Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера Павлович Сергей

Глава 28

Postal

Однажды утром, когда я просматривал список «маляв», которые за ночь прошли через нашу хату, я увидел, что некий Илья Сапрыкин кого-то разыскивает. Ба-а, да не тот ли это Ильюша, которого я очень хотел бы видеть? Правда, искал он не меня.

— Андрей, — обратился я к Филонову, — по ходу, мой должник заехал, 18k «зелени» висит. Вдобавок давал показания против меня. Давай-ка заберем его к себе в хату.

— Ну давай, — согласился Фил и записался к «куму».

Назавтра возвращения Филонова с кабинетов я ожидал с большим нетерпением.

— В общем, это он, — начал Фил, — и отчество, и год рождения совпадают. Правда, есть одно «но» — твой потенциальный «терпила» сейчас на больничке, на сердце косит. К тому же его мать подъезжала к кому-то из местного начальства и просила, чтобы после медчасти Илью подняли на «новый» корпус и определили в маломестную хату. Ну, хоть и с трудом, но я этот вопрос решил — после выписки будет у нас.

Через несколько дней Андрея Филонова заказали на этап — он не вовремя «поставил» одного таможенника в хате на деньги, у того брат оказался большой шишкой в Министерстве внутренних дел, и Фила отправили в лагерь.

— Дима, на днях к нам в хату поднимется один гусь, — обратился я к Батону, — мой должник. Мы с Филом все это замутили, ну да ты в курсе. Надо бы его со старта «прибить», чтоб и не дергался никуда.

— Давай, я только за, — согласился Батон.

— Я не знаю точно, когда его поднимут, да и никто еще, кроме его лечащего врача, не знает, но как только он зайдет в хату, я тебе «маякну», а сам залезу под одеяло и послушаю, что он будет «плести». Выведи его в разговоре на меня — он наверняка наговорит лишнего. Ну, не мне тебя учить, в общем.

— Хорошо, малюпас, — Батон все понимал с полуслова.

Прошло пять дней. Ближе к вечеру открылись «тормоза».

— Дима, это он, — прошептал я и юркнул под одеяло.

— Здоровенько, пацаны, — Илья быстро научился тюремной фене.

— Привет, проходи сюда, — подозвал его Батон. — Кто, откуда, статья?

— Из Минска. Илья.

— Статья какая?

— 212-я…

— А че это? — Батон умело играл «быка».

— Компьютерная…

— Хакер, что ли?

— Ну да, — неуверенно отвечал Сапрыкин.

— Знавал я одного молодого «чемодана» с такой же статьей… — задумчиво протянул Дима, — пересекался здесь с ним. Может, ты с ним знаком? Сергей зовут, фамилия вроде на «пэ».

— Знаю, конечно, — оживился Илья. — И хорошо знаю. Он же здесь, на тюрьме, баландером работает.

— Кем, ты сказал, работает? — Батон брезгливо поморщился.

— Ну в хозобслуге, баланду развозит.

— Интересная версия, но у меня другая информация.

— Да нет же, — стоял на своем Сапрыкин, — я точно знаю.

— То-о-о-о-чно… А ты не допускаешь, что можешь ошибаться? Я даже где-то и уверен, что ты ошибаешься, так как в «баланду» он бы точно не пошел…

— Да нет же, я ЗНАЮ!.. — Илья, похоже, был полностью уверен в своей правоте.

— Знаешь… А если выяснится, что ты лжешь? Ведь это интрига получится, негодяйский поступок, а ты знаешь, что делают с интриганами?.. — Дима поставил Сапрыкину на вид его же собственные слова.

Должен сказать, что лежать под жарким двойным одеялом и слушать этот затянувшийся диалог мне к тому моменту надоело. Я вылез из своего укрытия, обошел Илью — он сидел напротив шконки Батона и не мог видеть, что происходит у него за спиной, — резко сел рядом с Димой и положил свою левую руку Сапрыкину на плечо:

— Ну здравствуй, Ильюша! Не думал, что вот так встретимся? Можешь не отвечать — по лицу твоему вижу, что не думал… Земля-то… она круглая.

Несколько минут я сидел напротив него и с интересом изучал этого еще совсем недавно бывшего мне близким человека — не сказать, что друга, но мы вместе работали и развлекались. Человек может говорить нам все что угодно, но его истинная натура проявляется в поступках. И если на словах у него одно, а в действиях другое — нужно держаться от таких людей подальше. Не стоит прощать лжи никому, особенно друзьям. Проблема в том, что мы любим своих друзей и закрываем глаза на многие их на первый взгляд невинные обманы. Со временем эта ложь накапливается как снежный ком и больно бьет нас по голове — эти люди первыми и предают. Сапрыкину я прощал многое…

Голос Ильи уже перестал предательски дрожать, и лишь его глаза выдавали недавно пережитый ужас. Я вернулся на свои нары и подозвал его к себе. Ввел его в курс жизни в хате, рассказал, что можно делать, а чего не стоит, и сказал, что пока я в камере, его никто не тронет. Я давно не общался ни с кем, кого знал еще по свободе, — последним был Олег Бунас, и мне было интересно буквально все: новости и сплетни о жизни общих знакомых, обстоятельства дела Ильи и особенно то, как и когда он собирается вернуть мне долг. Выяснилось, что на протяжении полугода Сапрыкин и его подельник Артем Бурак снимали в банкоматах деньги по поддельным американским карточкам и таким образом украли около $200 тыс.

— Илья, до меня доходили слухи, что после того, как меня «приняли», ты работал на мусоров из отдела «К» — платил им, а также «стучал» и был чуть ли не личным водителем Новика и Миклашевича. Сейчас ты сидишь напротив меня. Здесь что-то не вяжется. Если ты представлял для них такой интерес… Короче, я хочу услышать твои объяснения.

— Взяли нас те же опера, что и тебя, — Новик и Миклашевич. Следак — Макаревич. Все это время я и Артем находились под подпиской о невыезде, но, как только начался судебный процесс, мне тут же изменили меру пресечения.

— С чего бы это?

— Помнишь, как мы с тобой в Испанию ездили?

— Такое забудешь. Словно вчера было…

— Так вот, я собрался туда отвалить. Начал оформлять «шенген», менты об этом как-то прознали и изменили мне меру пресечения. Так я и оказался в СИЗО.

— А что за история с «личным водителем»?

— Пару раз мусора просили встретить на машине их зарубежных коллег в аэропорту, не более того.

— Все ясно. Думал таким образом себе свободу купить?! Ладно, ты лучше скажи мне, зачем ты против меня показания давал? — перешел я ко второй части «марлезонского балета». — Не мог сказать, что «пластик» в твоем авто забыл кто-то из тех ребят, что уже уехали? Тот же Эррор, например, или Джоннихелл, не суть. Нет человека — нет проблемы. А я бы вообще все отрицал, и дело с концом. Развели тебя, как первоклассника. На первом же допросе сломался! — я начал выходить из себя.

— Сразу после того, как нас «взяли», я позвонил адвокату, и тот посоветовал валить все на тебя, чтобы исключить «группу лиц» и тем самым облегчить твое положение, — нагло, но, надо признать, умело врал Илья.

— Ладно, — я сменил гнев на милость, — спать будешь там, — и указал Илье на шконку в середине хаты, не самую плохую, но подальше от себя.

Назавтра Батон, с которым мы успели крепко сдружиться за два года, проведенных в одних камерах, уехал на этап, а через несколько дней из хаты выдернули и Илью — видно, мольбы и деньги его матери все-таки дошли до тюремного начальства. Не знаю, сделало ли это его счастливее, но меня огорчило, так как, во-первых, с ним мне было повеселее, а во-вторых, я не успел взять у него расписку о долге.

Глава 29

Freedom[2]

Я свободен, словно птица в небесах,

Я свободен, я забыл, что значит страх.

Гр. «Ария»

До самой последней минуты я не знал точной даты своего освобождения — документы о представлении к условно-досрочному ушли в суд уже две недели назад, и теперь одному Богу было известно, когда судья их рассмотрит и вернет в СИЗО. Поэтому, когда на двадцатый день томительного ожидания, вечером, около 16 часов, лишенный эмоций голос за дверью произнес: «Павлович, с вещами!» — я совершенно не был к этому готов. Сознание затуманилось, я на полном автопилоте одевался, складывал в рюкзак важные для меня книги, открытки и особо душевные письма, пил с разными людьми чай, они мне что-то говорили, о чем-то просили, чего-то желали, но всего этого я уже не слышал.

Лязг «тормозов» (только сейчас в полной мере понимаешь, почему эта массивная стальная дверь называется именно так), сердце начинает биться так часто и сильно, что кажется, будто этот радостно-возвышенный стук слышен далеко вокруг, огибает железные лестницы, темные тюремные продолы, отражается от старинного сводчатого потолка и весенним менестрелем врывается обратно в сердце. Десять неуверенных шагов, двадцать, тридцать, сто… снова темный зачуханный и холодный «отстойник», правда, теперь он уже кажется просто малоосвещенным, слегка неубранным и прохладным от свежего весеннего ветра… еще 20 минут ожидания… «волчий билет» (справку об освобождении) на руки… звонок маме: «Встреть меня. — Не могу, я одна на работе, аптеку не на кого оставить»… Скрип закрывающейся за моей спиной двери… и СВОБОДА!!!

Нет, не кружится от избытка чувств и свежего воздуха голова, и ничего особо нового и радостного не испытываешь. Сознание почти сразу же переключается на новую задачу, и уже думаешь о том, где взять такси, куда ехать, что кому говорить при встрече. Правда, тюрьма все еще хранит на тебе свою тяжелую печать — выражается это в том, что людей я обхожу за много метров и мне постоянно кажется, что вся эта огромная людская толпа смотрит только на меня, хотя, скорее всего, эти уставшие после долгого трудового дня люди не замечают никого вокруг и думают только о том, как бы поскорее вернуться в свои теплые и уютные дома и квартиры. Дом 'а… Неужели и я теперь дома? Так трудно в это поверить. И только прыгнув в такси и назвав адрес аптеки, где работала моя мама, я наконец расслабился и посмотрел на свои часы: среда, 11 апреля 2007 года.

Американские спецслужбы сильно удивлялись, как из шести лет мне удалось отсидеть всего два с половиной, тем не менее белорусское законодательство вполне позволяет сделать это: один год мне «срезали» по амнистии, а в соответствии со статьей 91 УК РБ до замены лишения свободы более мягким наказанием мне нужно было отсидеть половину.

Мой брат, к тому времени уже два года живший в Киеве, по счастливому совпадению оказался в Минске и, когда я ему позвонил, как раз встречался с моей Катей. Через полчаса они приехали. Плакала только мама, да и то от радости. Мы пили Martell XO из наших с Димой старых запасов и без конца разговаривали. Катя уехала. Я рассчитывал, что ближе к ночи мы с ней увидимся, но у нее на этот счет, видимо, были другие планы. Я не настаивал, и мы с братом всю ночь пропьянствовали. Помню, как в пять утра поехали смотреть на новую Национальную библиотеку… Назавтра Дима улетел домой, и я набрал Кате. Нам надо было многое сказать друг другу, и я не понимал ее, раз за разом отказывающуюся от встреч. За несколько месяцев до освобождения «доброжелатели» написали мне, что видели Катю в компании с каким-то парнем и что те явно флиртовали. Тогда я не придал этому значения, так как был уверен в своей девушке на все сто. Но когда она в течение нескольких дней так и не нашла времени и желания увидеться со мной, моя уверенность уже не была столь непоколебимой. В то же время я отказывался верить, что наши отношения остались в прошлом, и пытался найти объяснение ее поведению. Не знаю, какая борьба происходила у нее внутри в те дни, возможно, она просто не могла разобраться в себе и задавалась вопросом, столь ли сильна ее любовь ко мне, как и в первые дни наших отношений, — все-таки мы провели в разлуке долгих два с половиной года, — а может быть, Катя ждала определенных шагов от меня. Не знаю. Я и сам не мог разобраться в своих чувствах. Любил ли я ее? Любил ли я ее вообще когда-нибудь? Я не мог, а возможно, боялся дать себе ответ на эти вопросы. Сейчас, когда я пишу эту книгу и ЛЮБЛЮ лучшую для меня в мире женщину, впервые подарившую мне радость этого чувства, я понимаю, что нет. В тот момент мне казалось, что это любовь, но на самом деле нам просто было хорошо вместе. Себя ведь не обманешь… Любила ли она меня? Несомненно, да. Только искренне и преданно любящая женщина могла выдержать все те испытания, что ей пришлось пережить, сделать это с таким достоинством и оставаться со мной несмотря ни на что.

Мы увиделись только через четыре дня. Проехались по магазинам — я обновлял свой гардероб, и зарулили в наше любимое маленькое кафе «Грюнвальд», донельзя кстати подходившее для предстоящего разговора. Взяли какой-то десерт, выпили по бокалу вина, мило поболтали на отвлеченные темы, заказали кофе. Никто не решался первым заговорить о том, что волновало нас больше всего. Наконец Катя не выдержала и прямо спросила, что я думаю по поводу перспектив наших дальнейших отношений. Ее странное поведение последних дней, нежелание (или боязнь?) видеть меня, ее отстраненная холодность не позволили мне верно оценить ситуацию, попытаться понять Катю, развеять ее страхи и сомнения, и подтолкнули к необдуманному решению. В моей голове, как назло, крутилась непонятно откуда взявшаяся мысль, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды, и я не решился на продолжение отношений.

— Мы могли бы попробовать начать все сначала, — сказала Катя, — но раз ты не хочешь, тогда это теряет смысл, — добавила она с разочарованием.

Не знаю, была ли она готова к подобному варианту развития событий, но в том, что в тот день произошло между нами, была исключительно моя вина. Я подумал лишь о себе, не попытался поставить себя на ее место и фактически оттолкнул от себя эту столь дорогую и близкую мне женщину, вычеркнув из ее жизни два с половиной года слез, ожиданий, надежд и переживаний.

«Ну и кто ты после этого?» — спрашиваю я себя сейчас. Самовлюбленный эгоист, вот ты кто, Сергей Павлович. Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, не оттолкни я Катю в тот момент, — история не знает сослагательного наклонения. Возможно, мы бы поженились, у нас были бы дети и мы жили бы долго и счастливо. «Стоп!» — ловлю я себя на мысли. Ты забыл добавить, что продолжал бы изменять ей, редкая ты сволочь. «Просто ты не был достоин этой женщины, поэтому судьба и развела вас в разные стороны», — шепчет мне кто-то невидимый сверху…

Глава 30

I remember the time…[3]

Бендер: «Мне нужно пятьсот тысяч и по возможности сразу, а не частями!» — «Может, все-таки возьмете частями?» — спросил мстительный Балаганов. Остап внимательно посмотрел на собеседника и совершенно серьезно ответил: «Я бы взял частями. Но мне нужно сразу».

Из к/ф «Золотой теленок»

Человек очень быстро привыкает к хорошему. И очень медленно — к плохому. И наоборот. Плохое забывается очень быстро. Хорошее — не забывается. Через неделю о тюрьме я и не вспоминал.

Я был окрылен свободой и возможностью делать то, что хочу, а не то, что приказывают. Моя жизнь отныне принадлежала только мне, и земля уходила у меня из-под ног.

Кайзер отошел от дел со мной, стал работать с Джоннихеллом, продавать его дампы и даже открыл собственный чекинг-сервис. Не знаю, как складывается его жизнь сейчас, но для меня он навсегда остался порядочным человеком, подтвердив это тем, что вернул мне долг в размере $10 тыс.

Mondeo, отсидевший в бельгийской тюрьме всего два года из шести, находился в Гонконге и занимался «пилотным» выпуском каких-то ультрафиолетовых ламп для выращивания марихуаны — видимо, два года, проведенные в тюрьме недалеко от Голландии, не прошли для него даром. Правда, в той же тюрьме все еще оставалась его жена Lam, которую арестовали через год после него, дали такой же срок и за которую Майкл сильно переживал. Они оставались должны мне немалую сумму, и я попросил Майкла в счет долга прислать мне ноутбук Sony Vaio и плеер iPod nano — в тюрьме я соскучился по различным гаджетам и спешил сократить собственную техническую отсталость.

В категорию людей, ставших мне абсолютно безразличными, неожиданным образом перешел Фидель, который пообещал мне помочь в одном деликатном деле (контрабанда алкоголя в Йемен), но потом, испугавшись собственной смелости, отключил свой мобильник, когда я, проехав 2 тыс. км, был всего в 20 км от Одессы.

Я занялся теннисом, регулярно посещал спортинг-клуб, где порой настреливал до трехсот патронов в день, возобновлял прежние связи и знакомства. По понятным причинам большая часть моего времени проходила в погоне за женщинами и сексом, и я часами просиживал на сайте знакомств mamba.ru. От отсутствия денег я не страдал — мне возвратили долги в размере $90 тыс., и можно было начинать практически любой бизнес, но я не стремился поскорее окунуться в работу, я просто прожигал жизнь и наверстывал все, что упустил за два с половиной года.

Мне хотелось всего и сразу. Я взялся за реализацию сразу нескольких тем, о которых раздумывал еще в тюрьме: спам, интернет-банк cash2hands, создание форума carderLAB и выпуск собственной водки под торговыми марками HACKER и CARDER категории суперпремиум. Дампы интересовали меня лишь в контексте работы над форумом — я не собирался возвращаться к торговле ими. Мне не хватало толковых исполнителей, а своими силами я со всем не справлялся. В то же время я не хотел привлекать в перспективные проекты случайных людей, и в связи с тем, что большая часть моего времени проходила в погоне за женщинами, работа по воплощению моих идей в жизнь двигалась крайне медленно. Сейчас я понимаю, что распыляться на много проектов сразу было не очень умным решением, что не позволило мне довести до ума ни один из них. Только проект Vodka оказался реализован на 90 %, и мне не хватило считаных недель, чтобы начать продажи по всему миру.

Почему я выбрал именно водку? Потому что это идеальный маркетинговый продукт. Ведь что такое водка? Спирт, вода и сахар. Себестоимость литра спирта не превышает $3, все остальное — чистый маркетинг.

Вот взять, к примеру, украинскую водку «Цельсий». Чем она привлекает покупателя? На вкус паршивая, зато дешевая и красивая. Дизайн упаковки — один из главных, наряду с ценой, способов выделиться среди конкурирующих марок. При этом можно следовать канонам своего рынка, а можно их и нарушить — например, взять нетипичный цвет или форму. Что сделала компания «Национальные алкогольные традиции»? Скопировала дизайн бутылки шведской минеральной воды VOSS, наклеила на нее не самую, сказать по правде, лучшую этикетку и провела массированную рекламную кампанию. Так на свет появился «Цельсий» — один из самых успешных украинских водочных брендов. Идти против стандартов своей категории — рискованный путь, но если хочешь выйти из ряда вон, надо рисковать. У новатора должны быть завышенные ожидания, иначе его идея обречена на провал.

Томас Эдисон, американский изобретатель и промышленник, говорил: «Все воруют в коммерции и промышленности. Я и сам многое украл, но я могу воровать с умом». Как появилась на свет российская водочная марка «Парламент»? Взяли раскрученный бренд в другой товарной категории (сигареты «Парламент» знает даже моя мама) и под тем же названием, и даже в схожем цветовом оформлении, выпустили пользующуюся большой популярностью водку.

Идем дальше, водка Kauffman. «Зерно для выпуска этой водки закупили в семи областях центра России, долго его хранили и только потом отобрали из каждой из семи партий лучшую седьмую часть и смешали их. Эта партия и была переработана в спирт», — читаем мы в рекламе Kauffman. «Легенда» впечатляет. «Kauffman инаугурационная», выпущенная к торжествам в честь второй инаугурации президента Путина, стоит $600. Ты бы отдал такие деньги за бутылку водки? А $1 тыс. за самую дорогую в мире водку Diva? А ведь в мире хватает людей, которые ее пьют. Ценность вещи иногда заключена не в том, чего можно добиться с ее помощью, а в том, сколько она стоит. Все товары limited edition основаны на людском эгоизме и тщеславии. Наша природа не изменилась за долгие тысячелетия, и знание универсальных поведенческих законов позволит добиться успеха в любой сфере — хоть в продаже дампов, хоть в производстве водки.

Помимо этого, при продвижении любого товара ты должен использовать четкий и ясный посыл (слоган), обращенный к покупателю: «Наш принцип — быть честными с самими собой и покупателями», — заявляет Kauffman и смело указывает на своей водке since 2000 year, то есть подчеркивает, что хотя у бренда и нет столетней истории, но за качество им не стыдно. «Удовольствие от вождения» (BMW), «Время драгоценно, когда его мало» (часы Blancpain), «Живи с опережением» (Lexus), «Касается каждого» (инициатива stopspid.ru), «Создан из ваших желаний» (Mercedes-Benz), «Позаботится о ней, когда тебя нет» (плед из стриженой норки от Hermes), «Не смущайтесь. Это важно» (мыло для интимной гигиены Saugella), «Наши письма доходят всем!» (мои знакомые спамеры).

Любой товар, который ты продвигаешь, помимо высокого качества, должен иметь хотя бы одну, но присущую только ему уникальную маркетинговую фишку. Если это шоколад, то он должен притягивать внимание покупателя так же, как шоколадные наборы Kama Sutra. Если водка — быть такой, как, например, Beluga, где каждая линия говорит о чистоте и качестве. Выделяйся, не будь таким, как все! Успех лежит на тропинках, которых еще нет. Вот и прокладывай свой путь, как это сделало Общество цветоводов и флористов: чтобы увеличить продажи цветов, профинансировало «изобретение» праздника — Дня святого Валентина. Пример прекрасно понял и развил испанский винодел Мигель Торрес, создав вино San Valentin. Головная боль по поводу символического подарка ко Дню всех влюбленных снята. Этикетка в форме сердца и ангелочек на веревочке красноречивее любых слов.

Сегодня водка перестала быть просто спиртным напитком. Качество упаковки и содержимого достигло такого уровня, что эксклюзивная водка становится ценным и желанным подарком. Алкогольные напитки под собственным именем выпускают многие звезды шоу-бизнеса, политики и просто известные люди: миллиардер Дональд Трамп, актер Жерар Депардье, дизайнер Роберто Кавалли, рэпер Пафф Дэдди (отличная виноградная водка CIROC). Я удивлен, что до сих пор нет шампанского Paris Hilton — уж она-то знает толк в самопиаре…

* * *

Через несколько недель после освобождения я повстречался со следователем Макаревичем, который по моей просьбе передал мне кое-какие файлы из моих прежних компьютеров. Этот представитель самой возбуждающей профессии был уже не тем полным энтузиазма капитаном в брюках не по длине, а солидным и знающим себе цену майором. Я был уверен, что повышение он получил за раскрытие нескольких громких уголовных дел, включая и мое, но Макаревич уверил, что очередную звезду ему дали по сроку службы. Мы пообщались без обид и расстались без взаимных претензий. Правда, не прошло и недели, как я приметил за собой «хвост» — не менее шести агентов в штатском.

Причем нарочно делалось все, чтобы я заметил слежку. Вечером того же дня, когда я обнаружил «хвост», Макаревич прислал мне e-mail, в котором предложил встретиться с некими людьми, желающими поговорить со мной.

Я набрал указанный номер телефона. Незнакомый голос в трубке попросил меня приехать к зданию Министерства внутренних дел. «Когда?» — уточнил я. — «Когда тебе будет удобно». — «О’кей, завтра».

У входа в здание МВД висел телефон внутренней связи. Я набрал уже известный мне номер:

— Это Сергей Павлович. Я внизу.

— Хорошо, выхожу.

Вышедший из подъезда очкарик оказался давно знакомым мне опером Миклашевичем.

— Привет, Сергей. Сколько лет, сколько зим…

— Не сказать, что я сильно рад нашей встрече… Чем обязан?

— А ты не изменился, — сказал мне вышедший следом также знакомый мне оперативник Новик, вместе с Миклашевичем арестовывавший меня в 2004-м. — Ну, как дела, Полисдог?

— Дела у вас… Лучше «топтунов» своих от меня уберите.

— Каких, на фиг, «топтунов»? — с плохо наигранным удивлением поинтересовался очкарик.

— Ой, можно подумать, вы не в курсе… Гоняются за мной по всему городу, в спину дышат. Одинаковые плащевые брюки, рубашки с коротким рукавом, рации «непроизвольно» срабатывают…

— Аа-а, так это не мы. Это Комитет, — Новик красноречиво посмотрел в сторону соседнего здания КГБ. — Тем более что ты их выкупил.

— Хочешь сказать, что ваших я бы не выкупил?

— Не в этом дело, — подключился к разговору Миклашевич, — просто нормальный «хвост» ты вряд ли определишь. А по твоим словам выходит, что все нарочно было сделано для того, чтобы ты их заметил. Ладно, пойдем в кафе — не на улице же, в самом деле, разговаривать — здесь недалеко. Ты никуда не торопишься?

