Машина предсказаний Гудкайнд Терри

Глава 51

Генрик пришел сюда по дорожке, сплетенной из лоз, прутиков и веток, которая провела его через мрачное непроходимое болото. Мост сначала стал более прочным — тут и там попадались длинные мхи и травы, которые усиливали полотно — а потом расширился и обзавелся стенами, которые кое-где смыкались над головой, словно росли, как им вздумается. Совсем недавно высокие стены, вырастающие из перил, образовали плотную сплошную структуру, и то, что было сначала тропой, а потом мостом, превратилось в туннель.

Сейчас туннель расширился до большого прохода и привел Генрика в лабиринт одинаковых комнат, полы, стены и плотные потолки которых были образованы переплетением растений. Живые лозы с тонкими листьями и крошечными желтыми цветками вились по стенам, разбавляя мертвенно-бурый фон зелеными участками.

Внутри безмолвных комнат, созданных сплетением веток, внешний мир казался далеким местом. Здесь был странный мир без ровных поверхностей, прямых линий и острых углов: только естественные изгибы природных материалов. Конструкция выглядела нерукотворной, но в то же время тщательно обработанной. Плавно скругленные комнаты с вогнутыми полами были полностью отгорожены от внешнего мира.

Генрик задумался, удастся ли раздвинуть ветви и лозы в одной из стен, если придется поспешно спасаться бегством. Стены казались довольно плотными, но все были простым переплетением веток, прутиков и лоз.

Пройдя через похожую на чашу комнату, мальчик приблизился к стене. Фамильяр парила где-то позади него. Генрик увидел, что ветки, составляющие каркас переплетения, усыпаны коварными острыми шипами. Вблизи стена походила на сплошную колючую изгородь.

Даже реши он, что от побега зависит его жизнь, мальчик не видел способа пробраться через тернистую путаницу растений. Это были не маленькие неприятные колючки розового куста, которые могли лишь оцарапать руки и ноги. Эти длинные, прочные и острые шипы безжалостно вонзятся в человека со всех сторон, заключив его в свой плен.

Позади Генрика скользила по воздуху фамильяр, следя, чтобы он не пытался повернуть назад и убежать. Мальчик прошел через несколько различных по размеру комнат, освещенных сотнями свечей. Между комнат попадались настолько низкие туннели, что ему приходилось пригибаться. Они были подобием коридоров, от которых вели в разных направлениях меньшие боковые проходы.

В одной из относительно больших комнат с потолка свисали тысячи полосок ткани, веревочек и тонких лоз, к концам которых были привязаны предметы: монеты, ракушки и разлагающиеся ящерицы. Они висели совершенно неподвижно в затхлом воздухе. Генрик наклонялся, чтобы пройти под самыми плотными участками коллекции странных предметов, стараясь не вдыхать их зловоние.

Сооружение колыхалось и скрипело, пока он пробирался через лабиринт, освещенный свечами, будто приветствующих посетителей. Генрику казалось, что он идет через огромную трубу паутины — вроде тех, которые он видел в пустотелых бревнах. Обычно такие паутины направляли добычу к смерти.

Однако он знал, что здесь все гораздо хуже. Это было логово Лесной девы. Его освещали сотни, если не тысячи свечей, но они были не в силах разогнать гнетущую тьму. Звуки, доносившиеся с болота, были настолько приглушены стенами, что их едва можно было услышать; но влажное зловоние гнили без труда просачивалось в душный воздух. Свечи хотя бы немного маскировали запах.

Когда Генрик углубился в логово Лесной девы, еще несколько фамильяров проплыли сквозь стены и окружили его, направляя в нужную сторону. Скорее всего, они хотели убедиться, что мальчик не повернет назад. Всякий раз, когда Генрик смотрел на них, те сверлили его своими отвратительными желтыми глазами, и он тут же отводил взгляд. Если присмотреться, каждая из семи была уродлива, как сама смерть.

Они шли по расширившемуся коридору, и свечей вдоль растительных стен становилось все больше. Расстояние от вогнутого пола до потолка было больше его роста. Освещенный золотистым сиянием коридор неожиданно привел в темную комнату, где почти не было свечей. Все свободное пространство сумрачного помещения было заставлено склянками и сосудами. Некоторые кувшины были сделаны из красной глины. Среди склянок было большее разнообразие цветов — всевозможные оттенки коричневого, зеленого и рубиново-красного. Среди переплетения прутьев и веточек стен были сотни ниш, в которых стояли сосуды.

Генрик боялся даже представить, что в них хранится. Через цветные стекла он видел, что большинство было заполнено темной мерзкой жидкостью, а содержимое остальных напоминало мутную воду. Вместе с грязью и мусором в жидкости что-то плавало, но он старался не вглядываться. Кажется, одна из склянок была заполнена человеческими зубами.

Но больше всего пугали не сосуды, а то, что было вплетено в стены позади них. По щекам Генрика потекли слезы ужаса.

В стены были вплетены люди.

Он видел их и в стенах коридоров, ведущих из комнаты в различных направлениях. Сначала он заметил несколько десятков людей, завернутых в коконы из веток стен, однако чем дольше он смотрел, тем больше людей замечал.

Некоторые уже были высохшими трупами, с открытыми ртами и впалыми глазницами, со сморщенной кожей на голых руках и ногах. Другие тела были раздуты — по всей видимости, эти люди умерли совсем недавно. Из-за тошнотворного запаха смерти Генрик едва мог дышать.

Но кое-кто из вплетенных в стены людей был еще жив.

Они будто оцепенели, едва дыша и почти не осознавая, что происходит. Все они были обнажены, но их плоть была прикрыта густым переплетением колючих прутиков и веток.

Генрик видел, как глаза людей двигаются, будто те пытаются понять, где они и что случилось. Время от времени из открытых ртов вырывались слабые стоны.

Когда мальчик отвернулся от мертвых и полумертвых людей в стенах, то лицом к лицу столкнулся с Лесной девой.

Глава 52

Джит, скрестив ноги, сидела на подстилке из веток в центре комнаты. Она, не моргая, глядела на Генрика, и ее большие круглые глаза были такими темными, что казались черными.

Жидкие волосы миниатюрной Лесной девы были чуть длиннее плеч. Она была едва ли крупнее самого Генрика, а простое мешковатое платье только подчеркивало ее ровный торс и мальчишеское телосложение. Кожа на ее тонких руках будто почти не видела солнечного света. Трудно было определить возраст Джит — бледная кожа была гладкой, но Генрик был уверен, что она уже немолода. Ладони и ногти на ее руках были покрыты пятнами — возможно, от возни с содержимым сосудов, которые стояли подле Джит.

Генрику подумалось, что темные пятна на ее ногтях могла оставить жидкость, вытекающая из вплетенных в стены трупов.

Одна деталь притягивала его взгляд, заставляя сердце колотиться, а колени подкашиваться. Ее рот.

Тонкие губы были сшиты между собой полосками кожи.

Кожаные нити проходили прямо через плоть, оставляя раны, которые, казалось, никогда полностью не заживали. Стежки были неровными, словно швея делала свою работу небрежно и в спешке. Стежки складывались в крестики вдоль губ Джит. Слабины полосок хватало, чтобы она могла чуть приоткрыть рот.

Через щель между сшитыми губами Джит вырвался пульсирующий пронзительный звук, чуждый для человека. По рукам Генрика забегали мурашки.

По прошлому своему визиту он помнил, что это ее способ разговаривать — ее язык. Он не имел ни малейшего представления, что значит этот звук, но понял, что речь идет о нем.

Одна из фамильяров, у которой не хватало кисти руки, подалась к мальчику:

— Джит говорит, что рада снова тебя видеть, мальчишка.

Генрик сглотнул, не в силах выказать ответной любезности.

Джит, мотнув головой, издала низкий скрипучий крик, перемежавшийся несколькими ударами языка по небу.

— Джит хочет знать, принес ли ты нужное, — сказала фамильяр.

Рот Генрика словно онемел. Он не мог выдавить ни слова. Боясь наказания за отсутствие ответа, он вытянул перед собой сжатые в кулаки руки. Он сомневался, что, спустя столько времени, сможет разжать их.

Лесная дева тихонько проскрежетала, издав что-то среднее между скулежом и визгом.

— Подойди ближе, — сказала фамильяр. — Джит велела тебе подойти ближе, чтобы она могла взглянуть.

За его спиной послышался звук, заставивший всех фамильяров замереть и посмотреть в ту сторону. Лесная дева подняла свои черные глаза и сфокусировалась на чем-то позади Генрика. Он оглянулся. Вдалеке возникло какое-то волнение. Какое-то существо пробиралось по коридору, ведущему в зал.

Пламя свечей задрожало и замигало, а потом потухло.

Это нечто несло с собой тьму.

По мере его приближения свечи гасли, а когда оно проходило, пламя снова медленно разгоралось.

Казалось, сама тьма идет по туннелю, приближаясь к ним.

Оно наступало, таща за собой тьму и гася вокруг себя свечи, а фамильяры съежились за спиной Джит. Генрик видел, что фамильяра без руки проняла дрожь.

Джит долго и низко взвизгнула и несколько раз щелкнула языком. Два фамильяра наклонились к ней и зашептали. Они кивали в ответ на щелчки и тихие трескучие звуки, раздававшиеся из горла Лесной девы.

Фигура, наконец, ворвалась в комнату, принеся с собой тьму, и Генрик увидел, что это мужчина.

Мужчина остановился перед Джит, неподалеку от Генрика. Пламя свечей в коридоре позади него и возле входа в комнату медленно разгоралось, наконец, освещая человека.

Как следует разглядев мужчину, Генрик застыл, неспособный сделать вдох.

Глава 53

Мужчина бросил взгляд на мокрое теплое пятно, расползающееся по штанам Генрика, и улыбнулся себе под нос.

— Тот самый мальчишка?

От его глубокого голоса со стальными нотками Генрик забыл, что нужно моргать, а семь фамильяров позади Джит слегка попятились, словно голос оттолкнул их.

Лесная дева издала короткий скребуще-щелкающий звук.

— Да, это он, епископ Арк, — ответила за свою госпожу фамильяр без руки, следившая за ее странной речью.

Епископ Арк мгновение смотрел в глаза Джит, а потом медленно и нарочито перевел взгляд на зашитый рот. После этого он обратил свои ужасные глаза на Генрика.

Белки глаз мужчины не были белыми. Совсем.

Они были татуированы в цвет алой крови.

Темная радужка и зрачок в окружении кроваво-красного белка создавали впечатление, что его взгляд исходит из другого мира, мира огня и пламени — или из самой преисподней.

Но какими бы пугающими ни были глаза епископа, самым жутким было другое — то, от чего Генрик не мог отвести взгляд, не мог успокоить ухающее сердце и едва был способен делать короткие прерывистые вдохи.

Каждый дюйм кожи епископа Арка был покрыт татуировками символов. Они не просто покрывали кожу, они наслаивались друг на друга бесчисленное количество раз, и от этого плоть епископа казалась нечеловеческой. Генрик не видел ни одного клочка кожи, свободного от элементов странных круглых узоров, каждый из которых ложился поверх другого, слой за слоем, пока не оставалось свободного места — ни единого пятнышка чистой кожи.

Верхние слои были более темными, те, что под ними, — светлее, а в глубине — еще светлее, и так далее. Словно татуировки постепенно впитывались в плоть мужчины, и он покрывал кожу новыми. От бесконечной, бездонной глубины и запутанности кружилась голова, символы словно постоянно всплывали на поверхность из темноты.

При взгляде на нижние слои рисунков казалось, что кожа мужчины объемная. Из-за многочисленности слоев было сложно определить, где среди этих плавающих элементов находится плоть, и епископ Арк имел призрачные, туманные и неясные очертания. Генрик не сомневался: если мужчина пожелает, то просто исчезнет в тумане витающих символов.

Нижние слои были светлее, поэтому каждый символ, сколько бы слоев не лежало поверх него, был четким и различимым. Символы были разного размера и, насколько мог разглядеть Генрик, бесконечно разнообразного вида. Почти все казались комбинацией небольших символов, объединенных в круговых элементах.

Ладони и запястья епископа, выглядывающие из черных одежд, были полностью покрыты узорами. Даже под ногтями были татуировки, просвечивающие через ногтевые пластины.

Шея над жестким воротником, лицо — все лицо — были покрыты сотнями, если не тысячами, узоров. Даже на веках были татуировки. Все уши, каждая складка внутри уха были в тех же странных татуировках круглых символов поверх других символов, под которыми было еще больше символов.

На выбритой голове мужчины тоже были многослойные татуировки, но один узор доминировал. Он был крупнее остальных. Внешний край большого круга проходил по переносице, по щекам, над ушами и по затылку. Внутри круга был еще один, а между ними — кольцо рун.

Треугольник, расположенный во внутреннем круге, одной стороной проходил по линии бровей. Маленькие круглые символы располагались в вершинах треугольника, выходя за пределы круга возле висков и в центре затылка. От этого казалось, что хищные красные глаза мужчины смотрят из круглого символа, словно из подземного мира.

В центре треугольника, на передней части черепа, была зеркально отраженная цифра девять.

Эта большая татуировка на лысой голове была темнее остальных — но не только потому, что казалась самой свежей. Просто ее линии были толще. Хотя символ был нанесен поверх сотен слоев других, он явно был лишь частью чего-то большего.

Все татуировки, при всем своем разнообразии, казались вариациями основной темы. Символы состояли из кругов разного размера, были даже круги внутри кругов внутри кругов, а символы в самых маленьких кругах тоже были составными. Совокупность представляла собой невероятно тревожное зрелище — мужчина, глубоко преданный оккультизму.

Весь этот сложный узор был темным, живым, движущимся и переливающимся. Несмотря на бесконечное количество слоев, каждый символ был четко различим, и каждый из них имел свое значение. Генрик подумал, что если епископ разденется догола, то все равно будет полностью скрыт завесой символов.

Генрик видел только одно место, не занятое символами, — глаза мужчины, — но и те были окрашены в красный цвет.

Епископ Арк заметил, как фамильяры нервно переглядываются за его спиной, отступая в коридор, и улыбнулся.

— Я не привел ее с собой, — ответил он на невысказанный вопрос, читавшийся в их глазах. — Я отправил ее с поручением.

Фамильяры благодарно склонили головы, словно извиняясь за свою назойливость.

Распахнутые глаза одного из несчастных, вплетенных в стену позади Джит, остановились на епископе Арке. Ужас исказил лицо мужчины, который был не в силах отвести взгляд, когда епископ посмотрел на него.

Несчастный сглатывал снова и снова, пытаясь проглотить рвущийся из горла крик. Все люди в стенах казались неспособными издавать звуки, хотя этот мужчина явно был близок к тому, чтобы завопить.

Епископ Арк протянул руку к человеку в ловушке стены. Это движение не было прямым указанием, он лишь небрежно вытянул расслабленную руку с едва расставленными пальцами. И все же жест явно был направлен на мужчину в стене, который не мог перестать смотреть на епископа.

— Успокойся, — негромко сказал епископ Арк. Его голос был едва ли громче шепота, но Генрик никогда не слышал тона более убийственного.

Мужчина стал задыхаться, делая короткие судорожные вздохи. Он сделал последний длинный вдох, и его глаза закатились. Его забила дрожь — сильная, но недолгая, — а потом он упал, насколько позволили опутывающие его побеги, лозы и прутики. В последний раз содрогнувшись, тело расслабилось, и последний воздух вышел из легких с тихим хрипом.

Епископ осмотрелся в поисках других глаз, смотрящих на него из стен.

— Кто-нибудь еще?

Каждый взгляд из глубин побегов и веток избегал встречи с епископом. Стояла тишина.

— Вот тебе свежая жидкость мертвеца, — ухмыльнулся Лесной деве Арк. — Твои маленькие подручные могут высосать ее и накормить тебя.

Большие черные глаза Лесной девы не выдали ее мыслей. Она издала грубый визг, перемежавшийся несколькими щелчками.

Одна из фамильяров, следившая за странной речью Джит, дождалась, пока та закончит, а потом склонилась к епископу, высказывая недовольство своей госпожи:

— Джит хочет знать, зачем вы пожаловали.

— Разве не очевидно? — Он вытянул руку в сторону, показывая на Генрика, но обращался к Джит. — Я пришел убедиться, что ты выполнишь мое поручение.

После долгой паузы Джит кивнула.

Брови епископа сошлись на переносице, отчего центр символа на лбу сместился вниз, искажая рисунок.

— Ты уже потратила впустую много моего времени. Я ожидаю, что ты больше не будешь его тратить. Мальчик наконец-то здесь. Займись им.

Джит пару мгновений рассматривала епископа, а затем обратила внимание на Генрика и поманила его к себе.

Глава 54

Генрик страшился сделать шаг к Лесной деве. Она издавала мягкий воркующий звук, маня его к себе пальцем, но он мог только смотреть на полоски кожи, проходившие через губы и едва позволявшие Джит приоткрыть рот. Из некоторых отверстий сочилась розоватая жидкость, словно зов девы разбередил раны. Он недоумевал, почему ее рот зашит.

Генрик понял, что переставляет ноги и идет вперед, хотя не собирался двигаться с места. Он не мог прекратить свое медленное движение к ней, к ее протянутым рукам.

Его руки поднялись сами по себе. Никакие усилия Генрика не могли помешать этому. Вытянув перед собой кулаки, он шел к Джит.

Ее запятнанные руки — он боялся вообразить, в чем они испачканы, — наконец сомкнулись на его запястьях. Оказавшись рядом, он заметил исходивший от Джит странный запах — слабый, но отвратительный. Запах был незнакомым, но мальчик сморщил нос, а в горле перехватило дыхание.

Джит была миниатюрной женщиной, но пальцы ее были весьма сильными. Генрик попытался отступить, но не смог. Она крепко держала его, как в ловушке. Он не мог себя контролировать, не мог говорить.

Джит исторгла еще один вибрирующий, щелкающий и визгливый звук. Оказавшись так близко, Генрик с безмолвным испугом таращился в ее черные глаза, не в силах думать о том, что она хочет от него и что собирается с ним сделать.

Она подалась к нему и снова издала тот же звук. Мальчик не понимал, что она говорит, но она явно чего-то хотела.

Одна из фамильяров перегнулась через плечо Лесной девы и нависла над Генриком.

— Разожми кулаки, — нетерпеливо прошипела она.

Мальчик дышал часто и быстро, изо всех сил пытаясь выполнить просьбу, но как бы он ни старался, кулаки не разжимались. Он так долго сжимал их, что они превратились в закостеневшие узлы. Он старался, искренне хотел повиноваться, но не мог разогнуть пальцы. Генрик уставился на них, отчаянно пытаясь пошевелить ими, боясь, что Джит сделает с ним, если он не выполнит приказ.

Джит казалась ничуть не обеспокоенной. Ее сильные пальцы начали разгибать его пальцы по одному. Было довольно мучительно шевелить пальцами после того, как они столько времени были сжаты. При распрямлении каждый палец пронзала острая боль, но Джит продолжала, не обращая внимания на крики мальчика.

Вскоре она распрямила все пальцы и зажала его ладонь между своими, — сначала одну, потом другую, — поглаживая и снимая скованность. Убедившись, что руки Генрика не сожмутся в кулаки, она повернула его ладони вниз.

Лесная дева отломила маленькую веточку от подстилки, на которой сидела. На конце ветки Генрик увидел длинный и острый шип. Не зная, что затеяла Джит, он снова попытался отстраниться, но его левое запястье было в ее железной хватке, и она без усилий подтащила к себе его руку. Он чувствовал себя загнанным зверем, которого собираются освежевать.

Жестко держа его руку, Лесная дева провела острием шипа под ногтем указательного пальца Генрика. Она поднесла шип к свету и тщательно осмотрела его. Мальчик не понимал, что она делает и что ищет.

Генрик увидел, как одна из фамильяров достает склянку из укромного места в переплетении ветвей стены. С усилием она вытянула сосуд, приблизилась с ним к Джит и стала терпеливо ждать, наблюдая за работой хозяйки.

Лесная дева провела острием шипа под ногтем среднего пальца, и на этот раз на шипе остался комочек чего-то.

Судя по звуку из глубин ее горла, она была довольна. Джит показала шип своим прислужницам, и те радостно заворковали. Епископ Арк молча взглянул на шип, который она ему показала.

Фамильяр откупорила сосуд и протянула его своей госпоже. Из склянки выползли сотни тараканов и побежали по рукам фамильяра, с громким звуком падая на пол. Они расползлись во всех направлениях, исчезая в переплетении палок и веток, и через секунду от них не осталось и следа.

Джит невозмутимо опустила шип в грязную воду, поболтала им и подняла, убеждаясь, что комочек остался в воде. Потом она снова занялась Генриком.

Она тщательно вычистила грязь из-под ногтей безымянного пальца, мизинца и большого пальца на левой руке мальчика. Крошечных сокровищ не оказалось лишь под ногтем большого пальца. Краем глаза Генрик заметил, что покрытые татуировками губы епископа Арка дважды изогнулись в улыбке — когда Лесная дева поднимала шип с маленьким комочком на конце. Каждый раз она споласкивала шип в вонючей жидкости в сосуде, позволяя найденному раствориться в мутной воде.

Джит отпустила левую руку Генрика и принялась за правую. Проведя шипом под указательным пальцем, она поднесла его к лицу. Ничего не было. Она украдкой бросила взгляд на епископа и снова провела шипом под ногтем, но и во второй раз не сумела ничего добыть. Она перешла к следующему пальцу, более тщательно подходя к чистке ногтей Генрика. На шипе ничего не было. Она снова безуспешно провела шипом под ногтем среднего пальца и взялась за безымянный. Там она тоже не нашла, чего хотела. Она сосредоточилась на мизинце, который был ее последней надеждой.

Когда на шипе не оказалось ничего кроме грязи, Джит уронила руки на колени.

Символы на коже епископа словно всколыхнулись, когда он чуть наклонился.

— Что не так?

Лесная дева издала несколько коротких гортанных звуков.

— Джит говорит, что у нас есть плоть женщины, — заговорила фамильяр возле Джит. Она поколебалась, прежде чем закончить перевод. — Но у нас нет плоти мужчины.

Епископ выпрямился, и от этого движения семь фамильяров попятились.

Одна из них была недостаточно быстрой.

Он схватил ее за горло и дернул к себе. Казалось, это действие продиктовано чистыми эмоциями. Фамильяр закричала и задергалась, как змея в ловушке, но не могла вырваться из его хватки. Епископ впал в слепую ярость. Она безуспешно царапала татуированные руки, сомкнутые вокруг ее горла.

— Скажите своей госпоже, что я недоволен, — бросил он остальным.

Несколько фамильяров спешно наклонились, обращаясь к Лесной деве на ее странном языке.

Когда епископ подтащил фамильяра к своему лицу и заглянул в ее глаза, она пронзительно завопила от ужасной агонии.

— Возвращайся в свою могилу, — процедил он сквозь сжатые зубы.

Генрик, застыв от шока, смотрел, как фамильяр утрачивает голубоватое свечение. Из-под капюшона поднимались завитки дыма, создание корчилось и увядало, словно из него высасывали сущность. Кожа на руках фамильяра потемнела, обтянула кости и суставы, придавая конечностям скелетообразный вид. Плоть лица кипела и пузырилась, выгорая до темной кожаной маски. Почерневшая кожа тлела, все плотнее обхватывая череп. Глаза запали в глазницы. Челюсть отвисла, губы ссохлись, обнажая зубы.

Епископ Арк отбросил иссохшие останки.

Кипя от ярости, он пошел к туннелю, из которого явился. Свечи вокруг него гасли, словно он тащил за собой завесу тьмы. Арк рычал от разочарования и злости.

Он резко остановился и обернулся. Внимательно посмотрев на Лесную деву, он ринулся к ней. Свечи за его спиной загорались по мере его удаления.

— Говоришь, плоть женщины у тебя все же есть? — спросил он у Джит.

Устремив на него свои темные глаза, она кивнула и взяла склянку из рук дрожащего фамильяра. Джит приподняла склянку, показывая ее епископу.

Он потер свою впалую щеку костяшками пальцев.

— Планы меняются. — Его голос был холоднее льда.

Глава 55

Когда Лесная дева двинулась к темному проходу в глубине зала, ее фамильяры промчались по помещению, спешно доставая из переплетения стен маленькие склянки и подбирая сосуды побольше, расставленные вдоль стен. Глаза еще живых людей, почти поглощенных стенами, в одинокой агонии смотрели за происходящим. Генрик хотел бы им помочь, но не мог. Он был неспособен помочь даже себе.

Джит держала на сгибе локтя сосуд с грязной коричневой водой, в которой был растворен материал из-под ногтей Генрика. Пока она шла к проему, коричневая вода выплескивалась из склянки. Крышка мешала воде выливаться, но все же часть просачивалась. Генрик увидел крупных коричневых жуков, выползавших из переплетения веток, чтобы полакомиться каплями, которые стекали по стенкам склянки и падали на пол.

Епископ Арк сверкнул кроваво-красными глазами на фамильяров, которые были заняты поиском правильных сосудов из тех сотен, что хранились в комнате. Темные символы на его плоти делали его неприкрытую ярость еще более опасной. Шестеро оставшихся фамильяров избегали встречи с его взглядом, отыскивая и доставая из стен склянки или подбирая их с пола.

Каждая из фамильяров несла на сгибе локтя охапку склянок. Та, у которой недоставало кисти, не могла удержать столько же сосудов, сколько остальные, но она отчаянно старалась. Собрав необходимое, создания поспешили со своим грузом вслед за уходящей хозяйкой.

Джит свободной рукой взяла посох, прислоненный к стене, оглянулась на Генрика и выдала последовательность коротких команд на своем странном скрежещущем и щелкающем языке. Фамильяр без руки вернулась и подтолкнула мальчика вслед за Лесной девой. Остальные фамильяры поплыли позади.

— Джит велела тебе поторопиться и идти за ней. — Она коротко оглянулась на епископа и наклонилась ближе. — Когда все закончится, — с ядовитым наслаждением сказала она, — я высосу тебя досуха, а остатки скормлю тараканам.

Генрик в ужасе замер. С тихим хихиканьем фамильяр подтолкнула его.

Он побрел, думая о том, как сильно скучает по маме. Он хотел вернуться к ней в палатку и делать украшения из бусин. Хотел, чтобы мама никогда не приводила его к Лесной деве.

Когда он понял, что его гонят к тропе Харга и Лесная дева собирается заполучить его, то испугался, что на этот раз не сможет уйти.

Епископ занял место в конце процессии, которую возглавляла Лесная дева. Они шли по темному проходу, вдоль стен которого висели сотни полосок кожи с мертвыми мелкими животными, пустыми черепаховыми панцирями, черепами небольших созданий с крошечными острыми зубами. Генрик видел в нишах стен людей, которые смотрели на проходящую группу. Когда епископ Арк встречался с ними взглядом, они быстро отводили глаза. Люди в стенах не издавали ни единого звука. Генрик подумал, что если бы оказался в ловушке стен, то не смог бы удержаться от криков помощи.

Но некому было помочь бедным душам, плененным в этом ужасном месте. Никто не мог помочь Генрику.

Генрик шел по лабиринту логова Лесной девы и вскоре услышал жужжание насекомых, крики птиц, свист и стрекот других созданий. Когда они дошли до конца коридора и вышли в ночь, болотные обитатели резко замолкли.

Низкие облака быстро скользили по небу; луна была где-то над ними, и через облака едва пробивался ее призрачный свет. Совершенно сухой участок земли, на который они вышли, возвышался над окружавшим его дремучим болотистым лесом. Темные силуэты огромных деревьев со свисающими плетями мха представлялись Генрику руками мертвецов, с которых свисали саваны. Ему казалось, что эти мертвецы окружили живых.

Они пошли по прогалине, и мальчик заметил, что плоские камни, разбросанные по округе, лежат не в случайном порядке, а складываются в круговые узоры. Под каждым камнем была небольшая насыпь из грязи. Холмики с камнями вели к центру поляны. Оказавшись там, Лесная дева начала расчерчивать землю концом своего украшенного посоха. Отметки, которые она выцарапывала на земле, имели сходство с татуировками епископа Арка.

К центру посоха Лесной девы были подвешены на полосках оленьей кожи различные предметы: голубые перья с отливом, оранжевые и желтые бусины, коллекция монет с дырочками в центре. Генрик задумался, зачем Джит украшать такой несомненно важный предмет монетами. В конце концов, какая польза от денег на тропе Харга?

Он счел, что деньги и правда не имеют для нее такой ценности, как для других людей. Наверняка она забрала монеты у тех несчастных, что пойманы в ловушку стен. Для Лесной девы блестящие кругляшки были просто украшением, как и яркие перья. И то, и другое было памятными знаками жизней, которые она забрала.

Фамильяры принялись расставлять вокруг Лесной девы склянки. Епископ Арк держался в стороне, скрестив руки и следя за приготовлениями своими красными глазами. Время от времени та или иная фамильяр поглядывала в его сторону, но Джит не обращала на епископа внимания. Она невозмутимо продолжала чертить узоры по грязи в центре кольца из сосудов.

Мягко напевая, она периодически прекращала рисовать, чтобы открыть сосуд, пошарить рукой в темной жидкости, а потом бросить нечто бесформенное и скользкое в центр рисунка. Она ни на миг не прекращала издавать мягкий жужжащий звук.

Лесная дева вытянула руку с посохом, указывая на низко плывущие облака. Она пропела несколько резких звуков, затем наклонилась и положила посох поперек элементов рисунка.

Рисунок на земле начал светиться.

К изумлению Генрика, когда Лесная дева продолжила издавать низкий мелодичный гул и воздела руки к небу, облака остановились.

Глава 56

Генрик решил, что облака остановились из-за стихшего ветра, но в следующий миг тучи снова двинулись. Только вот вместо того, чтобы продолжить свой путь по небу, облака начали двигаться по кругу, образуя длинную спираль, вращаясь над поляной и повторяя очертания круглого символа на земле. Иногда маленькие оранжевые всполохи освещали облака изнутри.

Шестеро фамильяров словно впали в транс от бормотания Лесной девы. Они начали вращаться вокруг своей госпожи в унисон с облаками над головой. Их ноги не касались земли, пока они летели по кругу, набирая скорость. Облака тоже ускорились и летели все быстрее и быстрее, а оранжево-желтые огни вспыхивали, как и свет символа на земле.

Низкие ритмичные звуки, которые издавала Лесная дева, стали на тон выше. Фамильяры и облака двигались все быстрее, пение Джит превратилось в болезненный высокий визг, который становился все громче, все выше. Генрику пришлось прикрыть уши от болезненного звука.

Шесть фигур вдруг словно разлетелись на части. Генрик во все глаза смотрел, как из светящихся фигур фамильяров начинают вылезать отвратительные создания с длинными костлявыми руками и ногами. У них были сгорбленные спины, пятнистая и влажная плоть без волос, шишковатые головы, злые выпученные глаза и оскаленные рты с острыми клыками. В отличие от фамильяров, из которых они появились, эти твари не светились. Вспышки света из облаков вверху и круглого узора на земле отражались на их поблескивающей пестрой коже.

Генрик увидел, что такие же существа вылезают из холмиков под камнями. Они с трудом вытаскивали себя из грязи, но все больше этих существ разламывало поверхность насыпей, вылезало из-под земли и присоединялось к массе тех, кто кружился вокруг Лесной девы, танцуя подобно сумасшедшим животным. Но они были не животными и только казались живыми.

Генрик решил, что они похожи на мертвых, восставших из могил. Существа танцевали, размахивая ногами и руками под напев Лесной девы.

Он оглянулся на приземистую темную конструкцию из палок и веток и догадался, что эти холмики — могилы людей, умерших в ловушке стен. После того, как они послужили целям Лесной девы, их похоронили здесь, и они ждали, когда их снова призовут служить Джит.

Генрик решил, что Лесная дева — порождение подземного мира, отродье самого Владетеля.

Причудливые фигуры десятками собирались в центре прогалины; из темноты окружающего болота к ним присоединялись новые существа, и все они кружились быстрее и быстрее. Генрику пришлось плотнее прижать ладони к ушам, потому что вопли Джит, казалось, могли разорвать его на части, разодрать сам воздух.

Облака двигались по кругу вместе с фигурами. Свет внутри туч мелькал все чаще, символ на земле вспыхивал в унисон с ним и со звуками, издаваемыми Лесной девой.

Звук, свет, вращение, пугающие создания, исполняющие танец демонов, вызывали у Генрика головокружение. Его голова пульсировала в такт, на нее что-то давило. Он сощурился, боясь, что если закроет глаза, то уже не сможет их открыть. Впрочем, он едва мог держать глаза открытыми из-за ошеломляющего зрелища и шума.

Джит, стоявшая в центре вихря, брала склянки, доставала из них пригоршни не то зубов, не то фаланг пальцев, не то человеческих позвонков, и бросала их в круг. За каждой пригоршней следовала вспышка танцующего света.

Мир словно мерцал. Генрик видел вспышки красного, желтого и оранжевого цветов.

А потом Джит подняла склянку, в которой была плоть, добытая из-под ногтей Генрика. Фигуры вращались так быстро, что были неразличимы и казались размытыми пятнами тьмы с поблескивающей плотью и дергающимися конечностями.

Лесная дева резко подбросила склянку в воздух — выше светящихся кругов и вращающихся фигур.

На глазах Генрика стекло взорвалось, и жидкость из сосуда воспламенилась.

Мир стал таким ярким, что казалось, будто он видит кости Джит, просвечивающие сквозь ее плоть.

Все обратилось в свет и огонь. Деревья загорелись. Горячие красные угли вытянуло из леса и закружило вокруг раскаленного добела сияния, которое источало содержимое сосуда над центром пламенного круга.

Лесная дева тянула ладони вверх, призывая неведомые Генрику силы. Она одиноко стояла, очерченная светом, командуя миром, обратившимся в инферно.

В центре всего, в сердце ослепительного света, напоминавшего яркие звезды, было что-то еще более яркое. Маленькие кусочки — частички плоти, выковырянные из-под ногтей мальчика, — были так раскалены, что остальной пылающий мир казался тусклым.

Джит с поднятыми руками словно повелевала этими яркими искрами, приказывая им утащить за собой все. Искры вращались и поднимались в небо.

Джит в средоточии ревущего пожарища подняла руки еще выше, приказывая всему объединиться.

Костлявые люди выли, сгорая. Их тела распадались на пылающие искры и дым, которые засасывал в себя жуткий вихрь ослепительного сияния.

Все вокруг — деревья, лозы, мох, кусты, даже сама земля — светилось, сгорая и превращаясь в красные угли и пепел, а потом длинными завитками втягиваясь в спираль из крошечных искр слепящего света, которая поднималась к центру вращающихся облаков.

Ветер ревел, огонь тоже ревел. Генрик щурился от невероятно яркой силы. Он хотел прикрыть глаза, но не осмеливался отнять руки от ушей из страха, что тогда его тоже призовет инферно Джит.

Даже зажмурившись, он ясно все видел.

Ночь полнилась пылающими цветами, слепящим светом, оглушительными звуками... безумием.

Все тянулось к раскаленному свету в центре поляны. Ветки и щепки оторвались от деревьев, весь лес загорелся и был затянут в вихрь. Деревья и растения распались на тысячи искр, которые кружились и поднимались ввысь, следуя за сияющими искрами плоти. Тела восставших мертвецов развалились и обратились в потрескивающие горячие угли, как и все остальное.

От воплей ужаса и боли по щекам Генрика градом катились слезы.

Лесная дева снова подняла руки. Сам воздух в центре поляны загорелся и стал пылающим горнилом.

Генрик уверился, что его тоже затянет и он умрет в ужасном взрыве света. В этот миг все кончилось.

Резкая тишина чуть не сбила его с ног.

Секунду назад он боролся со звуком, словно пытался выстоять в буре, а когда все стихло, он едва не повалился вперед.

В ушах стучало, голова пульсировала, как и все тело.

Но исчез не только звук.

Генрик заморгал, не веря своим глазам. Неистового вихря огня и света тоже не было.

Оглядевшись, он заметил, что мох все также свисает с ближайших деревьев в неподвижном и влажном воздухе. Все деревья были на месте. Земля, разрытая костлявыми людьми, выглядела нетронутой.

Словно и не было того, что только что видел Генрик.

Разве что склянки исчезли, а крошечные осколки стекла, похожие на тысячи упавших звезд, усеивали голую землю.

Генрик не мог взять в толк, что произошло и что он видел. Он не понимал, были ли реальными огонь, вылезшие из-под земли создания, ужасный звук и все остальное.