Машина предсказаний Гудкайнд Терри

Глава 47

Все еще крепко сжимая в руке меч, Ричард свободной рукой приобнял Кэлен за плечи. Она нежно положила ладонь на его спину, безмолвно выражая понимание. Сейчас слова не нужны, достаточно простого жеста.

Остальные смотрели на них, но Ричард, ничего не сказав, повел жену к выходу. Кэлен бессчетное множество раз видела жестокие убийства и в какой-то мере привыкла к ним, выстроила защитный кокон вокруг своих чувств. Но эта оболочка размягчилась после окончания войны. Насильственная смерть не была для нее чем-то новым, но все же эта смерть сильно затронула ее сердце.

Может, потому что Кэтрин была беременна. Может, на нее так подействовал вид нерожденного дитя, вырванного из чрева матери и убитого. Это напомнило Кэлен о собственном ребенке, умершем из-за жестокого нападения на нее. Она подавила крик отчаяния, изо всех сил сдерживая слезы, и подумала о том, что раз уж муж Кэтрин ушел, не выразив ей в последний раз свою любовь, то несчастная заслуживает хотя бы слез.

Выйдя из покоев, Ричард остановился. Край ковра на мраморном полу, под который затекала кровь, топорщился — возможно, солдаты сдвинули его, пытаясь пробить дверь тараном.

По какой-то причине Ричард замер, уставившись на ковер.

Озадаченная этим Кэлен присмотрелась повнимательнее и тоже кое-что заметила — какую-то черную метку в тени под складкой ковра. Острием меча Ричард откинул край ковра.

Под пропитанным кровью королевы Кэтрин и неродившегося принца полотном на полированном мраморе был выцарапан символ. Он имел форму круга и напоминал Кэлен символы из книги «Регула».

— Знаешь, что он значит? — спросила она.

Лицо Ричарда побледнело.

— Здесь написано «Наблюдайте за ними».

— «Наблюдайте за ними»? — переспросила Никки, глядя на символ. — Ты уверен?

Ричард кивнул и повернулся к Бенджамину:

— Генерал, позаботьтесь о теле королевы. Прежде чем убрать покои, тщательно их осмотрите, изучите каждый осколок, найдите кровавые отпечатки ног и выясните, люди это были или животные. Ищите сломанные клыки — звери часто теряют их в жестокой атаке. Ищите шерсть. Постарайтесь понять, что здесь случилось. Я хочу знать, кто это сделал, — звери или люди.

— Будет сделано, магистр Рал.

Ричард подбородком указал в сторону:

— Двери в глубине комнаты выходят на террасу, и они открыты. Кто бы это ни сделал, он, несомненно, пришел оттуда.

Генерал Мейфферт посмотрел в покои через сломанную дверь:

— Покои расположены не слишком высоко от земли, и кто-то мог пробраться через террасу. Но я никогда не слышал, чтобы волки забирались на плато. Иногда здесь появляются собаки, но не волки.

— Кто-то здесь побывал, — ответил Ричард. — Это могла быть стая собак. Даже прирученные собаки могут убить человка, если соберутся в стаю.

Генерал кивнул, все еще глядя на покои:

— Я лично прослежу, чтобы комнату тщательно осмотрели.

— Мне нужно кое-что проверить, — сказал Ричард. — Скажите остальным представителям: у нас есть причины считать, что королеву убили звери, — скорее всего, волки или собаки. Пусть держат наружные двери закрытыми на замок. Еще выставите стражу, чтобы они следили за всем подозрительным. Если увидите животное на четырех ногах, которое бегает на свободе, убейте его и проверьте содержимое желудка.

Генерал хлопнул кулаком по груди, и Ричард стремительно пошел прочь. На мгновение удивившись, Кэлен и остальные побежали за ним по коридору. Стражи убирались с дороги при виде Ричарда.

Когда они оказались возле толпы, солдаты освободили путь для Ричарда и его сопровождения.

Представители хватали его за рукава, желая узнать, что случилось и есть ли опасность. Ричард сказал им, что есть, но солдаты разберутся. Он не стал останавливаться для объяснений или споров.

