Viva Америка Ободников Николай

Немного подурачившись, мы собрались и вышли наружу.

К нашему удивлению, лесок был переполнен служивыми разных стран, словно прошедший накануне дождик был не грибным, а армейским. Военнослужащие бесшумно и споро собирали палатки и снимали камуфляжные сетки с лиственниц. Помимо этого, они чистили оружие, картофель и кое-где в учебном порядке — рожи друг другу. Тишину профессионализма нарушали лишь малопонятный далекий грохот, похожий на канонаду, и чей-то голодно урчавший черный кот.

Чудесно пахло утренней хвоей, завтраком — и перегаром. Перегар шел от стоявших перед палаткой Януария и Эстрады. На Януарии был противогаз, куда он изредка пытался высморкаться, а на Эстраде — засохшие мазки красной икры и блаженная улыбка. Обоих заметно штормило.

Козетта выразительно сморщила носик.

— «Дрю-ю-южьба!» — по-русски крикнул Эстрада, едва при этом не упав.

— Это… того… не говорите подполковнику Розовца, что я филиппинца спо-споил, — шепеляво попросил Януарий. — Мы щащас придем в себя… или приедем!

Януарий и Эстрада заржали и стукнулись лбами.

— Ну пощему ты без противогы-ы-ыза? Н-на мой! Это ш-штобы не смердеть! — Януарий попытался снять свой противогаз вместе с головой. — Кстати, Леха, вам это… э-э-э…

— Вам надлежит явиться в ставку командования! — гаркнул что было дури Эстрада.

— Ш-ш-ш! — замахал руками Януарий. — Не ори! Хощешь, чтобы в тебя кто-нить со шпутника бычок метнул? Во-от! — Он повернулся к нам и раскланялся: — Миссия вып-вып… зараза… выполнена! Пойдем мы…

Обнявшись, Януарий и Эстрада нетрезво побрели к полевой кухне и облизывавшемуся возле нее коту. Мы с Козеттой рассмеялись им вдогонку и отправились к Розовца. Палатку командования как раз заканчивали домывать; а еще у нее был новый полог. Лесли и Фуз были там же.

— Доброе утро, Анастасия, — поприветствовал я Розовца, входя. — Как ваше шпионское ничего?

— Ничего, — обходительно улыбнулась Розовца. — Благодаря вашим товарищам, обезвредившим ночью две группы диверсантов, я уже «Пятьдесят четыре — овца».

Фуз, державший пакет с матрешками, смутился.

— Это всё из-за нашего глубочайшего уважения к овцам и арифметике, — дубовато заметил он.

— Думаю, наши ночные заслуги вполне можно считать извинениями с авансом за это, госпожа Пятьдесят пять — овца, — радостно хихикнул Лесли, отрываясь от изучения снимков со спутника.

— Безусловно, герр Прискок, — согласилась Розовца. — А теперь к делу. Через полчаса выдвигаемся к Джеймстауну. Грохот слышите? Это Третья мировая заварушка на подступах к городу. Все против всех. В мире — хаос. Так что о скрытности речи не идет. Поэтому наш план предельно прост: мы — отвлекаем, вы — несетесь к холму; а уже там вы — взрываетесь вместе с Кохтом.

— Взрываемся?! — возмутилась Козетта. — Вам этот план что, камикадзе на ушко нашептал, м-м-м?!

— Вы и средство, и трофей — зависит от смотрящего. Возможно, после всего вам нужно будет исчезнуть — на какое-то время, — отстраненно пояснила Розовца. — Россия предоставит вам убежище и средства для информационного пинка миру. Вся прибыль от этого — ваша.

На лице Козетты тут же блаженной вредностью отразилась перспектива посещения цеха по дележу медвежьих шкур[77].

— Пора, — сдержанно произнесла Розовца. — Януарий будет вашим связным, проводником и защитником. Поаккуратнее там.

— «Мы впишем свои анналы[78] в историю!» — воодушевленно воскликнул по-русски Фуз.

— Сборник перлов мне потом вышлите, — красиво рассмеялась Розовца. — Ну, прощаться не будем. Как говорится: не хвались, на рать идучи, а хвались, идучи с рати.

Козетта быстро повторила пословицу в диктофон, слитно произнеся «с рати», а Фуз с непроницаемым выражением округлил глаза, словно кто-то только что громко испортил воздух.

— Не кашляй, Настя, — пожелал я Розовца, выталкивая Фуза из палатки.

Розовца многозначительно кашлянула нам вслед, на что Лесли галантно кивнул, а Козетта вздорно вскинула носик.

Снаружи нас уже поджидала пьяно-сладкая парочка: Януарий и Эстрада.

— Про м-еня не спршивала? — с опаской уточнил Януарий, закрывая руками фильтры противогаза. — Она та-а-ак ругает за энто дело! Та-а-ак! У-у!

— У-у-у! — подхватил Эстрада.

Фуз тоже тихонько подвыл. Януарий и Эстрада по-свойски потрепали его за щеки и повели нас куда-то вниз по тропинке. Вскоре мы вышли к петлявшей проселочной дороге с колонной из пяти единиц техники: двух танков, парой грузовиков и нашего броневичка, на котором гордо красовался нарисованный брецель. Вся техника была из разных стран.

Помимо этого, возле техники маялись бойцы коалиции, а на одном из танков сидел недавний кот. Вид у кота был сытый, хозяйский и донельзя циничный.

— По танчикам! — нетрезво прокричал Януарий и полез с Эстрадой на наш броневичок.

Мы терпеливо подождали, когда Козетта закончит импровизированную фотосессию, звездами которой стали кот и брецельная эмблема, и погрузились. После этого колонна мужественно отправилась к холму у Джеймстауна — логову Дьявола Холма.

Януарий и Эстрада ехали сверху на крыше и с гомерическим хохотом травили сальные анекдоты. Фуз сравнивал гладкость матрешек с гладкостью своей лысины. Лесли управлял броневичком и пил холодный квас с водкой, радостно насвистывая между глотками. Козетта, положив на колени портфель, делала какие-то заметки в ежедневнике. Изредка она повторяла слово «сенсация» и показывала мне язык. Я, в свою очередь, меланхолично пялился на плывшие за бронестеклом ветки, думая обо всё сразу: о котятах, о Козетте, о дульной скорости выстрела, о свете в конце туннеля, о свете в холодильнике, о Кохте…

Вдруг колонна остановилась, и Януарий с крыши постучал прикладом автомата в окно.

— Прибыли, разлюбезные! — довольно проорал он. — Перед нами американский Рим — исток всех дорог и бед! Падите ниц и нак… и накатите! Ик!.. О-а!

— «Дрю-ю-южьба!» — гаркнул следом Эстрада. — Вид на незабываемое зрелище — за кустами! Там же мы потом и облегчимся!

Одновременно с нами транспорт покинули почти все солдаты.

— Ну что, гонимые государствами, готовы узреть исподнее мира? — на бегу хихикнул Лесли.

— Дайте-дайте мне! Надо установить, выдержат ли это такие, как вы, — ограниченные и непосвященные! — прогудел Фуз, пытаясь нас обогнать.

— Я тебя сейчас багетом так посвящу! Три дня потом рулады одним местом выводить будешь! — крикнула сзади Козетта. — Алекс! Хоть на ручки меня возьми!

— Обойдешься! — огрызнулся я и, продравшись через кусты, безвольно замер. — Божья роса мне в глаза!.. Наша дудка — ваша пляска…

Вид с высоты был одновременно захватывающим и ужасающим. Под розово-колыбельным небом всё чернело, сверкало, стрекотало и с запозданием слало кошмарные звуки боя, от которых замирало сердце и давал слабину кишечник.

Со стороны залива Кобхем два крейсера вели размеренный огонь по Джеймстауну и его окрестностям. Там же сновали моторные лодочки, высаживая на атакующие корабли штурмовые группки. Между лодочками и крейсерами носились черные катера, давя первых и обстреливая вторых. Возле берега реки Джеймс из воды торчала севшая на мель подводная лодка.

Над лесополосой кружили черные вертолеты, попрыскивая напалмом на обменивавшихся свинцовыми любезностями солдат. Кое-где среди пожаров бодались танки. В самом Джеймстауне по-пионерски озорно горели целые улицы. Пластиковые рукава с порталами были похожи на тужившихся белых червей, выдавливавших из себя трутней.

А над всем этим глумливо всходило солнце, полыхавшее рдяным так, словно оно переночевало в преисподней.

— О-ля-ля!.. А вот эти штучки в небе — ракеты, м-м? — непринужденно поинтересовалась Козетта.

От пунцовеющего горизонта, попыхивая кучевыми следами, к Джеймстауну обманчиво-неспешно летели два серебристых цилиндра. Второй из них явно шел наперехват первому.

Фуз поставил руку козырьком:

— Как специалист по штучкам в небе, я авторитетно заявляю, что это… это… эм…

— Глаза! — вдруг истошно завопил Лесли. — Глаза! Укрытие! Свинец к гениталиям!

— Только ядерные палочки в небе сфоткаю! — И Козетта торопливо принялась фотографировать сближавшиеся ракеты.

— С ума сошла, что ли?! — Схватив ойкнувшую Козетту за шкирку, я повалился с ней назад в кусты. — Дура маринованная! Тебе же эти «палочки» костылями потом аукнутся!

— Алекс! Вычту это из твоего годового абонемента на секс! — возмущенно прошипела Козетта.

— Да хоть из абонемента на кекс! Я…

Окрестности залил холодный и болезненный свет. Я зажмурился, но даже через веки как-то смог видеть перепуганную Козетту. Еще через миг небеса разорвал исполинский грохот ядерного взрыва. Над миром пронесся колоссальный рев. Я слепо обнял Козетту, и нас вместе с кустами швырнуло к броневичку.

Козетта что-то виновато сказала, но я ничего не услышал из-за стеклянного звона в ушах. Я рассеянно приподнялся на ветках: все были живы — выбираясь из кустов, канав и нескольких извержений желудков.

— Китай только что произвел запуск ядерной баллистической ракеты и объявил Штатам войну!.. — неверяще сообщил всем Януарий, вслушиваясь в радиопередачу в своем противогазе. — К Китаю никто не присоединился — но и Штаты никто не поддержал! Начался обмен ядерными ударами… Здравствуй, Третья мировая, мать ее так…

Суеверный ужас, словно черная курочка, стал неторопливо склевывать нашу всеобщую решимость. Задрав головы, все смотрели на оставшееся после взрыва великанское облако, напоминавшее стальное брокколи из ада.

— Кот! — вдруг всполошился Фуз, взволнованно оглядываясь. — Тут где-то был кот! Где он?! Ко-о-от!

Однако кот невозмутимо сидел возле его ног. Фуз всхлипнул и бережно его погладил. Кот сомлел, засопел и укусил Фуза за руку.

— Братцы! Вот же наш шанс! — воскликнул я, сообразив, что в Джеймстауне и его окрестностях всё стихло. — Покажем Кохту, где раки с пивом зимуют! Ну? Эй?

Большинство солдат из нашей колонны замялось. Козетта ехидно сфотографировала их постные лица и грациозно залезла на крышу нашего броневичка.

— Что, никто не взял с собой свинцовый гульфик[79]?! Мужики, да?! Элита рода человеческого?! — звонко проорала она. — Мошонки вы все дряблые! А вот они — элита! — показала Козетта на меня, Лесли, Фуза и кота. — Так что либо по-мужски доделали свое дело, либо по-бабски сглотнули и освободили нам дорогу, багет вам всем в зад!

Я восхищенно поаплодировал, Лесли горделиво приосанился, Фуз мужественно скрипнул плащом, а кот лизнул себе одно место.

— Что замерли? Хотите еще один пистон от дамочки получить?! — громко прогудел Януарий в противогаз. — По коням, оторвы! Того, кто струсит, закодирую от водки!

Колонна снова продолжила свое движение вперед. Но на этот раз оно было суматошным, рванным — вниз по склону. До первых разрушенных домиков Джеймстауна оставалось не более трех километров.

Однако битва уже отживалась. В нашу сторону полетели раскаленные болванки, с треском расщепляя деревья и взметывая черные фонтаны земли. Два танка нашей колонны на ходу повернули башни и почти одновременно выстрелили. Броневичок вздрогнул, и Фуз крепко обнял кота.

— Мулунгу, защити это хитро-правдивое создание и всех, кого оно видит! — взмолился Фуз и заставил кота поочередно взглянуть на каждого из нас.

Кот флегматично повис в его руках.

— Тапиока! Тапиока! Он моргнул, когда смотрел на меня! — занервничала Козетта. — Это ведь засчитано, да? Да? Нет?! Пусть тогда еще разок на меня попялится!

Гулко хлопая, над нами пролетели два вертолета — изящно обмениваясь ракетами и очередями из пулеметов. Возглавлявший колонну танк неожиданно мотнул гусеницей и беспомощно закрутился на месте. Через долю секунды он наехал на шедший за ним грузовик с солдатами. Скрежет металла, хруст костей и вопли — горькой пилюлей отразились на наших лицах.

Лесли резко вывел броневичок из-под лязгавшей гусеницей угрозы — и мы возглавили колонну.

— Поднажмем! — оптимистично проорал Эстрада, стуча по крыше. — Городок уже совсем рядом!

— Если что, мы остались одни! — крикнул следом Януарий.

— Не может быть! — не поверил я.

Однако позади нас были только пыль столбом и крупный цветастый взрыв, подбросивший в небо чью-то каску.

— Фуз? — отстраненно позвала Козетта.

— Чего?

— А твой кот вообще зрячий?

Мы растерянно посмотрели на притихшего кота. Кот виновато взглянул сквозь нас мутно-слепыми глазами.

— Да, дело — табак! — заявил я, вольготно разваливаясь на сиденье. — Так что, как хотите, а я буду получать удовольствие! Да!

Фуз с недоверием покосился на меня, а потом просиял:

— Да-а! Лесли! Водка еще есть?

— Януарий и Пятьдесят шесть — овца были очень щедры! — бодро отозвался Лесли, пиная ногой по ящику под покрывалом.

— О-ля-ля! Родилась — француженкой, а умру — русской, по-русски и на русском! — нервозно рассмеялась Козетта.

Достав несколько бутылок водки, мы передали одну из них Януарию с Эстрадой, после чего вывалили перед котом все мясные консервы, какие только нашлись. Затем наступил черед сумбурного приготовления в наших организмах соли русского человека — смеси из водки и адреналина.

Тем временем наш броневичок, повинуясь параноидальному чутью Лесли, в гордом одиночестве на всех парах мчал к Джеймстауну. Он подпрыгивал на ухабах, не давая сделать глоток; он вилял из стороны в сторону, принуждая нас с хохотом болтаться внутри. Снаружи свистели пули и рычал разрываемый снарядами воздух; сверху доносилось нестройное пение Януария и Эстрады.

Мы влетели в городок, разгромили фонтан, переехали пару трутней и, не сбавляя скорости, погнали по улицам к маячившему за городком холму. Повсюду отвратительной пенкой кипели бои.

— Хорошие вы люди, американцы! — зло проорал я в окно, салютуя всем водкой. — Йу-ху! Всем привет! А спонсором всего этого безумия являются — американская жадность, немецкий педантизм, французская романтичность, африканская стойкость и русский авось! На здоровье!

— Да-а-а! — проревел Фуз из другого окна. — Вы имеете право хранить молчание — и продукты при приемлемой температуре!

Козетта протиснулась ко мне:

— А еще вы можете взять багет и заточить его одним местом! Этим карандашиком я потом автографы раздавать буду!

— О-о-о! Хих-хи! Это холодное блюдо я готовил мно-о-ого лет! — маниакально прохохотал Лесли. — Рыдал, пил и готовил! Принимайте! Рукоплескание оторванными конечностями — приветствуется!

Януарий и Эстрада поддержали нас нестройными воплями и автоматными очередями.

Внезапно голубеющее небо на горизонте озарили еще две ядерные вспышки.

— Бессильный четверг! — тут же вытаращил глаза Фуз.

— Чего? — не понял я. — Сейчас среда, дуболом!

— Да, здоровяк! Нашел время блеснуть лысиной и остроумием! — поддержала меня Козетта.

— Я про дни, когда ни на что нет сил: ни на эстетическое созерцание собственного торса, ни на разговор по душам с соседской собакой! — нравоучительно изрек Фуз. — Бессилие в каждой секунде! Всё из рук и всё на пол! Даже собака может нагрубить и мваначама подвести! У меня вот такой день, — довольно добавил он, — всегда приходится на четверг.

— Отщепенцы! Держитесь за свои убеждения и еще что-нибудь! — возбужденно проорал Лесли. — Въезжаем в конец заговора! Хих!

Впереди, на открытом и окультуренном участке Джеймстауна, угрюмо колыхалась плотная и внушительная толпа трутней, закрывая собой КПП с подъездом к холму. Увидев нас, часть трутней крепко вцепилась в одежду друг друга, образовав собой живой заслон. Остальные же принялись забрасывать нас гранатами и обстреливать из всего, что у них было; полетели даже камни. До наезда оставалось несколько секунд.

— Багет нам в… — ахнула Козетта и взяла меня за руку.

К моему недоумению, за вторую руку меня взял Фуз.

— Эй! А мне-то за что держаться?! — растерялся я.

— За Фатерлянд! — одержимо завизжал Лесли.

Броневичок, словно брошенная великаном чугунная гирька, с ревом влетел в трутней. На бронестекла брызнул ихор и посыпались тела; мелькнула балка шлагбаума. Загрохотало, захрустело и зачавкало. Меня швырнуло на Фуза, и я ударил его головой в живот. Где-то в салоне пролетел кот, окруженный орбитальными кольцами из кусочков консервов.

Всё стихло — а потом броневичок начали раскачивать.

— Кто жив, обозначьте свое состоянием любимым словом! — прохихикал Лесли, вытирая кровь с лица и вставая из-за руля.

— Мулунгу! — отозвался Фуз.

— О-о, блин… — прохрипел я.

— Багет тебе в зад! — возмутилась Козетта, поднимаясь с пола.

— Заговор! — радостно сказал Лесли и довольно подытожил: — Расчет окончен! — Он выбил ногой покореженную дверку. — Впере-е-е-ед!

Почувствовав выдержанные на водке флюиды репеллента, трутни оголтело полезли друг на друга, пытаясь расступиться. Они кусались, брыкались, бились лбами, трусливо воняли токсином и слипались буркалами. Толпа сама себя валила и расползалась.

— Как неудобно-о-о! — прокричал какой-то трутень издалека.

— Неудобно яички на медосмотре показывать! — визгливо огрызнулся Лесли, выпрыгивая наружу с «HK MP5» наперевес. — Ржаной Алекс! Тапиока! На вас «Хлопушка»! Я и Бастьен прикрываем! Русский и филиппинец — вне зоны видимости!

— Улетели — и не обещали вернуться, — цинично заключила Козетта, беря кота на руки. — Тсс, котик, мы победим!..

Мы с Фузом закинули оружие на плечи и вынесли «Хлопушку». Запнувшись об переработанных броневичком трутней, мы засеменили за Козеттой и Лесли. Остальные трутни тем временем, словно на концерте для буйнопомешанных, стали пускать «волны», слюни и конвульсии по образовывавшемуся перед нами коридору.

— О-ля-ля! А у них, похоже, совсем мозгов нет, м-м? — недоуменно поинтересовалась Козетта. — Убили бы нас откуда подальше, отсосали бы свой «нектар», предотвратили бы взрыв!

— Не подсказывай им! — испуганно пропыхтел Фуз. — Не слушайте ее! — просительно обратился он к трутням. — И не отсасывайте у меня ничего, пожалуйста!

Неожиданно мы выскочили в созданный трутнями кружок, в центре которого с ножом в руке лягался помятый Эстрада.

— Дружище! — хрипло крикнул я.

— Мабухай![80] — обрадовался Эстрада.

— Обязательно побухаем! — оптимистично согласился я. — Дуй за нами!

— Дуть и бухать? — раздался где-то поблизости голос Януария. — Дуть не стану, а вот бухать — обязательно!

Откуда-то сбоку к нам выполз потрепанный Януарий, и Эстрада крепко его обнял.

— «Дрю-ю-южьба!» — воскликнул Эстрада.

— «И слю-ю-южьба!» — воодушевленно проорал в ответ Януарий. — Ну что? Понеслись с дымком по трубам?![81]

До входа в холм оставалось около ста метров. Заметив летавшие над холмом призрачные огни, похожие на желатиновые комки радужного света, я неуютно поежился.

— Развлеку вас! — вдруг авторитетно заявила Козетта, фотографируя бестолково отступавших трутней. — Знаете, как можно определить, что больше всего любит полная женщина — пирожные или оральный секс, м-м?

Мы против воли оживились.

— Спросить?

— Жениться на ней?

— Изучить ее личное дело?

— Положить на один поднос пирожные, а на другой…

Неожиданно мы уперлись в настежь распахнутые двери входа. Военная сталь, аварийные лампы, розовая жвачка — всё говорило о серьезности этих дверей.

Козетта поудобнее перехватила задремавшего кота и первой скользнула внутрь.

— Так как определить увлечение полной фройляйн? — радостно напомнил Лесли, спускаясь следом за Козеттой.

— Надо посмотреть на ее лицо… — загадочно сказала Козетта. — Если оно пышное — то дама любит пироженки; если оно стройное — то-о…

— О, о! Я понял! — обрадованно воскликнул Фуз. — Это потому, что ее мышцы шеи и головы по сравнению с телом больше работают, да?

— Да. А теперь обратите внимание на свои подбородки, — ехидно намекнула Козетта.

Мы растерянно остановились прямо на лестнице и с легкой паникой посмотрели друг на друга: лица у всех были стройные — даже у Януария в противогазе.

— И о чём это говорит? — неуверенно уточнил я.

— О том, что к мужикам эта шутка не подходит! — звонко рассмеялась Козетта и легко побежала дальше.

Под дружный взрыв хохота мы вышли в укрепленную стяжками пещеру. В ней — от цементного пола и до пятиметрового природного потолка — янтарным оком колыхался огромный портал. Исходивший от него сладко-медовый запах был тошнотворным, одуряющим, раздирающим ноздри и стягивающим лица в куриные жопки.

— Мать моя!.. — перекрестился Януарий.

— Наконец-то! — Я кое-как опустил свою часть «Хлопушки» и устало присел на канистру. — Дайте… дайте отдышаться! А затем сразу же вломимся к Кохту в прихожую, потычем его головой в мокрое место на ковре и побьем вешалкой!

Кот на руках Козетты недовольно заворчал.

— Что-то… что-то… прихватило… — вдруг прошептал Эстрада, хватаясь за грудь. — Видать, много выпил… Но я же… я же молод… и… и красив!.. — искренне удивился он.

После этих слов лицо филиппинца обрело цвет влюбленной жабы[82], а сам он упал. Его грудь вытолкнула последний воздух из легких и — замерла.

Януарий коршуном подскочил к Эстраде:

— Эй-эй! Ты чего, брат?! Мы ведь только сдружились! Нам еще столько предстоит выпить, обсмеять! Да я ради тебя даже бицухи вполсилы напрягать буду! Хочешь, а?! Ну?.. Ну!

— «Червяком в сале устроился, свинья инопланетная?!» — по-немецки взвизгнул Лесли и, направив на Януария свои «HK MP5», выстрелил.

К нашему всеобщему изумлению, Януарий с нечеловеческой скоростью увернулся от пуль, прошивших Эстраду, и грубо схватил Лесли за его обвисший плащ. Стукнув Лесли головой в лоб, Януарий с разворота швырнул его в портал. Истерично взвизгнув, Лесли исчез.

— Это какая-то неизвестная нам часть плана? — дубовато повернулся ко мне Фуз.

Я заторможенно пожал плечами:

— Ну-у-у… э-э-э… — И я глупо спросил у Януария: — Какого хрена ты творишь?

— Он долбаный трутень, болваны! — рявкнула Козетта, пытаясь вынуть пистолет из портфеля.

Януарий стремительно подшагнул к Козетте. Его глаза, став желтовато-белесыми, противно приникли к линзам противогаза, словно сваренные в луже яйца.

— Баба, что горш-ш-шок: что ни вле-е-ей — всё кипи-и-ит! — сокрушенно заключил Януарий-трутень.

Он выдернул пистолет из рук ойкнувшей Козетты, несильно стукнул им кота между ушей, а самого кота проворно метнул в меня. Изумленно получив котом по лицу, я неуклюже свалился с канистры. В то же время Януарий-трутень крайне вежливым пинком забросил Козетту в портал.

— Не сметь трогать мою преступную команду! — взревел Фуз, взбешенно бросаясь с мачете на Януария-трутня.

— В з-з-здоровом теле — з-з-здоровый стул! — похвалил Януарий-трутень Фуза.

Затем он заломил Фузу руку и тремя звонкими подзатыльниками затолкал его в портал.

— Умно с противогазом придумано, — злобно процедил я и в лежачем положении вскинул свой «АК-12». — Что, инопланетный батька ждет встречи с нами, да?! Так я сперва тебя к его прапрауродцам со свинцовой весточкой в черепушке отправлю! Ха!

К моему ужасу, Януарий-трутень молниеносно оказался прямо надо мной.

— Шел за Эс-с-страдой, дур-р-рень, — вредно пожал он плечами.

После этого он профессиональным ударом ноги вбил меня в портал, словно ошалевший мячик в ворота сборной иной планеты.

Золотистое сияние другого мира с готовностью поглотило и меня, и мой вопль бессилия.

Глава 18

Поля американской мечты

Чьи-то губы бережно коснулись моих, после чего как-то странно ощупали их, словно раздутая силиконом рыба примерялась к крупинкам корма. Не открывая глаз, я усмехнулся, пытаясь сообразить, как Козетте удалось так широко открыть рот.

— Кози… — шепнул я, обнимая ее чересчур крупное тело.

— Дезориентация, эротический подтекст, повышенное слюноотделение — у Ржаного Алекса с семидесятипроцентной вероятностью сотрясение мозга, — хихикнул поблизости Лесли.

— И он только что подал заявку на недостающие тридцать, — желчно прошипела Козетта над моей головой. — Алекс, ты что, умудрился спутать свою французскую конфетку с этим здоровенным какао-бобом, м-м-м?!

— С каким еще какао-бобом? — не понял я, открывая глаза.

Надо мной нависал Фуз. Хуже энтузиазма на его довольном холеном лице была только ниточка слюны, тянувшаяся от его губ к моим…

— Божья роса мне в глаза!.. — вздрогнул я от неожиданности.

— Не роса и не в глаза, — язвительно разъяснила мне Козетта, тыча фотоаппаратом в лицо.

— Я же говорил, что меня обучали профессиональные медики и их манекен-женщина с выразительно открытым ртом! — хвастливо заметил Фуз и прислушался к моей груди. — Та-ак… удары уверенные, но взволнованные. Хм, похоже, Алексей Ржаной чем-то сильно смущен.

— Тем, что на мне сидит мужик, обучавшийся искусственному дыханию где-то в подсобке секс-шопа! — огрызнулся я, сталкивая с себя Фуза. — Отвали, дуболом! Все отвалите!.. — Я в ужасе обмер: — Блин… А мы что, в тридевятом царстве Кохта, да?

Козетта мстительно шепнула мне на ушко:

— Не знаю, что там у тебя за «тридевятое», но — наслаждайся. Спутал меня с…

— Кстати, какао-боб — расизм, — радостно хихикнул Лесли, помогая вместе с Фузом мне подняться.

— А еще — шоколад! — добродушно прогудел Фуз.

Я одеревенело огляделся. Дикий мир вокруг нас был отрыгивающим здравомыслие и источающим лежало-соленое безумие, словно являясь некой квинтэссенцией изжоги.

Всё, как и мы сами, было цвета теплой урины[83]. Именно такое освещение давали перевернутые желтоватые радуги в небе, гнутыми подковами пронзавшие золотистые грозовые воротники[84]. Сами «воротники» хаотично нависали друг над другом, формируя убегавший в высь адский узор, от которого хотелось оторвать себе голову и просвистеть что-нибудь занятное при помощи собственной черепушки. Там же парили некие студенистые организмы — массивные, уродливые, с газообразной оболочкой и длиннющими жгутами.

Из паривших организмов непрерывно падали точки чего-то светящегося.

— Э-это… это т-там сверху п-падает м-мясо, да? К-как и п-писал Гаррисон? — предобморочно промямлил я, не прекращая таращиться на инопланетный небосвод.

— Для поджарки с яичком и капустой, а также для снятия гематом — не рекомендуется! — нервозно хихикнул Лесли. — А вот для того, чтобы поджечь в бумажном пакетике у дверей[85] Белого дома, — вполне! Хи!

Схватившись за голову, я встревоженно перевел взгляд дальше.

Словно соединяя сумасшедшие желтые горизонты, весь мир Кохта пронзал монструозный прозрачно-восковой мост, наращенный на исполинскую черную жилу. На ассиметричное и шишковатое тело моста, испещренное огромными ноздрями, непрерывным потоком всходили бронзовокожие голые люди, неся в руках куски люминесцентного мяса.

Несчастные поднимались с реявших вдоль моста — над пустотой! — массивных островов, на чьих унылых полях они безликой массой подбирали плоды тошнотворных дождей. На тех же островах расцветали и гасли порталы, возле которых из жутких чанов вылезали всё новые пленники Кохта, ведомые его чудовищной и непостижимой волей. В те же чаны студенистые организмы чопорно макали свои жгуты, словно тощие пакетики чая.

Повсеместный приторно-медовый аромат был невыносимым, чужой воздух — разряженным, а земля нашего острова, где мы оказались, — пористой и сухой, будто огромная макаронная губка.

Внезапно Лесли вышагнул вперед и, трагично раскинув руки, с чувством продекламировал:

• Раскатом грома был я пробужден
• И от его ударов содрогнулся.
• Развеялся тяжелый, смутный сон.
• Раскрыв глаза, я в страхе оглянулся,
• Пытаясь различить, куда попал.
• И в бездну заглянул. И ужаснулся:

• Оттуда гул стенаний долетал.
• Он душу вынимал, терзая ухо.
• Там вечный стон над вечной тьмой витал.
• То высь пронзал, то замирал он глухо.
• Была черна той бездны глубина
• И если вопль доступен был для слуха,
• То око не могло измерить дна.[86]

— О-ля-ля! Так это всё-таки какая-то версия ада, м-м? — подбоченилась Козетта. — Чертей с бантиками, правда, нет, да и сковородочку языков никто не подает. Хотя я предпочла бы мороженное. Алекс, мое желудочек рассчитывает на тебя!

— Котенка съешь! — огрызнулся я. — Так что там про ад, Лесли?

— Хоть мы уже и не в Канзасе, Элли, — это не ад! — Лесли принялся увлеченно накручивать чуб. — Люди здесь вовсе не за грехи, не-е-ет! Они здесь — за американское гражданство; за любовь к гамбургерам, к мюзиклам и нелюбовь к собственным американским президентам, онанирующим на демократию! И вот — итог! Хих-хи-хи!

— Всё равно ведь какой-то ад за гражданство получается, — потрясенно протянул я. — Погодите-ка, а почему здесь столько порталов? И где, черт побери, наш?.. Где «Хлопушка»?!

— «Хлопушка» осталась по ту сторону шкафа[87]. — Лесли взялся за чуб уже двумя руками и стал делать из него на голове сальные рожки. — Тогда как сам «шкаф», очевидно, имеет сотни выходов. Наш вот, к примеру, был как ножки одной библиотекарши, что сдвигались и раздвигались по хлопку шота[88] о стойку бара. Потрясающий и всеми любимый феномен! У завсегдатаев даже график «посещений» для него был! Хи!

Страницы: «« « ... 910111213141516 » »»