Тэмуджин. Книга 4 Гатапов Алексей
Тэмуджину вдруг стало смешно – он представил себе Джамуху на ханском троне, властителем, равным Тогорилу или найманскому хану, – и невольно рассмеялся.
– Хоть ты смейся, хоть не смейся, а это так, – сказал Кокэчу. – Скоро ты с этим столкнешься.
Тэмуджин прервал веселье и задумался.
«Ну, а почему и нет? – подумал он. – Каждый может мечтать… Ведь и Таргудай хотел стать ханом, хотя и ничтожный человек. Таковы люди: большинство их не думает, под силу им это или нет, но рвутся изо всех сил, лишь бы занять высокое место, удостоиться чести…»
Ему теперь яснее, чем до этого, открывалось истинное лицо Джамухи, и он с удивлением размышлял: «Кажется, и вправду он не таков, как я думал. И с войском у него не по глупости вышло, а с расчетом. Так друзья не поступают… И когда же так сильно изменилось его отношение ко мне? Ведь на меркитов ради меня он вышел с доброй душой. Что же случилось?.. Как бы там ни было, теперь я остался без этого друга. И кто же мне друг теперь? Может быть, Кокэчу?..» – Он посмотрел на шамана. Скрытный и в то же время пронзительный взгляд, будто насквозь проникающий в душу другого человека, не располагал ни к каким близким отношениям.
Не придя ни к какому-нибудь решению, он сказал:
– Хорошо, брат Кокэчу, теперь мне все ясно. Но что нам сейчас делать, как уклониться от беды?
– Буду звать своих духов, – беспечно пожал плечами тот. – Они мне подскажут дорогу. Ты не бойся ничего и делай все, как будто ничего не случилось, а я пойду вместе с газарши и буду направлять его в трудных местах.
– Я пойду с вами, – сказал Тэмуджин.
Кокэчу равнодушно пожал плечами.
Они вернулись к остальным. Вожди с неприкрытым любопытством смотрели на них. Бури Бухэ недовольно косился, с неприязненной усмешкой кривил губы. Он обратился к Тэмуджину:
– Племянник, я что-то не пойму, мы здесь на охоте или просто побродить приехали? Пора уж идти вперед!
– Подождите немного, дядя Бухэ, сейчас все решим и пойдем.
– Чего еще решать? Двигай людей вперед – вот и все решение.
– Дядя Бухэ, вы в моем крыле, а я здесь старший. – Тэмуджин раздраженно повысил голос. – Наберитесь терпения и ждите моего приказа.
Тот досадливо крякнул, но, шумно вздохнув, промолчал.
Тэмуджин взглянул на Сагана.
– Разбей свою тысячу на десятки и пускай их равномерно вместе с цепью. Они будут подкреплять загонщиков там, где зверей будет много.
Затем обратился к Асалху.
– Твоя тысяча пойдет первой.
Тот коротко кивнул.
– Дядя Бухэ, ваши пойдут за ними.
У Бури Бухэ, когда он увидел, что его отряд не задвигают назад, а отправляют одним из самых первых, переменилось лицо. Едва скрывая довольную улыбку, он важно огляделся по сторонам.
На самом же деле Тэмуджин, не надеясь на войска своих дядей, решил перемежить их со своими тысячами, а Сагану приказал побольше воинов держать ближе к тем местам, где будут цепи его дядей.
За третьей тысячей он поставил отряд Алтана, за четвертой – Даритая, за пятой – Унгура и Сача Беки. Замыкали цепи немногочисленные джелаиры во главе с Мухали и сотня борджигинских юношей во главе с Бороголом. Ближних нукеров – Джэлмэ и Боорчи – он держал рядом.
Разобрались с расстановкой отрядов, прикинули путь в обход до дальнего хребта и с небольшим запасом рассчитали расстояние между всадниками в цепи – в десять шагов. Мэнлига Тэмуджин попросил оставаться на месте, чтобы проследить за порядком выдвижения отрядов, а затем пристать к тобши и присматривать за ним, следить за его действиями.
Распорядившись обо всем, Тэмуджин вместе с братьями, нукерами и тремя старейшинами двинулся вперед, вслед за газарши и Кокэчу.
Мэнлиг, оставаясь на месте, смотрел им вслед. Выждав, когда они отъехали среди кустов шагов на десять, он дал знак стоявшему в первом ряду всаднику. Тот тронул коня по их следу. На его место выдвинулся второй всадник, готовясь так же двинуться вслед.
К полудню, как и рассчитывали, дошли до середины хребта, закрывавшего западную сторону котловины. Дорога шла по краю подножья: слева скалистый, присыпанный снегом склон горы резко поднимался вверх, справа возвышалась густая, усеянная молодой сосновой порослью тайга. Недавно выпавший снег частыми комками осыпал ветви деревьев.
С утра небо вновь начало затягивать мутной пеленой, и солнце скоро скрылось за серыми облаками. Газарши прокладывал путь, угадывая направление по отвесному склону горы.
Тэмуджин ехал вслед за Кокэчу. Сзади один за другим продвигались младшие братья со знаменем и нукеры со старейшинами. Приотстав шагов на пятнадцать от них, следовал первый воин цепи, за ним шагах в десяти продвигался второй, за тем, то и дело скрываясь в густых зарослях, шли третий, четвертый, а дальше за изгибами и ложбинами уже не было видно никого, лишь по редкому фырканью лошадей да карканью ворон можно было понять, что там продвигается длинная цепь.