Удалившись от гостевых покоев, они прошли через охраняемые двери в закрытую часть дворца, куда не пускали обычных посетителей. Было облегчением оказаться вдали от людей, от их вопросов и обвиняющих глаз. Маленькая группа срезала путь через едва освещенные лампами залы и небольшие библиотеки, свет в которые проникал через открытые двери в обоих концах или исходил от каминов.

— Куда мы идем? — на бегу спросила Кэлен, когда они оказались в широком коридоре.

— В спальню, где мы ночевали перед тем, как перебраться в Сад Жизни.

Кэлен ненадолго задумалась, слушая стук обуви по полу.

— Та спальня, где мы... что-то видели?

— Да.

Вскоре они дошли до знакомого коридора. Вдоль стен, обшитых панелями, через равные интервалы располагались пьедесталы с хрустальными вазами, в которых стояли свежие тюльпаны. Чуть дальше по коридору была спальня, которую нашла для них Кэлен после того, как пытавшаяся ее убить женщина предсказала, что на нее нападут твари, собиравшиеся сожрать детей сумасшедшей. Темные твари, сказала она. Это была последняя спальня, в которой они ночевали до того, как отправиться спать в Сад Жизни.

Темные твари выслеживают вас и приближаются. Вы не сможете сбежать от них.

Перед дверью покоев Ричард откинул край ковра.

Под ковром оказался выцарапанный на полированном мраморе символ. Кэлен показалось, что символ такой же, как тот, что был залит кровью Кэтрин и ее ребенка.

— У него то же значение, — сказал Ричард, глядя на выцарапанный древний символ. — «Наблюдайте за ними».

— Здесь мы в последний раз чувствовали, как за нами наблюдают, — сказала Кэлен. — Интересно, чувствовала ли подобное Кэтрин.

— Меня больше интересует, кто оставляет эти знаки и почему их никто не заметил.

Глава 48

Ричард стоял в одиночестве, сцепив за спиной руки и глядя на машину. Он пытался понять, что происходит. Он долго лежал рядом с Кэлен в Саду Жизни и обнимал ее, дожидаясь, когда ее слезы иссякнут, из тела уйдет напряжение, а дыхание выровняется. Когда она, наконец, погрузилась в беспокойный сон, он один спустился в комнату, где долгие века была погребена забытая машина.

Он по-прежнему не имел понятия, кто и зачем создал этот механизм. Казалось бы, машину создали для того, чтобы она выдавала пророчества. Машина предсказаний, как назвал ее король Филипп.

Каким-то непостижимым образом это звучало слишком просто. Все-таки книга называла машину Регулой, а это значило нечто гораздо большее.

Но книга «Регула» в библиотеке была лишь переводом символов языка Сотворения, который машина использовала для передачи предсказаний. Книга помогала понять предсказания Регулы, но не объясняла, почему машина так называется. «Регула» значило «регулировать верховной властью». Ричард не понимал, как это относится к предсказаниям.

Он предположил, что в некоторой степени машина действительно контролирует происходящее посредством своих пророчеств. Или это делает кто-то другой, создавая видимость, что из машины выходят пророчества. Казалось, что пророчеств, исторгаемых машиной, недостаточно, поэтому те же пророчества являлись различным людям во дворце, лишая возможности удержать их в секрете.

Он представил, что машина всецело регулирует — контролирует — происходящее, посылая пророчества. Значит, название «Регула» подходит, хотя и с натяжкой.

Ричард считал вполне вероятным, что сведения об истинном назначении машины содержатся в утраченной части книги, спрятанной в Храме Ветров. Что бы ни было написано в той части, эта информация была слишком важна или слишком опасна, поэтому текст отправили в Храм Ветров.

Ричард был не в восторге от идеи посещения этого места. Путешествие было бы трудным и могло принести еще больше проблем.

Он постарался отбросить тревожные мысли. Он хотел подняться в Сад Жизни к Кэлен, обнять ее и услышать, как она говорит, что все будет хорошо... повторяет ему, что он не виноват. Он знал, что его вины тут нет, но от этого было не легче. Случившегося не изменить.

Он должен выяснить, что происходит, и остановить это.

Он знал, что представители поднимут шум, — не только из-за убийства гостившей во дворце королевы, но и из-за короля Филиппа, который выступил против того, чтобы Ричард управлял Д'Харианской империей. Пусть это заявление сделано во власти эмоций, наверняка найдутся те, кто примет сторону короля Филиппа и пойдет за ним. Ричард не представлял, что теперь с этим делать, но сейчас у него были проблемы поважнее.

Король и другие посчитают удобным обвинить Ричарда — он сам винил себя за то, что не связал пророчество с нерожденным принцем, — но это имеет мало общего с сутью происходящего. Он должен выяснить, что произошло на самом деле и почему. Кто-то был в той комнате и убил королеву Кэтрин.

За этим явно кто-то стоял и все происходящее не случайно. Кто-то установил слежку за королевой. Кто-то выцарапал на полу перед дверью символ. Кто-то наблюдал за Кэтрин, и когда она осталась одна, напал. По крайней мере, создавалось такое впечатление. Ричард допускал, что каким бы подозрительным ни был символ, он мог не иметь связи с убийством. Он не позволял себе зацикливаться на одном варианте.

Еще больше озадачивало, каким образом кто-то проник в покои магистра Рала, миновал стражу, а потом, незамеченный, выцарапал символ на полу перед дверью их спальни.

Как бы сильно он ни хотел сейчас быть с Кэлен, ему необходимо все обдумать. Ему нужно было побыть одному.

Он не сомневался, что машина, выдающая предсказания, находится в сердце тьмы, нависшей над дворцом.

Ричард вспомнил больного мальчика на рынке, который оцарапал их с Кэлен. Он говорил, что во дворце тьма. Тьма ищет тьму. В существовании тьмы больше не было сомнений: она накрыла всех.

Он протянул руку и положил ладонь на машину.

— Что ты такое? — прошептал он, размышляя вслух. — Зачем ты это делаешь?

Словно в ответ машина тихо загудела, и шестеренки пришли в движение. Впрочем, звук был не такой, как раньше. Прежде все начиналось с толчка, от которого содрогалась земля.

На этот раз она мягко ожила, валы и шестерни медленно начали вращаться, набирая скорость. Раньше пробуждение всегда было резким и громоподобным. Машина всегда стартовала на полной скорости. Но сейчас все было по-другому: спокойно начавшееся движение набирало обороты до настоящего механического хаоса.

Ричард наклонился и заглянул в смотровое окно. Он видел, как свет внутри постепенно становится ярче, а шестеренки набирают скорость. Машина пробуждалась. Знакомый символ проецировался на потолок, но вместо того, чтобы вспыхнуть в полную силу, он медленно разгорался.

Вскоре внутренний механизм машины набрал полную скорость. Земля задрожала. Свет, вырывавшийся из глубин, стал ярче. Символ на потолке стал поворачиваться быстрее.

Язычок на вращающемся колесе оказался под стопкой полосок на другой стороне машины и наполовину вытащил полоску из низа стопки. Клещи подхватили пустую металлическую заготовку.

Когда полоску затащило внутрь механизма, свет внизу снова усилился и сфокусировался. Узкий луч выжигал линии и символы на нижней стороне полоски, и на верхней стороне появлялись горячие точки там, где свет прожигал металл почти насквозь.

Пройдя над пучком света, пластинка двинулась по тому же пути, что и в прошлые разы, а потом упала в лоток возле маленького окошка.

Ричард облизнул пальцы и выхватил полоску из лотка, а потом бросил ее на крышку машины, чтобы остыла.

Он удивленно моргнул, когда понял, что пластинка была не горячей. Он дотронулся до металла — тот был холодным.

Нахмурившись, он придвинул полоску к себе. На металле снова были выжжены символы, но почему-то в этот раз их нанесение не нагрело пластину. Это озадачивало.

Ричард повернул полоску металла, чтобы удобнее было читать. Склонившись, он при свете магических сфер взялся за расшифровку уникального набора элементов, образующих один символ, — фразу на языке Сотворения.

Мне снились сны.

Ричард застыл, глядя на символ и думая, что прочел неправильно. Он вертел металлическую пластинку, разглядывая каждый элемент в круге и заново переводя, чтобы убедиться в правильности.

— Мне снились сны, — произнес он вслух и на шаг отступил от машины.

До этого машина лишь предупреждала, сообщала предсказания — некий вид пророчеств. Эта фраза не имела смысла и не походила на пророчество.

Фраза звучала так, словно машина... говорила о себе.

