Рассказы Вельзевула своему внуку Гюрджиев Георгий

Вначале я все свое время, свободное от наблюдений и исследований, касавшихся поставленной мною себе на этот раз основной цели, посвящал на изучение тамошних «разговорных-языков», с целью иметь больше возможностей лучше устанавливать всюду соответствующие сношения с существами всяких «типностей», принадлежавших ко всяким тамошним «народностям».

Ты, мой мальчик, пожалуй, еще и не знаешь о той, тоже только на этой злосчастной планете существующей «чрезвычайной-несуразности», которая заключается в том, что там для взаимных между собой «разговорных-сношений», опять-таки благодаря, конечно, ненормальным внешним условиям их обычного существования, имеется столько же разнообразных, друг с другом ничего общего не имеющих «разговорных-языков» или «наречий», на сколько отдельных самостоятельных группировок они постепенно распались, тогда как на всех прочих планетах нашей Великой Вселенной, на которых водятся трехмозгные существа, имеется повсюду одно, общее для всех, так называемое «звукопроявительное-взаимосношение».

Да… и такое «многоязычие» тоже является одной из характерных и исключительных особенностей этих понравившихся тебе странных трехмозгных существ.

Эти странные существа для каждого клочка твердыни или даже для случайно отделившейся на таком клочке незначительной самостоятельной группировки всюду образовывали и поныне продолжают образовывать для разговорных сношений совершенно обособленную «разговорную-речь».

Благодаря этому там, на планете Земля, в настоящее время получилось так, что если кто-нибудь из обитателей одной какой-либо местности этой планеты случайно попадет в другое место той же своей планеты, то он уже не имеет никакой возможности сноситься с тамошними, себе подобными существами, если он не изучит их «разговорного-языка».

Даже мне, знавшему тогда в совершенстве восемнадцать разных их «разговорных-языков», приходилось во время моих путешествий попадать иной раз в такие условия, что я не имел никакой возможности достать даже корма для своей лошади, несмотря на то, что карманы мои были полны их так называемыми «деньгами», за которые там вообще с величайшей радостью дают все что угодно.

Там случается, что, если кому-нибудь из этих несчастных существ, существующему в том или ином городе и знающему все употребляемые в этом городе «разговорные-языки», почему-либо понадобилось попасть в другое место, находящееся на расстоянии другой раз всего только каких-нибудь ста их так называемых «километров» – каковое расстояние приблизительно соответствует одному нашему «Клинтрана», – то такое злополучное трехмозгное существо, очутившись даже на таком незначительном расстоянии от места своего, уже кое-как установившегося, существования, из-за указанной тамошней ненормальности – а также, конечно, и из-за того, что в общем наличии этих несчастных существ уже давно вообще атрофированы данные для инстинктивных восприятий, – делается совершенно беспомощным и не в состоянии ни сказать о том, что ему очень нужно, ни понять ничего решительно из того, что ему говорят.

Эти их многочисленные «разговорные-языки» не только ничего общего между собой не имеют, но подчас какой-нибудь из них складывается даже так, что совершенно не отвечает возможностям тех органов общего наличия существа, которые природой специально приспособлены для этой цели и которые называются «голосовые-связки», и даже я, имеющий для этого гораздо большую возможность, иное слово прямо-таки не был в состоянии выговорить.

Впрочем, эту свою «несуразность» существа планеты Земля и сами наконец сообразили, и недавно, еще при мне, многие «представители» их разных «солидных» общественностей собрались в один пункт, чтобы совместно найти способ выйти из такого затруднения.

Основной целью этих собравшихся вместе «представителей» современных «важных» общественностей было – выбрать один из существующих уже там «разговорных-языков» и сделать его общим для всей планеты.

Из этого их действительно благоразумного намерения, однако, тоже ничего по обыкновению не вышло и, конечно, все из-за того же их обычного, как они выражаются, «разногласия», благодаря которому у них там всегда проваливаются все их самые благие начинания.

По моему мнению, для тебя будет полезным, если я расскажу подробнее, почему именно в данном случае произошло у них это самое «разногласие», так как это будет служить очень характерным примером для всех вообще возникающих среди них «разногласий».

Сказанные «представители» современных «солидных» общественностей при выборе одного общепланетного «разговорного-языка» с самого начала остановились почему-то на трех следующих, ныне существующих языках: на так называемом «древнегреческом», «древнелатинском» и… на вновь выдуманном современными существами «разговорном-языке», называемом «эсперанто».

Первый из сказанных трех разговорных языков был тот, который выработался и стал служить для разговорного общения существ той тамошней древней общественности, которая, как я тебе уже говорил, возникла от небольшой группы азиатских рыбаков и сделалась впоследствии солидной общественностью и существа которой в течение долгого периода являлись там специалистами «выдумывать-науки».

От существ этой общественности, т. е. от этих самых древних греков, к современным существам дошло не только много разных «наук», но дошел также и их разговорный язык.

Второй же язык, который они хотели сделать общепланетным разговорным языком, а именно «древнелатинский», был тот, на котором разговаривали существа древней солидной общественности, образовавшейся, как я тоже тебе уже говорил, из небольшой группы азиатских пастухов, тех именно пастухов, потомки которых позже сделались причиной того, что в наличии всех тамошних существ последующих поколений начала постепенно оформливаться и, в конце концов, у современных уже окончательно зафиксировалась и сделалась обязательно им присущей та извращенная функция, благодаря которой всякие возникающие в них импульсы, в смысле стремления к эволюции, в самом корне уже автоматически парализовываются и которую они сами называют «сексуализм».

И вот, когда эти представители разных современных «сильных» общественностей собрались, чтобы совместно выбрать один какой-либо из упомянутых трех разговорных языков, они не могли остановить свой выбор ни на одном из приведенных двух языков по следующим соображениям.

Латинский разговорный язык большинство из них нашли бедным в смысле количества слов.

И действительно, мой мальчик, пастухи со своими ограниченными потребностями не могли создать многословного «разговорного-языка», и хотя он впоследствии и стал языком большой общественности, но, кроме специальных слов, требуемых в оргиях, они в него не внесли ничего такого, чтобы он мог годиться для современных существ твоей планеты.

Что же касается греческого языка, то хотя он по богатству слов и мог бы действительно служить универсальным языком для всей их планеты, потому что бывшим рыбакам, когда они начали выдумывать всевозможные фантастические науки, приходилось придумывать также и очень много соответствующих слов, которые так и остались в этом языке, однако некоторые из представителей современных «сильных» общественностей не могли остановить своего выбора на нем ввиду одной своеобразной особенности, вытекшей из той же странной их психики.

Дело в том, что все собравшиеся для выбора общепланетного языка существа были представителями общественностей, которые в период их современной цивилизации сделались «сильными» или, как еще они говорят, «великими».

На этом же древнегреческом разговорном языке в настоящее время продолжают говорить существа современной маленькой общественности, называющейся «Греция», которые хотя и являются потомками бывших «великих-греков», но не имеют ныне столько так называемых «пушек» и «пароходов», сколькими в данное время располагает каждая из тех «важных» общественностей, представители которых собрались вместе, чтобы с общего согласия выбрать для всей планеты один общий разговорный язык.

И потому, по всей вероятности, те из представителей, которые забраковали этот разговорный язык, рассуждали приблизительно в таком роде:

– Как, дескать, можно всем говорить на том разговорном языке, на котором теперь говорят существа такой ничтожной общественности, которая даже не имеет столько пушек, чтобы их представители могли чувствовать себя равноправными участниками на наших «международных-файф-о-клоках».

И действительно, эти современные тамошние существа, которые делаются представителями «важных» общественностей, конечно, ничего не знают об истинных причинах, почему именно на их планете подобные им существа, обитающие на той или другой части поверхности их планеты или составляющие ту или иную общественность, становятся иногда на время «важными» или «великими».

Они даже приблизительно не подозревают того, что это происходит не вследствие каких-либо особенных качеств самих существ данных общественностей, а зависит исключительно только от того, какой именно части поверхности их планеты, в соответствии с гармоническим движением всей их солнечной системы, в целях превеличайшего всевселенского Трогоавтоэгократического процесса, в данный период требуется больше тех колебаний, которые возникают от их излучаемости или от происходящего с ними процесса священного «Раскуарно».

А что касается третьего разговорного языка, который эти собравшиеся представители тоже хотели было сделать общепланетным, а именно того, который они назвали «эсперанто», то в отношении его у них не возникло даже того обычного спора, который они характеризуют словами «с-пеной-у-рта», и даже сами они, при всей куцости своего разума, сразу сообразили, что этот разговорный язык уже никоим образом не может быть пригоден для их целей.

Выдумщики этого нового «языка» очевидно воображали, что разговорный язык то же самое, что их современные «науки», которые можно сочинять, сидя у себя в кабинете, и им, конечно, и в голову не приходило, что всякий маломальски «дельный» разговорный язык может образоваться только на протяжении многих веков, и то лишь в процессе более или менее нормального существенского существования.

Эта тамошняя новая выдумка – именно «разговорный-язык», «эсперанто» – может годиться разве только для «кур» нашего многоуважаемого Молла Наср-Эддина, чтобы сочинять на нем свои смехотворные анекдоты.

Короче говоря, и это их благое начинание по части установления одного общепланетного языка ничего не изменило в их «чрезвычайной-несуразности», и там и поныне все остается по-прежнему, т. е. эта сравнительно небольшая планета с небольшими «полумертвыми-твердынями» продолжает оставаться, по выражению того же нашего дорогого учителя Молла Наср-Эддина, «тысячеязычной-гидрой».

Итак, мой мальчик… Когда я приступил к исследованиям, касавшимся поставленной мною себе на этот раз основной цели – непременно осознать все причины, породившие такую своеобразную психику в наличии трехмозгных существ понравившейся тебе планеты, и когда мне для этого вскоре понадобилось выяснить некоторые, так сказать, «скрытые» в их общем наличии детали их психики, то в этом отношении уже с самого начала моего последнего личного пребывания среди них, неожиданно, возникло во мне очень серьезное затруднение, состоявшее в том, что выяснение таких скрытых в них свойств, а именно свойств, находящихся в их подсознании, оказалось возможным исключительно только при намеренной помощи со стороны их самих, т. е. при помощи того их сознания, которое с течением времени им сделалось свойственным иметь во время их бодрственного состояния. Кроме того, выяснилось еще, что необходимо было, чтобы сказанная намеренная помощь исходила от тамошних трехмозгных существ всех типностей, какими они вообще за последнее время стали свершительно оформливаться.

А между тем к этому времени, как оказалось, в них были уже почти атрофированы всякие данные для возникновения в их наличии существенского импульса, именующегося «искренность», и притом атрофированы настолько, что они, даже при желании, не имели уже возможности быть искренними не только с другими, себе подобными существами, но даже сами с собою, т. е. не могли уже беспристрастно критиковать и осуждать одной своей одухотворенной частью другую.

Надо, кстати, сказать, что мои последние специальные изыскания показали мне, что причинами атрофирования этих, долженствующих иметься и в них, данных для возможности быть искренними с самими собою послужили одни основания, а для атрофирования возможности быть искренними с другими – другие.

Основания для атрофирования первых вытекли из факта нарушения согласованности их общей психики.

Дело в том, что тогда, в начале этого моего шестого существования среди них, с одной стороны – в их общем наличии все еще продолжали окристаллизовываться данные для того, чтобы в них, как вообще во всех трехмозгных существах, возникал существенский импульс, именующийся «Самоугрызение», который они сами называют «Угрызение-совести», а с другой стороны – всякие их внутренние и внешние проявления в обычном процессе их существенского существования начали становиться все менее и менее подобающими для трехмозгных существ.

Вследствие этого в их наличии все чаще и чаще возникали причины для проявления сказанного существенского импульса – «Угрызение-совести». А так как порождающиеся при этом ощущения, подобные тем, которые возникают от существенских Парткдолгдюти, неминуемо ведут к подавлению и порабощению присущего общему наличию трехмозгных существ «отрицательного-начала», именуемого «Самопокой», то в них во время всяких внутренних и внешних проявлений их общего наличия, вытекающих из естественных побуждений той или другой отдельно-самостоятельной, свойственной иметься у трехцентровых существ, одухотворенной локализации, всякий раз, при возникновении при этом неприятного для них ощущения «Самоугрызения», сначала намеренно со стороны их соображающей части, а потом уже по создавшейся привычке, стала подавляться и постепенно прекращаться «самокритика».

И вот из-за такой возникшей и все увеличивавшейся в их организации «немочи», повлекшей за собой, вследствие частой ее повторяемости, общую дисгармонию всей функционизации их психики, из их общего наличия постепенно почти исчезли и такие, непременно присущие всяким трехмозгным существам нашей Великой Вселенной, данные для проявления искренности даже с самим собою.

Основаниями же для исчезновения из их общего наличия данных «мочь-быть» искренними с другими себе подобными существами послужила как раз та, издавна установившаяся там ненормальная форма их взаимоотношений, которая, как я тебе уже говорил, базировалась на подразделении друг друга на разные так называемые «касты» или «сословия».

Когда у них началось и вскоре стало неизбежным обыкновением причислять друг друга к разным этим злостным кастам, то с тех пор в общем наличии каждого из них постепенно и стали окристаллизовываться два особых, совершенно противоположных так называемых «органических свойства», проявления которых мало-помалу перестали зависеть как от их обычного сознания, так и от их «подсознания».

Эти два свойства заключаются в том, что они стали всегда держаться в отношении друг друга или, так сказать, «высокомерно», или «приниженно».

Во время выявления обоих этих свойств в них парализовываются всякие так называемые «равностепенные отношения» с кем бы то ни было, благодаря чему у них не только внутренние искренние, но даже и внешние обыкновенные обывательские отношения установились такими, что, особенно за последнее время, стало уже совсем обычным, что если кто-либо принадлежит к касте, считающейся выше касты другого, то в нем во всем и всегда в отношении этого другого возникают импульсы, называемые там: «высокомерие», «презрение», «покровительство», «снисхождение» и т. д.

А если кто-либо считает касту, к которой он принадлежит, ниже касты другого, то в нем будут непременно возникать импульсы, называемые ими: «самоунижение», «ложное-смирение», «подхалимство», «подлизывание», «подобострастие», и другие подобные специфические импульсы, совокупность которых постоянно вытравляет из их наличия долженствующую иметься и в них так называемую «Осознаваемость-собственной-индивидуальности».

Упомянутое свойство, ставшее уже присущим их общему наличию, постепенно и привело к тому, что они отвыкли и автоматически перестали мочь быть искренними с другими, им подобными существами, даже принадлежащими и к их собственной касте.

По этой причине, мой мальчик, существуя среди этих твоих любимцев, я и решил на этот раз из существующих там профессий избрать такую, которая у них иногда дает возможность автоматически установить такие отношения, при которых они могут быть до известной степени искренними, – чтобы таким образом открывалась бы мне возможность делать необходимые расспросы и через это получать материал для моих выяснений.

Поэтому я тогда именно и сделался таким тамошним профессионалом, каких в настоящее время там именуют «врачами».

Эта тамошняя профессия отвечает примерно той, какую имеют наши так называемые «цирликнеры».

Кроме сказанной профессии там имеется, между прочим, еще и другая, с представителями которой прочие твои любимцы, пожалуй, больше еще чем с врачами, делаются автоматически искренними, и особенно в тех своих, как они выражаются, «внутренних-переживаниях», которые как раз и были мне более всего нужны для моих выяснений.

Однако эту профессию, посвящающих себя которой чаще всего называют «духовниками», хотя она и могла бы дать для моих исследований еще больший материал, я не захотел выбрать для себя уже по одному тому, что она постоянно вынуждает внешне играть роль и никогда не позволяет считаться со своими внутренними действительными побуждениями.

Прежде чем рассказывать дальше, надо немного разъяснить тебе еще и то, что из себя представляют тамошние современные «врачи», которые должны были бы соответствовать нашим «цирликнерам».

Ты, вероятно, уже хорошо знаешь, что «цирликнеры» у нас, на планете Каратаз, как и вообще существа подобные им на других планетах нашей Великой Вселенной, на которых водятся уже оформившиеся трехмозгные существа и из числа которых некоторые, именующиеся различно на разных планетах, берут на себя сущностные обязанности «цирликнера» в отношении окружающих их себе подобных существ, являются такими ответственными индивидуумами, которые все свое существование добровольно посвящают на то, чтобы помогать всякому существу своего района в выполнении его существенских обязанностей, если это существо по каким-либо причинам или просто благодаря временно неправильным функционизациям своего планетного тела, перестает быть способным само выполнять свой внутренний или внешний существенский долг.

Справедливость требует отметить, что в прежние времена и на твоей планете такие профессионалы, именующиеся там ныне «врачами», были почти такими же и делали почти то же самое, что у нас делают наши «цирликнеры»; но с течением времени, тамошние ответственные существа, посвятившие себя такой профессии, а именно – выполнению такого высокого, добровольно взятого на себя существенского долга, постепенно, как и все на этой странной планете, переродились и сделались тоже совершенно своеобразными.

И в настоящее время там, когда у кого-нибудь из современных твоих любимцев расстраивается в том или другом отношении функционизация его планетного тела и когда такое существо перестает мочь выполнять свои существенские обязанности, они тоже призывают на помощь этих своих современных «врачей», и эти врачи тоже, слов нет, приходят; но как они помогают и как они проявляют своей внутренней сущностью взятые на себя обязанности – вот в этом, как говорит наш досточтимый Молла Наср-Эддин, и «зарыт-дохлый-верблюд-купца-Вермасан-Зерунан-Аларам».

Первым долгом тебе надо знать, что в настоящее время там такими профессионалами в большинстве случаев делаются такие современные трехмозгные существа, которым, в период их подготовки к тому, чтобы быть ответственными существами, удается, как там говорится, «вызубривать» много разных сведений относительно тех способов избавления от всевозможных их так называемых «болезней», которые во все прошедшие времена на их планете применяли или советовали тамошним трехмозгным существам для этой цели выжившие из ума старухи.

В число таких способов избавления от сказанных болезней входят, главным образом, разные средства, существующие там под наименованием «лекарства».

И вот, когда такие молодые существа становятся такими ответственными профессионалами и когда другие нуждающиеся в их помощи обращаются к ним, они и советуют им такие зазубренные ими сведения и лекарственные средства.

Для развития твоего разума будет, кстати, очень полезно, если в твоем общем наличии прибавится «логикнестерное-наращение» также и от сведения относительно одного, очень оригинального свойства, которое приобретается в психике таких современных профессионалов планеты Земля.

Это оригинальное психическое свойство приобретается такими земными профессионалами сразу после того, как они получают звание «официального врача» и выявляется как раз во время их желания помочь нуждающимся в их помощи существам.

Благодаря такой узаконенной природой по принуждению их присущности, в их общем наличии интенсивность желания помочь, и самая качественность помощи своему ближнему всегда зависит исключительно от того «запаха», какой имеется в том доме, куда они призываются.

А именно, если в том доме, куда такой современный профессионал призывается на помощь, пахнет так называемыми «английскими фунтами», то в нем благодаря этому запаху не только внутреннее его «существенское-желание» помочь страждущему увеличивается до, как говорится, «нек-плюс-ультра», но даже внешние проявления его планетного тела сразу принимают форму так называемого «дзеддзацшун», или, как иначе там говорится, «побитая собака».

У большинства современных врачей от такого запаха даже появляются на лице так называемые «облизывающиеся-черты», и их «куцый-хвост» совсем прижимается, почти прилипает к телу.

Если же в том доме, куда такой земной «цирликнер» призывается на помощь к нуждающемуся существу, пахнет так называемыми «аннулированными-германскими-марками», то его внутреннее существенское желание помочь нуждающемуся тоже увеличивается, но только в том отношении, чтобы как можно скорее написать так называемый «рецепт», придуманный германцами и скорее выйти из этого дома.

Между прочим, следует тебе еще сказать что, когда в этом втором случае современные земные существа, имеющие профессию врача, выходят из дома нуждавшегося в их помощи и идут по улице, то вся их внешность, даже мускулы лица, выражает всегда нечто вроде следующего: «Эх вы, разные недоразумения! Берегитесь, а то раздавлю как тараканов. Разве вы не видите, что идет не кто-нибудь, а настоящий представитель науки, воспринявший в себя полностью познания, даваемые высшим современным очагом образования».

Теперь уместно будет, кстати, сказать тебе несколько слов относительно этих самых упомянутых мною «лекарственных» средств, какие существуют там во множестве под всевозможными названиями и которые, согласно советам этих современных врачей, прочие обыкновенные существа вводят в себя как якобы помогающие от разных их болезней.

Тебя надо непременно осведомить и про это – почем знать?.. вдруг когда-нибудь и тебе придется существовать на этой оригинальной планете среди этих чудаков, а ты и не будешь знать, как обращаться с этими их многочисленными лекарственными средствами и какое каждому из них придавать значение.

Для этого тебе первым долгом надо знать и помнить о том, что тамошние молодые трехмозгные существа, особенно самого последнего времени, которые готовятся к тому, чтобы в возрасте ответственного существования иметь профессию врача, только и делают, что зазубривают как можно больше названий из числа многих тысяч этих самых, ныне известных там, лекарственных средств.

После уже, когда они делаются ответственными существами с такой профессией и получают официальное звание «врача» и когда их зовут, чтобы оказывать помощь существам, нуждающимся в таковой, то вся их помощь заключается в том, что они производят существенское усилие той или другой интенсивности, чтобы вспомнить названия некоторых таких лекарственных средств и потом написать их на клочке бумаги, именуемом ими «рецептом», чтобы указать ту смесь, которая должна быть введена в планетное тело так называемого ими «больного».

Интенсивность же их усилия зависит, во-первых, от «общественного положения» лица, нуждающегося в их помощи, а во-вторых, от количества обращенных на них взоров существ окружающих данное больное существо.

Дальше уже этот самый написанный ими рецепт близкие существа нуждающегося в помощи современного тамошнего «цирликнера» относят в одну из их так называемых современных «аптек», в которых их «аптекарь» и приготовляет потребную «смесь».

А как в этих «аптеках» вообще приготовляют подобные «смеси» и из чего именно их приготовляют, это ты очень хорошо уразумеешь, если я тебе перескажу только одно из многочисленных узнанных мною относительно этого сведений, о которых мне рассказывало одно тамошнее существо, имевшее как раз профессию аптекаря.

Данный мой рассказ будет относиться к тому периоду, когда я стал уже часто бывать в той большой общественности, которая называлась «Россия».

В одной из двух столиц этой самой большой общественности, а именно в той, которая называлась «Москва», у меня случайно установились дружеские отношения с одним таким профессионалом, т. е. с аптекарем.

Этот аптекарь был, по тамошним понятиям, уже старым существом и характер имел очень добрый и даже, так сказать, обязательный.

Он принадлежал, как там называют, к «иудейскому вероисповеданию».

Надо тебе, кстати, сказать, что там на всех материках и в настоящее время аптекарями делаются почему-то преимущественно существа, принадлежащие как раз к этому «иудейскому вероисповеданию».

Итак… Когда я бывал в той второй столице России, где существовал этот мой знакомый аптекарь, я всегда заходил к нему и в задней комнате его аптеки, которая всюду у них почему-то называется «лабораторией», беседовал с ним о всякой всячине.

Как-то раз, когда я по обыкновению вошел к нему в эту самую «лабораторию» и увидел, что он толчет что-то в ступке, я, как обычно делают в таких случаях, спросил его, что он делает.

На это он ответил мне так: «Я толку жженый сахар для этого рецепта».

При этом он протянул мне бумажку, на которой был написан обычный рецепт одного, очень распространенного там, лекарственного средства, под названием «Доверов-порошок».

Этот порошок называется там «Доверов» потому, что он был выдуман каким-то англичанином, имя которого было «Довер»; употребляют же его там главным образом против кашля.

Прочитав данный мне рецепт и увидев, что в него совершенно не входит сахар, и тем более – жженый, я удивленно выразил ему по этому поводу свое недоумение.

Он же на это с добродушной улыбкой ответил мне:

«Конечно, в этот порошок никакого сахара не входит, но зато в него входит известный процент „опия“».

И дальше он стал объяснять мне следующее:

«Этот „Доверов-порошок“ почему-то у нас в России является очень излюбленным лекарством, и его употребляют почти все народности нашего громадного государства.

Порошка этого по всей стране ежедневно расходуется много сотен тысяч, а опий, который должен входить в этот порошок, как вы знаете, вещь не из дешевых, и если в порошок класть настоящий опий, то один этот опий обойдется нам аптекарям в шесть или восемь копеек с порошка; мы же должны продавать этот порошок по три или по пяти копеек. Да кроме того, если даже собрать весь опий со всего земного шара, то его все равно не хватило бы на одну нашу Россию.

И потому мы, аптекари, взамен рецепта доктора Довера выдумали другой рецепт, состоящий из таких веществ, которые легко можно достать и которые доступны и выгодны для всех.

А именно, мы делаем этот порошок из соды, жженого сахара и небольшого количества хины. Все это – вещества дешевые.

Вот только хина стоит, правда, немного дорого, но много ли в сущности и надо? Почти на сто процентов общего количества состава этих порошков пойдет приблизительно всего лишь 2 % хины».

Тут я не удержался и, прервав его, сказал:

«Как же это возможно? Неужели никто не узнает, что вместо Доверова-порошка вы даете ему какую-то „солянку“»…

«Конечно, нет, – смеясь, ответил мой добрый знакомый. – Такие вещи можно распознавать только по виду и по вкусу; а этот „Доверов-порошок“, который мы делаем, как его ни верти и под какими лупами его ни разглядывай, получается по цвету точно такой, какой он должен был бы быть по настоящему рецепту этого доктора Довера. А по вкусу, благодаря, главным образом, той пропорции хины, которую мы кладем, его совершенно нельзя отличить от настоящего порошка с настоящим опием».

«А анализ?» – спросил я его.

«Что анализ! – ответил он мне, хотя насмешливо, но тоже с очень доброй улыбкой. – Настоящий анализ одного порошка обойдется во столько, что за эти деньги можно было бы не только купить пуды этого порошка, но, пожалуй, даже открыть целую аптеку, и потому за три или пять копеек никто не захочет сделать этой глупости.

Собственно говоря, и негде делать этот „анализ“, о котором вы думаете.

Слов нет, в каждом городе имеются специалисты „химики-аналитики“ и даже каждое городское управление таких „специалистов“ имеет на своей службе.

Но что это значит и что знают они, эти „специалисты-химики-аналитики“…

Вы, может быть, и не знаете, как учатся и что понимают эти специалисты, которые занимают такие ответственные посты.

Нет…

Тогда я и об этом вам расскажу.

Вот, например, какой-нибудь „маменькин-сынок“, молодой человек, обязательно с прыщавым лицом, а прыщавый он потому, что его „маман“ считала себя интеллигентной и об известных вещах говорить и указывать своему сыну находила „безнравственным“, сын же ее, не имея еще оформившегося собственного сознания, делал то, что у него „делалось“, и результаты этого его „делания“ и появились на его лице, как и у всех таких молодых людей, в виде прыщей, которые очень хорошо известны даже современной медицине.

И вот, почтенный мой доктор…» – так продолжал аптекарь.

Однако, прежде чем передавать тебе дальше, мой мальчик, что говорил этот добрый аптекарь, я должен тебе сказать, что когда я сделался тамошним профессиональным «врачом», то и меня всюду твои любимцы называли «доктор».

Относительно такого тамошнего «титула» я как-нибудь после непременно тебе расскажу, потому что, благодаря этому слову – «доктор», там с нашим дорогим Ахуном случилось раз прескверное и печальное недоразумение.

А теперь слушай, что говорил дальше этот тамошний добрый аптекарь…

Дальше он сказал:

«Такой молодой человек, „маменькин сынок с прыщавым лицом“, учится в каком-нибудь университете, чтобы сделаться специалистом „химико-аналитиком“. Учится же он там в университете обязательно по тем специальным книжкам, которые по обыкновению фабрикуются в Германии тамошними так называемыми „учеными“».

И действительно, мой мальчик, среди современных этих германских «дармоедов», особенно за последнее время, очень развилось выдумывать также «научные-книги» по всем отраслям.

Так как делать анализ – тоже своего рода отрасль «науки», то и для этой отрасли у этих германских «ученых» уже набралась целая масса книг, и почти все народности как Европы, так и других стран пользуются этими «научными» книгами.

«Итак, – продолжал этот добрый аптекарь, – наш молодой человек, окончивший университетский курс и, следовательно, черпающий познания относительно так называемой „комплекции-веществ“ из книжек, сфабрикованных „германскими учеными“, и должен делать анализ нашего „Доверова-порошка“.

В тех германских книжках, из которых он начерпал познания о „комплекции-веществ“, говорится, конечно, также и о том, из каких элементов состоят известные вещества, и обязательно приводятся формулы этих элементов.

В этих книгах объясняется также, какой вид имеют те вещества, в наличии которых имеются все полагающиеся быть в них элементы и как этот внешний вид изменяется, если в них не имеется полагающихся элементов; в упомянутых германских книгах сообщается также несколько кустарных способов распознавания веществ, например: по виду, по вкусу, по горению, по тому, как старая бабушка слышала о распознавании веществ в старину и т. д.

После окончания курса такой молодой человек получает уже „титул“ химика-аналитика. Иногда бывает, что такой молодой человек, прежде чем стать на ответственный пост, попадает на „практику“, которая обыкновенно заключается в том, что он некоторое время служит при „бойне“, где помогает местному химику, тоже такому же бывшему „маменькину-сынку“, узнавать микроскопически, им одним известным образом, не имеется ли в мясе свиньи трихины. После этого, когда где-нибудь открывается вакансия, его уже назначают на официальную должность „химика-аналитика“.

И вот, дорогой доктор, наш „Доверов-порошок“ поступает для анализа к такому официальному „химику-аналитику“. Получив его, он и признает его за таковой, либо посмотрев на него, либо попробовав его, как это делают обыкновенные „смертные“, либо же потому, что пославший его ему пишет, что это есть именно „Доверов-порошок“.

Затем он первым долгом берет со своего стола, тоже германцами составленный, так называемый „фармацевтический-указатель“, который обязательно должен иметь всякий официальный „химик-аналитик“, и в этом указателе ищет то место, где написаны формулы всяких порошков. Так как Доверов-порошок известен всюду, то он обязательно значится и в этой книге.

После этого наш многоуважаемый „химик-аналитик“ берет со стола бланк с обозначением своего официального титула и пишет:

„Присланный мне для анализа порошок по всем данным оказался „Доверовым-порошком“. При анализе в нем оказалось…“ И он списывает из своего германского „фармацевтического-указателя“ формулу, нарочно прибавляя или убавляя кое-что в цифрах, причем прибавляет или убавляет он, конечно, незначительно, чтобы не бросалось в глаза.

Поступает же он так, во первых, для того, чтобы все знали, что написал он результаты своего „анализа“ не как-нибудь, а действительно производил исследование, а во вторых, как бы то ни было, „городской-аптекарь“ ведь тоже официальное лицо, а наживать себе врагов в том городе, где живешь, я думаю, мало кому хочется.

Написанный таким образом бланк посылается тому, кем был прислан этот наш „Доверов-порошок“, а сам знаменитый „химик-аналитик“ совершенно спокоен, так как никто не узнает, что он вовсе не делал анализа, и проверить его никто не может, потому что, во-первых, в этом городе он единственный официальный „химик-аналитик“, а во-вторых, даже если повезут этот наш порошок в другой город к какому-нибудь другому феноменальному химику, – тоже беды мало. Мало ли бывает на свете „Доверовых-порошков“! А того порошка, анализ которого он делал, уже не существует, так как, делая анализ, он конечно должен был его уничтожить.

Впрочем, и не найдется никого, кто бы из-за этого трехкопеечного „Доверова-порошка“ заварил такую „серьезную-кашу“.

Во всяком случае, почтенный доктор, я уже вот тридцать лет делаю по этому „нашему-рецепту“ эти порошки и, конечно, их продаю, но до сих пор еще не было ни одного недоразумения из-за этого „нашего-Доверова-порошка“. Да никогда и не может быть никакого недоразумения, потому что вообще Доверов-порошок уже всем известен и все уверены, что он хорошо помогает от кашля.

От всякого лекарства только и требуется, чтобы было известно, что оно хорошо помогает.

Что же касается того, как делать это лекарство и что в него положить, – не все ли это равно?

Лично у меня за долгие годы, что я имел дело с этими лекарствами, составилось очень определенное мнение о том, что ни одно лекарство из известных современной медицине само по себе никакой пользы принести не может, если у данного человека нет веры в это лекарство.

А вера в человеке относительно какого-либо лекарства возникает только тогда, если данное лекарство известно и многие говорят, что это лекарство от такой-то болезни очень хорошо помогает.

Также и этот наш порошок, раз он называется „Доверов-порошок“, этого и довольно, так как все его уже знают и многие часто говорят про него, что он от кашля помогает хорошо.

Да кроме того, говоря откровенно, наш новый состав Доверова-порошка намного лучше настоящего, приготовленного по рецепту самого Довера, хотя бы уже по одному тому, что в него не входит никаких вредных для организма веществ. Например, согласно рецепту самого доктора Довера, в состав его порошка входить должен „опий“.

А вы знаете свойства „опия“!.. Если человек будет принимать его часто, даже в маленьких дозах, то его организм скоро привыкает к нему так, что потом, если прекратить эти приемы, он будет очень сильно страдать.

От порошка по нашему рецепту этого никогда не может случиться, так как в него не входит ни этот „опий“, ни какое-либо другое вредное для организма вещество.

Словом, мой почтенный доктор, собственно все люди должны были бы, идя по улицам, от души кричать: „Да здравствует новый рецепт Доверова-порошка!“»

Он хотел еще что-то сказать, но в это время из самой аптеки мальчик принес ему целую кучу разных рецептов, и, увидя это, он вставая сказал мне:

«Извиняюсь, господин доктор, я принужден прекратить нашу дружескую беседу и заняться сам приготовлением этих многочисленных заказов.

Как назло, сегодня оба мои помощника отсутствуют, один из-за того, что его уважаемая половина должна сегодня произвести на свет Божий лишний рот для его заработка, а другой должен присутствовать на суде, где обвиняют того шофера, который насильно увез его родную дочь».

Ну, достаточно об этом…

Я думаю, мой мальчик, что теперь, если и на самом деле тебе придется существовать среди этих твоих любимцев, то, благодаря этому моему последнему рассказу, ты уже будешь знать, что хотя тамошние врачи на своих рецептах пишут десятки мудреных названий, но в тех их официальных учреждениях, которые именуются «аптеками», их приготовляют почти всегда вроде этого «Доверова-порошка».

Другой раз бывает, что эти добрые аптекари уже с утра приготовляют целую бочку какой-либо жидкости и целый ящик какого-либо порошка и в течение целого дня они всех приносящих рецепты удовлетворяют, либо наливая из этой бочки, либо насыпая из этого общего ящика.

Чтобы эти заранее приготовленные смеси не были похожи одна на другую, эти добрые профессионалы кладут что-либо для окрашивания их в разные цвета и для изменения их вкуса и запаха.

Несмотря на все сказанное, я все-таки очень и очень советую тебе с одним сортом тамошних лекарств быть всегда осторожным, потому что там иногда бывает, что эти добрые аптекари в эти смеси кладут, конечно по ошибке, нечто ядовитое для планетного тела.

Впрочем, для существ с нормальным разумом там установлен, тоже конечно случайно, обычай на этикетках такого рода лекарственных смесей рисовать так называемый «череп» и «две-берцовые-кости», чтобы можно было всегда различать этот сорт лекарств ядовитых от обыкновенных лекарственных средств.

Ты все же, на всякий случай, помни, что из числа многих тысяч известных применяемых тамошними современными врачами лекарственных средств только три, и то лишь иногда, оказывают кое-какие реальные результаты для планетного тела твоих современных обыкновенных трехмозгных существ.

Одно из этих трех лекарственных средств, которое иногда все же производит полезное действие, есть то вещество или, вернее, те входящие в него активные элементы, которые научились добывать из растения мака существа Моралплейси и которое они же впервые назвали «опий».

Второе вещество – это то, которое там называют «касторовое-масло»; веществом этим уже давно пользовались существа Египта для бальзамирования своих мумий, и они-то и заметили, что это вещество имеет, между прочим, и то действие, для которого его ныне применяют.

К этим же существам Египта знание об этом «касторовом-масле», в свою очередь, перешло от существ материка Атлантида, принадлежавших к ученому обществу «Ахлдан».

А третье вещество – это то, которое тамошние существа, тоже спокон веков, добывают из так называемого «хинного-дерева».

Теперь слушай, мой мальчик, сведения относительно вновь придуманного звания земных современных врачей созвучанием «доктор».

Это тоже, кажется, выдумка существ современной тамошней «важной» общественности «Германия», и они это созвучание выдумали в целях определения какой-то заслуги некоторых из своей среды, но и это выдуманное ими созвучание, распространившись по всей планете, почему-то стало обычным нарицательным именем всех тамошних современных врачей.

Следует даже подчеркнуть, что благодаря и такой их выдумке, там прибавился еще один из таких факторов, совокупность которых постоянно вводит их в заблуждение, и этим самым и без того их ослабленное «существенское-мышление» с каждым годом делается еще более «махохичным».

Из-за такого их нового слова даже наш Ахун, несмотря на то, что имеет наличие несравненно нормальнее их и обладает существенским разумом куда с более высшим качеством, имел в бытность нашу там одно очень неприятное и даже почти идиотское недоразумение.

Впрочем, по-моему, будет намного лучше, если он сам расскажет об этом.

Сказав это, Вельзевул обратился к Ахуну со следующими словами:

– Старина, расскажи, как это тогда случилось и что заставило тебя несколько дней все только «скульнячить» и «цирикуахтывать» или, как бы сказали трехмозгные существа планеты Земля, «ворчать» и «нервничать» подобно твоей тамошней приятельнице «Донне Джильде».

На это Ахун начал, опять-таки имитируя слог самого Вельзевула и подражая на этот раз даже его интонации, рассказывать следующее:

– Такое недоразумение вышло со мной по следующему поводу. Как раз при этом нашем шестом посещении планеты Земля, в самое последнее время нам, между прочим, пришлось недолго существовать также и в столице этих самых германских существ, которые, как изволил сказать Его Высокопреподобие, как раз и выдумали это «окаянное» для меня слово «доктор».

В том отеле, где мы имели место своего существования, рядом с моим, как там говорится, «номером» существовала одна очень симпатичная пара существ, которые только недавно совершили таинство соединения активного с пассивным, в целях служения величайшему всевселенскому Трогоавтоэгократическому процессу через посредство продления своего рода, или, как бы они сами сказали, «поженились», и они считались еще «молодоженами».

И вот с этой парочкой я случайно познакомился в доме других моих знакомых, после чего эта пара стала часто приглашать меня к себе в «номер», как там принято говорить, «на-чашку-чая»; другой раз я и сам, без их приглашения, захаживал к ним, чтобы скоротать скучные «немецкие» вечера.

Пассивная половина этой парочки была, как там говорят, «в-положении» и ждала, тоже по их выражению, «первенца».

Они, как и я, попали в столицу этой общественности на неопределенное время по делам профессии активной половины этой молодой пары и потому и существовали в отеле, в котором пребывали и мы.

Профессию он имел, кстати сказать, в высшей степени оригинальную, оригинальную даже для существ всех других общественностей этой бесподобной планеты.

Он был известен всюду в этой общественности и являлся большим специалистом производить на лицах своих клиентов известные нарезы, которые очень любят иметь студенты этой общественности.

Раз как-то от них раздался очень нервный стук в стенку моей комнаты.

Я моментально побежал к ним. Оказалось, что «самого его» не было дома, так как в этот день куда-то он уехал, а ей в это время стало дурно и она, почти без сознания, инстинктивно постучала в мою стенку.

Когда я вошел, она чувствовала себя уже немного лучше, но умоляюще попросила меня скорей съездить за «доктором».

Я, конечно, моментально выбежал на улицу. Только там я подумал: куда же мне теперь идти?

Вдруг я вспомнил, что недалеко от нашего отеля живет одно существо, которого все называют «доктор». Даже и на дверях его дома на металлической доске перед его фамилией было отмечено, что он «доктор». Я к этому «доктору» и побежал.

Но оказалось, что он в это время обедал, и потому его прислуга попросила меня немного подождать в гостиной, объяснив мне, что доктор сейчас со своими гостями кончит обедать и скоро должен выйти.

Я, конечно, сел в гостиной в ожидании прихода этого доктора, но нельзя сказать, чтобы сидел очень спокойно.

Я сидел там, как говорят тамошние существа, «как-на-горячих-угольях», потому что очень сильно беспокоился о состоянии моей соседки.

«Почтенный доктор» однако все не шел; прошло почти двадцать минут. Я не утерпел и позвонил.

Когда вошла прислуга, я ее попросил напомнить доктору обо мне и сказать, что я очень тороплюсь и ждать его больше не могу.

Она ушла.

Прошло еще пять минут.

Наконец появился сам доктор.

Я ему второпях объяснил вкратце, что мне от него нужно; но, к моему удивлению, он над моей просьбой начал неудержимо хохотать.

Я подумал: очевидно, этот доктор во время обеда со своими друзьями выпил не один лишний стакан «германского-пива».

И только когда он немного успокоился от своего истерического хохота, он тогда смог мне сказать, что, к сожалению, он не «доктор-медицины», а «доктор-философии».

В этот момент я пережил такое состояние, как будто я второй раз услышал «приговор» нашего БЕСКОНЕЧНОГО о ссылке Его Высокопреподобия и его близких, а следовательно, и меня… и вот, наш дорогой Хассин…

Я покинул приемную этого «доктора» и опять оказался на улице в том же положении.

Как раз в это время, случайно, проезжал «автомобиль-такси».

Я сел в него и опять стал соображать: куда же теперь?

На этот раз я вспомнил, что в то кафе, куда я иногда хожу, ходит тоже почти всегда одно существо, которого тоже все именуют «доктор».

Я велел шоферу скорее ехать в это кафе.

Там один знакомый лакей сказал мне, что этот самый доктор действительно только что здесь был, но сейчас уже ушел с какими-то своими знакомыми и что он, т. е. лакей, случайно слышал их разговор о том, что они поедут в такой-то ресторан, и сообщил мне название этого ресторана.

Хотя этот ресторан находился довольно далеко, я все же велел шоферу ехать туда, так как другого доктора я не знал.

Наконец через полчаса мы приехали в этот ресторан, и уже там я очень скоро разыскал этого доктора.

На этот раз он оказался опять-таки не врачом, а… «доктором-юриспруденции».

Я окончательно сел, как там говорят, «в-галошу». Наконец я догадался обратиться к старшему лакею ресторана и детально объяснил ему, что мне нужно.

Этот старший лакей оказался существом очень добрым. Он не только объяснил мне, что нужно делать, но даже поехал со мной к какому-то врачу, на этот раз уже называющемуся «доктор-акушер».

Мы его случайно застали дома, и он был так добр, что согласился сейчас же поехать со мной. Но пока мы приехали, моя бедная соседка уже родила первенца сына и, кое-как без посторонней помощи запеленав ребенка, уже спала глубоким сном после перенесенных ею в одиночестве ужасных мучений.

И вот, с этого дня я уже всем своим существом ненавижу созвучие слова «доктор» и каждому из существ планеты Земля посоветовал бы это слово употреблять только тогда, когда он бывает очень и очень сердит.

После этого рассказа Ахуна Вельзевул с улыбкой на устах добавил еще следующее:

– Чтобы закончить характеризацию значения современных врачей твоей планеты, следует, мой мальчик, еще сказать, какое изречение относительно этих самых современных врачей имеет наш досточтимый Молла Наср-Эддин.

Он говорит относительно них так:

«За наши прегрешения Богом посланы нам два вида врачей: один вид для того, чтобы они помогали нам умирать, а другой – чтобы они не давали нам жить».