Хозяин собаки Кэмерон Брюс
Сайлекс утратил дар речи, его сотрясали рыдания. Он яростно замотал головой.
– Сайлекс, – успела выдохнуть Фиа, прежде чем накатил новый приступ. Ее тело свело судорогой, язык вывалился изо рта. Сайлекс беспомощно смотрел, как она страдает.
– Сделайте что-нибудь! – заорал он на сбившихся в кучку женщин, но они в страхе отпрянули.
Рука Фиа обмякла и выпала из руки Сайлекса. Он звал и звал жену, однако она уже не искала его взгляда. Из-под полуприкрытых век ее глаза смотрели в пустоту.
Когда она замерла, у Сайлекса перехватило дыхание. В ушах стоял какой-то пронзительный звук, заглушавший все остальные.
Сайлекс оцепенело осознал, что это его собственный крик.
Год девятнадцатый
Спящая волчица очнулась от того, что Волчишка обнюхивала ее пересохшие соски. Волчишка тыкалась в них носом, но молока больше не просила. У волчицы отнялись и передние лапы, ее мучила тупая боль. Древний как мир инстинкт подсказывал ей, что она умирает. Да и зачем больше жить – для своего потомства она сделала все, что могла. Волчишка обеспокоенно заскулила: мать лежала здесь, с нею, но человека в пещере не было, а Волчишке сейчас недоставало именно его.
Волчица устало прикрыла глаза, зная, что человек позаботится о Волчишке. Услыхав знакомый шум – это человек спрыгнул на пол пещеры – и радостный щенячий визг, волчица неожиданно для себя испытала прилив радости. Ей вспомнилась погоня за оленями в компании братьев и сестер, и вернулось то ликующее чувство бытия, которое охватило ее тогда, радостное сознание того, что она – волк.
Человек опустил руку ей на загривок. На миг мысли волчицы спутались, показалось, будто это Спутник кладет голову ей на спину, ожидая часа, когда родятся волчата. Человек гладил ее, и ей чудилось, будто она вернулась в детство и мать вылизывает ее языком.
– Бедняжка. Ты была хорошей матерью, – бормотал человек. – Ты очень храбрая. Мы будем тосковать без тебя.
Человек склонился над ней, и волчица, уже почти не видя, встретилась с ним взглядом. Такая уж привычка у некоторых людей – заглядывать волку в глаза.
– Ты вступила в битву со львом, чтобы спасти волчат. Моя мать тоже… – Голос человека дрогнул, и Волчишка ткнулась носом в его руку. – Моя мать тоже жертвует собой ради меня. Благодаря ей мы не умерли с голоду. Она все лето приносила мне еду, приходя сюда на свой страх и риск. Она кормила меня, а я – вас. Ведь мы с вами семья. Я позабочусь о Волчишке. Не знаю, что будет с нами зимой, но если я выживу, то выживет и она. Может, когда она вырастет, я пожалею, что не убил ее. И все-таки мне кажется, мы поладим… Видишь ли, мы с тобой очень похожи. – Человек погладил ее по голове, и волчица зажмурилась. – Оба калеки. Посмотри на мою ногу. Я таким родился. Если бы не мать, я бы давно умер.
Волчица, различая в его голосе сильные чувства, погрузилась в дремоту. Никогда еще ей не было так спокойно. Боль прошла. Захотелось лизнуть человека в руку, но язык не слушался. Ей снилось, будто ее стая – человек и Волчишка – бежит рядом с ней, предвкушая удачную охоту.
Они мчались за лосенком, выбежавшим на странную местность, покрытую вечным льдом. Линия горизонта, лежащая впереди, резко оборвалась, однако волчица не прекратила погони. Она погналась за лосенком туда, где ослепительный лед сливался с небом, и взлетела в воздух, чувствуя себя юной, живой и свободной.
Наши дни
Официант, обслуживавший столик, за которым сидел американец с друзьями, состроил кислую мину, когда его подозвали в очередной раз. Джеймс Морби ткнул пальцем в пустую бутылку на столе и жестом велел принести еще одну. Бошан, заметив, как неохотно кивнул официант, понимающе улыбнулся.
– Что смешного, Бернар? – спросил его Морби.
– Наш официант считает, что с тебя уже хватит. Ты перепил и ведешь себя слишком по-американски.
– С первым согласен, а со вторым бы поспорил.
Бошан и Морби расхохотались громче, чем следовало. Жан-Клод, который в тот вечер не прикасался к спиртному, усмехнулся из вежливости.
– Он не знает, что у вас праздник, профессор, – услужливо подсказал он, обращаясь к Морби.
Морби окинул юношу взглядом светло-карих глаз, слегка помутневших от выпитого, и его взор прояснился.
– Вы хотите меня о чем-то спросить, Жан-Клод? – спросил он, проницательно глядя на собеседника.
Жан-Клод смешался, но, заметив, что Бошан ободряюще кивает, собрался с духом.
– Да. Про вашу находку. Вы сказали, что это первая собака. Но это не совсем собака, – неловко закончил он.
– Вы сами видели ошейник, Жан-Клод, – вмешался Бошан. – Какой из этого следует вывод?
Жан-Клод приготовился извиняться.
– Бернар, дай человеку сказать!.. Да, Жан-Клод, все так, как вы сказали. Это волк. Но вы же знаете, что у волков и современных собак есть общие участки ДНК. И не только у хаски – у мопсов, корги, пуделей они тоже есть. Даже у чихуа-хуа! Порой они ведут себя совсем как волки, и, надо признать, имеют на то полное право.
Морби подождал, пока официант продемонстрирует бутылку вина, откупорит ее и завершит привычный ритуал.
– Я понимаю, профессор. Но на это ушли тысячи лет. Вы же утверждаете, что волк подчинился человеку в один день. – Жан-Клод щелкнул пальцами. – Раз – и стал собакой.
Морби и Бошан переглянулись.
– Эволюционный скачок? – ехидно предположил Бошан.
– Не исключено, – улыбнулся в ответ Морби. – Ваш соотечественник по имени Этьен Жоффруа Сент-Илер выдвинул теорию, что развитие видов может идти гигантскими скачками. Вы читали его работы, Жан-Клод?
Жан-Клод кивнул, однако Морби был не из тех, кого легко провести. Впрочем, сейчас он не принимал экзамены и не собирался никого «валить», поэтому продолжал, словно подтверждая невысказанную мысль Жан-Клода:
– Дарвин, разумеется, опроверг теорию, согласно которой свинья могла произойти напрямую от бегемота, и так далее. Эволюция – чрезвычайно медленный и размеренный процесс. Давайте вернемся к нашей находке – на первый взгляд обычному волку с красным шнурком на шее. Действительно ли Сент-Илер прав, и это был эволюционный скачок? Сегодня – волк, завтра – собака? Сомневаюсь. Даже сегодня приручить волка не так-то просто, хотя они встречают людей повсюду, во всех уголках земли. При этом мы уничтожили самых агрессивных представителей их вида. До сих пор не известно ни одного случая, чтобы волк сам прибежал к человеку, отринув вольную жизнь. Нет, приручить волчонка можно только при исключительном стечении обстоятельств, и даже тогда он не станет домашним питомцем – с ним лишь научатся жить. Наш волк неспроста позволил надеть на себя красный ошейник. Должно быть, этому предшествовал какой-то подготовительный процесс. Эволюцию не ускоришь.
– А о каком процессе вы говорите?
– Что вам сказать, Жан-Клод… Я сам много думал об этом…
Морби потянулся к бутылке. Официант, заметив его движение, скривился, поспешил к столику и вырвал бутылку из рук Морби прежде, чем тот, в нарушение этикета, сам нальет себе вина. Перед таким натиском Морби сдался. Он поднес наполненный бокал к горящей свече и залюбовался плясавшими в нем рубиновыми отблесками.
– И наши предки, и волки сосуществовали на одной и той же территории, соперничали за одни и те же пищевые ресурсы. Если волки и не охотились на людей, то лишь благодаря тому, что у людей были копья. Но даже копья не остановили бы оголодавшую стаю. Сложно представить, чтобы конкурирующие виды вдруг стали мирно сосуществовать друг с другом. От такого сотрудничества не было никакой прямой выгоды ни для тех, ни для других. Пищи мало, найти ее сложно, так зачем людям подкармливать волков? Разве кормили они лисиц, медведей, львов? Отчасти мне кажется, что эволюционный скачок все-таки произошел. Других объяснений у меня нет. Но что его вызвало – об этом я не имею ни малейшего понятия.
Книга вторая
30
Год седьмой
На следующий день после церемонии наречения женщины нехотя потянулись на совет, который не предвещал ничего хорошего. Рассаживаясь, они почти неслышно перешептывались между собой, что было им совершенно не свойственно. На церемонии наречения Альби вновь поставила вопрос, который женщины предпочли бы замять навсегда.
Вот поэтому им и нужна Старейшина, злорадно думала Альби, переводя взгляд с одного хмурого лица на другое. Женщинам нужна сильная рука, каменный наконечник на древке копья. Всякое важное решение всегда принималось Старейшиной с одобрения совета, а не иначе. Женщины вечно колебались и переливали из пустого в порожнее. Их пугали окончательные решения.
Альби ошиблась насчет маленького калеки. В то время как большинству Сородичей он был противен, другие восхищались его добрым и легким нравом и вместо того, чтобы возненавидеть малыша, проникались к нему симпатией. С каждым днем о «проклятии» вспоминали все реже и реже.
И все-таки кое-что изменилось безвозвратно, не без удовлетворения думала Альби. Теперь никто не посмеет бросить мне вызов.
«Калека, приносящий Сородичам горе и слезы, которого нужно убить ради общего блага». Альби не сомневалась: никто и спорить не станет, что ребенок заслуживает иной участи. С таким-то именем!
Альби собиралась все сделать своими руками: потащить мальчонку к реке, ударить его камнем по затылку и бросить в воду. У остальных кишка тонка. Пусть лучше попридержат Калли да закроют ей рот покрепче.
Все женщины, кроме Калли, были в сборе. Может, Калли не решилась прийти или – что еще лучше – бежала, прихватив с собой сына. Их наверняка сцапает Орда, а уж Альби позаботится о том, чтобы все поверили, будто беглецов унесли злые духи.
– Мы собрались здесь по важному делу, – негромко начала она. Женщины затихли. В такие моменты Альби казалось, будто она – старший ловчий, беседующий с охотниками, и ее распирало от чувства собственной важности.
– Да-да, – раздался голос позади нее.
Альби обернулась и насупила брови. В круг сидящих женщин решительным шагом вошла Калли и дерзко встала напротив Старейшины.
– Дело очень важное, – заявила Калли.
Женщины в ужасе уставились на двух врагов, сошедшихся лицом к лицу.
– Займи свое место рядом с остальными, – ровным тоном предложила Альби, рассчитывая, что на фоне взвинченной Калли выгоднее сохранять невозмутимость.
– По традиции, – продолжала Калли, пропустив слова Альби мимо ушей, – в день, когда собирается совет женщин, мы можем переизбрать Старейшину, если того хотят как минимум двое. Я – хочу.
– Я тоже, – выкрикнула Коко.
Остальные женщины молчали, словно набрали в рот воды, и Альби, поначалу взволнованная уверенностью Калли, расслабилась. Никто больше не поддержал Калли и ее тупую мамашу.
– Ладно. И кого же ты предлагаешь вместо меня? – спросила Альби.
– Сначала нам надо кое-что обсудить, – перебила ее Калли.
Альби делано вздохнула и закатила глаза, всем своим видом выражая крайнее долготерпение.
– Хорошо. Обсуждайте.
– Спасибо, Старейшина. – Калли повернулась к сидящим в кругу женщинам. – Все вы переживаете из-за проклятья, о котором мы наслышаны. Но что же это за проклятье? С тех пор как родился мой сын, у нас были и тучные, и тощие дни. Так было всегда. Сейчас у нас еды вдоволь, охотники раз за разом возвращаются с полными руками. Конечно, некоторые жирели и в голодное время, – ехидно заметила Калли. Женщины ахнули, услышав такую дерзость.
– Какое твое дело! – прорычала Альби.
– Ты права, Старейшина. Прости. Я хотела обсудить «устав» совета. И я хочу спросить вас всех: что строжайше запрещено всякой женщине?
На самом деле никакого «устава» не было и в помине, и женщины озадаченно переглянулись.