Пока он изумленно смотрел на машину, Регула на мгновение остановилась — вращение валов и шестерней замедлилось, — но уже в следующий миг зубцы шестеренок снова сцепились и механизм заработал на полной скорости. Машина втянула в себя еще одну полоску из стопки и пропустила через механизм. Луч света выжег на металле новое сообщение.

Когда пластина упала в лоток, Ричард долго смотрел на нее, прежде чем решиться взять. Она была такой же холодной, как и первая. Он поднял ее к свету, рассматривая набор элементов, образующий два выжженных на металле символа.

Едва веря своим глазам, он прочел вслух:

Почему мне снились сны?

Машина будто спрашивала, но Ричард не знал, что ответить.

Ричард припомнил, что уже слышал слова, написанные языком Сотворения на металле. Генрик с рынка сказал: «Мне снились сны». Ричард и Кэлен не смогли понять, почему он так говорит, и подумали, что он болен и бредит. А еще мальчик спрашивал: «Почему мне снились сны?». Теперь машина задала тот же вопрос.

Мальчик не бредил. Его устами говорила машина.

Генрик спрашивал, голубое ли еще небо. Машина спрашивала, почему ее оставили. Она говорила «меня» — Почему они оставили меня в одиночестве в этом холодном мраке? Она говорила, что ей одиноко.

Машина хотела знать, почему ее похоронили заживо.

А еще она сказала: «Он найдет меня. Знаю, найдет».

Ричард размышлял, было ли это пророчеством... предсказанием. Или же машина просто говорила о своем страхе?

Глава 49

Генрик пил воду из ручья, поглядывая на глубокие тени между деревьев. Он услышал приближение гончих, которые ломились сквозь заросли, рыча и лая.

Генрик кулаком смахнул со щек свежие слезы ужаса. Гончие хотели поймать его, он знал это. Они не остановятся, пока не доберутся до него. С того дня в Народном Дворце, когда они показались возле палатки, принюхиваясь и рыча, псы продолжали преследовать его.

Его единственный шанс — постоянно бежать.

Мальчик сунул ногу в стремя, зацепился запястьем за луку седла и вскарабкался на спину лошади. Обмотав вокруг запястий поводья и сжав их в кулаках, он ударил пятками по бокам кобылы, отправляя ее в легкий галоп.

Он надеялся улучить минутку, чтобы съесть что-то кроме сухарей и куска вяленого мяса. Он был голоден и хотел пить, но у него хватило времени только лечь на живот и сделать несколько глотков из ручья. Потом ему пришлось вскочить и бежать к лошади. Он отчаянно хотел есть и пить.

Но времени не было. Гончие слишком близко.

Он продолжал бежать и все еще опережал гончих. Если они поймают его, то разорвут на части.

Сперва он не понимал, куда направляется. Инстинкт заставил его выскочить из палатки матери и погнал вперед. Мальчик знал, что мать захочет защитить его, но она бы не смогла. Ее разорвали бы на части, а затем принялись бы и за него.

Поэтому у него не было другого выбора, кроме как бежать изо всех сил, до изнеможения. А потом он наткнулся на небольшой загон с лошадьми, возле которого никого не было. Генрику нужно было спасаться, поэтому он схватил седло и забрал двух лошадей. На его удачу в седельных сумках оказалась еда — иначе он уже умер бы от голода.

Он даже не подумал, что брать этих лошадей нехорошо; на кону стояла его жизнь. Он просто бежал. Кто мог винить его за это? Неужели люди действительно думали, что он позволит разорвать себя на части и сожрать заживо, а не возьмет двух лошадей, чтобы ускакать? Разве был выбор?

Когда становилось слишком темно, ему приходилось останавливаться на ночлег. Несколько раз ему попадались заброшенные дома, и он пережидал ночь в них, временно оказываясь в безопасности. Утром он пускался в путь до того, как гончие чуяли его пробуждение. Пару раз он спал на дереве, чтобы псы не достали его. Гончие бродили в темноте внизу, но потом уставали лаять и удалялись на ночь. Генрик думал, что они тоже отправлялись спать. А может, на охоту.

Когда поблизости не оказывалось безопасных укрытий, мальчик разжигал огонь и жался к костру, готовый схватить горящую ветку и отгонять ею собак, если те приблизятся. Но они не подходили. Гончие не любили огонь. Они всегда наблюдали издалека, опустив головы и сверкая в темноте глазами. До самого утра они расхаживали взад-вперед, но не приближались.

Иногда он просыпался, а гончих не было. В такие моменты Генрик осмеливался надеяться, что они устали от погони. Но всегда через некоторое время он слышал их далекий приближавшийся лай, и гонка снова продолжалась.

Он так гнал лошадей в попытке опередить гончих, что загнал ту, на которой ехал сначала. Мальчик перекинул седло на вторую лошадь, а первую бросил в надежде, что гончие переключатся на лошадь и он сможет уйти.

Но гончие не тронули лошадь. Они продолжили гнаться за мальчишкой, следовали за ним по горам, лесам, все дальше и дальше в темные непроходимые земли с огромными деревьями.

Генрик начал узнавать мглистый лес, по которому мчался. Он вырос в нескольких днях пути к северу, в маленькой деревне на холмах возле притока реки Каро-Канн.

Прежде он бывал в этих местах, на этой тропе — с мамой. Он узнал высокие сосны, цеплявшиеся за скалистые склоны. Деревья закрывали низкое пасмурное небо, от чего среди зарослей и кустов ежевики было темно и неуютно.

Лошадь поскользнулась, пытаясь найти опору на круто уходившем вниз склоне. Лес был слишком густым и сумрачным, чтобы разглядеть что-то впереди. Впрочем, по сторонам Генрик тоже мало что видел. Но ему и не нужно было видеть. Он знал, что найдет впереди.

После долгого спуска по малозаметной извилистой тропе он оказался на ровном участке земли, где было еще темнее из-за тесно растущих деревьев и густого подлеска. Меж деревьев виднелись только редкие проблески света. Переплетение кустарников и молодых деревьев оставляло только один проход, служивший тропой.

Выйдя на скалистый уступ, лошадь протестующе фыркнула и встала. Для нее путь был небезопасен — то, что и тропой нельзя было назвать, петляло между уступами и нагромождениями каменных глыб.

Генрик спешился и заглянул через край обрыва на туманные дебри внизу. Он помнил, что тропа дальше узкая, крутая и коварная. Лошадь больше не сможет его везти. Мальчик оглянулся, ожидая в любой момент увидеть между деревьев гончих. Их рычание и визг приближались. Он быстро расседлал лошадь, давая ей шанс спастись. Генрик снял уздечку и хлопнул животное по боку. Лошадь заржала и поскакала туда, откуда они пришли.

Генрик заметил ломившегося через лес огромного черного пса — вожака стаи. Пес не стал преследовать лошадь, поэтому мальчик развернулся и торопливо стал спускаться по скалам.

Тропа была слишком крутой и неровной для лошади: сплошные валуны, трещины в скалах, зыбкие участки и острые торчащие обломки. Но гончие без труда здесь пройдут. Он знал, что они могут быстрее него карабкаться на нагромождения камней и спускаться с них. Нельзя было терять ни секунды.

Генрик не задумывался, куда идет и зачем, а просто спускался. С того дня, как он оцарапал магистра Рала и Мать-Исповедницу и бросился прочь, он не задумывался, что делать и не подвергал сомнению необходимость бежать. Пересекая равнины Азрита, он даже не думал, куда бежит. Он просто удирал от гончих, и интуиция говорила ему, что если он выберет другое направление, то они нагонят его. В его разуме было только одно возможное направление, и он бежал туда.

Когда он добрался до подножия, его лицо было покрыто грязью и потом. Время от времени он оглядывался и видел короткошерстного коричневого пса, который обычно держался в передних рядах стаи. Черный и коричневый псы, два лидера стаи, обладали мощным телосложением. У них были толстые шеи, с челюстей свисали длинные нити слюней. Они рычали, когда видели мальчика.

Быстрого взгляда назад хватало, чтобы Генрик снова торопливо продолжал спускаться по тропе, поскальзываясь на скалистой земле. Иногда он просто съезжал по крутому склону из грязи и осыпающегося щебня — так было быстрее.

Наконец, он слетел с крутой тропы на ровный участок среди виноградных лоз и густых зарослей. Воздух был тягучим, пахло гнилью.

Оказавшись в глубокой тени густой растительности, Генрик увидел деревья, стволы которых возле земли были очень широкими — возможно, это помогало удержаться в мягкой болотистой почве. На более высоких участках росли кедры, но в застойных лужицах вонючей воды стояли только деревья с мощными основаниями. Их скрюченные ветви стелились над водой, и с них свисали плети мха, кое-где достававшие до воды. Извилистые виноградные лозы тянулись из воды куда-то в крону, питая меньшие по размеру лозы с ярко-фиолетовыми цветами.

При его приближении ящерицы исчезали в редкой траве. Змеи, свисавшие с ветвей, пробовали язычками воздух и смотрели, как мальчик проходит мимо. Под водой лениво плавали существа, посылая мелкие волны, которые лизали сырую тропу.

Чем дальше он заходил в поросшее деревьями болото, тем толще были клубки побегов и лоз. Они нависали по сторонам, образуя тоннель в гуще растительности. Невидимые птицы издавали пронзительные крики, эхо которых неслось над водой.

В лае гончих слышалось неистовое желание догнать его.

Мальчик остановился в темном тоннеле, не зная, осмелится ли идти дальше.

Генрик знал, где оказался. Спутанная растительность и стелющиеся лозы обозначали начало тропы Харга. Мать говорила ему, что у человека должна быть веская причина, чтобы ступить на тропу, потому что возвращались с нее лишь немногие. Они с матерью были двумя счастливчиками, которые вернулись, и от этого казалось еще более глупым снова испытывать судьбу.

Сердце его колотилось, дыхание было прерывистым, и он смотрел вперед глазами, полными ужаса. Он знал, что его ждет.

Лесная дева Джит.

Хуже новой встречи с Лесной девой было только одно: участь быть разорванным на части и заживо съеденным стаей преследовавших его собак.

Он слышал, что они все ближе. Выбора не было. Генрик помчался вперед.

Глава 50

Напуганный Генрик бежал по тропе, которая иногда превращалась в туннель сквозь дремучие заросли. Через некоторое время стали попадаться более крупные водоемы, становилось просторнее. Тропа лишь на несколько дюймов возвышалась над грязной водой, на ней становилось все больше запутанных корней, побегов, лоз и ветвей — их переплетение создавало на тропе ковер. Без этого ковра почва тропы просто исчезла бы под плетями ряски. Путь из ветвей и лоз и так едва виднелся над коричневой водой. Мальчика тревожила мысль соскользнуть с тропы из спутанных побегов и ветвей. Генрик боялся, что существа в воде только и ждут, пока он ошибется.

Он устал и был напуган, но еще больший страх заставлял его переставлять ноги. Он хотел вернуться к матери, в безопасность, но если он остановится, гончие его настигнут.

Растительная тропа местами была достаточно широкой, чтобы по ней в ряд могли идти несколько человек, но чаще ее ширины едва хватало для одного. Иногда узкая дорожка превращалась в мост через открытую воду, и тогда появлялись воткнутые в переплетение ветвей поручни и даже перила из искривленных ветвей, перевязанных тонкими лозами. Дорожка скрипела и колыхалась под ногами Генрика, словно была погрузившимся под воду монстром, недовольным, что кто-то ходит по его хребту.

Мальчик не знал, сильно ли отстали гончие, — над водой звуки разносились далеко. Он надеялся, что собакам непросто идти по ковру из переплетения лоз и ветвей — мосту над водным миром. Может, их лапы проскальзывают между растениями и застревают? Генрик надеялся на это.

Туман мешал разглядеть что-то вдалеке между покрытыми мхом деревьями с толстыми основаниями. Дымка наплывала на мальчика, и вскоре он не мог уже разглядеть и обратный путь. В переплетении корней ближних деревьев ему виделись следящие за ним глаза.

Дойдя до середины моста из растений, он увидел, как кто-то плывет по воде совсем рядом. За этим существом тащилась разорванная масса плоти, и на бледном разлагающемся мясе виднелись следы клыков. Трудно было сказать, что за животное стало жертвой, но судя по торчавшей сзади расколотой кости, оно было довольно большим. Может, это человеческая бедренная кость?

