Игра. Я поймаю тебя Лора Вайс
— Я почти год куковала в клинике, — переходит на шипение, — почти год, мать твою. И я ждала, что он придет или позвонит, что хотя бы попросит прощения за то, что выкинул меня как хлам. А что же я услышала сегодня? Я услышала, что он изменился и все благодаря тебе, сучка ты недоделанная.
— И что теперь? — поднимаюсь. Разговора не вышло, чего и следовало ожидать, но откуда в ней столько желчи? Ладно бы на меня, только родители-то при чем?
— А я скажу, что теперь, — тоже встает. — Теперь у меня нет сестры! И я сделаю все, но верну каждый рубль, вложенный в тебя! Кстати, ты ведь знаешь про завещание тетки? Эта квартира должна была достаться нам пятьдесят на пятьдесят. Так что, готовься, скоро пойдешь на улицу!
— Даже так, — печально улыбаюсь. — Видимо врач прав, в тебе много чего, о чем лучше не знать.
— Да что ты вообще обо мне знаешь, дрянь ты поганая?! — взрывается, а в следующую секунду налетает на меня, вцепляется в волосы. — Сука! Клянусь, я уничтожу тебя, грязная ты сука! — визжит и от души лупит по щекам.
— Пусти! — пытаюсь закрыться от нее.
Только вот она перехватывает мою руку и с такой силой дергает, что до ушей доносится хруст костей, а в следующий миг всю правую половину тела сковывает адская боль. Видимо, Ольга тоже услышала хруст, так как немедленно отпустила.
— Поделом тебе, шлюха, — процедила сквозь зубы. — И желаю тебе от чистого сердца сдохнуть где-нибудь под забором, где ты скоро и окажешься.
После чего пулей вылетает из квартиры.
А я кое-как опускаюсь на диван. Блин, аж в глазах потемнело. Надо бы вызвать скорую, да… надо… Но вместо этого сижу и реву. Однако скоро боль становится совсем невыносимой, и тогда все-таки вызываю скорую.
Уже в машине приходит осознание. Наверно я заслужила. Наверно… Только в том гневном потоке Ольги я не услышала ни слова о любви к Яну. Да и о себе узнала много нового, об отце, который ее поддерживал, так же учил, помогал, о маме, которая в ней души не чаяла, считала своей умницей и красавицей. Они любили ее, меня-то считали все маленькой, несмышленой, в принципе, такой я и была, а вот Ольгу превозносили. Теперь даже не знаю, действительно ли сестра не пошла на похороны родителей из-за занятости или просто не захотела. Что до Яна, она не любила его, ей просто хотелось покорить очередную вершину, хотелось играть по своим правилам.
Тут раздается звонок. Видимо Ян обнаружил пропажу. Но что я ему сейчас скажу? Ничего. Ничего хорошего. Может быть позже…
Только вот Игнашевский не ограничился одним звонком. Пока доехали до больницы, я насчитала двадцать вызовов. И уже сидя в приемном покое, загруженная обезболивающим, все-таки ответила на двадцать первый звонок.
— «Ева?!» — буквально проорал в трубку.
— Да, Ян… Что?
— «Что?! Что значит, что?! Ты куда делась, мать твою?! Какого?»
— Пожалуйста, Игнашевский, хоть раз не ори!
— «Ладно, хорошо… где ты? Что случилось?» — сбавил-таки обороты.
— Я в больнице. Сейчас в приемном, но скоро отправят в травматологию.
Глава 50. Ян
— Пожалуйста, — всячески пытаюсь держать себя в руках и не орать, — скажи, в какой ты больнице и что произошло?
— «Улица Приорова, дом десять. В НИИ Пирогова я. А случилось. Руку сломала, ту самую» — и говорит-то странно, слова тянет. Словно под кайфом или пьяная.
— Мать твою… Короче, скоро буду.
— «Ян?» — и замолкает на пару минут.
— Что, Ева? Говори.
— «Извини, меня тут просто накачали. Я хотела сказать, что люблю тебя и прости за всё»
— Так, ясно. Все-таки под кайфом. Выезжаю.
Блин, и Геворгу сегодня как назло дал отгул, уж он бы ее точно одну никуда не отпустил. Вечно все через жопу. Руку сломала! Да как умудрилась вообще?!
До больницы получилось добраться только спустя три часа. А Еве за это время успели сделать рентген, диагностировать повторный перелом локтевой кости, к счастью, закрытый и наложить гипс. Блин, и засунули ее в палату на пять человек. Охренеть! В первую очередь по прибытии организую переселение моей куколки в одноместную палату, где мы наконец-то остаемся вдвоем.
— Что случилось? — сажусь около нее. — Куда ты так сорвалась?
— Зачем ты приезжал к Ольге? Зачем рассказал о нас? — и без того красные глаза наполняются слезами.
— Так, стоп. Это ты к ней, что ли, поехала?
— Да.
— И твоя рука…
— Не важно. Ответь мне, зачем?
— Чтобы защитить тебя, бестолочь, чтобы избавить от никому не нужных разборок. Ты не должна винить себя за дурь в башке твоей сестрицы.
— Ясно, — и осторожно ложится. — Спасибо.
— А теперь ты ответь, как так вышло, что рука сломана?
— Ян, я не хочу…
— Ева, перестань, — касаюсь ее мокрой от слез щеки, — пойми уже, я тебе не враг. Хватит таиться, подбирать удобные слова, хватит отгораживаться.
- И ты пойми, она все еще нездорова, — накрывает мою руку своей, — и вышло все случайно.
— Это она тебе руку уделала? — вот же сука долбанная.
— Случайно, Ян. Правда, случайно.
— Что она еще сделала? Как всё было?
— Да ничего особенного. Ольга сегодня выписалась, и мы встретились у меня дома. Тебе я звонить не стала, все-таки это уже не твои проблемы, а мои. Это я натворила дел. Ну, само собой, поругались. Сестра пообещала выкинуть меня из квартиры, вернуть все вложенные в меня деньги, на том и разошлись.
— Ты смотри, как заговорила. И после всего этого ты серьезно считаешь себя в чем-то перед ней виноватой?
— Я перед всеми виновата. И перед ней, и перед тобой, — откидывается на подушку, а я вижу лицо с пунцовыми и местами синеватыми щеками. Придушил бы падлу болезную, честное слово
— Ева, послушай. С этого момента Широкова и на километр к тебе не приблизится, иначе я устрою ей серьезное психиатрическое освидетельствование со всеми вытекающими.
— Перестань, — прикрывает глаза, — она не будет мстить. Слишком гордая. Разве что квартиру отнимать придет, это возможно. И знаешь, я ведь одна за тетей Валей ухаживала, когда ее разбил инсульт, не Оля. Да, она работала, часто моталась по командировкам, но когда возвращалась, не навещала тетю, просто спрашивала по телефону, какие перспективы.
— Да ясно уже всё с твоей сестрицей.
— Пожалуйста, я тебя очень прошу, не трогай ее. Не надо.
— Если лезть не будет, не трону.
Н-да… а ведь хотел как лучше. Но вся жизнь состоит из импульсивных поступков и зачастую недомолвок. Где-то не досказал, где-то наоборот ляпнул лишнего, кто-то понял так, кто-то не так и пошло поехало. Но Широкова… вот же дрянь шизанутая. И слово даю, к Еве эта гнида больше не подойдет. Что до квартиры, черта лысого она получит, а не квартиру.
Скоро Ева засыпает, я же набираю своего адвоката:
— Привет, Киселев. Разговор есть. Мне нужно, чтобы ты разузнал все, что только можно о моей бывшей, ну ты понял. Зовут Широкова Ольга Игоревна. Вот всё, что сможешь, нарой. Эта девица должна быть у нас под колпаком.
— «Преследует?»
— Может начать.
— «Хорошо, займусь»
— Угу, давай.
И всё то время, что моя куколка спит, сижу рядом с ней. Сижу и думаю. Пришла пора серьезных перемен. В этой женщине я вижу свое будущее, вижу смысл, и мы обязательно будем счастливы, уж я постараюсь. Кстати, хочется верить, мои недавние старания уже возымели успех. Только вот сегодня я конкретно накосячил и теперь просто обязан жениться, а Краснова просто обязана согласиться. Надо будет ее спросить, когда проснется…
— Ты все еще тут? — бормочет спросонья, спустя полтора часа.
— А куда же я денусь, — откладываю в сторону телефон.
— Ну не знаю… работа, просто отдохнуть. Я справлюсь, не впервой.
— Краснова, у меня к тебе вопрос один есть. Очень серьезный. И всего минута на ответ. Справишься?
— Ты чего опять задумал? — слабо улыбается. — Я под мощными обезболивающими, за минуту вряд ли справлюсь.
— Ну, ладно, две минуты. Пока информация дойдет до мозга, пока обработается.
— Спрашивай. Если про Ольгу, я тебе рассказала все, как было.
— Да ср… плевать я хотел на твою Ольгу. Я вот о чем… — и смотрю ей в глаза, — замуж за меня пойдешь? Время пошло…
И моя рысь зависает. Интересно, успеет за две минуты? А чем дольше тянется молчание, тем мне становится хреновее.
— Слушай, — все-таки не выдерживаю, — я знаю, я не подарок. Характер у меня тот еще, но клянусь, ты будешь счастлива. Не отказывай, Ева…
На что она с трудом поднимается, пересаживается ко мне на колени и утыкается носом в шею, а следом чувствую, как кивает. Да, твою за ногу! Кивает!
— Пойду, Игнашевский, — шепчет. — Ты думаешь, я не поняла твоего хитрого замысла?
— Это ты о чем?
— О том, что не стал предохраняться днем, хотя знал, насколько сейчас опасный период. Шампанское, конечно, дезориентировало меня, но способности мыслить не лишило.
— И что же ты тогда не стала протестовать?
— А разве я могла? — и легонько целует, отчего у меня рождается весьма нездоровое желание — взять ее прямо здесь на больничной койке.
— Верно, не могла, — беру ее за волосы, оттягиваю голову назад, — не играй с огнем, куколка. Я ведь не посмотрю на твой гипс.
— И не смотри. У меня все-таки рука загипсована, а не… — и накрывает мои губы своими.
А что? В больнице я еще не пробовал. Да и Ева завелась не на шутку, умудрилась одной рукой расстегнуть мне штаны, стащила с себя трусики, и только я спустил джины до колен, как оседлала меня. Удивительно, ее даже не отвлекла медсестра, которая по привычке ввалилась без стука, правда, как увидела нас, тут же покраснела и ретировалась.
— Я люблю тебя, — стонет в губы, после чего вздрагивает всем телом. — М-м-м.
И это ее «м-м-м» доводит до оргазма за считанные секунды.
— Завтра поедем домой, — прижимаю ее к себе, а сам пытаюсь отдышаться, — нечего здесь валяться.
— Нечего, нечего… а то там всякие Беллы ходят с Машами. Глазки тебе строят.
— Ох, как, — улыбаюсь, — только вот я не сплю с прислугой.
— Хочется верить.
— Ева, знаешь, кто такая Белла? — заглядываю ей в глаза.
— И кто?
— Дочь Геворга. А Геворг моя правая рука и очень, очень опасный мужик. Он преданный, принципиальный, обязательный, но обижать его никому не посоветую. К слову, Белла вот-вот замуж выйдет. Так что, ее опасаться не стоит. Что до Марии, у нее годовалый ребенок и муж военный. Кира тоже замужем и сейчас на втором месяце беременности. У меня есть два важных правила по жизни, я никогда не лезу в семьи — это раз, никогда не пользуюсь своим положением в отношении наемных работников — это два.
— Надо же, — ложится мне на плечо, — никогда бы не подумала, что они уже все занятые.
— Я специально подбираю таких. Чтобы были семейные.
— Белла дочь Геворга, обалдеть.
— Угу.
— Как же я все-таки мало о тебе знаю.
— Узнаешь, малыш. Буду тебе каждый день перед сном рассказывать о себе.
— Извини, что весь отдых запорола.
— Ну, допустим, гипс отдыху не помеха. Разве что плавать не сможешь. Но если что, можем перенести на пару месяцев.
И она снова целует. Моя девочка вошла во вкус, а главное, перестала бояться. Наверно я сам немного того, но ждать больше не хочу, завтра же поедем в ЗАГС. Я не имею права ее потерять. Ева станет моей женой.
— Ты чего такой напряженный? — возвращает в реальность.
— Да так, разрабатываю стратегию на завтра. Тебе платье надо?
— Прости, какое платье? Для чего?
— Я тут подумал, нечего нам тянуть. Я моложе с каждым днем не становлюсь, так что, завтра выйдем из больницы и того…
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
- Ян, может, все-таки не стоит нам торопиться. У меня этот гипс дурацкий, буду как калека.
— Ева, я люблю тебя, хочу жениться, а когда мужик хочет жениться, лучше его не останавливать.
— Хорошо.
Оставлять ее одну не хочется совершенно, но Еве нужно как следует отдохнуть, а мне подготовиться к завтрашнему дню.
Глава 51. Ева
Обалдеть! Просто обалдеть! Сегодня я стану женой Игнашевского.
Что называется, с корабля на бал, вернее, из больницы в ЗАГС. И я даже не знаю, как ко всему этому относиться. Все слишком быстро. Да, я его люблю, он уже въелся в сердце, в душу, в мозг, пропитал собой мысли, без него уже всё не так. Но… не слишком ли мы спешим? Нашим странным отношениям едва ли месяц. А Яна не переубедить, прет как танк.
— Привет! — появляется мой волкодав, и когда вижу его, все сомнения резко улетучиваются.
Он выглядит офигенно — черные брюки, белая рубашка и черный жилет. Две верхние пуговицы рубашки как всегда расстегнуты, рукава засучены, отчего на груди и руках виднеются татуировки. Разве что шляпы не хватает, а то был бы вылитый чикагский гангстер.
— Привет, — не могу оторвать взгляда от этой породистой зверюги. — Ты уверен, что хочешь взять в жены такую замарашку, как я?
— Не просто хочу, а прямо-таки жажду. Смотри, — кладет на кровать чехол.
И когда расстегиваю, нахожу внутри черные брюки и белую блузку с белым жилетом. Причем блузка с очень-очень широкими рукавами.
— Уверен, что мне подойдет? — смотрю на Яна с прищуром.
— Уверен. Я твои размеры знаю.
За час успеваю и душ принять, благо, в палате есть свой, и собраться. Что ж, Ян удивил и поразил. Наряд сел как родной, и образ получился шикарный, куда интереснее традиционного платья с фатой.
— Ну, как? — выхожу из душевой при полном параде.
— Очуметь как, — засовывает руки в карманы. — Тебе сегодня давали обезболивающее?
— Да, но уже меньше, чем вчера. Не хочу плавать весь день.
— Тогда идем. Выписку я твою получил, рекомендации есть. Будем восстанавливаться дома.
— И все-то у тебя схвачено, — подхожу к нему, — поцелуешь?
— Только после того, как перед ответственным лицом ответишь мне «да», — ухмыляется этот Минотавр.
— Ох, как… ладно, ладно. Вот возьму и отвечу «нет».
— Тогда я тебя выпорю, — накрывает ладонями мой зад. — А потом снова притащу в ЗАГС. И так по кругу, пока не ответишь согласием.
— Уговорил.
Через полтора часа мы оказываемся в том самом ЗАГСе, моя же паника выходит на новый уровень. Сегодня я выйду замуж! Вот так спонтанно с загипсованной рукой, накачанная таблетками и до жути влюбленная в того, кого ненавидела еще пару недель назад. И мы оба красивые стоим напротив стола, за которым миловидная дама вещает нам о важности семьи и прочих морально-нравственных ценностях.
— Так что, Краснова, станешь моей женой? — притормаживает даму, уже намеревавшуюся задать главный вопрос.
— Да, Игнашевский, стану.
— А я стану твоим мужем, — и осторожно надевает мне на палец, перепачканный гипсом, кольцо.
— И пока смерть нас не разлучит, верно? — надеваю кольцо на его палец.
— Именно так.
— Теперь-то поцелуешь? — кажется, мы сейчас здесь одни, потому что всё вокруг перестало существовать. Есть только он и я, и еще дергающая боль, но ничего, терпеть я умею.
— Ага…
Наверно, сегодня Ян поцеловал меня действительно по-новому, как жену — нежно, чувственно, хотя под конец все равно прикусил засранец. Такой уж он… Игнашевский.
А на выходе из святая святых нас встретил Геворг при костюме и галстуке, да еще и горсткой риса в нас запустил:
— Чтоб всегда так жили, — пробормотал с улыбкой. — Куда дальше?
— Домой, — пожал плечами супруг, затем склонился ко мне и прошептал, — наследников делать.
Но в машине меня конкретно накрыло — разревелась белугой, честное слово. Накопилось столько всего. К счастью, Ян не стал ничего спрашивать, просто дал хорошенько прореветься. А когда я успокоилась, наконец-то поняла, что имею право на счастье.
ЭПИЛОГ
Четыре месяца спустя…
Ева
— Ян? — нависаю над дрыхнущим без задних ног муженьком. — У меня хорошие новости.
— Получила пятерку за контрольную? — не открывая глаз, хватает меня, затаскивает в кровать и прижимает к себе. — Поздравляю, — после чего снова засыпает.
Вчера он вернулся домой из недельной командировки, приехал поздно ночью совершенно никакой. И вот уже двенадцать дня, а проснуться все не может. Ну, ничего, сейчас проснется.
— Я получила двойку, — обнимаю его.
— Бывает, пересдашь, — бормочет.
— Целые две полоски, Ян. На такой белой палочке, на которую надо пописать.
— Ничего страшного, случается и пописать… — все еще не доходит до моего волкодава.
— Игнашевский, ты дурак?
— Нет, умный… дурак бы не заключил контракт на годовые поставки, — открывает один глаз. — Что ты там сказала? Какие палочки с полосками?
— Боже, с тобой невозможно, — и поворачиваюсь к нему спиной. — Беременна я.
Вдруг меня укладывают на спину:
— Точно?
— Да, Ян. Сегодня утром сделала тест.
Вдруг он поднимается, уходит в ванную, откуда возвращается спустя минуты три уже бодрый и с горящим взглядом, но не успеваю я и слова сказать, как этот Бронтозавр стаскивает с меня одеяло, а через мгновение припадает губами к низу живота.
— То есть, там теперь сидит мини Игнашевский?
— Угу, не зря ты так старался последний месяц. Затрахал меня вконец, но своего добился, — накрываю рукой его голову и направляю пониже. Все-таки неделя без него мне далась слишком тяжко.
И следующие пять минут я отсутствую на планете Земля.
Да, мой Минотавр во всем лучший, даже в своей вредности и обидчивости. Мы же повздорили перед его отлетом. Ян разобиделся за то, что я не захотела лететь с ним. А я не могла, потому что институт никто не отменял. И при всем желании быть с любимым волкодавом, была вынуждена учиться и восстанавливать свое доброе честное имя перед слегка неадекватными преподавателями.
А когда меня начинает трясти от удовольствия, Ян накрывает собой, входит полностью, правда, очень осторожно.
— Мы с тобой вообще умеем общаться в не горизонтальном положении? — покрываю поцелуями его лицо.
— Так куда продуктивнее, куколка, — продолжает медленно двигаться.
— Ты можешь и быстрее.
— Не хочу быстрее, хочу медленнее и дольше. Ставлю на сына, кстати.
— Кто бы сомневался, — вжимаюсь головой в подушку. Блин, чувствую, до второго оргазма рукой подать.
— Я чуть с ума не сошел там без тебя, — вдруг останавливается.
Боже, как я его люблю. За эти месяцы полюбила еще сильнее. Несмотря на вид эдакого громоотвода, на весьма сложный характер, Игнашевский внутри мальчик, нуждающийся в постоянной ласке, постоянных поцелуях и словах, что он нужен, что любим. Ян может решить любую проблему, если сказал, что сделает, то пойдет и сделает. Но без ласки ему никак нельзя, без нее он засыхает, черствеет, начинает думать о прошлом:
— А я без тебя.
— Скажи, что любишь меня.
— Я очень сильно люблю тебя, Ян.
И он снова начинает двигаться, я же снова проваливаюсь куда-то, где остаемся только мы. А от мысли, что скоро у нас будет малыш, разрядка наступает моментально.
Так и валяемся в постели до самого обеда не в состоянии отлипнуть друг от друга.
— Мне нужно кое о чем рассказать тебе, — гладит по волосам, — хотел еще до поездки, но не стал нагнетать.
— О чем? — нагнетать? Да от одного его тона мне уже плохо.
— О твоей сестрице. Я с ней встречался за три дня до командировки.
— Зачем? — тут же поднимаюсь.
— Затем. Она таки решила подвинуть тебя — отжать квартиру тетки. Я посчитал это верхом наглости и пресек попытку. Широкова, между прочим, очень даже хорошо выглядела. При костюме, при хорошем адвокате. На работу устроилась, вот-вот должна была свалить за границу. Баба она деловая, контактов у нее много. Но со мной ей не тягаться.
— С тобой вообще мало кому тягаться, — усмехаюсь через силу.
— Это да. Так вот, квартира теперь полностью принадлежит тебе. А чтобы у Ольги не возникло «рецидива», я ее предупредил обо всех возможных последствиях. Мой адвокат нарыл много интересного про нее. Хочешь узнать?
— Нет. Не хочу. Это ее грязное белье. Я всегда тянулась к ней, ну, как любые младшие тянутся к старшим. Любила, приезжала по первому зову, но все обернулось так, как обернулось. И зла я не держу, потому что сама не святая. Мы обе постарались, чтобы стать друг для друга чужими.
На что он понимающе кивает:
— Что-то я жрать хочу.
— Ну, еще бы.
— А ты? Аппетит вырос? Тошнота есть? Головокружение?
— Пока что только дикая сонливость. Ты же знаешь, я и без этого жуткий ленивец, готова спать по двадцать часов в сутки.
— Знаю, малыш, — целует в голову, — знаю. Так что? — поднимается, натягивает трусы. — Родишь мне сына? Я бы его Саней назвал.
— Смотря как будешь себя вести, — тоже поднимаюсь. — Ян, — подхожу к нему, — пообещай, что больше не будешь умалчивать такие вещи. Вся эта история с Ольгой по сей день сидит занозой. Пожалуйста, рассказывай сразу, ладно?
— Ладно, даю слово, — касается плеча, скользит пальцами вниз, — как рука?
— Хорошо. Физиотерапия с витаминами здорово помогли. Теперь даже на погоду не ломит.
— Значит, мы наконец-то можем отдохнуть. Мой папан уже весь мозг проел вопросом, когда привезу знакомить его с цельной женой.
И еще два года спустя…
Ян
— Не-не-не, ей цитрусовые нельзя, — останавливаю старика от попытки всучить Сашке дольку чего-то оранжевого.
— Это манго, сын. Не паникуй, — все-таки дает малявке попробовать тропический фрукт, а та и рада. Вся в меня, похомячить любит. Щеки наела будь здоров.
— Александр Валерьевич, доброе утро, — заходит в кухню моя вторая любимая женщина, — как у вас тут дела?
— Чудесно, дочка, все просто чудесно, — расплывается улыбкой папаня, — довольна наша краса как слон.
— Вкусно тебе? — Ева целует дочь в загорелую щеку. — Привет, — наконец-то доходит до меня.
— А местного аборигена что же? Никто целовать не будет? — подмигивает ей папаня.