Тэмуджин. Книга 4 Гатапов Алексей
VI
К полудню небо посветлело, очистилось от морозной пелены, с утра нависшей над тайгой. Ярко засветило солнце, заглядывая в просветы между деревьями, поблескивая на заснеженных ветвях.
Заметно стало, как сузился облавный круг – расстояние между загонщиками теперь не превышало семи-восьми шагов. Все так же гремела по тайге охотничья песня, и хотя пели не так задорно и громко, как вначале, звуки ее сильнее доносились оттого, что круг облавы сузился и всадники плотнее сблизились друг с другом. От обоих крыльев облавы все отчетливее накатывал друг на друга многотысячный рев.
Медведи и кабаны теперь шли на виду у загонщиков и уже не стремились скрыться в зарослях – шли, почти как обыкновенный табун лошадей или стадо коров перед пастухами. Они понемногу привыкали к страшному, равномерному реву, грозящему им смертью, издаваемому преследующими их двуногими зверями на прирученных быстроногих животных – с прямыми и острыми палками в руках, пронизывающими туши насквозь, и еще более страшными, шипящими и свистящими на лету смертоносными жалами, разящими на немыслимо далеком расстоянии. Но шли они не спеша, то и дело останавливаясь, – по-видимому, перед ними столпилось множество рогатых зверей и уже мало становилось всем им места в облавном кругу.
Загонщики, глядя на гонимое ими несметное богатство – изобилие мяса и жира, шкур для одежды, рогов для луков, костей для стрел, – предвещающее им сытую и безбедную жизнь, светлели лицами. Многие, прервав песню-ехор, радостно перекрикивались между собой:
– Наконец-то! Попалась настоящая добыча!
– Да уж, будет чем животы набивать.
– В эти годы на облавной охоте только наедались, вот и вся радость была…
– Ну, теперь-то обогатились…
– Давно такого не видели.
– Всем достанется…
– Кажется, наконец я добуду медвежью шубу, – счастливо кричал один, показывая всем свой облезлый, залатанный рукав. – А у этой уж одно название осталось.
– Сначала убей, – смеялся другой. – Не попадешь в медведя, из кабаньей шкуры будешь шить…
– Ну, уж мое от меня не уйдет, – заверял тот. – Тонкой стрелой со ста шагов в глазницу не промахнусь.
– Поспорим?
– Давай!
– Что ставишь?
– Вот эти пять белок, – и показывал притороченные к седлу тушки.
Тэмуджин слушал их, радуясь выпавшей удаче, и мысленно благодарил богов. «Хоть добыча попалась настоящая, – думал он. – От такой уймы моему улусу и третьей доли хватит».
В это время, нагоняя его сзади, подъехали трое старейшин. Передним был Сарахай. Он и окликнул:
– Тэмуджин-нойон, подожди-ка…
Тэмуджин придержал коня. Мимо проехали братья и нукеры, почтительно объезжая стариков.
– Дело вот какое, – страдальчески кривя лицо от старческой одышки, трудно дыша морозным воздухом, проговорил тот. – До опушки еще далеко, а уже видно, что многовато зверей попало в круг.
Не понимая, к чему тот клонит, Тэмуджин внимательно смотрел на него, выжидая.
– Мы и половины пади не прошли, – говорил тот, – а дальше их будет еще больше…
– Но ведь это хорошо, – улыбнулся было Тэмуджин, однако, оглядев лица стариков, почувствовал неладное.
– Хорошо будет, если без потерь управимся с таким поголовьем, – сухо промолвил другой старик в поношенной лисьей шапке, с сивой бородой, похожей на лошадиную гриву. – А пока еще рано радоваться.
Тэмуджин теперь смотрел без улыбки. Тревога знающих дело стариков перекинулась и на него.
– Как бы сейчас кабаны не бросились на нас. – Сарахай, сняв рукавицу, высморкался, вытер заиндевевшие усы. – От них всего можно ждать, если им деваться некуда будет. За ними и медведи пойдут, а там и лоси с изюбрами – вон сколько следов.
Их поддерживал третий старик с изорванной глубоким шрамом левой щекой. С низким от хрипоты голосом он говорил, указывая рукой в заячьей рукавице в сторону облавного круга:
– Нельзя слишком прижимать зверей, они взбесятся и пойдут напролом.
Тэмуджину становилось ясно, что положение их на самом деле опасное.
– Что же нам делать? – спросил он. – Вы, наверно, знаете, что нужно делать в таких случаях?
Старик со шрамом развел руками:
– Мы и думаем сейчас об этом. Никто из нас не припомнит, чтобы столько зверей попало в облавный круг. Вся падь оказалась переполнена зверьем, когда такое бывало?.. Видно, это оттого, что холода наступили, а здесь в эти дни теплее было, чем в других местах. Потому и набились они сюда. Одно теперь ясно, что мы сами попали в трудное положение. Поэтому надо хорошенько обдумать, как нам быть… – Он прокашлялся и, нагнувшись с седла, сплюнул в снег. – Может быть, какую-то часть придется выпустить, чтобы удержать остальных.
– Крепко надо подумать, как выйти нам из такого положения, – сказал Сарахай, жестко глядя на Тэмуджина. – Хорошо бы собрать вождей, посоветоваться да прийти к какому-нибудь решению, а времени мало, круг сужается…
– Надо, надо что-то решать, – говорил старик в лисьей шапке. – А то звери, видно, уже забеспокоились. В любой миг могут броситься на нас.
– Ох, не говори, как бы всякие черти не услышали, – со вздохом хрипел старик со шрамом. – Беда может быть.
Тэмуджин, подумав, решился.
– Раз такое дело, надо остановить облаву, – сказал он.
– Это очень хорошо было бы, – вздохнул Сарахай. – Но как мы без ведома тобши это сделаем? По закону нельзя…
– Раз есть такая опасность, это надо сделать, – решительно сказал Тэмуджин. – Будем останавливать.
Нарушать единый ход облавной охоты, останавливать его без ведома тобши было немыслимым преступлением. За это могло последовать тяжкое обвинение, особенно если после этого случится что-нибудь непредвиденное и охота завершится неудачей. Тэмуджин не раз слышал о том, как жестоко судили нарушивших порядок на облаве. Если простых облавщиков за нарушения били палками, отрубали руки, за недосмотр выкалывали глаза и даже убивали, то нойонов, по чьей вине случались потери в добыче, заставляли возмещать ее из своих табунов. Такие люди считались проклятыми, приносящими неудачу, их отлучали от охоты в последующие годы, что для любого человека было позором на всю жизнь. Однако Тэмуджин думал сейчас о том, что если не остановить загонщиков, дело обернется бедой, и только он, самый влиятельный из нойонов на этой стороне облавного круга, может исправить положение.
Старики явно обрадовались его словам, возбужденно заговорили:
– Ну, ты и вправду смелый человек, если решаешься на это.
– Недаром кровь хана Хабула в твоих жилах!
– Если можешь, останови загонщиков прямо сейчас. Главное – не давить на зверей, а то еще немного – и все может случиться.
– А мы уж как-нибудь решим это дело, – говорил Сарахай. – За себя не беспокойся, если что, мы всем улусом встанем за тебя, не дадим в обиду ни Джамухе с его джадаранами, ни кому другому.
– Но успеем ли засветло выгнать зверей из леса? – допытывался у них Тэмуджин. – До опушки еще далеко, а стемнеет рано. Если задержимся, не успеем, что тогда будем делать?
– Такое поголовье лучше и не выгонять, – сказал старик в лисьей шапке. – Выйдут на непривычное место и от испуга бросятся разом во все стороны. Как мы тогда их удержим? Нет, тут надо какой-то другой способ найти.
Тэмуджин, обдумав слова старика, признал его правоту.
– Хорошо, сейчас мы остановим загонщиков, и что будем делать дальше?
– Будем думать, – твердо сказал Сарахай. – Созовем тех, кто поближе, посоветуемся и изберем лучший выход.
– Какое-нибудь решение найдется, а это лучше, чем идти напролом, – хрипел старик со шрамом.
– Хорошо, я полагаюсь на вашу мудрость. Сейчас поеду к джадаранам и поговорю с ними.
Он повернул коня и быстрым шагом направил его в сторону другого крыла. Поджидавшие его в сторонке Боорчи и Джэлмэ тронули к нему наперерез. Они с любопытством поглядывали на него во время его разговора со старейшинами.
– Что случилось? – приблизившись, негромко спросил Боорчи. – Старейшины какое-нибудь нарушение усмотрели?
Тэмуджин придержал коня.
– Никакого нарушения нет, они другое заметили, – сказал он, все еще ощущая на сердце тревожное чувство, и пояснил, глядя на недоуменные лица нукеров: – Говорят, что дальше опасно гнать зверей. Мы решили остановить облаву, собрать совет, чтобы обдумать, что нам дальше делать.
– Да это и я вижу, – задумчиво прищурившись, сказал Джэлмэ. – Что-то слишком уж близко идут звери, а мы и половины пути не прошли… И что, без тобши обойдемся, сами остановим облаву?
– Времени ждать у нас нет. Я поговорю с джадаранами, а вы пока приготовьтесь тут, предупредите загонщиков.
Джадаранский тысячник и дядя Джамухи ехали в окружении нукеров и о чем-то весело разговаривали. Тысячник рассказывал о каком-то смешном случае на облавной охоте, а дядя Джамухи и нукеры хохотали во весь голос.
Увидев приближающегося Тэмуджина, они придержали лошадей.
– Ну, нынче охота удалась, – со все той же благодушной улыбкой оскалил зубы дядя Джамухи. – Добычи будет не меньше, чем с трех хороших облав. Видно, хлопотно будет нам этим вечером.
– Такие хлопоты нас только радуют, – засмеялся в ответ ему тысячник и обернулся к нукерам: – Верно я говорю?
Те согласно загомонили:
– Каждый будет рад, когда впереди столько мяса.
– Одну ночь похлопочем, зато всю зиму жировать будем…
Тэмуджин подъехал, испытующе оглядел их лица.
– Наши старейшины говорят, что пока нам рано радоваться, – сказал он. – Положение наше опасное, слишком много зверей попало в круг.
Те посмотрели вперед, перестав улыбаться, задумчиво покачали головами. Тысячник, прищурив глаза, промолвил:
– Да уж, видно, и на самом деле хлопотно нам будет.
Тэмуджин решительно сказал:
– Старейшины говорят, что гнать их дальше так нельзя. Поэтому я хочу остановить облаву.
– Что-о? – изумленным взглядом окинул его дядя Джамухи и хохотнул: – Как это, хочу остановить? Кажется, тобши у нас один, Джамуха-нойон, и, кроме него, тут никто не может распоряжаться.
– Другого пути у нас нет. – Тэмуджин твердо посмотрел на него. – Мой анда поймет, когда узнает, какое у нас положение…
– Нет, я не согласен и слушать этого не хочу, – махнул рукой тот. – Потом еще отвечать за это…
Тэмуджин чувствовал с его стороны тупое, бездумное упорство, какое обычно бывает у недалеких людей, и понял, что уговорить его будет трудно. Подавив вздох, набираясь терпения, он убеждающе заговорил:
– Но подумайте: что будет, если мы не сможем удержать зверей, если они бросятся на нас? Знающие люди нас предупреждают, так ведь надо что-то делать, чтобы не попасть в беду.
– Как бы там ни было, а останавливать облаву, кроме тобши, никто не имеет права, – стоял тот на своем. – И мы не станем останавливать своих людей.
Получив от джадаранов решительный отказ, Тэмуджин в отчаянии обдумывал, как ему теперь быть. Дело неожиданно принимало дурной оборот. Он взглянул на тысячника. Тот помалкивал, задумчиво глядя в сторону медленно скрывающихся за зарослями всадников. Тэмуджин внимательно смотрел на него, пытаясь угадать, что у него на уме. Ему показалось, что он готов согласиться с его доводами, но отмалчивается, не решаясь вступать в спор с дядей своего нойона.
Он обратился к нему:
– Вы человек бывалый и видите, что дальше мы не можем наступать, зверей перед нами слишком много… Разве я не прав?
Тот молча пожал плечами, шевельнул усами в едва заметной улыбке, показывая, что он здесь не властен, а делает то, что ему велят.
Дядя Джамухи, увидев, что Тэмуджин пытается воздействовать на тысячника, ревниво вступился:
– Я сказал, что не будем останавливать загонщиков. Уж как-нибудь выгоним зверей, мы не впервые на облавной охоте. – Он насмешливо смерил его глазами. – А вмешиваться в то, что должен решать тобши, никому не дадим.
– Как-нибудь выгоним зверей, пусть сотни людей погибнут? – Тэмуджин презрительно смотрел на него. – А что будет, если прямо сейчас вот в этом месте (он указал плетью перед собой) звери пойдут напролом? Мы упустим добычу, погибнут люди, зато не нарушим правила охоты, по-вашему, это хорошо будет? Кому нужны такие правила, если из-за них можно понести потери?
– Не мы придумали их, не нам и отменять, – блестя желтыми белками глаз, подрагивая щекой, тот неприязненно смотрел на него. – Я не согласен останавливать охоту – и на этом закончим.
Тэмуджин, чувствуя, как бешенство охватывает его, едва удержавшись от того, чтобы плюнуть ему в лицо или ударить плетью, молча тронул коня к своему крылу.
«Что же теперь делать?.. Эх, надо было взять с собой Кокэчу, – запоздало пожалел он о своей оплошке. – Уж он-то смог бы как-нибудь заставить, припугнуть их. Надо с ним посоветоваться, как быть…»
В это время (не проехал он и двадцати шагов) ниже по цепи от крыла джадаранов донеслись пронзительные крики, тонко просвистела стрела. Тэмуджин резко обернулся, остановил коня. Крики на той стороне усиливались, было похоже, что звери пошли на прорыв.
– Что это? Что там за шум?.. – растерянно вскрикнул дядя Джамухи, привставая на седле, вглядываясь вперед.
Без слов было видно, что случилось то, о чем предупреждал Тэмуджин. Расстояние до места, откуда доносились крики, судя по звукам, было не очень большое – не больше трехсот шагов, но густые заросли скрывали происходившее там. Виднелись лишь ближние в цепи всадники. Они смотрели в дальнюю сторону и выжидающе оглядывались на нойонов.
Тысячник и дядя Джамухи, махнув своим нукерам, один за другим поскакали в сторону доносившегося шума.
Тэмуджин обернулся в сторону своего крыла (оттуда все встревоженно смотрели на него), крикнул:
– Полусотню Сагана сюда, быстро! – и, уже поворачивая коня, видел, как всадники рванули к нему во весь опор.
Он поскакал вслед за джадаранскими вождями.
«Все-таки прорвались звери! – лихорадочно роились в голове мысли. – Только бы в других местах не началось такое же…»
Он скакал крупной рысью, вглядываясь вперед, стороной объезжая густые заросли молодого сосняка. Шагах в семидесяти впереди, скрываясь в зарослях, скакали тысячник и дядя Джамухи с кучкой своих нукеров. Слева в кустах виднелась цепь загонщиков. Всадники в цепи не покидали своего места, медленно продвигались вперед, в прежнем направлении. Примолкнув, они с тревогой посматривали в ту сторону, откуда доносился шум.
Когда уже приблизились к тому месту, откуда раздавались крики, Тэмуджина стали обгонять всадники полусотни Сагана. Низко нагибаясь в седлах, уклоняясь от ветвей и сучьев, они стремительно проносились между деревьями. За ними прискакали Боорчи и Джэлмэ.
Придержав лошадей, шагом продвинувшись по неровному, каменистому дну оврага и выехав на бугор, они увидели происходящее.
Прямо перед ними среди кустов лежали две лошади – каурая и рыжая – с распоротыми животами; всадников разбросало в разные стороны. Один сидел под толстой сосной, прислонившись к стволу – видно, его ушибло об дерево – тяжело дыша, он мутными глазами смотрел перед собой. Другому кабаний клык пропорол бедро повыше колена, разорвав крепкие лосиные штаны. Старый воин, склонившись над ним, осматривал рану.
К тому времени, когда подъехал Тэмуджин, джадаранские загонщики вместе с нойонскими нукерами, подкрепленные вовремя подоспевшей полусотней Сагана, уже закрыли проход и отбили зверей, отогнали их в глубь леса. Выровняв строй, они удалялись между зарослями, громко подхватывая гремящую над тайгой песню. Полусотня Сагана, оказав помощь джадаранам, тут же собралась и отъехала на свою сторону.
Пять или шесть крупных кабанов, не считая поросят, вырвались из круга и убежали. Глубокие следы в снегу уходили через кустарник в ближайшие сосновые заросли. Четыре кабана были убиты и еще несколько животных ранено, туши их чернели между кустами. Раненые кабаны истошно визжали, бились в судорогах, обливая снег густой темной кровью. К ним подходили воины, добивали копьями.
Две раненые лошади лежали в десяти шагах друг от друга с одинаково пропоротыми животами – от нижних концов ребер до задних ног, с вываливающимися на снег кишками. Они были еще живы, натужно вздыхали, со стоном приподнимая косматые головы. От горячих, влажных кишок из-под разорванных животов поднимался густой белый пар. Двое воинов с длинными ножами в руках подошли к одной и другой, всадили им в грудь лезвия по самые рукояти, разом освобождая их от мучений. На снег хлынула горячая кровь. Находившиеся рядом нукеры, тут же спешившись, доставали из переметных сум чаши и, подставляя их под парящие струи, жадно пили бодрящее на морозе целебное питье.
Тэмуджин видел, как дядя Джамухи, отъехав в сторону, приглушенным голосом наказывал что-то своему нукеру, по-видимому, отправляя его с сообщением к тобши. В другом месте тысячник разговаривал с одним из своих десятников, который взволнованно рассказывал ему о случившемся. Тэмуджин подъехал к ним, чтобы послушать.
Десятник, расширив от возбуждения глаза, говорил:
– Такого я прежде никогда не видел. Откуда ни возьмись появились волки, голов семь или восемь их было – огромные, ростом с двухгодовалых бычков, а вожак их – сивой масти. Они и погнали кабанов на нас. И погнали они как-то слишком уж хитро: не всех, а отделили от стада небольшую часть и направили на загонщиков…
– Так кабаны не сами пошли на прорыв? – переспрашивал тысячник, пристально глядя на него.
– Я хоть перед чем поклянусь, что не сами, это и удивило меня. Они и не кинулись бы, если б не эти волки. Кабанье стадо шло вперед, без остановки, и тут появились они – волки не волки, а может быть, и привидения. Бросились на кабанов, которые шли последними, – отделили голов пятнадцать с поросятами и завернули их на нас. Некоторые из остальных кабанов тоже повернули было за этими, но волки сами прогнали их обратно, за кусты – зачем они это сделали, я до сих пор не пойму. Они как будто с умыслом делали все – как люди… Я пустил стрелу в волчьего вожака и не попал – он отскочил в сторону, только я, кажется, задел ему правое ухо. Да вот его следы, вот и кровь. – Склонившись в седле, он показывал на несколько свернувшихся в снегу розоватых кусочков.
– Что бы это значило? – спросил тысячник, недоуменно оглянувшись на Тэмуджина. – О таком я и не слышал никогда.
– Вот-вот, – подхватил его десятник. – Это неспроста, я думаю. Может быть, их сами духи – хозяева леса наслали, давали нам какой-то знак…
Подъехал дядя Джамухи. Тысячник отпустил десятника, тот рысью пустил коня вслед за цепью.
Тэмуджин снова обратился к джадаранским вождям:
– Вы видите, что надо остановить облаву. Дальше еще хуже может быть.
На этот раз тысячник решился встать на его сторону. Твердо взглянув на нойона, он сказал:
– Я тоже так думаю. Тут мой десятник такое рассказал: оказывается, кабанов на нас волки нагнали.
– Волки погнали кабанов на загонщиков? – удивленно переспросил тот. – А может, твоему десятнику показалось? Увидел волков и подумал невесть что.
– Нет уж, это бывалый воин, ему зря не покажется.