«Кажется, здесь и заблудиться негде: справа стена горы, слева низина, – подумал Тэмуджин, вглядываясь вперед, и тут усомнился: – Может, зря мы с Кокэчу так думали про Джамуху, дорога прямая, вот и дал он нам такого газарши».
Он натянул поводья, увидев, что Кокэчу остановил своего коня. Тэмуджин поравнялся с ним. Газарши, заметив, что задние остановились, тоже придержал коня, оглянулся на них.
– Мы не туда едем, – сказал Кокэчу.
– Как это не туда? – удивился газарши. – Вот гора, а там низина. Другого пути здесь нет.
– Нет уж, это обманное место.
Тэмуджин тоже был удивлен словами шамана; насторожившись, он внимательно оглядывался вокруг. Из-за густых зарослей и высоких деревьев не было видно ни низины справа, ни той дальней вершины впереди, к которой они должны были подобраться.
«Если полагаться на то, что гора слева ограждает котловину, то прав газарши, – подумал он. – Другой дороги здесь не должно быть».
Но, зная, что Кокэчу не будет зря говорить, он промолчал и смотрел на него, выжидая. Тот, прикрыв глаза, будто прислушиваясь к чему-то, весь подобрался в седле, замерев, и лишь губы у него едва заметно пошевеливались.
– Нет уж, вам что-то померещилось… – заговорил было газарши, но Кокэчу оборвал его.
– Ты помалкивай, раз не знаешь тайгу, и делай что я скажу. Езжай туда! – он указал рукоятью плетки направо, почти прямо от горы.
Газарши медлил, недоверчиво поглядывая на него. Тэмуджин первым двинул коня и сказал ему:
– Поезжай, как он говорит. Он знает больше, чем мы с тобой.
Тот неохотно тронул, оглядываясь в сторону прежнего пути. Дорога пошла вниз. Ехали медленно, оглядываясь по сторонам.
В полутораста с лишним шагах они достигли дна какого-то оврага и тут же стали подниматься вверх. Проехали столько же еще, и перед ними из-за деревьев показалась высокая скала. Это была другая гора.
– Мы шли в ущелье! – газарши с испугом смотрел на шамана. – Могли уйти в другую падь!
– Пока разобрались да вернулись, на полдня задержались бы! – засмеялся Хасар, ехавший сзади. – Ну и газарши нам достался. Поохотились бы тут.
– Видишь, – с усмешкой сказал Кокэчу, глядя на газарши, – я тебя спас от смерти. Помнишь, что обещал твой нойон, если уведешь нас в сторону? Он тебя казнил бы мимоходом и тут же забыл, что был такой человек. А теперь подумай-ка, с кем тебе лучше дружить, с таким нойоном или со мной, шаманом, который подскажет, где опасность?.. Подумал? Вот и слушайся отныне меня. Езжай под этой скалой.
Тронули дальше. За скалой начинался такой же почти отвесный склон горы, направо так же уходила низина.
Тэмуджин поравнялся с Кокэчу. Он чувствовал на душе такое облегчение, будто они едва не напоролись на самострел или ловчую яму. Тепло глядя на шамана, испытывая к нему благодарное чувство, он сказал:
– Ты сейчас отвел меня от беды. Что было бы, если мы заплутали и испортили облаву? Мне бы потом не избавиться от позора.
– А этого добивается твой анда, – пожал плечами Кокэчу. – Я тебе говорю, у него одна задумка: принизить тебя в глазах людей, опозорить, чтобы и в следующие годы быть тобши, а тебя отодвинуть в сторону.
– Я уже понял это, – сказал Тэмуджин, подавляя досадливое чувство.
Шаман некоторое время пристально смотрел на него и сказал:
– Знаешь, в чем твоя главная ошибка?
– В чем? – быстро спросил Тэмуджин и почувствовал любопытство к тому, что тот скажет.
– В том, что ты смотришь на других, как на самого себя. Если сам не хитришь, не строишь кому-то подвохов, то и другие тебе кажутся такими же. А Джамуха, тот и вовсе кажется тебе особенным, чуть ли не святым. Думаешь, если он твой анда, то и безгрешен, не способен ни на какой обман. А он такой же человек, как и все, устремления у него такие же, что и у остальных нойонов.
– Какие же это устремления? – спросил Тэмуджин.
– К славе, к власти, к богатству – к чему стремятся все нойоны. Ведь за это они готовы перегрызть глотку любому, кто встанет на их пути, – иначе они не были бы нойонами. Они что вожаки в волчьей стае или жеребцы в табуне. Потому никто из них и не может желать добра другому, все только о себе думают. И Джамуха твой такой же. Если рассудить по уму, в таком положении тебе нужно поближе ко мне держаться, а ты вместо этого сторонишься меня, все независимым быть хочешь.
– Я не сторонюсь тебя, откуда ты взял? – Смутившись, Тэмуджин оглянулся назад, проверяя, не слышит ли их кто-нибудь. – Я всегда был благодарен тебе за все, что ты мне сделал.
