Тэмуджин. Книга 4 Гатапов Алексей
Тэмуджин сам взнуздал коня и собирался сесть в седло, когда сбоку его тронул Хасар. Он оглянулся, тот указал в сторону молочной юрты – около двери ее в простой замшевой одежде, с дружелюбной улыбкой на лице стоял Джамуха.
Тэмуджин несколько мгновений пребывал в недоумении, раздумывая, как быть. Затем он снял поводья с луки седла, привязал обратно к коновязи.
– Поезжайте одни, – коротко приказал он Хасару.
Дождавшись, когда все отъехали, он взглянул на анду. Тот медленно приближался к нему, все так же улыбаясь. Вглядевшись ему в лицо, Тэмуджин понял, что тот с утра выпил не одну чашу крепкого.
– Как поживаешь, анда? Готовишься к кочевке?
Тэмуджин пожал плечами.
– Скоро кочевать.
– Да уж… Ну что, вместе и покочуем, как договаривались?
Тэмуджин удивленно посмотрел на него.
– Ну, если хочешь, давай покочуем вместе… – сказал он и, помедлив, спросил: – А ты больше ничего не хочешь мне сказать?
– А что же еще? – Тот развел руками. – Я пришел поговорить о кочевке, спросить, выедем вместе или как…
Поразмыслив, Тэмуджин сурово взглянул на него.
– Ты не хитри со мной, анда. Лучше скажи мне прямо, что у тебя за дела с Алтаном и другими? Для чего вы привели сюда борджигинов?
– А-а, ты об этом. – Джамуха сплюнул в сторону. – Ты только пойми правильно, как все получилось… Приезжает ко мне Алтан со своими и говорит, мол, татары разгромили наших на Ононе, Таргудай не может их спасти, он сам боится татар, поэтому борджигины хотят вступить под твое знамя, и еще просят, чтобы я стал у них ханом. Ну, я же не буду отталкивать соплеменников в таком положении. Сказал им, что пусть поживут рядом, а ханом – посмотрим. Ну, они уехали, с тех пор я их не видел. Да мне никакой разницы нет, быть у них ханом или нет, но раз они пришли ко мне искать спасения, то и пусть живут, верно ведь?
– Верно, – бесстрастно промолвил Тэмуджин и снова задумался.
«Едва ли он в точности рассказал, как было на самом деле, – размышлял он. – Но и совсем не поверить ему пока не видно причины. Главное, он сам пришел ко мне, значит, не так уж далеко у них там зашло…»
– А что же ты мне не сообщил об этом? – спросил он. – Сколько дней прошло, а ты ни разу не пришел, ни слова не сказал об этом.
– Это Алтан просил не говорить тебе. Да и я подумал, что тебе неприятно будет, что борджигины не к тебе, близкому человеку, а ко мне обратились. Думал потом рассказать… Ошибся я, прости, анда.
Тэмуджин сразу почувствовал на душе облегчение. «Ладно, хоть как-то разрешилась эта смута, прояснилось все», – подумал он.
– Ну, что, анда, покочуем вместе, или ты уже не хочешь со мной быть? – спросил Джамуха.
– Почему же, – улыбнулся Тэмуджин. – Давай вместе, как и договаривались.
– А давай завтра и тронемся!
– Но ведь день еще не подошел.
– А чего нам на это смотреть? Другое дело, когда на зимние пастбища кочуешь, там всякое может быть – снега, бескормица, или когда на войну идешь. Когда мы с тобой пошли на меркитов, ни на какие дни не смотрели, лишь бы твою жену спасти. А тут все дело – за реку перекочевать, а впереди лето…
У Тэмуджина потеплело в груди, когда тот упомянул о спасении Бортэ. «Все же он мне помог в трудную пору, – подумал он. – Без оглядок вышел в опасный поход, когда еще не было известно, чем кончится дело, головой рисковал…»
– Ладно, давай сделаем по-твоему, – согласился он. – Тогда я сейчас поеду по своим табунам, посмотрю, как они приготовились. А ты дай мне слово, что завтра будешь трезвый.
– Ладно! – легко согласился с ним Джамуха. – Завтра я буду трезвый. Хотя подумай, анда, как было бы хорошо, если мы вместе выпили немного и весело, с песнями тронулись отсюда, разве не так?
– Нет уж, дел на новом месте будет много. Давай как-нибудь потом.
– Ладно, пусть будет по-твоему.
– Ну, тогда я поеду. До вечера мне надо многое сделать.
– Поезжай, анда. А я у себя распоряжусь.
Джамуха ушел с виду довольный, он беспечно прошагал мимо юрт, напевая под нос какую-то песенку.
Тэмуджин тут же сел на коня и выехал на западную сторону. Бешеной рысью промчавшись вдоль прибрежных тальников, он через короткое время был в айле Мэнлига. И Мэнлиг, и Кокэчу оказались дома.
Сидя в маленькой юрте Кокэчу, он рассказал им о приходе Джамухи.
– Это борджигины от страха перед татарами попросили его стать ханом, а он не очень-то и стремится к этому, – переводя взгляд с одного на другого, говорил он. – Он сам пришел ко мне и хочет по-прежнему вместе кочевать.
Когда он закончил, Кокэчу тяжело вздохнул и посмотрел на отца. Тот сидел, усмешливо потупив взгляд. Кокэчу снова посмотрел на Тэмуджина.
– И ты поверил его словам?
– Ну, может быть, он не все мне рассказал, кое-что пригладил, но выходит, что все-таки он ничего враждебного не совершил. Не он сам затеял это дело, это Алтан со своими все заварили, а Джамуха не сообщил мне потому, что те упросили его. Такая ли уж это вина?
– А если он тебе все не так рассказал?
– Ну, для таких подозрений у меня нет повода.
Кокэчу помолчал немного и махнул рукой:
– Ладно, подождем немного. Когда дело касается твоего анды, у тебя голова будто туманом покрывается. Но скоро ты сам все увидишь. Главное, ты не забудь, что дал мне слово не отказываться, если нойоны попросят тебя стать ханом.
– Раз дал слово, то не забуду, – сухо сказал Тэмуджин, а самому все еще не верилось до конца в это, и он не мог себе представить, как все будет.
Выехав от Мэнлига, Тэмуджин сделал широкий круг по степи – побывал в курене третьей тысячи и оттуда разослал гонцов по всему улусу с приказом с утра выдвигаться на летние кочевья, после заехал в несколько стойбищ к табунщикам, проверить готовность, и поздно вечером вернулся домой.
Ночью его разбудила Бортэ. У двери стоял Бэлгутэй.
– Приехал какой-то человек из племени джелаиров, просит тебя разбудить.
Тэмуджин приказал провести его в юрту для гостей. Одевшись, через некоторое время пришел туда сам. Приезжий сидел на почетном месте, по правую руку от хоймора. В юрте было светло, в очаге разгорался огонь, а по обеим сторонам на высоких подставках горели четыре светильника.
Взглянув на гостя, Тэмуджин узнал его. Это был Тохурун-нойон, старший вождь рода джелаиров. До этого Тэмуджин дважды видел его: в первый раз, когда вместе с кереитским Тогорил-ханом сажали Джамуху во главе джадаранского рода, а после – по возвращении из меркитского похода, когда принимали керуленских нойонов и те отвергли его призыв заключить договор о порядках в степи. Тэмуджин запомнил, что этот Тохурун первым из нойонов выразил недоверие к его предложению и все время посматривал на него насмешливо-снисходительно, как смотрит старший на заигравшегося младшего. Он тогда показался человеком себе на уме и влиятельным среди других, да и род его был древний и многочисленный. Теперь он сам приехал к нему и сидел в его юрте, скромно потупив взгляд.
Тэмуджин поздоровался и сел на хойморе. Тохурун поклонился, приложив руку к груди.
– Тэмуджин-нойон, прошу простить, что приехал к вам ночью, но положение сейчас такое, что не приходится и на время смотреть.
– Что же случилось такого, уважаемый Тохурун-нойон, что вы в эту пору решили приехать ко мне?
– У меня к вам один вопрос.
– О чем же?
– О вашем анде, Джамухе-нойоне.
– Спрашивайте.
– Тэмуджин-нойон, правда ли, что вы согласны с тем, чтобы Джамуха-нойон стал монгольским ханом?
– А кто вам это сказал? – Едва скрывая прорывающееся изумление, Тэмуджин в упор посмотрел на него.
– Сам Джамуха нам, керуленским нойонам, это объявил.
– Когда?
– Вчера он приехал в мой курень, а за день до этого прислал человека с просьбой собраться нойонам у меня, мол, он что-то важное хочет нам сказать. Ну, мы собрались, он приехал и стал говорить, что нам, монголам, нужно ханство, что без этого нельзя жить и объявил, что он поднимает ханское знамя. Затем он спросил нас, поддержим мы его или нет. Мы стали думать, а тут он еще добавил, что татары напали на борджигинов, а те пришли в его улус и хотят вступить под его ханское знамя. Тогда мы спросили его: а как же Тэмуджин-нойон, согласен он с вами или нет. Он сказал, что да, вы его полностью поддерживаете, потому что еще Тогорил-хан установил между вами такой порядок, что он, Джамуха, хану будет как младший брат, а вы, Тэмуджин-нойон – как сын, и потому Джамуха старше. И еще говорил, что у него улус вдвое больше и поэтому на облавной охоте тобши был он, а не вы. И будто такой порядок между вами сохранится всегда, и вы это признаете…
Тэмуджин с трудом верил тому, что слышал, однако по всему было видно, что гость говорит правду. «Приехать одному в наш курень и открыто наговорить такое слишком опасно, если это неправда», – подумал он.
Лишь одно было неясно: почему анда, еще вчера призывавший керуленских нойонов встать под его ханское знамя, сегодня пришел к нему, как будто ничего не случилось, и изъявил желание по-прежнему кочевать вместе.
– Тэмуджин-нойон, – снова заговорил гость, оторвав его от мыслей. – Мы бы хотели узнать, правда ли то, что нам сказал о вас Джамуха-нойон. Как он вчера уехал от нас, так до сих пор никаких вестей от него нет, и у нас появилось сомнение.
Тэмуджин твердо сказал:
– Я не только не поддерживал анду, но и о том, что он поднимает ханское знамя, впервые слышу от вас.
– Как же так? – Джелаирский нойон пораженно смотрел на него. – Как такое может быть?
– Вот так, как я говорю, – пожал плечами Тэмуджин. – Он мне ничего об этом не говорил.
– Что же это такое? А может быть, у него с головой плохо? Разве может разумный человек, ничего не сказав своему анде, ближайшему человеку, собирать уважаемых людей и заявлять такое?
– А может, он пьяный был? – насмешливо посмотрел на него Тэмуджин.
– В том то и дело, что трезвый, – отвечал тот. – Мы ведь знаем, что он невоздержан в питье, а здесь он был в ясном уме, только с нами немного выпил.
– Ну, тогда я не знаю, – сухо сказал Тэмуджин. – Я в этом никак не участвовал.
– Значит, я могу так и передать своим, что вы ничего не знали об этом? – еще раз переспросил его джелаир.
– Можете так и передать.
– Хорошо. – Он подумал еще, решая что-то про себя, и сказал: – Тогда, Тэмуджин-нойон, у меня к вам еще один вопрос. Время смутное наступило, и я признаю, что вы еще осенью верно предсказывали это, когда говорили нам, что нужно устанавливать в племени строгие порядки. Мы, взрослые нойоны, оказались глупы рядом с вами, молодым человеком. Это я сейчас понимаю. Невозможно жить отдельно, надо сбиваться в стаю. И теперь у меня вопрос: примете ли нас, джелаиров, в свой улус, если мы придем к вам?
Тэмуджин от неожиданности смешался внутренне, удивленно взглянул на гостя. Но ответил твердо:
– Если придете, приму.
Гость вежливо поблагодарил его за то, что принял в такое позднее время, и, еще раз попросив прощения, вышел. Тихо простучали копыта его лошади.
Тэмуджин оставался сидеть, невидящим взглядом уставившись в переливающиеся языки пламени в очаге. Слова одного из самых влиятельных керуленских нойонов ошеломили его. «Видно, и в самом деле что-то изменилось, что-то важное происходит в нашей степи, – подумалось ему. – Если даже этот, чужой мне человек решил попроситься в мой улус».
Теперь он впервые по-настоящему задумался о представшей перед ним возможности стать ханом. И тут же почувствовал неудобство перед Кокэчу.
«Он оказался прав, подходят какие-то большие события, а я все еще сомневаюсь, чертыхаюсь перед ним, – он невесело усмехнулся: – Поверил словам этого лжеца Джамухи и побежал доказывать, что он не виноват».
Задумавшись о будущем, он вновь ощутил на сердце знакомое чувство тревоги и беспокойства, словно перед тем, как запрыгнуть на дикого жеребца. «Если и вправду скоро мне стать ханом, спокойной жизни приходит конец, – подумал он. – Племя наше разодрано, роды – как своры собак после драки, примирить их трудно. А тут и татары подняли головы, надо их осадить, а кто, кроме меня, может выйти против них? Мэнлиг сказал, что чжурчженский хан придержит их, но тот далеко, а татары рядом. Они могут и ослушаться его или обмануть, сказать, что монголы сами напали на них. Кто в этом будет разбираться? А когда татары узнают, что сын убитого ими Есугея поднял ханское знамя, я стану для них главным врагом и теперь они будут ждать случая уничтожить меня… Поэтому, если придут ко мне нойоны и скажут: будь нашим ханом, первым условием нужно поставить то, чтобы беспрекословно подчинялись мне в военном деле. И самые строгие порядки в степи, уничтожить всех бродячих разбойников или заставить их вернуться в улусы, поставить в строй. Нойоны родов должны слушаться хана, как младшие старшего. Без этого и ханом становиться незачем».
Тэмуджин понимал, что нойоны сейчас ищут лишь защиты от опасности и только поэтому сближаются с сильными соплеменниками, а порядки и строгости им – как узда для табунных лошадей. И ему предстояло обуздывать их.
XXI
Наутро он проснулся поздно; солнце уже взошло – красноватые лучи освещали краешек дымохода. Бортэ подоила коров и варила на очаге арсу. Полог юрты был приподнят, снаружи доносились голоса братьев и нукеров, готовившихся к кочевке. Тэмуджин полежал с закрытыми глазами, вспоминая ночной приезд джелаирского нойона, его сообщение о воззвании Джамухи к керуленским нойонам.
В юрту заглянул Хачиун, спросил у Бортэ:
– Сундуки выносить?
– Подождите немного, брат еще не проснулся, – негромко ответила она, помешивая в котле. – А из других юрт уже вынесли?
– Да, все сундуки погрузили в арбы.
– Хорошо, подождите немного, брат проснется, попьем арсу и начнем выносить.
– Ладно. – Хачиун ушел.
Тэмуджин поднялся, продолжая размышлять о своем, стал одеваться. Он решил уединиться где-нибудь за куренем и еще раз обдумать создавшееся вокруг положение, постараться угадать, что сейчас происходит среди нойонов родов и какого еще поворота можно ожидать в ближайшее время.
Натянув гутулы, он протянул руку к висевшему на стене ременному поясу, и тут в юрту вошел Джамуха. В руке он держал увесистый медный кувшин, а хмельные глаза его весело поблескивали.
– Хорошо ли живете, Бортэ-хатун?
– Слава западным богам.
– Анда, послушай, я вспомнил, что раньше у нас говорили: перед тем, как кочевать, нужно хорошенько угостить духов, ну, и выпить вместе с ними, чтобы они остались довольны, а то осенью обратно не примут с добром.
Тэмуджина при виде Джамухи бросило в жар, он с трудом удержался от того, чтобы схватить его за шиворот и вытолкнуть из юрты. Не зная, как поступить, он молча взял ремень, подпоясался.
– Я не буду пить, – сухо сказал он. – И ты, кажется, обещал быть трезвым.
– Вот он всегда такой, – Джамуха возмущенно обратился к Бортэ. – Ты бы как-нибудь ему сказала, что так с друзьями не поступают. Как на войну с меркитами идти, жену спасать, так пойдем, Джамуха-анда, вместе выйдем против врагов, а как придешь к нему по-простому, выпить, посидеть, он чуть ли из дома не выгоняет.
Джамуха обиженно засопел, на глазах его выступили хмельные слезы. Тэмуджин досадливо поморщился и, не находя других слов, сказал:
– Ты же знаешь, что я не пью, когда предстоят дела, так зачем ты мне это предлагаешь? Давай будем делать так, как договорились, ты иди, готовь свой улус, а я свой. Выступаем сегодня, как ты сам и предложил.
– Ладно, с тобой никогда не договоришься, – вдруг смирившись, вздохнул Джамуха. – Ну, а когда выступим?
– Как будем готовы.
– Хорошо, пойду к себе, посижу один.
Джамуха еще раз вздохнул, вышел из юрты.
Тэмуджин присел к столу и вновь задумался. Он до сих пор еще не решил, как ему быть с Джамухой: порвать с ним окончательно или подождать еще. То, что он узнал от джелаирского Тохоруна, было такой подлостью, какую он терпеть уже не мог от своего анды и теперь не знал, как с ним дальше быть.
«Если нойоны предложат мне стать ханом, нужно будет или разойтись с ним, или предложить быть вместе. Надо поговорить с ним обо всем, когда он будет трезвый», – подумал он.
– Налей мне хурунгу и скажи, чтобы заседлали коня, – сказал он Бортэ.
– Далеко поедешь?
– Посижу где-нибудь на берегу, а то здесь мне не дадут подумать о делах.
– Долго там пробудешь?
– Ну, а тебе зачем это знать? – вдруг рассердился Тэмуджин. – Приеду, когда нужно будет.
– Я о том, что арса почти готова, скоро мать подойдет, будем садиться есть…
– Меня не ждите, ешьте и начинайте снимать юрты.
– Хорошо.
Тэмуджин принял из рук Тэмугэ поводья, на вопросы братьев, куда он и надолго ли, досадливо отмахнулся.
Он быстрым шагом проезжал между айлами. Курень был как разворошенный муравейник, копошился в подготовке к кочевке. Всюду стояли арбы, нагружаемые домашним скарбом, кое-где уже разбирали юрты.
Он поднялся вверх по реке шагов на триста, проехал в тальники и спешился. Привязав коня, спустился на песчаный берег, разделся, бросив одежду на омытую росой гальку. Привыкая к холоду, медленно забрел в воду по пояс и, нырнув, бесшумно поплыл поперек течения, по-собачьи сильно гребя под водой. Вышел к другому берегу почти напротив, постоял по пояс в воде, плескаясь, растирая плечи и грудь, поглядел на солнечные блики ниже по течению и поплыл обратно.
Искупавшись, медленно вышел на берег. Прохладная вода взбодрила тело, прояснила голову. Он постелил рубаху на песке, сел, глядя на спокойную гладь реки, на пологий противоположный берег, за которым тянулась вдаль зеленеющая холмистая степь…
Тэмуджин вернулся перед полуднем. Курень уже снялся с обжитого места и был готов к кочевке. Юрты все были разобраны и уложены в повозки. На земле желтели круги с очагами посередине, тут и там одиноко торчали коновязи. На месте бывших айлов всюду теснились арбы, запряженные в бычьи упряжки, вереницами тянулись навьюченные кони и верблюды.
Охранный отряд, выстроившись в колонну по четыре, ощетиненный копьями, стоял в сторонке. Боорчи и Джэлмэ проезжали вдоль рядов, осматривали воинов.
Тэмуджин взглянул в сторону айла Джамухи – там все еще укладывали вещи. Сам Джамуха неподвижно сидел у внешнего очага, сгорбившись, упорно глядя в догорающий огонек, словно не замечая ничего вокруг.
Мать Оэлун подала Тэмуджину туес с арзой, а сама взяла молоко. Вместе покапали на оставляемые очаги, брызнули по восьми сторонам.
- Арзу с десяти перегонок,
- Хорзу с двадцати перегонок
- Подносим с низким поклоном…
Сняв шапки, возблагодарили духов урочища за благополучную зимовку, поклонились на четыре стороны и сели на коней. Мать Оэлун с пятилетней Тэмулун и Бортэ с младенцем в руках сели в крытую повозку.
Тэмуджин с братьями в сопровождении нескольких посыльных тронули первыми. Знамя держал Хасар. Справа и слева, пропуская их, стояли готовые в путь айлы. Подданные снимали шапки, кланялись знамени.
Когда они выехали на простор, их догнал Джамуха со своими нукерами. Знамя его, старинное копье с расчесанным черным хвостом, держал Тайчар, младший брат анды. Джамуха поравнялся с Тэмуджином, и все остальные приотстали на несколько шагов.
– Я как утром вышел от тебя, не выпил ни чашки, – не то хвалясь, не то жалуясь, сказал Джамуха. – Ты прав, нельзя много пить, к хорошему это не приведет. Вот ты мало пьешь, а я много, не иначе во мне какой-то червь сидит и подговаривает: давай выпьем, будет хорошо, весело. Я-то знаю, что на самом деле от архи только вред, но слушаюсь его, пью. Сначала как будто хорошо, исчезают все тревоги и заботы, а потом плохо, болею сильно – надо опять поправлять голову, вот так и продолжается. Знаю, что надо кончать с этим, но почему-то все откладываю, откладываю… Но я брошу это дело, как ножом отрежу, вот увидишь. Ведь ты веришь, что я переборю себя?
– Не знаю.
– Значит, не веришь. Неужели ты считаешь, что я такой уж никчемный человек? – повернувшись к нему, обиженно спросил Джамуха. – Ты что-то очень уж плохо обо мне думаешь.
Тэмуджин промолчал.
Они приблизились к броду, и Тэмуджин первым направил коня в реку. Вода доходила до стремени. По глади реки донесся отдаленный шум. Тэмуджин вгляделся: выше по течению в перестрелах семи или восьми переправлялась какая-то сотня.
«Должно быть, это из тысячи Асалху, – подумал он. – Там неподалеку его курень. Наверно, передовых выслал…»
Уменьшенные расстоянием до муравьиных размеров, всадники толпами входили в реку и выходили на другом берегу. Грохочущий плеск их разносился далеко по сторонам, и казалось, что слышались даже голоса едва видимых людей.
Выехав на берег, Тэмуджин, не оглядываясь, тронул по ровной, зеленеющей траве. Джамуха рысью догнал его.
– Значит, ты не хочешь со мной разговаривать?
– Не хочу.
– А почему?
– Ты ненадежный человек.
– Как это я – ненадежный?
Тэмуджину не терпелось открыто сказать ему о вчерашнем его обмане, о том, как он втайне от него призывал керуленских нойонов в свое ханство и ему об этом умолчал. Однако его что-то удерживало от того, чтобы окончательно порвать с андой.
Он лишь сказал:
– Вот вчера ты обещал больше не пить, но слова не сдержал.
– Ты из-за этого не хочешь разговаривать со мной?
– А этого мало?
– Хм… Что это за причина? – Джамуха возмущенно сплюнул в сторону. – Из-за такой мелочи ты меня считаешь плохим человеком?
– Я тебе этого не говорил, а ты думай что хочешь.
Джамуха тяжело вздохнул.
– Ну, раз так, чего нам держаться друг друга? Степь широка, можно и разъехаться, а мне все равно, где стоять, что у горы, что у реки…
– Как хочешь…
Тэмуджин вдруг резко повернул коня, махнул братьям и порысил к следовавшим позади повозкам.
Арбы их айла только что выбрались на берег и направились по ровному месту, выстраиваясь в ряд. Крытая повозка матери шла крайней. Тэмуджин отъехал в сторону, пропуская другие телеги.
Мать и Бортэ приблизились, вопросительно глядя на него.
– Что случилось? – спросила мать, останавливая телегу.
– Мы с Джамухой решили разойтись.
– Вы что, совсем рассорились? – встревоженно спросила она.
– Мы не ссорились, но я указал ему на то, что он не держит своего слова. Он мне в ответ: раз так, то незачем нам держаться вместе. И еще добавил: мне все равно, где расположиться, что у воды, что у горы. Я что-то не понял, что он этим хотел сказать.
Мать в недоумении пожала плечами.
– Уж не знаю, на что он намекает такими словами. У него ведь язык такой, что иногда и не поймешь, о чем он говорит.
В разговор вступилась Бортэ.
– Я думаю, это он о том, что ему нет разницы, с кем дружить, с тобой или с кем-то другим. Джамуха человек обидчивый и, может быть, хотел сказать, что ему надоела твоя строгость. Вот и сегодня утром он пришел с кувшином архи, а ты отказался с ним выпить…
– А что, я должен был с утра с ним пить архи? – возмущенно спросил Тэмуджин. – Так мы до сих пор не выехали бы, сидели там за столом.
– Я не говорю, что ты должен был, – сдержанно отвечала та, стараясь, чтобы не слышали другие. – Ведь я не могу тебе указывать. Но вы разные люди, и видно, что вам вместе не ужиться. Может быть, это и к лучшему, если вы разделитесь.
– Что ж, так и сделаем. Обозы Джамухи идут позади, поэтому мы ускорим движение, оторвемся от них и удалимся вверх по реке. Где-нибудь станем отдельно, а там видно будет, где лучше расположиться. Вы поезжайте быстрее, а я распоряжусь обо всем.
Мать и Бортэ тронули вперед, а Тэмуджин послал Бэлгутэя к нукерам с приказом: всем подтянуться, двигаться как можно быстрее. Затем он приказал Хасару собрать свой подростковый отряд и разослать их ко всем тысячникам с известием о разделении с улусом Джамухи и повелением всем войскам находиться в сборе и готовности.
Поднявшись на бугор, Тэмуджин издали наблюдал, как Бэлгутэй встречал на берегу переправлявшихся с охранным отрядом Джэлмэ и Боорчи. Те, выслушав его, разослали нукеров по растянувшемуся кочевью, и скоро движение ускорилось. Возничие замахали кнутами, по бычьим спинам защелкали плети, и те, нагнув рогатые головы, рывками натягивая постромки, пошли напористым, семенящим шагом.
Тэмуджин дождался, когда переправились последние возы его улуса. На том берегу виднелось приотставшее кочевье Джамухи – оно только подбиралось к броду. Сам анда, уехав вперед и спешившись в тени прибрежных ив, в окружении нескольких нукеров посиживал на траве, поджидая своих.
Окинув прощальным взглядом местность за рекой, где зимовал их курень, Тэмуджин в сопровождении младших братьев и посыльных спустился с бугра и крупной рысью поскакал вдогонку за своими головными возами. Проезжая мимо того места, где сидел Джамуха, он взглянул на него. Тот при его приближении нарочно отвернулся в другую сторону. Тэмуджин хотел придержать коня и попрощаться с ним, но, увидев сбоку его злое, с непримиримо сжатыми губами лицо, проехал мимо, так ничего и не сказав ему на прощание.
Догнав повозку с матерью и Бортэ, он попросил налить ему чашку айрага. Выпив на ходу, он протянул чашку обратно и тронул коня впереди своего кочевья. Скоро его догнали Хасар и Бэлгутэй, и они двинулись прежним порядком.
«Вот как все разрешилось у нас с андой, – с грустью думал Тэмуджин, пристально оглядывая дальние просторы. – Выходит, прав был Кокэчу: двум вожакам в одном табуне не ужиться. И что же впереди?..»
Наступил полдень, они давно проехали то место, где прошлым летом стояли общим куренем с Джамухой. Лишь на короткое время спешившись у одинокого дерева на берегу, Тэмуджин взял из повозки матери туесок арзы, побрызгал, поклонился высокой сопке, с которого когда-то Хасар первым разглядел показавшееся за рекой войско хана Тогорила, и, не задерживаясь, повел кочевье дальше.
Глядя на солнце, он собирался остановиться на короткий отдых, чтобы подкрепились люди и подкормились животные, когда сзади послышался топот скачущих лошадей. Он оглянулся и натянул поводья. Мимо длинного их обоза крупной рысью приближались около десятка всадников.
«Уж не Джамуха ли опять?» – недовольно подумал было Тэмуджин, но, увидев рядом с Боорчи и Джэлмэ незнакомых всадников, пристально всмотрелся.
– Да это же Унгур! – опередив его, удивленно воскликнул Хасар. – И конь у него тот же, что был зимой на облаве.
Вглядевшись, Тэмуджин узнал двоюродного брата. Тот придержал буланого жеребца, поехал медленнее. Вскоре он приблизился к повозке матери Оэлун, перевел коня на шаг и поклонился ей с седла.
– Как поживаете, Оэлун-эхэ? – вежливо обратился он к ней.
– Слава западным богам, – ответила та, удивленно оглядывая его. – А у вас как, все хорошо?
– Все благополучно, и прозимовали неплохо…
– Ну, проезжай вперед, вон Тэмуджин уже ждет тебя.
Унгур с улыбкой приблизился к ним.
– Как поживаете, братья?
– Все хорошо, – ответно улыбнулся Тэмуджин. – А как вы?
– Тоже неплохо.
Унгур посмотрел на Тэмуджина.
– Я приехал к тебе со словом от наших дядей.
– Что же они говорят?
– Передают, что хотят перейти в твой улус и поднять тебя на ханство.
– На ханство? – переспросил Тэмуджин, будто не расслышав.
– Да, и для этого они привели с Онона пятьдесят тысяч борджигинов.
«Наконец-то… вот и случилось то, о чем говорил Кокэчу… – пронеслось у Тэмуджина в голове. – И оказалось все так просто…»
Ему почувствовалось, как вдруг просторно стало у него в груди, будто он оказался на высокой горе, на краю скалы, и перед ним раскинулась вся степь. Он жадно набрал полную грудь воздуха.
Скрывая охватившие его чувства, он недоуменно пожал плечами.
– А я слышал, что они привели их к Джамухе. Разве не так?
– Так они говорили раньше, – сказал Унгур. – Но теперь говорят, что привели их к тебе. Я думаю, что тебе надо подумать над этим.
– Что ж, отъедем в сторону и присядем, – сказал Тэмуджин и обратился к братьям и нукерам: – А вы расположите кочевье на отдых. Пусть распрягут быков и лошадей, пустят их на попас.
Они с Унгуром отдалились от берега и отпустили лошадей, разнуздав их и привязав поводья к стременам.
Присели рядышком на траве, глядя на располагающихся на отдых людей.
– С Джамухой повстречался? – спросил Тэмуджин.
– Да, он собирается поставить курень на вашем прошлогоднем месте.
– Говорил с ним?
– Да нет, я ведь с ним не дружил раньше. Поздоровались, я спросил о тебе, он сказал: «Если быстро поскачешь, то скоро догонишь». Выходит, вы с ним разошлись?
– Да, разошлись мы с ним… Ну, так ты говоришь, дядья хотят меня ханом сделать и для этого призвали борджигинов?
Читать бесплатно другие книги:
