Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера Павлович Сергей
Sonelao перевел мне $2 тыс., и 20 марта я, мой брат Дима, Катя и ее подруга Аня Корнева улетели в Египет.
* * *
Одна из лучших и самых удобных турфирм для путешествий в Египет, да и по всему миру, — это Tez Tour (teztour.com). Прекрасное обслуживание, встреча в аэропорту, размещение в отеле, страховка, приветливые гиды, неплохо говорящие на русском и английском, которые быстро решают любые возникающие во время твоего отдыха вопросы.
Вылетали из Киева в Шарм-эль-Шейх, ровно на неделю. Арабы называют свой город Шарм-эш-Шейх («залив шейха»), и только в русском языке встречается название Шарм-эль-Шейх.
— Ты ж смотри, — предупредила меня Катя после того, как усатый пограничник в необычной форме с множеством нашивок, эмблем и яркими погонами с орлами и огромными, наподобие маршальских, звездами шлепнул в наши паспорта въездные визы, — здесь арабы за женщин верблюдов предлагают. За меня не раз давали. То ли у них прикол такой, то ли серьезно. Один верблюд стоит пять штук баксов.
— Хм-м, предложи мне тысячу верблюдов, и я бы, возможно, согласился… — с серьезным видом ответил я.
— Я тебе соглашусь!..
Город расположен в практически безветренной бухте Наама-Бей. Строительство курорта началось именно с этой бухты, поэтому она является самой обжитой и благоустроенной из всех. Путевка обошлась нам в астрономические $1300 на человека, что для Египта, который по горящей путевке можно посетить долларов за триста, было ну очень дорого. Правда, и отель — Maritim Jollie Ville Resort&Casino, расположенный в 12 километрах от аэропорта, непосредственно на берегу Красного моря, того стоил. Пять ресторанов, бары, два открытых бассейна — один с подогревом, другой — с морской водой, SPA-центр, красивый парк, четыре теннисных корта, верховая езда, дайвинг, серфинг, поле для гольфа в пяти километрах от отеля и, самое главное, — собственный песчаный пляж, так как по всему побережью Шарма, за исключением нескольких пляжей, необходимо входить в воду в специальной обуви, потому что у самого берега начинаются коралловые рифы.
Помимо этого, наш отель находился в самом центре «Променада» — знаменитой прогулочной набережной Наама Бэй, которую часто называют арабским Лас-Вегасом. Жизнь здесь кипит круглые сутки: сувенирные лавки, торговые центры, дискотеки, развлекательные заведения, боулинг, рестораны, бары и казино. Здесь же расположен и Little Buddha — самый модный клуб Шарм-эль-Шейха. Днем это ресторан, где можно попробовать самые вкусные блюда французской, средиземноморской, японской и азиатской кухни. Ближе к полуночи «Маленький Будда» превращается в стильный ночной клуб, где часто выступают самые известные диджеи со всего мира. Pacha Club & Bus Stop — еще одно известное место в Шарме. Легендарный клуб с одноименным названием открылся на Ибице в 1973 году и стал танцевальной Меккой для всех посетителей острова. Сейчас это разветвленная сеть с филиалами во всех уголках мира. Символ клуба — две вишенки, олицетворение сладкой и красивой жизни. Прямо напротив Pacha Club находится лучшая кальянная в Шарм-эль-Шейхе.
В нашем отеле не было all inclusive. В стоимость путевки были включены только завтраки и ужины.
— Вот черт! И выбрал же ты отель без «все включено», — ругалась Катерина. — А что мы в обед есть будем?
— Зайка, ты кое-чего не понимаешь: в том, что здесь нет all inclusive, нет ничего плохого, поскольку система «все включено» содержит, как правило, одно-единственное исключение — исключено качество. Купи путевку дешево — и придется платить дополнительные сборы, отель будет хуже, море дальше, обслуживание и питание хуже. В результате — испорченные впечатления, а ты сэкономил всего $200–300, — объяснял я своей подруге.
— Но кушать-то все равно хочется, — продолжала гнуть свою линию та. — Пойдем на пляже какое кафе поищем.
Бутылка обычной питьевой воды Nestle стоила на пляже $2, а в магазине буквально в ста метрах — всего 50 центов. Ресторан мы тоже нашли, и не один. Правда, за приличный обед нужно было отдать долларов по тридцать с человека, и к таким расходам мы оказались не готовы. Конечно, можно было накупить продуктов в супермаркете и обедать в номере (пару раз мы так и делали), но «жор» у нас наблюдался лишь в первые несколько дней, а потом в дневное время мы либо спали — загорать-то все равно невозможно, либо занимались любовью в своих номерах, и проблема с обедами отпала сама собой.
Спиртное можно везти с собой — я захватил водку «Империя», которую покупал в качестве подарка для Сонелао, а можно покупать в местном Duty Free, расположенном всего в нескольких метрах от Jollie Ville.
— Друг, у тебя есть с собой паспорт? — на неплохом русском обратился ко мне торговец в одной из сувенирных лавок, куда мы зашли проверить Димину VISA, отчего-то не принимавшуюся египетскими банкоматами.
— Нет, а что?
— Хотел попросить, чтобы ты мне в дьюти-фри водки купил. Страна мусульманская, понимаешь — арабам не продают…
— О, так вы еще и бухаете?! — развеселился Дима. — Я думал, вы только гашиш курите.
— Знаешь, камрад, — я посмотрел на араба, — у меня есть идея получше: в холодильнике в моем номере есть бутылка лучшей в мире водки, «Русский стандарт» — слышал? Давай я ее тебе просто… подарю.
Торговец не сразу поверил в собственную удачу, но, когда мы подо шли к воротам нашей гостиницы и я вынес ему еще покрытую инеем, только из морозильника бутылку водки, долго-долго тряс мою руку: «Спасибо, спасибо, друг».
Глава 38
Вы можете хранить молчание
Арест — это ослепляющая вспышка и удар, от которых настоящее разом сдвигается в прошедшее, а невозможное становится полноправным настоящим; это резкий ночной звонок или грубый стук в дверь; это бравый вход невытираемых сапог бодрствующих оперативников; это — за спинами их напуганный прибитый понятой.
Традиционный арест — это еще сборы дрожащими руками для уводимого: смены белья, куска мыла, какой-то еды, и никто не знает, чт'о надо, чт'о можно и как лучше одеть, а оперативники торопят и обрывают: «Ничего не надо. Там накормят. Там тепло». (Все лгут. А торопят — для страху.)
А. Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ
Дзинь-дзинь-дзинь — ворвалась в мой сон настойчивая трель дверного звонка. Я протер глаза и посмотрел на часы: 6 утра. Черт, и кто это приперся в такую рань?! Может, Катя? Хотя у нее свои ключи есть. Я подошел к двери:
— Кто там?
— Уборщица, — ответил женский голос.
— Чего надо? — я посмотрел в глазок: точно — тетка со шваброй.
— Уберите коробки, работать мешают.
«Какие, на фиг, коробки?» — подумал я про себя, но почему-то щелкнул замком входной двери. Вместо тщедушной тетки в синей униформе на пороге стояли четыре дюжих молодца. Самой уборщицы-трансформера нигде не было. И где ж они прятались, что я их не заметил?
А, точно — за стенкой справа, в глазок-то их и не видно. А ведь я давно собирался заменить его современным, с широким углом обзора. Я попытался закрыть дверь, но ее тут же перехватила сильная рука в черной кожаной перчатке. Черт, цепочки-то на двери тоже нет… Сколько раз я читал на кардерских форумах, да и сам неоднократно писал что-то типа: «С точки зрения безопасности твоя квартира должна представлять крепость. Если не установлена вторая железная дверь — установи. Цепочка, не позволяющая двери открыться широко, видеокамера, чтобы никто не мог спрятаться за стеной, — все пригодится. Пока к тебе будет ломиться милиция, ты уже успеешь двадцать раз отформатировать диск или позвонить адвокату», а теперь сам так лоханулся…
— Комитет госбезопасности, — представился один из гостей. — Вот постановление о проведении обыска в рамках дела о взрыве в Минске 3 июля.
3 июля, День независимости… Во время празднования в толпе взорвалась самодельная бомба, начиненная стальными шариками. Погибших не было, зато покалеченных — больше пятидесяти человек. И где я был в этот день? А, вспомнил: в Гомеле, бухали на даче у друзей. Значит, алиби есть — свидетелей много.
— Можно ваше удостоверение? — спросил я у высокого стриженого чекиста в черной кожаной куртке.
— Да, пожалуйста, — он вынул из кармана красную «ксиву» с золотистой надписью «Камiтэт дзяржаўнай бяспекi» и передал мне. Полковник Чучко — прочел я в книжечке.
— Все в порядке, обыскивайте, — сказал я, прошел на кухню, достал из холодильника бутылку шампанского, наполнил бокал и неторопливо выпил.
Один из оперов пошел за понятыми. Не было его минут пятнадцать — нормальные люди в 6 утра еще спят. Мусора часто проводят обыски и задержания ночью или ранним утром, когда ты вырван из тепла постели и спросонья не способен адекватно воспринимать действительность. Наконец привели кого-то из соседей.
— Перед проведением обыска предлагаю вам добровольно выдать орудия совершения преступления, крупные суммы денег, оружие, наркотики и другие запрещенные для хранения предметы, — предложил мне полковник Чучко — видимо, старший в группе. — Оформим все это актом добровольной выдачи — на суде зачтется, если что.
«Ага, зачтется… — подумал я про себя. — Это уж точно будет последнее, что мне поможет», — а вслух сказал:
— Ничего запретного в моем доме нет. И к взрыву вашему я отношения не имею, меня в этот день вообще в Минске не было.
— Олега Бразермана знаешь? — тут же последовал вопрос.
— Знаю. Мы с ним мутили продажу оружия в Африку. Но там же через вашу контору, «Белспецвнештехника», все официально. Да и к чему вообще весь этот цирк с обыском, если я сам приезжаю к вам и помогаю в расследовании?..
* * *
С Комитетом я связался случайно. Когда осенью 2007 года был задержан первый замначальника управления «К» полковник Новик, чекисты вызвали меня и спросили, могу ли я чем-нибудь помочь в расследовании, и я, грешный человек, тут же согласился. Причем не только дал показания против Новика и Миклашевича — еще одного полковника из этого ведомства, но и (чего уж точно не стоило делать) представил компрометирующую их диктофонную запись, ждавшую своего часа на моем компьютере. Чем я думал? Зачем вообще ввязался не в свою войну и так бездарно использовал серьезный компромат? Воистину глупости человеческой нет предела. Потом они меня снова вызывали, но я сообщил, что уезжаю в отпуск и вернусь через несколько недель.
— Ладно, ребята, — прервал мои воспоминания Чучко, — за работу, — отдал он приказ своим.
— Только рукава, пожалуйста, засучите, — вмешался я, — а то вдруг из них «случайно» что-нибудь выпадет, патрон какой или чек героина, не дай бог. И давайте не разбредаться по квартире, а осматривать комнату за комнатой — понятые, следите за этим. О’кей?
Как ни странно, возражений не последовало.
Ничего запрещенного или имеющего отношения к взрыву в моем доме, разумеется, не нашли. Правда, мне показалось, что «гости» и не стремились что-то искать, а весь спектакль с обыском был для них не более чем формальностью — под эту гребенку тогда пол-Минска попало.
— Теперь давай осмотрим содержимое твоего компьютера, — молодой светловолосый оперативник присел за мой ноутбук и вопросительно глядел на меня, как бы спрашивая пароль для входа в Windows.
Я замер в нерешительности: сказать — не сказать?
— Ну ладно, — я прикинул, что ничего представляющего интерес для КГБ на моем компьютере нет, сел за клавиатуру и набрал код.
Бог ты мой! Я не поверил собственным глазам: открыто два крипта.
Обычно я не отключал только один, где висела ICQ, но сегодня — первый и единственный раз — был включен и основной зашифрованный диск. Черт! Что ж за невезуха?! Как назло, именно сегодня за мной и пришли. Да-а, расслабился, Полисдог, жизнь стала сытой и спокойной, потерял осторожность — вот тебе и результат.
Легавые довольно потирали руки, «шарили» по директориям, улыбались, как дети, и копировали содержимое обоих криптоконтейнеров на диск C. Они делали все, что мне было нужно, и даже не подозревали, какой неприятный сюрприз их ждет: на моем компе была установлена программа Deep Freeze, после каждой перезагрузки приводящая системный диск в первозданный вид, и теперь все, что нужно было сделать, — это под каким-нибудь предлогом перезагрузить Windows.
— Эй, — остановил я блондина, который уже выключил мой ноутбук и теперь собирался отключить от него внешний жесткий диск, — его нельзя так отключать, может сгореть. Надо из-под «винды» корректно отключить…
— Делай, — на удивление легко согласился тот.
«Вот и отлично, фокус удался, — подумал я про себя. — Хотел бы я посмотреть на ваши рожи, когда вы с гордым видом вернетесь в отдел, соберете вокруг себя своих начальников и коллег, включите ноут (пароль на Windows я сообщил) — а там голый вассер».
— Ну что там, закончили с компьютером? — поинтересовался у «ботаника» полковник Чучко.
— Да-да, забираем с собой, — поспешно ответит тот. — Для дополнительного изучения, — по слогам выговорил он.
— Хорошо, тогда вы вдвоем, — полковник указал на блондина и еще одного молодого оперативника, — в отдел, а мы поедем на обыск в доме его матери, за городом.
Через полчаса я, Чучко и еще один чекист — молодой, на вид не старше двадцати, были уже в Гатово — поселке в десяти минутах езды от МКАД, где проживала моя мама.
— Сергей, мы в курсе, что здесь искать нечего, — сказал старший кагэбэшник, — но у нас постановления на проведение обысков в двух местах, так что, будь добр, сходи за понятыми. Аркадий, — он посмотрел на своего напарника, — пока протокол напишет, поставите там свои подписи да поедем.
Я позвал соседей снизу, мы быстро уладили бумажные формальности и уже собирались уходить из квартиры, когда зазвонил телефон Чучко. По мере того как тот слушал, выражение его лица несколько раз менялось и застыло в гримасе крайнего недовольства и удивления.
— Какие пароли на криптоконтейнеры? — прохрипел он, глядя на меня.
— Не помню, — когда я понял, что Deep Freeze сработал как часы, то заговорил с чекистами совсем другим языком. — Вчера сменил по пьяни, где-то записал, а где — не помню.
— Ладно, «закроем» тебя для начала на десять суток, может, вспомнишь…
Я быстро прокрутил в голове содержимое моих шифрованных дисков: «аська» без сохраненной истории сообщений, VISA Interchange Directory — база для определения типа карты и банка по «бину», сотни миллионов электронных адресов любителей «клубнички», несколько готовых сайтов-витрин для «адалта», статистика продаж, файл со списком должников, контакты, парочка порнофильмов с моей любимой актрисой Angel Dark — ну вот вроде и все, ничего интересного, для КГБ уж точно.
— Ладно, записывай, — я продиктовал Чучко пароли от дисков.
Тот тут же набрал чей-то номер — видимо, того, кто ему звонил несколько минут назад, и сообщил мои коды. Судя по всему, услышанное удовлетворило его невидимого собеседника, потому что мы закрыли квартиру, спустились в машину и поехали в КГБ.
— Ну что, Сергей, — обратился ко мне Аркадий, когда я сидел за столом в его рабочем кабинете, — давай оформим допрос в качестве свидетеля по делу о взрыве? Так, формальность простая. Ты же ничего по этому поводу не знаешь?
— Угадал — не знаю. А где мой ноутбук?
— Как где?! У соседей…
— У каких еще соседей?! — страшная догадка исказила мое лицо.
— Ну в МВД.
— Как в МВД?! — я полностью офигел от неожиданности.
— Ну так, — развел руками Аркадий, который, как оказалось, был следователем КГБ в звании капитана, — очень просто. Мы же к тебе вчетвером приехали, так?
Я кивнул.
— Чучко и я — из Комитета, а двое других — из отдела «К». Нам твой компьютер ни к чему, это они там специалисты…
Блин! Ну я и болван. На мякине провели, как первоклассника… И чего я не у всех оперов, что присутствовали на обыске, «ксивы» посмотрел? Теперь понятно, почему в моем доме особо ничего и не искали: мусорам был нужен только мой компьютер, а чекистам вообще все до фонаря — они-то знали, что не я бомбу подложил. Может, сами ее вообще и взорвали…
— Ты ментам в чем-то сильно дорогу перешел, — продолжал следователь, — операцию в отношении тебя координировал лично министр внутренних дел Наумов.
«В чем-то перешел дорогу отделу “К”»… Еще бы: дал показания на двух сотрудников и представил компромат, помогал вывести на чистую воду других «оборотней» из этого же ведомства… Мусора, видимо, прочухали — что неудивительно при их-то возможностях — вот тебе и результат. Доигрался, PoliceDog. Понадеялся на порядочность агентов КГБ, знающих, что ты помогаешь им в расследовании, и оттого закрывающих глаза на небольшой криминал, следы которого всегда можно отыскать в твоем компьютере…
— Лгать можно только любимой женщине и полицейскому… — Аркадий словно прочитал мои мысли.
— О чем это ты?
— Всем остальным нужно говорить правду, — закончил он. — Это я о паролях твоих.
— Ну, что есть, то есть. Затупил я, конечно… Кстати, как твоя фамилия? — спросил я у капитана. — Мы с тобой нигде раньше не пересекались?
— Шардаков. Аркадий Шардаков. Я с Иваном Муравьевым дружу — ведущим с одного из телеканалов, а он тебя знает. Не вини себя, — продолжал он, — не скажи ты пароли сам — у нас бы тебе тиопентал натрия («сыворотку правды») вкололи — еще бы и не такое рассказал.
— Классные у вас методы, ничего не скажешь… Так и до Гуантанамо недалеко, — мрачно резюмировал я.
— А «Поваренная книга анархиста» и программы для расчета массы тротила при направленном взрыве тебе для чего? — неожиданно сменил тему Шардаков. — Менты сказали, что нашли на твоем компьютере…
— Это Бразерман откуда-то притащил. Я посмотрел — очень любопытно. Вот и оставил. На всякий, так сказать, пожарный. Причем книга настоящая — не та низкопробная подделка про изготовление наркотиков из банановой кожуры, что валяется в Сети.
— Любопытство сгубило больше девственниц, чем любовь… — философски заметил капитан. — Того и гляди, обвинения в терроризме повесят, за такую-то «литературу»… Ладно, подписывай протокол допроса и пойдем.
— Куда?! — я испуганно посмотрел на него и перевел взгляд на окно, выходящее во внутренний двор КГБ.
— Передам тебя ментам…
* * *
Министерство внутренних дел находилось на улице Городской Вал, всего в двух минутах ходьбы от огромного желтого монстра с белыми колонами — здания КГБ.
— Кто такой? — неприветливо встретил нас милицейский майор в фойе МВД.
— Павлович…
Шардаков ушел.
— Снимай цепочку, кулон, очки, доставай все из карманов, деньги и мобильники на стол, — командовал майор, с каждым новым словом все больше лишая меня надежды вырваться отсюда. — Ремень и шнурки не забудь.
Вот теперь точно все. Картина Репина «Приплыли». Раньше надо было думать, Сережа, когда пароли свои называл.
— Матери моей все это отдадите? — спросил я.
— Кроме телефонов. Пиши заявление на имя следователя.
— А кто следователь? — полюбопытствовал я.
— Бельский…
Я взял ручку и написал. В двух экземплярах. И когда спустя 20 минут появился этот самый Бельский — невысокого роста, коренастый, высоколобый следак лет тридцати, — передал обе копии заявления ему и попросил поставить подпись под списком моих личных вещей.
— Это еще зачем? — удивился тот.
— На всякий случай. В прошлый раз ваши сотрудники из моего автомобиля почти на двушку «зелени» всякого добра украли. Не побрезговали даже начатым парфюмом. Голодоморы чертовы! И позвоните моей маме, телефон +37529….. — пусть моего адвоката пришлет — Елену Павловну Шевченко.
— Хорошо, — согласился со всем высоколоб.
Адвокат приехала через час. Даже при свой развитой фантазии я не мог представить, что стоящая передо мной невысокая, чуть полноватая тетка средних лет и есть тридцатипятилетняя и все еще недурная собой Лена Шевченко.
— Э-э-э, а где Лена? — спросил я у женщины.
— Она ушла из адвокатуры и работает судьей. Порекомендовала твоей маме нанять меня — мы из одной консультации. Хотя ты ведь понимаешь, что адвокаты в нашей стране…
— Голосуй — не голосуй, все равно получишь… — выдал я похожую по смыслу фразу.
— Правильно — ничего не решают, — закончила свою мысль адвокат.
Так в моей жизни появился новый персонаж — адвокат юридической конторы Партизанского района города-героя Минска Марина Михайловна Воробьева — простецкая, много курящая тетка слегка за сорок, давно уже не питающая иллюзий относительно состояния законности в нашей стране и оттого трезво оценивающая перспективы моего уголовного дела.
— Пока мне все ясно, — сказала она. — Увидимся уже, когда ты будешь на Володарке.
Адвокат распрощалась и ушла, оборвав еще одну нить, связывающую меня со свободой. Мусора посадили меня в служебную «шестерку», и мы направились в мою квартиру для проведения повторного обыска, на сей раз исключительно силами МВД.
Этот обыск не сильно отличался от многих других обысков, имевших место в моей жизни и еще будущих в жизни каждого активного белоруса, вне зависимости от того, занимается он криминалом, бизнесом или политикой.
— Мы сейчас составим протокол обыска — сказал мне блондин, с которым я поневоле познакомился еще утром, — а ты пока собирай, что тебе с собой в СИЗО нужно.
В СИЗО… Мда-а… Ужасное дело — самому в тюрьму собираться. Одно дело, когда тебя «принимают» на улице: мордой в асфальт, лежать, не двигаться. «Вы можете хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде». И совсем другое — находиться в собственной квартире с тремя мусорами, понимая, что арест неминуем, что ты фактически даже сейчас уже задержан, и самому в тюрьму собираться. Благо легавые попались более-менее человечные и дали достаточно времени на сборы.
Спортивный костюм, вязаную шапочку, перчатки, куртку-пуховик (варианты: длинную дубленку, телогрейку) — пригодится на полу в холодных камерах КПЗ и тюрем валяться, несколько пар теплых носков, термобелье (или обычные кальсоны), обувь похуже — контролерам в СИЗО начхать, что твои ботинки стоят три его месячные зарплаты — супинаторы из них все равно вынут, полотенце, мыло, туалетную бумагу, зубную щетку и пасту, ручки, тетради, конверты, наручные часы, чай, кофе, конфеты, шоколад, сахар, бульонные кубики, бутылку воды, пару блоков сигарет, спички, пластиковую кружку, тарелку, ложку, кипятильник, лекарства — обезболивающее, от насморка и желудка, фотографию любимой женщины на память, последняя записка «Я тебя люблю. Что бы ни случилось», и в путь. Длиною, не приведи Господь, и в несколько лет…
Хочешь узнать, что дальше? Все как всегда: визит к прокурору, пообщаться с которым лично мне в этот раз не удалось, ордер на арест, серые сырые стены КПЗ с «шубой» на стенах, призванной давить на твою психику и давно запрещенной во всем цивилизованном мире, тусклый свет, крысы и полчища клопов, превращающих твое тело в гигантский «шведский стол»… Эх, превратиться бы в комара и улететь далеко-далеко. Прилететь к деду… Интересно, сколько живут комары?
Глава 39
Who is Mr Gonzalez?
— Кто такой Альберт Гонсалес? — вместо приветствия начала адвокат Воробьева, когда я переступил дверь следственного кабинета.
— А какое сегодня число? — по праву обладателя израильского паспорта ответил я вопросом на вопрос.
— 8 августа 2008 года, — не понимая, к чему я веду, растерянно протянула адвокат.
— Получается, я здесь уже восемь дней… Здравствуйте, Марина Михайловна.
— Надо же, запомнил, как меня зовут, — сделала мне комплимент та.
— Угостите сигаретой — мне не разрешили с собой из хаты взять.
— А здесь и не курят в кабинетах, я сама в туалет выхожу. Это же не Володарка.
— Я бы сказал, «к сожалению, это не Володарка»…
— Кстати, а почему ты здесь, в Жодино, а не в Минске? Я видела у следака письмо на имя Дубровского, начальника СИЗО-1, где он просил оставить тебя в столице…
— Вначале менты так и планировали, но потом, как по секрету шепнул мне один знакомый на Володарке, «они прочли изъятые у тебя письма, увидели, что сиделось тебе здесь неплохо, и решили увезти тебя подальше от города, чтобы связать по рукам и ногам». Официальная формулировка: «В ближайшие два месяца никаких следственных действий с участием Павловича не планируется. Кроме того, в целях недопущения его встречи с Новиком и Боянковым, прошу…» Так я и оказался здесь, в минской областной тюрьме № 8.
— Так все-таки, кто такой Гонсалес?
— Какой еще, к черту, Гонсалес?!
— Твой подельник.
— Мой, простите, кто? — я вопросительно уставился на адвоката.
— Подельник, соучастник, кореш — называй, как хочешь, смысл тот же.
— Подельник… Что-то я его не припоминаю…
— На лучше прочти, что про вас пишут, — Воробьева достала из своего портфеля стопку газет, пахнущих свежей типографской краской, и протянула мне.
Я быстро пробежался глазами по тексту статей. Так, родился в Майами в семье кубинских эмигрантов. Первый компьютер маленькому Альберту купили в возрасте восьми лет. Интернет тогда только заро ждался. В девять лет Альберт уже умел бороться с компьютерными вирусами. Не ходил на тусовки и не играл с друзьями в футбол, всегда сидел за компьютером. Комп был его лучшим другом. Со временем увлечение сына начало тревожить родителей. «Мать уложит его спать, а в час-два ночи опять застает его за компьютером». Когда Гонсалесу стукнуло семнадцать, он и два его однокашника воспользовались школьными компьютерами и взломали компьютерную сеть индийского правительства. В ту пору им не пришло в голову обокрасть Республику Индию, и они ограничились тем, что оставили на правительственном сайте глумливые комментарии, высмеивающие тамошнюю культуру. «Неожиданно в школу заявились фэбээровцы и потребовали наши компьютеры», — вспоминает ее директор Томас Шоу. Гонсалеса опрометчиво не посадили, а просто на полгода запретили ему подходить к компьютеру.
В 1999 году он с отличием оканчивает школу и переезжает в Нью-Йорк. Под ником SoupNazi, взятым из комедийного сериала «Сайнфелд», знакомится в интернет-чатах с людьми, которые потом сделаются его сообщниками. А четыре года спустя начинает самостоятельно взламывать компьютерные сети на Восточном побережье Америки.
Гонсалес был арестован в 2003 году Секретной службой США, но в тюрьму, пусть даже курортную американскую, идти не захотел и согласился помочь федералам провести операцию Firewall, направленную против сайта Shadowcrew.com, который был известен как «супермаркет киберпреступности». Одновременно Гонсалес по-прежнему устанавливал шпионские программы в чужих компьютерах.
Идем дальше, Александр Суворов. Вырос в небольшом городке Силламяэ на северо-востоке Эстонии. Там же окончил гимназию в 2002 году.
Силламяэ — довольно специфический город, который в советское время был закрытым. Там находился «почтовый ящик» — предприятие военно-промышленного комплекса. И контингент городских жителей сформировался соответствующий — в большинстве своем из высоко-квалифицированного инженерно-технического персонала. Поэтому не случайно, что многие представители молодого поколения силламяэвцев проявляют незаурядные способности в точных науках.
«Типичный “четверочник”. Какими-то особенными способностями среди одноклассников не выделялся, но учился довольно хорошо. Особой тяги ни к точным наукам, ни к компьютеру мы у него не замечали, — рассказала об Александре Суворове одна из его бывших учительниц. — По характеру достаточно спокойный. Иногда мог вспылить, но зла подолгу ни на кого не держал. Абсолютно нормальный мальчик».
Сразу после окончания гимназии Суворов уехал из Силламяэ и больше в родном городе почти не появлялся. С бывшими одноклассниками общался мало. Ходили слухи, что Суворов стал хакером, но толком никто ничего не знал.
В этом году Гонсалес был в числе одиннадцати человек (среди них три украинца и один белорус), обвиненных федеральной прокуратурой в преступном сговоре, взломе компьютерных сетей, мошенничестве и торговле похищенными номерами кредитных и дебетовых карт. На тот момент это было самое крупное в США дело подобного рода. О нем было объявлено на пресс-конференции в Бостоне с участием министра юстиции Майкла Мукейси и главного прокурора Восточного округа Нью-Йорка Бентона Кэмпбелла, который в 1996 году представлял обвинение на обоих процессах Вячеслава Иванькова по кличке Япончик.
Потенциальных жертв злоумышленники выбирали из числа компаний, попавших в список журнала Fortune «500 крупнейших корпораций мира», изучали системы оплаты и защиты фирм, а затем взламывали их сеть. Альберт Гонсалес также разъезжал со своим ноутбуком по городам США, пытаясь с помощью специальной программы проникнуть в компьютерные сети магазинов. Через систему беспроводного Интернета Wi-Fi Гонсалес искал технически уязвимые компьютерные сети. Если это у него получалось, то он через свой компьютер копировал данные банковских карточек (номера кредиток, PIN-коды и информацию о состоянии счета) на серверы, находящиеся в США, Нидерландах, Латвии и Украине. Позже следователи нашли на этих двух серверах более 41 млн номеров банковских карточек. Всего хакерам удалось похитить данные 170 млн дебетовых и кредитных карт. Согласно судебным документам, основной массив данных, касавшихся примерно 130 млн карт, был похищен у платежной системы Heartland Payment Systems. В сети супермаркетов Hannaford Brothers, для сравнения, были украдены данные о 4,2 млн карт. Часть похищенных данных взломщики продавали на черном рынке, а часть использовали сами: наносили информацию на чистые пластиковые карты и с их помощью «вынули» из банкоматов десятки тысяч долларов.
Американцам были известны и ближайшие сообщники Гонсалеса — харьковчанин Максим Ястремский, известный в хакерских кругах как Maksik, и эстонец славянских корней Александр Суворов (JonnyHell).
3 марта 2008 года 24-летний Суворов был арестован во Франкфурте по дороге на Бали и ожидает экстрадиции в Соединенные Штаты. Арест Суворова в описании гамбургского еженедельника «Шпигель» выглядит весьма зрелищным. Когда он протянул свой эстонский паспорт на стойке регистрации пассажиров, из очереди к нему вышли двое неброско одетых мужчин и предъявили служебные удостоверения: «Вы арестованы». Вслед за этим двое спецагентов, именуемых как Пол Б. и Тимоти Г., доставили его в тюрьму в Вайтерштадте в нескольких километрах южнее Франкфурта-на-Майне.
В Америке успех сыщиков Секретной службы не прошел незамеченным. Ведь молодой эстонец под псевдонимом Джонни Ад принадлежит, по формулировке канала Эй-би-си, к «крупнейшему мировому сообществу мошенников, торгующих по всему миру украденными номерами кредитных карточек».
В Германии же случай с арестом опасного международного мошенника стал темой обсуждения в высших кругах политики и юстиции. Ведь оба агента американской Секретной службы (они трудились во франкфуртском генконсульстве США и обладали дипломатическими паспортами) провели задержание на территории Германии без всяких на то прав.
В щекотливом положении оказалась и германская юстиция, которой предстоит решить вопрос, выдавать ли Суворова властям США, ведь на момент ареста его личность не фигурировала в банках данных спецслужб Германии. Спасительной соломинкой оказалась копия факса с ордером на арест, якобы выданным калифорнийскими властями в начале февраля. Немцы засомневались в подлинности документа. В ту же ночь из Вашингтона во Франкфурт прибыло электронное послание, в котором сообщалось, что «предварительный» ордер на арест в настоящее время «переводится» на немецкий язык. Завершить данный труд заокеанским «переводчикам» удалось лишь к 12 марта. Иными словами, ордер на арест был доставлен во Франкфурт-на-Майне спустя неделю после самого ареста. В документе говорилось о «взломе корпоративных банков данных, в которых содержались миллионы номеров кредитных карточек». Ущерб, как прикинули авторы ордера, превосходит $100 млн.
По наводке американцев харьковчанин Ястремский был арестован в июле 2007 года в Турции, где он отдыхал. Вместе с ним забрали и его тезку израильтянина Максима Турчака. Впрочем, Турчака быстро освободили из-за отсутствия доказательств. Одновременно появились сообщения о том, что Максим Ястремский якобы работает на международную террористическую организацию «Аль-Каида». Эти сообщения вызвали настолько сильный резонанс, что Министерству иностранных дел Украины пришлось выступить с официальным заявлением, опровергающим слухи о сотрудничестве Ястремского с исламистскими террористами.
Показательно, что многие из пострадавших компаний даже не знали, что допустили утечку (сеть магазинов TJX упустила 45,6 млн кредитных карт, и в течение семнадцати месяцев хакеры имели доступ ко всей информации в реальном времени). Рыночная стоимость TJX составляет $13 млрд, но при этом компания не удосужилась ввести дополнительные меры безопасности. Теперь она подсчитывает убытки — по оценкам самой TJX, они составили около $256 млн. Аналитики Forrester Research уверены, что эта цифра со временем увеличится в четыре раза и превысит $1 млрд. При этом абсолютно все специалисты признают, что реальные расходы TJX практически невозможно подсчитать.
Большинство участников преступной группировки занимались продажей украденных данных и лично никогда не встречались.
По сообщению федеральной прокуратуры США, имущество Альберта Гонсалеса оценивается в $1,65 млн, ему принадлежит дом в Майами и автомобиль BMW 2006 года выпуска.
— «Среди них три украинца и один белорус»… — повторила адвокат. — По всему выходит, что Гонсалес твой подельник. Ну или ты его… — добавила она.
— Выходит, что так, — вздохнул я. — Я думал, что продавал дампы Джоннихелла, а получается, что товар был Гонсалеса…
— А что, американцы действительно ТАК работают? — Воробьева обвела карандашом абзац про арест Суворова в Германии.
— Это еще цветочки. Вон Воа — один из самых известных в мире кардеров — с 2003 года под следствием в Штатах сидит, и когда суд будет — одному богу известно.
— Я думала, только у нас такое… — моя адвокат, похоже, была не слишком высокого мнения о нашей судебной системе.
— В Америке правовой беспредел еще хуже. Когда на карте стоит экономическая безопасность страны, о букве закона там вообще не заботятся. Интересы Соединенных Штатов Америки священны и должны охраняться любыми средствами, желательно (но не обязательно) под демократическим соусом.
Максика я лично не знал, но как-то раз покупал у него переклеенный украинский паспорт. Паршивого, к слову, качества. Так что криминальную карьеру Ястремский начал с подделки документов.
— При аресте у него нашли два паспорта на разные имена, а в его ноутбуке — 5 тыс. кредитных карточек и программы для взлома сетей…
— Мда-а… Первое правило разведчика: нельзя иметь при себе два документа, взаимоисключающие друг друга.
— Свой план обогащения Суворов, Ястремский и Гонсалес называли Get rich or die trying…
— «Разбогатей или сдохни!» — это известный лозунг рэпера 50cent.
— Письма получаешь?
— Да, вчера от мамы было. Вы следака видели?
— Только по телефону разговаривала. Сказал, что пока к тебе не собирается. Посоветовал за новостями по твоему делу в прессе и в Интернете следить. Вот, кстати, откопала официальный пресс-релиз о ваших похождениях, — Воробьева протянула мне несколько листов, скрепленных булавкой. — На сайте американского Министерства юстиции нашла, — с гордым видом добавила она.
— Ладно, мне пора, — Марина Михайловна встала из-за стола и начала собирать свои бумаги. — Попробую тебе помочь. Вернее, сделаю все, что от меня зависит, — дело у тебя не самое заурядное. К тому же на контроле в Генпрокуратуре. Мама тебе сейчас поесть чего передаст, они с Катей меня в машине ждут.
— Хорошо. Привет им. До встречи, — я попрощался и ушел.
Тюремные менты отличаются какой-то особой узостью мышления. У них что ни густонаселенное здание — так обязательно «шанхай», а барак, стоящий отдельно от других, часто называют «хутором». Корпус, где сидел я, называли «титаником» — то ли из-за гигантских размеров, то ли потому, что все мы были обречены пойти ко дну…
Я вернулся в хату, перед тем пройдя 400 метров по запутанным, разделенным не одним десятком железных дверей, подземным коридорам, прилег на нары и закрыл глаза. Я оказался там, где всегда хотел оказаться…
Глава 40
Прав тот, у кого больше прав
Уже поздно совсем. От монитора начинают болеть глаза, но я продолжаю рассматривать твои фото. На них ты получаешься таким же красивым, как и в жизни, но не живым. В жизни ты совсем другой. Теплый комочек счастья… Такое странное ощущение… я чувствую себя на год младше… живу прошлой осенью… Мой трек-лист в плеере сменился на музыку, которую я слушала, когда мы познакомились, и теперь даже звуки, запахи, ощущения стали такими же, как тогда… Единственное, что меняется неустанно, — это то, что я с каждым днем все сильнее влюбляюсь в тебя. В твои нежные руки, смуглую кожу, в твою серьезность и вместе с тем милое ребячество… А еще… еще… Господи, как же мне тебя не хватает!!! Как будто перекрыли кислород, а жизнь поставили на паузу… Я ни за что тебя не оставлю. Ни за что не пущу все на самотек. Ты — самое дорогое, что у меня есть. Самое родное и близкое. И мне не страшны никакие ливни, грозы, ураганы, снега, если ты будешь рядом со мной. Чтобы я всегда могла уткнуться в твое теплое, родное плечо и почувствовать себя в безопасности… Я тебя очень прошу — не падай духом. Что бы ни было. Ты сильный. Я в тебя верю и верю тебе. Все мои стихи — только о тебе… и мысли… и сны… И даже в шуме дождя я слышу твой голос…
Из Катиного письма
Потянулась томительная и невыносимо длинная полоса бездейственных дней, одинаковых, как ксерокопии. Когда это случилось в первый раз, я знал, за что сижу, был в розыске шести спецслужб по всему миру, имел больше 20 тыс. потерпевших и сидел за то, что сделал. Сейчас же все больше напоминало кошмарный сон, который никак не уходит, сколько я себя ни щиплю.
На днях отправил жалобу в Генпрокуратуру. Написал, что, поскольку при производстве обыска мой ноутбук не упаковывался и не опечатывался за подписями подозреваемого и понятых, какая бы информация ни была в настоящее время извлечена из него, она должна быть признана доказательством, полученным с нарушением порядка, установленного уголовно-процессуальным кодексом. А такое доказательство не может иметь юридической силы.
«Знаешь, сейчас только начинаю понимать, что никого я так никогда не любила, — написала мне Катя в одном из своих писем. — Это так приятно — осознавать, что живешь одним человеком, который дороже всего на свете… Ведь так сложно найти именно “того самого”… а мне повезло… значит, судьба все же любит меня, раз посылает такие подарки… А то, что происходит сейчас, — это просто у справедливости отпуск в августе»…
Судя по всему, справедливость ушла в отпуск надолго — в сентябре я все еще находился в СИЗО, и никаких видимых изменений не произошло.
Попадая в тюрьму, ты лишаешься многих привычных вещей: телефона, часов, комфортной одежды и т. д. И поэтому ощущаешь серьезный психологический дискомфорт. Недавно мама передала мне мои любимые часы «Лонжин», привычные домашние джинсы, свитер, Катину фотографию и шарф — тот самый, что Катя собственноручно связала мне на прошлый Новый год. От него исходил запах ее «Эскады». Скажешь, мелочь? Но в тюрьме не хватает ярких впечатлений, здесь главное — не сколько и чего тебе передают, а ощущение незаброшенности, вести с воли, и любой знак внимания способен надолго поднять настроение.
Пару дней назад получил ответ на свою жалобу. Написали, что «изъятый портативный компьютер не упаковывался и не опечатывался, поскольку возникла необходимость в незамедлительном осмотре содержащейся в нем информации. В связи с этим сразу же после завершения обыска следователь УКГБ по г. Минску и Минской области А. А. Шардаков прибыл в свой служебный кабинет, где произвел осмотр информации, содержащейся в изъятом портативном компьютере. После этого портативный компьютер был упакован и опечатан»…
Мрачные стены убивают во мне способность чувствовать, осязать, видеть. Превращаешься в биоробота: ешь по необходимости, куришь, чтобы ненадолго отвлечься, и ждешь… Здесь все время чего-то ждешь: прогулок, передач, следователя, адвоката, писем… Еще и Катя редко пишет… Храп сокамерников с каждым днем раздражает все больше. Стулья из стали. Кровати из стали. Двери из стали. Мои нервы устали — они не из стали…
Вчера, уже засыпая, впервые подумал о самоубийстве. Лежал в темноте, а на глазах были слезы. Представлял, кому и что я бы написал в последнем письме. Гроб — обязательно белого цвета. Черный костюм. Безутешная (а может быть, уже и безразличная ко всему) вдова. Проектор, на всю стену показывающий мои прижизненные фото. Все торжественно и одновременно гротескно. Бр-р-р… Испугался собственных мыслей.
Очень хочется поделиться своими переживаниями, но с кем? Глупо даже думать о том, чтобы разговаривать о подобном с сокамерниками. К тому же даже если и рассказать — так все равно из эгоистичных побуждений: поделиться тем, что со мной происходит, выслушать отговоры и слова поддержки. Если бы не было этого дневника, с которым я могу поделиться хотя бы частью своих переживаний, не представляю, что бы со мной было…
Глава 41
Спам — это в первую очередь бизнес
— Павлович, с бумагами, — невыразительный голос за дверью заказал меня на кабинеты.
— А я уже было надеялся следователя увидеть, — немного разочарованно протянул я, завидев, что меня ожидает только моя адвокат.
— У тебя теперь будет другой следователь — Бельский уволился, — попыталась она дать понять, что не зря ест свой хлеб. — Ну, как у тебя дела?
— Да какие у меня могут быть дела?! Вы видели, что Генпрокуратура ответила? — То есть закон мы, конечно, нарушили, но нам так было нужно…
— Ну извините, мы не в Европе, — Марина Михайловна развела руками. — Это там каждый четвертый приговор оправдательный, а у нас таковых только 0,3 %.