Хозяин собаки Кэмерон Брюс
– Еще раз, – буркнул Собак.
Мор, стоявший с копьем в руке, ссутулился и разжал кулак. Копье упало рядом с двумя другими, лежавшими у его ног.
– Я больше не могу, – со вздохом протянул он.
– Надо. – Собак поднял копье и протянул брату. – Держи.
– Нет, – отрезал Мор.
– Мор. Пожалуйста.
– Нет, – повторил он.
– Возьми, тебе говорят.
– Не хочу! – заорал Мор, выхватил у брата копье левой рукой и запустил его в сторону леса.
Собак раскрыл рот, глядя, как копье взмыло в воздух и скрылось из виду.
Мор застыл на месте, тяжело дыша и сверкая глазами. Собака разобрал смех. Мор нахмурился.
– Ты чего? Чего ты? – допытывался он.
– Ты видел, видел? – чуть не прыгал вокруг него Собак. – Мор, ты все это время бросал не той рукой! – Собак помчался отыскивать улетевшее в лес копье. – Ты едва не попал в небо, Мор! – кричал он на бегу. – Бросай левой!
Мор смотрел брату вслед. А ведь действительно, подумал он, я все делаю левой рукой. Наверное, сила, уйдя из увечной левой ноги, перешла в левую руку.
– Ты будешь охотником! Настоящим охотником! – донесся до него ликующий крик старшего брата.
Лира нашла обоих братьев на поляне. Они лежали на траве, болтая и смеясь. Лира принесла им мяса и целую котомку вареных яиц.
Лира, миловидная девушка с тихой улыбкой, была на несколько месяцев младше Мора. Она первой придумала вплетать в косы гирлянды цветов. Получилось так необычно, что девочки постарше стали ей подражать. Собак и Мор, заметив ее приближение, встали с земли и отряхнулись.
– Я принесла вам поесть, – обратилась к ним Лира. – Калли сказала, что вы тренируетесь, а вы дурака валяете, как я погляжу.
Собак расхохотался, но Мор не мог стерпеть несправедливости.
– Мы правда тренировались, – возразил он.
– Вы когда на мамонтов охотитесь, тоже валяетесь на траве, чтобы поддеть их копьем снизу? – пошутила Лира.
– Так и есть, – ухмыляясь, подтвердил Собак.
– Ну, ладно, ешьте. Видимо, я ничего не смыслю в охоте, – примирительно сказала девушка.
Они уселись на траву, скрестив ноги, и Лира протянула Собаку палку с насаженными на нее кусками жареного мяса. Мальчики заметили, что запястье Лиры красиво обвивает зеленый стебелек плюща.
– Большое спасибо, Лира, – церемонно поблагодарил Собак.
– Яйца еще теплые, – сказала Лира.
Мору не терпелось рассказать о своих успехах.
– Я научился метать копье!
Собак кивнул, но промолчал.
– У меня здорово получилось, – энергично продолжал Мор.
Собак не мог оторвать глаз от Лиры. Она поймала его взгляд и покраснела.
Мальчики становились мужчинами по достижении четырнадцати лет, тогда как девочка считалась взрослой, если могла зачать ребенка. Обычно это определяли женщины, но как именно – оставалось для мужчин загадкой.
– Этим летом ты станешь полноправным членом племени, Лира, – сказал Собак. – Чем ты займешься?
– Я, например, стану копейщиком, – в отчаянии перебил Мор.
– Поступлю в обучение к Рене. Буду учиться плести веревки, – ответила Лира.
– Ты и готовишь отменно, – заметил Собак, улыбаясь с набитым ртом.
– Давай покажу, как я умею, – не вытерпел Мор и вскочил на ноги. Он метнул копье. Просвистев в воздухе, оно тюкнулось об дерево и упало на траву. Есть! Мор победно обернулся к Лире и Собаку, и те дружно захлопали в ладоши.
Лира знала Мора всю жизнь, но никогда еще не видела, чтобы он светился от счастья.
Через два дня Сородичи пустились в обратный путь на юг. Людей охватило радостное оживление – они предвкушали долгожданное тепло, благодатное лето и возвращение в красивые места, изобилующие разнообразной пищей.
Ставший полноправным охотником Собак уже не был обязан помогать матери, однако все равно взвалил на себя часть вещей, за что Калли была ему очень благодарна. Коко сильно сдала за последнее время, а Мор, хотя и предлагал свою помощь, но еле-еле поспевал за остальными.
– Спасибо, – поблагодарила сына Калли. – Сейчас я немного отдохну…
Собак улыбнулся. Он всегда улыбался, как будто все происходящее было для него игрой. Худой и высокий, как жердь, мальчишка потихоньку обрастал мышцами. Глядя на него, Калли порой спрашивала себя, станут ли его руки мускулистыми, как у Харди.
Не тяготясь молчанием, они молча брели бок о бок.
– Вот что, – заговорила Калли, оценивающе взглянув на сына, – совет уже вовсю обсуждает, на ком тебя женить. И все, разумеется, спрашивают меня.
Беседуя с сыном, Калли против воли нашарила глазами Альби. Та ковыляла, всем весом налегая на посох, и держалась как можно дальше от Калли. Как хорошо, что мы выбрали новую Старейшину, подумала Калли. Теперь женщины не боятся открыто выражать свое мнение, спорить, приходить к согласию. Альби, должно быть, исходит желчью, видя, как все счастливы без нее.
– Я еще не думал о женитьбе, – ответил Собак.
Калли вгляделась в его лицо.
– Ты переживаешь, что с тобой случится то же, что произошло между мной и твоим отцом? – мягко спросила она.
Собак задумчиво склонил голову набок.
– Нет, это меня не тревожит. Отца настроила против нас Альби. А ты, в отличие от нее, заботишься обо мне.
Они улыбнулись друг другу, и Калли погладила сына по руке.
– И потом, – медленно продолжал он, – девушка, которая мне нравится, еще не стала взрослой. Может, летом…
Калли даже рот раскрыла от удивления.
– Что? О ком ты? – допытывалась она, перебирая в уме всех девушек, пока ее не осенило. Ну конечно! – Лира?
– Тише, – зашикал сын, густо покраснев.
Калли улыбнулась. Лира ей очень нравилась. Она решила как можно скорее поговорить с Беллой, а также с Сайди, матерью девушки. Кроме того, надо оповестить и остальных женщин, чтобы девушку не пообещали другому. Молодые пары по-прежнему не могли решать собственную судьбу, однако все стало куда проще, чем было при Альби.
– Я думаю, ты прав. Скоро Лира будет готова выйти замуж. Я бы хотела внуков.
Собак, глядя на сияющее лицо матери, расхохотался.
– А что смешного? – в шутку возмутилась Калли, легонько пихнув сына локтем в бок, но тоже от души рассмеялась.
Вода в реке была обжигающе студеной – лед тронулся и растаял совсем недавно. Сайлекс внутренне содрогнулся, представляя, как окунется в ледяной поток, но ему нравилось ощущение чистоты после купания.
В верховьях реки пролегли песчаные намывы, и в образовавшихся затонах стояла чистая, прозрачная вода. Уходя, Сайлекс предупредил людей, где его искать, если он понадобится. Ток и Крэгг терпеть не могли купаться и только обрадовались, когда отец не позвал их с собой. Солнце стояло высоко, и после купания Сайлекс намеревался полежать на нагретых валунах на берегу реки и обсохнуть.
Не доходя до облюбованного им места, он вздрогнул от неожиданности. В затоне кто-то был. Сайлекс непроизвольно пригнулся, укрывшись за ветвями кустов. К нему спиной стояла обнаженная женщина, стройная, с гладкой кожей и крепкими ягодицами. Зайдя по колено в затон, она черпала воду ладонями, сложенными чашкой, и выливала на себя.
У Сайлекса пересохло во рту, дыхание сперло, кровь прилила к вискам. Ему следовало бы отвернуться, но он стоял как вкопанный, не в силах отвести взгляда от гибкого стана женщины, по которому ручейками сбегала вода, капая с сосков.
Деникс.
Чувства, дремавшие в нем с тех пор, как умерла Фиа, внезапно пробудились и искали выхода. То было не просто влечение, нет, – Сайлекса охватило вожделение, жестокое и невыносимое, как голод. Деникс обернулась, как будто все это время чувствовала на себе его взгляд. Их глаза встретились.
Сайлекс повернулся и побежал со всех ног, словно за ним гнались дикие звери. Бег принес облегчение, разогнал кровь и вынуждал внимательней смотреть на дорогу, отвлекая от мыслей об обнаженной Деникс. И все же, когда Сайлекс добрался до лагеря, он не мог думать ни о чем другом, кроме нее.
Не к добру это, строго повторял он себе, я женатый мужчина. Не к добру.
36
Бледноликие радовались прибытию Сородичей. Их приход считался добрым предзнаменованием и означал приближение лета, когда рыбы снова будет вдосталь.
Сородичи принесли с собой свежего мяса, и женщины затеяли общий пир, пока мужчины с интересом рассматривали оружие друг друга. Голубоглазые и кареглазые дети с радостными криками гонялись друг за другом.
Винко, Мор и Маркус, будущие полноправные члены племени, стояли поодаль, не решаясь присоединиться к игре, и смущенно поглядывали на своих голубоглазых ровесников.
Мор наблюдал за тем, как общаются члены обоих племен, и подмечал любопытные вещи. Бледноликие натащили целую гору разных штук сомнительной ценности, вроде блестящих ракушек, и выменивали их на сочную вырезку. Они даже умудрились обменять на мясо ту самую медвежью шкуру, которую Урс много лет назад выменял у них на рыбу, так что выходило, будто это прямой обмен рыбы на мясо, только растянувшийся на годы.
Голубоглазые женщины обступили Беллу, у которой недавно родилась девочка. Они по очереди брали малышку на руки, воркуя над ней и восхищаясь ее сходством с матерью.
– Целыми ночами кричит. Мне и поспать некогда, – жаловалась Белла, и ее собеседницы сочувственно кивали. – И постоянно срыгивает.
К Калли подошел незнакомый светловолосый мужчина с ракушками в волосах, как у всех Бледноликих.
– Скажи, не ты ли мать вон того хромого мальчика? – осведомился он.
Калли на миг опешила: ни один из Сородичей не осмелился бы подойти к женщине и заговорить с ней, не представившись.
– Да, Мор – мой сын, – ответила Калли, решив не указывать мужчине на его оплошность.
– Точно. Мор. Теперь я вспомнил. Он всегда играл с остальными детьми, как будто с его ногой все в порядке.
Калли скрестила руки на груди.
– И что? – холодно спросила она.
Из-за спины мужчины выглянула девушка, года на два младше Мора.
– Познакомься. Это моя дочь. Эма.
Эма несмело вскинула на Калли светло-голубые глаза. Калли сдержанно улыбнулась ей в ответ.
– Покажи руку, Эма, – попросил ее отец.
Нехотя Эма вышла вперед. Более впечатлительная женщина не смогла бы сдержать возгласа: левая рука Эмы заканчивалась чуть повыше локтя и была покрыта чудовищными рубцами.
– Ее рука застряла между камней, и мы не могли их отвалить, – стал объяснять отец девочки. – Пришлось пустить в ход топор. – Он сглотнул слюну и сурово кивнул, заметив испуганное выражение лица Калли. – Перевязали руку шнуром, крепко затянули, пока кожа не посинела, и одним ударом отсекли сустав. Я надеялся, что дочь потеряет сознание, но она все стерпела, моя Эма, – дрожащим голосом продолжал он. – Мы забили рану мхом, глиной и паутиной и несколько дней не развязывали шнура. Несколько дней ее рука горела, а сама она бормотала что-то на незнакомом языке. Наверное, говорила с духами озера, которые хотели увести ее из этого мира. Но рана зажила, и Эма выздоровела.
У Калли в голове не укладывалось, что довелось пережить этой девочке. Она посмотрела на Эму со смесью сочувствия и восхищения. Воистину, отважное сердце. Она вспомнила о Море, который жил, казалось, не вспоминая о своем увечье.
Отец Эмы подался вперед и прошептал:
– Но теперь никто не хочет на ней жениться. Кому нужна жена-калека?
Эма слушала, не изменившись в лице, однако Калли охватило возмущение. Как он может так говорить в присутствии дочери!
– Наверное, у твоего сына та же проблема. Понимаешь, к чему я? Эме сейчас тринадцать лет. Возможно, когда вы придете к нам в следующий раз, мы отпразднуем их свадьбу.
Калли взглянула на серьезное личико Эмы.
– Ты знакома с моим сыном? – ласково спросила Калли. Ее вопрос удивил мужчину, но Эма кивнула. – Он тебе нравится?
– Да, – ответила Эма. – Нравится.
– А с кем они станут жить? С вами? Или с нами, с Сородичами? – забеспокоилась Калли.
Отец Эмы пожал плечами.
– Где сами захотят. Моя жена умерла, так что требовать внуков некому. А мне будет достаточно видеть дочь, когда вы будете заходить к нам на пути в стойбище. А может, они захотят пожить немного у нас, прежде чем уйти с вами.
Калли живо представила себе, как это будет, и улыбнулась. Люди из племени Бледноликих такие приветливые, думала она. Ей вспомнились синяки, которыми Мора награждали его так называемые друзья и которые он вечно скрывал от нее. Альби больше не имела поддержки среди женщин, но частенько беседовала с Гратом и другими мальчишками, и Калли подозревала, что она науськивает их на Мора.
Хорошо бы, останавливаясь у Бледноликих, встречать здесь своего сына – своего счастливого сына – и его семью.
– Да, – вслух сказала Калли, – чудесная мысль.
Год девятнадцатый
Человек приходил в логово и играл с Волчишкой. Зачастую они просто возились на полу пещеры, но были у них и другие игры, когда человек повторял одни и те же звуки или жесты до тех пор, пока Волчишка не отвечала на них определенным образом. Тогда человек хвалил ее и угощал сочным мясом, которое держал в котомке. Иногда он велел Волчишке сидеть. Иногда – сидеть, не двигаясь, там, где он оставил ее, и ждать его возвращения. Больше всего Волчишке нравилось, когда он подзывал ее к себе. Она любила человека и любила с ним играть.
– Прежде чем вывести тебя из пещеры, я должен убедиться, что ты прибежишь на мой зов или останешься на месте, если я прикажу. Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Однажды он обвязал что-то вокруг ее шеи. Запах у этой штуки был знакомый – такая же штука обвивала его талию. Человек встал, и Волчишку дернуло в сторону. Не понимая, что произошло, она замотала головой и принялась выкручиваться и вырываться.
Человек обнял ее, и она утихла.
– Думаю, получится. Ты будешь на веревке и не сможешь убежать. Пожалуйста, потерпи. Завтра мы походим вокруг пещеры, чтобы ты привыкла.
Волчишка поняла: это новая игра. Если рваться вперед, то веревка крепко затягивалась на шее, но если идти рядом с человеком, то петля ослабевала, а человек бросал Волчишке кусочки мяса.
В тот же вечер человек притащил в логово нечто очень странное, с одной стороны, похожее на волчицу – ее мех, ее запах, – но самой волчицы там не было. Волчишка обнюхала шкуру сверху донизу и, придя в замешательство, заскулила.
Потом, когда человек улегся на волчьей шкуре, Волчишка опустилась рядом с ним и положила голову ему на грудь, успокоенная запахом матери.
– Завтра мы выйдем вместе, – сказал человек. Волчишка шевельнула ухом. – Я возьму копье. Надеюсь, с нами ничего не случится.
Год восемнадцатый. Ранняя весна
Сородичи гостили у Бледноликих два дня. Калли разыскала Мора – тот болтал с другими подростками из своего племени – и попросила его помочь со сборами. Оставшись один на один с сыном, Калли обратила его внимание на девушек, сидевших невдалеке за странным занятием – они сплетали тонкие полоски кожи в нечто, называемое «сеть». Женщины из племени Бледноликих все время мастерили или починяли разные штуки для ловли рыбы.
– Видишь вон ту девушку? Ту, что без руки? Ее зовут Эма, – сказала Калли.
Мор вытаращил глаза.
– Что у нее с рукой? – выдохнул он, поморщившись.
– А что у тебя с ногой? – резко спросила мать.
Мор, как громом пораженный, перевел на нее взгляд.
– Приятно, когда другие люди смотрят на тебя с отвращением? – чуть более мягко спросила Калли. – Подумай, что она чувствует, когда другие тычут пальцами на нее.
Мор призадумался и, к чести его сказать, понимающе закивал.
– Отец Эмы попросил, чтобы ты помог ей и другим девушкам. Ступай к ним.
– Ее отец попросил меня помочь? – в смущении повторил Мор.
– Просто пойди и помоги им. Девушку зовут Эма. Она немного младше тебя. Точно не скажу, потому что Бледноликие считают возраст от зимы до зимы, а не от лета до лета, как мы.
– Хорошо, мама, – ответил Мор.
– И пока ты будешь там, расспроси Эму о том о сем. Узнай ее получше. Приглядись, какая она милая.
– Милая? – недоуменно переспросил Мор.
Калли вздохнула.
– Просто я думаю, что Эма может стать для тебя подходящей женой.
– Ах, вот оно что, – сообразил, наконец, Мор, и его лицо прояснилось. – Нет, мама, я уже решил, кто станет моей женой.
– Правда? Кто же?
– Лира, конечно. Мы любим друг друга.
Мор послушно направился к девушкам, и они вместе зашагали по знакомой тропе. Поначалу его охватило раздражение. Девушка по имени Эма с невозмутимым видом шла рядом с ним, а ее подружки, зажав под мышкой рыболовную сеть, вырвались вперед и, глупо хихикая, раз за разом оборачивались на Мора и его спутницу. Можно подумать, они не видели ничего уморительнее, чем Сородич с дубинкой.
– Спасибо, что согласился охранять нас, – сказала ему Эма, и Мор тотчас увидел происходящее в другом свете. Неудивительно, что Собак подсказал ему прихватить дубинку: девушки из племени Бледноликих направлялись по своим делам, а Мор охранял их от хищников.
– Я люблю, когда приходят Сородичи, – сказала Эма. – Вы всегда приносите нам мясо, и мы устраиваем праздник. – Она провела рукой по белокурым волосам, и ракушки, вплетенные в ее косы, весело зацокали.
Мор важно кивнул. Как старший по возрасту, он должен сказать в ответ что-то умное, но в голову ничего не приходило. Зато он заметил, что Эма действительно очень хорошенькая. Ее нос и щеки были усыпаны мелкими темноватыми пятнышками, будто кожа стремилась приобрести нормальный смуглый оттенок, а ее искалеченная рука внушала не отвращение, а нечто вроде любопытства.
Еще ему понравилось, что сдержанная Эма совсем не похожа на своих болтливых подружек, которые, нарочно отстав, шли позади и в голос над ними смеялись. Мор едва сдерживался, чтобы чем-нибудь в них не швырнуть.
– Кажется, сегодня что-то случится, – ни с того ни с сего сказала Эма.
– Случится? – с удивлением переспросил Мор. – Что?
– Что-то замечательное, – прошептала Эма, пристально глядя на него, и ее голубые глаза сверкнули.
37
Вскоре они вышли к невысокому скалистому утесу. Эмины подружки убежали вперед и, сойдя с тропы, принялись охапками рвать сухую пожелтевшую траву. Эма и Мор не стали им помогать.
Тропа шла вверх по склону и заканчивалась широким входом в пещеру. У входа валялись несколько толстых сучьев, обугленных с одного конца, к которым девушки примотали пучки нарванной сухой травы. Она из девушек, взяв в руки кремень, склонилась над обломком скалы и, высунув от усердия язык, принялась высекать искру. Мор нетерпеливо ждал, глядя на ее жалкие потуги.
– Давай я попробую, – предложил он.
Девочки переглянулись и, как это было им свойственно, захихикали, но все-таки протянули ему кремень. Мор отложил дубинку в сторону и наклонился над камнем. Оказывается, высечь искру не так уж просто, хотя он не раз видел, как это делает Белла. Мору удалось выбить лишь несколько искр, которые разлетались в разные стороны и гасли, как ярко-красные лучи солнца, на миг окрашивавшие небо перед закатом.
– Я впервые добываю огонь. Думал, что будет легче, – в конце концов признался он и, видя неподдельное изумление на лицах девушек, встревожился: – Что такое? Что я не так сказал?
Девушки переглянулись.
– Обычно мужчины не признают своих ошибок, – заметила Эма.
– И не признаются, если что-то не получается, – прибавила ее подруга.
Мора неприятно кольнули их слова. На его взгляд, никакой ошибки он не совершал и не то чтобы потерпел неудачу, однако, судя по всему, девушки считали, будто отвесили ему комплимент. Тут из-под кремня вылетел сноп искр и упал на пук сухой травы. Мор бросился на колени и принялся раздувать огонь, как это делала Белла. Сухая трава задымилась и вспыхнула.
Мор с гордостью посмотрел на девушек.
– Для новичка у тебя отлично получилось, – похвалила Эма и похлопала его по руке. Ее подружки, как и следовало ожидать, захихикали.
Факелы ярко освещали пещеру. Пройдя вглубь, Мор замер от удивления: внутри стоял пронизывающий холод, а стены пещеры покрывал толстый слой льда.
– К концу лета он растает, – сказала Эма, – но стена останется мокрой и холодной. А там, в глубине, лед не тает никогда, и зимой оттуда тянется ледовый язык. Женщины откалывают от него куски и бросают сюда, ближе к выходу.
– Ледовый язык? – Мор попытался себе это представить.
– Когда вода зимой подтаивает, получается наледь, которая стелется по земле, словно лижет ее языком, – пояснила Эма.
– Никогда ничего подобного не видел.
– Оставайся с нами на зиму и увидишь! – вырвалось у одной из Эминых подружек, и обе зашлись от смеха, схватившись друг за друга. По стенам заплясали дикие отблески от вздрогнувшего пламени факелов.
Эма обернулась к подругам.
– Зачем вы пытаетесь испортить мне жизнь? – напрямик спросила она.
Ее слова, как пощечина, отрезвили девушек. Разом замолчав, они уставились на Эму. Мор недоумевающим взглядом оглядывал всех троих.
– Прости, Эма, – извинилась ее подруга.
– Почему ты извиняешься? – с любопытством спросил Мор.
Девушки не ответили. Потупив глаза, они прошли в глубь пещеры, где тускло поблескивала отдельно стоящая стена, сложенная из нагроможденных друг на друга льдин. Наверное, обломки того самого ледового языка, подумал Мор. На земле валялись несколько похожих на копья предметов, только с очень тяжелыми толстыми каменными наконечниками на концах.
– Помоги нам, пожалуйста, – попросила Эма, снова коснувшись его руки.
Мор сразу понял, что от него требуется: опустив кирку наконечником вниз, он начал долбить наледь в том месте, где она еще не была расколота. Пробив ледяную корку, Мор заметил, что мерзлая земля под ней довольно легко рассыпается под ударами кирки, и, не задавая лишних вопросов, с жаром принялся за дело.
– Очень хорошо, – похвалила Эма. Девушки опустились на колени и, к изумлению Мора, стали доставать из мерзлой земли рыбьи тушки – каждая была размером с предплечье, – и складывать их в принесенные с собой сети.
– Рыбы живут в земле? – спросил Мор, не веря своим глазам.
На этот раз даже Эма не смогла сдержать хохот.
– Все лето мы приносим сюда улов и закапываем его в мерзлую землю. Потом ледяная стена подтаивает, и рыба в земле замерзает. Смотри. – Эма постучала костяшками пальцев об одну из заледеневших тушек. – Потом мы их зажарим и съедим. Вот почему у нас всегда есть рыба для Сородичей.
Подруги Эмы закинули сети, полные рыбы, себе на спину.
– Спасибо за помощь, – сказала одна из них Мору, не глядя на него. Выйдя из пещеры, девчушки убежали, оставив Мора наедине с Эмой. Он подхватил свою дубинку, и они пустились в обратный путь.
– Я могу идти быстрей, – сказал Мор, понимая, что Эма намеренно не ускоряет шаг.
– Тогда мы сразу окажемся дома, – ответила Эма.
Так и есть, подумал Мор. Ну и что?
– Все Сородичи высокие и худые, а ты широкоплечий, как мы, – заметила Эма.
– Да, я заметил, что в вашем племени почти у всех широкая кость, – кивнул он. – Но для всех я в первую очередь калека.
– Когда я увидела тебя впервые, – продолжала Эма, – то подумала, что ты сильнее остальных мальчиков твоего племени.
Мор удивился: ему всегда казалось, что люди перво-наперво замечают его хромоту. Он украдкой покосился на свою высохшую, сморщенную ступню без пальцев. Как можно не заметить такое уродство, горько подумал он.
Эма перехватила его взгляд.
– Болит? – тихонько спросила она.
– Нет. Никогда не болит. Я и бегаю плохо потому, что почти ее не чувствую, – ответил Мор, изумившись собственному признанию – он никогда и никому об этом не говорил.
– А у меня рука болит. Хотя ее и нет, – сказала Эма.
– Бедняжка. – Мор замолчал, не зная, что еще сказать и как выразить сочувствие девушке с культей вместо руки.
Некоторое время они шли молча, но Мор постоянно чувствовал на себе взгляд Эмы, которая улыбалась своей сдержанной улыбкой, стоило ему посмотреть в ее сторону.
– Мне жаль, что через несколько дней вы уйдете, – сказала Эма.
– Надо возвращаться на север. Там много дичи, там наши пещеры и ручей, – ответил Мор.
– Я бы хотела это увидеть.
Мор окинул ее долгим взглядом, подумав, что она говорит о чем-то своем, о чем он не имеет ни малейшего понятия.
Дойдя до границы поселения, Эма остановилась. Мор вопросительно вскинул брови.
– Чудесный был день, – вздохнула она.
Мор смущенно кивнул.
– Хочешь, я расскажу тебе секрет? – шепнула Эма и поманила его кивком головы. Он наклонился к ней, и по его спине побежали мурашки от теплого дыхания Эмы. Здоровой рукой она коснулась затылка Мора, наклонив его голову еще ниже, и внезапно прижалась к нему губами.
Мора как будто окатили теплой водой. От изумления он безжизненно опустил руки и выронил дубинку. Сердце колотилось в груди, как безумное. Когда Эма отстранилась, он уставился на нее, раскрыв рот, а она отвернулась и убежала.
Его поцеловали! Мор чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Его поцеловали!
Он побежал на поиски Собака: надо поскорей обо всем ему рассказать.
А у меня неплохо вышло, думал он на бегу, и его снова окатило теплой волной при мысли о губах Эмы. Теперь, раз он уже один раз поцеловался с девушкой, нетрудно это и повторить.
Теперь он сможет поцеловать Лиру!
Вернувшись после зимовки, Сородичи впервые увидели, что в тени еще лежит рыхлый снег. Почки на деревьях набухли, но не прорезалась ни листва, ни самая слабая травка. Сородичи озабоченно переглядывались. Вот уже несколько дней подряд им не встречались олени, и теперь стало ясно, почему – стада не придут на север, пока здесь вовсю не зазеленеет трава.
Мужчины вышли на охоту и пропадали два, три, четыре дня. Это означало, что добычи нет.
Женщины выискивали личинки насекомых и выкапывали съедобные корни; в пищу шли даже горькие почки некоторых растений, но этого было недостаточно, и все племя мучилось голодными спазмами.