– Мы с тобой редко встречаемся, – будто не слушая его, продолжал Кокэчу. – Поэтому я тебе повторю, а ты еще раз внимательно выслушай меня и запомни. Не ищи себе друзей среди нойонов, потому что никто из них по своему нутру не может быть истинным другом. Как ни один жеребец не может хорошо относиться к другому жеребцу, так и ни один нойон не может так же относиться к другому нойону. Сейчас он кажется таким, лезет в друзья, говорит хорошие слова, но потом неизбежно между вами возникнет то, что будет желанно вам обоим: власть, верховенство над народом, – и пропадет ваша дружба, как туман под степным ветром. Если не уяснишь себе это сейчас, в будущем ты всегда будешь ошибаться. Вот теперь ты видишь, что ошибся с Джамухой, а потом увидишь, что ошибался и с Тогорилом.
Тэмуджин вспомнил, как в меркитском походе Тогорил воровал у них добычу, и мысленно признал правоту шамана. Воспользовавшись случаем, он решил выпытать у шамана то, что у того в помыслах.
– Ну хорошо, я знаю, что нойоны жаждут власти и владений, ну а вы, шаманы, чего вы желаете?
– Из того, чего жаждете вы, нойоны, нам ничего не нужно. Не нужны нам ни табуны, ни подданные, а все наше богатство – хороший конь, шаманский бубен, шуба да корона. Мы не собираем войск, не ведем войн, потому и не соперничаем с вами, не противостоим вам.
– Ну, а что-то вам ведь нужно?
– Нам нужно, чтобы в степи был мир и сильная власть нойонов, а еще лучше, чтобы в племени был единый хан. Чтобы в улусах был порядок, чтобы владения ваши были крепкие, чтобы на монголов не могли зариться чужие племена. Когда мир и порядок, то люди послушны закону, соблюдают обычай, свершают обряды, приносят обильные жертвы богам. Тогда и боги довольны, и нам легче обращаться к ним, просить у них помощи. Вот что нам нужно.
Тэмуджин надолго примолк. Он, сгорбившись, сидел в седле, недоверчиво прищурив глаза, застывшим взглядом уставился на сгорбленную спину ехавшего впереди газарши и обдумывал слова шамана.
Наконец повернулся к нему, сказал:
– Давай будем говорить открыто. Сейчас ты говоришь, что вам не нужны ни власть, ни владения. Но ведь два года назад ты со своим отцом требовал у меня послушания, чтобы я делал все так, как вы мне скажете. Это что, не стремление к власти? – Он прямо смотрел на него, требуя признания.
Кокэчу тихо, почти неслышно рассмеялся – так он и смеялся всегда раньше, в детстве, когда они были неразлучными друзьями. Тэмуджин за последние несколько лет не видел, чтобы тот веселился так беспечно (лишь сдержанную улыбку можно было увидеть на его неприступном лице), и теперь удивленно смотрел на него, внутренне поддаваясь его внезапному порыву, готовый рассмеяться вместе с ним.
Тот, пригнувшись над гривой коня, долго трясся в смехе и наконец, успокаиваясь, выпрямился, с улыбкой посмотрел на него.
– Ну, опять ты никак не поймешь самого простого.
– Чего же я не понимаю? – спросил Тэмуджин, нетерпеливо перебирая поводья. – Ты говори яснее.
– А ты помнишь себя, каким был два года назад? Ведь ты был похож на бешеного волчонка, глаза твои горели желтым огнем. Готов был натворить все что угодно, только бы поскорее вернуть отцовское войско да отомстить Таргудаю. А положение твое было тогда опасное, неясно было, чем все закончится. Потому мы и пытались сдерживать тебя, требовали, чтобы ты слушался нас.
– Только ли поэтому? – недоверчиво усмехнулся Тэмуджин, искоса глядя на него.
– А почему же больше? Ведь что было бы, если вдруг ты заявился со своим знаменем к отцовскому войску, именем Есугея-нойона понудил всех идти войной на тайчиутов? Какую суматоху учинил бы, сколько крови пролилось! И как теперь люди на тебя смотрели бы? Сказали бы, что сумасшедший, похуже Таргудая, и отвернулись бы от тебя навсегда. Вот почему мы пытались держать тебя на поводу – для твоего же блага. Но теперь мы видим, что ты вырос и сам можешь править своим улусом… Ты пойми, мне не нужно ничего из твоего владения, но и теперь ты должен слушать мои советы, потому что ловушки перед тобой стоят на каждом шагу. Я их вижу, а ты – нет. Вот как сейчас с Джамухой. Понимаешь меня?
– Понимаю, – Тэмуджин, вдумываясь в слова шамана, пытался разобраться в их искренности. Казалось, с одной стороны, тот был прав, а с другой, еле заметную хитрость, лукавство чувствовал он в них, но никак не мог уловить подвоха и боролся с самим с собой в сомнении.
Отставив мысли, в которых он не мог разобраться сразу, он решил зайти с другой стороны.
– Вот ты говоришь, что нойоны друг другу не друзья, а противники, как жеребцы в табуне. Но ведь и Тогорил, и Джамуха мне оказали немалую помощь. Без них я не смог бы отомстить меркитам и вернуть жену. – Тэмуджин снова взглянул на шамана, ожидая ответа.
– Да, они помогли, потому что сочли нужным для себя это сделать, – невозмутимо пожал тот плечами. – Но они тебе не истинные друзья, а временные попутчики. По-настоящему только мы, шаманы, помогаем тебе. Помнишь слова старого шамана там, в ононских горах?.. С тех пор мы и стараемся для тебя, устраиваем все с таким расчетом, чтобы всюду у тебя был выход, чтобы в нужное время рядом с тобой появлялись помощники. И с Джамухой ты подружился не сам по себе, и из тайчиутского плена ты смог бежать не без нашей помощи, и Тогорил тебе помогал не по одной своей прихоти. И Таргудай недавно без сопротивления отдал тебе отцовские владения – все это при нашей шаманской помощи. Мы направляем мысли и стремления людей, мы просчитываем будущие события и неустанно молимся богам, просим их за тебя, посылаем к тебе на помощь своих духов-рабов, сами трудимся, подстраиваем все, как нужно для тебя.
– Подожди, значит, вы знали, что я этой осенью пойду на Таргудая, и помогали мне? – переспросил его Тэмуджин.
– Мы не только знали, но и подводили все к этому. Я сам все те ночи не спал, старался, чтобы Таргудай был смирен перед тобой, как старый мерин.
– А как же ты это делал?
Кокэчу помедлил, будто раздумывая.
– Ну хорошо, скажу тебе. Трижды насылал я к нему обманные сны. В последний раз это было за два дня перед твоим приходом. Ему снился один и тот же сон, будто он наголову разгромлен твоими войсками и бежит в дремучие леса, спасаясь от тебя. После такого сна, да еще трижды повторившегося, разве он решится поднимать оружие против тебя? И не только это, взять хоть то, что эти джелаиры пришли к тебе, – мало, думаешь, пришлось нам потрудиться – это все мы, шаманы, подготавливали, пододвигали те события одно под другое.
– А меркитский набег?
– И это случилось не просто так, а с помощью восточных военных богов, которых мы упросили помочь тебе поднять отцовское знамя, вернуть улус. Но ведь до вас, до людей, все это с трудом доходит. Вы не понимаете истинных причин того, что происходит, да еще и слушать нас не хотите и делаете все неправильно. Приходится и за вас трудиться, исправлять ваши ошибки. Вот вы перед походом на меркитов даже нас, шаманов, не позвали, не помолились как следует, не принесли жертв богам, как надо. Пустились напролом, надеясь на большое войско. Нам самим пришлось кропить вам вслед и кровью, и вином. А меркитским вождям мы затуманили головы так, что они четыре дня пьянствовали перед вашим приходом. Они ведь народ непростой, неизвестно, что было бы, если встретили вас наготове. Думаешь, вы справились бы с ними так легко, если бы не наша помощь?
– А почему, если это устроено богами, нужно было доводить до такой беды? То, что жену увели, это я понимаю – чтобы я поднялся в поход и совершил это дело, но чтобы она понесла от них ребенка, это разве тоже от воли богов?
– Все на свете, даже дуновение ветра – по воле богов, только сразу понять это людям не дано. Это покажет сама жизнь.
– А сам ты можешь это объяснить?
Кокэчу долго смотрел на него прищуренным, изучающим взглядом, будто раздумывая, говорить ему или нет.
– Ты помнишь, что три года назад сказал тебе старый шаман: ты будешь ханом над многими народами. А хан – это не просто нойон, он как отец для всех племен, над которыми поднято его знамя, а для отца все дети одинаковы. Истинный хан не делит народ на своих и чужих, у него для всех один закон, одна воля. Твой прадед Хабул-хан, умирая, свой трон завещал не кому-нибудь из своих семерых сыновей, хотя были и очень достойные среди них, хотя бы твой дед, Бартан-багатур. Он отдал трон другому соплеменнику – Амбагаю, чтобы показать всем, что ханство – не кормушка для одних и тех же, а общая крепость. Таким должен быть истинный хан. Может быть, чтобы ты уже сейчас уяснил себе это, боги заставили твою жену понести от меркита, кто знает? Боги не дают ответа прямо, а если и дают, слабый ум человека не сразу поймет. Но ты должен хорошенько думать над всем этим, чтобы своим умом доходить до истины. И над всем, с чем сталкиваешься в жизни, ты должен думать изо всех сил, стараться докопаться до корня. Будет трудно, обращайся ко мне, я буду подсказывать. Только так у тебя по-настоящему созреет разум, войдет в силу.
Тэмуджин слушал шамана и чувствовал, как далеко он уступает тому в уме и знаниях, наскоро шире у того мысли. «Видно, правду говорят, что шаманы – другие люди, не такие, как мы», – подумал он, косясь на его руки, без рукавиц покоившиеся, не глядя на жестокий холод, на медной луке седла.
Он вспомнил, как старый шаман сказал ему, что и у него откроется третий глаз и он начнет видеть будущее.
– А где тот старый шаман? – спросил Тэмуджин. – Жив он?
– Ушел на дальний север, к ледяному морю.
– Где же это?
– На краю земли, откуда не возвращаются. Там он будет шаманить три года и оттуда вознесется к звездам.
«Мир для шаманов в семь раз больше, чем для простых людей, – вспомнил он слова деда Тодоена, слышанные им когда-то в детстве, и подумал: – Видно, так и есть, и с простым умом к ним не сунешься».
– Ну а как же мне быть с Джамухой? – спросил он, решив расспросить его до конца про анду. – Он что, так и будет строить мне козни?
– Жизнь обоим вам укажет дорогу, а тебя заставит найти способ, как обойтись с ним, – снова загадкой ответил Кокэчу. – Ну а в трудную пору мы, шаманы, будем помогать, как и помогали до сих пор. Скажу еще, что ты правильно сделал, что взялся за свое войско, в будущем оно для тебя будет главной опорой…
Он вдруг замолчал, огляделся вокруг и окликнул ехавшего в десяти шагах перед ними газарши.
– А ну, стой!
Тот послушно натянул поводья, оглянулся.
– Езжай направо.
Тронули вниз. И вновь они проехали через такой же распадок с оврагом посередине и выехали к другой горе.
– О Джамухе не жалей сильно, – сказал Кокэчу, продолжая разговор. – Таковы все люди, а они – то же, что звери, и двум вожакам в одной стае не ужиться. Помнишь, я предупреждал тебя о Бэктэре? Ведь прав я был? Ну и здесь то же самое, только тогда это было в одной семье, а тут – в одном племени. Никакой разницы нет. Если будешь безобидным телком, анда тебя съест и не поперхнется. Ну, может быть, раз или два вспомнит со слезой, на пьяную голову, да и забудет. Таковы люди. А меня ты больше не избегай, я твой истинный друг.
До вечера они еще дважды проезжали через такие же обманные места, по которым легко можно было сбиться с пути и уйти в сторону, в ущелье. Во всех тех местах росли такие густые сосновые заросли, что не было видно ничего дальше полусотни шагов, как будто кто-то нарочно их насажал тут, чтобы обмануть облавщиков, увести их в сторону от нужного пути.
В ранних сумерках впереди, в просвете между верхушками сосен, наконец, они увидели очертания скалистых выступов вершины горы. По темнеющему лесу пересекли еще одну падь между двумя небольшими отрогами и стали подниматься к подножью.
В густеющих потемках, почти прямо над собой, рядом с высыпавшими звездами, Тэмуджин увидел острую скалу, выступающую на восточную сторону, и облегченно перевел дух, мысленно возблагодарил богов за удачный исход.
«Ну, Джамуха-анда, скоро узнаешь, что не помогли тебе твои хитрые уловки, – насмешливо подумал он. – Теперь-то мы будем на равных и посмотрим, кто на этой охоте окажется лучше, ты или я».
Пройдя шагов полтораста вверх по каменистому подъему, примыкающему к склону, они оказались под вершиной горы. Воинов Джамухи на противоположной стороне не было видно. Сзади стих мерный скрип лошадиных шагов, движение приостановилось. Подождав, напрягая слух, и не услышав никаких звуков, Тэмуджин убедился, что крыло джадаранов запаздывает. Он велел передать по цепи, что они без происшествий дошли до места.
«Даже первыми пришли на назначенное место в чужой тайге! – порадовался он про себя и теперь вновь был благодарен Кокэчу так, что готов был его обнять как родного. Думая теперь о нем, он честно признавался себе: – Что ни говори, а он немало мне помогает! Да и ничем он мне теперь не опасен, и то, что говорит: не нужно им, шаманам, ни владений, ни нойонской власти – в этом тоже есть правда. Влияние их в племени велико, да и к богам и духам они близки, потому и нужно с ними дружить».
Долго все стояли на месте, не нарушая тишины; лишь изредка раздавались негромкие голоса – соблюдали правило облавной охоты: пока не сомкнется круг, нельзя издавать лишних звуков.
Тэмуджин услышал, как сзади недовольно переговаривались братья.
– Ну и люди эти джадараны, – бурчал под нос Хасар. – В своей тайге и то опаздывают. И что мы теперь, до рассвета будем стоять так?
– Они и в меркитском походе все время медлили, – вторил ему Бэлгутэй. – Как бы они нам охоту не испортили.
Тэмуджину неловко было за них перед старейшинами, которые могли услышать их, и одернул братьев:
– Эй, вы, а ну прижмите языки! Вы что, великими воинами себя возомнили?
Те притихли.
Уже в полной тьме послышался шорох шагов с противоположной стороны. Скоро между деревьями показался всадник – это был газарши другого крыла. За ним один за другим подъезжали другие всадники.
Когда они приблизились, газарши обеих крыльев по обычаю шутливо приветствовали друг друга:
– Хорек не услышал вас?
– А горностай вас не унюхал?
Они первыми слезли с лошадей, наскоро наломали сухих прутьев, высекли огонь, раздули и возожгли костер. Затем достали из переметных сум туесы с арзой и хорзой, побрызгали хозяевам горной долины.
Теперь, когда оба крыла сомкнулись, сошли с лошадей и остальные охотники. Разом порушилась обманчивая тишина в ночной тайге, по всей цепи облавы разнеслись голоса тысяч людей. Воины привязывали лошадей к деревьям, расходились по лесу. Тут и там с треском ломали они сухие ветви, готовили дрова на ночь. Сойдясь по шестеро-семеро к общему костру, возжигали огонь, доставали припасы еды и крепкого, брызгали огню, духам – хозяевам гор…
V
На рассвете начали сужать облавный круг.
Перед утром в тайге заметно подморозило. Тэмуджин, сидя у жаркого огня, наскоро подкрепился домашней снедью, выпил поданную Кокэчу чашку горячего отвара из трав и корней (будто бы придающих силы, как тот сказал, на целые сутки), отошел от костра и сел на подведенного нукерами коня. Стужа сразу опалила ему щеки, ущипнула за мочку уха, в глотке сперло дыхание. Приподнявшись в седле, он подправил под собой теплую полу медвежьей шубы, натянул на уши барсучью шапку и, привыкая к морозу, изо всех сил напряг тело.
Лошади были покрыты густым, как снег, инеем, с косматых морд их пучками свисали сосульки. Громко отфыркиваясь, они по-собачьи встряхивались, взбадривая себя, нетерпеливо мотали головами и дергали поводья.
Тэмуджин поднял взор, оглядел просветы между деревьями. Небо было безоблачно, но над тайгой висела морозная дымка, и сквозь нее смутно виднелись звезды, догорающие на синеющем с востока небосводе.
Он перевел взгляд на темнеющий перед ним лес, подумал с легким волнением: «Осталось только одно – до вечера выгнать зверей из леса. Успеем ли? Хотя дорога теперь прямая, погоним не коров и лошадей. Надо еще засветло перебить их, на это тоже уйдет время…»
Со стороны крыла джадаранов подъехали несколько всадников. В сумеречном свете Тэмуджин узнал газарши, одного из тысячников Джамухи и одного из младших его дядей. Сопровождали их несколько нукеров.
– Ну, как ночевали, не замерзли? – с широкой улыбкой обратился к нему дядя анды. – К утру похолодало.
– У костра тепло было. – Тэмуджин пожал плечами. – Мы всю ночь подбрасывали в огонь.
– Да, а я ведь все время посматривал оттуда в вашу сторону, видел, что огонь у вас хорошо горел, – благодушно покачивал тот головой в волчьей шапке. – Смотрю и думаю: хорошие нукеры у Тэмуджина, услужливые да сноровистые, а то ведь бывают такие, что заснут и не добудишься…
Тэмуджин всмотрелся в его лицо, и приторно-благодушная улыбка джадаранского нойона вдруг стала неприятна ему. Он вспомнил, как осенью этот нойон точно так же улыбался, по-лошадиному оскалив зубы, когда вместе со своими братьями вымогал у Джамухи долю с меркитской добычи.
– Ну что, начнем нашу охоту? – говорил тот, все так же показывая зубы. – Как говорится, кто раньше начнет, тот раньше закончит.
Помедлив, Тэмуджин ответил:
– Пожалуй, пора.
Он посмотрел на Кокэчу. Тот вышел вперед, вынул из-за пазухи маленький кожаный кувшин с медной чашкой, побрызгал по сторонам, произнес короткую молитву и махнул рукой.
– Начинайте.
Оба газарши подняли луки в небо, натянули тетивы и разом пустили по свистящей стреле. Дождавшись, когда стрелы, взмыв вверх и на миг примолкнув где-то на самой вышине, с новым свистом стали падать вниз, они в два голоса запели ехор – песню облавной охоты.
Ближние всадники в цепи громко подхватили песню, беря копья в подмышки, шагом тронули коней вниз, в долину. Все больше голосов присоединялось к песне, звуки ее набирали силу и скоро уже слышались с обеих сторон, разносясь все дальше, по всему верхнему краю. Еще немного – и многоголосый рев охотничьей песни гремел издалека, с подножий соседних гор.
Джадараны поздравили киятов с началом облавы, пожелали доброй охоты и заторопились обратно, гурьбой поспешили на свою сторону.
Тэмуджин вместе с Кокэчу и старейшинами, глядя, как удаляется от них цепь всадников и как далеко впереди с деревьев слетают комья снега – то ли от гремящих на морозе звуков ехора, то ли от пущенных загонщиками по белкам и соболям стрел, – двинулся вслед за цепью. Шли они от горы по ровному, пологому спуску, и отдохнувшие за ночь кони легко распахивали ногами рыхлый пушистый снег, доходивший им почти до колен.
Тэмуджин то и дело посматривал влево, где шагах в шестидесяти от него в окружении нукеров ехали джадаранские нойоны. У него все не выходил из головы дядя Джамухи со своей неприятной улыбкой.
«А что он тут делает, почему он здесь? – вдруг подумал Тэмуджин, пристально глядя на его сутуловатую посадку, на то, как, помахивая правой рукой и оглядываясь, он говорил что-то остальным всадникам. – Здесь ведь тысяча анды идет, вон и тысячник тут, а где его самого отряд? Он в другом месте должен быть. Значит, свое войско бросил и зачем-то обретается здесь… видно, неспроста. А что, если это Джамуха его послал сюда, за мной присматривать?.. Наверно, вчера они ждали, что наше крыло заплутает в тайге и не выйдет на место, тогда они должны были двинуться вперед, чтобы самим охватить всю котловину… А этот, видно, собирался верховодить на этой стороне».
Усмехнувшись, он отвернулся от соседей по крылу, стараясь не думать о них, стал смотреть вперед, на загонщиков.
В обе стороны цепи ему видны были только до полутора десятков всадников, остальных скрывали заросли. Но мощные звуки песни гремели уже издалека, эхом отдаваясь в горах, и звери, попавшие в круг, в страхе должны были бежать вниз, в сторону опушки, где нижняя часть облавного круга безмолвствовала, подпуская животных на свою сторону.
Уже шагов через сто показались следы большого стада изюбрей. Тут и там в снегу чернели кучки подмороженного свежего кала.
– С сотню голов будет, не меньше, – сказал Боорчи, окидывая взглядом полосу взрыхленного копытами снега, исчезающую за кустами. – Видно, они с вечера тут паслись.
– Стали на ночь в этих зарослях, – согласился с ним Джэлмэ, оглядывая место вокруг. – Услышали шум и ушли вниз.
Еще через полтораста шагов увидели кабаньи следы.
– И этих не меньше, а может, и больше, – воскликнул Бэлгутэй, радостно взглядывая на Тэмуджина. – Вон, еще за теми кустами следы.
«Ну, если только на нашем пути столько зверей, кажется, и в самом деле их тут немало», – успокоенно подумал Тэмуджин, со стороны поглядывая на стариков, стараясь по лицам их угадать, как они смотрят на такое начало. Те тоже удовлетворенно покачивали головами, переговариваясь между собой.
Справа, между деревьями, позади цепи загонщиков показалась большая толпа всадников. Тэмуджин натянул поводья, глядя на них. Впереди всех рысил тысячник Саган, на ходу стряхивая с воротника медвежьей шубы осыпавшийся с деревьев снег.
Приблизившись, он доложил:
– Расставил всех по десяткам, а там, где вы указали, – по полусотне. И вот, вам тоже привел одну полусотню. Может пригодиться.
– Хорошо, пусть будет при нас. Сам будь настороже, и пусть воины постараются – сегодня мы должны быть готовы ко всему.
– Я поговорил со своими сотниками, предупредил.
Шагах в пятистах по цепи послышался тонкий свист сигнальной стрелы.
– Видно, медвежью берлогу нашли, – прислушавшись, сказал Саган. – Там поблизости мои парни идут, они выгонят зверя. Ну, я поеду к ним.
– Поезжай.
Саган и его нукеры размашистой рысью скрылись за кустами, оставляя за собой взвихренную снежную пыль, а над восточной горой выглянуло солнце, красноватыми лучами осветило снежные шапки на верхушках деревьев. В тайге разом посветлело, заросли как будто поредели и отчетливее завиднелись дальние кусты. Тэмуджин напрягал зрение, вглядываясь вперед, пытаясь рассмотреть сквозь темные заросли что-нибудь живое: не покажется ли над кустами рогатая голова лося или изюбра. Но, видно, слишком напуганы были звери, что стремглав бежали вперед и были уже далеко. Однако чем ниже спускались загонщики в таежную низину, тем больше звериных следов встречалось на снегу. И все чаще – то издали, то поближе – доносились одиночные звуки сигнальных стрел: загонщики то и дело натыкались на медвежьи берлоги или стада кабанов и призывали на помощь запасные отряды.
«Главное, зверь есть и его немало, – раздумывал Тэмуджин, продолжая разглядывать дальние заросли. – Рано или поздно он покажет себя».
– Смотри, сколько тут косуль прошло, – сзади послышался взволнованный голос Бэлгутэя. – А вот и волки через их следы прошли, но сейчас им не до косуль, видишь, они в другую сторону направились.
Хасар помалкивал. Тэмуджин оглянулся – у него хищно поблескивали глаза и нетерпеливо шевелились ноздри, будто чуяли запах добычи. Тэмуджин подмигнул ему, тот недовольно нахмурил брови и опустил глаза – так собака рычит в ответ, когда хозяин погладит ее по загривку.
Несмолкаемо гремела охотничья песня, многие в такт ей стучали лезвиями мечей и сабель по медным стременам, издавая страшный для зверей звон и скрежет металла.
Тэмуджин по совету старика Сарахая приказал сообщить по цепи Джамухе, что зверя по всей котловине, по-видимому, много, и хорошо бы нижней части круга отступить подальше от опушки, в открытую степь, чтобы дать место для выхода подходившим зверям. Сообщение его, передаваясь от одного к другому, понеслось в нижний край долины.
Когда солнце поднялось над деревьями на вышину локтя, они увидели первых зверей – это были медведи. Тэмуджин выехал из небольшой ложбины и шагах в семидесяти перед собой, между кустами, заметил старого, матерого самца, и тут же неподалеку от него увидел идущую по извилистому оврагу медведицу. Та вела за собой двух годовалых детенышей и осторожно пробиралась по каменистому дну, озираясь по сторонам. Чуть позже правее, в полосе редких зарослей показались сразу четверо или пятеро молодых медведей. Жирные, с лоснящимися на свету шкурами, они покачивали на ходу толстыми боками.
Злые спросонья, но умные и расчетливые, медведи сразу почуяли, что впереди им спасения нет, и шли, оглядываясь на всадников, выжидая, когда между ними покажется брешь и можно будет выбраться из смертельного круга.
Матерый самец пошел медленнее, то и дело останавливаясь, внимательно оглядывая идущих следом загонщиков. Он словно понимал, что чем дальше, тем труднее будет пробиться через цепь. Остановившись, он долго стоял, оставляя все меньше расстояния от людей. Тэмуджин заметил это и теперь неотрывно смотрел на него. Медведь, подойдя к толстой сосне и став боком, шагах в семидесяти от загонщиков, явно готовился к прорыву. Прямо на него шел четвертый в цепи всадник.
Следовавшие за Тэмуджином нукеры и воины оставленной полусотни тоже заметили подозрительное поведение медведя, и не успел он обернуться к ним, как Джэлмэ уже указывал плеткой на зверя. Один из десятников махнул рукой, повел нескольких всадников наискосок через цепь.
– Смотрите, не убивайте тут, а то самим тащить придется! – крикнул им пожилой воин из полусотни. – Отгоните вперед.
Всадники подъехали к месту напротив зверя, соскочили с лошадей, бросили поводья одному из своих. С толстыми лиственничными палицами в руках они встали в ряд и с громкими, угрожающими криками пошли на медведя, размахивая над головами увесистыми дубинами.
Медведь постоял, глядя на них, и, когда оставалось до него шагов пятнадцать, неохотно отвернулся и двинулся дальше, все еще оглядываясь, злобно кося красными глазами. Скоро он ускорил шаг, вразвалку побежал по распадку, уклоняясь все левее, скрываясь между деревьями.
Тэмуджин взволнованным взглядом проводил старого медведя, уверенно подумал: «Будет пробиваться в другом месте».
Медведица со своим выводком тоже взяла левее, побежала вслед за старым самцом, видно, полагаясь на его сноровку, надеясь вместе с ним найти выход. Сзади к ней испуганно жались и бежали за маткой два округлых медвежонка, толкаясь друг с другом, будто им не было места.
Пятеро молодых медведей шли прямо, бесхитростно стремясь лишь скрыться из вида загонщиков за густыми зарослями. Появлялись на виду и другие медведи. Выйдя из-за кустов и увидев людей, они стояли, оценивающе оглядывая их, затем поворачивали и так же устремлялись в глубь леса.
Следов становилось все больше. Всадники уже всюду натыкались на прямые, недавно проложенные многими копытами широкие полосы на снегу, уходящие между деревьями вдаль. По ним было видно, что в круг попало немало и рогатых зверей: лосей, изюбров, мелких копытных – косуль, кабарги… Потревоженные от верхней стороны тайги, от хребтов, они густыми косяками неслись вниз, в сторону опушки – лишь бы отдалиться от страшного, протяжного и отрывистого рева, издаваемого людьми.
Тэмуджин слышал, как за спиной переговаривались младшие братья.
– Олени глупые, потому и бегут куда глаза глядят, – рассуждал Бэлгутэй. – Не понимают, что оказались в кольце. А медведи умные, присматриваются, ищут, где можно найти бреши.
За ним послышался возмущенный голос Хасара:
– Ты что все болтаешь без умолку, как беспутная баба? Без тебя все знаю… Все вокруг молчат, одного тебя слышно. На, лучше возьми знамя, да держи его прямо, не наклоняй вперед.
– Я и не наклоняю, где ты видишь это? – огрызнулся тот.
– А вчера что тебе старик говорил: держи прямо, это не простое копье, его отовсюду должно быть видно.
Тот, не отвечая, недовольно шмыгнул носом и примолк.
Скоро показалось большое стадо кабанов. Загонщики вышли на открытое место, где неглубокий овраг пересекал поляну шириной шагов в восемьдесят, и увидели множество тесно сбившихся, беспокойно копошащихся черных свиней. За оврагом, то теснясь около деревьев, то разбредаясь между кустами, бродили около трехсот больших, не считая годовалых, животных.
По ближнему краю несколько огромных, ростом почти с трехлетних бычков, вепрей, зло пригнув головы, смотрели на выходивших из-за зарослей всадников. С мощными загривками, каждый – с клыками длиной с наконечник копья, они с тупым бесстрашием встречали охотников.
Тэмуджин махнул уже изготовившейся полусотне, и та, рассыпаясь лавой, поскакала вперед, с криками пошла на стадо. Вепри невозмутимо смотрели на них, будто раздумывая, не броситься ли им навстречу. Остальные стояли, по виду готовые пойти вслед за вожаками.
Воины спрыгнули с взноровившихся лошадей, отдавая поводья троим или четверым юношам, и быстро выстроились в ряд, ощетинившись копьями, приготовились к отражению звериной лавы. Они медленно двинулись вперед. Справа по цепи доносились крики загонщиков – там уже передавали дальше, требуя подкрепления. Одиноко просвистела сигнальная стрела.
Вепри стояли на том же месте, поджидая. Пригнув головы, они упорно смотрели на приближающихся людей. Казалось, еще мгновение, и они побегут на них, увлекая за собой все стадо.
Один из воинов, шедший поближе к правому краю, догадался: воткнув копье в снег, выхватил лук из хоромго[13] и с предельной оттяжкой пустил толстую свистящую стрелу над головой самого большого вепря. Стрела с трубным звоном пролетела над левым ухом кабана и с оглушительным треском воткнулась в ствол старой, изломанной бурей и ссохшейся сосны, стоящей в отдалении, среди гущи кабаньего стада. Треск сухого, но крепкого, смолистого дерева был почти как летний гром и разлетелся вокруг, отдаваясь эхом по распадку. Кабанье стадо дрогнуло и разом побежало прочь. Крупные вепри, помедлив, двинулись за остальными. Скоро огромное напуганное стадо кабанов неслось по лесу, ломая кустарник, гремя сучьями сухих, поваленных деревьев, и долго слышался после них глухой и грозный шум.
– Их там, в кустах, было больше, чем на поляне, – говорили воины, возвращаясь к своему месту, – слышите, как шумят.
– С тысячу, не меньше!
– Догадались бы эти пойти на прорыв, за ними устремились бы другие, тогда от нас тут ничего не осталось бы, – опасливо поглядывая в сторону Тэмуджина, говорил один из них. – Всех смели бы…
– Да уж, сейчас твои кишки вот на этих ветвях висели бы, – смеялся над ним другой, показывая вверх. – А ты, видно, сильно испугался.
– Ты как будто не испугался, – резонно отвечал тот. – Это сейчас ты смеешься, а тогда, скажи уж, колени тряслись.
Посмеиваясь, все заняли свои места, и движение продолжалось.
Читать бесплатно другие книги:
