Viva Америка Ободников Николай

Глава 20

Столп и авось

Нежно-голубые глаза странного гуманоидного существа сразу же приковали мое внимание — они были пронзительны, словно свист в дупло больного зуба, и равнодушны, словно падающий пенопласт. Помимо этого, на красноватом лбу существа тускло тлела безобразная точка, будто след от слоновьей самокрутки, тогда как сама безволосая голова существа напоминала высиженный птеродактилем камень.

Поежившись, я с усилием закрыл отвисшую челюсть и продолжил разглядывать явившееся к нам нечто.

Всё, что было ниже фантастических глаз существа, пряталось за высоким воротником его плаща, мозаично собранного из чешуек альмандинового[104] цвета. Плащ облегающей мантией подчеркивал болезненную худобу существа, как бы намекая тем самым на родственную связь последнего с земными гельминтами. Вдобавок к этому поразительное создание было крайне долговязым. При желании оно даже могло без особых усилий укусить рослого Фуза за лысину — если бы ему вдруг захотелось определить степень засоренности мозгов Тапиоки или их сладость.

— А т-ты у нас лидер з-заморских чудищ? — с легким заиканием поинтересовался я, нервно сжимая автомат.

— Кохт, — щелкнуло существо.

— Цель идентифицирована — инопланетный придаток правительства! — одержимо взвизгнул Лесли и, вскинув свои пистолеты-пулеметы, нажал на спусковые крючки.

К писклявому изумлению Лесли, «HK MP5» в его руках гулко взорвались. В шахматные волосы Козетты тотчас воткнулся указательный палец Лесли — тот самый, на который он так любил накручивать чуб. Козетта с застывшей гримасой брезгливости вынула палец из волос и положила его в кармашек портфеля.

— Это чтобы потом тебе его багетом в зад вбить — или отверткой туда же вкрутить! — разозленно бросила она Лесли. Прищурившись, она навела фотоаппарат на Кохта: — О-ля-ля! Для чего плащ, страшилка? Ты из тех, кто в парках с бубенцами наперевес выпрыгивает? Или, может, у тебя там двадцать пять сосков, м-м? Ну-ка, распахнись и попозируй!

Кохт непроницаемо мигнул — Козетта сфотографировала.

Глядя, как потрясенный Лесли садится на край одной «ноздри», свешивает в нее ножки, а затем начинает с интересом изучать свои покореженные пальцы, я вдруг сообразил, что любая наша попытка атаковать Кохта может аукнуться нам самым подлым образом…

— Лесли! Ты как?! — наконец встревоженно спросил я.

— Хих! Контужен, возбужден, лишен одного инструмента для ноздревых рудников! — бодро отчитался Лесли.

— Вот уж действительно счастливое избавление от пагубного пристрастия к собственному волосяному покрову! — дубовато заметил Фуз. Сделав несколько пробных хуков с мачете, он стал осторожно приближаться к Кохту. — Руководитель внеземного вмешательства по кличке Кохт! Именем Мулунгу, правосудия и ослепшей от мелкого шрифта судебных бумаг Фемиды — приказываю! — проорал Фуз. — Передай нам свою анатомическую карту и посвяти нас в свои инопланетные планы! Это позволит остановить тебя самыми болезненными способами и существенно сократит неоправданно завышенное время их применения!

Кохт с видимым наслаждением встрепенулся. Козетта фыркнула и вынула свой «FN Five-seveN». Элегантно дернув плечиком, она прицелилась. Фуз кивнул ей и, выпятив нижнюю челюсть, словно тролль, косолапо бросился на Кохта.

— Кози! Фуз! Это… это не сработает — как и репеллент! Да погодите же, торопыги! — крикнул я им, едва удерживая себя от того, чтобы произвести выстрел.

— Мудрый… — щелкающе произнес Кохт.

После этого краткого комментария Козетту и Фуза — где-то с интервалом в долю секунды — постигла незавидная участь Лесли. Пистолет Козетты с треском разорвало, и его затвор, пробив вишневый пиджачок Козетты, с чавканьем впился ей в плечо. Одновременно с этим из мачете Фуза выскочили заклепки, и его лезвие, потеряв связь с рукояткой, воткнулось Фузу в бедро.

Не добежав до Кохта трех метров, Фуз развернулся и поспешно поскакал на одной ноге обратно. Козетта же присела на корточки, натянула на лицо свою кепку газетчика и что было сил закричала в нее.

— …и трое типичных, — удовлетворенно закончил Кохт.

— Божья роса мне в глаза!.. — растерянно пробормотал я и испуганно отшвырнул свой автомат, будто на нём стали вскакивать бородавки.

Я подшагнул к Козетте и замер, не зная, что делать. От вида дымившегося в ее пробитом плече затвора у меня почему-то сразу же задергался глаз.

— Шипит как бекончик, Алекс! — пожаловалась через кепку Козетта. — Теперь шр… шра-а-ам останется!..

— Ну-у…

— Му-Му-Му-Мулунгу! — проревел Фуз раненым носорогом, кое-как садясь рядом с Лесли.

— Не мычи — не дома перед телеком! — радостно одернул его Лесли, пытаясь перетянуть кровоточащую кисть грязным носовым платком.

— А где же нам еще мычать, хныкать и придуриваться — если не тут и не с этим, м-м-м?! — разъяренно рявкнула Козетта, убрав от заплаканного лица кепку.

— Алексей Ржаной! Ты почему не прикрыл своего темнокожего братишку по оружию?! — укоризненно вытаращился Фуз.

Я даже слегка опешил от услышанного.

— Хорошие вы люди, американцы! — раздраженно умилился я. — Да включите же уже свои забродившие банки с мозгами! Вспомните, что вы читали! Надо… надо как-то по-другому!.. Иначе живыми мы не дождемся сами знаете кого — и с пальцами для сами знаете чего! Так что берите себе по коту и тяните их за одно место![105]

Козетта, Фуз и Лесли непонимающе уставились на меня.

— Ждите! — зло процедил я и перевел взгляд на Кохта.

— Уничтожать записи наивных капитана и его капеллана было бы крайне неразумно и бесчеловечно, — неожиданно трескуче рассмеялся Кохт, продолжая спокойно стоять на месте. — Зато их труды нашли весьма благодатную почву. — И он покровительственно посмотрел на меня. — Так или иначе, обязательства по нынешней сделке с одной из ваших наций подходят к концу. И уже в ближайшие земные сутки мой мир начнет перерабатывать ваш. Однако, — проникновенно произнес Кохт, — всегда есть место для нового соглашения…

— Ни за что! Никогда! Пошел вон, фашист инопланетный! — одержимо взвизгнул Лесли и попытался наскрести непослушными пальцами с моста «восковых козявок», чтобы затем скатать их и пульнуть в Кохта.

Козетта с меланхоличной гримасой потыкала пальчиком затвор в плече:

— Может быть, нарисовать страшилке схему с багетом — для наглядности, м-м?

— Да-а! С почтальонами, несовершеннолетними и инопланетными террористами переговоров не ведем! — гулко поддержал их Фуз.

— Так это экспансия, да, Кохт? — цинично улыбнулся я. — Да плевать, хоть собачек голым стриги или обрезание себе на кухне делай! Только кукушку нам не выноси[106] своим поясняющим нытьем злодея, ладно?

— А ведаете ли вы, люди с разными именами, почему дневники нашлись именно вами и именно в этот момент вашего летоисчисления? — милостиво полюбопытствовал Кохт.

— Потому что високосный год? — дубовато уточнил Фуз.

— Потому что мы нужны этой инопланетной свинье-заговорщице! — людоедским голоском пропел Лесли и комично показал на Кохта отсутствующим пальцем.

— Пф-ф! — недовольно фыркнула Козетта. — Я могу быть нужна только своему русскому, кондитерской возле дома и присяге журналистике!

Кохт снова разразился противным нечеловеческим смехом, напомнившим мне шелест жуков в постели ночью.

— Значит, в свое время это ты женился на Маро, а не он на тебе, — сумрачно заключил я. — А на кой хрен тебе мы? Мы не иудушки[107], у нас нет башмачков власти и мы не станем жрать твое мясо или кормить им кого-либо! — перечислил я. — К тому же мы в курсе, что ты — аспид подколодный и зараза редкостная, хуже моли в шкафу!

— Благодарю, — едва заметно кивнул Кохт. — Через двое суток, когда наши миры соприкоснутся, настанет черед сделки со следующими из вас. На этот раз от человечества потребуются нации-слуги — лакеи, если угодно. Остальные же будут с их помощью преобразованы в приемлемый ресурс. Четыре страны — четверо их представителей. — И он поочередно моргнул каждым глазом.

— Африка, Россия, Франция и Германия! Регенты и ренегаты! Хих-хи! Добро пожаловать в блюдо из тушеной капусты, черного перца и ножиков в спину, неугодные! — одержимо хихикнул Лесли и стал методом проб подбирать палец, чтобы покрутить чуб.

— О-ля-ля! Он бы нам еще предложил пополнить ряды веганов[108] или вступить в конную полицию в качестве лошадей! — съязвила Козетта.

— Мулунгу! Свободолюбивые народы Земли никогда не будут планктоном в инопланетном офисе! — пафосно гаркнул Фуз и, выдернув клинок мачете из ноги, попытался метнуть его в Кохта.

Однако клинок мачете выскользнул из ручищ Фуза и неглубоко воткнулся назад — в другое бедро Тапиоки. Сидевший поблизости Лесли недоуменно посмотрел на покачивавшийся в ноге Фуза клинок и гомерически захихикал, словно брошенный на обочине божок-бродяжка. Неожиданно так же тоненько захихикали и Фуз с Козеттой.

Я с легкой завистью покосился на них и обозленно сказал Кохту:

— Наши потомки не разменная монета, чтобы мы на них себе первые места в апокалипсисе покупали, рожа ты инопланетная! Мы своих не продаем, не предаем и не разбазариваем! Если ты считаешь иначе, значит, на раздаче мозгов ты себе вафельки вместо них взял!

— Это будет наем, люди, — без вашего согласия, но с вашим церемониальным участием, — бескомпромиссно заявил Кохт. — Сносная жизнь — сносный после нее труд.

— О-ля-ля! Вот так газетная уточка[109], страшилка! — Козетта встала и одной рукой взяла фотоаппарат. — Как насчет тех, кто уже здесь находится, м-м? У них сейчас тоже сносный труд?!

— У них — заслуженный труд после прекрасной жизни, — непреклонно отрезал Кохт. — И в своем трудовом послушании — они бессмертны! Это место, этот свет — дают им жизнь! А моя воля — дает им право находиться здесь! Ведь каждый умерший американец — мой! Все они — моя собственность, которую мне продали! А моя собственность должна находиться в самых безопасных условиях! То было познавательное падение, не так ли, человек по имени Алекс?

Негодование и бессилие переполнили меня. Однако я ничего не мог сделать, разве что подло испортить воздух. Тут, к облегчению моего забродившего желудочно-кишечного тракта, я заметил Болль.

Она и ее группка взбирались по перемычке на одно из зеленоватых сухожилий. Вид материализовывавшейся из ниоткуда тверди на миг потряс их — впрочем, так же их ошеломил и Кохт, чей образ мог запросто стать причиной диареи, обморока или даже диареи во время обморока. Ступив на мост, Бальтасар и Коулман поставили «Хлопушку», а Болль скинула сумку Лесли и жестами показала нам, что ей нужен ключ-активатор.

— Подойдите и поздоровайтесь, госпожа директор! Репеллент, смешанный с запахом вашего тела, имеет чудесные нотки цитрусов и увядания, — громко произнес Кохт и обернулся к Болль. — Как самочувствие вашей дражайшей сестры? Полагаю, вскорости она добросовестно исполнит условия сделки, присоединившись ко мне.

— Только если кто-то догадается обезвредить взрывчатку, сдетонирующую в момент остановки ее чистого сердечка! — сипло рассмеялась Болль, неспешно к нам приближаясь. — Но ведь твои шепелявые служки таким непотребством не занимаются, верно? Может, в таком случае лучше обсудим позы, которые мы все сейчас примем?

— Безусловно. Однако учтите, госпожа директор: я не только посланник своего мира, но и, выражаясь вашим примитивным языком, — кроличья лапка! — снисходительно предупредил ее Кохт.

— Хих! Но только без пороха и выстрелов, коллеги! — взвизгнул Лесли, лихорадочно демонстрируя свои обмякшие кисти.

— Да-да! А еще: исключите зачитывание прав и боевые приемы с холодным оружием! — проорал следом Фуз, качнув клинком мачете в ноге.

Козетта с усталым смешком сфотографировала растерявшуюся группку Болль:

— О-ля-ля! Да просто киньте в страшилку боеголовку — вдруг он как пуделек поймает ее и перекусит!

— Мне вся эта фигня по баку и по бакенбардам! — прорычал Коулман, идя на Кохта с огнеметом наперевес. — У меня не пульки и не порох для дамочек! У меня чистейшая огнесмесь — вместо лосьона после бритья и кофе по утрам! Так что без разницы — лапка или кролик! Всё одно — тушку целиком к столу подам!

— Видимо, придется добавить немного дырочек — для лучшей прожарки и комплимента повару! — с широкой улыбкой заметил Бальтасар, нагоняя Коулмана.

— Любопытно, — бесстрастно произнесла Болль и хладнокровно навела пистолет на Кохта. — Уничтожить!

В следующую секунду произошла пара крайне неприятных событий, похожих на ящик лимонов, выдавленных в рты церковного хора.

Струя огня, выпущенная Коулманом, широким веером налетела на Кохта — и рассеялась надвое. Коулман растерянно заглянул в потухшее сопло ружья-брандспойта и неверяще вынул из него камешек. Раскаленный камешек лопнул, и его осколок угодил Коулману прямо в глаз. Одновременно с этим автомат Бальтасара заклинило, и филиппинскому капитану, попытавшемуся привести оружие в порядок, закусило часть кисти механизмом удаления гильз.

Бальтасар покраснел, а Коулман заорал. Ничего не предпринявшая Болль помрачнела.

— Случайности, малые вероятности, взмахи крыльев бабочек[110] — всё подконтрольно моей природе! — Кохт направился к катавшемуся от боли Коулману. — Возможно, стоит немного продемонстрировать привычной вам силы, которую вы так чтите в своих культурах.

— Алекс! Ключ! — торопливо крикнула Болль, продолжая держать Кохта на мушке.

Я подбежал к Лесли, молясь, чтобы мои незамысловатые действия не были расценены шестым чувством[111] Кохта как целенаправленный акт агрессии в его адрес.

— Давай-давай сюда ключик, Буратино девятипалый! — поторопил я Прискока.

— Хих! Сейчас… сейчас!.. — виновато пробормотал Лесли, безуспешно пытаясь вынуть покалеченными руками ключ-активатор из-за пазухи. — Вот же изменники непослушные! Заговор конечностей! Хи! Они дискредитируют меня! Они…

— Мулунгу! Доверьте это профессионалу! — прогудел сидевший рядом Фуз.

Откинув бесполезные руки Лесли, Фуз одним могучим движением сорвал с Прискока ключ-активатор — вместе с частью его дешевого пиджака, галстуком и куском рубашки. Лесли растерянно посмотрел на свой оголившийся торс с редкими волосками — и неуклюже шлепнул Фуза по лысине. Цокнув языком, Козетта сфотографировала легкий позор Лесли.

— Молоток, мужики! — отрывисто бросил я Фузу и Лесли, после чего с ключом-активатором помчался к боеголовке, стараясь не думать о том, что должен был сделать.

Между тем Кохт приблизился к Коулману и схватил его за горло рукой из-под плаща. Рука Кохта оказалась почти человеческой — красноватой, со светившимися ворсинками и с крючковатыми пальцами, словно заточенными под скоростное открытие консервов или вязание без спиц. Коулман, еще не пришедший в себя после потери глаза, вяло засопротивлялся.

— Прости, Деррик, но ты и сейчас меня выручишь! — сипло извинилась Болль и равнодушно открыла огонь по резервуару огнемета Коулмана.

Этого оказалось достаточно, чтобы автомат чертыхавшегося Бальтасара выстрелил. Выпущенная шальная пуля ударилась об медальон Фуза и отрикошетила Болль в живот. Болль пошатнулась и тихонечко присела, прижав колени к груди. Ее смуглое лицо побледнело, глаза заволокло болью, а огненный бес ее волос стал напитываться потом. Жалкий вид Болль сразу же напомнил мне подкисающий арбуз.

— Багет мне в зад! У кого-нибудь еще остались светлые идеи, кроме как самих себя травмировать и калечить, м-м-м?! — цинично полюбопытствовала Козетта.

Я остановился на полпути к боеголовке и потерянно огляделся: не пострадал только я.

Болтавший ножками в «ноздре» Лесли всё никак не мог запахнуться. Задыхаясь после попадания пули в медальон, Фуз драматично тянул руки к Болль, что застыла в той же скисающей позе зародыша. Сумевшую подняться Козетту шатало и, судя по зеленоватому цвету ее лица, мутило. Бальтасар, окружив себя филиппинскими ругательствами, всё никак не мог высвободить синевшую кисть из хватки собственного автомата. Лишившийся глаза Коулман прохудившимся мешком висел в хватке Кохта.

— Дело — табак… — прошептал я, лихорадочно размышляя.

Я осознавал, что любое мое действие, направленное на причинение вреда Кохту, окончательно поставит точку в наших провальных потугах расправиться с ним. Внезапно в моей голове промелькнула шальная мысль…

— Как я и говорил, не мыслите зла против меня, — осуждающе произнес Кохт. Он с легким интересом посмотрел на хрипевшего в его руке Коулмана: — Чистый американец… Моя пища, мой корм. А у моего корма должно было быть самое лучшее: победы, могущество, гордость! Таков был мой столп — на котоый я насадил все ваши страны, нации и всю вашу планету!

— Я… я согласен на твои условия, Кохт! — бездумно выкрикнул я и похолодел от собственных слов.

Мои потрепанные друзья и соратники сейчас же остолбенело уставились на меня.

— Твоя нация будет властвовать среди остатков человечества, пока этот мир не иссохнет и не настанет черед пожинать плоды следующего! — благосклонно кивнул мне Кохт, отпуская обмякшего Коулмана.

Внезапно плащ Кохта раскрылся и сложился у него за спиной кожистыми крыльями. Бесполое тело Кохта оказалось покрыто электростатическими ветвистыми ворсинками с голубоватыми огоньками на концах. Помимо этого, вместо рта и носа у Кохта обнаружились небольшие парные мандибулы, постоянно хватавшие воздух, словно обгладывая невидимую маленькую кукурузку или такой же маленький дамский пальчик.

— Алекс! Тебе не стыдно, м-м?! Я, конечно, подозревала в тебе типично медвежьи корни, но ты ведь даже головой не бился! — возмущенно воскликнула Козетта, не прекращая делать снимки естества Кохта.

— А русским для подобного голова и не нужна! Всё от сердца, Кози! Всё от сердца! — легкомысленно пояснил я, направляясь к сумке Лесли. — Водочка колодезная имеется? А тот тут, знаете ли, без бутылки не разобраться…

— Должно было еще три бутылки от Розовца остаться, — неуверенно хихикнул Лесли. — Ржаной Алекс, это какой-то хитрый русский трюк?..

— Мне и одной хватит, чтобы покончить со всем этим, — невпопад ответил я, расстегивая сумку. — Хотя если душевно пойдет…

— А ведь я за тебя и Мулунгу умасливал, и дополнительные отжимания делал, и уголовный кодекс перед сном читал, Алексей Ржаной! — обиженно прогудел Фуз. — Я ведь даже хотел, чтобы у нас всех были одинаковые татуировки!

— Лук-порей с хреном себе на лоб набей — крест-накрест! Будешь овощным пиратом! — огрызнулся я, вынимая бутылку водки и чью-то покусанную зажигалку.

— Человек по имени Алекс, для заключения сделки ты должен будешь выполнить кое-какие условия, — вкрадчиво сказал Кохт.

— Да-да, знаю: поститься, воздерживаться от рукоблудства и пару недель угощать кого-нибудь твоим мясцом, — пробормотал я и зло свернул бутылке пробку. — Блин, и кого же на инопланетный комбикорм подсадить, а? Ха! Может, вот этих? — И я безразлично показал на остальных.

Лица у всех вытянулись еще больше[112].

— Парень, какого хрена ты творишь?! — прорычал Коулман, пытаясь в лежачем положении выпутаться из огнемета.

— Историю! Чтобы ты потом на старости лет мог взять учебник по ней и сказать «а вот тут нас всех спас чертов русский»! — обозленно сказал я в ответ. — Кстати, я передумал: они все должны выжить! И безо всяких там инопланетных фокусов с застрявшим пенисом в бутылке или ударом молнии в косточку бюстгальтера! Иначе сделки не будет!

— Как пожелаешь, — милостиво уступил Кохт. — Добровольное согласие существенно упростит процесс поглощения.

— Вот и я о том: когда все согласны — свербежа потом нет! — И я обреченно посмотрел на водку.

Мысли о Бене, о маме, о всех потомках, что у меня могут быть, на мгновение вызвали вспышку черноты у меня в глазах. Зажмурившись, чтобы никого и ничего не видеть, я со злостью стал пить огненную воду, словно распоследний пропойца. Водка Розовца была отличной — жгучей, родной, пьянящей.

Я не совсем понимал, что я делал и для чего, но где-то глубоко внутри меня с тяжелого похмелья поднял буйную головушку русский человек, чей быт и чья судьба зачастую зависели от одного-единственного авось[113]… На авось русские полагались, когда пьяными на спор прыгали в сугроб с вилами; авосем подпоясывались, когда вбегали в горящие дома на чей-то крик; с авосем перекусывали высоковольтные провода под напряжением, чтобы затем было на что перекусить с друзьями; с авосем наперевес грудью стояли за родину, когда в руках больше ничего не было; авосем измерялась жизнь целых поколений. Моя любимая страна…

— Ху-ух! — Я вытер заслезившиеся глаза. — Это, — показал я на водку, — русская традиция! По-другому мы дел не ведем! Сперва совместное распитие, затем что-то донельзя глупое и веселое! И только потом, когда узнаем, каков партнер во хмелю, заключаем с ним договор — или бьем его в морду! — Я подошел к краю моста и позвал Кохта: — Иди сюда! Да не корчись ты! Тут безопасно, сам знаешь!

Кохт безразлично приблизился ко мне. Я взволнованно сглотнул и ощутил, как боязнь Кохта растворяется в бегущих по организму градусах.

— Прежде — вкуси мою плоть и насладись ею, человек! — прощелкал Кохт.

После этих слов он с хрустом всунул руку в собственную грудь — и вынул оттуда пульсирующее желтовато-тошнотворное мясо, свисшее с его пальцев радиоактивной медузой. Дырка на груди Кохта сразу же заросла ворсинками.

— Закуска градус крадет! — возразил я, едва подавив рвотный позыв. — Пригуби-ка лучше змия с моей родины! — И я щедро плеснул Кохту в морду водкой.

Кохт безэмоционально замер. Я же почувствовал, что не просто вышел на тонкий лед, но и еще решил на нём попрыгать — авось не треснет.

— За дедов! — Я еще раз от души хлебнул водки, а ее остатки вылил нам под ноги. — Ну вот и распили! О! А знаешь, как определить, хорошая водка или нет? Хорошая горит светло-синим пламенем, а плохая что твоя моча — только воняет и дымит!