Порог греха Курц Юрий

– Здравствуй, Джохарушка! – с нарочитой весёлостью поприветствовал бывшего начальника Алесь. – Узнал? Не подавись ненароком!

Заурбеков положил шампур на столик. Прожевав мясо, натужно проглотил.

– Ты-ы-ы? – глаза его сузились.

– Картина Репина «Не ждали». Так, Николай Тарасович?

Салипод онемело моргал глазами. Лицо его наливалось сизой кровью.

– Обниматься мне с вами, господа-товарищи, недосуг. Прошу всех встать в один ряд, – Алесь играл пистолетом.

– Что ты задумал?

Салипод снял шапку: голова парила.

– Встать в ряд! – крикнул Алесь чужим голосом и выстрелил под ноги Салиподу. Тот взвизгнул по-поросячьи и подпрыгнул как ужаленный. Поглядывая друг на друга, все молча выстроились.

– Наденьте шапку, Николай Тарасович, не то застудите державные мозги!

– Да, да, – забормотал Салипод, суетливо всовывая голову в пыжиковую шапку. Он был растерян и подавлен.

– Всех прошу на колени. Руки на затылок, – Алесь сухо улыбнулся.

Улыбка испугала Заурбекова. Он знал: так командуют обречёнными людьми. Становясь на колени, не спускал ненавидящего взгляда с лица Алеся.

– Мы ни в чём не виноваты, – заговорил один из лётчиков, до этого с молчаливой покорностью выполняющий команды Алеся. – Не убивайте нас… Мы люди подневольные… У нас дети!

Сколько раз за свою боевую работу слышал Алесь такие просьбы отчаяния и надежды! Промедли с пулей – оторопеет сердце. Размягчится. В таком состоянии не одному десятку пленённых моджахедов подарил он жизнь в Афганистане. Но там были отъявленные ублюдки. А какие враги вот эти летуны с вертушки? Даже явный отморозок Ибрагим не злобил его: стоит, давится слезами. Пальцы, сцепленные на затылке, так и прыгают.

Два врага здесь: Салипод и Заурбеков. Один, как и Ибрагим, тоже сопли распустил: подвывает, как нашкодивший щен. Другой молитву бормочет: искренне верит в Аллаха или придуривается? просто себя успокаивает? Скорее всего, второе. Но он – солдат, он прощения просить не станет. У него свой кодекс чести. Это не слизняк Салипод. Он только орёл, когда властвует. Но накажет Алесь их одинаково. Что копали, в то и попали. Пришёл и его час. По делу и муку примут!

Он окликнул Ибрагима. Тот повернул в его сторону измичканное страданием лицо.

«Вставай» – показал ему жестом Алесь.

Увидев, как он поднимается на ноги, зашевелились остальные.

– Стоять! – Алесь выстрелил в воздух.

– Ты мэня нэ убиват? – вкрадчивым голосом спросил Ибрагим.

«Ну вот, столько пережил и перестрадал ради этой минуты, а радости никакой! И ненависть куда-то улетучилась!» – вспомнил Алесь десантника Алёшку. Тошно и пусто стало на душе.

Он внимательно посмотрел в глаза каждому. Достал из внутреннего кармана газовый пистолет – копию макарыча (иногда приходилось использовать и его), молча протянул Ибрагиму, пояснив жестами, что стрелять нужно только в Салипода и Заурбекова и куда именно должна прийтись пуля. Ибрагим благодарно ощерился.

«Наёмник! Ум, как коромысло: и криво, и зубристо, и на оба конца. На всё готов, лишь бы уцелеть!»

– Лучше убей! – захрипел догадливый Заурбеков, – убей сразу, шакал!

– Давай, – Алесь махнул рукой Ибрагиму и пошёл к «Бурану». Прогремели выстрелы. Алесь обернулся, искренне полагая, что наёмник стреляет ему в спину. Ибрагим целился в своих хозяев. Ещё два выстрела вспороли морозный воздух.

– Вай! Вай! Што этат? – Ибрагим закашлял, недоумённо разгоняя ядовитую дымку рукой.

Алесь запустил мотор снегохода. Рванул с места и помчался к реке, не оглядываясь.

Ксения сидела у входа в палатку, гладила за ушами Андакана. На сердце было тревожно и зябко, словно оно постепенно охлаждалось. Но с приближением снегохода удвоило бой. Кто едет? Андакан радостно заурчал. Значит, Алесь!

Он заглушил двигатель. Встретился глазами с глазами Ксении и увидел в них немой вопрос: «Всё кончено?»

– Нет, – ответил Алесь. – Знаешь, когда увидел стоящими на коленях – жалких, беспомощных, дрожащих от страха, – то почувствовал не облегчение, а отвращение, как к раздавленным гадам. Не поднялась рука! Так, попугал только! Не захотел брать ещё один грех на душу. Пусть их судьба накажет!

– Я завидую твоему мужеству!

Алесь подул на пальцы рук, согревая их теплом дыхания, и надел перчатки.

– И зло, и добро, Ксюша, используют в борьбе одно и то же оружие – страсть. Без неё невозможно добиться цели.

«И без огнестрелки», – хотела сказать Ксения. В прицепных санях у палатки, в которой она сидела в ожидании Алеся, оказался целый арсенал: автомат, пистолеты, гранатомёт, ручные гранаты и взрывчатка.

– Ты устал?

– Чувствую себя футбольным мячом, из которого выпустили воздух, – Алесь посмотрел на неё холодными невидящими глазами, и на миг лицо его сделалось таким ужасным, каким становилось всегда, когда он говорил о мести. – Сволочи же оба, сволочи! А рука дрогнула!

Алесь посмотрел на дальние горы, окутанные седой голубоватой дымкой. Солнце уже поднялось высоко над ними, играло и слепило. Иногда с кустов и деревьев мягко шлёпались снежные шапки. Пригревало по-весеннему, хотя до весны ещё было далеко. Случаются такие дни посреди зимы, точно природа дарит надежду всему живому: терпите, ждите, не вечно её студёное владычество.

Притаённая тоска туманилась в глазах Алеся: не из разряда приятных, знать, воспоминания! Тогда зачем они? А может быть, ему это зачем-то нужно?

Ксения налила Алесю кружку чая. Он благодарно кивнул, присел у костра, утопив взгляд в пламени дружно горящих сосновых веток.

– Удивительно, что ты их пожалел. Я думала, ты привык… убивать.

Долго, непривычно долго молчал и топил глаза в пламени костра Алесь. Метался мыслью по ушедшим военным годам. Убивал? А как же! Он солдат. Но не пленных, не беззащитных. В бою! Там все враги одинаковы. И женщины попадали: и боевики, и подростки. Там некогда размышлять: либо ты на пулю мгновенно берёшь, либо тебя пулей достанут! Да выстегало эти воспоминания непогодьем житейским из памяти или занесло, схоронило на самом-самом донышке сердца: не копай, так и не вылезет! Кому же хочется, чтобы такое вылазило? Вот и держат лопатку в сторонке!

Алесь выплеснул на снег остаток чая.

– Пора ехать!

Он поманил Андакана, который за время разговора пропадал где-то в прибрежных зарослях. Свернули палатку. Забросали снегом костёр.

Набирая высоту, над рекой пролетел вертолёт. Ксения проводила его глазами.

– Показалось, с вертолёта что-то упало.

– Где?

– Там, – Ксения ткнула рукой в сторону реки.

– Ну, коли упало – увидим. На нашем пути.

Ксения угнездилась с Андаканом в прицепных санях. Алесь повёл снегоход плавно, на небольшой скорости. Ледяная поверхность Олдокита была ровной, с чистой белизною снега. Зачернело впереди. Алесь притормозил. В луже крови, которая особенно ярко выделялась на белом льду, лежал на спине человек. Алесь заглянул в его искажённое ужасом лицо: это был труп Ибрагима. Ксению стошнило. Андакан, не сходя с саней, вытягивал морду, обжигал ноздри холодным запахом смерти.

– Выходит, подставил я Ибрагима. Даже на йоту в мыслях не появилось, что они могут так поступить со своим товарищем.

– Товарищем? – Ксения оправилась от приступов тошноты. – Отморозки они все! И он – отморозок. Так ему и надо!

– Правду глаголет народ: горбатого могила исправит. Кажется, я уже стал сожалеть, что оставил этим ублюдкам жизнь. Христианин безмозглый!

– Проблемы ты себе оставил, вот что! Они же на тебя снова охотиться начнут!

– Если уже не начали, – Алесь огляделся. – На нас обоих. Давай-ка поспешим, пока они не опомнились! Сейчас важно тебе укрыться, а мне скрыться. Ничего, я найду способ ещё с ними встретиться, но пощады от меня они больше не дождутся!

Алесь крутнул ручку подачи топлива. Мотор взревел.

– Держитесь крепче!

Снегоход помчался на предельной скорости. Встречный, разорванный на куски воздух резал лицо Алеся, но тот не обращал на это внимания.

Они расстались в километре от Осикты. Ксения поцеловала Алеся в губы.

– Можно я ещё приеду к тебе?

– Приезжай, если ничего не случится!

– Я напишу про тебя. Моё оружие – слово.

– А ты уверена, что напечатают?

– Да! Это сенсационный материал! Редактор – мой друг. Сейчас важно добраться до Москвы: в Лесогорске мне публикация не светит!

– Правильно, – одобрил Алесь. – Тебе вообще не следует там появляться! Прямо сейчас иди к Степану, расскажи ему всё. Он укроет тебя и поможет поскорее и безопаснее попасть в столицу.

Ксения приласкала Андакана. Забросила за спину сумку с кинокамерой и пошла в сторону посёлка.

Алесь смотрел, как бугрится под её сильными ногами снег, рассыпается искрами на ярком зимнем солнце. Душу напрягало какое-то щемящее беспокойство. Некстати припомнилась – и это уже не первый раз – злата Прага из сна о бабушке.

Поворачивая к селу, которое скрывалось за береговой излучиной, Ксения помахала Алесю рукой. На выходе с реки, в овражке, её окликнули.

Словно из-под земли вырос человек в белом маскхалате с автоматом на груди. За его спиной виднелось ещё несколько, лежащих на снегу. «Спецназ», – пронеслось в голове.

– Это он? – спросил человек, вероятно, командир группы. За длинным воротом свитера, закрывающего пол-лица, глаза его сурово блестели.

– О чём вы? Кто вы? Я журналистка.

– Мы знаем, кто ты. Не прикидывайся дурой! Тот, на «Буране», Рысь?

– Это охотник. Я была с ним в тайге: собирала материал для очерка, – заговорила она, стараясь казаться уверенной.

– Почему же он не довёз тебя до самого села? Чего он испугался?

– Я так захотела. Решила прогуляться… И вот…

– Заткнись, – оборвал её на полуслове командир. – Куда он поехал?

– Что вы себе позволяете? – искренне возмутилась Ксения. – Я буду жаловаться вашему начальству!

– Заткнись! Я тут начальство! Он вооружён?

Ксении хотелось сказать что-то злое, уколистое, но, как бывает, самые нужные слова разом вылетели из головы.

– Да, вооружён и очень опасен… Ракетами класса «земля – земля».

– Не умничай, девочка, – спокойно сказал спецназовец, доставая из-за пазухи портативный телефон космической связи. – Ты попала в дерьмо! И чтобы выбраться из него, должна вести себя послушно. Марш в гостиницу и оттуда ни шагу… Пшла!

«Первый! Первый!» – услышала она на отходе, – «Я Сокол! Докладываю…»

Ксения почти побежала к селу, надеясь поскорее найти Гекчанова. Обжигали душу слова спецназовца «Ты попала в дерьмо!»: арестуют, станут допрашивать, а как они умеют это делать, Ксения знала хорошо! Далёкий грохот остановил её и заставил посмотреть в небо. Над тайгою поднимался военный вертолёт. Догадливо кольнуло и оборвалось сердце.

Андакан сидел за спиной Алеся, положив передние лапы ему на плечи. Горячее дыхание Рыси щекотало шею. Когда Алесь поворачивал голову чуток назад, то холодный и влажный нос Андакана упирался в щёку, он торопился лизнуть её.

Светлая печаль охватывала душу Алеся: красивая и умная женщина была рядом с ним, и трагические события последних дней не затемнили, не поглотили того счастливого света, который принесла она в его пещеру. Он был ей желанен! Он хотел новой встречи с ней! В конце концов, он не намеревался вековать на Буркачане! И может быть, Ксения – перст судьбы, указывающий ему на дверь, открытую на необходимое время. Он исчерпал силы, данные ему тайгой, – пора и честь знать! Но долой грусть! Такой прекрасный день: необыкновенно голубое небо, солнце, ветер в лицо… И ощущение детства.

Тревожно зарычал над ухом Андакан. Ударил лапами по плечам.

– Что с тобою, дружок?

Алесь перевёл скорость в нейтральное положение. Пока снегоход катился по инерции, повернул голову назад.

– Что случилось?

Андакан прыгнул на лёд и, рыча, уставился по створу реки в небо, как будто увидел в нём нечто враждебное. Над тайгой зачернела точка. Она увеличивалась в размере, и вскоре послышался грохот мотора. Вертолёт прошёл над ними так низко, что туманно завихрился снег вокруг.

– Андакан, ко мне!

Алесь помчал снегоход по речному льду, прижимаясь к берегу и выискивая удобный выезд на него, чтобы углубиться в тайгу, спрятаться в ней. Грохот с неба приближался. Алесь вывел снегоход на откос и, преодолев подъём, вбухался в огромный сумёт. Мотор натужно завыл. Над головой снова загремело.

Вскрикнув, словно ребёнок, заплакал Андакан. Кто-то рванул Алеся за плечо, едва не сбросив его с сиденья. Вертолёт завис неподалёку и начал медленно опускаться на ледяной панцирь реки. Левая рука Алеся ничего не чувствовала. Спину раздирало болью. Правой рукой он достал дорожную аптечку. Сделав себе противошоковый укол, бросился к саням, возле которых в месиве алого снега лежал Андакан.

– Потерпи, родной! Я сейчас!

На мгновение помутившийся разум просветлел. Мозг заработал с привычной отчётливой ясностью. Встав на колени, Алесь достал из саней гранатомёт. Положив на плечо холодный ствол, прицелился. Вертолёт уже сидел на льду, вздымая над собой тучу белой пыли. И те, кто находился внутри машины, ждали, пока она осядет. В момент, когда открылась дверь вертолёта, Алесь спустил курок. Взрыв был такой силы, что некоторые обломки долетели до снегохода, зашлёпали вокруг него.

Алесь осмотрел Андакана: у него была разорвана пулей спина, он был без сознания. Вторым шприцем Алесь сделал другу укол. Закутав в шубу, положил в сани.

К Буркачану ехали медленно и долго, потому что управлять снегоходом пришлось одной рукой. Он так ослабел, что с Андаканом на руках кое-как поднялся по лестнице. Пока их отсутствовал, помещение выстудилось. Не раздеваясь, Алесь забрался на кровать, положил тело друга на свои колени и закрылся толстым ватным одеялом. Его знобило.

Андакан потерял много крови и умирал. Алесь чувствовал руками, как сердце друга замедляет живодавный бой. Когда он притуливался лбом к горячей голове рыси, слёзы попадали на морду Андакана и тот силился открыть глаза и рот, чтобы привычно лизнуть лицо хозяина.

– Спи, дружочек, спи, родной мой!

Ладонью правой руки Алесь нежно поглаживал постепенно холодеющее тело Андакана. Левая уже не болела и словно отстранилась от плеча. Под сердцем занялась стынь, расползаясь, онемляла грудь. «Душа вытягивается в ниточку», – вспомнил он определение Дэги о покидающем плоть тепле жизни.

Алесь достал из внутреннего кармана крохотный берёзовый туесок. Тягостная от всего пережитого устань опухольно заполнила и мозг, и душу, подавив былой порыв к жизни и борьбе. Горстка горошин мятно проскользнула по языку и горлу. И почти сразу острые жгучие змейки побежали по всему телу, наполняя его упоительным теплом невесомости и полёта.

«Высшие силы Земли и Неба! Я не знаю, праведным ли был мой жизненный путь. Может быть, он был указан вами! Я прошёл его и понял мудрость избрания: избрание мудреца – учить, избрание пахаря – растить хлеб, избрание воина – защищать Родину. Если смешать все понятия, что будет? Я защищал Родину, как мог, от внешних шакалов и внутренних кровососов. Я исполнял завещание родной крови. В этом жестоком и безжалостном мире только семья – высшая ценность и справедливость, опора и надежда. Погибает она – погибает мир. И одинокому человеку незачем жить».

Как и в новогоднюю ночь, над водной поверхностью озера полыхнул синий огонь. Спирально вытягиваясь к небу, он двинулся к Священной горе. В распахнутую настежь дверь Алесь видел, как блекнут от приближающегося огня звёзды. Беззвучно сверкнула молния. Алесь закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел перед собой Дэги.

– Родная моя, где ты была так долго? Я устал ждать тебя!

– Так повелела судьба, милый! Я тоже измучилась в разлуке!

– Почему у тебя вместо рук крылья?

– Ведь я – Асаткан Дэги, «женщина-птица». Летим со мной!

– Но у меня нет крыльев.

– Милый, посмотри на свои лапы: они такие мохнатые и широкие, как крылья! Ты же Багдама Секалан – «белая священная рысь».

– А куда мы полетим, Дэги?

– В другой, Верхний мир моих предков, туда, где людям не бывает плохо!

Дэги взмахнула крыльями и устремилась в небо. Алесь прыгнул следом, ощущая во всём теле лёгкую подъёмную силу. Дэги летела над белоснежными облаками, иногда поворачивая к Алесю счастливое улыбающееся лицо. Они стремительно неслись к окраине неба, туда, где разливное пламя золотой зари охватывало окоём.

Огонь в жилище Алеся буйствовал до тех пор, пока полностью не выжег, не уничтожил всё, что напоминало бы о пребывании здесь человека.

Больше месяца три военных вертолёта квадрат за квадратом прочёсывали воздушное пространство над тайгой, но так и не смогли обнаружить место, где мог скрываться Рысь. Никто не знал о его смерти. Салипод предполагал звериное затаивание своего врага и ждал нападения каждый день.

Рыскающие по городу и области ищейки губернатора разузнали о дружеских связях Рыси с Нельсоном. Омоновцы разгромили «Лондон». Филипп Жмыхов с частью близких ему бомжей несколько часов держал оборону и погиб. Мертвецов закопали в безымянной яме.

В московской газете «Провинциальная жизнь» начали публиковаться очерки Ксении Друбач, рассказывающие о её встречах с Рысью и делах, вытворяемых губернатором Лесогорской области. Салипод командировал в Москву Джохара Заурбекова. Вскоре в средствах массовой информации появилось сообщение о покушении на главного редактора газеты «Провинциальная жизнь» и журналистку Друбач. С тяжёлыми ранениями они попали в больницу. Редактор умер.

Но каждого человека рок находит в свой срок: ранней весной в уссурийской тайге разбился вертолёт, на котором охотились на тигров Салипод и команда его подельников. Салипода похоронили с воинскими почестями на центральном кладбище Лесогорска. Область возглавил новый губернатор, присланный из столицы. Он оказался хорошим знакомым Друбач и, после её выздоровления, пригласил Ксению на должность главного редактора «Лесогорского вестника».

Девушка часто виделась со Степаном Гекчановым: он помогал ей в написании статей и делился воспоминаниями о пропавшем друге, истолковывал дневниковые записи. Ксения ничего не помнила о трёх днях, проведённых на Буркачане: в память врезались лишь события первой и последней встречи с Алесем.

После года поиска, Степан и Ксения сошлись на мысли о его гибели и рядом с могилой матери и сестры поставили памятник. Вместо фотографии друга Степан приколотил нарисованную на брусочном отрезке сосны скалу над озером, окружённую тёмными облаками, на вершине которой стояли, прижавшись друг к другу, белая птица с девичьим лицом и белая рысь с лицом юноши.

Пятнадцать лет прошло с тех пор, как огонь отбушевал на Священной скале Буркачана. Жарким июльским днём возле неё появилось четверо усталых путников.

– Вот это дорожка! – стройный черноволосый юноша с живыми карими глазами сбросил с плеч объёмистый рюкзак.

– И как только мама выдержала такой переход через болото? У меня все жилки дрожат от усталости! – засмеялся второй юноша, как капля росы похожий на первого.

– Мама у нас молодчина! Она даст фору на несколько километров вперёд каждому из нас, – плюхнулась в изнеможении на траву юная девушка.

– Не нахваливайте меня, детки мои: я умаялась не меньше вас! Но я шла в родное место, самое дорогое на всей земле, – женщина обвела рукой пространство вокруг себя, – и желание поскорее увидеть Буркачан придавало мне силы! Последний раз я была здесь семнадцать лет назад!

Глубокая печаль на мгновение заугрюмила лицо женщины. В тёмных прекрасных глазах её увлажнённо плеснулись страдание и какая-то детская беспомощность.

– В гроте есть ванны, выдолбленные в камне. Через них течёт ручеёк. Это целебная вода. Она снимет усталость и наполнит тела бодростью. Потом мы приготовим еду.

Женщина поднялась по каменной лестнице на Священную скалу, не без печали думая о так стремительно летящем времени и ушедшей молодости: в теле уже не пульсировал былой огневой ток!

Она осмотрела пещеру, подмечая гибельные следы огня и понимающе покачивая головой. Под тонким слоем палых листьев, занесённых сюда ещё осенним ветрогоном, она заметила какой-то предмет и подняла его. Это был небольшой, округлой формы, плоский камень. Концом длинной, туго заплетённой, чёрной, с проседью, косы женщина сняла с него налёт гари. Взор её осветлился радостью: это был оленный камень, некогда подаренный Алесю! Она трижды поцеловала суровый лик Кали, прижала оберег к сердцу и с закрытыми глазами долго стояла неподвижно. Горячая влага струилась по её щекам.

После ужина, когда угомонившиеся подростки забрались в спальные мешки, женщина пришла на край пещерной площадки, туда, где стояло естественное каменное кресло. Долго оглядывала и слушала чернеющие в ночи горы. Потом зашептала:

«Прости меня, милый! Таковым было веление судьбы! Ты помнишь, как мы пробудились с тобой после первой такой счастливой ночи? Солнце оглаживало нашу постель тёплыми лучами. Я ласкала твою руку и читала вслух узоры судьбы на твоей ладони. Я не могла тогда сказать тебе о роке. Нашей с тобою любви грозила гибель: мы могли жить только порознь! И я должна была исчезнуть, чтобы дать жизнь нашим соколятам. Они встрепенулись во мне на третью ночь нашей любви: великий Кали дал мне понять это и утвердил надежду!»

Едва ощутимое дыхание тайги шевелило волосы на голове женщины, охолаживало лицо и шею. Всё ярче и ярче разгоралось ночное небо. Звёзды становились такими большими и близкими, что, казалось, поднимись чуть выше скалы – и дотронешься до них рукою!

Чуть слышно Дэги запела:

О, туда, где мы, полные сил,

Можем, словно два пламени, слиться

И в ночи средь небесных светил,

Как двойная звезда, засветиться.

Я конца не предвижу пути,

Позови – я согласна идти!

Она смежила веки. Сладостная зыбочная дрёма понесла её над тайгой, медленно вздымая в тёмное пространство, туда, где вдруг обозначилось яркой вспышкой и начало разгораться необычайное скопление звёзд. В непроглядной тьме небесной бездны парила над землёй большекрылая птица, а под нею в лёгком маховом поиске мчалась багдама секалан – белая священная рысь.

Чита – Дарасун – Градец-над-Никишихой

январь – декабрь 2009 г.