Вор времени Пратчетт Терри

Лю-Цзы улыбнулся.

— Очень гибкая вещь, человеческий ум, — сказал он. — Как он может подделываться под реальность. Мы хорошо там поработали…

— Лю-Цзы?

Один из младших помощников почтительно взирал на него.

— Аббат хочет поговорить с вами, — сказал он.

— Хорошо, — сказал дворник. Он слегка подтолкнул Лобзанга и прошептал. — Мы идем в Анк-Морпорк, приятель.

— Что? Но вы сказали, что хотите идти в…

Лю-Цзы подмигнул ему.

— Написано: «Те, кто просят, не получат». Существует не один способ заглушить динг-донг, помимо подстановки восклицательных знаков, парень!

— Да?

— О, да. Если у тебя хватит этих знаков. А сейчас повидаемся с аббатом, а? В это время его обычно кормят. Твердой пищей, слава богам. Он наконец-то не нуждается в кормилице. Честно говоря, это было стеснительно для него и юной дамы. Не знаешь куда девать глаза. Я хочу сказать, интеллектуально он в возрасте девятисот лет…

— Такой срок, наверняка сделал его очень мудрым.

— Весьма мудрым. Весьма. Но возраст и мудрость не обязательно идут рука об руку, как я часто убеждался, — говорил Лю-Цзы, пока они шли к комнате аббата. — Некоторые люди становятся глупее, но приобретают больше авторитета. Но не его преподобие, конечно.

Аббат сидел на своем высоком стульчике и, по всей видимости, только что обстрелял питательной кашей Главного Помощника, который улыбался счастливой улыбкой человека, чья работа зависит от того, чтобы радоваться стекающему по лбу вареву из пастернака и крыжовника.

Не в первый раз Лобзангу показалось, что аббат был более чем изобретателен в своих атаках на помощника. Ринпо и в самом деле был из тех не очень приятных людей, которые вызывают неодолимое желание вылить им что-нибудь клейкое на волосы и побить резиновым яком, а аббат был достаточно стар, чтобы прислушиваться к своему внутреннему ребенку.

— Вы посылали за мной, ваше преподобие, — сказал Лю-Цзы, кланяясь.

Аббат перевернул тарелку на мантию Главного Помощника.

— Уаааааааааааа а, да, Лю-Цзы. Сколько тебе сейчас лет?

— Восемьсот, ваше преподобие. Но разве это возраст!

— Однако ты немало времени провел в мире. Я думал, ты давно хотел уйти на пенсию, чтобы ухаживать за своими садами?

— Да, но…

— Но, — аббат подарил ему ангельскую улыбку. — Подобно старой боевой кляче, восклицаешь «ага!» при звуках барабанов, так?

— Не так, — сказал Лю-Цзы. — На самом деле нет ничего интересного в барабанах.

— Я хочу сказать, что ты желаешь вновь попасть в мир. Но ты долгие годы помогал тренировать агентов на Диск, так? Этих джентльменов?

Несколько больших и мускулистых монахов сидели в глубине комнаты. Они были оснащены для путешествия свернутыми спальными циновками и одеты в свободные черные робы. Они застенчиво кивнули Лю-Цзы, робко глядя на него поверх полумасок.

— Я сделал, что в моих силах, — сказал Лю-Цзы. — Конечно, их тренировали другие. Я просто пытался исправить ущерб. Я никогда не учил ниндзя. — Он подтолкнул Лобзанга локтем. — Это по-агатиански значит «пускающий газы», — сказал он таинственным шепотом.

— Я собирался отослать их немедленно УА! — аббат ударил ложкой по своему стульчику. — Это приказ, Лю-Цзы. Ты легенда, но ты был ею слишком долго. Почему не довериться будущему! Печеня!

— Понимаю, — сказал Лю-Цзы печально. — Ох, ну, это должно было когда-то случиться. Спасибо за напоминание, ваше преподобие.

— Бррмбррм…Лю-Цзы, я знаю тебя очень давно! Ты ведь станешь вписывать семимильные круги по Убервальду, так ведь?

— Вовсе нет, ваше преподобие.

— Это приказ!

— Я понимаю. Конечно.

— Ты ведь однажды ослушался моего баабаба приказа. В Омнии, мне помниться.

— Тактическое решение, принятое на месте, ваше преподобие. Это было несколько расширенной трактовкой вашего приказа, — сказал Лю-Цзы.

— Ты имеешь в виду, поход туда, куда тебе было четко сказано не ходить, и совершение того, что тебе было абсолютно запрещено делать?

— Да, ваше преподобие. Чтобы раскачать качели, их надо толкать с противоположной стороны. Когда я сделал то, что не должно быть сделано в том месте, где меня не должно быть, я добился того, что должно было быть сделано в том месте, где это должно было совершиться.

Аббат одарил Лю-Цзы долгим суровым взглядом, каким дети весьма хорошо умеют одаривать.

— Лю-Цзы, ты не должен идти в нмнмнбубу Убервльд и в любое место приближенное к Убервальду, понял? — сказал он.

— Да, ваше преподобие. Вы правы, конечно. Но я, по старческому слабоумию, могу пойти другим путем, путем не жестокости, но мудрости? Я хочу показать этому молодому человеку… Путь.

Со стороны монахов донесся смех.

— Путь Уборщицы? — спросил Ринпо.

— Миссис Космополит портниха, — спокойно сказал Лю-Цзы.

— Чья мудрость в высказываниях типа: «Если будешь едва прикасаться к еде, лучше не станет»? — сказал Ринпо, подмигивая остальным монахам.

— Кое-что станет лучше, — сказал Лю-Цзы, и сейчас его спокойствие походило на тихий омут. — Это может быть и короткий Путь, пусть он маленький и жалкий, но это мой Путь.

Он повернулся к аббату.

— Так бывало раньше, ваше преподобие. Припоминаете? Учитель и ученик выходят в мир, где ученик может получить практические знания с помощью наставления и примера, а после этого найти свой собственный Путь и в конце Пути он…

— …он находит себя бдум, — сказал аббат.

— Сначала он находит учителя, — сказал Лю-Цзы.

— Ему повезло, что ты будешь этим бдумбдум учителем.

— Преподобный сэр, — сказал Лю-Цзы. — В природе Путей то, что никто не может знать, кто может стать этим учителем. Все, что я могу, это показать ему дорогу.

— Которая будет вести бдум к городу, — добавил аббат.

— Да, — сказал Лю-Цзы. — И Анк-Морпорк далеко от Убервальда. Вы не пошлете меня в Убервальд, потому что я стар. Итак, со всем уважением, я прошу вас пожалеть старика.

— У меня не остается выбора, когда ты так ставишь вопрос, — сказал аббат.

— Преподобный… — начал Ринпо, который чувствовал, что так и будет.

Ложка вновь загремела по подносу.

— Лю-Цзы человек с прекрасной репутацией! — выкрикнул аббат. — Я безоговорочно доверю ему сделать то, что нужно! Я бы только хотел блюблюм доверить ему сделать то, что хочу я! Я запретил ему идти в Убервальд! Теперь ты хочешь, чтобы я запретил ему не идти в Убервальд! ПЕЧЕНЯ! Как я уже говорил! И сейчас не могли бы вы, джентльмены, быть так любезны и удалиться? У меня есть неотложное дело, которым надо заняться.

Лю-Цзы поклонился и схватил Лобзанга за руку.

— Пошли парень, — прошептал он. — Уходим прямо сейчас, пока никто ничего не понял!

На выходе они столкнулись с одним из младших помощников аббата с маленьким ночным горшком в руках, на котором были нарисованы кролики.

— Нелегкое дело — реинкарнация, — уже на бегу сказал Лю-Цзы. — Сейчас нам нужно убраться отсюда, прежде чем кому-нибудь придут в голову какие-нибудь интересные идеи. Хватай свою сумку и циновку!

— Но никто не может отменить приказ аббата, так? — сказал Лобзанг, скользнув за угол вслед за Лю-Цзы.

— Ха! Через десять минут он проснется, и после того как они дадут ему новую игрушку, будет так занят запихиванием зеленых кубиков в круглые голубые дырочки, что забудет, что говорил, — сказал Лю-Цзы. — Политика, парень. Слишком много идиотов начнут говорить, что они точно знают, что аббат имел в виду. Беги, встретимся через минуту в Саду Пяти Сюрпризов.

Когда Лобзанг появился там, Лю-Цзы осторожно упаковывал одну из карликовых гор в бамбуковую коробку. Он завязал последний узелок и закинул сумку на плечо.

— Они не испортятся?

— Это горы. Как их можно испортить? — Лю-Цзы подобрал свою метлу. — Только мы еще заглянем к моему старому приятелю и поболтаем с ним перед уходом. Может, захватим еще кое-какое барахлишко.

— Куда мы идем, Дворник? — спросил Лобзанг, плетясь вслед за Лю-Цзы.

— Ну, скажем так, парень. Я, аббат и этот человек, которого мы собираемся повидать, прошли долгий путь. Все немного поменялось с тех пор. Аббат не может просто сказать: «Лю-Цзы, старый пройдоха, ты с самого начала вдолбил мысль об Убервальде в каждую голову, но я вижу, ты что-то задумал, так что выметайся и иди, куда тебя ведет твой нюх».

— Но я думал, что он самый главный!

— Вот именно! И очень трудно заставить кого-то что-то сделать, когда ты самый главный. На пути слишком много людей, которые губят все начинания. Так что, эти новые ребята могут вволю повеселиться, бегая вокруг Убервальда и крича «Хайя!», а мы, мой друг, направимся в Анк-Морпорк. И аббат в курсе. Почти в курсе.

— Откуда вы знаете, что новые часы делают в Анк-Морпорке? — спросил Лобзанг, тащась за Лю-Цзы, избравшим болотистый и топкий путь к монастырской стене, проложенный среди кустов рододендрона.

— Я знаю. Скажу больше, в один прекрасный день кто-нибудь вытащит пробку из ванны вселенной, и цепочка будет вести приямком в Анк-Морпорк, где будет стоять какой-нибудь ублюдок, повторяя: «Я просто хотел посмотреть, что получиться». Все дороги ведут в Анк-Морпорк.

— Я думал, все дороги ведут из Анк-Морпорка.

— Но не та, которой мы идем. Вот мы и на месте.

Лю-Цзы постучал в дверь довольно грубо сколоченной, но большой хижины, выстроенной прямо у монастырской стены. В тот же момент внутри раздался взрыв и кто-то — Лобзанг поправил себя — половина кого-то вылетела из незастекленного окна рядом с дверью и с костедробительной силой врезалась в землю. И только когда она остановилась, он понял, что это был просто деревянный манекен в монашеской рясе.

— Ку развлекается, как я вижу, — сказал Лю-Цзы. Он даже не пошевелился, когда манекен пролетел рядом с его ухом.

Дверь распахнулась, и из-за нее выглянул возбужденный низенький монах.

— Вы видели? Вы видели? — Сказал он. — И это всего одна ложка!

Он кивнул им.

— О, привет, Лю-Цзы. Я ждал тебя. У меня есть для тебя кое-что.

— Одна ложка чего? — Спросил Лобзанг.

— Кто этот мальчик? — спросил Ку, заводя их внутрь.

— Это мальчик по имени Лобзанг, лишенный наставника, — ответил Лю-Цзы, оглядывая хижину.

На каменном полу дымился круг с кучей почерневшего песка по периметру.

— Новые игрушки, Ку?

— Взрывающаяся мандала, — радостно сообщил Ку, суматошно бегая вокруг. — Крупинка особого песка на землю, и первый же враг, который ступит на нее… Бух, незамедлительная карма! Не трогай это!

Лю-Цзы пересек комнату и вырвал из рук любознательного Лобзанга миску, которую тот только что взял со стола.

— Помни Правило Первое, — сказал он и подбросил миску в воздух. Несколько потайных лезвий выскользнуло наружу, и миска, вращаясь, вонзилась в потолочную перекладину.

— Этим же можно срезать голову! — воскликнул Лобзанг. И тут они услышали слабое тиканье.

— … три, четыре, пять… — произнес Ку. — Ложитесь… Быстро!

Лю-Цзы толкнул Лобзанга на пол за мгновение до того, как миска взорвалась. Металлические обломки просвистели над их головами.

— Я добавил в нее кое-что с тех пор, как ты в последний раз видел ее, — гордо произнес Ку, пока они поднимались на ноги. — Весьма многоцелевое приспособление. Плюс, безусловно, из нее можно есть рис. О, а это вы видели?

Он поднял молитвенный барабан. Лю-Цзы и Лобзанг одновременно сделали шаг назад.

Он несколько раз крутанул барабан, и по обивке глухо стукнули оснащенные гирьками шнуры.

— Шнуры можно быстро отсоединить и использовать как удавку, — сказал он. — А из барабана можно выхватить… вот так… этот практичный кинжал.

— Плюс, конечно, с его помощью можно молиться? — сказал Лобзанг.

— Верно замечено, — сказал Ку. — Шустрый мальчуган. Молитва всегда пригодиться, когда не на что больше надеяться. Кстати, мы разрабатывали весьма многообещающую молитву с такими звуковыми волнами, которые особым образом влияют на нервную систему челове…

— Не думаю, что нам понадобиться подобное, Ку, — сказал Лю-Цзы

Ку вздохнул.

— Но ты, по крайней мере, можешь позволить нам превратить твою метлу в секретное оружие. Я показывал тебе чертежи…

— Это и так секретное оружие, — сказал Лю-Цзы. — Это метла.

— Как насчет новых яков, что я вывел? Легким движением вожжи, их рога превращаться в…

— Нам нужны вертушки, Ку.

Монах неожиданно приобрел виноватый вид.

— Вертушки? Какие вертушки?

Лю-Цзы прошелся по комнате и надавил рукой на небольшой участок стены, который тут же скользнул в сторону.

— Эти вертушки, Ку. Не води меня за нос, у нас нет на это времени.

Лобзанг увидел нечто весьма похожее на два маленьких Удлинителя, вставленных в деревянные рамки и закрепленные на деревянных щитках. К щиткам, в свою очередь, были привязаны лямки.

— Ты ведь еще не рассказал о них аббату, так? — сказал Лю-Цзы, снимая с крючка одну из вертшек. — Он бы запретил их использование, ты же знаешь.

— Я не думал, что кто-то знает! — сказал Ку. — Как тебе уда…

Лю-Цзы усмехнулся.

— Никто не замечает дворников, — сказал он.

— Они все еще в разработке! — проговорил Ку, близкий к панике. — Я собирался сказать аббату, конечно, но ждал, пока мне будет, что демонстрировать! Будет ужасно, если они попадут не в те руки!

— Вот мы и посмотрим, чтобы этого не случилось, — сказал Лю-Цзы, рассматривая ремни. — Как их заводить?

— Гирьки и храповики были слишком ненадежны, — сказал Ку. — Боюсь, мне пришлось прибегнуть к… часовому заводу.

Лю-Цзы замер и глянул на монаха.

— Часовому заводу?

— Только в качестве движущей силы, только в качестве движущей силы! — оправдывался Ку. — У меня, правда, не было выбора!

— Слишком поздно, возьмем эти, — сказал Лю-Цзы, снимая вторую вертушку и передавая ее Лобзангу. — Вот, держи, парень. Обернешь в мешковину, и станет похоже на рюкзак.

— Что это?

Ку вздохнул.

— Это портативные Удлинители. Постарайтесь не сломать их, пожалуйста.

— Зачем они нам?

— Надеюсь, нам не придется это узнать, — сказал Лю-Цзы. — Благодарю, Ку.

— Может, вы предпочтете несколько временных бомб? — с надеждой спросил Ку. — Бросьте одну на пол, и время замедлиться на…

— Спасибо, но нет.

— Остальные монахи были полностью снаряжены, — сказал Ку.

— А мы путешествуем налегке, — твердо сказал Лю-Цзы. — Мы уйдем через заднюю дверь. Хорошо?

Эта дверь выводила на узкую тропку к маленьким воротам в стене. Расчлененные деревянные манекены и лужи расплавленных камней говорили о том, что Ку и его помощники часто ходили ею. Через некоторое время тропа сменилась дорогой, бегущей вдоль одного из многочисленных ледяных ручьев.

— У Ку добрые намеренья, — сказал Лю-Цзы, быстро шагая вперед. — Но если будешь прислушиваться к нему, начнешь греметь при ходьбе и взрываться, когда сядешь.

Лобзанг бежал за ним, едва поспевая.

— До Анк-Морпорка несколько недель пути, Дворник!

— Мы срежем путь, — сказал Лю-Цзы. Он остановился и развернулся. — Думаешь у тебя получиться?

— Я делал это сто раз… — начал Лобзанг.

— В Ой Донге, да, — сказал Лю-Цзы. — Но в долине стоят ограничители и приняты меры предосторожности. О, ты не знал? Легко нарезать время в Ой Донге, парень. Но здесь — нет. Воздух мешает. Сделаешь что-нибудь не так, и он станет камнем. Тебе придется поместить часть времени вокруг себя, чтобы скользить как рыба в воде. Знаешь, как это делать?

— Нам давали теорию, но…

— Сото сказал, что там, в городе ты остановил время для себя. Это называется Стойка Койота. Очень сложная для исполнения, и я не думаю, что ей учат в Гильдии Воров.

— Думаю, мне повезло, Дворник.

— Хорошо. Продолжай в том же духе. У нас много времени на то чтобы ты попрактиковался, прежде чем мы покинем линию снегов. Научись делать это правильно, прежде чем ступишь на траву, или попрощайся со своими ножками.

Они зовут это нарезкой времени…

Это вроде способа игры на особых музыкальных инструментах, называемого «круговым дыханием» и изобретенным для того, чтобы люди могли играть на диджереду или волынке так, чтобы не взорваться и не оказаться внутри трубки. «Нарезание времени» было, по сути, тем же самым, только время заменяло воздух, и весь процесс был значительно тише. Тренированный монах может растянуть секунду дольше, чем не час…

Но этого не достаточно. Он должен передвигаться в неподвижном мире. Он должен научится видеть оттенки света и слышать призрачные звуки, позволить времени кристаллизоваться в этом недолговечном мире. Как только он обретет уверенность, это перестанет казаться ему сложным; «срезанный» мир показался бы вам почти нормальным, если бы не цвета…

Это можно было сравнить с вечерней прогулкой, если бы не солнце, неподвижно повиснувшее высоко в небе. Мир впереди был подернут фиолетовым, а мир позади, когда Лобзанг обернулся, оказался оттенка старой крови. И было одиноко. Но хуже всего, как казалось Лобзангу, была тишина. Правда звук, или что-то на него похожее, присутствовало, но это было просто низкое гудение на грани слышимости. Его шаги звучали странно приглушенно и доносились до ушей несинхронно с поступью.

Они достигли горного перевала и ступили из вечной весны в настоящее царство снега. Мороз проникал внутрь медленно, как нож садиста.

Лю-Цзы шагал вперед и, казалось, не замечал этого.

Конечно, есть одна байка о нем. Говорили, что Лю-Цзы может пройти много миль в такую погоду, когда даже облака замерзают и падают с неба. Говорили, холод не действует на него.

И еще…

В этих историях Лю-Цзы был больше, сильнее… совсем не маленьким худым и лысым человеком, который не любит драться.

— Дворник!

Лю-Цзы остановился и глянул назад. Его контуры были немного размыты, и Лобзанг скинул с себя покров безвременья. Цвета вернулись в мир, но холод продолжал пронизывать насквозь, хотя и потерял силу дрели.

— Да, парень?

— Вы собирались учить меня, верно?

— Если осталось что-нибудь чего ты не знаешь, чудо-мальчик, — сказал Лю-Цзы сухо. — Ты неплохо нарезаешь, как мне кажется.

— Я не понимаю, как вы можете выдерживать такой холод!

— А ты не знаешь секрет?

— Это Путь Миссис Космополит дал вам такую силу?

Лю-Цзы подхватил полы своей робы и проделал несколько «па» на снегу, продемонстрировав худые ноги в толстых, желтых штанах.

— Очень хорошо, очень, — сказал он. — Она все еще присылает мне это многослойное вязаное белье: шелк внутри, затем три слоя шерсти, со вставками и парой удобных люков. По весьма умеренной цене по шесть долларов за пару, поскольку я старый клиент. Как было сказано: «Одевайся потеплее или застудишься до смерти».

— Это какой-то фокус?

Лю-Цзы выглядел удивленным.

— Что? — спросил он.

— Ну, я хочу сказать, что это все обман, так? Все думают, что вы великий герой, а… вы не деретесь, и они думают, что вы обладаете всевозможными тайными знаниями…, а это просто… надувательство. Так? Даже аббат вам верит? Я думал, вы научите меня тому,…что следует знать…

— У меня есть ее адрес, если ты об этом. Если напомнишь ей обо мне… О, я вижу ты не об этом?

— Я не хочу показаться неблагодарным, я просто подумал, что…

— Ты думал, что я должен использовать загадочные силы, приобретенные мною за годы учения равные жизни просто затем, чтобы держать ноги в тепле? Да?

— Ну…

— Низвести тайное учение до своих коленей, ты это имел в виду?

— Если так ставить вопрос…

И тут что-то заставило Лобзанга посмотреть вниз.

Он стоял в шестидюймовом слое снега, а Лю-Цзы нет. Он стоял в двух лужах. Вокруг его пальцев таял снег. Вокруг его розовых теплых пальцев.

— Пальцы, ну, это совсем другое, — сказал дворник. — Миссис Космополит творит чудеса с чулками, но носки ей совершенно не даются.

Лобзанг поднял взгляд и увидел, как он подмигнул ему.

— Всегда помни Правило Первое, ага?

Лю-Цзы похлопал дрожащего мальчика по плечу.

— Но ты неплохо справляешься, — сказал он. — Давай немного посидим и вскипятим чая.

Он указал на какие-то скалы, которые предлагали, по крайней мере, некоторую защиту от ветра; снег громоздился вокруг них огромными белыми навалами.

— Лю-Цзы?

— Да, парень?

— У меня есть вопрос. Вы можете дать мне прямой ответ?

— Конечно, я попытаюсь.

— Какого черта здесь происходит?

Лю-Цзы смахнул снег с камня.

— О, — сказал он. — Один из самых сложных.

Игор вынужден был признать, когда дело доходит до создания странных вещей, люди разумные легко обходят в этом сумасшедших. Он привык к хозяевам, которые, не смотря на то, что делали невероятные стойки на руках на гране ментального обрыва, не могли натянуть собственные штаны без карты. Как и все Игоры, он научился иметь с ними дело. По-правде говоря, это не было тяжелой работой (хотя порой и приходилось работать в ночную смену), иногда хозяева настолько погружались в свои занятия, что можно было спокойно заниматься своими делами, пока не понадобиться поднимать громоотвод.

Но с Джереми все было не так. Он, в полном смысле этого слова, был человеком, по которому можно сверять часы. Игор никогда не видел жизни столь организованной, размеренной и распланированной по времени. Он поймал себя на мысли, что его новый хозяин напоминает ему ***-тока.

Один из бывших хозяев Игора как-то раз сделал такого, состоящего из рычажков, шестеренок и часового механизма с заводным рычагом. Вместо мозга у него была дырявая лента. Вместо сердца — огромная пружина. При условии, что все вещи на кухне аккуратно расставлены по местам, он мог подметать пол и делать сносный чай. Но если вещи не были аккуратно расставлены, или если тикающая и щелкающая махина задевала за непредусмотренный выступ, она начинала сдирать штукатурку со стен и делать чай из ополоумевших от ужаса котов.

Потом хозяина осенила идея его оживления, то есть, чтобы он мог сам дырявить свои ленты и сам себя заводить. Игор, который знал когда нужно следовать приказу, послушно собрал классический поднимающийся стол и вечером в хороший шторм поднял громоотвод. Он не видел, что случилось дальше, потому что когда молния ударила в часовой механизм, его там не было. Нет, Игор в этот момент был на полпути к деревне у подножья холма, неся все свои пожитки в саквояже. Но, даже не смотря на это, раскаленная до бела шестерня догнала его и, просвистев над головой, врезалась в ствол дерева.

Преданность хозяину была самым важным, но она занимала второе место после верности Дому Игоров. Если бы мир заполнили хромающие слуги, их бы наверняка звали Игорами.

Этому Игору казалось, что если бы ***-тока можно было оживить, он был бы похож на Джереми. Только Джереми тикал чаще, как часы близкие к концу завода.

Игор не слишком любил часы. Он любил людей. Он предпочитал вещи, которые кровоточат. И по мере того, как часы росли, прибавляя мерцающих кристаллов, которые, как казалось, не совсем были здесь, Джереми становился все сосредоточеннее, а Игор все напряженнее. Определенно происходило что-то новое, и хотя Игоры всегда жаждали нового, существовали пределы. Игор не верил в запретное знание и в то, «Что Человеку Не Положено Знать», хотя явно были некоторые вещи, которые человеку знать не следовало, вроде ощущения того, как каждую частичку его тела засасывает в крохотную дыру, и это единственный вариант возможный в обозримом будущем.

И еще эта Леди ЛеГион. От нее у него по коже шли мурашки, а он был не из тех, кто подвержен даже слабенькому мандражу. Она не была зомби, она не была вампиром, потому что не пахла как они. Она пахла вообще никак. А по опыту Игора, все пахнет как оно само.

И было еще кое-что.

— Ее ноги не кафаются фемли, фэр, — сказал он.

— Конечно касаются, — ответил Джереми, полируя часть механизма рукавом. — Она опять появится здесь через минуту и семнадцать секунд. И я уверен, ее ноги будут касаться земли.

— О, иногда они кафаютфя, фэр. Но приглядитефь, когда она фпуфкается или поднимаетфя по лефтнице, фэр. Она делает это не фовфем правильно, фэр. И от ее фтупней нет тени.

— Фтупней?

— Ног, фэр, — вздохнул Игор. Шепелявость иногда могла мешать, и, по правде говоря, Игор мог легко отремонтировать ее, но она была частью сути Игора. С тем же успехом можно перестать хромать.

— Иди и жди у дверей, — сказал Джереми. — Парение над землей не делает тебя плохим человеком.

Игор пожал плечами. Он придерживался мнения, что это не делает тебя человеком вообще, и в этой связи он ощущал беспокойство из-за того, что Джереми этим утром оделся с большей аккуратностью, чем обычно.

Он решил, что в данных обстоятельствах не стоит касаться вопроса своего найма на работу, но ничто не мешало ему самому все обмозговать. Его наняли до того, как ее светлость подрядила Джереми сделать эти часы? Ну, это значило только то, что она знала его хозяина. Но она договорилась с Игором сама еще в Гадком Шюшайне. И он сразу же отправил себя в почтовой карете. А тут выясняется, что Леди ЛеГион посетила Джереми в тот же самый день.

Единственным более быстрым способом путешествия из Убервальда в Анк-Морпорк чем почта, была магия, если только кто-то не нашел способ путешествовать по семафорной сети. А Леди ЛеГион мало походила на ведьму.