Корона за холодное серебро Маршалл Алекс
– Будет война, да? – Улыбка Хортрэпа была столь же теплой и дружеской, как самая далекая ледяная звезда. – Вы с Софией пробыли в командирской палатке слишком долго, чтобы ожидать чего-то иного.
– Разве не к этому мы стремились всегда, капитан? – Чи Хён пристально наблюдала за зловещим уродом, гадая, сумеет ли что-нибудь заметить в его лице, даже если он не пытается скрыть. – Я о том, что вы с Марото наткнулись на нас аккурат во время инцидента в Мьюре. Так с чего бы вам ждать, что цель будет мельче, чем завоевание Самота? Или, со временем, всей империи? Не к этому ли мы постоянно двигались?
– Ничто не радует меня больше, чем искренность ваших намерений по отношению к терпящим трудности противникам, – ответил Хортрэп, кивая в сторону света на юге. – Однако при всех разговорах про «Самот то, империя се»… когда ваша войнушка обратится против Вороненой Цепи?
– Ее падение будет самым ужасным, – заявила Чи Хён с большей страстью, чем хотела показать. Разозлиться было приятно: от этого ее решение остаться и дать бой казалось оправданным. Кроме того, если нельзя говорить начистоту со своим колдуном, повелевающим демонами, то с кем тогда можно? – Багряная империя – всего лишь больной, а Цепь – болезнь. То, что попы делают с дикорожденными, с собственным народом, и все во имя высшей истины… И их высшая истина расползается. Я, выросшая на островах, знаю это не понаслышке, и по пути из Зигнемы мы видели целые обращенные доминионы. Ад и демоны, Мрачный говорит, что даже кремнеземские племена преклоняют колени. Цепь – вот настоящий враг, и всегда им была.
– Прекрасная речь, – преувеличенно восхитился Хортрэп. – Я сейчас вздохнул с облегчением, подумав, что вы не служите ей.
– Не служу ей? – Трудно бывало понять, когда Хортрэп серьезен, а когда нет, и ей не хотелось впустую тратить негодование на очередную шуточку.
– Ну вы же понимаете, что Цепь негласно поддерживает вашу кампанию против Багряной империи. Последнее восстание Цепи провалилось, и, может быть, она сговорилась с вами, чтобы сбросить королеву Индсорит. Вы получаете Самот, она – империю, обычное дело. Не говорите, что вы об этом даже не думали.
– Не подумала.
– Тем лучше для вас! Высокие нормы морали похвальны для молодежи, хотя они могут стать гибельными, если их время от времени не пересматривать. Конечно, если Цепь не поддерживает вас тайно, мы все скатываемся в очень-очень плохие времена. Пятнадцатый набросится на нас, как демоны на свежий грех.
– Таков план с тех пор, как мы разбили здесь лагерь, – отчеканила Чи Хён, едва способная удерживать взгляд на Хортрэпе, а не на огнях Пятнадцатого. – Есть ли еще какие-нибудь жуткие прогнозы, о великий прозорливец?
– Ха! Ну, пожалуй, пара есть. Если дам совет, вы ему последуете?
– Сначала надо его выслушать.
– Выслушать, пожалуй, сложнее, чем произнести.
Чи Хён, заметив, что Хортрэп глядит вверх, подумала, не ее ли демоницу он высматривает в равнодушных небесах.
– Как по-вашему, чего они хотят? – спросил колдун.
– Кто – имперцы или Цепь? Или демоны?
– Демоны, конечно. Я изучаю их всю жизнь, и вопрос всегда стоит так: что мы можем из них выжать? Как их связать, спрашивают все. А когда свяжем – что примем в обмен на свободу? Но есть вопрос намного серьезнее: зачем они построили Врата в прошлые века? Чтобы выходить из их мира в наш, разумеется, – но зачем? Охотиться на смертных, а после исполнять желания, когда мы их связываем? Что это за существа, если они обладают таким могуществом, но при этом неумелым смертным так легко их связать? Вот вопрос нашей эпохи, таящийся за каждой верой и сказкой, будоражащий наше любопытство… Чего они от нас хотят?
– Непорочные говорят, демонам нужно, чтобы их оставили в покое, – ответила Чи Хён. – И ничего другого они не желают.
– О, мудрецы непорочных говорят об этом намного больше!
Хортрэп прищелкнул языком, и по его невнятному слову звезды начали мигать, то скрываясь, то показываясь. То, что поначалу восхитило Чи Хён, оказалось еще более волшебным и жутким зрелищем: теперь десятки демонов делили ночное небо с Мохнокрылкой, плясали вместе с совомышью. Она не знала, бояться ей за демоницу… или за себя.
– Тайны Покинутой империи и Затонувшего королевства не столь загадочны, если прочтешь об этом так много, как прочел я. Давным-давно, когда они еще были старым добрым Эмеритусом и Джекс-Тотом, эти легендарные противники сражались за то же самое, за что воюем сегодня мы. Вы знаете, что, пока они не уничтожили друг друга, Мерзлые саванны не знали снега? А Пантеранские пустоши больше походили на рай, чем на адский пейзаж?
– А что случилось? – спросила Чи Хён, с трудом веря, что Хортрэпу известно, чем закончился Век Чудес.
– О чем мы говорили? Да, о войне, в которой хотели обуздать непредсказуемое и неуправляемое. Есть создания, намного превосходящие известных вам демонов, и они прячутся там, в Изначальной Тьме, за Вратами. Таким существам нипочем не пролезть в столь маленькую дверцу. Но есть и другие способы пройти, нужны только время и помощь… И способы держать их в узде, несмотря на козни их слуг.
Чи Хён содрогнулась, хотя уже давно не ощущала ночного холода.
– Уже поздно, чародей, а мне с утра воевать. Если хочешь обменяться жуткими историями о привидениях и демонах с интересующимся этой темой членом семьи Бонг, то предлагаю навестить моего первого отца.
– О, мы с Джун Хваном давно знакомы, – ухмыльнулся Хортрэп, пресекая бегство Чи Хён прежде, чем она успела сделать хоть пару шагов. Это чудище знает обоих ее отцов? – Но я же разговариваю с вами, генерал. Вы знаете, как историки рассказывают о великих войнах вроде тех, что погубили Эмеритус и Затонувшее королевство? Они всегда пользуются весьма примечательным эвфемизмом для пролитой крови, для всех этих убийств. Угадаете каким?
Трагедия. Потеря. Так всегда говорил ее отец о войне, которую вел вместе с Холодной Софией, но Чи Хён сомневалась, что Хортрэп имел в виду эти слова, а потому просто покачала головой.
– Нет? – Хортрэп улыбнулся так широко, что мог бы проглотить ее, Кобальтовый отряд, далекие огни имперцев и все звезды в небе. – Жертва, генерал, – вот термин, с которым вам следует познакомиться, если желаете получить Сердоликовую корону. Не бывает побед без жертв, спросите любого ветерана. А если жертва достаточно велика – что ж, так и выигрываются войны. Так выкупается то, что иначе было бы потеряно навсегда. Так ты показываешь противнику, что тебя нельзя разгромить. При достаточно крупной жертве можно преодолеть любое препятствие, независимо от изначальных шансов. Все становится возможным.
Чи Хён была уверена, что он говорит не только о надвигающейся битве у Языка Жаворонка. Ощущая себя такой же беззащитной, как в детстве, когда снился кошмар, она протянула руку и позвала:
– Сюда, Мохнокрылка. Мы идем спать.
Глядя вверх, Чи Хён не смогла выделить свою демоницу из стаи. И кто там Мохнокрылка, сделалось ясно, только когда остальные начали нападать на нее. Маленькая совомышь попыталась ускользнуть, но другие гнались, толкали, заставляли подниматься, не давали спикировать на дрожащую руку хозяйки. Чи Хён в отчаянии взглянула на Хортрэпа, и после очередной его улыбки и бормотания другие демоны исчезли, а Мохнокрылка поспешила спуститься. Перепуганная демоница забилась в широкий отворот рукава куртки Мрачного, затаилась, дрожа, у запястья девушки. Чи Хён без единого слова устремилась к своим гвардейцам, отметив, что далекое зарево явно приблизилось, но Хортрэп успел бросить ей вслед:
– Не тревожьтесь, генерал, сейчас мы на одной стороне. А когда придет время, я буду готов принести любую необходимую жертву.
Глава 20
Пятнадцатый шел всю ночь, и, пока солдаты разбивали лагерь на фоне восходящего солнца, Доминго взял ястроглаз, чтобы осмотреть окрестности с вершины холма. Он бы предпочел встать на фургонной койке, а не валяться, как инвалид, но, приподнявшись с подушек, все равно получил вполне приличный обзор и понял, что снова хорошо сделал свою работу. Багряные холщовые палатки раскинулись по окружающим холмам, а прямо за ними притягивал взгляд Язык Жаворонка. Кобальтовый отряд был все еще скрыт грядой пологих холмов, но разведчики заверили командира, что всего через лигу к западу склон переходит в протяженную долину и на дальней ее стороне ожидают враги. Они не сбежали в последний момент, как опасался Доминго, а значит, когда он отдаст приказ, решающая победа, которой его постоянно лишала Холодная София, наконец-то окажется у него в руках.
Что ж, пусть солдаты немного поспят, они заслужили немного отдыха перед боем. Доминго знал, что среди других имперских полковников у него репутация надсмотрщика; что бы понимали эти сплетники? Он изводит свои войска муштрой и походами не потому, что не ценит их или считает скотом. Барон Хьортт знает: азгаротийцы сделаны из самого крепкого материала, они преодолеют все. И когда солдаты вновь поднимались в ответ на вызов и доказывали свое мужество и мастерство, у него сердце распирало от гордости. Он любил своих людей, потому что они заслужили его любовь, мать их так, даже этот малый, который ковыряет в носу, сидя на бочке. Давай, парень, добудь все сокровища, какие там есть: ты это заслужил!
Доминго опустил ястроглаз – инструмент был слишком тяжел, чтобы долго держать одной рукой. Он перевернул трубку, восхищаясь блеском солнца на гравированной поверхности, и уныло вздохнул. Только это и осталось от Эфрайна. То почерневшее беспалое нечто, которою он поместил в фамильный склеп, было не его сыном, а всего лишь горелым мясом. Если бы эта проклятая Портолес не вернула ястроглаз вместе с трупом, у Доминго не осталось бы даже памяти о мальчике – здесь, в конце охоты, когда месть наконец-то свершится. Он не стал благодарить монахиню за то, что она вернула ему эту вещь…
И не должен был, если на то пошло: она ответственна за убийство Эфрайна – по крайней мере, частично. На этом ему придется сосредоточиться в следующую очередь, когда все кобальтовые будут убиты, – найти эту ведьморожденную боевую монахиню и обрушить на нее то же возмездие, какое вот-вот постигнет Софию и ее армию. Там, в Диадеме, Черная Папесса что-то чирикала о том, что брат Ван, возможно, поможет ему найти сестру Портолес по пути, поскольку они преследуют одну и ту же дичь, но это оказалось еще одним упражнением в искусстве разочарования. Не то чтобы Доминго ожидал подобного чуда от мерзкого маленького монаха, но, хотя империя велика, постоянно натыкаешься только на тех, с кем предпочел бы не встречаться.
Какое-то движение на севере привлекло внимание полковника, но, когда он снова поднял ястроглаз, там не было ничего, кроме поросшего травой склона. А нет, в поле зрения появился один из его конных разведчиков и опять исчез, скача демонски быстро. Вот показался второй. Доминго опустил устройство, чтобы получить обзор пошире, сощурился. Холмы между ним и всадниками заслоняли большую часть сцены, но, похоже, его отряд преследовал пару конников в темной одежде, гоня их к западным горам. Очевидно, кобальтовые разведчики, застигнутые при попытке взглянуть на лагерь Пятнадцатого, – что ж, кавалеристы Доминго скоро им все покажут!
Он снова поднял ястроглаз, но было трудно уследить за быстро мчавшимися всадниками с такого расстояния при неработающей руке. Когда они уклонились к юго-западу, он еще раз мельком увидел убегавших лазутчиков и чуть не уронил трубу. На какой-то миг задний всадник стал почти похож на… Нет, это просто шалости старческого рассудка. Из такой дали можно увидеть не знакомое лицо, а лишь бледную кляксу, которая играет с его воображением. Всадник даже не был в цепной рясе. И все же полковник опять посмотрел в ястроглаз, надеясь успокоить скачущее сердце. Убегавшие снова скрылись за высокими холмами. Теперь они могли либо добраться до лагеря кобальтов, либо попасться азгаротийским преследователям вне поля зрения Доминго.
Но это ведь ничего не меняет. Завтра к этому же часу они будут мертвы, как и все остальные солдаты повстанческой армии.
Это была сцена из Песен Цепи: одинокая верующая и ее сомневающийся спутник несутся сломя голову к своей цели, а позади поднимается вся армия порока, как цунами зла и беззакония. Пожалуй, это уже чересчур даже для Песен, особенно когда убегающие отказались прислушаться к последним предупреждениям преследователей и рядом засвистели стрелы с ярко-красными перьями. Сестра Портолес и молиться не могла о столь эффектном прибытии.
Они добрались до гребня очередного из все более крутых холмов; взмыленные лошади неслись во весь опор, седоки хлестали скакунов без надежды сохранить их – и вдруг открылась последняя долина перед Кутумбанами, что вздыбились посреди равнин. Там боевая монахиня и ее пленитель наконец увидели то, что до сих пор принимали на веру: лагерь столь же впечатляющих размеров, как тот, который они оставили позади, только здесь реяли не алые знамена, а кобальтовые.