– Правильно, – подтвердила Калли, словно кто-то выкрикнул правильный ответ. – Вмешиваться в чужие семейные дела!
Калли помолчала, чтобы смысл ее слов лучше дошел до слушательниц.
Альби скривила губы. Харди. Старый болван наверняка все разболтал своим дружкам, а те – своим женам. Сородичи всегда смотрели сквозь пальцы на беспутное поведение вдов, которые, как было хорошо известно, оказывали милости не только холостым мужчинам. Пусть говорит, в отчаянии решила Альби. Зато потом никто не скажет, что она затыкала Калли рот.
– Да-да. – Калли улыбнулась, словно перед ней сидели не женщины, а дети, не знающие обычаев Сородичей. – Давайте я отвечу на вопрос, который уже несколько лет не дает вам покоя. Почему мой муж, сын Альби, спит на мужской стороне? Почему холодна моя постель?
Никто не предвидел такого поворота. Наступила напряженная тишина. Калли взглянула на Рене, и та ободряюще кивнула.
– А потому, – продолжила Калли, – что Альби убедила его, будто он не отец моим детям. У них-де глаза карие, как у всех Сородичей, а не голубые, как у него. Она сказала, что сын всегда похож на отца. У Пэллока голубые глаза, и в этом он похож на своего отца, говорила она. Так слова Альби разбили нашу семью.
Альби раскрыла рот.
– Неправда, – подала голос Софо, с трудом поднявшись с места. Все взоры обратились на нее. – Я очень хорошо помню его отца. Глаза у него были карие, как у всех Сородичей.
– Альби обманула моего мужа, – заключила Калли. – Поэтому разбита моя семья.
– Да, она соврала, – кивнула Софо.
– Что ты можешь помнить, слепая старуха, – прошипела Альби.
– И я его помню, – раздался голос Дрои, жены Харди. Она тоже встала. – У него были такие же глаза, как у всех нас.
Повисла долгая пауза. Одна за другой женщины переводили взгляд на Старейшину.
– Альби не впервой разбивать семьи, – не унималась Дрои. – Много лет она приходит к моему костру и спит с Харди. Моя собственная сестра гонит меня прочь, чтобы лечь в постель с моим мужем. – Дрои судорожно всхлипнула и залилась слезами. – Она разбила нашу семью, как разбила семью Калли.
Альби вытаращилась на сестру, не веря собственным ушам.
Следующей встала Рене.
– Когда я была моложе, Пэллок, сын Альби, хотел взять меня в жены и просил Альби похлопотать за него на совете. Альби отказалась. Потом она увела меня подальше и избила посохом. С тех пор у меня шрам на щеке, и мне до сих пор больно жевать. Еще повезло, что я выжила. Все знали, что это дело рук Альби. Помните, какой вы меня нашли? – Рене вгляделась в лица женщин. Многие потупили взгляд. – Никто за меня не заступился, никто не защитил. Я прошу об одном: гоните эту женщину из совета, пока она не искалечила кого-нибудь из вас, не разбила ваши семьи и не утопила ваших детей.
С этими словами Рене посмотрела Калли в глаза.
У Альби кровь застучала в висках, однако сдаваться она не собиралась. На лицах женщин была написана крайняя растерянность – еще не поздно привлечь их на свою сторону. Большинство из них просто хотело уладить дело полюбовно.
– И что? – саркастически спросила Альби, приходя в себя. – Выберете Калли Старейшиной? Сделаете честь женщине, чей ребенок проклят? Навлечете на себя гнев духов?
– Конечно, нет, – спокойно ответила Калли.
– Что – нет? – с подозрением спросила Альби.
– Я не хочу быть Старейшиной.
Свадьбы у Волчьего народа проходили без лишних речей. После того как мужчина во всеуслышание объявлял, кого из женщин берет в жены, начинались танцы, во время которых танцоры подражали брачному поведению волков. Мужчины пытались схватить женщин за бедра, а женщины со смехом уворачивались, заигрывая с ними. Когда все женатые мужчины, наконец, обняли своих жен, в круге остались только жених и невеста, продолжавшие танец под одобрительные выкрики толпы. Шумный брачный ритуал возвеличивал супружескую верность, – качество, важное как среди волков, так и среди людей.
Сайлекс заученно повторял движения брачного танца, но на сердце у него было тяжело. Он вспоминал, как рядом с ним впервые танцевала Фиа, и, хотя тогда в круге не было никого, кроме Бракха и его жены, радостный трепет, переполнявший Сайлекса той ночью, запомнился ему на всю жизнь. Теперь же шумное веселье не доставляло ему удовольствия, потому что Фиа не было рядом.
Ови тоже не проявляла энтузиазма. Вспоминала свою свадьбу с Дуро?..
Когда в кругу танцующих остались только Сайлекс и Ови, он сжал сестру в объятиях, после чего все члены племени сгрудились у костра, и к небу вознесся дружный хор голосов, подражавший волчьему вою. Бросив клич, люди прислушались. Считалось хорошим знаком, если волки откликались на зов людей. Трижды Волчий народ ждал ответа своих покровителей, но всякий раз безуспешно.
Бракх похлопал Сайлекса по плечу.
– Мне волки тоже не ответили, Сайлекс, но я все равно был счастлив с женой.
Сайлекс согласно покивал.
Новоиспеченные супруги, раззадоренные танцем, поспешили уединиться. Сайлекс в нерешительности сидел у огня.
– Я очень рада за тебя, Сайлекс, – вполголоса сказала Деникс, смущенно улыбаясь.
– Спасибо, Деникс.
Уголки ее рта дрогнули, улыбка пропала, и Деникс, коротко кивнув, ушла. Сайлекс остался наедине с женой.
– Ну вот, Ови, я и выполнил волю нашего отца и… и Фиа, – сказал Сайлекс, когда они подошли к месту, где была устроена постель из шкур, украшенных гладкими сияющими голышами.
Глядя на расстеленные шкуры, Сайлекс вспомнил горячие объятия Фиа, вспомнил, как тянулся к ней, стоило им остаться наедине друг с другом. Он перевел взгляд на Ови, и внутри него ничто не шевельнулось.
Вздохнув, Ови встала на четвереньки, повернувшись к нему спиной, и задрала юбку. Сайлекс закрыл глаза, вспоминая Фиа, призывая на помощь свою мужскую силу, чтобы исполнить супружеский долг. Он дал обещание и должен его сдержать. Должен исполнить предсмертную волю отца.
Он открыл глаза.
Ови выжидающе смотрела на него через плечо.
– Что тебе нравится, Ови? Что бы тебя порадовало? – сочувственно спросил он.
– Почему ты вечно задаешь один и тот же вопрос?
– Потому что ты моя сестра и моя жена. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
Ови сердито вздохнула.
– Мне не нравятся такие вопросы. Ты скоро?
31
От неожиданности Альби растерялась и раскрыла рот с изрядно поредевшими зубами.
– Я не могу быть Старейшиной, – продолжала Калли. – Ты так запугала людей своими сказками о проклятии, что меня все будут обходить десятой дорогой. Нет, Старейшину надо выбрать из тех, кто пользуется общей любовью и поддержкой. Я говорю о Белле, жене старшего ловчего.
Женщины, пораженные ее словами, рассмеялись и захлопали в ладоши от восторга. Ну, разумеется, Белла, кто же еще! Прекрасная Белла. Она так переживала из-за своего сына, бедняжка, ее нужно поддержать. Ей, конечно, недостает решимости, зато она замужем за сильным, волевым человеком. После жестокой и нетерпимой Альби совету нужна именно такая Старейшина, как Белла.
– Белла! Белла! – зашумели женщины и, когда Белла, смущенно хихикая, встала, обступили ее, целуя руки в знак благословения.
Калли отстраненно наблюдала за тем, как подруга принимает поздравления. Ей самой хотелось быть Старейшиной, но все вышло даже лучше, чем она предполагала: Белла светилась от счастья, женщины были довольны, а самое главное – Мору больше ничто не угрожало. Калли обернулась, ожидая, что скажет на это Альби.
Но Альби уже ушла.
Разжалованная Старейшина покинула сборище, скривив губы. Ее свергли! Ничего, ненадолго. Подумать только, собственная сестра! А Рене! Они еще поплатятся за свои слова. А Калли!.. Альби затрясло от ненависти к этой женщине, чьи помыслы окутаны мглой и сумраком. Пэллок так ни на что и не решился. Слабак!
Ослепленная гневом Альби не заметила, как перед ней вырос Никс, муж Рене. Вздрогнув от неожиданности, Альби подняла глаза. А ему-то что нужно?
– Здравствуй, я пришел с тобой поговорить, – приветствовал ее Никс, улыбнувшись какой-то странной, холодной улыбкой.
– Я ни с кем не хочу разговаривать, – пробормотала Альби и собралась пройти мимо, но крепкая рука схватила ее за локоть.
– А я хочу, – негромко ответил Никс.
Альби попыталась вырваться, однако Никс сжал ее локоть еще сильней, и она испуганно вскинула на него глаза.
– Хочу поговорить о том дне, когда ты избила мою жену.
– Это не… она не была твоей женой… Да как ты смеешь! – залепетала Альби, заикаясь.
– Я вот думаю, не избить ли тебя до смерти, – как бы между прочим произнес Никс. – Как ты считаешь, я на это способен?
Альби кивнула, широко распахнув глаза.
– Жена просила не обижать тебя, и я пообещал, что не буду. Но предупреждаю: если ты хоть раз, хоть чем-нибудь ей не угодишь, если оскорбишь ее или наших детей, если хотя бы посмотришь косо в ее сторону, я тебя прибью. Руки о тебя марать не стану, как и просила жена, нет, просто возьму камень побольше и вышибу тебе мозги.
Альби поджала губы. Никс не осмелится выполнить свои угрозы. Хочет ее запугать, да не на ту напал. Она расправила плечи.
– Я расскажу ловчему, что ты угрожал мне, – прошипела она, – что ты нарушил обычаи…
Никс влепил ей пощечину, не дав договорить. Альби пошатнулась, с трудом удержавшись на ногах. Перед глазами поплыли круги, в ушах зазвенело, заныла челюсть. Схватившись рукой за щеку, Альби ошарашенно уставилась на обидчика.
– Я не давал тебе слова. Пока что здесь говорю я. Понятно?
– Мужчине запрещено прикасаться к женщине, если она ему не жена или…
Она не договорила. Никс ударил ее по другой щеке. Альби вскрикнула.
– Я просил сказать, понятно тебе или нет. Остальное к делу не относится. Итак, тебе понятно? – Он занес руку для очередного удара.
Альби спешно закивала.
– Да, мужчинам нельзя прикасаться к женщине, но ты – не женщина. Ты – мерзкая гиена, которая избила палкой беззащитную девушку. Видишь ли, я уже говорил с Урсом. Он разрешил мне избить тебя. Только не убивать. Не сегодня. – Никс улыбнулся. – Надеюсь, ты хорошо запомнишь мои слова. А если вдруг забудешь, то я, так и быть, помогу тебе и разрешу самой выбрать камень. Ясно? Ты сама выберешь камень.
По волчьей стае пробежало волнение, передаваясь от одного зверя к другому. Лежавшая на земле волчица, старая, но все еще внушающая трепет, вскочила на ноги.
Волки отдыхали на поляне после удачной охоты. Рядом с волчицей спали щенки. Волки по очереди заботились о малышах, следя, чтобы они не отбились от стаи. У одного из волчат, крупной самочки, на лбу белела отметина в виде ладони.
Спутник умер несколько зим назад. После его смерти волчица перестала приносить щенков, хотя еще выходила на охоту и оставалась самой крупной самкой в стае. Свернувшись на земле, она вспоминала о том, как охотилась бок о бок со Спутником, а днем, силясь уловить его запах, по старой привычке обнюхивала воздух. Они так долго были вместе, что волчице казалось, будто он по-прежнему где-то рядом. Не услышав знакомого запаха, волчица вспоминала, что Спутника больше нет на свете, и порой тихонько скулила от тоски.
Эта весна была не похожа на остальные: в стае, существенно поредевшей из-за голода и болезней, принесли приплод две самки, спарившихся с вожаком прошлой зимой. Одна из них была дочерью старой волчицы из помета пятилетней давности и почти не уступала матери в размерах.
Далеко не все отпрыски старой волчицы охотно сопровождали ее к месту встреч с человеком, приносившим мясо: некоторые пугались и убегали, в то время как другие не выказывали ни малейшего беспокойства.
Необычно было и то, что в этом году щенков, родившихся от ее дочери, в стаю привел их отец. От волчат пахло материнским молоком, но мать с ними не пришла. С ней что-то произошло.
Старая волчица не утруждала себя догадками. Она следовала инстинктам, велевшим ей неотступно присматривать за волчатами и защищать их. И теперь тот же инстинкт подсказывал ей, что грядет что-то страшное. Молодая черная волчица, которая тоже принесла приплод этой весной, напряженно расхаживала взад и вперед, вывалив из пасти язык и прижав уши к голове, и посматривала на спящих волчат из чужого помета – трех самцов и крупную самочку с белой отметиной.
Поведение черной волчицы и встревожило стаю. Смоль – так воспринимали ее остальные волки – собиралась расправиться с чужим пометом, опасаясь, что он составит конкуренцию ее собственным щенкам.
Старая волчица ощерила пасть и угрожающе зарычала, ни на шаг не отступив от волчат. Те проснулись, но вместо того, чтобы затеять веселую возню, оробело сбились в кучу и притихли, подчинившись сердитому щелканью зубов встревоженной волчицы.
Смоль зарычала в ответ, выжидающе наматывая круги.
Вскоре волчатам надоело сидеть смирно. Один бросился наутек, и Смоль метнулась за ним, наклонив голову к земле. Старая волчица кинулась наперерез и столкнулась с ней грудь с грудью. Встав на задние лапы, обе волчицы, старая и молодая, сцепились в яростной схватке, кусаясь и царапаясь. Над поляной разносилось злобное рычание и щелканье зубов.
Остальные члены стаи в тревоге кружили вокруг дерущихся.
Смоль была сильная, молодая и ловкая, зато старая волчица была крупней и опытней. Ей удалось разорвать сопернице ухо; та завизжала, и волчица в тот же миг вцепилась ей в глотку. Смоль мигом присмирела, обмякла и запросила пощады.
Волчица позволила ей подняться и убежать. Какой-то переярок даже погнался вслед за ней и хватил зубами напоследок.
Старой волчице было ни к чему убивать волчат из помета Смоли.
Щенки уже забыли про драку и дружно резвились на поляне, но стая была в замешательстве. Старая волчица повела себя как доминантная самка, в сущности, не являясь таковой, потому что давно не приносила помета и не участвовала в брачных играх прошлой зимой.
Словно по сигналу, взрослые волки завыли, вскинув морды к небу, и их вой подхватило ветром. Ужасно удивившись, волчата присели и уставились на взрослых, робко подняли головки и принялись тоненько подвывать.
32
Смоль больше не пыталась навредить волчатам. За лето, под неусыпным оком старой волчицы, они подросли и окрепли. Самочка с белой отметиной заметно превосходила братьев силой и размерами. Старая волчица, обучая волчат хитростям охоты, со временем стала относиться к ним, как к своим собственным щенкам.
Как-то во время осенней охоты молодняк вырвался вперед, опьяненный погоней: должно быть, один из оленей, спасаясь бегством, оцарапал ногу, и запах его крови щекотал волкам ноздри.
Когда ощутимо повеяло холодом, старая волчица замедлила бег. Из глубин памяти всплыло полузабытое воспоминание, и на миг волчице почудилось, будто она снова бежит по оледеневшей земле вместе с Братом и Спутником, а их добыча пропадает из виду.
Волчица остановилась. Сегодня их ждет неудача: олень выбежит на лед и исчезнет из виду.
Подумав о еде, волчица вспомнила о человеке, много лет приносившем ей мясо. Внезапно волчицу охватило желание увидеть его и принять пищу из его рук.
Сев на землю, она принялась ждать. Первой вернулась крупная самка с белой отметиной и в смущении ткнулась носом ей в бок, будто спрашивая, куда вдруг исчез олень.
Не дожидаясь остальных, старая волчица побежала обратно – на поиски знакомого запаха человека. Ее внучка бежала за ней по пятам. Остальным придется догонять.
В год, когда Мор получил имя, Сородичам, пустившимся в путь к местам зимовки, пришлось туго. После того как они благополучно миновали земли Орды, погода изменилась, подул холодный ветер, и вся дичь попряталась. Стада оленей, уходивших на юг, искали убежища в долине, где жила Орда. Раз за разом охотники возвращались с пустыми руками.
Запас орехов и сушеных ягод, рассчитанный на долгую зиму, быстро уменьшался. Сородичи стали идти медленней, выкапывая по дороге червей и выискивая среди жухлой травы насекомых, чтобы не умереть с голоду. Падая с ног от истощения, они, наконец, добрались до поселения Бледноликих, готовые обменять на еду все свои пожитки. Урс даже расстался с медвежьей шкурой, снятой с того самого медведя, который несколько лет назад чуть было не заломал Калли.
Калли и Коко хлопотали у костра, готовя общую трапезу, и с благодарностью приняли от Бледноликих рыбу и птицу – непривычное угощение для Сородичей, предпочитавших красное мясо животных, – а также водоросли, такие горькие, что их никто не ел.
– Какие гостеприимные люди, – заметила Коко.
– Их самих гонят из-за странной внешности. Наверное, поэтому они и расположены к чужакам, – предположила Калли.
Рассуждения дочери показались Коко справедливыми.
– Среди Сородичей тоже есть голубоглазые, – сказала она, но тут же прикусила язык: никто не упоминал о Пэллоке рядом с Калли. Он по-прежнему жил отдельно: высокомерие не позволяло ему признать, что слухи о неверности Калли оказались злой выдумкой.
Заметив, что Калли разволновалась, Коко решила, что пришло время открыть ей свой секрет.
– Игнус, – выпалила она и умолкла, не решаясь продолжить.
Калли с любопытством взглянула на мать.
– Отец? – переспросила Калли, не понимая, почему мать вдруг помрачнела. – Что с тобой, мама?
– Ты не задумывалась, почему у тебя нет ни братьев, ни сестер? Твой отец… Ему было неуютно в моей постели.
– То есть? Он ведь всегда… – Калли осеклась и тихонько добавила: – Понимаю.
– Он был добрый человек и спал у семейного костра, однако чурался моих объятий. Он любил побыть один. Он заботился обо мне, но не… – Коко многозначительно приподняла брови.
Калли задумчиво кивала и потом удивленно воскликнула, широко раскрыв глаза:
– Ни разу?
Коко поджала губы.
– Я хочу сказать, что понимаю, каково тебе сейчас. Я по себе знаю, что бывает, когда муж не живет с женой.
– Мама, ты хочешь сказать…
Коко закрыла глаза.
– Только никому не говори. Стыда не оберешься.
– Кто же тогда…
Коко открыла глаза и грустно улыбнулась.
– Харди.
– Харди?
– Это случилось, когда умерла его первая жена, до того, как он женился на Дрои. Я пришла к нему, чтобы поговорить об Игнусе, и Харди… в общем, мы не только поговорили.
– Харди – мой отец? – По щекам Калли текли слезы, хотя она сама не понимала, почему плачет.
– Он казался мне таким сильным и умным… Прости меня, Калли. Я была молода, мой собственный муж, которого я любила, не прикасался ко мне, а мне требовалось знать, что я все еще хороша собой.
Калли оглянулась, высматривая Харди в толпе охотников. Когда Сородичи останавливались у Бледноликих, они не разделяли лагерь на мужскую и женскую стороны, хотя мужчины и женщины все равно держались раздельно.
– А он знает?
– Кто? Харди? Нет.
– У меня просто нет слов, мама, – честно ответила Калли.
– Я хочу сказать… Не думай, будто то, что происходит между тобой и Пэллоком, – большая редкость. Мне хорошо известно, как сложно бывает устоять перед другим мужчиной. Я никому не расскажу о вас с Урсом.
– Ты веришь словам Альби? Что Мор не сын Пэллока?
– Словам Альби – нет. Просто я знаю, что даже после помолвки Урса и Беллы ты продолжала встречаться с ним. Не важно, сколько это продолжалось. Однажды Пэллок передумает и вернется, и тебе не будет так одиноко, как мне.
Калли вздохнула, решившись на откровенность.
– Ты ошибаешься. Я не хочу, чтобы он возвращался.
Читать бесплатно другие книги:
