Дублин Резерфорд Эдвард

Роберт Эммет жил сейчас под вымышленным именем в Ратконане, в паре миль дальше на юг. И это была идея Эммета — воспользоваться Тихим Приютом.

— Дом пуст, — объяснил он, — а когда я бывал там раньше, то устроил несколько ложных панелей и тайных дверей. Даже если туда кто-нибудь явится, ты сможешь спрятаться. Я тебе покажу, как это сделать.

Именно так и поступил Уильям в тот день, когда тот парень ошивался вокруг дома, а потом залез внутрь. Тайники оказались замечательными, но Уильям сожалел о том, что ему не удалось рассмотреть лицо наглеца.

Пока Уильям прятался, он отрастил усы и пушистые бакенбарды, которыми весьма гордился. По совету Эммета он называл себя Уильямом Кейси.

— А поскольку никто вне нашей парижской группы ничего о тебе не знает, — напомнил Эммет, — ты можешь оказаться очень полезным.

Лидеры «Объединенных ирландцев» Гамильтон, Рассел, Маккейб, Свайни представляли собой смешанную команду джентльменов, ученых и простых ремесленников, но все они были идеалистами. Уильям был самым молодым из тех, кто присутствовал на собраниях, обычно происходивших в Ратфарнеме.

— Ну, мы ведь не принимаем в расчет возраст, — улыбался Эммет.

Энн Девлин, девушке, которая присматривала за этим местом, было всего шестнадцать, но все, похоже, совершенно спокойно доверяли ей свои жизни. Мужчины съезжались со всего острова. Люди из Уиклоу и Ульстера обещали:

— Захватите Дублин — и мы все поднимемся.

А прибывшие из Килдэра говорили:

— Мы поможем вам захватить его.

Но больше всего впечатления на Уильяма производили собрания с участием младших местных командиров. Потому что именно тогда Эммет проявлял себя по-настоящему. Удивительно было видеть, как он может убеждать, как рисует картину возможного будущего свободной Ирландии.

— Наполеон надеется на нас, ирландцев, — мог он сказать какому-нибудь скромному ремесленнику, — потому что видит в нас дух борьбы. Если нам нужна его помощь, мы должны проявить себя. Как ты на это смотришь?

Это всегда действовало одинаково.

Весь май приходили вести о том, что Наполеон снова официально воюет с Англией. От этого их приготовления становились более срочными и необходимыми. К июню в Париж Бонапарту было отправлено сообщение, что они почти готовы к его приходу.

Как-то вечером они поехали в Дублин, чтобы встретиться с городскими представителями «Объединенных ирландцев». Эммет был воодушевлен, говорил жарко, но один из присутствовавших, явно слушавший его с восторгом, также с любопытством таращился на Уильяма, а потом даже подошел к нему. Он, случайно, не из Парижа приехал? Вопрос был задан вежливо и уважительно. А когда Уильям кивнул, парень заметил:

— Я сразу вижу человека из хорошей семьи и с хорошим образованием. Меня зовут Финн О’Бирн, и я к вашим услугам.

— Я Уильям Кейси.

Финн кивнул:

— А живете вы в городе, сэр, позвольте поинтересоваться?

— За городом.

— Я тут присматриваю за одним домом, сэр, и у меня есть доступ к еще нескольким. И если вам вдруг понадобится жилье или место, чтобы хранить что-то, я это могу устроить, и никто не будет знать, что вы там. Вы не могли бы это и мистеру Эммету передать?

Уильям обещал передать, и Финн О’Бирн сообщил ему адрес, где его можно найти.

— А вас я могу как-то найти, сэр? — спросил Финн.

— Через мистера Эммета, — весело ответил Уильям. — А с ним можно связаться по обычным каналам.

— Ну, вы знаете, где найти меня, сэр, — повторил Финн. — Если вдруг я вам понадоблюсь.

Уильяму он показался неплохим человеком.

Поскольку Эммет взял на себя роль интенданта, приготовления пошли вперед быстро. В дублинском Либертисе устроили три тайных склада оружия. И лишь горстка людей, включая братьев Смит, знала, где они находятся. Кузнецы уже выковали сотни копий. Были созданы запасы для кремневых ружей, пистолетов, огромное количество пороха. Уильям исполнял роль секретаря и правой руки Эммета. Не хватало им только одного.

— Нам нужны деньги, Уильям, — как-то в июне сказал Эммет. — Можешь добыть хоть сколько?

У Уильяма оставалась сотня фунтов. Пятьдесят он отдал Эммету. Уильям даже на мгновение задумался, не пойти ли к бабушке за наличностью, но если бы он это сделал, то раскрыл бы себя. И, кроме того, даже если бы она и дала денег, он не мог втягивать ее в заговор подобным образом. Но именно в момент этих размышлений Уильям осознал, как болезненно тоскует по семье.

Нет, на самом деле он не слишком скучал по родителям. И был искренне рад избегать отца, а мать, хотя, безусловно, любила сына, так подчинялась воле мужа, что Уильям просто не мог с ней по-настоящему общаться. Но Джорджиана — это совсем другое дело. Раз или два, в сумерках, Уильям проходил мимо ее дома, надеясь увидеть бабушку в одном из освещенных окон. Ему отчаянно хотелось подняться по ступеням к двери с широким веерообразным окном над ней, признаться, что он здесь. Когда Уильям пришел туда во второй раз, то с удовольствием увидел, как дверь открылась и из нее вышел его брат. И наблюдал, как тот задумчиво брел по улице, наверняка погруженный в какую-нибудь математическую головоломку… и Уильяму, конечно, хотелось пойти рядом с ним.

С каждым днем Уильям все более восхищался Эмметом. Тот, не удовлетворенный собранным оружием, изобретал новое. Он придумал складное копье, которое можно было спрятать под мужским пальто. Кузнецы жаловались на сложность работы и пока сделали всего несколько штук, но продолжали трудиться. Зная химию, Эммет придумал гранаты и сигнальные ракеты. Последние были чудовищами на шестах восьми футов длиной, зато могли взлетать в небо на сотни футов и только после этого взрывались разноцветными фейерверками, которые должны были служить сигналами отрядам. В начале июля они испытали одну такую ракету в полях около Ратфарнема.

Уильям знал также, что одновременно со всей этой деятельностью его друг успел завязать роман с дочерью какого-то джентльмена, чей родовой дом находился неподалеку. Уильям познакомился с Сарой Карран, смуглой красавицей с прекрасным музыкальным голосом, и считал Эммета счастливчиком.

И вообще, его друг успевал так много, что Уильяму казалось, будто один день его жизни равен месяцу жизни любого другого человека.

Но в начале июля Уильям заметил, что Эммет начал волноваться. И к середине месяца тот уже серьезно нервничал.

— Мы должны действовать скорее, — признался он в разговоре с Уильямом. — У нас почти закончились деньги, и нас уже очень скоро могут раскрыть.

— А как же французы? Мы не можем начинать без них, — напомнил Уильям.

— От них ни слова. — Эммет помолчал, будто обдумывая что-то, потом с раздражением встряхнул головой. — Время не ждет, — внезапно сказал он. — Мне необходимо теперь быть в городе, и тебе тоже. У тебя есть подходящее место, чтобы устроиться?

Припомнив удачное предложение Финна О’Бирна, Уильям отправился к нему уже на следующий день. О’Бирн был в восторге.

— Конечно, для тебя найдется комната как раз в том доме, где я сам живу, — заверил он Уильяма. — И никакого беспокойства не будет.

Финну О’Бирну повезло. Две недели назад, когда он доложил, что видел и Эммета, и Уильяма, лорд Маунтуолш был доволен. И теперь, когда Финн сообщил ему о новых обстоятельствах, лорд Маунтуолш даже улыбнулся:

— Считаешь, заговор подходит к последней фазе?

— Да, ваша светлость.

Геркулес немного подумал. Когда О’Бирн впервые сообщил, что видел Эммета и Уильяма, он счел своим долгом доложить об этом в Дублинский замок, ну, по крайней мере об Эммете. Но на чиновников это не произвело особого впечатления.

— Мы знаем, что некоторые из «Объединенных ирландцев» приехали из Франции, но это все мелкие сошки. Роберт Эммет очень молод. Он может здесь быть и просто по семейным делам. У вас есть что-нибудь более серьезное?

— Нет, — с сожалением признался Геркулес.

Но если О’Бирн мог теперь взять молодого Уильяма под наблюдение, то Уильям, пожалуй, мог привести его и к Эммету, и кто знает, к кому еще.

— Будешь следить за моим сыном, — сказал Геркулес О’Бирну, — и обо всем мне докладывать.

Финна приводило в некоторое замешательство лишь одно: что намерен делать этот аристократ после того, как узнал об участии своего сына в заговоре? Наверное, спрятать его в каком-нибудь надежном месте? Впрочем, Финну было все равно, пока лорд платил.

— Я постараюсь, чтобы этого молодого человека ни во что не впутали, — предложил он.

Но он просто не знал Геркулеса.

Лорд Маунтуолш уставился на него. Когда он лишь затевал всю эту историю, то искал только сведений. Но это было до того, как он узнал об участии в заговоре своего сына. Теперь он смотрел на дело по-другому. Сначала этого мальчишку выгнали из Тринити, потом он сбежал в Париж, а теперь затевает мятеж! На мгновение Геркулес даже позволил себе проявить свои чувства перед этим грязным шпионом.

— Он был моим сыном. Но он предал свою семью, предал свою веру и свою страну. Он предал меня. И больше он мне не сын.

— Как скажете, ваша светлость.

— Я хочу, чтобы его поймали за руку, О’Бирн. Чтобы никаких сомнений не оставалось. Доказательства должны быть неопровержимыми. Я желаю, чтобы его арестовали. А потом повесили. — (О’Бирн в ужасе вытаращил глаза.) — И ты никому ничего не скажешь, — продолжил лорд Маунтуолш. — Ты будешь докладывать мне обо всем, а я извещу власти, когда настанет подходящий момент. Но если ты наведешь солдат на моего сына в подходящий момент, я заплачу тебе пятьдесят фунтов. Можешь это сделать?

Пятьдесят фунтов были настоящей кучей денег.

— О да! — ответил О’Бирн. — Могу.

Вечером 14 июля Дублин услышал грохот и увидел фейерверки над Лиффи. В Дублинском замке дежурный офицер отнесся к шуму спокойно.

— Сегодня День взятия Бастилии, — со скучающим видом сказал он. — Республиканцы празднуют.

Тем не менее начальник городской полиции Дублина взял с собой небольшой отряд и отправился проверить причалы. Там он обнаружил огромный костер и толпу людей. Некоторые стреляли в воздух. Он немедленно попытался силой разогнать весельчаков. Но рассерженная толпа осыпала его людей булыжниками, и он был вынужден отступить.

— Нам лучше быть поосторожнее, — заметил позже один из чиновников замка. — Не надо спешить и сразу воспринимать всерьез эти республиканские спектакли. Начальнику полиции лучше не вмешиваться.

Днем 15 июля к Джону Макгоуэну совершенно неожиданно пришла Джорджиана. Она была бледна и умоляла его о помощи.

— Джон, я видела его! Я видела моего внука! На Графтон-стрит. Он повернул за угол, и я побежала за ним. Но вы же знаете этот район. Там сплошные маленькие переулки и проходы. Я потеряла его. Но это был Уильям. Я уверена. — Джорджиана вздохнула. — Я пошла домой, а потом подумала о вас. Это было около двух часов назад.

— Может быть, вы ошиблись? Воображение любит подшутить над нами.

— Джон! Помогите мне!

Макгоуэн помолчал.

— Как вы думаете, чем он занимается? — наконец спросил он.

— Он приехал из Парижа. Скорее всего, с Эмметом и другими. Это вы мне скажите, чем они занимаются.

— Не знаю, — честно ответил Макгоуэн. — Конечно, они ко мне приходили несколько месяцев назад, ну, «Объединенные ирландцы». Но я отказался участвовать. Я больше не верю в восстания.

— А вы считаете, будет восстание?

— Поговаривают об этом. Но это не значит, что оно на самом деле произойдет.

— Я потеряла Патрика. Джон, мне не вынести, если я потеряю и этого мальчика!

— Да, это было ужасно, — тихо произнес Макгоуэн. — А отец мальчика не может помочь? — (Выражение лица Джорджианы сразу все ему объяснило.) — Я разузнаю, — сказал он. — Но обещать ничего не могу.

В тот же вечер Макгоуэн пришел к Джорджиане:

— Все молчат. Никто ничего не говорит.

Но если быть точным, то табачник Смит сказал Макгоуэну:

— Под таким именем я никого не знаю. — И, сам видя двусмысленность ответа и поинтересовавшись, не может ли юноша назваться другим именем, Смит спросил: — А кто хочет узнать?

Его бабушка, пояснил Макгоуэн.

— Ох, не могу сказать, — ответил Смит.

И конечно, Макгоуэн понял, что Уильям в городе.

Макгоуэн сел в кресло в гостиной Джорджианы. Он прикрыл один глаз, а другим задумчиво смотрел на нее, и этот глаз казался неестественно большим и всевидящим в вечернем свете. Макгоуэн чувствовал отчаяние женщины. И это его тронуло.

— Мне жаль, что я не могу помочь, — сказал он. — Но где бы он ни был, он сам принял решение, и ясно, что он не хочет, чтобы его обнаружили.

Ничем не утешив Джорджиану, Макгоуэн ушел.

В субботу, 16 июля, в Либертисе были удивлены небольшим взрывом на складе рядом с собором Святого Патрика. Три человека были ранены и увезены в госпиталь, где один позже умер. К счастью, разрушения оказались невелики, а пожар быстро погасили те, кто работал на складе, и когда приехали городские пожарные, им сообщили, что помощь не нужна.

— Вы только лишнюю суету здесь устроили, — заявил им старшина.

Маленькая толпа, собравшаяся перед строением, с любопытством наблюдала за спором пожарных со старшиной, но наконец рассерженные борцы с огнем уехали.

На следующий день вечером явились полицейские, чтобы осмотреть место происшествия. Они никого там не нашли, зато обнаружили подозрительные следы пороха.

— Наверное, тут мастерили фейерверки, — предположил кто-то.

Но рапорт об осмотре был отправлен по инстанции.

Собрание воскресным утром прошло уныло. Эммет выглядел бледным и грустным.

Опасность была рядом, и все это понимали. К рассвету воскресного утра оружие и боеприпасы перевезли в один дом возле Угольного причала, как теперь называлась Деревянная набережная времен викингов.

— Пара ночных дозорных пыталась остановить моих парней по дороге, — сообщил табачник Смит. — Ребята притворились пьяными, но чуть не попались. — Он покачал головой. — Нас могут накрыть в любое мгновение.

Только дурак не согласился бы с ним. Время поджимало, и они это знали.

Потом заговорил Рассел. Он был одним из самых опытных людей девяносто восьмого года, и его голос имел вес.

— У нас два варианта. Мы можем прикрыть всю организацию и рассеяться. Или можем начать восстание немедленно. Если не начнем, потеряем фактор неожиданности или, хуже того, дождемся, что всех арестуют.

— А французы? — спросил Эммет.

— А у тебя есть новости о них? — (Ответа не последовало.) — Если мы будем их дожидаться, нас всех перевешают задолго до того, как они придут.

Кое-кто откликнулся одобрительным бормотанием.

— Но мы не готовы, — возразил Эммет.

— У нас очень много оружия, — напомнил Гамильтон, еще один другой ветеран. — Нам может вообще больше не подвернуться такая хорошая возможность.

— Я подниму север, — пообещал Рассел.

Уильям не знал, смогли ли убедить Эммета все эти аргументы, но после дальнейшего обсуждения было решено, что восстание нужно начинать как можно быстрее.

— Если вы хотите привести побольше людей из провинций, не возбуждая подозрений, — напомнил всем Гамильтон, — то субботний рыночный день подойдет как нельзя лучше. В город в любом случае приедет множество самого разного народа.

В итоге договорились на 23 мая.

— У нас будет еще целых пять дней на подготовку, — со смехом произнес Эммет.

Если Эммет и продолжал втайне сомневаться, никто об этом не догадался бы. Его штаб и главный склад оружия находились на складе на Томас-стрит, неподалеку от старинной больницы Святого Иоанна, расположенной в Либертисе к западу от старой городской стены. Это было просторное строение с двором. Здесь от Томас-стрит ответвлялась узкая улочка Маршалси-лейн, уходившая к причалам. Здесь Эммет работал и жил.

Уильям никогда в жизни так не волновался. Это было потрясающее ощущение: они творили историю. Эммет обладал хорошим чувством стиля. Какой-то портной сшил зеленые мундиры, отделанные золотом и кружевом.

— Такая форма у французских генералов, — пояснил Эммет. — Я и другие руководители наденем их. Это напомнит нашим людям, что они настоящая революционная армия.

Нужно было еще так много всего подготовить: снаряжение, припасы, даже буханки хлеба для людей. И хранить тайну склада уже было невозможно, ведь множество дублинских отрядов слали сюда своих порученцев. Вскоре после того, как Уильям пришел туда утром в понедельник, появился О’Бирн и тут же стал полезным человеком. Он проверял оружие и сразу замечал, чего не хватает.

— Нам нужно больше дроби, мистер Эммет, — доложил он, и Уильяма отправили купить нужное.

К концу дня Финн вместе с Уильямом пошел домой, а по дороге купил выпивку.

Эммет же писал манифесты. Они были длинными, но впечатляющими. Пришло время, писал он, для Ирландии показать всему миру, что она может занять свое место среди других народов. Ленстер и Ульстер пойдут впереди. Вся Ирландия последует за ними. Они не нуждаются в иностранной помощи. Но восстание должно идти благородно, настаивали манифесты. Должен соблюдаться строгий военный порядок, а за ним последуют свободные выборы и правосудие для всех.

— Отнеси это в печать прямо сейчас, Уильям, — велел Эммет другу.

Рассел, Гамильтон и еще несколько человек отправились на север, чтобы поднять Ульстер. Из Килдэра прислали сообщение, что они придут в субботу с почти двумя тысячами человек. Еще отправили посланцев в Уэксфорд и Уиклоу.

— Кто-нибудь знает горы Уиклоу? — спросил Эммет.

— Я их знаю как свои пять пальцев! — тут же вызвался О’Бирн.

— Ну, значит, ты главный, — сказал Эммет.

И дал Финну подробные инструкции, которые Финн должен был доставить тамошним командирам.

— Ты там поосторожнее, — предупредил Финна Уильям, когда тот уже уходил.

Граф Маунтуолш слушал очень внимательно.

— Ты уверен во всем этом?

— Да, милорд.

Финн дословно повторил то послание, которое должен был доставить в Уиклоу. Начало восстания назначалось на десять вечера в субботу. Сигналами послужат ракеты. Забрав оружие со склада на Томас-стрит, «Объединенные ирландцы» собирались первым делом захватить Дублинский замок.

— В Уиклоу ты не поедешь, но до субботы тебе лучше никому не показываться на глаза! — приказал Геркулес.

— Я знаю одну гостиницу в Долки.

— Хорошо. В субботу вернешься, скажешь, что доставил послание, и будешь наблюдать за приготовлениями. В час дня встретимся у гробницы Стронгбоу в соборе Христа, я дам тебе дальнейшие инструкции.

— Ваша светлость заплатит мне пятьдесят фунтов, когда все закончится?

— Когда моего сына арестуют, я дам тебе сотню фунтов, О’Бирн. А теперь иди.

Макгоуэну было тяжело. Он не был трусом, но он был старше и мудрее, чем пять лет назад. И хотя он хотел того же, чего хотел Эммет, он не верил в новое восстание. Теперь он куда больше верил в людей, чем в бунты. И он обладал терпением. Если не я, думал он, то мои дети и внуки увидят лучший мир. А тем временем, пока Англия присылала на остров вполне гуманных людей вроде Корнуоллиса и лорда-наместника, теперь сменившего его, жизнь была вполне терпимой.

Но его мучила совесть.

Дело было даже не в самом восстании, а в дружбе. Его преследовало лицо Джорджианы. И она ведь вполне права, что боялась. Если молодой Уильям связался с Эмметом, то ему грозила огромная опасность. Когда заговор раскроют или же восстание будет подавлено, как, скорее всего, и случится, власти будут не более снисходительны к нему, чем были к лорду Эдварду Фицджеральду.

Макгоуэн думал, что вполне может предсказать, как все произойдет. Бунтовщикам нужно прежде всего захватить Дублин. И для таких вещей всегда лучше всего подходили субботние ярмарки. Но что потом? Он понятия не имел. Если, как подозревал Макгоуэн, загадочный взрыв в Либертисе имел ко всему этому какое-то отношение, то планы бунтарей, скорее всего, продвинулись далеко. А значит, время было не на стороне молодого Уильяма.

Но кем был для него этот мальчик? Сыном человека, которого Макгоуэн ненавидел и который ненавидел его. Да, это так, но в то же время Уильям — внук его старого друга. И кузен Патрика, которого Макгоуэн любил.

Вот только что он может сделать? Единственный способ помочь — это серьезный разговор, нужно убедить его бросить все и скрыться. Но как, черт побери, его отыскать?! Разве только самому присоединиться к заговорщикам, и надолго, чтобы найти Уильяма. Но даже тогда он едва ли сумеет доказать юноше свою правоту. А потом что? Явится бабушка и похитит внука? Вообще-то, с улыбкой подумал Макгоуэн, она на такое способна.

А если бы ради нее Макгоуэн поступил именно так, он бы подверг риску собственную жизнь. Ему повезло: его не арестовали в девяносто восьмом. Но на этот раз удача может и изменить. Вот уж был бы замечательный подарок внукам — дед, висящий на мосту. Нет, это молодому Уильяму придется там болтаться.

Макгоуэн вздохнул и попытался выбросить все это из головы.

Он спорил с собой вот так каждый день почти неделю.

Вечером в пятницу, 22 июля, табачник Смит с удивлением увидел, что у дома его ждут. Это был Джон Макгоуэн. Он заявил, что хотел бы снова заняться чем-то полезным. Смит задумчиво уставился на него:

— Почему ты вдруг передумал, Джон? Это как-то связано с твоими расспросами о молодом Уолше?

К такому вопросу Макгоуэн был готов.

— Ну, в каком-то роде да. Я просто подумал, что если он участвует, то почему я не могу?

— А если он не участвует?

— Если ты не в деле, — усмехнулся Макгоуэн, — то и я останусь в сторонке.

— Рискуешь погибнуть.

— Я уже рисковал. А теперь мои дети выросли.

Смит неторопливо кивнул. Потом внимательно всмотрелся в Макгоуэна.

Макгоуэн знал, что тот думает. Наверняка табачник гадал, возможно ли, чтобы его старый товарищ превратился в двойного агента? Такое случалось. Молчание было долгим. Наконец Макгоуэн заговорил:

— Если ты не доверяешь мне, то я лучше вернусь домой. Страх иметь предателя рядом с собой причинит больше вреда, чем я смог бы принести пользы.

Он повернулся. Ему было жаль, что ничего не получилось, но одновременно он испытывал облегчение. По крайней мере, он попытался, его совесть чиста. Он едва успел пройти шагов десять, как услышал за спиной голос Смита:

— Томас-стрит. Сразу за Маршалси-лейн. Завтра утром.

К середине субботнего утра там собралась огромная толпа. Пришли люди из Килдэра. Слышались голоса:

— Где мушкетоны? Нам нужно больше патронов. Где порох из этого бочонка?

Уильяма то и дело отправляли с разными поручениями. Еще несколько сот человек подошли из Уэксфорда. Их убедили подождать у склада на Угольном причале. Еще одна группа из Дублина начала собираться у дома на Планкет-стрит. Финн О’Бирн вернулся, чтобы сообщить: послание доставлено, но он не знает, в какое время придут люди из Уиклоу.

Среди всего этого хаоса появилось одно приятное дополнение. Рано утром пришел Джон Макгоуэн, и его тепло приветствовали несколько мужчин. Он был спокоен и держался поближе к Уильяму.

— Мы выступим в десять вечера, — подтвердил Эммет. — Запустим ракету, потом спустимся к Угольному причалу, заберем уэксфордцев и прямиком отправимся к Дублинскому замку.

Финн О’Бирн, бывший в дороге всю ночь, сказал, что пойдет домой отдохнуть, но обещал вернуться позже.

Джорджиана не находила себе места. В том, что она постоянно думала об Уильяме, не было ничего удивительного. Но обуревавшие ее чувства были теперь другими. Она не испытывала приступов панического страха, как мать, которая не может найти своего ребенка. Нет, сейчас она твердо знала: Уильям в опасности. Она слышала о том, что между близкими людьми случаются таким моменты прозрения. Но не знала, что с этим делать.

Поздним утром она приказала подать карету. Сначала Джорджиана поехала на Графтон-стрит, потому что именно там видела Уильяма. Потом отправилась к дому Джона Макгоуэна, но ей сообщили, что он ушел еще с утра. После этого, к недоумению кучера, не понимавшего, что она затеяла, Джорджиана бесцельно поехала по Дейм-стрит и вокруг Дублинского замка. Она надеялась, что сумеет как-то угадать, где находится Уильям, но ничего не получалось. И она с неохотой вернулась домой.

Лорд Маунтуолш ожидал в тени, полускрытый колонной, когда Финн О’Бирн подошел к гробнице Стронгбоу. Лорд был одет в скромное пальто с поднятым воротником, а тонкий шарф прикрывал нижнюю часть его лица. Маскировка простая, но эффективная. Так мог выглядеть любой дублинский торговец.

— Рассказывай все! — приказал он.

Финн дал ему краткий отчет обо всем, что видел.

— Это начнется в десять, — сказал он. — Они запустят ракету.

И он объяснил, по какому маршруту должен идти Эммет.

— Хорошо. Я скажу, чтобы в замке были готовы к десяти. Ничто не насторожит бунтовщиков. Мы хотим, чтобы они вылезли на свет. Я пока буду дома, но в половине десятого приеду в простом экипаже к старой больнице Святого Иоанна. Встретимся там, потом вместе пройдем по Томас-стрит. Думаю, маскировка у меня удачная.

— Да, милорд. Но зачем вам идти на Томас-стрит?

— Чтобы мы с тобой могли своими глазами увидеть, как появятся Эммет и мой сын. Может, их не смогут узнать другие, а сомнений в их вине быть не должно. Когда их будут судить, все должно пройти безупречно. — Он глубоко вздохнул. — Я намерен сам свидетельствовать против.

Да, теперь у Финна не осталось сомнений в ненависти графа Маунтуолша.

Уже днем что-то пошло не так.

В два часа Эммет отправился в ближайшую гостиницу вместе с руководителями отряда из Килдэра. Отсутствовали они долго. А когда вернулись, Эммет был бледен.

— Нам, возможно, придется действовать без Килдэра, — тихо сказал он Уильяму. — Они недовольны подготовкой. — Эммет вздохнул. — Ты ведь знаешь, мы все делали в чертовской спешке. Но возможно, кое-кто из них останется.

В середине дня, хотя у складов оставались еще сотни человек, стало тише. Но сомнения людей из Килдэра подействовали на некоторых дублинских командиров, и еще несколько групп ушли. Когда около семи вечера снова появился Финн О’Бирн, Уильям объяснил ему, что произошло. А через несколько минут Эммет позвал их обоих.

— С теми людьми, что сейчас здесь, и с теми, что придут из Уэксфорда, и еще с теми, кто откликнется на сигнал ракетой, у нас все же хватит сил, чтобы удивить Дублинский замок, — заявил он.

Незадолго до восьми часов О’Бирн ушел.

— Посмотрю, может, удастся привести еще людей.

— Возвращайся к десяти, — сказал Эммет.

— Возьми оружие, — добавил Уильям и дал Финну одно из складных копий Эммета. — Можешь спрятать это под пальто.

— Спасибо, — поблагодарил О’Бирн.

Прошло два часа с тех пор, как карета с сидевшим в ней лордом-наместником выехала из ворот Дублинского замка и покатила к Либертису.

Лорда-наместника просили приехать в замок еще днем, из-за сообщения о том, что на эту ночь задуман большой бунт. Но и лорд-наместник, и главнокомандующий, генерал Фокс, отнеслись к этому скептически.

— Граф Маунтуолш может говорить все, что ему вздумается, — с раздражением заявил лорд-наместник, — но есть ли хоть какие-то подтверждения? Он сказал, где найти этих бунтовщиков? И откуда он о них узнал? Мы что, должны выйти на улицы и стрелять в каждого пьяного в субботний вечер?

— Сигналом к началу бунта станет ракета в десять часов, — вмешался генерал Фокс.

— В прошлый раз, в День взятия Бастилии, когда этот дурак начальник полиции без надобности потревожил толпу, тоже ракеты летали.

Но все же солдат в самом замке и в казармах по соседству привели в состояние боевой готовности. Однако к шести часам лорд-наместник решил, что с него довольно.

— Пусть солдаты остаются в состоянии готовности! — приказал он. — И еще заприте ворота замка. Этого достаточно. И дайте мне знать, если революционеры начнут действовать. Я еду домой.

Одной из самых приятных сторон его службы было то, что должность давалась вместе с великолепным особняком в изумительном по красоте Феникс-парке. Когда карета представителя короля катила мимо Либертиса и через Лиффи, он размышлял о том, что рассказывал ему его предшественник о характере графа Маунтуолша.

Лорд Корнуоллис не выбирал выражений.

— Этот парень — просто чертова заноза в заднице!

И как обычно, Корнуоллис оказался прав.

Джон Макгоуэн оглядывал все вокруг. Оставалось меньше двух часов до назначенного часа. И как же ему увести прочь мальчишку?

Это восстание наверняка должно обернуться катастрофой. Макгоуэн чувствовал это нутром. И внезапно с ужасом понял, что братьев Смит нет поблизости. Эммет снял пальто и надел зеленый мундир. В нем он выглядел просто замечательно, однако Макгоуэн подозревал, что мундир служил еще и другим целям. Он помогал Эммету войти в роль, чтобы не оставалось уже возможности повернуть назад. Это было нечто вроде рыцарских доспехов.

Но что думал молодой Уильям? Осознавал ли он, что все они идут на смерть? В половине девятого Макгоуэн решительно подошел к Уильяму и предложил немного подышать воздухом во дворе. Эммет в это время писал сообщения разным отрядам.

Воздух снаружи был теплым. Во дворе отдыхали люди. Ракета на шесте длиной в восемь футов и с огромным запалом стояла в пусковом устройстве, глядя в небо. Остановившись рядом с ней, Макгоуэн тихо произнес:

— Все самые лучшие ушли.

— Знаю, — спокойно ответил молодой Уильям.

— Мы должны спасти Эммета от него самого. Восстание провалится, и мы потеряем вообще все.

— Но выбор сделан. Он не повернет назад. Я знаю его.

— А ты?

— Я не брошу своих друзей.

Это было произнесено очень решительно. Уильям решил для себя, как жить, и теперь собирался сам выбрать для себя смерть. Макгоуэн посмотрел на него с восхищением.

— Да, верно, — сказал он и вернулся в дом.