Сталин и Дальний Восток Мозохин Олег
Сталин предложил Молотову опубликовать факт поджога авиационной базы в печати373. 10 апреля 1934 г. Политбюро ЦК решило дело о поджоге аэродрома на Камчатке передать на рассмотрение закрытого заседания военного трибунала, осудив виновных на 5–8 лет374.
15 июня 1933 г. заместитель председателя ОГПУ Я. С. Агранов сообщил Сталину о том, что 14 июня в 20.00 около проволочной изгороди аэродрома завода № 22 дозорный караула первого дивизиона 56-го полка войск ОГПУ МО красноармеец Копытов задержал военного атташе японского посольства Кавабэ Торашилло. Японец стремился осмотреть объект с находившимися там самолетами ТБ-3. Он в течение трех-пяти минут через щель в заборе вел наблюдение за территорией аэродрома.
За проявленную бдительность Сталин предложил за надлежащее исполнение своих обязанностей выдать красноармейцу Копытову 50 рублей наградных, выразить ему благодарность и объявить об этом в части375.
В 30-е годы дальневосточные чекисты продолжали вести операцию «Маки-Мираж», в ходе которой была парализована деятельность японской резидентуры в Сахаляне (ныне г. Хэйхэ).
«Начало противостоянию было положено в августе 1924 г., когда в китайском г. Сахалян, расположенном на берегу Амура напротив Благовещенска, было учреждено японское консульство во главе с разведчиком Симамура. Консульство использовалось для организации активной разведывательной деятельности против России, диверсионных и террористических актов, организации выступлений крестьянства против советской власти, распространения антисоветской литературы, фальшивых денег и т. д. К деятельности активно привлекали перебежчиков из СССР в Маньчжурию: лиц русской, китайской, корейской национальностей, народов Севера, а также контрабандистов, для снабжения которых консульство имело специальный фонд дефицитных товаров.
Японские кадровые разведчики, действовавшие в г. Сахалян под прикрытием (в качестве крупных предпринимателей, врачей, парикмахеров), оказывали психологическое давление на перебежчиков из СССР, добывая информацию о составе и численности войск в Хабаровске, Благовещенске, на станции Бочкарево (в настоящее время Белогорск), характере перевозимых по железной дороге грузов, экономическом положении региона, настроении населения. Затем наиболее активным давали несложные задания, в частности по вывозу из СССР семей и родственников белоэмигрантов, проживающих в Маньчжурии.
В результате внедрения органами ГПУ в японскую резидентуру агентов „Карпова“ и „Летова“ были добыты подлинные японские документы (доклады в центр о разведывательной работе, записные книжки и т. д.). В последующем „Летов“ настолько вошел в доверие к Симамуре, что тот стал давать ему поручения по вербовке агентуры на советской территории, налаживанию переправ, подбору курьеров, явочных квартир, делился своими планами активизации разведывательной работы против СССР по указаниям японского генштаба. В ходе оперативной игры через „Летова“ японской разведке была подставлена группа наших агентов с легендой о существовании шпионской организации, деятельность которой направлена на Хабаровск. К началу 1930-х годов под контролем чекистов находилась вся резидентура японской разведки в китайском и советском городах Сахалян и Благовещенск.
Операция „Маки-Мираж“ велась на протяжении 13 лет. За этот период арестовано свыше 50 японских агентов, большое количество контрабандистов и нарушителей государственной границы. За „информацию“, переданную органам ОГПУ, японцы переправили через связников для вознаграждения „своей“ агентуры более 82 тыс. руб. советскими деньгами и валютой. Все деньги оказались в руках органов госбезопасности и были переданы в доход государства»376.
В ходе ведения оперативной игры была нейтрализована в различных формах подрывная деятельность около 200 агентов японских спецслужб. Операция «Маки-Мираж» была прекращена в 1937 г. в связи с начавшимися в СССР репрессиями377.
Борьба со шпионско-диверсионными организациями на железнодорожном транспорте
26 ноября 1932 г. заместитель председателя ОГПУ Г. Е. Прокофьев и начальник ЭКУ Л. Г. Миронов сообщили Сталину, что в результате продолжительной агентурной разработки Экономическим управлением ОГПУ раскрыта крупная шпионско-диверсионная организация японского Генерального штаба, являющаяся центральным нелегальным аппаратом японцев на территории Союза. Было арестовано 25 человек – членов организации, которой непосредственно руководили японские консулы во Владивостоке (вначале консул Ватанабе, а затем Ямагуцци), военный агент в г. Сахалине – Кумазава и начальник 2-го отдела японского Генштаба полковник Кондо-Мосатане.
Работа организации представляла важнейшую составную часть японских планов по подготовке интервенции против СССР и должна была непосредственно обеспечить осуществление при открытии военных действий стратегического плана нападения войск на советский Дальний Восток со стороны 3-х районов: Южный Сахалин, Северную Корею и Северную Маньчжурию.
В планы организации входило разрушение железнодорожных путей и мостов, в частности мостов крупнейшего стратегического значения: Амурского, Зейского, Уссурийского, Бурейского, а также мостов через реку Левуха и Раковку. Были намечены к разрушению тоннели в районе Владивостока, Дальзавод с доками, портовые сооружения, аэродром, электростанции Владивостока, радиостанции.
При открытии военных действий диверсанты имели прямые поручения прервать любую связь Владивостока с Хабаровском и другими пунктами.
Членами организации было осуществлено два диверсионных акта: поджог в 1929 г. складов Госрыбтреста во Владивостоке и поджог в 1930 г. большого склада машинных частей Госпароходства в г. Благовещенске, причинивших миллионные убытки.
По заданиям японского Генштаба члены организации проводили интенсивный военный, политический и экономический шпионаж, связанный с подготовкой военных действий против СССР. Они добывали и передавали японцам секретные географические карты приграничных районов, производили топографические съемки важнейших стратегических пунктов, составляли карты наиболее крупных промышленных пунктов с расположенными вблизи заводами, доками, портами.
Произведенная Штабом РККА экспертиза сведений, переданных японцам, установила, что это причинило большой ущерб обороне ДВК. Отмечалось, что: План шпионско-диверсионной организации по ДВК был разработан с таким расчетом, что приведение его в исполнение ставило край, благодаря его географическим особенностям, в большей части – в положение военной добычи японцам378.
Дело Ким Заена.15 марта 1934 г. ОГПУ сообщило секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину, что агентурой ОГПУ был установлен проживающий в г. Москве кореец Ким Заен, студент паровозного факультета Института инженеров транспорта, который разрабатывался по подозрению в шпионажу в пользу Японии.
Было установлено, что в марте 1924 г. на разъезде № 86 на границе СССР с Маньчжурией Ким Заен нелегально перешел государственную границу. Там он был задержан. Представился корейцем, революционером.
После освобождения Кима Забайкальским Отделом ОГПУ были получены сведения, что некий Канеко Ризиро в 1922 и 1923 гг. дважды приезжал в существовавшую тогда Дальневосточную республику в г. Читу из Харбина. В полученных сведениях указывалось, что Канеко, прибыв в Читу, сразу же являлся к коммерсанту Онда и доктору Нарита – японцам, являвшимся резидентами японской разведки в Чите. За период своего пребывания в Чите в течение нескольких месяцев Канеко постоянно находился в кругу Нарита и Онда. Он занимался собиранием шпионских сведений через русских и японских граждан, снабжал своих агентов портативными фотоаппаратами для секретного фотографирования.
Проверка установила, что Канеко и Ким Заен одно и то же лицо. В связи с этими обстоятельствами. Ким в конце 1924 г. был арестован в г. Чите. Однако, просидев несколько месяцев, Кима, категорически отрицавшего свою вину, освободили. При этом в виде клятвы о своей невиновности он, сидя в тюрьме, «отломал» первый фаланг левого мизинца и кровью написал заявление о своей невиновности379.
В 1927 г. Ким прибыл в Москву. В следующем году поступил на службу переводчиком Института востоковедения. Будучи уволен за темное политическое прошлое из Института востоковедения и 1-го МГУ, куда он поступил учиться, Ким осенью 1929 г. получил работу японского переводчика в НКПС. В 1931 г. он поступил на учебу в Институт инженеров транспорта, а в 1932 г. его объявили в институте лучшим ударником. В газете института поместили статью с фотографией Кима. Его принимают в ВКП(б), но чистка задерживает его оформление в партию.
В связи с поступившими сведениями о возможной причастности Кима к шпионской деятельности ОГПУ организовало за ним в декабре 1933 г. наружное наблюдение. Было установлено, что Ким посещал на службе начальника Казанского вокзала, некоего Е. С. Боровского, с кем вел какие-то беседы. В течение дня Ким, имея свободный доступ в НКПС, постоянно посещал его отделы, обходя многочисленных своих знакомых специалистов.
Особо отмечалась его манера держаться на улице – постоянное движение бегом, исключительно частые проверки о выявлении наблюдения за собой. Долгие разъезды в трамвае в различных направлениях до посещения того или иного адреса выдавали в Киме опытного разведчика.
23-го января Ким Заен был арестован. Вследствие прямых изобличавших его улик Ким сознался в шпионской работе в пользу японской тайной полиции с 1922 года. Он рассказал, что, будучи разоблачен в Харбине в 1922 г. как кореец, скрывающийся под видом японца, он под страхом ссылки был завербован агентом японской тайной полиции Мацусима для провокационной работы среди корейских националистов и коммунистов. Изучив русский язык в специальной разведывательной школе японской разведки, Ким, под фамилией Канеко Эйзиро, дважды приезжал в Читу для выполнения специальных разведывательных поручений. Эти поручения сводились к установлению центров и участников корейского коммунистического и партизанского движения в СССР и проведения военного шпионажа.
В 1924 г. Ким, по заданию японского Генерального штаба, был нелегально переброшен в СССР для военно-разведывательной работы. По указанию агентов японского посольства в Москве Ким перешел в советское гражданство, женился на русской, принял меры к вступлению в ВКП(б). Японская разведка намечала полную натурализацию Кима, окончание им железнодорожного института и получение ответственной работы на железных дорогах в ДВК.
По прямому заданию секретаря японского посольства в Москве Амо Ким до осени 1931 г. занимался шпионажем на транспорте и собирал подробные сведения о состоянии железных дорог, их подвижном составе, стратегических дорогах, строительстве новых линий, выполнении плана первой пятилетки. Ким фактически выполнял работу помощника японского разведчика – Като. Усилиями Кима и Като было завербовано в управлениях дорог, в НКПС, на ремонтных заводах и в депо 18 агентов.
В связи с отъездом Като в Японию Ким в течение 1932 и 1933 гг. по день ареста выполнял обязанности резидента японской разведки.
Весной 1932 г. Ким получил от сменившего Амо Симады – секретаря японского посольства в Москве, директивы о всемерном форсировании военно-разведывательной работы на транспорте и ее активизации.
Перед ним были поставлены задачи по получению оперативных сводок о передвижении частей Красной армии на Восток. Сбор сведений о состоянии транспорта и ремонтных заводов на Сибирской и Дальневосточной магистралях, строительстве Байкало-Амурской магистрали. Кроме того, организация диверсионной работы на основных железнодорожных артериях, соединяющих Москву с Дальним Востоком.
В свою очередь, Ким поручил сбор сведений о движении войск на Восток Е. С. Боровскому. Сведений об отправке военных материалов и грузов заместителю начальника первого района Казанской дороги Сретенскому. Проведение диверсионной работы инженеру В. В. Козлову и машинисту Н. А. Мишину.
Мишину и Козлову поручалось организовывать крушение поездов (особенно военных), а также выведение из строя действующего парка паровозов и вагонов. Планировалось выведение из строя депо и ремонтных мастерских, путем порчи и взрыва поворотных кругов, взрыва компрессорных установок для выработки сжатого воздуха и нефтяных баков крупнейших депо. В нужный момент должен был быть уничтожен паровозный парк, стоящий в резерве на случай мобилизации.
Козлов, организовав диверсионную сеть, должен был по указанию Кима провести намеченные диверсионные акты. Взрывчатые вещества планировалось получить при помощи японского посольства.
Козловым и Мишиным в течение 1932–1933 гг. было организовано крушение товарного поезда осенью 1932 г., шедшего из Москвы в Голутвино. Весной 1933 г. организовано крушение маршрутного поезда на станции Люберцы. Неоднократно устраивались обрывы поездов в пути. Организовывались разбивки вагонов на сортировочных горках на товарной станции Перово. Производился вывод паровозов из строя различными способами.
Инженерами Сретенским и Боровским неоднократно передавались Киму секретные сводки о перевозке войск и военных грузов на Восток, которые затем передавались Симаде для японского посольства в Москве.
За период резидентства Кима на транспорте им было выплачено агентуре около 40 000 рублей из средств, полученных от японского посольства в Москве. Наибольшую сумму получили за свою работу Козлов и Мишин в общей сложности до 7000 рублей. Основные агенты получили от 2000 до 4000 рублей; остальные значительно меньше. Ким в свою очередь получал от посольства постоянное жалованье в размере 500 рублей в месяц380.
На допросе 2 марта 1934 года Ким Заен на предъявленных ему фотографиях опознал советников японского посольства в Москве Амо и Симада, а также японского разведчика Онда, с которым был связан по шпионской работе с 1922 по 1923 г.381
На допросе 10 марта 1934 г. он рассказал, что по указанию Мацусимы был направлен в специальную секретную школу японских разведчиков в Харбине. Школа эта негласно помещалась в представительстве Южно-Маньчжурской железной дороги в Харбине в Новом городе. Начальником этой школы был представитель Южно-Маньчжурской дороги Фурузава – офицер японской армии. Преподавателями школы являлись офицеры из японской военной миссии и некоторые сотрудники представительства Южно-Маньчжурской железной дороги. Все они являлись участниками японской интервенции в Сибири в 1919–1922 гг., людьми, хорошо знавшими русские условия. Училось на этих курсах около 20 человек, которые готовились для разведывательной работы в России. В школе в течение 8 месяцев изучались военное дело, построение и жизнь Красной армии, техника шпионской работы, русский язык, бытовые и общественные условия России.
Ким Заен сообщил, что по заданию отдела «Химицу-Кейсац» (тайная полиция) при Корейском генерал-губернаторстве в Сеуле в марте 1924 г. он нелегально перешел государственную границу СССР с Маньчжурией.
Проживая с 1924 г. по 1927 г. в Чите, он передавал шпионские материалы и переписку агенту японской разведки Чану – секретарю китайского консульства в Чите. В Москве с 1927 г. поддерживал связь последовательно с советниками японского посольства в г. Москве – Амо и Симада.
За полтора года своей деятельности на Казанской железной дороге и во Всесоюзном объединении ремонтных заводов НКПС совместно с Като через завербованных железнодорожников им были получены и переданы японской разведке сведения о количестве паровозов и вагонов в СССР. Сведения о наличии вагонов специального назначения для военных целей. Установлена пропускная способность всех железнодорожных ремонтных заводов и др.
Ким Заен перечислил 18 агентов. Лучшими его осведомителями, постоянно снабжавшими ценной информацией, были: Сластенин, Козлов, Дубровицкий, Александровский, Роднев, Наумов, Путимов, Шерман и Мишин. Далее он сообщил, что у него на связи был начальник Казанского вокзала в Москве – Е. С. Боровский.
Все сводки, не перепечатывая и не переписывая, он передавал лично Симаде при свиданиях с ним. Как правило, от агентуры он их получал за один-два, максимум три дня до встречи с Симадой, что бы оградить себя от возможного провала.
Встречался с Симадой один раз в месяц, иногда один раз в 2 месяца. Встречаться чаще считалось неконспиративным. В срочных случаях, созвонившись по телефону, мог встретиться с Симадой в любое время382.
На допросе 11 марта 1934 г. Ким Заен сообщил, что он получал от японской разведки задания по проведению диверсионных актов на железнодорожном транспорте.
Симада выдвинул ему требование о вербовке агентов на всех депо Московского узла, Казанской и Северной дорог для проведения диверсионных актов. Проводить диверсии планировалось в железнодорожных тоннелях у Байкальского озера на Забайкальской железной дороге, на мосту через реку Амур на Дальнем Востоке, в отношении отдельных депо, маршрутных составов, особенно военных и др.
Задания по диверсионной работе Ким Заеном давались непосредственно Козлову. Они заключались в том, что группа диверсантов должна была выводить из строя паровозы и вагоны383.
Из показаний Сластенина Александра Андреевича от 16 марта 1934 г. следовало, что после отъезда осенью 1931 г. Като с японскими специалистами в Японию он продолжал связь с Кимом, на которого Ямасито в Токио, а Като по приезде в Москву указывали как на представителя японской разведки в Москве.
Сластениным были переданы Киму схемы генпланов и паровозных комбинатов Верхнеудинского и Омского заводов, с основными размерами их, зарисованными из проектов реконструкции этих заводов и перечнями намечаемого оборудования сборно-механических цехов этих заводов; основные задания по выпуску продукции из реконструируемых заводов: Верхнеудинского, Омского, Красноярского, Уфимского, Пролетарского, Можереза и других.
Кроме того, по заданию разведки, интересовавшейся деталями новых мощных паровозов, им в момент обыска снимались на восковку, для передачи разведке, чертежи деталей паровоза ФД из не подлежащего выдаче альбома к проекту Орского завода, полученного вместе с другими материалами по сборно-механическому цеху этого завода Сластениным для экспертизы из Гипромаша. Альбом и восковки были отобраны при обыске у него на квартире.
Также по заданию разведки, интересовавшейся результатами диверсионной работы, им были переданы выписки о росте порчи паровозов в пути и происшествии с поездами за последние десять лет по годам и по месяцам за 1933 г. Выписки были взяты из не подлежащих оглашению отчетов. Черновики их частично были найдены у него также при обыске.
Сластенин после отъезда Като и Кима получал за свою работу от 5000–6000 рублей. Обычно как деньги, так и задания разведки, если они были в письменной форме, передавались в конвертах, вложенных в японские книги, которые передавались Кимом якобы для переводов. Сластенин вкладывал в них ответы и сводки для передачи японской разведке. Таким же порядком Ким обычно поддерживал связь и с другими инженерами – Александровским, Родновым, Кутузовым и т. д. Один раз Ким приходил за материалами к Сластенину на квартиру, под предлогом утверждения счета на перевод, так как в это время последний был болен. Сластенин передал ему сведения в коридоре, при выходе его из квартиры384.
20 марта 1934 г. начальник локомотивной части паровозной службы Московской Казанской железной дороги Козлов Василий Васильевич на допросе рассказал, что в шпионскую работу он был вовлечен японцем Баба, который являлся руководителем японской группы инженеров Московской Казанской железной дороги.
«Сблизившись со мной на работе, японский инженер Баба, переводчик Ким постепенно стали меня обрабатывать как в служебной, так и внеслужебной обстановке.
Убедившись в моих антисоветских взглядах, Баба и Ким стали со мной более откровенными и через некоторое время в служебном кабинете у Бабы последний в присутствии Кима предложил мне достать кое-какие сведения по М. Казанс. ж. д., при этом указал, что это должно остаться тайной между нами и что за оказанную ему услугу я буду соответствующим образом вознагражден».
Козлов передал Баба сведения о предстоящей работе дороги в период осенне-зимних перевозок. В свою очередь, Баба, зная обстановку на М. Казанской ж. д., дал Козлову указания по подготовке и проведению актов, направленных к уничтожению подвижного состава на основных участках дороги и депо. Он предложил привлечь для проведения этой работы нужных лиц.
Для этой цели Козлов привлек Гулинова и Сидорова, работавших в депо Сортировочная. В последующем Н. А. Мишина – заместителя начальника депо Сортировочная. Они, в свою очередь, завербовали машинистов: Хитринского, Константинова, Каменского, Ерохина и Цветкова.
По указанию Бабы был составлен конкретный план по проведению диверсионных актов с разделением на два периода: на период подготовки к осенне-зимним перевозкам и на период хода перевозок.
В первый период намечалось приведение в негодное состояние паровозного парка, срыв подготовительных работ и ремонта силовых установок в депо и на узле, выведение из строя компрессора депо, разрушение котлов паровозов с целью полного вывода их из строя и т. п.
Во второй период предполагалось: вывести из строя поворотный круг, разбить мощный углеподъемный кран на путях угольного склада, вывести из строя котлы парового отопления депо и оборудование вспомогательного поезда, организовать крушение товарно-воинских поездов.
Этот намеченный план диверсионной работы был полностью выполнен.
За время с июля по октябрь 1930 г. были проведены следующие акты:
В результате умышленного снижения объема ремонта паровозов в мастерских обточки паровозный парк депо Москва-Сортировочная был приведен в негодное для работы состояние примерно на 40 %. Указанным «ремонтом» в этот период пропускались главным образом подъездные паровозы.
Паровозы, поступившие в промывочный ремонт, охлаждались без пара и воды. Во время переброски паровозов из стойл горячих промывок в ремонтные стойла котлы оставались без пара и воды и с открытыми топками для охлаждения, в результате чего скрепления котлов и топок паровоза разрушались. Таким образом вышло из строя пять паровозов на длительный период.
В целях срыва ремонта котлов в конце сентября 1930 г. был выведен из строя компрессор, находившийся в депо Сортировочная. Этот акт был совершен путем выключения воды от компрессора, от чего получился взрыв цилиндра, чем окончательно была сорвана работа по ремонту котлов.
Был приведен в негодность при производстве ремонта главный двигатель водокачки ст. Симоново, чем была сорвана нормальная ее работа.
Выведен из строя поворотный круг в депо Москва-Сортировочная.
На станции Рыбная проведено крушение товарно-воинского поезда. В результате чего был уничтожен воинский состав из 60 вагонов и разрушено около 30 вагонов с военным снаряжением и топливом, стоявшим на путях ст. Рыбное.
Проведено крушение на станции Шатура с целью уничтожения товарно-воинского поезда, следовавшего на Дальний Восток. В результате 65 вагонов были разбиты и военный груз целиком уничтожен. Кроме того, было разбито 25 вагонов с углем и торфом, предназначенных для электростанции.
В депо Сортировочная были выведены из строя котлы парового сцепления с целью прекращения производства промазок котлов паровозов и срыва ремонтных работ.
На станции Сортировочная выведен из строя вспомогательный поезд.
В апреле 1931 г. на ст. Шатура проведено крушение состава с воинским грузом и оборудованием для Шатурской электростанции. Вследствие чего 50 вагонов было разбито.
После отъезда Бабы Козловым и Мишиным был проведен целый ряд диверсионных актов, задания по которым исходили от Кима. Это крушение товарно-воинского поезда на станции Черная и на станции Перово. Столкновение двух паровозов на фракционных путях депо станции Сортировочная. На станции Сортировочная проведено крушение составов на подгорочных путях, а также крушение товарно-воинского поезда на станции Люберцы.
В период пребывания в Москве Бабы Козлов лично получил от него 400 рублей американских долларов и от Кима около 6000 рублей в совзнаках. Эта сумма распределялась между всеми участниками диверсионных актов385.
24 марта 1934 г. арестованный Сретенский Николай Алексеевич рассказал, что был вовлечен в шпионскую работу японским переводчиком Ким Заеном. Им были передано Киму: выкопировка на фракционные и экипировочные пути из плана ст. Сортировочная и схема станции; сведения о пропускной способности горок, узла и участка Сортировочная-Черусти; сведения о наличии и потребности маневровых и подъездных паровозов по депо Сортировочная, а также сведения о количестве воинских поездов, отправленных на восток, по участку Сортировочная-Черусти за первую половину августа 1933 г. и за сентябрь 1932 г.386
Машинист Мишин Николай Артемьевич 25 марта 1934 г. признал себя виновными в шпионаже в пользу Японии. Он сообщил, что неоднократно встречался с начальником депо Сортировочная В. В. Козловым, с которым находился в дружеских отношениях по совместной работе. Примерно в конце лета, возвращаясь с работы домой, он встретил Козлова, который его проводил. По дороге разговорились на политические темы, Козлов, не стесняясь, стал явно выражать свое недовольство по отношению к советской власти. Мишин антисоветские настроения Козлов знал, поэтому считал его «своим» человеком. Закончив общую беседу, Козлов сообщил, что имеет возможность сверх жалованья заработать до 2–3 тыс. рублей в месяц. Он предложил достать кое-какие сведения для японского переводчика Кима, а последний отблагодарит. Мишин своего согласия не дал.
Вторично с Козловым он встретился через несколько дней. Во время этой беседы Козлов еще раз сообщил Мишину о своей связи с Кимом и то, что для проведения диверсионной работы ему поручено собрать надежную группу людей, которая сумела бы выполнять поручения Кима. Соблазнившись предложением Козлова, Мишин дал согласие на сотрудничество. Задания он лично получал от Козлова. При его участии было организовано крушение поездов на платформе Удельная и на платформе Панки. Организовано столкновение двух паровозов на фракционных путях депо Сортировочная. Выведен из строя поворотный круг депо Сортировочная.
Мишин передал Киму сведения о количестве проследовавших по Казанской железной дороге воинских поездов, которые он, в свою очередь, получал от дежурного по депо Сортировочная Догадина. Всего Мишиным было получено от Кима и Козлова около 4000 рублей387.
1 апреля 1934 г. ОГПУ сообщило Сталину, что разведывательная и диверсантская сеть японской разведки была выявлена не только на Московско-Казанской железной дороге, но также на Северной и Октябрьской.
По данным ОГПУ, насаждение японской агентуры началось в 1930 г. после пребывания на железных дорогах группы японских инженеров во главе с японцем Като. Было установлено, что японская разведка через завербованную ею агентуру получала сведения по транспорту. Эти материалы имели оборонное значение. Часть этих документов, подготовленных для передачи японской разведке через Ким Заена, была обнаружена при обыске у арестованных: старшего инженера Паровозного Управления НКПС Сластенина и старшего инженера Отдела тяги Московской Казанской железной дороги Козлова.
Одновременно с разведывательной работой этой группой проводилась и диверсионная работа на транспорте.
По делу были арестованы: Ким Заен, студент паровозного факультета Электромеханического института инженеров транспорта; Сретенский – начальник 1-й дистанции пути Московско-Казанской железной дороги; Сластенин – старший инженер Паровозного Управления НКПС; Роднов – старший инженер Паровозного Управления НКПС; Дубровицкий – инженер Локомотивной группы Управления Московской Казанской железной дороги; Александровский – старший инженер Паровозного Управления сектора заводов НКПС; Конушкин – старший инженер по ремонту вагонов Вагонного Управления НКПС; Добронравов – заведующий кабинетом ремонтных заводов МЭ МИИТ; Путимов – старший инженер Паровозного Управления НКПС, Боровский – начальник Казанского вокзала в Москве; Козлов – старший инженер Отдела тяги Московской Казанской железной дороги; Мишин – старший дежурный депо Москва-Сортировочная.
Были даны задания об аресте на периферии: В. В. Колчева, С. А. Тонконогова – инженеров Пролетарского Паровозного завода в Ленинграде; К. М. Каминского – инженера Омского завода; Ф. Ф. Ченстоховского и И. В. Охримовского – инженеров Ярославского завода; С. И. Чуба – инженера Управления Северо-Кавказской железной дороги; В. В. Уварова – инженера Тамбовского завода и М. И. Антипова – инженера Отрожского завода.
Одновременно с этим арестовывались непосредственные исполнители крушений поездов и других диверсионных актов, машинисты Ерохин, Догадин, Кобзарев388.
Политбюро ЦК 10 апреля 1934 г. решило дело Ким Заена передать на рассмотрение в закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда Союза389.
В этот же день Верховный суд СССР сообщил в Центральный комитет ВКП(б) Сталину, что, согласно постановлению Политбюро, в Военную коллегию Верховного суда Союза ССР было передано для заслушания в закрытом заседании дело Ким Заена и других агентов японской разведки. По делу привлечено 23 обвиняемых – все граждане СССР, в том числе кореец Ким Заен (в советское гражданство перешел в 1929 г.), старшие инженеры Паровозного Управления НКПС Сластенин и Роднов, начальник вокзала Москва-Пассажирская Московско-Казанской железной дороги Боровский и другие.
Все привлеченные виновными себя полностью признали. Вследствие того, что значительная часть материалов дела носила совершенно секретный характер, судебный процесс планировалось провести при закрытых дверях без участия сторон, при ограниченном доступе в зал заседания. Представители прессы допущены не были. Сообщалось, что процесс начнется 15 июля, под председательством председателя Военной коллегии В. В. Ульриха и членов Военной коллегии П. А. Камерона и Н. М. Рычкова390.
На судебном заседании было установлено, что с весны 1930 г. на железнодорожном транспорте существовала японская шпионско-диверсионная организация, имевшая основные задачи: собирание сведений о состоянии железнодорожного транспорта и о пропускной способности, мобилизационной готовности железных дорог, соединяющих Москву с Дальним Востоком, и военных перевозках на Дальний Восток; проведение диверсионной работы, особенно на железных дорогах, ведущих на Дальний Восток, одновременно подготавливая организацию крупных диверсий в военное время. Обвиняемым удалось передать большое количество совершенно секретных сведений и нанести огромный материальной вред, как путем систематического вредительства, так и путем организации ряда железнодорожных крушений.
Еще в 1930 г. японским инженером Като и его помощниками были завербованы несколько ответственных работников в центральном аппарате НКПС, в депо Москва-Сортировочная, Муромском паровозоремонтном заводе, которые в течение ряда лет передавали секретные и совершенно секретные сведения, получая за это денежные вознаграждения. Основными осведомителями были: старшие инженеры Паровозного Управления НКПС Сластенин, Роднов, Александровский, бывший заместитель начальника Управления тяги НКПС Наумов, начальник вокзала Москва-Пассажирская M. Kaз. ж. д. Боровский, бывший начальник депо Москва-Сортировочная Каз. ж. д. Козлов и другие.
Непосредственным организатором диверсий в депо Москва-Пассажирская и Москва-Сортировочная был начальник депо Москва-Сортировочная – инженер Козлов, получивший в 1930 г. от японского инженера Бабы указание о необходимости усилить диверсионную деятельность с целью тормозить работу Московского узла, выводить из строя паровозы и вагоны. Особое внимание обращали на необходимость организации крушений воинских поездов. В течение 1930–1932 гг. Козлов завербовал для непосредственной организации диверсий несколько железнодорожных служащих, которым платил вознаграждения из сумм, получаемых от Ким Заена.
Придавая большое значение Муромскому паровозоремонтному заводу, агенты японской разведки с 1930 г. приступили к организации систематического вредительства на этом заводе. Непосредственным организатором этих актов был главный инженер Александровский, который завербовал для этой цели начальника технического отдела завода Свиридова. Непосредственными же исполнителями были: начальник группы оборудования Алексеев, инспектор по определению объема ремонта Леофинский, начальник ремонтного цеха Богданов391.
На судебном заседании все подсудимые подтвердили данные ими на предварительном следствии показания, полностью признав свою вину.
19 июля 1934 г. Военная коллегия Верховного суда Союза ССР вынесла приговор. Восемь человек было осуждено к высшей мере уголовного наказания – расстрелу, 14 чел. – к лишению свободы на 10 лет каждый, 1 чел. – к лишению свободы на 5 лет.
В числе приговоренных к расстрелу был Ким Заен, который на протяжении 10 лет являлся активным шпионом, возглавлявшим японскую разведывательно-диверсионную организацию на железнодорожном транспорте. А также его ближайшие помощники – советские государственные служащие: Сластенин, Александровский, Козлов, Свиридов, Боровский и Мишин, непосредственно организовавшие и проводившие на протяжении ряда лет шпионско-диверсионную работу, а также член ВКП(б) – машинист Музанов, организовавший крушение двух поездов по заданию Козлова392.
23 июля 1934 г. со Сталиным был согласован проект сообщения о результатах суда над шпионско-диверсионной организацией. Сталин внес свои коррективы в тексте сообщения. 24 июля оно было опубликовано393 под заголовком «Суд над шпионско-диверсионной организацией на железнодорожном транспорте» следующего содержания:
«На днях Военной Коллегией Верховного Суда Союза ССР под предательством В. В. Ульрих, рассмотрено деле о шпионско-диверсионной шайке, действовавшей на некоторых участках нашего железнодорожного транспорта.
Шайка имела две основные задачи:
1. Собирание сведений о пропускной способности и мобилизационной готовности железных дорог, в частности дорог, соединяющих центр страны с Дальним Востоком, о состоянии паровозоремонтного дела в СССР вообще и особенно на магистралях, идущих на Дальний Восток, и
2. проведение диверсионных актов на железных дорогах, паровозоремонтных заводах, подготовление крупных диверсий на случай наступления военного времени.
В состав этой организации входили предавшие интересы своей родины отдельные советские государственные служащие, как из Центрального аппарата НКПС, так и его местных органов (станции Москва-Сортировочная и Москва-Пассажирская Московско-Казанской жел. дороги, Муромский паровозоремонтный завод и т. д.).
Возглавлялась организация прибывшим из Маньчжурии шпионом-диверсантом корейцем, агентом иностранной разведки Ким-Заеном. За получаемые от него вознаграждения, изменники – родине – агенты разведки развернули широкую шпионскую деятельность по собиранию секретных материалов, совершили ряд диверсионных актов на железнодорожном транспорте как путем организации крушений, так и выводом из строя оборудования депо ж. паровозоремонтных заводов.
Так, например, по своим тяжелым последствиям следует отметить следующие крушения на Моск. Казанск. ж. д.:
а) Крушение на станции Черная с большим числом человеческих жертв, в результате этого крушения были выведены из строя два паровоза и разбито 15 вагонов, с прекращением движения по главному пути.
б) Столкновение на ст. Панки двух товарных поездов.
в) Крушение пригородного пассажирского поезда, на ст. Удельная и ряд других.
Все эти крушения организовывались диверсантами – Козловым и Мишиным (начальником депо Москва-Сортировочная, М. Каз. ж. д. и его заместителем).
На Муромском заводе систематически выводились из строя станки, машины (по заданиям Александровского и Свиридова).
Своей шпионско-диверсантской работой изменники Родины успели нанести нашему ж.-д. транспорту крупный ущерб.
Суду было предано 23 человека.
Военная коллегия Верховного суда Союза ССР, приняв во внимание, что эти агенты шпионско-диверсионной организации занимались разрушительной работой на одном из важнейших участков государственного хозяйства – ж.-д. транспорта, что все агенты являлись советскими государственными служащими, совершившими своими преступлениями прямой акт измены родине и что в отношении руководителей организаторов шпионажа и диверсий и наиболее активных шпионов должна быть применена высшая мера уголовной репрессии – приговорить руководителя организации Ким-Заена, его ближайших помощников инженеров Паровозного Управления НКПС Сластенина А. А. и Александровского С. В., начальника депо ст. Москва-Сортировочная М. Каз. ж. д. Козлова В. В., его заместителя Мишина П. А., начальника технического отдела Муромского паровозоремонтного завода Свиридова Д. Т., начальника вокзала ст. Москва-Пассажирская М. Каз. ж. д. Боровского Е. С. и машиниста Музанова А. В., как организаторов шпионской и разрушительной работы и наиболее активных шпионов и диверсантов, к высшей мере уголовного наказания – РАССТРЕЛУ.
Остальные подсудимые – старший инженер Паровозного. Управления НКПС Роднов М. М., начальник. 1 дистанции пути М. Каз. ж. д. Сретенский Н. А. и другие приговорены к лишению свободы на 10 лет и меньше»394.
31 июля 1934 г. Верховный суд СССР обратился к председателю политкомиссии по судебным делам Калинину санкционировать применение высшей меры уголовного наказания – расстрела ко всем восьми осужденным395.
Народный комиссариат по иностранным делам проинформировал Сталина, что советник японского посольства Сако потребовал срочного свидания с врид. зав. 2-м Восточным Отделом НКИД и от имени Оты заявил следующее: «В газетах опубликовано сообщение о вынесении приговора Военной Коллегией Верховного Суда CCCР в отношении корейца Ким Заен, прибывшего, как сказано в сообщении, из Маньчжурии, Если Ким Заен действительно прибыл из Маньчжурии, то он, как кореец, является японским гражданином. В этом случае Посольство просит свидания с названным корейцем до приведения приговора в исполнение, а также желает ознакомиться с документами по делу».
Вместе с тем посольство не заявляло протеста, а просило обсудить указанное выше заявление. Японцы считали, что это дело произведет весьма плохое впечатление на общественное мнение396.
Японцам не удалось переговорить с Ким Заеном. Газеты опубликовали сообщение о том, что приговор Военной коллегии Верховного суда Союза ССР в отношении осужденных к высшей мере уголовного наказания – расстрелу за шпионско-диверсионную деятельность на железнодорожном транспорте:
1. Ким Заена,
2. Козлова Василия Васильевича,
3. Сластенина Александра Андреевича,
4. Боровского Евгения Семеновича,
5. Александровского Степана Васильевича,
6. Мишина Николая Артемьевича,
7. Музанова Андрея Васильевича и
8. Свиридова Леонида Тихоновича
приведен в исполнение397.
Дело Авербаха. 10 апреля 1937 г. Ежов сообщил Сталину, что на Амурской и Дальневосточной железных дорогах вскрыта японская диверсионно-шпионская организация, которая возглавлялась резидентом японской разведки Авербахом (бывший начальник плановой группы паровозной службы Амурской железной дороги, беспартийный) и Лешедко (бывший начальник Куйбышевского паровозного отделения Амурской железной дороги, беспартийный).
Организация была создана японской разведкой в 1926 г., до этого некоторые из активных ее участников (Авербах, Рыльцев и др.) поддерживали связь с зарубежной белогвардейской организацией Союз возрождения России, также действовавшей по заданию японской разведки.
Оставшиеся неразоблаченными члены этой организации продолжали вести шпионскую и диверсионную работу. Организация дислоцировалась на Амурской и Дальневосточной железных дорогах. Она провела большую подрывную работу в области разрушения паровозного и вагонного парка и срыва нормальной работы этих дорог. Искусственно создавала пробки на магистралях, совершала крушения поездов и передавала японской разведке сведения о состоянии и работе железных дорог ДВК.
Был зафиксирован ряд крупных диверсионных актов, совершенных организацией по прямому заданию японской разведки, выполнявшей план подготовки Японии к войне с СССР. Так, в 1930 г. участниками организации Шишмаревым и Лазаревым был совершен поджог мастерских «Дальлеса»; в 1931 г. тот же Шишмарев и его соучастник Никольский подожгли здание управления Уссурийской железной дороги. В 1932 г. члены организации Криссенель, Авербах и Бердибери подожгли два дома на строительстве авторемонтного завода в Хабаровске. В 1933 г. Криссенель и его соучастник, германский подданный, Егерь подожгли лесозавод на Уссури. В 1934 г. Криссенель и Чистяков подожгли авторемонтный завод в Хабаровске. В том же 1934 г. Авербах организовал поджог сборного цеха паровозоремонтного завода в Никольске-Уссурийском.
Авербах также показал, что он лично организовал совместно с Криссенелем в 1931 г. крушение пассажирского поезда № 2 на ст. Ин, повлекшее за собой 16 человеческих жертв.
Организация впервые стала получать от японцев прямые директивы о совершении диверсионных актов на железнодорожном транспорте и в промышленности в 1931 г. Так, Авербах лично дважды получал эти директивы от японцев в 1932 г. при посещении им японского консульства в Хабаровске.
На протяжении 4–5 лет организация получила от японцев свыше 100 000 рублей как вознаграждение за свою шпионско-диверсионную работу. Из этих сумм сам Авербах получил около 15 000 рублей.
Следствие по группе основных участников ликвидированной японской шпионско-диверсионной организации было закончено. Предлагалось дело рассмотреть в закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР398.
18 апреля 1937 г. Политбюро поддержало это предложение. Дело было направлено в суд для рассмотрения в закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР. Предлагалось всех расстрелять, а исполнение приговора опубликовать в хронике местной печати399. Данное решение было исполнено, все участники этой организации были расстреляны.
Проводились организационные мероприятия и по линии НКПС, к которым были подключены органы госбезопасности. Так, приказом наркома НКПС от 15 августа 1937 г. о проверке мобилизационной готовности Дальневосточной дороги предписывалось провести проверку кадров дороги и очистку ее от враждебных элементов. До 1 октября необходимо было закончить проверку личного состава руководящих кадров дороги, в первую очередь работников, связанных с движением поездов на больших узлах, а к 1 сентября закончить проверку сотрудников мобилизационного отдела. Уточнить потребность в кадрах на военное время и немедленно организовать подготовку работников ведущих профессий. По укреплению железнодорожных узлов в городах Хабаровске, Ворошилов-Уссурийске, Владивостоке, Угольная, Волочаевке усиливалась охрана, противовоздушная и противохимическая оборона и др.
Предлагалось предоставить к 1 октября план замены паровозов, обеспечить накопление угля на дорогах в пределах установленных фондов.
Нарком НКПС Каганович напомнил руководящим работникам Дальневосточной дороги «об их важнейшей ответственности перед родиной за мобилизационную подготовку дороги и предупреждает их, что разгильдяйство, пренебрежение делом мобподготовки транспорта будет рассматриваться, как тяжелое преступление перед родиной»400.
Борьба со шпионско-диверсионной деятельностью на объектах народного хозяйства СССР
Дело Союзшелка.15 марта 1934 г. ОГПУ сообщило И. В. Сталину об использовании японской разведкой для своих целей отдельных работников Союзшелка. Была арестована группа лиц. В числе арестованных был заместитель председателя Всесоюзного объединения Союзшелк М. Л. Шпигель, член ВКП(б) с 1919 года401.
По сообщению агентуры, он поддерживал близкие отношения с неким Кавасаки – японцем, прибывшим в СССР в 1931 г., который был устроен Шпигелем на службу в органы шелководства в Средней Азии. Одновременно было установлено, что Шпигель был тесно связан и с японским разведчиком Ким Заеном.
Впоследствии арестованный Шпигель рассказал, что, находясь в служебной командировке в Японии в январе – июле 1930 г., был завербован в Токио агентом японской тайной полиции Судзуки для шпионской работы в СССР. Ему поручалось создание на территории СССР агентурной сети для собирания сведений военно-разведывательного и экономического характера и создания условий для работы в СССР агентов японской разведки, присылаемых в Союз для выполнения разведывательных задач.
Шпигель привлек к шпионажу своих старых сослуживцев и друзей: Платова Константина Дмитриевича и Покровского Гавриила Андреевича. Затем лично и с помощью этих «друзей» создал информационную сеть на периферии. В течение 1931–1933 гг. ими были завербованы семь человек из различных шелководческих учреждений.
Агентурой Шпигеля в течение этих лет систематически собирались и передавались японской разведке секретные данные о военных гарнизонах в пограничных городах Средней Азии: Ашхабаде, Сталинабаде, Оше; о родах войск, их численности, вооружении, количестве пулеметов, укреплениях, о воинских частях, военных складах и их запасах; о численности гарнизонов в городах: Армавире, Туапсе, Георгиевске. Посадочных авиационных площадках, о воздушных линиях и аэродромах Северного Кавказа; о гарнизоне гор. Винницы, количественном составе и видах оружия, дислокации воинских частей, о ведущихся работах по укреплениям границы; о Тифлисском и Кутаисском воинских гарнизонах.
Собирались сведения о состоянии ирригационных систем в Средней Азии, хлопководстве, шелководстве, о басмаческом движении. О состоянии нефтепровода Грозный – Туапсе и ходе строительства нефтепровода Грозный – Украина, о выпуске бензина на Грозненских промыслах. О Минераловодском железнодорожном узле, его пропускной способности. О состоянии сельского хозяйства, ходе коллективизации и настроениях крестьянства. О Харьковском тракторном заводе и др.
Шпигель показал, что по условленным явкам им была установлена связь с тремя переброшенными японской разведкой в СССР агентами.
Первый – японец Кавасаки, солдат японской армии, прибыл под видом политэмигранта в начале 1931 г. из Владивостока в Ташкент и был устроен Шпигелем в качестве переводчика в Среднеазиатский шелковый институт. По показаниям Шпигеля, Кавасаки являлся резидентом японской разведки в Средней Азии, через него производилась передача сведений и получение денег от японской разведки.
Второй – белогвардеец А. Я. Гаврик, с 1320 по 1933 г. проживал в Маньчжурии, принимал участие в 1924 и 1928 гг. в налетах на советскую территорию. С 1932 г. дважды перебрасывался в СССР для диверсионно-разведывательной работы по заданию японской разведки. Перед приездом в СССР в 1932 г. получил подготовку в специальной школе диверсантов в Харбине. Будучи направлен в СССР, Гаврик по явке, данной ему агентами ЯВМ в Харбине, установил в июне 1932 г. связь со Шпигелем, который принял его и передал ему ряд военных секретных сведений, снабдил необходимыми документами и создал условия для его разъезда по СССР и развертывания его шпионской работы.
Кроме того, для постоянной связи с японским посольством в Москве, Шпигель установил тесные отношения с прибывшим к нему по явке третьим разведчиком – корейцем Ким Заеном, через которого передавался материал в японское посольство в Москве402.
10 марта 1934 г. Шпигель Мориц Львович на допросе более подробно рассказал о том, как был завербован японцами. При вербовке (в начале августа 1930 г.) он с Судзуки договорился об оплате за свою шпионскую работу. Данная договоренность японцами выполнялась. После приезда к Шпигелю агентов японской разведки (начало 1931 г.) он начал получать деньги на свои личные нужды, а также для расплаты с членами шпионской организации. За время сотрудничества с японцами им было получено около 20 000 рублей. Из этой суммы он лично получил около 2500 руб.403
26 марта 1934 г. Ягода сообщил Сталину о значительном усилении диверсионной и шпионской работы, проводимой как аппаратом японских дипломатических представительств в СССР, так и путем переброски непосредственно из-за кордона завербованных для этой цели шпионов и диверсантов. Было установлено, что на территории Маньчжоу-Го в первой половике 1933 г. был организован ряд новых разведывательных пунктов, ведущих работу на СССР и Внешнюю Монголию.
Военная миссия в Харбине, возглавляемая бывшим японским военным атташе в Москве полковником Комацубара, подчинялась штабу Квантунской армии (гор. Синь-Цзин). Она являлась центром всей диверсионно-шпионской работы. Эта миссия имела в своем подчинении военные миссии в Хайларе (граница с Внешней Монголией), на ст. Маньчжурия, в Цицикаре, в Сахаляне, в Фукдине и на ст. Пограничная.
В районах, прилегающих непосредственно к границе, в селах Санчагоу, Жаохэ, Хунчунь, Лунцин и в ряде других были организованы разведывательные посты, через которые шла нелегальная переброска в СССР агентуры.
Новая организация японской разведки соответствовала структуре разведывательного и диверсионного аппарата 2-го отдела польского Главного штаба, у которого японские офицеры-разведчики в Польше и в Прибалтике заимствовали методику организации шпионажа и диверсии против СССР.
Отмечалось, что японская разведка перебрасывала свою агентуру в большом количестве группами или в одиночном порядке с расчетом распространения их по территории СССР, с общей задачей проникновения на объекты оборонного значения. Агенты вербовались в основном из числа советских граждан, преимущественно молодежи, проживающих в Харбине и в полосе КВЖД, а также лиц, могущих получить право на жительство в СССР.
Базой, используемой для своих целей японской разведкой, являлось около 40 тысяч белогвардейцев и значительное количество антисоветски настроенных лиц из числа 15-тысячной колонии советских граждан на КВЖД. Только за период с 1933–1934 г. на территорию СССР прибыло 1400 советских граждан.
ОГПУ был дан обзор наиболее характерных дел.
Так, в сентябре 1933 г. в числе прибывших из Харбина в 1931–1932 гг. в Москву для отбывания воинской повинности в РККА был А. П. Пазин. Его поведение было подозрительно. Одного из агентов ОГПУ, сблизившегося с ним, Пазин начал уговаривать к нелегальному уходу в Маньчжурию. В конце октября 1933 г. Пазин, находясь под наружным наблюдением, выехал на Дальний Восток в г. Свободный, где связался с некими Краснощековым, Яновским и другими лицами, работавшими на строительстве БАМа. Было установлено, что кроме Пазина еще пять человек прибыли в СССР для ведения шпионско-диверсионной работы.
Пазина арестовали, на следствии он показал, что входит в состав резидентуры хайларской военной миссии, имеющей агентурную сеть на военных заводах и в частях РККА. Руководителями этой резидентуры были Фик и Пукас404, которые завербовали для шпионской работы на военных заводах и в частях РККА в течение 1933 г. четырех человек. Эти лица сообщали им сведения по месту своей службы. Сам Фик ездил нелегально из Москвы в Хайлар в мае 1933 г., где получил специальный инструктаж о дальнейшей своей работе от майора Инокучи и деньги в сумме 2000 рублей. Задание японской разведки состояло в том, что бы приступить через завербованных им лиц к организации диверсий на военных заводах.
В январе 1934 г. было установлено, что прибывший в Москву из Харбина в июне 1933 г. как перебежчик и находящийся под агентурным наблюдением П. Д. Барсуков, нигде не работая, располагал значительными суммами денег, в том числе и иностранной валютой. Было установлено, что он сгруппировал вокруг себя ряд харбинцев, работающих в Центральном институте авиамоторостроения (ЦИАМе), на предприятиях «Метростроя», железнодорожных служащих, на авиазаводах № 20, № 22 и др. Все они занимались сбором шпионских сведений, обсуждали устройство диверсионных актов по месту своей работы.
Установлено, что работавшая в Московском Управлении «Союзверфи» в качестве секретной машинистки А. Л. Бублик носила к себе домой копии печатаемых ею секретных материалов. На ее квартире был произведен обыск, во время которого был обнаружен ряд документов, касающихся постройки и отправки на ДВК судов и катеров.
На следствии арестованные сознались в том, что все они были завербованы разведкой японской военной миссии в Харбине и переброшены в СССР с диверсионными и шпионскими заданиями. Они показали, что их в Харбине инструктировал для диверсионной работы в СССР капитан харбинской военной миссии Уеда. Ряд арестованных по этому делу сознались в том, что подготавливали диверсионные акты на заводах и военных предприятиях, где они работали.
Показаниями арестованных подтверждалось, что ЯВМ в Харбине были организованы специальные автотракторные курсы «Интернационал», руководимые белогвардейцем Ядловским, являющиеся прикрытием и школой по подготовке квалифицированных диверсантов и разведчиков, посылаемых в СССР в течение нескольких лет. Выпуская шоферов, механиков, токарей и слесарей, эти курсы обеспечивали для японской разведки возможность проникновения их агентуры из числа окончивших их на промышленные предприятия в СССР в качестве технического состава, что облегчало диверсионную работу.
Коллегией ОГПУ все 14 участников ликвидированной диверсионной организации были приговорены к высшей мере наказания.
Агентурным наблюдением за группой перебежчиков из Китая, устроившихся в гор. Барнауле на строительстве мелтогжевого комбината, было установлено, что к одному из них Ненашеву, работающему бухгалтером на строительстве, прибыла в 1933 г. перебежчица из Маньчжурии Сергиенко, которая, завербовав Ненашева для шпионско-диверсионной работы, совместно с ним подобрала и устроила на комбинате группу харбинцев в количестве семи человек.
В конце декабря 1933 г. Ненашев одного из участников этой группы Столярчука направил нелегально через границу в Маньчжурию, который по дороге был арестован. При нем обнаружили доклад Ненашева в харбинскую разведку, содержащий сведения о дислокации частей Красной армии.
Ненашев и члены его группы были арестованы. Они сознались в том, что собирали военные сведения, а также вели подготовку к совершению диверсионных актов. Для устройства диверсий Ненашев нелегально приобрел от неизвестных 30 килограммов аммонала и 5,5 метра бикфордового шнура, обнаруженных у него при аресте.
Полномочным представительством ОГПУ ДВК были арестованы два красноармейца Благовещенского гарнизона ОКДВА: Новиков и Назаров, которые были переброшены японцами в конце декабря 1933 г. на территорию СССР. На следствии они сознались в том, что сообщили японцам подробные данные о составе и состоянии частей, в которых они служили, после чего были завербованы ЯВМ и переброшены обратно на советскую территорию под видом их выдачи властям СССР. Красноармейцу Новикову было дано поручение по прибытии в Благовещенск установить связь с секретарем японского консульства в Благовещенске Имаи Дзюро для дальнейшей шпионской работы. В качестве вознаграждения за будущую работу Назарову офицером японской разведки были выданы золотые часы, которые были при нем обнаружены.
Проводился шпионаж и с позиций японских дипломатических миссий в СССР.
Так в результате наблюдения за деятельностью сотрудников японского консульства в Благовещенске была ликвидирована шпионская сеть, созданная секретарем благовещенского японского консульства Имаи Дзюро. В качестве посредника при вербовке агентов и получении от них секретных военных сведений Имаи использовал свою сожительницу – уборщицу консульства, советскую гражданку Сухоносову Евгению – в прошлом дочь бывшего крупного лесопромышленника.
Практикант японского министерства иностранных дел японец Исида, находящийся в Ленинграде, завербовал врача Черепанову. Она нигде не работала, состояла на полном иждивении японцев. Через нее Исида получал подробные данные о положении в Таджикистане. Нужную информацию она черпала в кругу своих связей, установленных ею во время поездки с научной экспедицией в Среднюю Азию.
В процессе наблюдения за деятельностью японского военного атташе в Москве подполковника Кавабе было установлено, что его конспиративно посещает неизвестное лицо. Оно было установлено. Им оказался Семен Бирюков, 27 лет, редактор газеты Красковского силикатного завода под Москвой. В 1928 г. он был исключен из комсомола за троцкизм. После агентурной проработки в отношении него были добыты документальные материалы, подтверждающие факт его сотрудничества с японским военным атташе.
В ходе следствия Бирюков сознался в том, что в декабре 1933 г. был завербован японским военным атташе в Москве подполковником Кавабэ, после того как по своей инициативе предложил ему работать в пользу Японии. Бирюков передал Кавабэ информацию о заводах оборонного значения на Дальнем Востоке, данные о политическом и экономическом положении в ДВК, в частности в Уссурийском районе, а также сообщение о националистических настроениях среди населения Украины, куда Бирюков специально выезжал в январе 1934 г. За свою работу Бирюков получал от Кавабэ вознаграждение405.
4 апреля 1934 г. ОГПУ сообщило заместителю народного комиссара по иностранным делам Сокольникову, что 22 декабря 1933 г. на льду реки Амур напротив поселка Иннокентьевка (210 км восточнее Благовещенска), в 200 метрах от берега сторожевым нарядом пограничников был обнаружен неизвестный, производивший фотосъемку. Заметив приближение наряда, неизвестный бросил фотоаппарат и скрылся на территории Маньчжоу-Го. Фотоаппарат, несмотря на то что его занесло снегом, был найден. Установлено, что неизвестный, производивший фотосъемку и бросивший фотоаппарат, был японец Исигуро.
Японцы через своего консула в Благовещенске попросили возвратить фотоаппарат. О том, что он находится у пограничников, японцы знать не могли. Поэтому в этой просьбе японцам отказали. Сталин, прочитавший данное сообщение, посчитал это решение пограничников правильным406.
В этот же день, 4 апреля 1934 г., заместитель председателя ОГПУ Г. Е. Прокофьев сообщил Сталину о ликвидации на Камчатке диверсионно-повстанческой и шпионской организации. Были арестованы 9 японцев, проживавших постоянно на Камчатке. Из них двое – советские граждане407. Почти все сознались в активной диверсионно-шпионской деятельности. Кроме того, преступная деятельность обвиняемых была доказана не только показаниями самих обвиняемых, но и вещественными доказательствами. ОГПУ просило указаний передать дело для рассмотрения в суд или заслушать его во внесудебном порядке408.
Дело Лукашевкера.16 апреля 1934 г. ОГПУ сообщило Сталину, что, по агентурным данным, заместитель начальника управления Всесоюзного объединения текстильного машиностроения – Лукашевкер Леонид Давыдович, ранее работавший помощником начальника отдела кадров Наркомтяжпрома СССР, работает на японскую разведку409.
28 февраля 1934 г. он был арестован. На допросе показал, что, проживая в Харбине, был завербован для проведения военного шпионажа японским офицером Исига-Сан – резидентом японской разведки, работавшим под видом заместителя директора «Чосенбанка» в Харбине.
Перед отъездом в СССР Лукашевкер получил от него подробные указания и инструкции о технике и направлении его разведывательной работы, которая в основном сводилась к развертыванию военного шпионажа на территории Советского Союза в пользу Японии. Ему поручалось собирать сведения о вооружении и новейших достижениях в области технической оснащенности Красной армии, о работе военных заводов и заводов, выполняющих военные заказы.
В течение 1932–1933 гг. Лукашевкер создал агентурную сеть, от нее получал списки военных заводов, выполнявших военные заказы, с описанием цехов, а также секретные материалы о состоянии моторизации и механизации частей Красной армии, расположенных на Дальнем Востоке. Полученные сведения передавал резиденту японской разведки Накояма. За свои услуги получил в разное время 130 000 рублей из них 100 000 руб. были отданы завербованным им лицам и около 30 000 рублей оставил себе.
Лукашевкер занимался и политическим шпионажем. Он организовал получение секретных политических документов НКИД через специально прибывшую для этих целей в 1933 г. в Москву из Харбина артистку оперетты Грановскую Инну Васильевну. За эти материалы он уплатил ей в разное время 12 000 рублей.
По этому делу были арестованы: В. П. Саввин – преподаватель тактики Орловской бронетанковой школы, исключен из ВКП(б); Я. С. Ядров-Ходоровский – заместитель начальника Главного управления авиационной промышленности; исключен из ВКП(б); П. Д. Разгильдеев – инспектор Внешторгбанка в Москве и К. В. Грановская – артистка оперетты410.
Лукашевкер рассказал, что первая встреча и знакомство с Сан-Исига прошла в его служебном кабинете в Управлении КВЖД. Вначале разговор шел в отношении сделанного Сан-Исигой предложения, касающегося аренды земельного участка, но затем перешли к вопросам о Советском Союзе, о конфликте с китайцами, о хорошем вооружении Красной армии. При этом Сан-Исига высказывал хорошие знания советской экономики. Он хотел установить более тесное знакомство с Лукашевкер и пригласил его заехать к себе на квартиру. Тот принял это приглашение.
Следующая встреча состоялась через три-четыре дня, во время которой разговор касался исключительно Советского Союза и его обороноспособности.
Третья встреча произошла у Сан-Исиги на квартире, которая размещалась в здании «Чосенбанка», находящегося в японском квартале ст. Харбина. Во время этой встречи Сан-Исига расспросил Лукашевкера о связях с военными лицами в Советском Союзе, а также с лицами, работающими в различных отраслях промышленности. Предложил Лукашевкеру работать с японской разведкой, представителем которой он, Сан-Исига, являлся. Японец хотел, чтобы Лукашевкер завербовал в СССР группу лиц, через которых можно было бы производить сбор секретных сведений об авиации, химической и военной промышленности, подводном флоте и др. В разговоре сказал, что это дело законспирировано и бояться ничего не надо. От этого взаимодействия получится взаимная польза. Лукашевкер дал согласие на сотрудничество.
Исига предупредил, что по приезде в Москву к Лукашевкеру явится находящийся в Москве японец Накаяма, с которым ему придется иметь дело в дальнейшем.
В конце ноября или начале декабря 1931 г. Лукашевкеру позвонили на службу. Он сначала услышал один голос, затем телефонная трубка была передана другому человеку. Говоривший с японским акцентом по телефону себя не назвал, но просил увидеться. Лукашевкер назначил встречу у первого спуска с улицы Варварки – Зарядье, сказав приблизительно, в какой он будет одежде.
В назначенное время Лукашевкер встретился с японцем, который представился Накаямой. Тот стал подробно инструктировать, кого в первую очередь надо вербовать. По его мнению – военных, работающих в штабе РККА, которые могли дать ценные материалы об отправке вооружения, дислокации войск на ДВК, и солидных людей, связанных с военной промышленностью, с институтами, занимающимися проектированием в области химии, авиации, судостроения и др. отраслях военной промышленности. Лукашевкер должен был развернуть работу таким образом, чтобы обеспечить получение военных секретных материалов.
В ходе дальнейшей работы на японскую разведку Лукашевкером были завербованы: Разгильдеев – из Внешторгбанка; Цигельник – из Уполнаркомтяжпрома Московской области; Кац – коммерческий директор завода Карла Маркса в Ленинграде; Куцкий – технический директор Пресненского машиностроительного завода в Москве; Бейер – куратор завода №. 1 Союзтекстильмашина в Ленинграде; Винницкий – заведующий монтажным бюро Союзтекстильмашины; Струве – коммерческий директор завода № 7 «Арсенал» в Ленинграде; Саввин – преподаватель тактики Орловской бронетанковой школы; Виллер – инженер Ижорского завода; Ядров – бывший заместитель начальника Глававиапрома.
Через завербованную сеть Лукашевкер получил, а затем передал резиденту японской разведки Накаяме чертежи нового самолета-истребителя; чертежи сконструированного ЦАГИ гидросамолета; чертежи новой быстроходной подводной лодки; чертежи новых минных аппаратов; списки ряда заводов с описанием спеццехов, их устройства, оборудования и пр.; чертежи новой конструкции танкетки, выпускаемой заводом Союзторфмашина в Калинине.
В декабре 1933 г., будучи в гор. Орле, у Саввина получил материалы о состоянии моторизации частей Красной армии, перечень всех видов танков и танкеток с чертежами. Саввиным была дана характеристика механизации частей Красной армии на Дальнем Востоке.
За это время к Лукашевкеру из Харбина приезжали двое: дочь лесовода-ученого и Грановская, знакомые жены.
В ходе следствия Лукашевкер рассказал о вербовке Саввина. По приезде в СССР из Харбина в 1931 г. он встретил Саввина в Ленинграде, который в то время работал в РККА. В разговоре узнал, что в ЦКК ВКП(б) разбирается дело Саввина. Его обвиняли в связи с белоэмигрантской организацией в Нью-Йорке, а также в связи с братом, бывшим белым офицером, находящимся в эмиграции в Париже. Настроение Саввина в связи с этим резко менялось, исключение из партии явилось устранением той преграды, которая для него существовала при высказывании своих взглядов. С этого момента отношения между ними стали носить открытый характер.
Во время одного из разговоров Саввин высказал желание уехать на Дальний Восток с тем, чтобы оттуда перейти за границу. Такому настроению способствовало еще и то, что у него были плохие отношения с женой. Единственно, что смущало Саввина, – это то, что за границей его знали как коммуниста и могли не поверить в его желание участвовать в работе белоэмигрантских организаций и вести борьбу против Советского Союза.
Указав Саввину на бессмысленность его желания бежать за границу в то время, как он с успехом может найти применение своих сил для борьбы против советской власти в СССР, Лукашевкер рассказал ему о своей связи с японской разведкой и предложил включиться в проведение шпионской работы. Саввин без колебаний согласился. Условились, что конкретно вопрос о его деятельности решится после того, как он окончательно узнает в Реввоенсовете РККА, где будет работать. В сентябре 1933 г. Саввин был направлен на работу преподавателем бронетанковой школы в Орле. Лукашевкер поручил ему собрать данные о технической оснащенности частей Красной армии, расположенных на Дальнем Востоке. Во время разговора он передал Саввину 3000 рублей411.
В апреле 1934 г. к жене Лукашевкера приехала Грановская. Она рассказала ему, что давно связана с японской разведкой. Перед ее отъездом из Харбина в Москву японец по фамилии Сан-Исига, с которым она была связана по разведывательной деятельности в Харбине, предложил ей по приезде в Москву связаться с ним и поступить в его распоряжение. Сообщила, что ей поручили взять в свое обслуживание Наркоминдел, где у нее хорошие связи.
При первой же встрече с Накаямой было оговорено, что по линии МИДа его главным образом могут интересовать инструкции и указания, посылаемые советскому полпредству в Токио, в консульство в Харбин и уполномоченному в Хабаровск. Так же вопросы о поддержке советским правительством партизанского движения в Маньчжурии особенно на Восточной линии, о связях с Чжан-Су Ляном и бывшим цицикарским правительством по вопросам Токийской конференции; в частности, об установленных суммах по выкупу дороги, об отношении к правительству Пу-И, о рыбалках и вообще все материалы, характеризующие линию поведения советского правительства на Дальнем Востоке. Полученные задания от Накоямы Лукашевкер передал Грановской, не упоминая при этом фамилии последнего, также как не был сказан Накаяме и факт приезда Грановской.
После того как Грановская переехала с квартиры Лукашевкера, найдя себе комнату, он встречался с ней четыре раза, во время этих встреч получал от нее материалы, давал задания и передавал деньги. Все встречи с ней происходили у него на квартире наедине.
В начале сентября 1933 г. он получил от Грановской пакет среднего формата, в который были вложены инструкция советскому полпредству в Токио по линии поведения и об условиях возобновления дальнейших переговоров о КВЖД, где давался перечень требований правительства СССР. В середине октября 1933 г. получил материалы о перезаключении договора на рыбалки, инструкцию полпреду в Токио и уполномоченному НКИД в Хабаровске, а также указания полпреду в Токио об условиях охраны камчатских берегов.
Во второй половине декабря 1933 г. Грановская передала пакет с материалами о поддержке партизанского движения на Восточной линии КВЖД, указание генеральному консулу в Харбине, инструкцию по переговорам с командованием Квантунской армии по оплате КВЖД за военные перевозки, о линии поведения в связи с арестом советских граждан в Харбине. Кроме того, была получена инструкция советскому полпреду в Токио о поведении последнего при переговорах с японцами в связи с опубликованными советско-японскими документами по вопросу о КВЖД.
Лукашевкер передал несколько раз Грановской деньги разными частями за выполняемую ею работу, всего около 12 000 рублей412.
25 апреля 1934 г. Сталину было сообщено об аресте Саввина413, который сознался в шпионской работе, которую вел, состоя помощником начальника Автобронетанковых войск Ленинградского военного округа с 1931 г. и руководителем тактики Орловской бронетанковой школы РККА с 1933 г. Его показаниями устанавливалась шпионская работа бывшего вице-консула в Харбине и консула в Хайларе Н. Е. Орлова, заместителя начальника политотдела 4-го района Закавказских железных дорог. ОГПУ считало необходимым его арест и запросило на это согласие.