Не поверь Еретик собранным в последней деревне слухам о том, что кобальтовые спустились с гор и разбили здесь лагерь, они бы нипочем не нашли его вовремя. Если бы разведчики заметили их раньше, пока они огибали лагерь имперцев, то поймали бы уже час назад и все молитвы самотанской королевы остались бы без ответа. Если бы Еретик с утра не расковал сестре Портолес ноги, ей бы пришлось ехать, сидя боком. И если имперцы, гнавшиеся за ними, стреляли бы лучше…
– Падшая сучья Матерь! – выкрикнула Портолес, когда стрела вонзилась ей в голень, заставив сильнее пнуть измученную лошадь.
Огонь поднялся до колена и спустился к лодыжке, но все, о чем она могла молиться, – чтобы в ее скакуне нашлась еще капля сил… А потом Еретик торжествующе завопил, и она, оглянувшись, поняла, что багряные всадники остановились на вершине холма, прекратив погоню. Посмотрев на долину, сестра увидела, что навстречу мчится дюжина двойников тех багряных, но только с синими гербами, и эти конники выглядят ненамного приветливее, чем оставшиеся позади…
Еретик, казалось, чуть не раскаивался, когда их остановили перед командирским шатром. Его распахнутые глаза сказали сестре Портолес: он и мысли не допускал, что Кобальтовый отряд окажется столь огромным. С того места в долине, где их перехватил конный дозор, они добирались до сердца лагеря больше часа. Остановка у белого шатра, где стрелу протолкнули сквозь мясо и наложили на рану повязку, заняла едва ли десять минут, прочее время было потрачено на упорный подъем по склону, покрытому лабиринтом палаток. Над ними нависал Язык Жаворонка – впечатляющая защита для армейских тылов.
– Ждите, – сказала могучая кавалересса, которая встретила их у первых палаток.
Она отослала дозорных и лично сопроводила пленников в лагерь. Женщина вошла в последний широкий, но более ничем не примечательный шатер, не называя себя, и изнутри донеслись приглушенные голоса. Еретик нервно засвистал, потирая руки на утреннем холодке, – пот уже высох, паника улеглась. Рыцарша вернулась с двумя стражниками.
– Эти ребята заберут все ваше оружие, потом вы войдете и повторите командованию то, что сообщили нам.
– Можно… – Еретик виновато посмотрел на Портолес. – Погодите, дайте снять с нее цепи.
– Хочешь расковать свою пленницу, перед тем как войти в командирский шатер? – Кавалерессу это, похоже, позабавило. – По-моему, не стоит.
– Это было нужно только для того, чтобы доставить ее сюда, – пояснил Еретик. – Она не опасна.
– Это правда? – Суровая кавалересса вгляделась в глаза Портолес. – Такая большая женщина – и не опасна? И кувалда, которую мы сняли с вашей вьючной лошади, наверное, принадлежит твоему задохлику?
– Вы же слышали задохлика, – ответила Портолес. – Я ничуть не опасна. Кувалда – чтобы подковывать лошадей.
p>– Слушайте… – начал Еретик, но рыцарша его оборвала:– Нет, это ты послушай, сынок! Мне страсть до чего хочется узнать, как плюгавому недокормышу удалось надеть наручники на этакую здоровячку. И я думаю, ты споешь эту песню одинаково хорошо, в цепях твоя пленница или нет. А теперь заходите.
Вот так Портолес, пригнув голову, прошла под шестом и оказалась в командирском шатре Кобальтового отряда. Карты и бумаги на столе были перевернуты, и вся мятежная команда встала при ее появлении, как будто это была иностранная сановница, которую они надеялись охмурить, а не подозреваемая в шпионаже и даже хуже. Еретик, входя, налетел на нее сзади, а кавалересса зашла последней с обнаженным, как у других стражниц, клинком в руке. Принесли два табурета, поставили по другую сторону стола, и молодая непорочновская женщина, которая явно была здесь главной, взмахом руки велела сесть. В свете фонаря копна темных волос девушки могла быть даже и кобальтовой, но Портолес грустно вздохнула: эту армию точно вела не староста Курска. А значит, миссия провалилась, врученное королевой оружие бесполезно, и сестру сейчас будут мучить – долго и безжалостно.
– Что ж, Борис из Диадемы, песенка, которую ты спел моим дозорным, заинтриговала меня настолько, что я дала тебе аудиенцию, – произнесла непорочновская девушка. Ее виночерпий наполнил чашку горячим калди и подал Еретику. – Я генерал Чи Хён Бонг, командир Кобальтового отряда, и в данный момент ты можешь рассчитывать на мое полное внимание.
Бонг? Подавшись вперед на своем табурете, Портолес уставилась на девушку, пытаясь обнаружить семейное сходство… Может быть, Бонг – распространенная среди непорочных фамилия? А если нет, если эта генеральша – дочь Канг Хо и Джун Хвана…
– Гм, да, – нервно начал Еретик. – Вот она, сестра Портолес, то есть я был арестантом в Диадеме, но потом она меня забрала, а когда я освободился, то сам взял ее в плен. Проклятье! Лучше начну сначала.
Портолес снова села прямо и, пока Еретик лопотал свое, разглядывала генеральский совет: пожилая ранипутрийская кавалересса с впечатляющими усами, гротескный великан с гадкой улыбочкой на уродливом лице и приятной наружности усбанец средних лет. Этот член совета ничем бы не выделялся, если бы не нагрудник – выгравированные на полированной поверхности лисы, поднявшиеся на задние лапы, выдавали его с головой. Значит, здесь трое из Пятерки Негодяев, прямо из запретных песен о Поверженной Королеве, и все они подчиняются приказам девушки, которая, скорее всего, является дочерью четвертого. Интересно…
– У тебя проблема с глазами, цепная? – спросила генерал. – Или предпочтешь подождать снаружи, пока твой конвоир будет доказывать, что вы не имперские убийцы?
– Эй-эй! – Еретик вскочил так быстро, что чуть не схлопотал мечом по хребту, но, к счастью, стражница, стоявшая за его спиной, поняла, что он не опасен, а глуп. – Я не убийца! Нас же едва не схватили багряные, пока мы добирались до вас, – спросите своих разведчиков, или как их там, ваших людей, которые видели, как за нами гнались. Багряные не пытались бы нас убить, будь мы с ними заодно!
– Очевидно, они напортачили, – заметила усатая рыцарша, которая наверняка была кавалерессой Сингх. – Эта повязка на ноге страннорожденной выглядит свежей, но остальные раны получены не одну неделю назад.
– Я на вашей стороне, клянусь! – воскликнул Еретик, и Портолес задалась вопросом, кем и чем клянутся еретики. – Я был ее пленником, но потом на нас напали другие цепные, и в схватке ее сильно поранили, а я ее сцапал. Привез к вам, потому что вы, кажется, сражаетесь за правое дело, – не мог же я рисковать и пробираться с ней обратно в Диадему?
– Да-да, – произнес человек, которого Портолес сочла Феннеком. – Это вы и рассказали дозорным, один поехал вперед и передал нам. Что показалось генералу странным в вашем рассказе, так это утверждение, будто мы на одной стороне. А также момент вашего прибытия, да еще с пленницей, прямо перед наступлением имперского полка. И заявление, будто вы располагаете бесценной для нас информацией! Как все это кстати.
– Нет-нет-нет, все не так! – возмутился Еретик. – Мы ехали на запад из леса Призраков, и я, когда покупал еду в «Черном Мотыльке», услышал от тамошних охотников, что Кобальтовый отряд становится лагерем здесь, перед этой большой горой. Они увидели, как вы подходите, и решили убраться подобру-поздорову. Это было пару дней назад, и невежественные крестьяне утверждали, что имперцы из Тао еще довольно далеко. И уж последнее, чего я ожидал, так это выехать на равнину и увидеть их гнездо между нами и вами. Мы отклонились далеко к северу, чтобы их обогнуть, но разведчики багряных…
– Тао? – переспросила генерал, обменявшись взглядом с соратниками. – Ты говоришь, Таоанский полк уже идет в этом направлении?
– Это может быть дезинформацией, – пробормотал великан достаточно громко, чтобы услышали все. – Они хотят нас взбудоражить, спровоцировать на первый удар.
– Я говорю, что слышал, но не утверждаю, что это правда, – сказал Еретик, и это было яркое зрелище: парень, осыпавший насмешками палачей в Службе Ответов, дрожал под взглядами своих кумиров. – Вот все, что я знаю: если вы сражаетесь с империей, то я на вашей стороне. Проще некуда. То есть будь я шпионом, разве не пришел бы с историей получше? Мол, мне известно, что замышляют имперцы? Я ни демона не знаю, кроме того, что уже сказал вашим людям, и это истинная правда!
– Ты говоришь, боевая монахиня спасла тебя от пыток в Диадеме и сражалась со своими же по дороге? – спросила кавалересса, подав наливальщику знак наполнить ее чашку калди.
– Я не просто говорю – это правда. – Еретик вдруг осознал, что он единственный за столом стоит, и снова уселся.
– И также сообщил моим дозорным, что владеешь информацией, которая будет ценной для любого врага империи, но поделишься ею только с главными, – сказала генерал, откидываясь на стуле. – Итак… что же это за информация?
– Ага, верно, – отозвался Еретик. – Значит, сестра Портолес здесь…
– Это ваше имя – Портолес? – спросил Хортрэп Хватальщик.
В том, кто он такой, монахиня была наиболее уверена – судя по рассказам, демоноед и известный колдун.
Портолес еле заметно кивнула. Обстановка накалялась, и сестра раздумывала, как лучше на этом сыграть.
– Так вот, я не знаю, чего ей надо, но она служит королеве, а не папессе, в этом я уверен, – заявил Еретик. – Совершенно уверен. Я обыскал ее сумку, когда ее отметелили другие церковники, и нашел бумаги с багряной королевской печатью и какой-то список. Имена солдат, ранг, все такое.
– О, и это бесценные разведданные, о которых наш гость ничего не знает, – зевнул Феннек. – Не скажу, что мы в большой опасности, если имперское командование полагает, будто это может сойти за правдоподобную дезинформацию.
– Слушайте, вы все… наглые хамы! – заявил Еретик, поочередно тыча пальцем в военачальников.
В данный момент эти четверо были самыми опасными людьми на Звезде, а Еретик хаял их, как участников своего жалкого сопротивления на родине, в Диадеме. Портолес будет скучать по этому парню, когда их обоих сожгут живьем, как вражеских лазутчиков.
– Я не шпион! И кем бы ни была сестра, я думаю, что и она не шпионка. Насколько я знаю, она не собиралась вас искать – мы выехали из Диадемы и поскакали прямо на острова, а потом направлялись в доминионы…
– Непорочные острова, – перебила генерал. – Она отвезла вас туда? Какие города, какие острова?
– Ну, мы проехали через Линкенштерн, а потом добрались до… как его… Хвабуна, до острова Хвабун, ну а после вернулись обратно и…
– Что вы там делали? – резко спросила генерал, больше не глядя на Еретика.
Что ж, это определенно ответ на вопрос о происхождении девушки! Портолес подумала, что генералу достаточно бросить выразительный взгляд, чтобы оба они отправились на костер. – Я жду от вас полной откровенности, женщина, начиная с этого момента. Мы обе понимаем: какое бы поручение королевы вы ни исполняли, сейчас ваша миссия закончена.
– Разве? – не удержалась Портолес. Возможно, это был хороший способ сразу избавить себя от физических или душевных мучений, но она не променяла бы свой разогревшийся табурет на кресло или подушку. – При всем должном уважении, генерал, полагаю, что я единственная в этом шатре, кто вправе говорить о моей миссии.
– А, так говорить вы умеете! – отозвалась генерал. – И красноречиво, как иной посол, должна заметить. Вы посол, сестра Портолез?
– Портолес, сестра Портолес, и можно сказать, что я действительно нечто вроде посла. – Было трудно не улыбаться, но удовольствие, которое получал от этого обмена репликами древний Хортрэп, помогло ей взять себя в руки. – Проблема в том, генерал, что меня послали разговаривать не с вами.
– Вот как? – Казалось, Чи Хён сейчас запустит в Портолес кружку с калди. – Вас послали говорить с моими отцами?
О, все интереснее и интереснее!
– Это неудобный аспект моего поручения, генерал, но мне запрещено обсуждать мою миссию, которая, отмечу, является делом королевы Индсорит, с кем-либо, кроме объекта моих поисков. Ваш отец Джун Хван, кстати, поживает весьма неплохо – я нашла его готовым к сотрудничеству.
Это сработало, хотя в последнюю секунду Чи Хён передумала: она швырнула чашку не в Портолес, а в стену шатра. Спокойнее, генерал, тише.
Кавалересса Сингх кашлянула:
– Я хотела бы напомнить генералу, что в соответствии с уставом Агартхи все законы относительно обращения с военнопленными касаются только солдат, подручных и командиров. Когда речь идет о подозреваемых в шпионаже, то там, вопреки распространенному мнению, ничего подобного нет. Печальное упущение со стороны авторов. Все, что вы сочтете необходимым для безопасности ваших войск, разрешено, пока…
– Пытка – вот что имеет в виду кавалересса, – пояснила Портолес. – А мой суровый конвоир убедил меня в том, что Кобальтовый отряд выше такой аморальной тактики.
– Аморальной, сестра? – Феннек как будто опечалился. – Я уверен, вы слышали это слово довольно часто, ибо выросли анафемой в одном из Цепных Домов. Вы обрели спасение после первого покаяния или пятидесятого?
Это было немного обидно – как они всегда узнают? У Портолес не было ни крыльев, ни хвоста; Спасительница знает, она уже даже не шепелявила после многолетних упражнений в своей келье, когда выправлялось каждое слово… И все-таки почему-то они каждый раз догадываются? Как будто нечистота воняет тухлыми яйцами.
– Нечего сказать, предательница расы? – допытывался Феннек.
– Не имеете права это примешивать, – гневно встрял Еретик. – Мы все должны быть равны, разве нет? Это же Кобальтовый кодекс, разве нет? Или все, что я слышал о новом Кобальтовом отряде, – будто он такой же, как старый, – тоже фальшивка, как его генерал?
Это он брякнул напрасно. Генерал Чи Хён налилась краской, как очищающая свеча, а кавалересса Сингх встала, взмахнув плащом, и вытащила огромный меч. Феннек веселился, но старательно это скрывал; Хортрэп же не делал ни малейших попыток утаить восторг. Отличный спектакль, Еретик, отличный! Это верующие всегда таскают знамя и идут добровольцами на фронт, а циники и реалисты заседают в командирском шатре.
Кто же такая тогда сестра Портолес?
– Извините, опоздала, – донесся от входа в шатер знакомый голос. – Пыталась поднять Марото, но его так тошнит, что не получилось. Пошла сюда, но по пути встретила измотанных разведчиков и притащила их с собой – пусть войдут и доложат сразу. Мать их за ногу, они говорят, что подползает полк из Тао, и он уже меньше чем в трех днях пути от… Адские демоны!
Повернувшись ко входу, сестра Портолес ощутила головокружительную смесь облегчения и страха при виде пожилой женщины из Курска… А та, узрев Портолес, так изменилась в лице, будто ее саму сейчас вырвет. Женщина окрепла с их последней встречи, да и тогда не была слабой. Пес у ее ног теперь больше смахивал на подростка, чем на матерого зверя; он с энтузиазмом завилял хвостом и потрусил к Портолес здороваться.
Боевая монахиня встала и поклонилась, пес лизнул ее в лицо. Она ощутила какую-то неправильность в его дыхании, распробовала ее внезапно разболевшимся языком – две половины рубца словно вздумали вновь разделиться. Она быстро выпрямилась, чтобы встать подальше от этой твари. Демон, без сомнения. Присмотревшись к приближающейся женщине, Портолес увидела на ее челюсти рваный шрам, о котором говорила королева.
Все оказалось так, как боялась Индсорит. Это не какая-то случайная деревенщина, решившая отомстить обидчикам, а София, Поверженная Королева. Долгий год, прошедший после того, как ее люди были преданы мечу, похоже, ничуть не смягчил ее гнева. И, благослови их обеих Падшая Матерь, Портолес нашла ее вовремя.
– Леди София, – выдохнула монахиня, закрывая глаза, чтобы лучше прочувствовать спасение. – Леди София, я послана королевой Индсорит, чтобы…
Первый удар прилетел ей в горло, второй попал в сократившиеся мышцы живота. Месяц назад монахиня лишь отряхнулась бы после этих ударов или, по крайней мере, не показала бы виду, что они причинили боль. Месяц назад у нее не было множества колотых ран в груди и животе. Она упала и ударилась бы еще сильнее, не подхвати ее Еретик. Феннек и кавалересса выскочили из-за стола и оттащили Софию, но та успела еще четыре-пять раз пнуть Портолес в бок. Анафема чувствовала, как при каждом ударе рвутся швы, но не кричала и не сопротивлялась. За этим она, в конце концов, сюда и приехала.
– Отвалите от меня! – Шипя, как дикая кошка, София швырнула Феннека через стол;
Хортрэп в последний момент убрал с траектории полета свою чашку с калди, но на помощь не пришел. Кавалересса Сингх пробралась за спину разъяренной женщины, обхватила ее рукой и ногой, усилила нажим, обездвижила. Вот это было зрелище: лицо, выглядевшее мягко очерченным и добродушным тогда в Курске, сейчас превратилось в маску самого Обманщика – зубы скалились, ноздри раздувались. Портолес, обмякшей в руках Еретика, почудилось, что от беснующейся Софии пышет жаром.
– Хватит! – рявкнула Чи Хён. – Хватит! Хочешь умереть, София? Вон отсюда, пока не успокоишься, и если не сумеешь вести себя как взрослая женщина – не возвращайся!
Услышав это имя из уст генерала, Портолес содрогнулась от еще пущего блаженства. Она не провалила миссию. В этот раз – нет. И теперь ее искаженное проклятое тело послужит на благо королеве. Наверное, это судьба, а может, получилось ненароком, но случается всякое, и багряная королева Самота повелела ей принять любые меры, чтобы произошло именно так.
– Что бы эта долбаная гадина ни говорила, не верьте ей! – потребовала София, пытаясь пнуть Портолес и едва не увлекая Сингх на пол. – Отпусти меня, мать твою, я уже очухалась, правда. У нас есть гребаная общая история, вот и все. Скверная, очень скверная.
– И будущее, – сказала Портолес, которой Еретик помог подняться.
Даже без цепей тошнотворная боль в животе и боку сделала это непростой задачей. Под одеждой проступила влага, но сестра не беспокоилась об этом: что уж беспокоиться, когда финал ее миссии так близок. Нужно лишь прожить достаточно времени, чтобы передать волю ее королевы, и тогда не будет боя между имперцами, стоящими лагерем на равнине, и этими наемниками – вообще никакой войны между кобальтовыми и багряными. Присутствующие во все глаза смотрели на избитую боевую монахиню.
– Короткое или длинное, зависит от вас, но мы должны поговорить. Она послала меня к вам. Королева Индсорит.
– Думаешь, я этого не знаю, ведьма? – София опять напряглась, но и Сингх тоже. – Думаешь, я, мать твою, слишком тупа, чтобы увидеть звездный свет на алтаре?
– Нет, – ответила Портолес, потом повторила это своему мятежному телу: – Нет, нет, нет…
Жар растекался по ней, притупляя боль, полз вверх по горлу, и она постаралась не двигаться, чтобы не поддаться головокружению. Закрыла глаза, но стало только хуже. Она была так близко, уже ощущала тепло спасения… Но теперь оно меркло, уплывало, оставляя ее исходить паром в заледенелом черном центре земли, где живут только демоны…
– Сестра! – кричал Еретик сверху. – Сестра!
– Адские боги, у нее кровь! – донесся еще один голос, с большей высоты. – Что ты наделала?..
– Я не так уж сиьно ей врезала. – Теплая вода заглушила голос Софии, когда Портолес стала погружаться все глубже и глубже, к Затонувшему королевству. Последним, что она услышала, было: – Не так сильно, как она заслужила.
Глава 21
София выскочила из шатра, не обращая внимания на окрики, но не прошла и десяти футов, как Чи Хён схватила ее за руку и развернула к себе. Маленькая принцесса чуть не схлопотала в челюсть, но тут София опомнилась и уронила кулак. И правильно сделала, кстати, – только позволив себе сделать вдох и толком рассмотреть окружающий мир, она заметила кавалерессу Сасамасо, готовую броситься на нее с копьем. Вряд ли эта женщина могла доброжелательно отнестись к избиению генерала.
– Капитан, в моем шатре будет порядок, даже если вокруг воцарится хаос, – заявила Чи Хён, встретив стальной взгляд Софии не уступающим по твердости. – Кем бы эта женщина ни была вам, она моя пленница. Она что-то знает – может быть, очень многое. Но эти сведения мы получим только при условии, что она будет жива. Вы это понимаете?
Нотация от этой крашеной девчонки взбесила Софию почти так же, как вид сестры Портолес.
– У нас с этой гребаной ведьморожденной есть общее прошлое…
– Я не спрашиваю о нем. – Пальцы Чи Хён впились в руку Софии, старавшейся высвободиться. – Я достаточно вас уважаю, чтобы этого не делать, и не выясняю, почему вы так… встрепенулись, услышав имя азгаротийского полковника, ведущего Пятнадцатый полк. Можете рассказать, можете умолчать, но сейчас скажите одно: вам все понятно?
– О да, понятно, – ответила София, наконец выворачивая руку из захвата и вынуждая кремнеземскую рыцарку сделать шаг в обход Чи Хён, чтобы броситься на обидчицу генерала, если до этого дойдет. София взглянула мимо двух женщин на Мордолиза, с важным видом шедшего к ней. Если она разоружит кавалерессу и использует ее оружие против нее же, а потом против генерала, ее жизнь значительно упростится – кто из Кобальтового отряда не предпочтет настоящего командира самозванке?
– Хорошо, – сказала Чи Хён, шумно выдыхая. – Хорошо. Я знаю, вы бы не стали бить без причины, но, пожалуйста, примите во внимание мое положение. Эта женщина заявила, что владеет ценной информацией, но теперь она без сознания. Проблема.
– Угу, это точно, – сказала София, сама выдыхая и содрогаясь от темной мысли, которая казалась ей столь разумной всего миг назад. Она взорвалась, увидев эту дерьмонахиню Портолес, потеряла власть над собой, но теперь достаточно успокоилась, чтобы не думать, будто убийство новых друзей поможет в ее положении. По тому, как Мордолиз переводил взгляд с генерала Чи Хён на кавалерессу Сасамасо, она заподозрила, что сия мудрая мысль проскользнула ей в голову сквозь заведомо дырявый нравственный барьер не без сторонней помощи. – Эта женщина – агент королевы, напрямую ответственная за убийство сотен невинных людей.
– Она сама призналась, что явилась сюда по приказу королевы, чтобы поговорить с вами, София, и только с вами. – Чи Хён потерла виски, и до Софии дошло, что эта соплячка, в свою очередь, старается не выйти из себя, – вот это смена декораций, а? – Я высоко оценю, если вы вытащите из нее всю актуальную информацию, когда она придет в себя. Если придет.
– О, я вытащу все, будьте спокойны, – пообещала София. – Но очень многое могу сказать уже сейчас. Она служебная собака полковника Хьортта – той самой скотины, что ведет имперскую армию, на которую мы вот-вот нападем.
– То есть это они вот-вот нападут на нас – разве не такой план? – спросила Чи Хён, и Софии вновь стало совестно оттого, что убедила девушку встретиться с Пятнадцатым в открытом бою…
Но чувство вины мигом прошло, как отрыжка. Едва она услышала, какой полк приближается к Языку Жаворонка и что его действительно ведет полковник Хьортт, искушение стало слишком велико, чтобы ему не поддаться, – она уже позволила себе чрезмерную самоуверенность в Курске, лишив мальчишку только пальцев; теперь надо во что бы то ни стало взыскать долг с него и его кавалерии. Кроме того, с ее помощью Кобальтовый отряд, возможно, сумеет победить азгаротийцев. Возможно.
– И все? – спросила Чи Хён, и София осознала, что размечталась о том, что сделает с Эфрайном Хьорттом, когда встретит его на поле боя.
– Пока да, – ответила она. – Я допрошу Портолес, как только она очнется.
– Превосходно. Однако теперь мне нужно отослать парламентера в имперский лагерь, выросший ночью вон там. Вы меня извините?
– Конечно, не позволяйте мне вас задерживать, – ответила София, ощущая не столько смущение, сколько… жажду.
И перспектива яростного сражения не на жизнь, а на смерть, и мелочное чувство сожаления вызывали у нее жуткий сушняк, и так бывало всегда. Выпить и покурить, да побеседовать с гадиной, помогавшей убить ее земляков, и завершить этот день, который может стать ее последним днем на Звезде. А потом хорошенько выспаться и обрушиться на старого приятеля, который, должно быть, научился управляться с поводьями без больших пальцев. В таком порядке.
– Они прислали совомышь, сэр? – доложила капитан Ши, словно это обычное дело было самым невероятным событием, о каком ей доводилось слышать.
– И? – спросил Доминго, для которого даже привычная мысль о том, чтобы выпрыгнуть из мягкого фургона и врезать этой дуре, оказалась слишком болезненной. Едва сев прямо, он ощутил головокружение и близость обморока, но, по крайней мере, подчиненные не вынуждали его перейти в палатку. Спать под звездами под аккомпанемент марширующих сапог – одно из немногих неожиданных удовольствий от возвращения на службу. – Наверно, они хотят передать нечто большее, чем «это наша совомышь, ждем ответа»?
– И они спрашивают вашего согласия сойтись завтра в полдень в долине для… гм… битвы честной и достойной?
– Должно быть, те всадники, что удрали от наших дозорных, сообщили о приближении Таоанского полка, – сказал брат Ван, сидящий на козлах маленького фургона. – Им хочется, чтобы мы бросились в бой, не дожидаясь подкрепления. Не слишком удивительно. Видно, считают вас наивным простаком…
– К этому времени люди Уитли уже должны быть за горой, – сказал Доминго больше самому себе, чем боевому монаху или капитану. Хмурясь над картой, которую расстелил на коленях и ногах, словно плед, он посмотрел на запад, где над лагерем и его окрестностями нависал Язык Жаворонка. Не больше лиги до встречи с Холодной Софией, и хотя его фургон закатили на бугор, с которого открывался вид на весь Пятнадцатый полк, по здоровой ноге пробежала дрожь и вспышка боли пронзила другую. – Учитывая, что Уитли следует моему единственному и простому приказу и не посылает нам сообщений, кобальтовые не смогут предсказать удара им в тыл. По крайней мере, такого мощного.
– Спереди склон выглядит гораздо круче, чем казалось с гор, – произнес брат Ван. – Если предположить, что мьюранцы поднялись без особых трудов, начнут ли они спускаться, как только увидят, что мы взошли на последний холм в долине?
– Да, или когда протрубят рога кобальтов. Просто и элегантно, как все лучшие стратагемы, – сказал Доминго. – Эта называется «волчий капкан» – мы зажимаем противника в стальных челюстях и быстро уничтожаем. Никакого спасения, как только мы врываемся в долину, а полк Уитли спускается с горы.
– Волчий капкан… – У Ши, казалось, засела в голове какая-то мысль – так жилистый кусок мяса застревает в зубах. Полковник видел, как ее это тревожит, как сошлись брови. – Разве не этот маневр мятежная армия Поверженной Королевы использовала против Пятнадцатого в Теневых пустынях у Дикого Трона?
– Да, в том самом месте, – подтвердил Доминго.
Та битва произошла вроде бы… двадцать с чем-то лет назад, и он помнил ее только в общих чертах. И эти черты не радовали, о нет. «Без изысков» – вот как бы он выразился. Но получилось эффективно. – Зачастую враг – наш лучший учитель.
– Лорд Блик – лучший, правда? – спросила Ши, и впервые заместительница вызвала у Доминго не раздражение, а интерес. – В «Железном кулаке» столько поэзии, сколько я не слышала ни в одной балладе. О, виновата. Сэр?
– Хорошо сказано, Ши, хорошо, – не стал возражать Доминго. Значит, она стажерка на войне. Пусть еще далека от эксперта, но все с чего-то начинают. Эфрайн не помнил ни слова из Блика, как часто ни устраивал ему Доминго внезапные проверки. Увы, ни словесные порки, ни традиционные не укрепили память мальчика и не подогрели его интерес. Доминго даже задался вопросом: не нарочно ли Эфрайн заваливает учебу? Хотя зачем его сыну так поступать…
– Еще минуту вашего внимания, сэр, – произнес Ван, нависая со своего насеста над Доминго, – словно огромный ворон оглядывал издыхающую собаку. Его глаза-бусинки сосредоточились на карте. – Если мы соглашаемся на званый обед с кобальтовыми, что кажется благоразумным, я предлагаю безотлагательно кое-что сделать.
– Извините? Вы считаете, что принять их условия – благоразумный поступок, брат Ван? – спросила Ши, осмелевшая настолько, что выразила собственное мнение – вероятно, после скупого одобрения со стороны Доминго.
– А вы нет, Ши? – спросил полковник и, когда она замялась, поторопил ее кнутом, поскольку в жизни не носил с собой пряников. – Я знаю, у вас есть мнение, так выплюньте его, мать вашу, если только не считаете, что цепной анафема разбирается в тактике лучше, чем капитан Пятнадцатого полка.
– Сэр?! Несмотря на привал, полк шел ночь и день, а потом разбивал здесь лагерь, и большинство солдат не ложилось до позднего утра. – Глаза Ши были такими красными, что Доминго задумался, спала ли она вообще. – Посылать их в бой раньше, чем через полный оборот солнца, не слишком ли… поспешно? Особенно если учесть, что у нас все преимущества, кроме рельефа местности, а Таоанский полк всего в двух днях пути… сэр?
Она снова стушевалась, на миг явив какое-то подобие компетентности. Похожей больше на сдачу – так машут, капитулируя, платком, вместо того чтобы поднять гордое знамя над наступающей армией. Но Доминго вдруг с оптимизмом взглянул на судьбу Азгарота – впервые с тех пор, как погрузился в ужасную бесконечную ночь, где нет ничего, даже отцовского горя и разочарования…
– Сэр?
– Хм… Да, все так, совершенно верно. Превосходное обоснование, капитан, – сказал Доминго, подумав, что такое же выражение лица, как у Ши, было бы у Эфрайна в тот злополучный день рождения, получи он котенка вместо суровой стали и еще более суровой нотации. – Жаль, что я не смогу им воспользоваться. Примите их условия, Ши. Быть посему – завтра в полдень.
Ага, а теперь подлинная гримаса Эфрайна – негодование и непонимание. У первого капитана Доминго она была такой же неприятной, как у сына, и он помахал здоровой рукой, будто мог отогнать заместительницу, как дурной запах. Однако та не стала задавать вопросов – в отличие от маленького Эфрайна, когда тот находился в мерзком расположении духа.
– Значит, атакуем в полдень? – подытожила она. – Я велю офицерам подготовиться к…
– Мы атакуем перед рассветом, капитан, – раздраженно перебил Доминго. – Ради всего живого, не передавайте приказов, которых от меня не слышали. Мы скажем кобальтовым, что встретимся с ними в полдень, но офицерам передайте, чтобы все были готовы к выступлению за час до рассвета.
– Прекрасный, благоприятный час, – одобрил брат Ван, как будто решение Доминго диктовалось какой-то цепной галиматьей, а не голым прагматизмом.
– Ранний час – такова была моя мысль, – сказал Доминго и, чтобы Ши не вообразила, будто монах управляет чем-то помимо командирского фургона, и не ушла, добавил: – Я понимаю, что это выглядит как жульничество, но «Багряный кодекс» недвусмысленно говорит: мы не воюем с кобальтовыми официально, а потому они мятежники, а не воины, достойные рыцарских норм морали. Если я знаю Софию, а я ее знаю, то и она рассудит так же. Поэтому, капитан, велите нашим быть в боевой готовности за два часа до рассвета. Тогда мы, возможно, застигнем ее врасплох.
– С вашего разрешения, полковник, – спросил Ван, – я помажу полк за три часа до рассвета, чтобы моим людям наверняка хватило времени до начала выдвижения? У каждого на лбу должен быть священный елей, прежде чем мы нанесем удар, иначе эффект будет… катастрофическим.
– Катастрофическим? – Подобная перспектива для Пятнадцатого полка никоим образом не устраивала Доминго. – Говорите проще, Ван, чтобы понял даже старый богохульник. Если вы не можете гарантировать безопасность моих людей, то мы ни в коем долбаном случае не воспользуемся вашим маслом.
– Елей, полковник, – это не оружие, – терпеливо разъяснил Ван. – Елей защитит наши войска, когда ритуал будет завершен. Гнев Падшей Матери обрушится на поле боя, и любой, на ком нет метки ее всемилости, рискует, что его перепутают с Кобальтовым отрядом.
– Хм, – протянул Доминго. Все его сомнения по поводу этого плана вернулись… но разведчики донесли, что Кобальтовый отряд многочисленнее, чем ожидалось, и, коль скоро Уитли находится по другую сторону Языка Жаворонка, будет слишком опасно атаковать, не пользуясь цепным оружием. Без него, да при том что кобальтовые закрепились на высоте по другую сторону долины, бой может пойти и так и этак, особенно если удар Уитли с тыла по какой-либо причине задержится.
– Уверяю, они будут в полной безопасности, если только получат наше благословение и помазание, – настаивал Ван. – Все мои братья выйдут на поле боя, и я не попрошу ваших солдат подвергнуться тому, что не грозит моим людям.
– Может, дождемся полковника Ждун? – В голосе Ши прозвучала молящая нотка, и это возмутительное сомнение добило полковника.
– Значит, все получают масло, – решил Доминго. – Сегодня отдыхаем, а за три часа до рассвета вы начинаете свои ритуалы. Мы воспользуемся цепным оружием.
– Сэр, я искренне считаю…
– Вы свободны, капитан Ши, – перебил ее Доминго, обращая взор к Языку Жаворонка, чтобы не видеть самодовольной ухмылки Вана. – Как можно скорее отправьте совомышь к кобальтовым. Нельзя заставлять старых друзей ждать.
Чума на всех и каждого могильного червя, и королевская чума – на Дигглби. Марото случалось чувствовать себя и хуже, например после побоев или употребления некоторых веществ. Но такого кошмара он не припоминал. Варвар не считал себя склонным к преувеличениям, но, чем терпеть эту пытку еще хоть секунду, искренне предпочел бы, чтобы его расчленили мясники. Сгодятся даже слепые, с тупыми топорами.
Он наконец собрался с силами и издал стон.
– Кто-то перепил? – Пурна сунулась в палатку, направив жгучий свет прямо в мозг Марото, взорвав его глазные яблоки.
Он натянул пропотевшее одеяло на голову.
– Кто-то что-то съел, – возразил он. – За выпивкой я уследить могу, женщина.
– Разумеется, – сказала Пурна, и сквозь тонкое одеяло он почувствовал, что она опустила полог, изгнав ненавистное солнце. Марото снова высунулся, поскольку она поднесла кружку к гнезду, которое он соорудил на полу. – Притащила тебе старое угракарское средство. Будем лечить подобное подобным.
– Ухх! – Марото содрогнулся, не в силах поверить, что она настолько зловредна.
– Да это просто талая вода. Самое то, чтобы поднять тебя и подготовить к встрече с утром. Или с полднем, уж как получится. Эй, что это? Думала, ты больше не куришь трубку – не говори мне, что в таком состоянии ты кого-то сюда приводил!
Трубка? Ах да, трубка!
– Это единственная трубка, которую я любил и которую потерял, – ответил Марото, когда Пурна положила ее обратно на кучу одежды. – Она сделала ее для меня, изготовила по трубке всем нам, и как-то… не знаю как, но ухитрилась вернуть ее мне.
– Неужели это одна из трубок Софии? – присвистнула Пурна. – Тогда курение с стоит последствий. Научишь меня? А можно набить ее мускусным цветом?
– Нет, – сказал Марото. Нечто худшее, чем злейший отходняк, поднималось в нем при мысли о Софии – некая тень в раскалывающемся черепе. – Мне нужно закинуться чем-нибудь плотным, Пурна, а то я, подери меня демоны, совсем помру.
Слова вызвали еще один спазм: меньше всего ему сейчас хотелось есть, но он знал из богатого опыта, что без этого зла не обойтись.
– Может быть, ломтик вороны – я же предупреждала насчет того червяка? – Должно быть, Марото выглядел жалко, поскольку она немного смягчилась. – Чхве и София ищут тебе что-нибудь горячее.
– София. – Имя прозвучало стоном: зловещее облако предчувствия на краю сознания было изгнано завывающим ветром реальности – Марото вспомнил все. Он с превеликим усилием сел, взял кружку восхитительно холодной воды. Отхлебнув, попытался сфокусировать взгляд на Пурне. – Она здесь?
– Только что упустил ее, герой, – был слишком занят. Выворачивался наизнанку за палаткой. – Пурна кивнула в сторону источника вони, и Марото только тогда сообразил, что та исходит не от его липкого тела. Эге, да он не наблевал на себя – жизнь-то налаживается! – Похоже, вы все утрясли? – спросила она.
– Да вроде. – Марото передернуло.
Святые гребаные демоны, это что, и правда его работа? Неужели порожденное дурманом желание расшевелило все зло, приведшее сюда Софию? Несомненно, во всем случившемся усматривалось участие Крохобора. Эта крыса обожала нашептывать спящему, чтобы тот, проснувшись, вообразил, будто родил величайшую идею, или вспомнил, чего не было… вроде приказа уничтожить некую почтенную даму в отдаленном горном селении… Демоны, смилуйтесь, София сказала, что всю ее деревню вырезали, а мужа… Все, сейчас опять стошнит.
На этот раз он не потрудился блевать снаружи.
– Пойду взгляну, куда запропастилась Чхве с завтраком, – сказала Пурна тем неестественным тоном, какой бывает, когда силишься не дышать носом. – Тебе принести еще что-нибудь?
– Угу, – выдавил Марото между рвотными спазмами. – Гребаную голову этого долбаного Дигглби.
Трижды Мрачный приносил деда к палатке Марото, чтобы три поколения Рогатых Волков наконец спели друг другу, и трижды девушка, носившая шкуру их клана, прогоняла их. Пурна, что-то-там-Пурна называли ее, и она была не груба, а больше зла на своего капитана, на которого навалилось такое похмелье, что он весь день пытался выбраться из постели, но сумел лишь проблеваться и вырубился опять. Однако в последний раз она даже не подняла головы от карт, в которые играла со своими товарищами, разодетыми в шкуры и зубы рогатых волков, – только отмахнулась и сказала:
– Как только придет в сознание, я вас позову. Но до сих пор он и на пять минут не прочухивался, так что не ждите от бедняги поэзии.
– Поэзия Марото – вот бы послушать! – заявила герцогиня с тиарой из зубов рогатого волка поверх высокого парика.
– Ага, спасибо, – буркнул Мрачный и понес дедушку обратно к их палатке. – Нам так везет, что он ублюется до смерти и мы не услышим его песню.
– Так было бы даже лучше, – заметил дедушка. – Если он помрет, мы заберем его кости и перемелем, чтобы сделать тебе оружие, какое носила моя мать. Железо, смешанное с прахом предков, – самый могущественный металл на свете.
– Да? – Этой сказки Мрачный еще не слышал. – У прабабушки такое было?
Читать бесплатно другие книги:
