Два билета в никогда Платова Виктория

– Если честно, к шаверме я не готова.

– «Макдоналдс»? – слабо улыбаюсь я.

– Как вариант. Закинемся всяким дерьмом и сразу станем счастливее.

Я и так счастлива.

Как не была никогда в жизни.

Наш верный Локо летит по трассе со скоростью света, а мы с Изабо похожи на космонавтов – полковник военно-космических сил в черном шлеме и майор – в красном. Полковник сосредоточенно смотрит на дорогу, а майору остается только крепко держаться за него. Даже крепче, чем это необходимо.

Так же майор время от времени кричит «эге-гей!» и просто «аааааа!» – и несмотря на то, что наушники лежат в кармане, – музыка все равно звучит. Она начинается где-то у руля Локо, огибает шлем Изабо, съезжает по прядям ее развевающихся волос, а потом забирается мне прямиком в ноздри, уши и глаза.

Я не знаю, что это за музыка, но лучшей еще никто не придумал.

За 7 часов до убийства

– …Ты считаешь, это нормально? – спросила Женька. – Всё, что происходит, – нормально?

Саша пожал плечами:

– Ты ожидала другого?

– Да.

– От моей сволочной мамахен?

– По-моему, «сволочная» – слишком мягкое определение. Я даже не знаю, как это назвать.

– Встреча родственников после десятилетней разлуки, м-м?

– Вот именно! Тем более, что ее не было.

– Она просто отложена, кьярида. На несколько часов. Учитывая предыдущие десять лет, несколько часов – несущественная задержка.

Окно с низким и широким подоконником (Женька, как приклеенная, сидела на этом подоконнике вот уже десять минут), двуспальная кровать, кресло в углу, шкаф, пара стульев и низкий столик, напоминающий журнальный, – вот и все убранство. Просто и функционально, вместо штор – ролеты, вместо картин в тяжелых рамах (достояние первого и второго этажей) – постер, купленный в «Икее»: дряхлый мост в ошметках тумана. Почти гостиница – для полноты картины не хватает телевизора и мини-бара. И телефона, чтобы позвонить на ресепшен и заказать ужин в номер.

Но он все-таки состоится – ужин. В двадцать три тридцать, в обеденном зале, так им было сказано по прибытии в «Приятное знакомство».

Просьба выглядеть соответственно.

Лисьего Хвоста и Мандарина это не касается.

Все то время, что они с Женькой и Хавьером находились здесь, Саша периодически вспоминал о чужих – человеке и коте. Больше, конечно, о дурацком парне, как его отрекомендовал хозяин. Нелепый голубоглазый кот наверняка скрасил бы их одиночество (а они одиноки в этом огромном доме, несмотря на то, что приехали втроем). Устранил неловкость, которая неизменно возникает, когда не знаешь, как себя вести. Момент встречи Саша проигрывал в своей голове годами – должна же она состояться когда-нибудь, она не может не состояться! А с тех пор, как пришло приглашение от матери, видения стали навязчивыми. Вот Саша подходит к ней, и… Вот она подходит к Саше – и…

Они обнимают друг друга. И стоят долго-долго, не разнимая рук.

– Ты вырос, мой мальчик. Ты изменился, – скажет Белла. – Я так скучала по тебе.

Все это неправда.

За десять лет он не вырос ни на сантиметр. И почти не изменился, разве что прибавил несколько килограммов – за счет мышечной массы (занятия в тренажерном зале даром не прошли).

«Я так скучала по тебе» – тоже неправда.

Не было никаких непреодолимых препятствий для их встречи. Напиши Белла пять лет назад или три – он точно так же собрался бы и приехал. Правда, без Хавьера, но обязательно с Женькой, отправляться в пасть к Белле без ангела-хранителя – занятие рискованное.

Она – не скучала. И вряд ли скучает сейчас. Иначе встретила бы Сашу сама, а не послала бы эту странную женщину, то ли экономку, то ли секретаря. Скорее всего – секретаря, экономки не выглядят так официально.

Вот и выходит, что вопрос «в чем тут подвох?» не лишен оснований.

Когда они добрались, наконец, до «Приятного знакомства» и в сопровождении Михалыча вошли в дом, то сразу наткнулись на нее. Она стояла посреди холла, скрестив руки на груди: величественная, почти монументальная. Короткая мужская стрижка, кардиган мышиного цвета, и такого же цвета узкая юбка; безыскусная блузка, застегнутая под горло, и туфли на низком каблуке. Все выглядело добротным и – скучным. Лицо женщины тоже можно было бы назвать скучным, если бы не одна забавная особенность: по отдельности его черты казались прекрасными, почти совершенными. Они могли принадлежать женщине-воительнице из скандинавских саг, никак не меньше. Лоб – просторнее некуда, брови – ровнее не бывает (то же можно сказать о носе с фигурно вырезанными ноздрями); глаза – глядеть не переглядеть. Но в цельную картину эти восхитительные детали не складывались, и непонятно было, с кем вести диалог – со лбом или ресницами. Или с каменным, выпяченным вперед подбородком, и вовсе существующим автономно: еще секунда, и он отколется от лица. Упадет на начищенный паркет и разобьется вдребезги.

Как потом собирать осколки?..

– Добрый вечер, – ровным голосом произнесла женщина.

– Добрый, – ответил за всех Саша.

– Вы Александр?

– Да.

– Меня зовут Карина Габитовна.

– Очень приятно.

Его дурацкая вежливость, она во всем виновата! Саше не была приятна эта женщина, а ситуация и вовсе удручала. Вместо родных, которых он не видел целое десятилетие, его приветствует совершенно посторонний человек. И этому человеку нет никакого дела до Саши и его спутников, единственное, что его волнует, – следы на паркете. Достаточно проследить за взглядом Карины Габитовны, чтобы понять это. Вынырнув из метели, они принесли в почти стерильный дом остатки быстро тающего снега. И теперь он собирается в лужицы под ногами.

– Вас должно быть трое. – Карина Габитовна нашла в себе силы оторваться от лицезрения луж и снова уставилась на Сашу.

– Так и есть.

– Но я вижу четверых.

Воительница произнесла это так, как будто в холле находились только они двое, а остальных можно было не брать в расчет. Саша мельком взглянул на Женьку: обычно вспыльчивая и бурно реагирующая на любое хамство (а иначе, как хамством, поведение Карины не назовешь) она хранила молчание. И выглядела совершенно безучастной.

Эухения из Сан-Себастьяна, ни слова не понимающая по-русски. Ну да.

Зато Лисий Хвост, которому вовсе не обязательно было валять ваньку с национальной принадлежностью, понял все. Он отступил на шаг и попытался прилепиться к Михалычу. Михалыч включился тут же:

– Так это… Габитовна… Четвертого мы подобрали. У него машина застряла. Так же, как у ребят. Не оставлять же его на дороге? Верно?

Неверно.

Именно это читалось в холодных и бестрепетных глазах Воительницы. Притащить в богатый дом человеческий обмылок сомнительной этимологии – вещь совершенно недопустимая. И она уж точно бы так не поступила, но… Что сделано, то сделано. Остается только купировать последствия. Чем Карина Габитовна спустя мгновение и занялась.

– Проводите… товарища в гостевой домик, Степан Михайлович.

Михалыч и Лисий Хвост синхронно кивнули головами. А Саша вдруг почувствовал беспокойство за судьбу Мандарина. Что это еще за таинственный гостевой домик? Величина поместья, которую ему удалось приблизительно оценить (даже несмотря на непогоду), в принципе предполагала наличие подобных сооружений. Вот только будет ли там удобно дурацкому парню, не замерзнет ли он? Это здесь, в большом доме, царит расслабляющее тепло, но можно ли поручиться за пристройку?

Сомнения Саши оказались не напрасными.

– Так это… Его же протопить надо, – пожевав губами, изрек Михалыч.

– Вот и займитесь этим. А товарищ вам поможет.

На «товарища» Карина Габитовна даже не взглянула и, повернув голову, снова сосредоточилась на Саше и прибывших с ним людях:

– Для вас приготовлены комнаты наверху, Александр. Я так понимаю, это и есть ваша невеста?

Рыбий взгляд скользнул по Женьке без всякого любопытства. Скорее всего, Габитовна подсчитывала в уме, во сколько обойдется «Приятному знакомству» лишний рот.

Лишние рты.

– Ола! – Женька без всякого стеснения рассмеялась и помахала Габитовне рукой. – Комо эстас?[11]

Никак не отреагировав на Женькины реплики и телодвижения, чертова кукла Карина процедила сквозь зубы:

– Вы не написали, что она испанка.

– Это что-то меняет?

– Ничего. Но в нашем доме приветствуется ясность.

«В нашем», вот как! Кем возомнила себя эта женщина и кем на самом деле является? Саша был оторван от семьи десять лет; не исключено, что ее состав изменился. Но не настолько же!..

– Давайте попытаемся… расставить точки над «и». Эухения, моя невеста. Наверное, всем будет проще звать ее Евгенией.

– Испанский вариант тоже не представляет никакой сложности, – отстраненно заметила Карина Габитовна.

– Хорошо. – Саша почувствовал, как в нем закипает ярость. – Эухения, моя невеста. И Хавьер. Наш друг.

До сих пор Хавьер Дельгадо никак не проявил себя. Всю дорогу он благополучно проспал и проснулся лишь тогда, когда они, ведомые Михалычем, въехали на территорию поместья. Хавьер не успел толком познакомиться с дурацким парнем и русской la ventisca[12], зато теперь ему предстояло увидеть все остальное.

Всех остальных.

Саша нисколько не сомневался, что все пройдет по накатанной схеме, а значит – как нельзя лучше. Хавьер Дельгадо очарует его семью, несмотря на языковый барьер. Конечно, он здесь – не потому, чтобы помочь Саше справиться с ситуацией. Вернее, не только поэтому…

– Ола, гвапа![13]

Безукоризненный красавчик Хавьер сделал шаг в сторону Карины Габитовны, целясь в нее своей фирменной улыбкой. Эта улыбка покоряла целые континенты, приручала волны и ветер, разбивала одни сердца и давала надежду другим, она никого не оставляла равнодушным. Но тут что-то не сработало – впервые на Сашиной памяти.

Карина лишь мельком взглянула на Хавьера Дельгадо и снова обратилась к Саше:

– Идемте, я провожу вас. Комнаты на третьем этаже.

– Я хотел бы увидеться с матерью.

– Вы увидитесь. В свое время, – отрезала чертова кукла.

Мьерда.

Именно это слово должна была произнести сейчас экспансивная Женька. Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Твоя мать – дерьмо, Алекс. И люди, которые ее окружают, слеплены из той же субстанции. И сама история… От нее ощутимо попахивает дерьмецом, и зачем только ты втянул меня во все это? А заодно и Хавьера. Понятно, что к нему-то как раз ничего и не прилипнет, он так и останется стоять среди потоков вонючей жижи – ослепительный и прекрасный, как всегда. Весь в белом – истинный яхтсмен, истинный конкистадор. И всё же, всё же…

Прости меня, Женька.

Но Женька молчала. Переводила взгляд с Саши на Карину Габитовну, улыбалась (как и положено жительнице Европы, ни бельмеса не понимающей в русской жизни) – и молчала.

– Хорошо, – сдался Саша. – Идемте.

Он поправил рюкзак на плече и подхватил Женькин чемодан. И даже, понукаемый холодным взглядом Габитовны, успел сделать пару шагов к лестнице, когда случилось непредвиденное. Живой маленький клубок проскользнул у него между ног, едва не запутавшись в них, – и стрелой промчался в сторону лестницы.

Дурацкий парень!

Каким-то образом Мандарин освободился от опеки Лисьего Хвоста и взлетел по ступенькам, чтобы через несколько секунд скрыться из вида где-то наверху.

– Ах ты чёрт! – с досадой воскликнул Лисий Хвост. – Мандарин! Вот паршивец!..

– Что это? – Левая бровь Карины дернулась и наползла на лоб. – Что это такое?

– Кот, – засмеялся Саша. – Наш маленький друг… кот.

– Ваш?

– Я понимаю… Кот тоже не оговаривался.

– Так это ваше… животное?

Саша едва удержался, чтобы не сказать «да» – не только в пику цепной собаке матери (и где только она рекрутирует такие малосимпатичные личности?). За то недолгое время, что они провели вместе, дурацкий парень покорил Сашино сердце.

– Моё, – громко сглотнув, подал голос Лисий Хвост. – Животное – моё.

– Животные в нашем доме не приветствуются.

Вот как. Животные не приветствуются, но приветствуется ясность. Не так уж сложно понять, что подразумевается под «ясностью» в квадратно-гнездовом сознании Карины Габитовны: ледяная пустыня всеобщего порядка. Ни пылинки, ни соринки, ни волоска – что уж говорить о кошачьей шерсти? И тем более о чувствах – живых и искренних. Эти – выметаются прежде всего. Недрогнувшей рукой, как дохлые насекомые, как трупики замерзших птиц. Проклятая сука! Котоненавистница!

– У кого-то аллергия? – поинтересовался Саша.

Котоненавистница снова уставилась на него рыбьим взглядом:

– Об этом нужно было побеспокоиться до того, как подбирать где-то неизвестного кота и приводить его в дом.

– Почему это он неизвестный? – Лисий Хвост, потеряв всякую осторожность, вступился за своего питомца. – У него и паспорт есть. И вообще… Это петерболд. Редкая порода.

Прекратив, наконец, цепляться за Сашу, рыбий взгляд Габитовны сфокусировался на приблудном «товарище».

– Мы проявили… э-мм-м… милосердие, позволив вам остаться здесь в непогоду. Но и оно имеет границы. Выходить за них не рекомендуется. Отправляйтесь в гостевой домик. Степан Михайлович вас проводит.

– А…

– А кот присоединится к вам. Сейчас или чуть попозже, когда мы его разыщем.

– Я бы сам хотел разыскать… Подобного с ним не случалось прежде. Он – большая умница… – всем телом задрожал Лисий Хвост. – Я поищу его… Если вы не возражаете.

– Это исключено, – отрезала Карина Габитовна.

– Дом вон какой большой. А кот маленький. Он может испугаться. Забиться куда-нибудь…

– Такое могло бы произойти с глупым котом. А ваш, как вы утверждаете, умница.

– Вот именно. К чужим людям он не пойдет.

Ситуация явно заходила в тупик, и Саша решил, что пора уже вмешаться и попытаться разрулить ее. В конце концов, это дом его матери. Его. Матери. Следовательно, Саша имеет здесь кое-какие права, как бы снулая рыба Габитовна ни настаивала на обратном.

Сделав рыбе знак рукой («помолчите, уважаемая»), он подошел к Лисьему Хвосту и тихо произнес:

– С Мандарином ничего не случится. Обещаю, Борис. Мы найдем его и сразу же дадим знать вам. Все будет хорошо.

Лисий Хвост тихонько засопел.

– Не о чем беспокоиться, – мягко продолжил Саша. – К вашему коту здесь отнесутся лучше, чем вы думаете. Никто не посмеет его обидеть. И вообще… Лично я больше люблю кошек, чем собак. Потому что кошки не работают в полиции…

Зачем он добавил последнюю фразу, Саша и сам не знал. Откуда она взялась – тоже. Наверное, вычитал ее в какой-то книжке – пусть и не такой блестящей, как книга Хавьера. Иначе Саша обязательно бы запомнил название. Но название на ум не приходило, а Лисий Хвост… Что-то неуловимо изменилось в его лице, стоило Саше упомянуть о полиции.

Не такой уж он простак, каким кажется.

Но развить эту мысль Саша не успел, отвлекшись на Карину Габитовну, которой во что бы то ни стало хотелось очистить плацдарм. Она уже шла по направлению к лестнице, и всем троим – Саше, Женьке и Хавьеру – ничего не оставалось, как последовать за ней.

Второй этаж оказался таким же пустынным, как и первый. От площадки между ними коридор уходил в обе стороны, зеркально повторяющие друг друга. Обшитые дубовыми панелями стены, картины в массивных рамах, ковры на полу. Все выглядело респектабельно и – безжизненно: ни единого звука, ни единого шороха. Саше на мгновение стало не по себе. Вся эта тишина никак не вязалась с матерью – такой, какой он помнил ее. Чрезвычайно деятельной, щедрой рукой разбрасывающей вокруг себя сгустки энергии. В ее присутствии, казалось, даже время течет быстрее, а воздух начинает вибрировать в нетерпении. И вот теперь – покрытая позолотой мертвечина.

Что изменилось?

Ничего. Во всяком случае, в полутьме коридора. Лишь где-то на его излете, в правом крыле, мелькнул чей-то невнятный силуэт. Мелькнул – и сразу же исчез – настолько быстро, что Саша даже не успел зафиксировать, кто именно это был. Мужчина, женщина или ребенок.

Ну да. Дети.

Его племянники. У него ведь есть племянник и племянница. Девочку зовут Аня, сейчас ей пятнадцать, может быть – шестнадцать, что-то около того. И мальчик, имя которого вылетело из головы. И немудрено, последний раз Саша виделся с семьей, когда мальчишка был совсем маленьким. И производил слишком много шума, в отличие от тихой Ани, его двоюродной сестры. С ним не было никакого сладу, точно. Во всяком случае, Лора с ним не справлялась…

Лора – мать мальчика, Сашина невестка. Единственная, кто проявил сочувствие. Если можно назвать сочувствием тайное пожатие руки. Едва слышный шепот: Мне жаль, что так получилось. Береги себя.

Уже осев в Испании, Саша пару раз порывался написать Лоре, но так и не написал. В конце концов, она жена Виктора. Прежде всего – жена Виктора. Она думает так же, как он. Делает только то, что он скажет. Поступает так, как ему выгодно. Как удобно. Десять лет назад Виктор посчитал удобным принять сторону матери. И Толя посчитал ровно так же. Следом за ней они вычеркнули Сашу из своей жизни. И ни разу о нем не вспомнили. Может быть, и вспоминали, но материальных свидетельств этому нет. За десять лет – ни одного письма, ни одного телефонного звонка, ни одной открытки на день рождения, пусть и электронной, от жизнерадостной интернет-команды Mail.ru. Или от других команд. Свой старый, заведенный еще в подростковом возрасте почтовый ящик Саша не грохнул именно по этой причине: вдруг кому-то придет в голову поинтересоваться, как поживает отщепенец? Кукушонок, выброшенный из гнезда.

На судьбу кукушонка всем оказалось наплевать. Но спасибо и на этом, хорошо, что не распяли. Зато теперь, когда он им зачем-то понадобился, отыскать Сашу не составило труда. Один клик «отправить» – и письмо (пусть и запоздавшее на десятилетие) соскользнуло в ящик. И все изменилось, в чем тут подвох? Кажется, именно об этом спросила Женька. А Женька славится тем, что простодушно озвучивает все тайные Сашины страхи. Вытаскивает на поверхность то, о чем бы он хотел умолчать, забыть навсегда.

В чем тут подвох?

Саша не знает этого, но скоро узнает.

Впрочем, ответ на один вопрос он уже получил: письмо. Никто из родных не писал его, слишком оно официальное. Застегнутое на все пуговицы. Его накарябала котоненавистница и снулая рыба Карина Габитовна (теперь это не подлежит сомнению). С ней же Саша договаривался относительно приезда – на это ушло еще два коротких письма. В первом обсуждались сроки, во втором – состав испанского десанта. Если бы Саша знал, что за бесстрастными электронными строчками стоит вовсе не мать, а совершенно посторонний человек, он бы повел себя по-другому. Не стал бы срывать с работы Женьку и уговаривать Хавьера отправиться в небольшой, но крайне познавательный трип в Русья. Он обошелся бы собственными силами. До сих пор ему хватало этих сил – чтобы выжить в чужой стране, выкарабкаться и остаться на плаву. И даже залечить рану, полученную когда-то.

Она больше не кровоточила, но неизвестно, что случится, когда Саша наконец увидит родных. Хватит ли у него выдержки? У матери и братьев ее оказалось с лихвой. Кукушонок вернулся, но никто не торопится выйти к нему навстречу. Послали вместо себя какую-то тетку – разве это не унизительно?

Нет.

После того, что они сотворили с Сашей, ничто его больше не унизит.

– …Сверим часы, – протрубила Габитовна, хотя никаких часов на ее запястье не просматривалось. – Сейчас половина седьмого.

Стоило ей произнести это, как в глубине дома раздался глухое «боо-ом!». Женька вздрогнула, а Хавьер завертел головой в поисках источника звука.

– Ровно в двадцать три тридцать жду вас в западной гостиной. Она находится в конце правого крыла, на втором этаже.

– А что нам делать до этого?

– Что хотите, – пожала плечами котоненавистница. – Я рекомендовала бы вам отдохнуть с дороги. Все-таки перелет. И разница во времени.

– Перелет не континентальный. И разница во времени не катастрофическая.

– Перекусить с дороги можно на кухне. Она на первом этаже, вы легко ее найдете. Эльви предупреждена. Эльви – наша кухарка.

– Мы воспользуемся вашим предложением.

И как-нибудь обойдемся без твоих рекомендаций, – хотел добавить Саша. Но вместо этого сказал совсем другое:

– Мои братья… Они здесь?

– Да.

– Они знают, что я приехал?

– Они извещены.

«Извещены»! Что, черт возьми, здесь происходит?

– Мы можем осмотреть дом?

– Безусловно. – Голос Карины Габитовны не изменился ни на йоту, он по-прежнему был сухим и бесстрастным. – Дом в вашем распоряжении. Вот только…

– Что?

Неужели в чопорном замке королевы-матери имеются потайные комнаты? Что-то вроде владений Синей Бороды?

– Через час мы выпускаем собак. Это обычная практика, ежедневная.

– Собак? – Саша моментально вспомнил о потеряшке-Мандарине, и сердце его ёкнуло.

– Собаки охраняют внешний периметр дома и прилегающую территорию. Если вы вдруг захотите выйти наружу…

– Это вряд ли.

– Хорошо. Но я должна была предупредить вас. Псы серьезные, и чужому человеку лучше не встречаться с ними. Чтобы не подвергать себя опасности.

– Доберманы? – рассеянно спросил Саша, думая о том, что главное слово произнесено.

Чужой.

Он здесь – чужой. В этом доме, о существовании которого даже не подозревал. В этой русской жизни, от которой давно отвык. Хавьеру и Женьке легче, они и прибыли сюда в статусе чужаков, но что делать Саше?

Переждать. Хотя бы непогоду.

– …Кавказцы, – уточнила Карина Габитовна.

– Действительно, серьезные псы. Я вас понял.

– Вот и отлично. Надеюсь, недоразумений не возникнет.

– Нет. Тем более, что все возможные недоразумения уже произошли.

– Что вы имеете в виду, Александр?

Его визит сюда – вот главное недоразумение. Но распространяться на эту тему перед котоненавистницей не хотелось, и Саша только пожал плечами. —

Проехали.

– Значит, в двадцать три тридцать, в Западной гостиной. Семейный ужин…

– В честь нашего приезда?

– Не только…

– Что, и Новый год отпразднуем?

– Похоже на то. – Карина Габитовна неожиданно улыбнулась, показав острые и крепкие желтоватые зубы. – Согласно календарю, он наступит через пять с половиной часов. Так что отвертеться не получится.

– Форма одежды?

– На ваше усмотрение. Но лучше выглядеть соответственно.

– Чему?

– Времени и месту.

– Вообще-то, карнавальные костюмы мы не захватили…

– Будет весело и без всякого карнавала, – хмуро пошутила Карина Габитовна, и Саша снова подумал о том, что все здесь – не те, кем кажутся. Сначала – Лисий Хвост, теперь – Карина. Но если нового знакомца со странной фамилией Вересень можно было с легкостью сбросить со счетов, то котоненавистница – совсем другое дело. Какое место она занимает в иерархии «Приятного знакомства»? Как давно находится рядом с матерью? Вынуждена ли слепо исполнять ее волю или обладает относительной свободой, которая легко может превратиться в абсолютную?

О, Саше известны такие случаи!

Судя по тому, с какой готовностью и даже раболепием подчинялся котоненавистнице Степаныч, Карина здесь – не последний человек. Возможно, именно она и управляет домом, вертит им как хочет, но… Это никак не вписывается во вселенную Беллы Романовны, Сашиной матери. Белла и только она руководит процессом. Без нее и солнце не взойдет, и чашка не разобьется – на все нужно высочайшее повеление.

Типичный контрол фрик или, как говорят испанцы, obseso del control – маньяк контроля. Это, конечно, не психическое заболевание, но явное отклонение от общепринятой нормы. И оно способно здорово испортить жизнь окружающим. И если бы только это!..

Саша вздохнул, решив про себя не слишком перечить подельнице матери: немного осторожности не помешает.

Другое дело – Женька.

Она моментально завелась, стоило им остаться одним – в комнате, похожей на номер в отеле.

– Я тебя не узнаю, Алекс, – сказала она, как только дверь за ними захлопнулась. – Какая-то пришлая баба делает из тебя дурачка, а ты молчишь.

– Ты могла бы вступиться за меня, кьярида. Что помешало?

– Незнание русского языка. – Женька желчно рассмеялась. – Я ведь испанка. Эухения из Сан-Себастьяна. Разве ты забыл?

– Ты сама выбрала эту неблагодарную роль.

– Твоя – еще хуже.

– Не начинай, пожалуйста, – взмолился Саша.

– Хорошо еще, что Хавьер действительно не знает русского. Иначе…

– Что – иначе?

– Он бы здесь не остался. Слишком гордый.

– Хочешь развить эту тему?

– Нет, – тут же сникла Женька. – Нет.

– Я пойду пройдусь.

– Составить тебе компанию?

– Я справлюсь сам, кьярида…

…Первым, с кем Саша столкнулся, спустившись на второй этаж, был мальчишка лет двенадцати. Он сидел на верхней ступеньке лестничного пролета и, казалось, кого-то поджидал. Появление Саши не удивило и не испугало его, мальчишка никак не отреагировал на его появление.

– Привет – Саша решил заговорить первым.

– Угу, – ответил мальчишка.

– Ты не видел здесь кота?

– Какого еще кота?

«Обыкновенного», – хотел было сказать Саша, но тут же сообразил, что такое определение никак не подходит дурацкому парню.

– Большие уши. Большие глаза. Тонкий хвост. И лапы… У него очень длинные лапы. И короткая шерсть.