожнее, подружка.

— Думаю, мне тебя будет не хватать, Калам.

Ассасин сказал Корду: — Оставьте мне запас. Я побуду здесь. Чтобы не пересекаться больше. Пойду на запад, огибая Вихрь с севера… пока что. А потом попробую пройти в саму Рараку.

— Удача Повелительницы с тобой, — отозвался Корд. И махнул рукой: — Все, уходим.

На лестнице сержант оглянулся на ассасина: — Демон… думаешь, он забрал капитана и лейтенанта?

— Нет. Он так не сказал.

— Он говорил с тобой?

— Мыслями. И недолго.

Корд ухмыльнулся. — Кажется, с тобой все недолго говорят.

Миг — и Калам остался в одиночестве. Его все еще трясло. К счастью, солдаты оставили пару факелов. Как плохо, подумал он, что азалан шел. Как плохо…

На закате ассасин показался из узкой трещины в скале, с другой стороны утеса — таков был тайный выход из монастыря. Время не особо удачное. Демон может уже быть на свободе, уже охотиться за ним в той форме, которую удалось обрести. Ночь обещает быть неспокойной.

На песке у расселины были заметны следы ухода ашокской роты; Калам рассудил, что они пошли на юг, опередив его часа на четыре. Он удовлетворенно закинул вещмешок за плечи и двинулся на запад, огибая края скальной крепости. Дикие бхок'аралы бежали за ним некоторое время, прыгая по камням и жалобно крича. Спустилась ночь. Звезды показались сквозь туманную дымку, придавая серебристому сиянию пустыни оттенок тусклого железа. Калам шагал не спеша, избегая возвышенностей, на которых его могли заметить.

Замер, расслышав далекий крик. Эн» карал. Редкая, но вполне обыденная тварь. Если только проклятый зверь не присел попить отравленной воды. Бхок'аралы разбежались от крика и уже не вернулись. Ветра не было, но Калам знал: ночь далеко разносит звуки, а крылатые рептилии могут издалека замечать движение. Ассасин — отличная цель.

Бранясь втихомолку, Калам встал лицом на юг, где в трех или четырех тысячах шагов высилась плотная песчаная стена Вихря. Подтянул ремешки, торопливо вытащил ножи. Действие мази уходило, ладони снова болели. Он натянул привычные перчатки без кончиков пальцев, рискуя занести инфекцию, но даже ткань мало помогла против уколов тупой боли.

Калам спустился по склону, двигаясь как можно быстрее. Сотня ударов сердца, и он на выметенной ветрами сковороде Рараку. Вихрь непрерывно ревел впереди, посылая поток свежего воздуха. Он устремил взор на смутно видимую стену и побежал.

Пятьсот шагов. Ремни вещмешка скомкали телаб, надавили на кольчугу под тканью. Припасы замедляют его, но без них в Рараку он все равно что мертвец. Дыхание становилось все громче.

Тысяча шагов. Пузыри на ладонях лопнули, смочив перчатки; он уже не мог надежно сжимать ножи. Легкие горели от холодного воздуха, мышцы ног ломило.

Осталось примерно две тысячи шагов. Рев стал громким, навстречу летели полотнища песка. В воздухе чувствовалась ярость богини.

Остается пять сотен шагов…

Внезапное изменение звука — словно он вошел в пещеру — и Калам полетел, мешок отстал от потной спины. В ушах раздался хруст — он упал, покатился. Ножи выпали из рук. Плечи и спина стали мокрыми, покрылись теплой кровью. Кольчуга разлетелась под когтями эн» карала.

Это лишь насмешка — тварь вполне могла сразу сорвать его голову с плеч.

Знакомый голос зашелестел в черепе: «Да, я мог сразу тебя убить, но мне хочется позабавиться. Беги, смертный, к песчаной стене спасения».

— Я освободил тебя, — рявкнул Калам, сплевывая кровь и песок. — Это твоя благодарность?

«Ты принес боль. Недопустимо. Я приношу боль, а не испытываю».

— Ну, — прохрипел ассасин, вставая на четвереньки, — я рад узнать, что ты долго не протянешь в нашем мире с такой привычкой. Буду ждать на той стороне врат, демон.

Огромные когти щелкнули, сжимая его — на груди и на животе. Калама снова подняли в воздух.

Полет… Он упал с высоты трех человек и так ударился, что разум объяла чернота.

Сознание вернулось; он обнаружил себя лежащим животом кверху на пустынной сковороде — почва внизу стала влажной от его крови. Звезды дико кружились над головой. Он не мог пошевелиться. В затылке стучал барабан, спина разламывалась.

«А, снова очухался. Хорошо. Продолжим игру?»

— Как скажешь, демон. Увы, от меня пользы будет мало. Ты мне спину сломал.

«Зря ты, смертный, упал на голову».

— Уж прости. — Однако онемение проходило; он ощутил покалывание в руках и ногах. — Спустись же и прикончи меня, демон.

Он ощутил содрогание почвы: эн» карал приземлился где-то слева. Затопал лапами, приближаясь.

«Назови имя, смертный. Хотелось бы знать имя первой жертвы после многих тысяч лет в плену».

— Калам Мекхар.

«Но что ты за тварь? Похож на Имасса…»

— А, значит, ты был пленен задолго до Безымянных.

«Не знаю никаких Безымянных, Калам Мекхар». — Ассасин держал глаза закрытыми, но все же ощутил появление эн» карала, нависшего сверху массивной тушей. Понял по зловонному запаху, что пасть плотоядного ящера раскрылась.

Калам перекатился и вогнал кулак правой руки в горло твари.

Раскрыл ладонь, оставляя горсть промоченного кровью гравия, песка и камней.

Кинжал, что был в другой руке, глубоко вошел в грудные кости.

Громадная голова отдернулась. Ассасин перекатился назад и вскочил на ноги. Движение лишило ноги чувствительности, он опять упал — но успел заметить один из длинных ножей, лежавший шагах в пятнадцати.

Эн» карал подскакивал и давился, впав я панику и ярость. Когти вонзились в плотную землю.

Ноги снова начали что-то чувствовать. Калам полз по неровной земле к длинному ножу. «Думаю, змеиное лезвие. Как раз под случай».

Сзади раздался грохот — ассасин изогнул голову и увидел, что тварь прыгнула, оказавшись почти рядом, там, где он был мгновение назад. Кровь текла из холодных глаз. Глаза сверкнули, но тут же застились паникой. Кровавая пена и песок вылетели из зубастой пасти.

Он продолжил двигаться ползком, хотя почти сразу сумел подогнуть ноги и встать на четвереньки.

Лезвие оказалось в руке. Калам медленно развернулся — голова кружилась — и пополз обратно. — У меня есть кое-что для тебя, — прохрипел он. — Старый друг. Скажи привет!

Эн» карал подскочил и тяжело упал на бок, сломав кости крыла. Хвост молотит землю, ноги дергаются, когти выходят и прячутся в кожаные ножны… голова стучит по земле…

— Помни мое имя, демон, — продолжал Калам, подбираясь к голове ящера. Он встал на колени и воздел нож в обеих руках. Острие нависло над извивающейся шеей, опустилось и поднялось в такт биению. — Калам Мекхар… вот кто ударил тебя в шею. — Он вогнал нож, пронзив толстую пупырчатую кожу; струей хлынула кровь из яремной вены.

Калам отшатнулся, едва избежав опасного фонтана, и покатился по земле.

При третьем обороте он застыл на спине: паралич снова похитил все силы.

Калам смотрел на кружащиеся звезды… пока тьма не пожрала их.

В древней, забывшей своих строителей крепости, что когда-то служила монастырем Безымянным — и была старой даже в их времена — царила только темнота. На нижнем ярусе одинокая комната, взломанный свод нависает над текущей через нее подземной рекой.

В ледяной глубине лежало тело древнего воина, скованного магией Старших. Теломен Тоблакай, чистокровный и познавший ужас демонической одержимости; душа его утратила самосознание, благородный воин был уже очень давно мертв.

Но сейчас тело извивалось в магических цепях. Демон пропал, уплыв в клубах крови, и река доставила его к свободе. К далекому колодцу, из которого пил эн» карал, могучий самец.

Эн» карал давно был одинок — ни следа сородичей нельзя найти в окрестностях. Он не умел отмечать время, но десятки лет прошли со дня последней встречи. Он был обречен никогда не увидеть подруги. После его смерти можно было бы констатировать вымирание эн» каралов к западу от Джаг Одхана.

Но теперь душа его ярилась в странном ледяном теле — ни крыльев, ни трепещущих сердец, ни запаха жертв в ночном воздухе. Что-то держит его. Плен кажется кратким путем к безумию.

Крепость наверху мрачна и молчалива. Воздух снова застыл, лишь слабые сквозняки стонут в пустых комнатах.

Ярость и ужас. И в ответ лишь обещание вечности.

Так было бы… Не окажись Трон Зверя занятым.

Не ощути возрожденные Волки потребности в… поборнике.

Их присутствие ворвалось в душу твари, успокаивая видением мира, в котором эн» каралы кружат в мутном небе, самцы смыкают челюсти, отмечая сезон спаривания, а самки летают сверху. Видения принесли мир в измученную душу, хотя было в них и глубокое горе, ведь нынешнее тело так не подходит ему.

Значит, придется послужить. Награда — возвращение к сородичам под небесами иного мира.

Звери ведают надежду. Знаком им и запах награды.

К тому же поборнику суждено было вкусить крови, и скоро.

Хотя нужно еще распутать колдовские нити.

Конечности твердые как смерть. Но сердце стучит ровно…

Тень скользнула по лицу Калама, разбудив его. Он открыл глаза.

Сверху, размываемое волнами жары, нависло морщинистое лицо старика. Дальхонезец, почти лысый, торчащие уши, губы скривились в усмешке. — Я искал тебя! — обвиняюще заорал он по-малазански. — Где ты был? Зачем лежишь тут? Не знаешь, что пора?

Калам снова закрыл глаза. — Искал меня? — Он потряс головой. — Никто меня не ищет, — продолжил он, заставляя себя снова разлепить веки, хотя даже отраженный от почвы свет ослеплял. — Ну, то есть с недавних пор…

— Идиот. Сварившийся на солнце дурак. Глупец… Но, может, мне лучше сюсюкать над ним и даже ободрять? Это его обманет? Надеюсь. Изменить тактику, да. Ты! Убил эн» карала? Впечатляет! Поражает! Но воняет. Ничего нет хуже гнилого эн» карала, хотя если подумать… ты обгадился. К счастью, твой обильный мочой друг нашел меня и привел сюда. Ох, он пометил эн» карала — что за вонь! Шкура дымится! Но он тебя понесет. Да, в мое зловещее убежище…

— Кто ты, во имя Худа? — спросил Калам и попытался сесть.

Хотя паралич прошел, но он весь был в засохшей крови, раны жгли как уголья, все кости казались сломанными.

— Я? Ты не знаешь? Не опознаешь источаемую мной всезнаменитость? Всезнаменитость? Должно быть такое слово! Я его использовал. Знаменитость всем. Разумеется. Самый преданный служитель Тени! Высочайший Архижрец Искарал Паст! Бог бхок'аралов, проклятие пауков, Владыка Обманщик для всех на свете Солтейкенов и Д'айверсов! А теперь и твой спаситель! Кажется, ты должен был мне кое-что доставить. Костяной свисток? Может, маленький мешочек? Данный тебе в тенистом королевстве особо затененным богом? Мешок, дурачина, полный сумрачных диамантов!

— Так это ты? — каркнул Калам. — Спасите нас боги. Да, диаманты со мной… — Он попытался сесть, потянулся за кошелем в поясе — мельком заметил в тенях за спиной старика демона-азалана — и впал в беспамятство.

Очнувшись снова, обнаружил себя лежащим на каменной плите, подозрительно похожей на алтарь. На стенах мерцали масляные лампы. Воздух в комнатке был спертым.

Наложенные мази — и, похоже, магические приемы — заставили его ощутить себя свежим, хотя суставы и оставались скованными, словно он давно не шевелился. Вместо одежды его укрывала жесткая от грязи накидка. Горло совсем пересохло.

Ассасин не спеша сел, поглядел на розовые шрамы от когтей эн» карала и чуть не подпрыгнул от шелеста на полу. Какой-то бхок'арал метнул на него через узловатое плечо испуганный, странно виноватый взгляд и метнулся в дверь.

На тростниковом мате стоял кувшин с водой и глиняная чашка. Сбросив покрывало, Калам пошел к ним.

Появившийся в углу узел теней привлек его внимание, и чашка в руке Калама не дрогнула, когда на месте теней оказался Искарал Паст.

Жрец горбился и тревожно глядел за дверь. Потом он на цыпочках подкрался к ассасину. — Теперь лучше, да?

— Зачем шептать?

Старик вздрогнул: — Тихо! Жена!

— Она спит?

Крошечное лицо Искарала Паста так походило на морду бхок'арала, что Калам начал гадать о его происхождении. «Нет, Калам, не будь смешным…»

— Спит? — подскочил жрец. — Она никогда не спит! Нет, дурак, она охотится…

— Охотится? На кого?

— На меня, разумеется. — Глаза блестели, голова дергалась. — Но нашла она меня? Нет! Мы не видели друг дружку месяцы! Хе, хе! Идеальный брак. Я никогда не был счастливей. И ты попробуй.

Калам налил себе вторую чашку. — Хочу есть… — Но Искарал Паст исчез. Ассасин удивленно огляделся.

Сандалии шлепали в коридоре; в дверном проеме появилась диковолосая старуха. Дальхонезка, что не удивительно. Вся в паутине. Женщина сверкала глазами: — Где он? Был здесь, верно? Чую его! Ублюдок был здесь!

Калам пожал плечами. — Слушай, я голоден…

— А я аппетитна? — буркнула старуха. Быстрый оценивающий взгляд. — Потерпи уж. — Она начала обыскивать комнатку, нюхать в углах, даже в кувшин заглянула. — Я знаю все комнаты, все укромные места, — бормотала она, покачивая головой. — Почему бы нет? Перетекая, я повсюду…

— Ты Солтейкен? Ага, пауки…

— Ох, ну разве ты не умен и не высок!

— Почему бы не перетечь сейчас? Ты нашла бы…

— Тогда на меня бы охотились! О нет, старая Могора не глупа, ее не проведешь! Я его найду! Следи! — Она выбежала их комнаты. Калам вздохнул. Если повезет, с этой парочкой придется ютиться недолго…

Искарал Паст шепнул в самое ухо: — Почти!

Скула и лобная кость были разбиты, куски болтались на полосах сухой кожи и сухожилий. Если бы глаз Онрека не стал твердым орешком в глубине орбиты, удар белого как слоновая кость скимитара Лиосан заставил бы его вывалиться.

Конечно, его зрение не ухудшилось, ибо зависело лишь от призрачного огня Ритуала Телланна, незримой ауры вокруг изувеченного тела, обжигающей памяти о здоровье и целостности. И все же потеря левой руки породила какое-то неудобство, словно созданный ритуалом призрак истекал вполне осязаемой кровью. Уходила сила и самость, воин-Имасс ощущал, как путаются мысли, как его забирает некая эфемерная немочь.

Он неподвижно наблюдал, как сородичи готовят обряд. Он отныне оказался снаружи, ему не дано соединиться с их духами. Он видит лишь физическую оболочку, а призрачные формы стали незримыми.

Иссохшие трупы. Зловещие. Лишенные величия, насмешка над всей прежней славой. Долг и смелость во плоти, вот что такое Т'лан Имассы уже сотни тысяч лет. Но раз выбора нет, и долг и смелость стали пустыми, бессмысленными словами. Без дара жизни, висящего над головами словно меч, любые деяния и мотивации лишены ценности. Любые.

Онрек понял, что видит ныне Т'лан Имассов так, как видят их все чужаки. Видит жутких неупокоенных воинов.

Пережитки прошлого, не желающие рассыпаться пылью. Грубые напоминания о решимости и черствости, о верности обетам, доведенной до безумия.

«Таким видели и меня. Возможно, и сейчас видят. Тралл Сенгар и эти Лиосан. Что же мне ощутить? Должен ли я ощутить хоть что-то? Уже давно чувства перестали иметь значение…»

Тралл Сенгар сказал сзади: — Будь на твоем месте кто-то другой, Онрек, я решил бы, что он глубоко задумался.

Он сидел на низкой стене, у ног был ящик с морантскими припасами.

Тисте Лиосан разбили лагерь неподалеку, отмерив линии дозоров, сложив обломки камней в вал и поставив отдельные палатки для каждого. Лошади стояли в огороженном веревками загоне. Во всем была видна тщательность, граничащая с одержимостью.