Дядя Джамухи задумался, прищурившись, с усмешкой двинул головой.
– Ну, значит, волки с расчетом это сделали. Они умные звери, видно, задумали с помощью кабанов пробить брешь в цепи и вслед за ними выйти из круга. А тут воины собрались, отогнали их.
Тысячник призадумался, опустив голову, концом кнутовища почесал над бровью.
– Ну, и такое могло быть.
– Как бы там ни было, нам нужно останавливать загонщиков, – сказал Тэмуджин.
– Да, – тысячник решительно посмотрел на дядю Джамухи. – Раз такое началось, не замедлит и продолжиться. Стоит еще потеснить их, они снова пойдут, с волками или без волков, а за ними и медведи, а те и вовсе взбесятся, как почуют запах крови… И вправду надо что-то делать, а то мы тут всю добычу упустим.
Дядя Джамухи нерешительно поглядел по сторонам, будто ища от кого-то поддержки, пожал плечами:
– Ну, раз так, я сейчас пошлю к племяннику, пусть он и решает это дело.
Тэмуджин, едва сдерживая себя, чтобы не повысить голос, возразил:
– Пока до него дойдет ваше послание и вернется ответ, мы половину зверей растеряем и людей погубим. Сейчас напало одно небольшое стадо, и то мы еле удержали, а если они пойдут все разом, прорвутся в других местах, что тогда?
– Но мы не можем останавливать облаву без тобши, – развел тот руками. – Это ведь закон. А кто потом будет отвечать за это? Я не хочу…
– Отвечать за все буду я, – сказал Тэмуджин. – А вы скажете, что были против, что это я самовольно пустил сигнальные стрелы и остановил своих загонщиков. А вы, мол, вынуждены были, когда увидели, что другое крыло встало, и ничего больше нельзя было сделать.
– Хорошо бы было, если отвечать пришлось только перед тобши. – Нойон искоса взглянул на него. – Кто не знает, что вы анды – неразлучные друзья. А вот если из-за этого мы до вечера не успеем выгнать зверей, или что-нибудь другое случится, тогда придется отвечать уже перед народом. А люди, когда увидят, что семьи их остаются на зиму без запасов, что по нашей вине упустили столько добычи, взбесятся и сами станут не хуже зверей. И тогда нас всех обвинят – всех, кто был здесь. Вот в чем дело! Это не детские игры.
– Так я один и буду отвечать! – теряя терпение, вскрикнул Тэмуджин. – Я отвечу перед всеми.
– Отвечать-то придется скотом, чтобы наполнить животы народу.
– Знаю! И я согласен на все…
– Ну что ж… все слышали твои слова – и боги, и духи, и мы все. Значит, на суде, если что, за все ответишь сам и прокормишь наших людей… Потому что мы были против, а ты стоял на своем. – Он перевел взгляд на тысячника, кивнул: – Ну что ж, давай уж тоже будем останавливать своих. Уж не знаю, что теперь будет. Может, и вправду так будет лучше…
– Что, дадим знак, пустим стрелу? – спросил тысячник.
– Э-э, нет! Что ты, с ума сошел? Стрелу должны пускать не мы. – Он повернулся к Тэмуджину. – Ведь вы останавливаете облаву, вы и должны пустить стрелу.
Тэмуджин повернулся к Боорчи и Джэлмэ.
– Пускайте.
Джэлмэ с усмешкой на устах вынул йори с синим оперением, с предельной оттяжкой пустил ее вверх…
В киятском крыле ждали этого: оттуда также донесся свист сигнальной стрелы. Джадаранская сторона медлила. Их газарши, выглядывая из-за ветвей, низко наклоняясь в седле, пристально смотрел на нойонов, и лишь когда дядя Джамухи махнул ему рукой, пустил свою стрелу.
В цепи понемногу смолкла песня, и загонщики остановились.
– Поедем на нашу сторону, обсудим, что нам дальше делать, – пригласил Тэмуджин дядю Джамухи и тысячника.
– Вы поезжайте, а мы сейчас созовем своих, а после и подъедем. – Дядя Джамухи вдруг озабоченно засуетился, словно испугавшись того, что согласился останавливать облаву, колеблясь в том, что поступил верно.
Тэмуджин махнул рукой своим нукерам и рысью тронул в сторону своего крыла.
Дядя Джамухи, тысячник и еще несколько джадаранских всадников, столпившись, совещались между собой. Дядя Джамухи что-то внушительно говорил остальным, поворачиваясь налево и направо, грозя сжатой в руке плетью.
Скоро от них отъехал всадник на рыжем коне и рысью поскакал вдоль облавной цепи. Боорчи и Джэлмэ, на скаку оглядываясь назад, видели все.
– Послал человека вниз, видно, к Джамухе, – с улыбкой сообщил Боорчи Тэмуджину. – Наверно, спешит передать, что не он остановил облаву и ни в чем не виноват, что это один Тэмуджин затеял все.
Джэлмэ тоже что-то говорил, но Тэмуджин уже не слушал их, задумавшись о своем. «Все, теперь обратного хода нет, – будто отрезая какую-то важную нить, подумал он. – И другого выхода у нас не было… – И, вновь перебирая в мыслях случившееся, удивился: – И как все складно вышло, как раз вовремя подвернулся этот переполох с кабанами, ведь только после этого глупый джадаран согласился останавливать облаву. И, главное, без больших потерь все обошлось…»
Ему вдруг вспомнилось, что переполох начался как раз после того, как он подумал о Кокэчу. Поразмыслив, он вдруг встрепенулся:
«А не он ли тут приложил руку?..»
Мысль эта, молнией сверкнув в голове, разом охватила его и уже не отпускала: «Уж очень гладко все вышло, одно к одному… Может быть, он послал своих духов подслушать мой разговор с джадаранами, а когда те заартачились, пустил их на кабанов? Что это за волки такие, только часть кабанов напустили, а другую часть отогнали, словно нарочно лишь припугнули джадаранов? Здесь что-то не то… Шаманы, говорят, и не такое вытворяют. А ну, посмотрим, что он сам об этом скажет…»
Старейшины ждали его. Тэмуджин, подъезжая к ним, увидел, что шамана с ними нет. Спросил:
– А где Кокэчу?
– Отъехал куда-то… наверно, где-то здесь, скоро подъедет, – пожал плечами старик со шрамом.
– Ну что там, удержали кабанов? – спрашивал Сарахай. – Без больших потерь обошлось?
– Двое загонщиков ранены, двоих коней потеряли, несколько кабанов убежало. – Тэмуджин все еще оглядывался, высматривая Кокэчу.
– Кабанов по следам не стали догонять?
– Нет, не стали они…
– Что это за охотники? – недовольно сказал старик со шрамом. – Разве нельзя было послать погоню?
– Ладно, что ты им скажешь, – махнул рукой сивобородый старик. – Да и при таком поголовье эти несколько голов – небольшая потеря.
– Главное сделано. – Сарахай был доволен ходом дела. – А джадаранов, видно, долго пришлось уговаривать?
Тэмуджин заставил себя на время оставить мысли о шамане. Спешившись, он пригнулся, захватил в ладонь горсть снега, сжал в комок и стал есть, утоляя приступившую жажду.
Напустив на себя беспечную улыбку, он рассказывал:
– Ничего и не случилось бы, если б они сразу согласились остановить облаву. Но этот дядя Джамухи с самого начала уперся на своем: без тобши ничего нельзя делать. Только когда у них кабаны прорвались, тогда и дошло до него, какая опасность перед нами… Да и то с большим трудом отступился и все требовал, чтобы я один отвечал за все, если что-то случится, и взял с меня слово, что своими табунами восстановлю, если будут потери… Ну, я и согласился.
Старики, слушая его, хмуро переглядывались между собой.
– Ну и времена теперь наступили, – горестно усмехнулся Сарахай. – Все только о себе и думают.
– Ничтожные люди пошли, – негодующе промолвил сивобородый старик. – Как огня боятся ответа перед людьми.
– Вот-вот, лишь бы на других вину перекинуть, – зло сверкнул глазами старик со шрамом. – На что годятся такие люди?
Тэмуджин понимал, что старики сейчас ругают нойонов и лишь из-за приличия перед ним говорят «люди», не называя их прямо.
Выждав, он спросил еще раз:
– А где же наш Кокэчу, куда он отъехал?
Старики недоуменно переглянулись.
– И куда это он мог запропаститься… – пробормотал сивобородый старик. – Ведь с утра он был…
– И никому не сказал, что ему нужно отлучиться… – задумчиво промолвил Сарахай. – Подождите, а когда вы его видели? – оглянулся он на других.
– Я что-то не припомню, как он ехал с нами, – сказал старик со шрамом. – Утром, когда мы выдвигались, он был, а потом…
– Перед тем, как Тэмуджин-нойон отъехал к джадаранам, кажется, его с нами не было, – сказал сивобородый. – Мы вот тут стояли и обсуждали, что нам делать, а его с нами уже не было.
– Видно, надо отправить парней, чтобы поискали. – Сарахай был встревожен. – Мало ли что в тайге может случиться, может, попал в какую-нибудь яму…
– Сейчас пошлем. – Тэмуджин отъехал в сторону, подозвав Боорчи и Джэлмэ. – А вы когда видели Кокэчу в последний раз?
– Я тоже не видел, что он был, когда ты поехал к джадаранам, – сказал Джэлмэ. – И до этого что-то не помню, чтобы он был с нами.
– Надо узнать, куда он отлучился. Вы разыщите его следы и посмотрите, где он был, что делал. А если встретитесь и он спросит, почему его ищете, скажите, что мы все беспокоимся за него, мало ли что в лесу может случиться.
Джэлмэ возразил:
– Нет, лучше будет, если я один поеду. Это шаман, а не простой человек, и я знаю, как с ним обойтись.
– Хорошо, главное, постарайся узнать, где он был, что делал.
– Попробую. – Джэлмэ тронул коня в обратную сторону по протоптанным следам.
Проводив его взглядом, Тэмуджин вместе с Боорчи вернулся к старейшинам. С ними уже стояли двое сотников и несколько десятников Сагана.
Тэмуджин обратился к ним:
– У нас мало времени, поскорее позовите сюда Сагана, Асалху, сотников – всех, кто поблизости…
– Бури Бухэ, – напомнил Боорчи.
– Его не зовите, – быстро сказал Тэмуджин. – Шума от него много, а толку мало. Начнет тут спорить, кричать. А нам сейчас нужно думать, а не пререкаться между собой. Скоро подъедут джадараны, и начнем совет.
Тут снова выступил вперед Сарахай, поднял правую руку.
– Пока тут все свои, я скажу. Нам нужно иметь в запасе побольше сил, потому что зверей перед нами много, а сколько их всего, мы не знаем. Уже сейчас видно, что трудно будет выгнать их из леса, а еще труднее придется, когда выгоним всю эту уйму в открытую степь. А потому не лишним будет послать за подкреплением – за остальными нашими тысячами. Ничего, что на день-два оголятся курени, боги присмотрят за ними. Все, кто там остался, пусть прибудут сюда. Я думаю, мы имеем на это право, раз Джамуха привел два раза больше войск, чем мы, а тут и повод сравнять счет между нами: подмога в таком положении, как на войне, не может быть лишней. Никто не сможет нас упрекнуть в этом.
Радостной волной окатило Тэмуджина от слов старейшины. То, что зверей попало в круг великое множество, лишь наполовину облегчало его неловкое положение перед своими подданными. Теперь появился повод уравнять число войск от обоих улусов, и тогда охотничья добыча будет поделена пополам.
Обрадовались и остальные присутствующие.
– И вправду!
– Это будет справедливо!
– И пусть кто-нибудь посмеет нас обвинить!
– Язык вырвем тому, кто голос подаст!
«Эти вырвут, если дойдет до дела! – уверенно подумал Тэмуджин, глядя на своих сотников, больше всех шумевших от радости, и усмехнулся: – А Джамуха-анда сам себя обманул, ему самому теперь меньше достанется: придется поделиться и со своими, и с моими дядьями, раз пригласил их на охоту».
