Дневники Энди Уорхола Уорхол Энди

Виктор сказал, что не в силах удержаться и не раскрыть секрет: Хальстон в мою честь устраивает сюрприз, созывая всех на празднование моего дня рождения, и там мне вручат грандиозный подарок, который мне очень понравится. Сказал все это – и отправился обесцвечивать волосы.

Я наклеился и без десяти девять зашел за Кэтрин, но только мы собрались выйти от нее, как позвонил Том Салливан, который сказал, что подхватит нас на углу, проезжая мимо на своем лимузине, и вот мы ждали его там, ждали, а он так и не приехал. В результате нам пришлось самим добираться в «21» (такси 2 доллара).

Когда приехали в «21», там сидел лишь Джей Меллон, один как перст, потому что еще никто не приехал на ужин в честь моего дня рождения. Потом мы почти целый час выпивали, но по-прежнему были одни. Предполагалось, что ужин начнется в девять, но было уже десять, а гости так и не появились. Кэтрин даже сходила на второй этаж – посмотреть, не сидят ли они все в каком-нибудь кабинете, однако и там никого не было. Тогда я вышел позвонить Эрте, чтобы узнать, где она и ее дочка Китт, и как раз Китт сняла трубку – она сказала, что мама поехала развлекаться с Барри Ландау! Ну, я, конечно, сказал: спасибо, мол, большое, и повесил трубку.

Наконец около десяти появился Лу Рид и подарил мне отличную вещь – телевизор с маленьким экраном, всего около одного дюйма. Лу был такой очаро вательный и совершенно трезвый. Мы с Джеем были в темных костюмах, тогда как все пришли в светлых – Лу вообще явился в костюме-тройке с галстуком-бабочкой.

Потом приехал Фред с Ненной Эберштадт, оба в белом, причем Ненна была несколько смущена, она сделала мне маленький подарок. Потом приехал Том Салливан, он подарил рубашку, которую носил сам, и заставил меня надеть ее. Уинни вовсе не такая уж красавица, и я был удивлен, что он именно женился на ней. Уинни, правда, очень нужна грин-карта. Но она ведь и Кэтрин тоже нужна.

Хальстон приехал с доктором Джиллером и Стиви, они все были в белом. Все почему-то волновались и выглядели как одна большая семья. Мы отправились в отдельный кабинет, там все было красиво устроено, и Кэтрин по-умному всех рассадила, а пришло, по-моему, человек тринадцать. Я уже порядком подвыпил и сильно волновался. Ужин был хороший, Кэтрин заказала утку и сенегальский суп, и в какой-то момент Стиви вдруг сказал, что знает Лу еще по Сиракузскому университету, причем он вспомнил какие-то детали прошлого, так что было забавно, что они вместе учились, ну и оба они с Лонг-Айленда. Потом внесли торт и официант спел «С днем рожденья». Виктор так и не приехал, он, наверное, ужасно смущен тем, какими стали теперь его волосы. Потом Хальстон вдруг извинился, сказав, что ему пора возвращаться домой, он хочет приготовить выпивку и встретить всех там, и мы к нему поехали, наверное, в лимузине Тома, я даже не помню, поскольку был уже сильно пьян. А когда приехали к Хальстону, там уже собралась целая толпа народа, и Билл Дьюгэн с Нэнси Норт[584] прислали мне «поющую телеграмму», ее исполнила женщина в шляпе-котелке, причем спела совершенно замечательно, она настоящая певица. Там и Барри с Эртой появились! Я не мог поверить своим глазам. Ну до чего же она глупая. Наверное, в этом вся проблема – она не понимает разницы между званым ужином и празднованием дня рождения, и это большая ошибка. То есть она, например, очень много работает, но если бы она не была такой глупой, ей не приходилось бы столько вкалывать, чтобы получить все, что ей хочется. У Хальстона собралась очень славная молодежь. Была Пэт Эст[585], она сейчас опять в Нью-Йорке, были все наши из офиса. Первый подарок был от Стиви, он внес мусорный ящик, в котором было две тысячи однодолларовых бумажек, и он все это на меня опрокинул – вот действительно лучший подарок. А Виктор подарил мне защитный шлем-каску.

Хальстон подарил белое меховое пальто, но потом сказал, что оно мне, пожалуй, мало, и забрал его обратно, сказав, что позже подарит другое, большего размера, – в общем, не знаю. Джед попытался свести свою сестру Сюзан с Джеем Меллоном. Сюзан сейчас такая очаровательная. Уехал я около четырех утра, оставив всех продолжать праздновать.

Вторник, 8 августа 1978 года

Ронни пришел утром на работу довольно поздно, а следом за ним в офис ворвалась Джиджи с криком: «Да как ты посмел такое сотворить, да что ты сделал с котами!» – и все в офисе были в ужасе. Он сам всем рассказал, что когда пришел накануне домой с вечеринки у Хальстона, то обнаружил дома этих котов, и один из них уже задыхался, потому что попытался проглотить губку для мытья посуды – такой он был голодный, а другой кот уже раздирал его своими когтями, ну, того, который задыхался… В общем, он отнес их обоих в ванну и утопил, а потом бросил оба трупа в кухонный инсинератор для сжигания отходов. Он сказал, что разведется с Джиджи. Сказал, что пять дней не кормил котов и столько же сам не ел, потому что у него вообще нет денег, а когда Бриджид спросила, что же он не занял у кого-нибудь, Ронни ответил: «Гордость не позволяла». Мне кажется, он специально не кормил котов, чтобы «достать» Джиджи. Я знал, что им вообще не нужно было жениться. Ну как можно взять да убить двух ни в чем не повинных котов? Я на Ронни даже смотреть не мог. Потом позвонили супруги Каримати и пригласили нас на ужин, однако их приглашение было совершенно в итальянском стиле – «Я вам позвоню, а вы позвоните мне до пяти, а потом я позвоню вам еще раз и вы мне перезвоните до шести». Они сказали, что могут получить для нас скидку в 40 процентов на любые товары на Мэдисон-авеню, потому что там теперь торгуют одни только итальянцы.

Среда, 9 августа 1978 года

Пошел к Хальстону к десяти, чтобы меня сфотографировали для «Ньюсуика» в белом меховом пальто. Фред заехал за мной и вынес на улицу мусорный ящик, набитый деньгами. Когда мы выходили, мимо нас прошли по направлению к парку человек пятнадцать негров-подростков с метлами – наверное, какая-то программа городских властей по уборке парка, чтобы занять ребят работой. Вид у всех был отнюдь не радостный. У одного была лопата, и он ею срезал все цветки, какие ему только попадались на глаза. Метлы у них, кстати, были очень хорошие. Совершенно новые. Никто из них меня не узнал, кроме одной девчонки-малышки, которая все время бежала за нами, без конца повторяя: «А ты – Энди Уорхол, а ты – Энди Уорхол!» и пялилась на меня и на Фреда с его мусорным ящиком (ткси до «Олимпик тауэр» 3 доллара).

Суббота, 12 августа 1978 года

Умер Папа Римский, мне позвонила Бриджид, она хотела, чтобы я вместе с ней посмотрел телевизионную трансляцию похорон. Когда тело Папы вынесли из храма, все, кто там стоял в Риме, все-все зааплодировали: видно, им очень понравился этот спектакль. Всего уже было 262 Папы Римских. Ужасно много, правда? Они обычно уже такие старики, когда им выпадает быть Папой, что могут продержаться от силы лет пятнадцать.

Воскресенье, 13 августа 1978 года

Ходил в церковь. Было жарко и душно. Купил билеты на «Больше не шалю», этот спектакль Фонда актеров (6 17,50 доллара). Доехал на такси до театра (2 доллара), чтобы встретиться с Джеем Джонсоном, Томом Кашиным, Эйми Салливан и Рикки Клифтоном. Недавно ночью Рикки выгнали из дома Хальстона, когда Хальстон обнаружил, что тот изучает содержимое его шкафов. Он ничего не украл, просто всюду совал свой нос, а поскольку немало выпил, то нахамил Хальстону, все это случилось в четыре утра. Посмотрел представление. Ну вот, негры научились высмеивать самих себя, а когда становишься таким искушенным, что можешь к самому себе относиться сатирически, это значит, что ты – часть общества, так что они уже стали его частью.

Среда, 16 августа 1978 года

Большая драма: позвонил мистер Уинтерс, сообщил, что к нам на участок в Монтоке приезжали три автомобиля с детективами и три полицейских машины. Жители городка терпеть не могут Тома, потому что он ездит туда на коне, а еще – потому что музыканты принимают наркотики. В конце концов, правда, выяснилось, что ничего особенного не произошло: просто помощник водопроводчика сообщил в полицию, что видел в доме много оружия, и Тому пришлось выкручиваться: он заявил полицейским, что здесь снимается кино и оружие нужно для съемок.

Четверг, 17 августа 1978 года

В двух городах в Иране объявлено военное положение, так что фестиваль, на который мы должны были поехать восьмого сентября, отменен, и для меня это такое облегчение…

Воскресенье, 20 августа 1978 года

Ходил гулять, выгуливал Арчи и Амоса. Этот новый закон – что хозяева собак должны убирать за ними дерьмо – вовсе не так плох. Все оказалось довольно просто, они облегчились около мусорных ящиков, и я тут же закинул все туда.

Понедельник, 21 августа 1978 года

Та к о й чудесный был день. Жаркий, сухой, дул ветерок. Я пошел бродить по даунтауну, раздавая Interview на Ист-Сайде. Заходил в некоторые магазины, купил то, что может дать идею для рисунков. (Сарсапарель – 49 долларов). Сегодня понедельник, большинство магазинов закрыто. Я искал пластмассовые муляжи фруктов, я их сейчас рисую. Потом поехал на такси в офис (2,50 доллара).

Предполагалось, что в среду мне нужно будет поехать в Монток, чтобы сниматься в «Кокаиновых ковбоях», однако все перенесли на следующую неделю. Моя роль в этом кино – сыграть самого себя, то, как я беру интервью у Джека Пэланса[586].

Вторник, 22 августа 1978 года

Пришел пешком в офис, а там Бриджид на полных парах печатает текст записанных на магнитофон разговоров с Труменом. Она только что дошла до того места, где он говорит про Хамфри Богарта, а потом еще про эти дела с Джоном Хьюстоном. Да, и еще ведь про Сэма Голдвина. Как утверждал Трумен, Сэм Голдвин однажды притиснул его и сказал: «Ты меня столько лет дразнил», после чего поцеловал его в губы, с языком. Еще он хотел, чтобы Трумен встал на колени и облегчил его, но Трумен отказался, хотя сейчас он считает, что это могло бы быть забавно. Трумен говорит, что тогда он сказал Сэму: «А как же Фрэнсис?» На что Сэм Голдвин ответил: «К черту Фрэнсис!»[587]

А когда я записывал эту пленку, то специально говорил про Бриджид самое приятное, чтобы она слышала все это, пока будет расшифровывать, – например, я сказал, что раньше она весила 150 килограммов, а теперь только 60 и какая она вообще красавица. В общем, она вся светилась, пока печатала.

Я писал красками в задней половине студии, как вдруг раздались невероятные вопли: это Боб, совершенно потеряв самообладание, разорался на Кэтрин. Проверяя гранки нового номера журнала, он обнаружил, что она вообще ничего не исправила в тексте Фрэн Лебовиц, а она сказала, что Фрэн не желает, чтобы ее текст кто-либо правил. Тогда Боб сказал: если этого не сделает Кэтрин, он сам внесет правку. У него в руке был стакан с водкой.

Среда, 23 августа 1978 года

В полдень Боба еще не было в офисе, тогда я позвонил к нему домой и разбудил его. Я сказал ему: ну как можно требовать от своих сотрудников, чтобы они старались работать как можно лучше, когда сам он до полудня не вылезает из постели, и он ответил, что мигом прискачет. Позже я слышал, как он говорил Бриджид, что познакомился с одним глухонемым парнем и что когда я ему позвонил, тот все еще был у него.

Бриджид печатает сейчас, как заводная, но я застал ее за тем, что она ела конфеты, и она из-за этого совершенно взвинтилась, причем так сильно распереживалась, что мне пришлось ее успокаивать. Я сказал ей: «Ну, ну, все не так уж плохо, ты ведь съела всего пятнадцать штук, а день только начался, так что не падай духом и будь проще».

Заехал на такси за Кэтрин и Джедом (4 доллара) и дальше мы поехали в «Мэдисон-сквер-гарден», на концерт Брюса Спрингстина (билеты 19 долларов). Мы ездили на его концерт еще в понедельник вечером, но попали только на последние несколько секунд выступления. На этот раз мы вошли за несколько минут до начала, наши места были прямо в оркестровой яме, а тут, в этом зале, было 30 тысяч молодых людей. Они все такие молодые и такие клевые – так почему же их не привлекает Interview? А ведь должен, журнал ведь молодой и современный. Моя голова, наверное, не в том месте приделана, потому что все они прыгали и орали, вызывая Брюса, и лишь я один этого не делал.

Да, еще раньше мне звонила Сьюзен Блонд, сказала, что ей звонила некая девица, в полном расстройстве, потому что Брюс Спрингстин в полном расстройстве, потому что, как он ей сказал, я в понедельник вечером его сфотографировал. Она сказала, что он не любит, когда его фотографируют, он никому этого не позволяет – вот его подруга, к примеру, фотограф, но даже ей он не разрешает себя снимать. Странно вот что: я только-только получил контактные отпечатки своих фотографий и как раз сидел, пытаясь сообразить, какого числа сделал эти снимки и кого я, собственно, там наснимал – и я даже не знал, что в кадр попал Брюс Спрингстин: я думал, что это Аль Пачино. Я совершенно забыл, где я был в тот день! Но почему, скажите мне, Брюс Спрингстин так популярен? Ведь говорит он в основном всякие глупости. Как и Сильвестр Сталлоне. Неужели успех к таким людям приходит именно поэтому? Потому, что они высказываются так обо всем и остальные отождествляют себя с ними? Он, правда, трудяга: здорово вкалывает.

Пятница, 25 августа 1978 года

Главное событие сегодня: Кэтрин Гиннесс разрыдалась, когда сообщила мне, что уходит из Interview, – она получила предложение работать в журнале «Вива». Она опять располнела, так что уходит от нас такой же, какой и пришла. Позже я узнал, что перед остальными она рыдала точно так же, как и передо мной, так что ничего особенного в этом не было. Наверное, она боится, ведь ее назначили там старшим редактором. Судя по всему, это то самое место, которое они в прошлом году предлагали Бобу. На этот раз они решили домогаться ее, и она решила к ним перейти. Джонатан Либерзон и Стив Аронзон помогли ей написать свои предложения – как и что она изменит в журнале. У нас в Interview все так рады, что она уходит. Я даже удивлен – не знал, что к ней так относятся.

Суббота, 26 августа 1978 года

Побывал в «Плаза», чтобы взять интервью у Шона Кэссиди[588]. Оно получилось ужасным: он ведь не должен допускать никаких «неприличнх» высказываний, потому что его фанаты – еще дети, подростки. У него под глазами, правда, темные круги, и мы решили, что это следы тайной жизни. Он очень высокий. Отвечал он нам по шаблону. Мы спросили, как на него повлияло то, что он стал идолом для тысяч вопящих девочек-подростков, и он принялся утверждать, что на него это якобы никак не действует, – но потом, когда мы прошли через вестибюль гостиницы, сквозь строй этих визжащих от восторга девчонок, он вдруг [смеется] сильно изменился. Стал совершенно другим! Когда подкатил его лимузин, это был уже совсем другой человек.

Мы поехали с ним в даунтаун, где Барри Маккинли[589] должен был сфотографировать его для Interview. Когда на Шона направляют объектив, он мигом превращается во что-то иное, с ним что-то происходит, он прямо-таки влюбляется в самого себя. А Барри, пока фотографирует, говорит совсем не так, как Скавулло, например, или как все остальные, которые лишь твердят: «Прекрасно, прекрасно». Барри говорит [смеется]: «Эй, придурок, выдай-ка мне все-все, слышишь? Давай-давай, все вываливай, все – наружу!» Или: «Ты, ублюдок, ты какой дури наглотался, а?» Это до того невероятно, что я сразу стал записывать все на магнитофон.

Позже, уже в «Мэдисон-сквер-гарден», в гримерке Шона, была красивая девушка, его подруга, а он надел обтягивающие брюки, такие, чтобы был заметен его большой член, и потом пригласил своих музыкантов, чтобы прочесть им целую лекцию: когда играть помедленнее и как надо «заводить» тринадцатилетних. Это было забавно.

Когда мы пришли на свои места, там уже сидела его мать – Ширли Джоунс[590], и я перегнулся назад, чтобы поздороваться с ней, тут у нее на лице вдруг появился испуг, но едва я сказал: «Я – Энди Уорхол», она схватила мою руку, была очень мила со мной, познакомила со своим мужем – Марти Ингелсом[591]. Тут началось выступление Шона. Он буквально вылетел на сцену, прыгнув сквозь горящий обруч, точь-в-точь как лев в цирке, – и все девчонки тут же сошли с ума. Потом меня пригласили, и я впервые оказался на сцене этого зала. А эти продвинутые малышки вдруг как завопили: «Э-э-энди!» Шон еще со своим микрофоном всякие эротические штуки вытворял, он то клал его у себя между ног, то чуть прикасался к своему члену – ну, в общем, он для этого молодняка прямо Мик Джаггер.

Понедельник, 28 августа 1978 года – Нью-Йорк – Монток

Был у дантиста. Доктор Лайонс, в общем, злится на меня, потому что я каждый раз откладываю рентген. Я рассказал ему про зубного врача, который выступал по телевидению (утверждал, что делать рентген глупо), но доктор Лайонс ответил, что ему все это совершенно безразлично и что если я хочу, чтобы он был моим дантистом, тогда я обязан делать все, что он скажет. Да, еще мне звонил Боб Макбрайд, сказал: Трумен уверяет, что его в Миннесоте вылечили и он на этой неделе вернется в Нью-Йорк. Не знаю, правда, как так – ведь он, едва выписавшись, снова возьмется за старое. И еще мы с Бриджид сейчас думаем: а что если Трумен на самом деле вообще не писал ни одной из своих вещей и у него, может, всегда на подхвате был какой-нибудь крутой парень, который все это и сочинял. Ну, переписывал. Я что хочу сказать: когда Трумен показал мне сценарий, который он написал, это же было просто чудовищно плохо, и когда он такое показывает, у тебя даже мысли не возникает, что он мог бы счесть это хоть в какой-то мере пригодным – настолько там все плохо. И еще, я хочу сказать, он ведь не год и не два якшался с этим Джеком Данфи[592], а они-то все, по-видимому, «писатели», но чт они там на самом деле пишут, никому не известно, а теперь еще имя этого Боба Макбрайда появилось на всякой всячине, только он как раз ни на что не годится, – в общем, может, именно поэтому тексты Трумена теперь стали такими… Он же ничего не издавал уже целых десять лет, а это большой срок. Ну и, поскольку рассказывает Трумен интересно, то, может, кто-то смог придумать, как все это передать на бумаге. Машина заехала за мной без десяти четыре, и мы с Кэтрин отправились в Монток, поездка прошла очень приятно. Остановились около «Бургер Кинга», взяли парочку бургеров с говядиной для мистера Уинтерса (5 долларов). Когда приехали в Монток, я отдал их мистеру Уинтерсу и его жене Милли, а еще подарил им абстрактную картину, которую специально для них привез, – из серии «Тени». Я также привез несколько номеров Interview, и журнал понравился его жене, по-моему, больше, чем бургер, тогда как мистеру Уинтерсу бургер, по-моему, понравился больше, чем картина. Я думаю, что он мог бы убрать ее куда-нибудь и сохранить на будущее. Я попытался уговорить мистера Уинтерса сняться в фильме, но он ни за что не соглашался. В доме сейчас полным-полно молодежи. Это притом, что человек двадцать на съемках, на улице, но в доме все равно толпа. Я поздоровался с Уинни, этой датчанкой, женой Тома, которая оказалась очень красивой. Поехали в гостиницу яхт-клуба, сняли там комнаты. Том привез свой «Бетамакс». Подъехал Улли со своей женой Сьюки. Ужинали в яхт-клубе, еда была ужасная, само заведение отвратительное. Джек Пэланс, который снимается в фильме Тома, поначалу остановился здесь, но потом ему страшно не понравилось – а они ему еще и нахамили.

К полуночи мы отправились в Саутгемптон, в один из этих красивых кинотеатров, – посмотреть отснятый накануне материал, и фильм, в общем, вполне хорошо смотрится, в нем многое снято с самолета, и Джек Пэланс, и Том вполне на месте, и музыкальная группа играет в этом фильме – я думаю, что он, на самом деле, для этого и снимает весь этот фильм – чтобы представить свою группу. Меня подвезли потом до яхт-клуба, и я уснул, не раздеваясь.

Вторник, 29 августа 1978 года – Монток – Нью-Йорк

Утром ко мне в номер зашла Кэтрин, Том заехал за нами и отвез в наш дом – завтракать. Потом пришел Джек Пэланс, он всю ночь где-то пьянствовал. Ему пятьдесят пять, но на вид можно дать тридцать. Он пришел со своей собакой по кличке Пэтчис и с подругой. По-моему, она наполовину русская, наполовину украинка. Я спросил Тома, как им пришла в голову идея пригласить на главную роль Джека Пэланса, и он сказал, что они хотели Рода Стайгера[593] – им нужен был какой-нибудь крутой мужик, матерый, зрелый актер, но у Джека ферма тут рядом, в Пенсильвании, они ему позвонили, и он сказал, что сыграет кого угодно, он любит выпивать, так что возьмется за любую роль. Джек играет роль человека по имени Роф, который когда-то был менеджером у Джейн Мэнсфилд, а Том – персонажа по имени Дестин, он певец и у него своя группа. Мы пошли на улицу, чтобы снять сцену со мной, в которой я что-то фотографирую, но совершенно случайно, сам того не подозревая, снимаю людей, которые удирают с кокаином. Они решили поставить сцену в начало фильма, и у меня были какие-то реплики, а я вообще не умею играть на камеру. Я просто не понимаю, как выглядеть естественно.

За ужином я взял интервью у Тома, его настоящая биография – точь-в-точь такая же, как у его персонажа в фильме: он обгорел при авиакатастрофе в Колумбии, потом кто-то обнаружил его и привез на частном самолете в Нью-Йорк.

На обратном пути в лимузине я отключился, мы приехали в Нью-Йорк около половины третьего ночи.

Среда, 30 августа 1978 года

Разговаривал с Бриджид, которая расшифровывает интервью с Шоном Кэссиди, и, по ее мнению, оно совершенно ни куда не годится – просто потому, что в нем нет ничего интересного.

Четверг, 31 августа 1978 года

Боб поругался по телефону с Фрэн Лебовиц, и в результате она ему сказала, что больше не напишет для Interview ни строчки, потому что в ее материале он изменил некоторые слова – хотя вообще-то на кой Бобу нужно изменять слова? Она из-за наркотиков такая, что ли?

Пятница, 1 сентября 1978 года

С понедельника Кэтрин уходит в «Виву». Зарплата у нее будет 30 тыся в год, ее новый поклонник – Стивен Грэм. Они уже ездили к его матери, в ее дом на острове Мартас-Винъярд, так что Кэтрин, надо думать, могут еще и предложить стать редактором «Вашингтон пост». Впрочем, подождем, пока они не поймут, что она ничего не умеет.

Ричард Аведон пригласил на ужин перед выставкой в музее Метрополитен Фреда. Это он к Фреду подлизывается. Что-то ему нужно. Но я его все равно терпеть не могу. Он отказался дать интервью нашему журналу, потому что, как он выразился, для него это было бы «неправильно». Причем сказал он это как раз после того, как упросил Боба разместить его работы в нашем Interview – сам же, мгновенно развернувшись на 180 градусов, взял и такое заявил. Представляешь, что за птица. Подумаешь, ну делал он что-то для «Харперс базаар». Он сфотографировал швы у меня на животе после операции и еще всех моих ребят из «Фабрики», и мы все подписали ему разрешения на публикацию снимков и так далее, а он даже не дал никому ни единого отпечатка. Правда, в его новой фотокниге помещен портрет Вивы, так что она, по крайней мере, получила от него какие-то отпечатки.

Суббота, 2 сентября 1978 года

Вышел из дома, купил разную бутафорию для рисунков (муляжи фруктов – 23,80 доллара).

На Канал-стрит купил несколько пар поношенной обуви 1950-х годов, по два доллара за пару. Я когда-то рисовал точно такую, это все модели фирмы «Герберт Левин», с характерными фигурными колодками. Поначалу, в 1954–1955 годах, обувь была остроносой, а потом, в 1957-м, носок стали делать закругленным. Я отправился в заднюю половину студии и пытался работать, однако картина что-то не получалась. Работал над портретом одного немца.

Воскресенье, 3 сентября 1978 года

Занимался рисунками для серии «Фрукты» и еще для серии «Бриллианты», параллельно смотрел телевизор, и сегодня писал красками куда лучше, чем накануне, я снова «въезжаю», а то вот вчера, в субботу, все было ни к черту. Забрызгал краской ботинки, и вот ведь как получается: я пытаюсь отращивать длинные ногти, но и на них то и дело попадает краска – это, надо думать, акриловая краска притягивает акриловую краску, потому что пятен от нее все больше и больше.

Вторник, 5 сентября 1978 года

Когда я пришел в офис, Бриджид уже сидела за пишущей машинкой, и вид у нее был на ее возраст – а завтра ей исполняется сорок лет. Что бы ей подарить? Шоколадный набор? Лучше подарю ей еще одну пленку – пусть отпечатает.

Среда, 6 сентября 1978 года

Пошел с девочками из Interview в Швейный квартал, чтобы продавать там номера нашего журнала, несмотря на то, что я страшно волновался – ведь как раз накануне в новостях сообщили, что на 35-й улице, между Шестой и Седьмой авеню, был еще один случай «болезни легионеров»[594], и, как сейчас считается, ее могут вызывать бактерии, которые существуют в системах кондиционирования воздуха.

Позвонили из «Блю кросс»[595], чтобы сообщить, что Ронни прислал им для оплаты счет от врача, за который он хочет получить компенсацию: ведь пока он топил котов, они изо всех сил сопротивлялись и потому сильно исцарапали его. Заходила Тони Браун, она хочет, чтобы я сделал обложку для ее журнала «Хай таймс». Я сказал ей, что не стоило передавать Кэрол мои слова, когда я назвал ее «чумой», – мне же потом пришлось, позвонив Кэрол, объяснять: «Я вовсе не говорил, что ты чума! Я же сказал: полная чума…», и тут [смеется] она поняла, что я хотел сказать. Смешно, когда ты говоришь практически то же самое, но с куда бльшим нажимом, и оттого все встает на свои места. Взял такси до «Уолдорф-Астории» (3 доллара). Здесь устроили прием в мою честь, потому что сегодня мы должны были бы отправиться в Иран, однако там началась гражданская война. Супруги Ховейда прекрасно выглядели – оба загорелые, цветущие. Миссис Ховейда сказала, что она ничего не знает про положение в Иране, потому что муж ничего ей не говорит, а он лишь заметил: «Если бы все было на самом деле плохо, разве я сидел бы тут с вами сегодня?»

Четверг, 7 сентября 1978 года

Позвонил на квартиру к Трумену, трубку снял Боб Макбрайд, Трумен, по его словам, всего час назад вернулся из Миннесоты, они практически только что пришли домой, и Трумен уже собрался пойти к доктору Орентрейху делать чистку лица – не то обработать кожу, не то шкуркой пройтись.

Встретил Кэтрин в «Ла Фоли», на вечеринке в честь книги Джоан Фонтейн (такси 4 доллара). Я всем представлял ее как нового старшего редактора журнала «Вива», и надо же, как они все сразу изменили свое обхождение с ней! Все вдруг принялись обращаться к ней: «Ах, пройдите сюда, пожалуйста, о, вот так будет лучше», и они все прямо лезли к ней. Сегодня она была Очень Важной Персоной! Я подвез Кэтрин до дома, и около 63-й улицы мы случайно встретили ее нового главного редактора, ту даму, которая ее взяла на работу, и, подумать только [смеется] – она так рада, что ей досталась Кэтрин. Боб вызвал машину, мы заехали за Фредом и отправились на вечеринку к Алексу Гесту: он устроил проводы для своей сестры Корнелии, которая отправляется учиться в «Фокскрофт». Там одна девица, Лайза Рэнс, втюрилась в нашего Робина Геддиса, однако она толстая, и я ей так об этом и сказал. На ней было белое платье от Валентино, и кто-то из подростков пролил на него «невидимые чернила», и они взаправду вскоре исчезли, однако я готов побиться об заклад, что на самом деле они остались и при другом свете их все равно можно увидеть. По-моему, это платье теперь пропало.

Пятница, 8 сентября 1978 года

Ходил на ланч с Труменом. Он не пил спиртного и был скучен. Я заплатил за ланч, потому что Трумен выглядел так, будто у него за душой ни гроша (60 долларов). Записал наш разговор на магнитофон, фотографировал, а потом мы пошли в его банк – это «Мидлэнд Бэнк». Боб Макбрайд отправился домой: у него на что-то возникла аллергия. Когда мы с Труменом шли вместе, кто-то из прохожих сказал: «Ого! Живые легенды!» В банке Трумен получил пять тысяч долларов наличными, притом банкнотами по пятьдесят долларов, и служащий банка спросил его, стоит ли брать сразу столько, ведь восемь месяцев назад он взял двадцать пять тысяч сотенными банкнотами и все потратил. У Трумена на текущем счете 16 тысяч долларов, а на сберегательном 11 тысяч, и он снял 10 тысяч со сберегательного, чтобы перевести их на текущий, так что там теперь 26 тысяч. Значит, деньги у него все-таки есть и что-то он получает. Потом мы пошли пешком к нему домой, тут начался дождь, но к нам подошла какая-то девушка, она из Рэдклифф-колледжа, сказала, что работает на съемках фильма у Брайана Де Пальма и что просит оказать ей честь, воспользовавшись ее зонтом, так что мы некоторое время прошлись вместе с ней.

Воскресенье, 10 сентября 1978 года

Зашел за Бобом, мы отправились на площадь ООН, и мои собаки дошли туда без проблем, что меня даже удивило – им понравилась такая дальняя прогулка. Трумен теперь не берет в рот ни капли спиртного, и с ним опять было скучно. У него гостит какой-то тип из Калифорнии, в синих джинсах, а я терпеть не могу тех, у кого талия уже под сто сантиментров, а они все еще в джинсах щеголяют. Трумен говорил мне, что обычно у него на ланч черная икра с картошкой, а вместо этого был плохо приготовленный киш. Трумен слушал какие-то пластинки – по-моему, Донну Саммер.

У этого типа из Калифорнии была трава, и он, Боб и Трумен ее курили. Трумен сказал, что после косяка он станет потрясающе интересным собеседником, однако этого не произошло. Я рассказал про куклу, которую называют Гей Боб. У Роберта Хейза на «Фабрике» была такая, это фигурка парня, он появляется из шкафа, у него в ухе серьга, он носит ожерелье, на нем клетчатая рубашка, на руке болтается сумочка-«педерастка» с короткой ручкой, а еще у него большой член. Я, наверное, сказал что-то не то, потому что почти всех там звали Боб, но если ты когда-нибудь кому-нибудь захочешь что-то подарить, подари такую куклу, она жутко смешная./p>

Понедельник, 11 сентября 1978 года

Заходил Руперт. Я работал над некоторыми вещами из серии «Фрукты», еще над «ландшафтами» и над серией «Ювелирные изделия». Позвонила Кэтрин из «Вивы», она очень нервничает, у нее был ланч с Дельфиной Ратацци, которая по-прежнему работает в издательстве «Викинг пресс», – Кэтрин хотела выведать у нее, как лучше всего искать новых авторов. А сегодня у нее ланч с Виктором Бокрисом – чтобы уже его порасспрашивать о том же самом. В общем, она пытается собрать с миру по нитке.

Да, забыл сказать, что в субботу мой дом тряхануло. Кто-то устроил взрыв около кубинского посольства на 67-й улице, между Пятой авеню и Мэдисон-авеню, и как раз когда я выглянул из своего окна, в окне дома напротив, где живет девица с короткой стрижкой, которая работает у Ива Сен-Лорана, показался ее любовник, совершенно голый и очень красивый.

Вторник, 12 сентября 1978 года

Обнаружил, что и у Арчи и Амоса полным-полно блох. Я-то думал, это следы от комариных укусов, а оказалось, что их покусали блохи, так что теперь они носят специальные ошейники, да и мне тоже нужно бы надеть такой.

Четверг, 14 сентября 1978 года

Случайно наткнулся на улице на Барри Ландау. Здорово, что он перестал мне названивать. Боб ему сказал, что я на него страшно зол, и это, к моему удивлению, подействовало. У него, наверное, бзик такой, и лишь когда ему скажут: «Полегче на поворотах», он только тогда действительно что-то поймет. Вот Стиви ему как-то раз и сказал это. Да многие, наверное, говорили. Мы пошли к Хальстону и там расселись по лимузинам, чтобы отправиться в «Студию 54», где отмечали день рождения доктора Джиллера. Они сделали для него торт со шприцем [смеется], и на нем было написано: «Доктор Филгуд». Я случайно столкнулся с Барбарой Аллен, она смеялась. Рассказала, что была на балконе с одним из сыновей Роберта Кеннеди – с тем, у кого торчат зубы и кто внешне вылитый отец, – и тот вынул косяк, чтобы они покурили вдвоем, а когда зажег спичку, то вдруг замер и, заглянув Барбаре прямо в глаза, сказал: «Когда смотрю на огонь, вижу лицо своего дяди». Вечный огонь, понимаешь ли[596]. Я отправился восвояси, парень-вышибала на входе поймал для меня такси, я попытался дать ему за это десять долларов, но он не взял (такси 2,50 доллара).

Суббота, 16 сентября 1978 года

Вышел, чтобы встретиться на углу с Бобом, Джоэнн Дюпон и Полом Дженкинсом. Потом мы все поехали в Нью-Рошелл, там праздовали день рождения мистера Клуге, президента «Метромедиа»[597]. Все гости там – очень, очень богатые люди. Дом у него – на пляже, выкрашен в желтый цвет. Там под одним навесом были угощения, а под другим – место для танцев, а кругом полно охранников. Я сидел рядом с одной дамой, она сказала, что у нее болит большой палец руки, и я спросил ее: может, эта болезнь и называется «барабанные палочки»? Кошмарная женщина. Она сказала, что ее зовут «миссис Голденсон»[598], а когда я захотел узнать, чем она занимается, она заявила мне: «Если вы сами не знаете, зачем мне об этом говорить?» Тогда я решил выяснить то же самое, задав другой вопрос, но она лишь ответила: «Сами должны быть в курсе. Почему я должна все про себя рассказывать?» Позже я узнал, что ее муж – президент телекомпании «Эй-Би-Си» Леонард Голденсон. Но она все же была до того кошмарная, что я с ней больше не разговаривал до самого конца вечера.

Потом Боб нашел меня и сказал, что этой самой миссис Потэмкин – Любе, которая снимается в рекламе «Потэмкин Кадиллак», фирмы своего мужа, который торгует автомобилями, – совершенно не терпится познакомиться со мной, тогда мы отправились ее искать и нашли. Там еще был Берт Паркс[599], и я страшно обрадовался этому, мы с Бобом сели за его стол, и я стал было разговаривать с его женой, а она малость разошлась, даже начала тыкать в меня своим бюстом. Когда Боб увидел, что я попал в неловкое положение, он быстро подошел к нам, обнял ее за плечи, чтобы отвлечь, но она стала щипать его за задницу, и тут Берт увидел, что она уже совсем разошлась, позвал ее танцевать, сказав: «А пойдем-ка, дорогая, потанцуем».

Я думаю, там каждый был важной птицей. Все были очень богаты, все ведут «правильный» образ жизни, это – новая тусовка. Одни богатые старики да привлекательные молодые девушки. Завтрак подали только в час дня. Там были огромные ракушки, сделанные изо льда. Боб без конца говорил мне, что все кругом хотят от меня портретов, но я до того напился, что мне было наплевать.

Понедельник, 18 сентября 1978 года

Проснулся рано. Спал прямо в одежде, чтобы не покусали блохи. У меня по всему телу около сорока укусов, и появились они в разные дни – это можно определить по тому, когда они исчезают.

Даг Кристмас с нами так и не связался, и если он нам не заплатит, я завтра в Калифорнию не полечу.

Вторник, 19 сентября 1978 года

Утром бесплатно раздавал номера Interview. Позвонил Винсенту, спросил, не прислал ли нам чек этот самый Даг Кристмас. Нет, не прислал. Позвонил Фреду и заявил ему, что не поеду в Калифорнию. В общем, сейчас уже утро среды, а я так и не знаю, еду или нет, хотя самолет вылетает в полдень. Даже не знаю, как лучше поступить.

Среда, 20 сентября 1978 года – Нью-Йорк – Лос-Анджелес

Утром ждали чек от Дага Кристмаса, чтобы решить, едем ли мы в Калифорнию. Утром чека не было, и мы поэтому не поехали на рейс, который вылетал в полдень. Но сразу после полудня чек пришел, так что шофер заехал за мной в дом 860, потом мы подхватили Фреда и поехали в Ньюарк, чтобы сесть на другой самолет. Шофер попался очень славный (10 долларов «на чай»). Самолет вылетел вовремя. На самом деле нам нужно было попасть туда, в Калифорнию, лишь потому, что Марша Вайсман устраивала там званый ужин. Правда, это означало, что мы не сможем пойти на грандиозную вечеринку в Нью-Йорке, которую устраивает Ив Сен-Лоран на этом китайском корабле в даунтауне, у пирса Саут-стрит, в честь своих новых духов «Опиум». Заехали в нашу гостиницу – «Л’Эрмитаж». Она для тех, кто не желает, чтобы их видели или узнали, – если у вас интрижка, именно здесь и нужно останавливаться. Здесь нет никакого вестибюля, но гостиница по-прикольному шикарная. Очень элегантная. Чтобы взять ключ от номера, нужно набрать четырехзначную комбинацию чисел, у меня было 1111, а у Фреда – 2222.

Четверг, 21 сентября 1978 года – Лос-Анджелес

Ездил в музей Гетти. Потрясающе. Копия здания, которое еще не раскопали в Италии, – известно, где оно находится, однако над ним расположено другое здание[600]. Купил там книгу о живописи (17 долларов).

В Лос-Анджелес прилетел Боб, который рассказал нам все про вечеринку Ива Сен-Лорана в деталях. Потом появилась Джоан Квинн с волосами цвета фуксии и с большим количеством аметистов в тон волосам. Фьоруччи прислал нам лимузин в обмен на наше обещание появиться на открытии его бутика. Мы решили сначала заехать за Урсулой Андресс[601]. Она живет в доме у Линды Эванс. Дом очень большой, в английском кантри-стиле, есть бассейн и теннисный корт. Урсула накинула шарфик Сен-Лорана на гипсовую повязку – у нее сломана рука. Она занималась серфингом с Райаном О’Нилом, но тут налетел ураган «Норманн», и в результате она сломала руку, причем локтевой сустав выскочил из суставной сумки. Джоан шепотом сказала, что в Лос-Анджелесе все задаются вопросом: а может, на самом деле, это был ураган «Райан»? Приехали к Фьоруччи, где столкнулись с Ронни Левином, он был с Сьюзен Пайл и Тере Териба[602]. Сьюзен крикнула, что вечеринка отменяется, и мы решили, что это просто шутка, начали было вылезать из лимузина, но тут появился полицейский, который заставил нас сесть обратно, сказав, что мы мешаем движению транспорта, а вечеринка отменена по приказу пожарного управления Беверли-Хиллз. Какой-то трансвестит протянул нам свои визитки в открытое окно машины.

Вернулись в гостиницу, позже я отправился с Сью Менгерс, и все вокруг ждали звонка от Мика Джаггера. Сью опять сильно растолстела. И – о боже! – до чего же у нее дешевые манеры… Ужина не было, она предложила, чтобы мы по пути к Дайане Росс заехали в «Бургер Кинг». Там все совершенно обезличено: заказ делаешь, разговаривая с машиной. Она заказала «двойной воппер», но потом все сокрушалась, что два гамбургера отдельно, наверное, вышли бы дешевле. С шофером Сью обращалась совершенно по-свински, а я-то знаю, что если хотя бы один раз сказал ей что-то, что ей не по сердцу, она со мной вообще перестала бы разговаривать, навсегда. Она сказала, что познакомила Изабеллу Росселини с Мартином Скорсезе и что они уже два месяца живут вместе. Она ненавидит Джерри Холл, потому что та рассказала Бобу Винеру, будто Сью хотела совершить «кислотный трип» в обществе Тимоти Лири. «Что это они решили? Что я какая-нибудь…?» Как будто это желание погубило ее репутацию. Как это пошло. Ох, боже мой… Подошли к служебному входу, она сказала: «Я театральный агент мисс Ро сс». Славный официант, невысокого росточка, предлагал тефтели. Она тут же: «Ах, если б мы знали, что тут будут подавать тефтели, не нужно бы было заезжать в этот “ Бургер Кинг”…» Я сильно опьянел, потому что пил «Столичную», не разбавляя. Сью рассказала мне, что она изо всех сил старалась заполучить Джона Траволту, быть его агентом, но он напомнил ей, как она не захотела с ним работать, когда он уже получил роль в телевизионной постановке «С возвращением, Кот тер», но она этого никак не могла вспомнить. И вдруг, сказала она мне, однажды вечером, как раз когда она сидела в уборной, она вспомнила!

Потом к нам вышла Дайана Росс, она чудесно выглядела. Была рада меня видеть, расцеловала. Потом направилась на сцену. Перед этим быстро выпила кофе с бренди.

Мы сидели в седьмом ряду. В амфитеатре студии «Юниверсал». Над нами пролетел самолет, на нем горели огненные слова: «Добро пожаловать на мое шоу». Лучи лазеров на сцене. Она появилась из большого экрана, сошла вниз по роскошной лестнице. У нее очень славный брат. Я хочу напечатать его фотографию в Interview. Она сказала мне, что придумала, как поставить шоу, после фотографии в Interview, на которой парни несли ее вниз по ступеням. Дайана не сказала, что ей понравилась номер с ней на обложке, и я понимаю, что причина одна: она выглядела там слишком темнокожей. В конце представления она спела одну из песен из мюзикла «Виз» и даже извинилась перед публикой, что темп музыки слишком медленный, она так и сказала: «Простите меня, зрители», хотя могла бы ничего этого и не говорить, и никто ничего бы не понял.

После выступления, уже за кулисами, Дайана вдруг заплакала. Она хотела провести еще одну репетицию на следующий день. И тут Берри Горди[603] с Дайаной начали препираться: он ей сказал, что не собирается тратить деньги на очередную репетицию. Дайана хотела, чтобы Сью поддержала ее, однако Сью лишь сказала, что это не та область, в которой она компетентна, а потом, повернувшись ко мне, сказала: «Давай-ка свалим отсюда».

Пятница, 22 сентября 1978 года – Лос-Анджелес

Снова поехали к Фьоруччи. На этот раз открытие состоялось. На улице было три тысячи молодых людей, одетых во всевозможные панковские прикиды, однако это были чистенькие и аккуратненькие панки из Лос-Анджелеса. Нас проталкивали сквозь толпу, все было точь-в-точь, как на входе в «Студию 54», когда там какое-нибудь особое событие. Я встал за прилавок, на котором лежало триста экземпляров Interview, и на всех поставил свой автограф. Звезда «Корней», Левар Бартон[604], попросил у меня автограф. Он был весь в поту после танца. Они все здесь превратили в дискотеку.

Суббота, 23 сентября 1978 года – Лос-Анджелес

Венди Старк заехала за нами, и мы отправились в Венис. В галерею «Эйс», где открыли выставку моих работ под названием «Торс». Чудесный солнечный день, 38 по Цельсию, сухо. Выставка выглядела прекрасно – члены, влагалища и анальные отверстия. У них там лежала тысяча экземпляров Interview, приготовленных на раздачу.

Я дал два интервью: одно для журнала «Конносер» и другое для «Сосайэти Вест». Венди мне ассистировала, а Фред чудил: приврал всем, что бритая вагина на картине – это якобы вагина Венди.

Потом мы отправились в дом Полли Берген в Холмби-Хиллс. Дом у Полли очень современный, прекрасная отделка, и он отлично обставлен. Повсюду лежали номера архитектурного журнала «Аркитекчерал дайджест». Гардеробная похожа на универмаг: полки всяких блузок, юбок, платьев, халатов, а еще у нее есть телескоп, чтобы смотреть на звезды, однако она пользуется им для того, чтобы смотреть на дома кинозвезд, и мы разглядывали дом Дэнни Томаса, который находится на другой стороне каньона, однако ничего такого там не происходило – разве что росло несколько кустов герани. Вернулись в нашу берлогу (заказали чай в номер 3 доллара, с чаевыми; завтрак 2 доллара). Венди позвонила Стэну Дрэготи, чтобы пригласить его на открытие выставки, а он, как оказалось, невероятно расстроен тем, что Шерил Тигс сбежала в Африку с Питером Бирдом. Потом было пора отправляться к Джулии Скорсезе, и она сказала Фреду по телефону, чтобы ни у кого, кто с нами приедет, не было с собой никаких наркотиков, потому что она пытается выкарабкаться «из всего этого».

Когда же мы приехали к Джулии, там все сидели и палили косяки. Тони и Берри Перкинс, Фируз Захеди и его невеста, много молодых писателей и композиторов. Тони спросил нас, как теперь поживает Крис Макос, и сказал, что Крис пробивной, но что при этом такой очаровательный, так что в конце концов приходится соглашаться на все его условия. Он спросил меня, нравится ли мне «Л’Эрмитаж», на что я ответил, что в такое приятное тихое место стоит приехать, если у тебя завелась интрижка, на что он спросил: «А две интрижки туда можно привезти?»

Даг Кристмас рассказал нам, что однажды Ронни Левину было поручено заговаривать зубы секретарше галереи, в то время как он зашел внутрь, вынул один из моих рисунков из рамы, скатал в рулон и вынес наружу. Потом у него хватило наглости попытаться продать этот же рисунок той же галерее, и они тут же подали на него в суд, а в полиции им сказали, что у него уже тьма-тьмущая приводов.

Во время этой поездки наряд Фреда состоял из новых рубашек, которые он привез из Лондона, – они очень длинные, так что выглядят, как эти блузы у индусов, их называют «курта». И Сью Менгерс сказала Фреду: «В Нью-Йорке твои волосы гладко зачесаны назад, ты носишь красивые костюмы и отличные галстуки, а здесь, в Лос-Анджелесе, рубашка у тебя вылезает из брюк, пиджака вообще нет, галстука тоже – а-а, знаю-знаю, ты, наверное, сказал себе: “Для этих евреев из Голливуда и так сойдет!”, да?»

Воскресенье, 24 сентября 1978 года – Лос-Анджелес

Поехали за Урсулой Андресс, и когда мы прибыли в Венис, меня потащили сквозь толпу. Мариса [Беренсон] надела берет, расшитый золотыми блестками, пиджак, тоже с золотыми блестками, и узкие-преузкие черные обтягивающие брюки – настолько, что явственно обрисовывалась ее вагина, а ее сестра Берри была в хлопчатобумажном платье в сине-белую полоску. На Сью было развевающееся ярко-розовое шифоновое платье. На открытие выставки пришло три тысячи пятьсот человек. Дальше мы все скоординировали, я быстро влез обратно в машину и меня отвезли в ресторан «Роберт», где уже началось празднование открытия выставки. Это все прямо на пляже. Ко мне подошел какой-то человек и сказал, что самый большой член в Лос-Анджелесе – у него, я предложил ему поставить на нем мой автограф, и Мариса пришла в такой восторг, что наклонилась вперед, чтобы посмотреть на его член, и у нее загорелись волосы, попав в пламя свечи, – как будто в наказание за прегрешение. На вернисаже был Кен Харрисон, но он затерялся во всей этой толпе, а Сью просто помирала от желания познакомиться с ним. С ним сейчас все хотят познакомиться, все из-за его большого члена, который представлен у меня на выставке.

Понедельник, 25 сентября 1978 года – Лос-Анджелес – Нью-Йорк

Из Нью-Йорка привезли новый номер Interview, и колонка Фрэн до того скучная, что я сказал Бобу – пора от нее отказаться. В общем, мы с ним поругались. Потом за нами заехала Венди и повезла в магазин «Джорджио» в Беверли-Хиллз, чтобы предложить размещать у нас рекламу, и владельцы «Джорджио», Фред и Гейл Хейманы, были очень рады меня видеть. Они теперь продают свитера с треугольным вырезом из норкового меха, и я взял да сказал: «О, мне бы хотелось такой», и он тут же сказал: «А я вам продам по оптовой цене». Тут я вдруг понял, что почти попался на крючок, но успел все же сказать: «Нет-нет, лучше в следующий раз, когда я снова приеду в Лос-Анджелес».

В нашу гостиницу только что въехал Джонни Касабланкас, а снаружи как раз бурлила целая толпа растафарианцев, потому что в ней, оказывается, поселился еще и Боб Марли (чаевые горничной 30 долларов, консьержу 20 долларов, носильщику в гостинице 10 долларов, шоферу лимузина 10 долларов, носильщику в аэропорту 5 долларов, журналы для чтения в самолете 14,50 доллара). Самолет пять часов простоял в аэропорту, чинили систему подачи топлива. А тем временем все только и говорили о том, что в Сан-Диего этим утром в авиакатастрофе погибло 150 человек.

Вторник, 26 сентября 1978 года

Завез Фреда домой. Трумен собирался прийти к нам на «Фабрику» в три часа дня, потому что меня с ним должны были сфотографировать для рождественского номера «Хай таймс». Трумен пришел раньше, в половине третьего. Боб Макбрайд помочился на одну из моих «Писс-пейнтингс», у меня, на задней половине, а потом все заходил туда и смотрел, изменяются ли цвета. Трумен рассказал Бриджид про это заведение, где выводят из запоев, и она подробно его обо всем расспросила, ведь ее сестра Ричи[605] сейчас оказалась в таком же. Появился Пол Моррисси, и они с Труменом всю вторую половину дня проговорили о сценариях и всем таком прочем. Потом наконец появилась Тони, с опозданием на четыре часа, принесла для меня наряд Санта-Клауса, а для Трумена – платьице маленькой девочки. Однако у Трумена не было настроения переодеваться в женское платье, он проворчал, что и так уже в одежде маленького мальчика. Трумен был здорово «под мухой», всех без конца обнимал. Трумен все умолял Бриджид налить ему стаканчик и не говорить об этом Бобу – и это после того, как она застала его у нас на кухне, где он что-то выпивал. Ронни пытался склеить девицу, которая нас гримировала. Мой грим вообще не получился, гиблое дело – у меня ведь слишком много веснушек.

Среда, 27 сентября 1978 года

Приходили какие-то фотографы-немцы. Заходил Руперт, он помогал мне с «Фруктами». Вот мое расписание на сегодняшний вечер:

17.30 «Роберта ди Камерино»[606] в ресторане «21»

18.00 «Барни»[607] представляет модели Джорджо Армани

18.30 «Музей современного искусства» (МоМА) – прием в честь годовщины переезда редакции журнала Rolling Stone в Нью-Йорк

19.00 Коктейли у Синтии Фиппс[608]

20.45 Ужин в ресторане «Ла пти ферм»

22.30 Вечеринка у Джо Юлы

23.00 Хальстон

24.00 «Студия 54» – благотворительная акция в помощь животным

1.00 В баре «Фламинго» – конкурс на лучшую грудь (Виктор договорился, что я приму участие в жюри)

Четверг, 28 сентября 1978 года

Боб был в мрачном настроении, потому что врач запретил ему пить спиртное, и теперь ему вообще тоскливо со всеми, с кем бы он ни встречался, он нелеп и смехотворен. Оживляется он теперь лишь когда оказывается в обществе королевских особ. Он такой же кошмарный, как Фред.

Суббота, 30 сентября 1978 года

Пришел домой, за мной заехал лимузин, чтобы отвезти к Джеку Николсону и Эйре Гэлланту[609] на показ фильма «На юг» – Джек ведь режиссер этого фильма. Это тот самый фильм, для которого у Барбары Аллен были «кинопробы». Фильм этот… – не знаю, по-моему, просто непритязательная комедия. В ней ведь ничего не высказано. Начинается она хорошо, и ты уже думаешь, что вот сейчас что-то произойдет – ан нет… Эта новая актриса, Мэри Стинберген, ничего – играет нормально, однако не красавица. Немного похожа на Анжелику [Хьюстон], и ты понимаешь, что Джек именно из-за этого взял ее на эту роль, и ему, конечно, нужно было просто пригласить Анжелику, но тогда у них как раз были все эти перипетии с Райаном О’Нилом.

Еще знаешь что? Я вот как-то на днях думал о коммерческом кино и всех этих прекрасных экспериментальных фильмах, и вот что я для себя понял: коммерческие вещи в самом деле омерзительны! Как только что-то сделают для рынка, для коммерции, все тут же становится гадким. Знаю, что я сам без конца восторгаюсь всяким-разным, порой говорю, что мои любимые фильмы – это «Обратная сторона полуночи» и «Та самая Бетси», но теперь я, пожалуй, сменю пластинку. Ведь лучше создавать такое, что среднему человеку непонятно, – лишь это по-настоящему хорошо. И пусть все эти зарубежные экспериментальные фильмы жутко скучны и их трудно досмотреть. В общем, я снова начну ходить в «Нью-Йоркер», чтобы смотреть эти странные фильмы. Я ведь столько пропускаю, и все оттого, что без конца хожу на вечеринки. Я несколько подвыпил, и потому подошел к Джеку, сказал ему, что мне его фильм очень понравился, на самом деле… ведь Фред говорил мне, что для творческих людей это важно.

Потом мы с Кэтрин отправились в это заведение на 54-й улице, на котором написано: «Обнаженные женщины и мужчины», и там были все эти практически голые девушки, они передвигались по большому длинному помосту, похожему на банкетный стол, а вокруг него сидели мужчины, и это все – такая абстракция. Они суют свои сиськи и задницы прямо в лицо зрителям, но все это – на расстоянии одного дюйма, а мужики просто сидят и смотрят, как зомби. Ведь висит табличка: «Дотрагиваться запрещено». И вот одна из этих девок, только взглянув на меня, вдруг сказала: «Боже мой, вот это да!» И они тут же подошли к нам, и одна из них говорит: «Слушай, ты мне не купишь коктейль?» Ну, я купил, конечно, – только я [смеется] не знал, что там коктейли стоят 8,50 доллара. А потом еще девицы подошли, и они все меня ублажали, у меня тут же поднялось настроение, как будто я был «как все», а не «голубой», и они все звали меня пойти с ними наверх, все говорили, что там наверху самый кайф, правда-правда-правда. Как ты думаешь, а что там, наверху-то? Там что, они в самом деле «это» делают? Девица сказала Кэтрин, что ей наверху тоже очень понравится, она все пыталась завлечь Кэтрин, и я взял коктейли и для других девушек, так что получилось три по 8,50 плюс 5 долларов «на чай» (30,50 доллара), а потом еще восемь по 8,50 плюс 20 долларов (88 долларов) – пока у меня не кончились деньги. Потом мы ушли оттуда и забрели в кинотеатр по соседству, на гей-порно. Кэтрин хотела посмотреть его, и фильм этот был про «телевизор» – дырку в перегородке между отсеками в уборной, это слишком уж специфическая тема, так что мы минут через десять ушли (такси 3 доллара).

Воскресенье, 1 октября 1978 года

Мы с Бриджид вспоминали прежние времена. Она двадцать три года сидела на амфетаминах. Ничего себе. Подумать только – двадцать три года! Потом мы начали смотреть телефильм «Пользователи», и пока он шел, без конца звонили друг другу, раз пять. Жаклин Смит[610] в нем хороша. А еще показывали рекламу шампуней с ее же участием.

Понедельник, 2 октября 1978 года

Даг Кристмас хочет показать мои «Писс-пейнтингс» в Париже после того, как мы побываем в Дании, так что мне нужно пить побольше воды, чтобы успеть сделать еще несколько таких картин. Я сейчас могу делать по две в день, и Фред сказал, что нужно их составить по две вместе, бок о бок, потому что так интереснее.

Понедельник, 9 октября 1978 года – Париж

Ходил на вечеринку к Лулу де ла Фалез. Там была Ширли Голдфарб, ей недавно удалось окочательно вылечиться от рака. Она снова весит 45 килограммов, а ведь была-то всего 35. И после химиотерапии она лишь потеряла немного волос. Снова стала такой же невыносимой, как всегда была, и сейчас, поскольку она выздоровела, с ней снова все плохо обращаются. Ее муж был на этой же вечеринке. Жаль, что у меня не было с собой магнитофона, – надо было бы ее записать. Она выглядит счастливой. У Лулу сейчас двухэтажная квартира с балконом. Вынесли торт в честь виновницы торжества, но я его не попробовал, я был занят общением с Ширли.

Вторник, 10 октября 1978 года – Париж

«Клаб Сет» пригласил нас на закрытый ужин (40 долларов шоферу). Мы приехали, и оказалось, что наш столик на самом деле зарезервирован для Бетт Мидлер. Увидел Изабель Аджани, она такая красавица. Появилась Бетт, и ей устроили овацию. Увидев меня, она протянула мне руку, чтобы я ее поцеловал. Я ей сказал, что мы с ней чуть-чуть разминулись в Копенгагене, и она ответила, что знает. Я пытался поговорить с ней, но она слишком напоминает мне Фрэн Лебовиц – как будто все время опасается, что ты уведешь у нее материал из-под носа. Мы никак не могли расслабиться и просто поболтать. Там был Валентино, и они с Бетт сидели и болтали о том-сем, она спросила его, как его дела в «шмоточном бизнесе» и что купила у него Джеки О., тут же сказала, что сама хочет то же самое, только четыре экземпляра, а еще – какой будет новая мода. Она всем дает ответы в духе Софи Такер[611]. Потом она отправилась восвояси, а вечеринка продолжалась.

Четверг, 12 октября 1978 года – Нью-Йорк

Сходил в новую квартиру-студию Боба Макбрайда, и знаешь, где она находится? В доме 33 на западной стороне Юнион-сквер! На десятом этаже! Я шел туда с болью в душе, ведь нужно было ехать в этом лифте на тот этаж, где когда-то находился Interview. Комната Боба Макбрайда рядом с нашим бывшим помещением. Жаль все же, что мы не купили это здание, потому что оно узкое и сейчас Interview занял бы целых четыре этажа. То, что Боб делает сейчас, мне действительно понравилось, честно. Это скульптурные композиции из гнутого дерева. Трумен прыгал вокруг нас. Я не понял, пьет ли он все же или нет. Нам позвонили – ох, как же не хотел я этого! – и сказали, что надо лететь в Париж уже на следующей неделе, двадцатого, в пятницу, чтобы представить мои «Писс-пейнтингс».

Отвез Боба на Парк-авеню в семь вечера (3,20 доллара). Полиция только что арестовала Сида Вишеса в связи с тем, что он зарезал свою двадцатилетнюю подругу и менеджера его новой группы в отеле «Челси», а потом я видел в новостях, как мистер Бард[612] говорил: «Ну да, они много пили и поздно приходили домой…» Просто в эту гостиницу пускают теперь кого попало, и в ней вообще стало опасно, там каждую неделю кого-нибудь убивают. Я почувствовал себя страшно уставшим и остался дома, что-то рисовал, работал, смотрел телевизор, дремал. Потом вдруг сработала аварийная сигнализация, и я боялся сходить вниз посмотреть, что стряслось, но в конце концов я набрался храбрости, взял подмышку Арчи и спустился по лестнице на кухню, но – ничего и никого. Опять смотрел телевизор, а сам все боялся, что кто-то проник в дом. Посмотрел фильм «Все рушится». Когда Брендон Де Уайлд пинает портрет Уоррена Битти, а Анджела Лэнсбери[613] хватает его и прижимает к себе, это очень здорово, понимаешь? Кто же написал сценарий? Тот, который покончил с собой, такой вроде Теннесси Уильямса? Он еще написал «Пикник»… ага, вот: Индж![614]

Воскресенье, 15 октября 1978 года

Заехал за Бобом, и мы на такси отправились на площадь ООН, чтобы пообедать (2 доллара). Трумен был на кухне. Он сказал, что приготовил еду сам, но на самом деле все, по-моему, из магазина. На кухне, правда, было очень жарко, плита была включена, да и солнце палило, но ничего не варилось и не жарилось. Наверное, он просто сидел там и пил, притворяясь, будто готовит еду. В холодильнике была бутылка «Столичной». Он предложил Бобу выпить водки, но тот был вынужден отказаться, и тогда он принялся настаивать, чтобы я выпил хоть сколько-нибудь, а сам взял один из этих фужеров двойного объема, налил туда на три четверти водки, потом добавил каплю апельсинового сока. Я взял фужер, однако просто держал его в руке. Потом пошел в другую комнату, чтобы поговорить о скульптуре с Бобом Макбрайдом, но то и дело возвращался в кухню, чтобы проверить, как дела у Трумена. У него там повсюду валялись помидоры. Он показал мне пирог, который сам испек, – только вряд ли это правда. По-моему, пирог из магазина: под ним была проложена картонка. Но он согласился сфотографироваться с этим пирогом, он держал его в руках, как будто только что сам его испек. Он все говорил о том, как он прекрасно готовит, а накануне вечером сделал тушеную телятину.

В конечном счете он увел мой фужер. Он налил нам супу из черных бобов, причем сказал, что его нужно обязательно есть чуть теплым, то есть в результате всей этой готовки у него на кухне суп оказался холодным. И цвет у него был серый. Я на самом деле вообще его не ел, хотя вот Бобу – я имею в виду Боба Колачелло – он очень понравился. В конце концов мне удалось вылить мою порцию в унитаз. Этого никто не заметил. Я просто некоторое время бродил по квартире с тарелкой супа в руках, прежде чем направился в уборную, – важно было, чтобы никто не обратил на это внимания. Трумен все больше пил. Я весь вечер записывал его на магнитофон. Он рассказал, как однажды вечером пришел в клуб «Фламинго» с Лайзой и Стиви, а там инсценировали все эти половые акты с парнями в клетках, и когда они зашли в кабинет владельца заведения, там оказался совершенно нормального вида человек лет тридцати пяти, и Трумен его спросил: «А почему вы открыли это заведение?» И прежде чем пересказать, что же ответил владелец «Фламинго», Трумен поглядел на нас, выдерживая драматическую паузу, и наконец сказал: «Это, вероятно, величайшая фраза в истории человечества!» Помолчал опять и говорит: «Этот парень взглянул на меня и сказал: “Потому что и у меня иногда встает”». Трумен целый вечер без конца повторял эту историю и сам над ней смеялся (такси 2 доллара).

Воскресенье, 16 октября 1978 года

Получил приглашение на ужин в «Ле премьер», пригласила дочь Бруно Пальяи[615], того самого, кто был женат на Мерл Оберон, ее зовут Мари-Хосе Пальяи (такси в аптаун, по дороге завез домой Руперта и Тодда, 4,50 доллара). В приглашении было сказано, что приходить нужно в 20.30, поэтому я решил, что сначала будут подавать коктейли, и поэтому не торопился, приехал туда в девять, однако был очень смущен тем, что все уже сидели за столом. А Мари-Хосе даже перепугалась, она было решила, что я вообще не приеду. Там был Эндрю Янг с женой. Самым интересным там были собаки Мари-Хосе – я больше ни о чем не мог думать, как только она мне про них рассказала. Она постоянно разговаривала с этими своими шотландскими терьерами, черным и белым, и призналась, что если черный действительно шотландский терьер, то белая собака на самом деле другой породы, однако ее так постригли, чтобы она выглядела как еще один терьер! У нее и у самой прическа была в том же стиле, и она сказала, что всегда мечтала именно о такой. Ужин был в честь отца Мари, Бруно, но он так и не приехал – из-за дождя.

Вторник, 17 октября 1978 года

Ну вот, я провел весь вечер с Долли Партон. Она сейчас в подружках у Хальстона, живет за его счет.

Этот чувак Турн-и-Таксис[616] вместе с Пьером де Мальре заехал за нами, чтобы дальше двигаться в даунтаун, на ужин в «Баллато». Чувак Таксис там напился и нарассказал множество всяких историй. Он в Германии богаче всех, у него прекрасная фигура, но лицо несколько одутловатое, ему уже немало лет. Рассказал, будто к нему в гостиницу приходили какие-то негры, которые потом за ним всюду ходили, с бейсбольными битами в руках, они обзывали его «пидором», и он наконец повернулся к ним и сказал: «Эй вы, грязные ниггеры…», ну, что-то в таком духе, и они до того были этим потрясены, что тут же растворились. Он сказал, что нужно всегда давать отпор, иначе не выживешь. Мы отправились к Хальстону, и там была Долли, одетая в совершенно ужасное платье, хоть и от Хальстона, выглядело оно чудовищно. Долли толстая, любит поесть.

Четверг, 19 октября 1978 года

Смотрел интервью со Стивом Мартином в программе Фила Донахью. Он выглядел очень хорошо. Интересно, это он попросил, чтобы его снимали в таком ракурсе?

Четверг, 26 октября 1978 года

Шофер нашего лимузина показал нам вырезку из газеты – про самого себя. С него сняли обвинение в том, что он похитил кота у владельца одного бара, причем кот этот был как две капли воды похож на кота Морриса, который только что умер[617]. Бар этот в пятидесятые годы был на Девятой авеню. Шофер сказал, что он просто покормил кота, а потом выпустил его погулять, как делал это каждый день, но только на этот раз кот не вернулся, и тогда владелец бара вдруг обвинил его в том, что он якобы пытался продать его – чтобы им заменили Морриса. Присяжные целых три часа совещались, прежде чем сочли его невиновным, поэтому наш шофер считал себя знаменитостью.

Суббота, 28 октября 1978 года

Позвонил Томас Амманн. Он остановился у Фреда. Мы сходили в «Кристис», взяли каталоги, потому что там на продажу выставлены некоторые из моих старых рисунков. Они были у Билла Сесила, который погиб в автокатастрофе. Его семья занималась антикварным бизнесом. Наверное, я благодаря им начал собирать американские вещи: купил у них свой первый буфет, он теперь стоит в офисе Interview и в нем хранят карандаши и резиновый клей (каталоги стоили 6, 22, 8 и 10 долларов).

Виктор сказал, что Хальстон пытался дозвониться до меня, чтобы пригласить на благотворительную акцию, которую сегодня вечером устраивает Лиз Тейлор Уорнер в пользу Джона Уорнера. Лиз растолстела, но все равно очень красивая. Чен, ее секретарша, на этом мероприятии была, а самого Джона Уорнера не было. Лиз расстроилась, что вечеринка не удалась. Хальстон сказал ей, что он бы ей просто-напросто подарил десять тысяч долларов, если бы знал, что за весь этот вечер она сможет собрать лишь такую сумму. Какой-то дерматолог, с которым я познакомился в Калифорнии три года назад, заговорил там со мной и поведал мне, что трахается целыми днями, может кончить семь раз подряд. Не пойму, зачем ему было нужно все это рассказывать именно мне. Он спросил меня, сколько мне лет, и я сказал: «Тридцать пять», а он ответил, что выгляжу я на сорок пять. Он сказал [смеется], что если я буду у него лечиться, тогда смогу выглядеть как «обычный тридцатипятилетний мужчина», потому что он будет заниматься питанием и всем таким прочим. А-а, вот оно что: он, наверное, потому мне рассказывал, что так много трахается, чтобы я понял, что и я смогу кончать семь раз подряд, если буду у него лечиться. Наконец Алин Францен, которая руководила всем этим мероприятием, решила начать свой аукцион, но только никто из пришедших не собирался ничего покупать – на всех были самые маленькие драгоценности, те, что можно прикупить у Булгари или где там еще. Алин сказала: «Вот моя картина, я сама ее написала, от всей души, – ну, кто хочет предложить за нее какую-нибудь цену?» И все молчали, никто вообще ничего не предложил. Наконец Лиз толкнула меня и сказала: «Ну-ка, давай, предлагай цену», и я ответил, что не буду, потому что я собирался торговаться за два билета в «Студию 54», и тогда Лиз воскликнула: «Ну ладно, тогда я ее куплю», и Алин сказала: «Ах, нет, Лиз, ни в коем случае», и бросилась на пол, принялась рыдать, устроила такую комедию, что секретарша Лиз, Чен, заявила, что картину эту купит она, и тут Лиз закричала: «Нет, Чен, ни в коем случае, у тебя же вообще нет денег». Ли Грант выставила на аукцион два зуба, похоже из фарфора, за два доллара. Я же говорю тебе, там никто ничего не собирался покупать. Вот бедняга эта Лиз. А Алин сказала: «Эх вы, богатеи, какие же вы дешевки». Тут встал Джон Кэбот Лодж и произнес целую речугу, очень странную, потому что говорил о «красной угрозе», о «врагах», прямо чума какая-то. Потом Хальстон и Лиз договорились встретиться позже у него в доме.

Ну, мы с Хальстоном вместе отправились к нему домой. Лиз прокралась к нему несколько позже, он дал ей немного кокаина, она забалдела, повеселела. Я сказал ей: «Понимаешь, у тебя осталось девять дней до выборов, тебе нужно по-настоящему взяться за дело, тебе нужно разговаривать с неграми». Я сказал еще: «Все эти дамские штучки – это никак не поможет». А она только отвечала: «Ох, божебожебоже…» И я ей сказал: «Послушай. Если ты проиграешь выборы и оставишь своего мужа, я бы хотел, чтобы ты сыграла на Бродвее роль Трумена Капоте». Тут она расхохоталась и вошла в раж – даже попыталась было изобразить, как разговаривает Трумен, но так и не смогла вспомнить, как именно он это делает.

Потом мы с Виктором пошли на кухню, и я под столом скормил Линде картофельные чипсы, хотя этого не полагается делать, но это было так весело, а Хальстон с Лиз сидели и разговаривали по душам в другой комнате, и он позже передал мне, что, как она сказала, Джон Уорнер ее вообще не трахает. Я сказал ей: «Элизабет! – ведь ее имя действительно Элизабет. – Элизабет, было бы так здорово увидеть тебя в Белом доме». А она такая славная, ответила: «Да что ты, я просто хочу быть женой сенатора. Ну разве можно себе представить – чтобы я да в Белом доме? Мало того, что еврейка, так еще в седьмой раз замужем».

Воскресенье, 29 октября 1978 года

Проснулся – а на часах 10.30, хотя на самом деле было только 9.30. Сегодня перевели часы на зимнее время.

Потом позвонил Боб и сказал, что он у Эверил и что мы должны были встретиться там с Майком Николсом и «доктором Уорхолом», с которым мне, как настаивал Николс, во что бы то ни стало следовало познакомиться, потому что он из Польши и, как он утверждает, мой давно потерявшийся родственник. Я не хотел туда идти – терпеть не могу Майка Николса, однако пришлось, потому устроил все это Эйра Гэллант. Этот воскресный ланч предполагался в «Карлайле», но потом его перенесли в даунтаун, в «Леди Астор». Я сходил в церковь, а потом заехал на такси за Эйром, Бобом и Эверил (5 долларов). Когда мы туда приехали, Майк Николс уже ушел. Его помощник сказал, что Николс на нас рассердился, потому что мы опоздали на пятнадцать минут. Надо же, какой нахал, – взял и ушел, это после того, как заставил меня туда добираться, и к тому же там было совершенно ужасно. Этот врач, он мне без конца говорил, что я на самом деле поляк. Его фамилия – Вархол. Этот польский педик еще задавал мне всякие вопросы – ну, например, один ли я живу? Он пригласил нас в Польшу в сентябре, на следующий год. Майк Николс познакомился с ним в связи с тем, что коллекционирует арабских скакунов – у него в Коннектикуте уже 120 коней, и когда он каждый год в сентябре ездит в коммунистическую Польшу, чтобы купить там еще коней, этот доктор Вархол ему помогает в этом.

Лег спать рано. Разговаривал по телефону с Джудит Холландер, партнершей Джеда по декорационно-отделочному бизнесу, – про реставрацию мебели и про наши с Джедом ссоры, которые в последнее время происходят все чаще.

Среда, 1 ноября 1978 года

Заехал Том Салливан – показать нам на «Бетамаксе» своих «Кокаиновых ковбоев». Он курил марихуану, и было странно чувствовать этот запах в офисе нашего журнала. Пол Моррисси посмотрел фильм некоторое время, потом сказал, что темп слишком медленный, и Бриджид, которая то смотрела, то нет, была того же мнения – а вот мне понравилось.

И я решил, что неплохо сыграл свою роль. Они со мной сделали всего один дубль, а по-моему, если бы сняли несколько, я бы куда лучше смотрелся. Правда, лучше всего я играл в «моем первом фильме» – «Командовать парадом»[618]. И еще – здесь, в «Кокаиновых ковбоях», порой очень хорошая музыка. Сюжет, конечно, глупый. Про то, как какие-то наркодилеры сбрасывают кокаин с самолета, а служанка с секретарем, найдя эту упаковку, забирают ее себе. Том сказал, что снять этот фильм стоило ему 950 тысяч долларов, но я не понимаю, почему так много денег ушло – ведь съемками занимались не члены профсоюза.

Зашел Эд Уолш, чтобы показать нам архитектурные чертежи того здания на Грейт-Джонс-стрит, которое нам принадлежит [Еще в 1970 году Энди купил флигель, бывший каретный сарай, по адресу Грейт-Джонс-стрит, дом 57, и четырехэтажное здание за углом, на Бауэри-стрит, – его называли либо «342», по его номеру, либо же «Бауэри»]. Мы его отремонтируем, а потом будем, наверное, сдавать.

Пятница, 3 ноября 1978 года

На аукционе в «Парк Бернет» в четверг мой «Элвис» ушел за 85 тысяч долларов. А рассчитывали, что его купят за 100–125. Значит, цены на рынке современного искусства падают. Тодд Брасснер сказал, что моего «Мао» чуть было не купили за четыре тысячи, но он смог поднять цену до пяти тысяч, и потом кто-то взял эту вещь, так что он был доволен.

За мной заехал на лимузине Томас, и мы отправились в «Ла Гренуй». Я поздоровался с дамой, которая управляет этим рестораном, и она рассказала, что ее сын женится. А он учился вместе с моим племянником Джеймсом в Технологическом институте Карнеги в Питтсбурге (Джеймс – сын моего брата Пола). Джеймс сейчас живет в Нью-Йорке, пытается стать художником, но я ему ничем не собираюсь помогать. Ну хотя бы потому, что мне никогда не нравилась его мать, и было бы странно помогать этому парню. Я несколько раз брал его с собой в Монток, а он просто… ну, не знаю.

Суббота, 4 ноября 1978 года

После того как посмотрели «Платину», мы взяли лимузин около кинотеатра (15 долларов), и как ты думаешь, кто нас вез? Тот самый шофер! Тот, кого обвинили в похищении кота! Ну, который недели две назад нам рассказал, что его оправдали.

Понедельник, 6 ноября 1978 года

Приходил Руперт, и мы с ним работали над «Виноградом». Поехал на такси к Максим де ла Фалез, в ее лофт на Пятой авеню и 19-й улице (4 доллара). Там все уже сели за ужин. В гостях у нее была Сюзан Боттомли – Интернэшнл Велвет. Еще были Сан, Патрик О’Хиггинс, Джон Ричардсон и Боэз Мазор[619], а Амина[620] пришла прямо с благотворительного показа мод в «Студии 54» и была очень красива. Она сказала, что пишет сейчас пьесу про мужчин, которые в баре занимаются самоуничижением, и я ответил ей, что это делают все, так почему бы ей не сделать их манекенщиками, которые унижаются во время показа мод, и она сказала, что это изумительная идея, но что тогда уже пусть в этой пьесе лучше будут не мужчины, а женщины. Рикки Клифтон подарил мне удивительно красивые серьги в виде миниатюрного Джона Траволты. А еще был парень, с кем я когда-то познакомился, который сделал фильм про людей, проделывающих дырки у себя в голове, – он был на этом ужине со своей подругой, и у них у обоих в голове действительно дырки[621].

Джон рассказал мне, что когда они едва познакомились, Боэз только что исполнил главную роль в первом художественном фильме Оливера Стоуна. Он назывался «Майкл и Мэри». У Боэза была роль Майкла. Фильм снимали в выходные, и Джон рассказал, что все это было точь-в-точь, как у Кокто, – куда ни взглянешь, всюду невероятные красавицы – и что мать Оливера, Жаклин, всем участникам съемок раздавала попперсы, чтобы они лучше играли. Боэз сказал, что фильм как-то раз показывали в кинотеатре «Талия», и он шел несколько недель. Сюзан Боттомли сильно похудела. Она оставила своего бойфренда в Уэльсе, как она сказала, потому что больше не может его выносить. Он хочет от нее ребенка, а она не хочет.

Вторник, 7 ноября 1978 года

Сегодня выборы, и многие заведения закрыты. Позвонила Кэтрин, хотела как-нибудь развеяться. Но мы до 18.30 или 18.45 были в офисе, зато потом отправились на Пятую авеню, в дом 725, там в галерее Роберта Миллера вернисаж Хуана Хэмилтона (такси 4 доллара). И как раз когда я там появился, к нему подошел какой-то человек и вручил повестку в суд. Оказывается, одна женщина, которая многие годы работала у Джорджии О’Киф, обвинила его в том, что он замыслил получить по наследству от Джорджии все ее картины[622]. Я оставил Руперта на 66-й улице и поехал домой – наклеиться. Я пригласил супругов Ховейда в ресторан, в Иране дела ужасно плохи, еще я позвал эту девицу, Дюпон, и Пола Дженкинса. А Боб еще пригласил Лили Очинклосс[623] – ее муж Дуглас только что бросил ее ради Кей-Кей Ларкин. Мы пошли в «Кво вадис». Пока мы были там, Ховейде позвонили и сказали, что телефонные линии из Ирана в Париж и Нью-Йорк отключены и что шах опирается теперь на военных. Ховейда и его жена сильно обеспокоены всем этим. Потом за углом мы увидели Трумена – он знакомил Барбару Аллен с каким-то миллионером. По-моему, на самом деле это был его еврейский адвокат или что-то в таком духе. Кстати, на этой неделе Трумена как будто подменили. Как ты думаешь, может, ему назначили какое-нибудь новое лекарство? Нет, правда: на этой неделе он такой резвый щеголь, а на прошлой был пьяница пьяницей.

Среда, 8 ноября 1978 года

Сейчас по телевизору, в одной из утренних передач, показывают интервью с Дотсоном Рейдером. Он совершенно ужасен. Я всегда подозревал, что он сотрудничал с ЦРУ, и сейчас подозреваю. Я больше не могу все это выносить. Подожди секунду, сейчас, выключу… Уф, ну вот, теперь куда лучше. Коктейли у Татьяны Либерман[624] были отличные. Там была Барбара Роуз, во всей этой ужасно дорогой одежде, но только у нее все равно нет никакого стиля. Я сказал ей, что мы арендуем для нее какого-нибудь педика, чтобы он поводил ее, где нужно, и сказал ей, что покупать и как создать из этого ансамбль. Я ей сказал: «Понимаете, Барбара, вы ведь теперь живете в этом шикарном месте, – ну, в небоскребе “Галлерия”, – а значит, вам пора уже и выглядеть по-настоящему шикарно». Я старался быть дипломатичным, однако получилось, что я сказал ей все напрямую.

Си-Зи Гест устроила ужин в «Ле сирк». У нее в гостях были Ким д’Эстенвиль и Элен Роша[625], они сказали, что только что вернулись из Калифорнии, причем долго добирались до картинных галерей в Венис, потому что хотели посмотреть «каких-нибудь местных художников», а когда уже доехали, оказалось, что там – моя порнографическая выставка! В общем, посмеялись они немало. Им обоим очень понравился Биг-Сур.

Да, еще: звонил Дэвид Уитни, сказал, что едет в Калифорнию, причем Филип Джонсон купил ему билет в первый класс, на что Дэвид бросил: «Ах, Филип, ну зачем же так? Мне это ни к чему». И тогда Филип обменял его на обычный эконом!

На ужине я сидел рядом с Дорис Дьюк[626]. Она великолепна. После ужина все направились в «Студию 54», и Боб забрал большую часть дам в своем серебристом лимузине, а у Дорис Дьюк, как оказалось, собственная машина-универсал, и это было шикарно! Мы и сели в нее. Когда приехали на место, она решила сразу же уехать (не хотела, чтобы ее фотографировали), так что я проводил ее до машины, а потом вернулся в клуб. Там я видел этого парня, Джона Скрибнера, и нашего Робина, и Джеймса Керли – он из Меллонов, славный парень, его отец был послом в Ирландии. Видел Кэтрин, она разочарована своим местом работы в «Виве». Сказала, что была бы рада вернуться в Interview, и пусть даже Боб иногда на нее орет – это не сравнить с новым местом, где по каждой статье проводят дюжину совещаний. Я сказал, что подвезу ее до дома. Было уже около двух часов ночи (такси 4 доллара).

Пятница, 10 ноября 1978 года

Приходила Адриана Джексон, я сделал несколько фотографий ее и какой-то дамы из Швейцарии – для будущего портрета. Джиджи подгримировала их, так что у нас теперь есть специалист, который способен накладывать белила, чтобы на фотографиях не видны были морщины, – тогда и фотоотпечатки, и шелко-графические отпечатки получаются лучше. А еще людям нравится ощущать, что ты делаешь для них что-то совершенно необычное. Ведь картины в таком случае действительно получаются куда лучше. Швейцарской даме не нравился ее нос, хотя на самом деле он весьма милый, и оказалось трудно сделать фотографию, на которой ей понравился бы ее нос.

В офис приходил Боб Маркелл из издательства «Гроссет энд Данлэп». Он сказал, что фотокнига, которую делаем мы с Бобом, должна выйти к 31 мая, а потом заговорил о том, что мне нужно бы выйти на какой-нибудь телеканал, но я лишь посмотрел на него, а потом выбежал из комнаты. Он еще говорил, как в Европе всем нравятся эти «интимные портреты» хорошо известных людей, а я вдруг забеспокоился [смеется]: а что если они очень уж интимные?

Понедельник, 13 ноября 1978 года

На мои «Писс-пейнтингс» стоило бы, по-моему, попробовать наносить мочу щеткой.

Отправился к Джейми и Филлис Уайетам в дом 1 по Восточной 66-й улице – отмечали день рождения Филлис, на который Джейми пригласил меня по телефону во второй половине дня. Там упомянули в разговоре имя Джоэнн Дюпон. По-моему, Джейми не слишком хорошо к ней относится, а я не понимаю, почему бы не относиться к ней получше – ведь он же и сам относится к семейству Дюпонов: через жену.

Приехала Нэн Кемпнер. Приехал Бо Полк, и все были так рады, что вместе с ним не появился Барри Ландау. Но потом приехал и Барри. А вот Бо стоит быть по-осторожнее, потому что Барри сейчас снимает полароидные фотографии, и ведь кому-то может и повредить, если в один прекрасный день кто-нибудь кому-нибудь покажет фотографии, на которых все засняты во время этих вечеринок в ванной. Вечеринка это, конечно, сплошное веселье, но если вдруг эти фотографии попадут потом в газеты, все будет выглядеть совершенно иначе.

Вторник, 14 ноября 1978 года

Заходил Трумен Капоте, он был в гостях у Боба Макбрайда в его студии в доме 33 на Юнион-сквер. Трумен, наверное, принимает литий, потому что он вдруг стал таким счастливым. Правда, на самом деле у меня возникла другая теория: что он съездил на Лонг-Айленд и повидался там с Джеком Данфи, а тот наконец согласился написать за него «Услышанные молитвы». Еще: у Трумена невероятно элегантное пальто. От Куррежа[627]. Большая «молния» и еще две «молнии» для карманов. Трумен сказал, что это пальто у него уже несколько лет. А вот руки у него холодные. Интересно, это от какого лекарства бывает? Я проработал в офисе до 19.30. Руперт помогал мне наносить краску щеткой, вместе с мочой, но это оказалось очень трудно. Отвез Руперта домой (4 доллара). В Нью-Йорке появилась Энн Лэмтон. Она собирается проехать по всей Америке, навещая тех американцев, с кем встречалась в Лондоне в последние несколько лет. Невероятно, какая у нее теперь стала фигура.

Среда, 15 ноября 1978 года

После работы мы решили открыть в офисе шампанское и напиться. Было 18.30. Короче, Эверил, Винсент и я напились и ушли. Эверил остановила лимузин, спросила шофера, сколько будет доехать до универмага «Блумингдейл», он сказал: десять долларов, и мы сели. Эверил сказала, что вся молодежь Кеннеди будет там, на открытии магазина «Супермен». Мы приехали туда и там все было совсем как в шестидесятые годы. Сколько же можно возвращаться ко всему этому пошлому выпендрежу?

Четверг, 16 ноября 1978 года

В «Тэверн-он-зе-грин» во время раздачи футболок для рекламы журналов «Вива» и «Пентхаус» ко мне подошел один из братьев Смозерс, тот, который белокурый (они сейчас выступают на Бродвее в мюзикле «Я люблю свою жену»), – подошел и сказал: «Привет, Энди, как оно?» А потом, когда я пошел к телефону, чтобы попытаться позвонить в офис, он там уже ждал, пока телефон освободится. Мы разговорились, он рассказал о себе, что у него типа творческий кризис, ничего не получается, и это, наверное, оттого, что у него теперь есть деньги и все в жизни наладилось, и он спросил у меня, а что у меня с этим, и я сказал, что у меня ничего не получается с тех пор, как в меня стреляли, потому что после этого я перестал общаться с чудиками и подонками. Потом один парень его спросил: «А вы меня не помните? Я был шофером у такого-то, а еще я первым пришел работать слугой в дом Шэрон Тейт после того, как там всех поубивали». Отлично выразился, а? Ходят слухи, что «Вива» вот-вот закроется.

Суббота, 18 ноября 1978 года

Сегодня чудесный день, на улице больше плюс двадцати. Наблюдал, как люди прыгают в сквере на пого-стиках[628].

Воскресенье, 19 ноября 1978 года

Позвонил Стиви Рубелл и спросил, не хочу ли я пойти вместе с Дайаной Росс на концерт, который в полночь устраивает в «Пэлас тиэтер» та пара, кто пишет для нее песни. Эшфорд и Симпсон[629]. Мы поехали в «Пэлас тиэтер» на лимузине, прошли в гримерку. Муж по-настоящему красив, а жена весьма мила. Когда зрители увидели Дайану, все тут же бросились к ней. С нами были четыре телохранителя, и все негры ее просто обожают. The Wiz сейчас стал гвоздем сезона, я этого не знал. Концерт прошел на ура, не раз кричали «браво». Потом была вечеринка в честь Валентино в «Студии 54». Стиви, видимо, пытался устроить ее в очень дурном вкусе: официанты были одеты как отцы-пилигримы, подавали только блюда из индейки. Он сказал, что ему пришлось объяснять Валентино, почему он поступил именно так. Когда он, по его словам, произнес: «Ну, понимаешь, Америку ведь открыл итальянец», только тогда тот [смеется] понял, что к чему. Наружная часть «Студии 54» была оформлена как носовая часть корабля. Я потерял Хальстона в толпе, а когда снова его нашел, он ел ножку индейки и даже поделился со мной. Где-где, а на дискотеке есть мясо – последнее дело, но я потом увидел, что и Стиви ест индейку, так что, видимо, можно и так. Там была Барбара Аллен, она отправлялась домой, у нее свидание с Брайаном Ферри.

Понедельник, 20 ноября 1978 года

Трумен снова пойдет участвовать в «Шоу Стэнли Сигала», однако лишь потому, что на этот раз оно будет предварительно записано на видеопленку. Журнал «Вива» закрылся, и Кэтрин теперь за бортом.

Вторник, 21 ноября 1978 года