Мальчик посмотрел под ноги, и ему стало неуютно от того, как мало выступает из воды травяной мост. Он раскачивался от каждого шага, и Генрик не знал, есть ли под мостом опора или тот просто плавает на поверхности воды. Он знал другое: по большей части тропа едва торчит над поверхностью воды. Мальчик боялся, что кто-то высунется из воды, схватит его за лодыжку и утащит в мутную воду.

Неизвестно, что хуже: гончие, болотные твари или то, что ожидает его впереди. Он отчаянно хотел избежать любого из этих трех вариантов, но не мог придумать ничего лучше, как убегать от первой опасности, уворачиваясь от второй, прямо в объятья третьей.

Ноги налились свинцом, но Генрик упорно бежал по бесконечному мосту через сумрачное болото. Кричали невидимые животные, и эти резкие звуки далеко разносились в темном тумане. Генрику казалось, что он мчится через огромное неглубокое озеро, но в условиях ограниченной видимости трудно было сказать наверняка. Кое-где на поверхности воды плавали крупные округлые листья, напоминавшие листья лилии. Они тянулись вверх в поисках прикосновения солнца, которое, наверно, очень редко проникало через густые кроны.

Несколько раз Генрик поскальзывался, но его спасали поручни. Лай отдалился, и мальчик решил, что гончие замедлились и отстали. И все же они были где-то позади, шли за ним. Генрик не осмелился снижать скорость.

Тьма сгущалась, и мальчик вздохнул с облегчением, когда вдоль моста появились зажженные свечи. Он не знал, зажигал ли их кто-то по вечерам или они горели всегда. В прошлый раз, когда он приходил сюда с матерью, свечи тоже горели. Впрочем, среди густорастущих гладкоствольных деревьев было так темно, что свечи не помешали бы и днем.

Чем дальше он шел, тем шире и надежнее становился мост из ветвей и лоз. Деревья, поднимавшиеся над водой на своих узловатых корнях, росли все теснее. Лозы, свисавшие из темноты вверху, тоже стали толще; некоторые из них протягивались от ствола к стволу, не касаясь воды.

Многие лозы достигали невероятных размеров и были отягощены карабкающейся из воды растительностью и усиками растений, спускавшихся из крон. Зелень стала такой густой, что мост снова стал походить на туннель через путаницу ветвей, лоз и кустов ежевики. Неизменной была только мутная вода по обеим сторонам моста. Под толщей воды слишком часто проплывали чьи-то тени.

Чем дальше вел в темный подлесок мост из ветвей, тем больше становилось свечей. Они просто стояли в выемках среди путаницы побегов.

Прерывистые перила сменились изогнутыми конструкциями по обеим сторонам моста, которые защищали тропу от посягательств непроходимого подлеска, — а может, от того, что поджидало в воде. Стены, густые внизу и почти прозрачные вверху, иногда смыкали над мостом изогнутые ветви, и от этого создавалось ощущение когтей, нависших над головой.

Свечи стояли так часто, что иногда Генрик словно шел между стенами огня. Наверное, мост не загорался только потому, что был слишком влажным и склизким. Почти все корни, ветки и лозы были покрыты скользким зеленым мхом и темной плесенью. От этого путь был ненадежным.

Переплетение ветвей под ногами становилось все плотнее, а стены все выше. Вскоре они окончательно сомкнулись над головой, и мальчик оказался внутри кокона, сотканного из древесины. Попадались только редкие крошечные прорехи, но было слишком темно, чтобы что-то через них разглядеть. Мерцающее пламя свечей освещало путь внутри кокона.

Генрик понял, что больше не слышит гончих, и остановился, прислушиваясь. Может, они побоялись пойти по травяной тропе и оставили погоню? Может, ему больше не нужно идти вперед? Может, гончие уйдут, и он сможет вернуться.

Несмотря на эти мысли, что-то внутри побуждало его идти в логово Лесной девы. Он сделал несколько шагов, а потом было сложно удержаться и не сделать еще пару шагов в освещенный свечами туннель.

Он сделал огромное усилие и заставил себя остановиться. Если он хочет сбежать, сейчас самое время. Он повернулся и посмотрел на путь, которым пришел. Он не слышал воя гончих.

Он сделал осторожный и нерешительный шаг к свободе.

Он не успел сделать еще один шаг. Сквозь стену из веток проплыло создание из дыма и преградило ему путь. Фамильяр.

Генрик застыл от ужаса, его сердце заколотилось.