— Не особо.

Надо сказать, что рандеву с милиционерами не входило в перечень моих обычных занятий и я еще на подходе к МВД на всякий случай включил диктофон на своем HTC Touch. Не стандартный, имеющийся в каждой «трубке», а нормальную продвинутую программу для записи голоса, коих очень много на различных интернет-сайтах. Настройка уровня сигнала, отсечение фоновых шумов, продолжительность записи, ограниченная только размерами флешки, — положил телефон на стол прямо перед носом собеседника и записывай себе на здоровье, не вызывая подозрений.

— Главная примета следящего, — продолжил Миклашевич по дороге, — неприметность. «Плохие» ребята редко носят плащи свободного покроя с поясом — твой «хвост», скорее всего, будет человеком, которого ты меньше всего ожидаешь увидеть. Например, женщина или пожилой человек. Слежку всегда ведут группой, переговариваясь по рациям или мобильным телефонам. Один человек идет непосредственно за тобой, а другой намного сзади, с тем чтобы прикрыть ближний «хвост». Другие члены бригады наблюдения могут следовать за тобой по другой стороне улицы или по параллельной улице. Следящий за тобой может менять одежду, прическу, очки прямо на ходу. Правда, нижнюю часть гардероба, например брюки или ботинки, невозможно быстро поменять. Обращай внимание на такие приметы, как рост и характерные черты лица, запоминай личные вещи, такие как кольца или другие драгоценности, которые обращают на себя внимание. Если при выходе из автобуса перед тобой промелькнуло лицо, которое ты видел час назад, то вряд ли это совпадение. Впрочем, подобное маловероятно, так как «хвосты» работают посменно.

Обычно следящий выдает себя, когда теряет жертву из вида. Потеряв тебя, шпион занервничает. Используй это против него. Простой пример: зайди за угол и резко остановись. Твой преследователь сможет остановиться, только налетев на тебя. Если идешь в компании с другим человеком, пусть он остановится или попятится назад. Правда, следящие поймут, что слежка обнаружена, а это не есть хорошо. Сделай по-другому: сверни за угол, зайди в какое-нибудь кафе с прозрачными стеклами и наблюдай. Для этих же целей можно использовать проходные дворы. Вообще, если подозреваешь, что за тобой следят, то прежде, чем выйти на улицу, определи свой маршрут. Помни, что он не должен насторожить следящих. Маршрут выбирай такой, чтобы были пересадки в общественном транспорте.

— Садись в метро или автобус в последнюю минуту, — подсказал Новик.

— Ага, видал такой трюк в кино, — вспомнил я.

— Вставай у заднего окна, — продолжил «ботаник» Миклашевич, — чтобы можно было следить за дорогой. Не оглядывайся резко назад, не нервничай — иначе, заподозрив, что ты их вычислил, преследующие тебя люди станут еще осторожнее. Для обнаружения «хвоста» можно использовать витрины в качестве зеркал. Брось что-нибудь на тротуар и проследи, не поднимет ли кто этот предмет. Обращай внимание на людей с мобильниками, радиостанциями, просто на тех, кто часто подносит ладонь ко рту — в ней может быть зажат передатчик. Главная твоя задача — заставить шпиона или шпионов выдать себя своими нестандартными, несвойственными обычным людям действиями.

— Я, когда у одного из них рация рядом с моей машиной сработала, быстро за руль прыгнул, развернулся и уехал. Трое за мной метров пятьдесят бежали, потом в «Шкоду» серебристого цвета прыгнули… еле оторвался, километров пять по городу петлял.

— Если ты вычислил один «хвост», это не означает, что ты определил всех, — вновь оживился полковник (как позже выяснилось) Новик. — Старайся запоминать регистрационные номера машин, которые едут за тобой. Сначала увеличь скорость, потом сбавь. Неопытный преследователь нажмет на тормоз, чтобы попытаться поймать твой темп движения, или же будет пребывать в растерянности, пытаясь замаскировать или как-то оправдать свои маневры. Проделай эту операцию несколько раз, с тем чтобы определить, кто как бы непреднамеренно (но, конечно же, с целью) постоянно поворачивает за тобой. Чаще меняй направление своего движения — так ты сможешь определить несколько «хвостов». Некоторые бригады наружки устраивают игры с фарами, чтобы в темное время их автомобиль выглядел поочередно как седан или мотоцикл. Это делается с помощью выключателя.

— Это понятно, — перебил я. — В выключенном положении в зеркале заднего вида я увижу одиночный свет фары и решу, что подозрительный седан, который я заметил ранее, уехал…

— Можно просверлить небольшое отверстие в заднем фонаре твоего авто — фонарь будет светить ярким белым пятном, а не красным или янтарным, и это позволит преследователю оставаться ночью на достаточном расстоянии даже при очень интенсивном дорожном движении. А можно не заморачиваться и просто вынуть одну из лампочек либо приклеить на твой бампер полосу светоотражающей пленки.

— Ты еще про радиомаяки забыл упомянуть — XXI век же на дворе, GPS сейчас сильно развит, — подсказал я.

— Ну да, точно, — согласился Новик.

— Сложно как-то все это…

— Определить профессиональную слежку чрезвычайно трудно, но можно. Да и в целом за личной безопасностью надо следить. Вот ты назначил встречу. Где встречаться? Открытое пространство не подходит, как, впрочем, и слишком закрытое. Могу посоветовать кафе — вот как мы сейчас…

Мы как раз подходили к кафе «Мирский замок», что расположено в Минске на проспекте Независимости — обычной советской забегаловке, в которой можно безбоязненно употреблять разве что чай в пакетиках да минералку. В кафе играла громкая музыка, что мне, с учетом намерения записать наш разговор, не очень понравилось, но у мусоров на этот счет, видимо, имелись другие соображения. А может, это было простым совпадением.

— Напротив окон и дверей не садись, — предупредил Миклашевич, — лучше спиной к стене.

— Слышь, пинкертоны, у вас паранойя уже, — шоу забавляло меня все больше.

— Стеклам свойственно вибрировать, по губам можно читать, — продолжал очкарик, — сев спиной к стене, ты получишь возможность следить за происходящим в кафе. Еще лучше, если со своим собеседником вы будете переговариваться не вслух, а перепиской, — Миклашевич оглядел помещение кафе в поисках удачного примера, вероятно, ноутбука, — на бумаге…

Конечно, менты не предполагали, что я могу записывать наш разговор, иначе не общались бы со мной во весь голос, а последовали бы своему же совету.

— И вообще, — Новик вновь переключил разговор на себя, — помни: какое бы незначительное преступление ты ни совершил, всегда, запомни, всегда считай, что ты сделал что-то ужасное. Паранойя должна быть твоим спутником. А то вон в 2004-м вы до того офигели, что купленную по «левому» «пластику» водку, все тридцать ящиков, прямо в инкассаторский микроавтобус загружали.

— Немного странно слышать подобные наставления из уст легавых, вы не находите? — я уже не знал, что и думать.

— Жизнь вообще странная штука, — философски заметил Миклашевич, который так же, как и Новик, в то время уже носил погоны с тремя большими звездами.

— Вы про Бернардо Провенцано слышали?

— Нет, а должны были? — спросил один из мусоров.

— Легендарный мафиози, крестный отец сицилийской коза ностры, успешно скрывался сорок три года, никогда не фотографировался — у полиции было лишь одно его фото сорокалетней давности, его местонахождение знали лишь несколько приближенных, все приказы отдавал через pizzini — маленькие записки и все равно попался…

— Как? — спросил Новик.

— Полиция проследила путь доставки чистой одежды из прачечной его семьи до заброшенной фермы, где скрывался Провенцано.

— Сколько веревочке ни виться… Тебя, кстати, Кирпич сдал.

— Что за «кирпич»? — я вопросительно посмотрел на мусоров.

— Не «что», а «кто», — любезно пояснил Новик.

— Не знаю я таких.

— Ой ли?.. Фильм «Место встречи изменить нельзя» смотрел?

— Очень давно.

— Не суть. Там карманник был один, Садальский его играл, все говорил: «Кошелек, кошелек!.. Какой кошелек?!» «Погоняло» его было Кирпич. А фамилию не помнишь?

— Нет.

— А фамилия Кирпича была Сапрыкин. Вот мы Илью Кирпичом и прозвали. Если б не его показания, оснований для твоего ареста навряд ли хватило бы…

— Да я понял уже, что он сказал при задержании все так, как вам было нужно. Мразь.

— Не то слово, — продолжил Новик. — Скулил, как баба, чтоб мы его не «закрывали». Его папаша — ну ты ж в курсе, у них там фирма строительная, проектную документацию делают.

Я кивнул.

— …задолжал моему приятелю 60 штук баксов. И не отдавал. Пока мы Илью не «прикрыли», ни копейки не вернул. Ну мы сыночка под замок ненадолго — благо оснований хватало, и папаше намекнули что к чему — 50 тыс. сразу вернул. Но вот же, блин, еврейская семейка — оставшуюся «десятку» старшой Кирпич зажал. Пришлось по-новой Илью поприжать.

— Так а приняли-то вы его за что? Я думал, он вам платит… свой в доску…

— Мы тоже так думали. И когда после твоего ареста деньги из белорусских банкоматов все так же продолжили исчезать, Сапрыкин был последним, на кого мы могли подумать. Рассказать, как он спалился?

— Спрашиваешь!

— Лавэ он снимал с американских карточек. И в банкоматах, где работал, — вот же сукин сын, узнал каким-то образом — видеокамер не было.

— Да они и сейчас только в каждом третьем АТМ стоят… В Минске так точно.

— Откуда знаешь?!

— То же мне, секрет Полишинеля…

— Ладно. Так вот, в банкоматах камер не было. Зато одна камера висела на магазине возле одного из банкоматов. Мы пленочку прокрутили — ага, в это время подъезжала черная BMW «пятерка», в кузове е39, и знаешь что? Пробили номера — оказалось, принадлежит старшему брату Сапрыкина.

— Вот дебил! Машину в таких делах надо за квартал оставлять, а то и дальше. Мы когда в Киеве по банкоматам работали, даже PIN-коды набирали фалангой пальца, чтоб отпечатков не оставлять.

— Некоторые кардеры набирают PIN через лист бумаги, ногтем или покрывают подушечки пальцев гидроксиквиналином (hydroxyquinoline) — прозрачным антисептиком, продающимся в аптеках как жидкий пластырь «Новая кожа» (New-Skin). Но это все лишнее, — Новик усмехнулся. — Мы вас по-другому вычисляем.

— Как?

— Смотри. В основном вы воруете деньги с американских карт.

— Предположим.

— Да так и есть — с белорусскими нечего ловить. На сегодня по всей Беларуси всего около тысячи транзакций по иностранным картам в день. Все платежи обрабатываются в одном месте — Национальном процессинговом центре.

— Процессинговый центр — это технологическое ядро любой платежной системы, — подключился к разговору Миклашевич. — Именно здесь в режиме реального времени обрабатываются все транзакции. Наши ребята написали и установили туда сниффер (судя по всему, идея со сниффером принадлежала именно Миклашевичу), анализирующий все иностранные транзакции по следующим параметрам: большие суммы снятия, преимущественно в ночное время, удаленные от оживленных улиц банкоматы и повторяемость — вы же, если карточка начала давать, до самого конца ее «выдаиваете», верно? Система автоматически выбрасывает «алерт» (предупреждение), если сталкивается с этими рисками и особенно с их комбинацией. Согласись, реальный американец не станет в два часа ночи в банкомате в Шабанах раз за разом по пятьсот баксов снимать.

— Логично.

— К тому же вы нередко работаете по одним и тем же излюбленным банкоматам — там мы вас и будем ждать.

— Молодцы. Это вы сильно придумали. Как сказал бы BadB, всем четверка — вам пятерка.

«Ботаник» Миклашевич аж засветился от гордости.

— Это еще что, — продолжал он, — у нас на каждом кардерском форуме есть свои раскрученные персонажи. Ты бы очень удивился, если бы узнал их ники и статусы на форумах…

— После verified.ru — целиком и полностью мусорского форума — я уже мало чему удивляюсь.

Мы беседовали уже около часа. Я потягивал «БонАкву» без газа, купленную за милицейский счет, Новик что-то говорил — рассказчиком он оказался знатным, а Миклашевич, на руке которого поблескивали часы Breitling стоимостью около $2 тыс., откровенно скучал и крутил в руках свою «трубку» НТС.

— Хорошие часики, — я покосился в сторону «Брайтлинга».

— Ай, подделка, — попытался отшутиться Миклашевич.

— Ну мне-то не рассказывай. Фотографии в «Одноклассниках», как ты с семьей отдыхал в Майами, тоже фотомонтаж?

— Да нет, фото мои. Служебная поездка, так сказать. Американцы оплачивали… Разрешили и семью с собой взять. На океан хоть посмотрели…

— Так а что там с КГБ? — я хотел выяснить все насчет своих возможных преследователей.

— Да, точно, — встрепенулся о чем-то задумавшийся полковник Новик. — Ты в курсе, что Комитет крышевал Жданова?

— Краем уха слыхал…

* * *

Выглядело все примерно следующим образом.

Сидит Саша Жданов за столиком, потягивает «Клико» (или «Советское шампанское», если день неудачный), с барышней о чем-то тихо воркует, чистит омара (или там рака, если снова же день такой), дым от сигареты мирно вверх, пальмы вокруг (ну или елки, про день вы в курсе). Настойчивый звонок по мобиле:

— Алло, здравствуйте, это компания «Велком». Ваш телефон находится в роуминге, и на счету образовалась большая задолженность, оплатите, пожалуйста.

— Э-э-э, ну ладно.

— Всего доброго.

— Са-аша, кто звонил?

— Да оператор, просит денег на счет закинуть.

— Странно… С каких это пор сотовый оператор сам звонит…

— Ладно, проехали, налей-ка лучше еще шампанского.

День 2-й.

Тр-р, тр-р.

— Алло.

— Александр?

— Да.

— Комитет госбезопасности.

— Чем обязан?

— Не телефонный разговор. Не могли бы вы к нам зайти?

— Э-э-э, я в Таиланде вообще-то.

— Мы знаем. По возвращении, само собой.

— Хорошо.

— Всего доброго.

Что было после? Жданов возвратился в Минск. Наверное, он и сам не понимает почему. Другой бы на его месте, обладая такими деньгами и светлой головой, уж точно забыл бы Беларусь как страшный сон и остался бы в солнечном и приветливом к богатым белым туристам Таиланде. Но Саша вернулся. И приехал, как водится, в КГБ — от визитов в данное ведомство в нашей синеокой республике не принято отказываться.

«Заводят, значит, в помещение, — рассказывал он мне, — все столы компами заставлены. И два тщедушных паренька возрастом около тридцати, типичные “ботаники”. Ну, представились, как водится:

— Саша, мы знаем все, чем ты занимаешься. Про пирамиды твои в Интернете, про суммы доходов.

— Хорошо. Вернее, плохо. И что теперь? В тюрьму?