Игра. Я поймаю тебя Лора Вайс
Да что со мной такое? Почему я смотрю на него и не вижу монстра? Почему не испытываю прежнего страха? Почему хочу его? Физически хочу. Видимо привыкла к этому тяжелому телу Минотавра, к его татуировкам под Маори, которыми разрисована правая грудь и обе руки, к вечной щетине и черным-черным глазам. Даже к его колбасе привыкла. Увы, Ян каким-то непонятным образом въелся в сознание. Только я не Оля, я не пущу его дальше сознания. Потому что он Игнашевский.
А Ян берет мою руку и накрывает ею лобок.
— Не стесняйся…
Тогда начинаю осторожно касаться себя, но под ястребиным взором это не так-то просто. Вернее, очень сложно.
— Введи палец внутрь.
— Мне совсем не хочется мастурбировать у тебя на глазах, Ян, — убираю руку и приподнимаюсь на локтях.
— А чего ты хочешь?
И зажмурившись так, что аж глаза заломило, говорю как есть:
— Тебя. Хочу тебя. Чтобы ты был сверху.
Именно эта поза мне нравится больше всего. Самая обычная, зато я могу ощущать его тяжесть всем телом, чувствовать себя полностью беспомощной в руках волкодава. Н-да, видимо недалеко ушла от сестры в своих потаенных желаниях.
А открыв глаза, вижу его всё в той же позе, но с совершенно нечитаемыми эмоциями на лице. То ли он удивлен, то ли рассержен, то ли еще что. Правда, буквально через минуту Ян в броске кобры накрывает меня собой, прижимает к матрасу, отчего испытываю моментальное возбуждение. Да, так хорошо… так лучше всего. И глубокий сумасшедший поцелуй в стиле Игнашевского не заставляет себя долго ждать, из-за которого до меня не сразу доходит, что он уже вошел и уже двигается.
— Тебе так нравится? — спускается к шее.
— Да, — развожу ноги как можно шире, даю ему полную свободу.
— Чем? — продолжает целовать, прикусывать за плечи, шею.
— Так я тебя чувствую всего, — а говорить ровно и без стонов уже не выходит.
Оргазм сковывает неожиданно. Как огромной волной накрывает и долго не отпускает. Не отпускает и тогда, когда Ян ускоряется, когда совершает последний толчок, за которым ощущаю до чертиков приятную пульсацию внутри. И снова он целует. А я обнимаю его за шею, держусь за него, чтобы не улететь в пропасть, чтобы не…
Вдруг Ян поднимается, следом хватает меня за руку, заставляет встать на колени. Я уже знаю, чего он хочет. Хочет посмотреть, как из меня вытекает сперма. Есть в этом его фетише нечто странно-жутковатое.
— Зачем? — одновременно с ним смотрю, как на простыню капает белесая жидкость.
— Не знаю. Завораживает, — усмехается в привычной манере.
Мне тоже кое-что нравится. Нравится слушать его хриплый стон в момент оргазма. Ведь именно в этот момент Ян кажется настоящим и как никогда уязвимым. Хотя, вряд ли я когда-либо узнаю его настоящего. Как и он меня.
В душ мы отправляемся вместе. Ян и не думает уходить, а я не против. Еще вчера была против, сегодня уже нет.
И пока моемся, меня не отпускают мысли, от которых мозг скоро взорвется. Не знаю, чем закончится наша поездка в Доминикану, честно говоря, даже боюсь предполагать. Все еще усугубляется тем, что я не имею ни малейшего представления о том, как Игнашевский выстраивает свою игру с куклами. С одной стороны можно было бы попытаться ему довериться, постараться узнать его поближе, но вдруг все это та самая игра? Вдруг на то и расчет? Оля не рассказывала о деталях своего пребывания здесь. Однако ее влюбленность прямое доказательство того, что не только плетками и кляпами Ян покорил ее, теперь ясно, он может быть разным. К каждой женщине находит свой особенный подход. Выходит, ко мне у него тоже определенный подход. И да, я не хочу уйти отсюда с разбитым сердцем и израненной душой. А значит, между нами по-прежнему игра.
— Хватит все время хмуриться, морщинами покроешься, — вырывает меня из дум. — Что на этот раз терзает твою душеньку?
— Список составляю, — нехотя улыбаюсь.
— Ну, судя по виду, там уже не список, а целый трактат.
— Я девушка, мне много чего нужно.
А он подходит, стискивает в своих волкодавьих объятиях:
— Да уж заметил, что не парень. И еще, с сегодняшнего дня ты спишь в моей кровати.
— Опасную игру ты затеял, — накрываю ладонями его каменную грудь, — совместное спанье, знаешь ли, обязывает.
— А мне нравятся опасные игры, люблю ходить по краю. Тем более, если мы будем продолжать жить в разных комнатах, я не смогу окончательно и бесповоротно завоевать тебя.
Вот это новости! Завоевать? Увы, Ян, нельзя мне завоевываться, никак нельзя.
— Зачем тебе это? У тебя есть всё, что хочешь. Любимая работа, женщины, кораблики с машинками. Зачем ты хочешь завоевать меня?
— Так, может, у меня есть не всё — сводит брови у переносицы, взгляд становится тяжелым.
— Не вся коллекция кукол, которые писаются от тебя кипятком? Этого хочется? Покорить, чтобы потом поставить галочку в личном блокнотике достижений?
— Знаешь, Краснова, по табелю успеваемости ты прямо умница-разумница, а в остальном дура дурой.
— Может и так. В двадцать лет простительно.
— Это такой тонкий намек на разницу в возрасте?
На что пожимаю плечами.
— Да, разница у нас существенная, — берет шампунь, выдавливает немного мне на голову, после чего начинает круговыми движениями втирать его в волосы. — Но в том есть и свои плюсы. Мой опыт, мое положение, деньги опять же. Думаешь, какой-нибудь голожопый студентик по кличке Настя сможет дать тебе хотя бы сотую часть того, что смогу дать я? Сомневаюсь.
— Во-первых, студентики бывают разные. Во-вторых, на что сейчас намекаешь ты? Сменить роль куклы на роль содержанки?
— Во-первых, содержанки удел женатиков, я, слава богу, холост. Во-вторых, никаких намеков. Я хочу, чтобы ты была со мной. И сделаю для этого всё, что в моих силах.
— Ага, и начнешь свою экспансию с запугивания голожопого студентика. Так получается?
— Так. Свою территорию надо защищать. Лучше сразу дать понять, куда руки совать нельзя.
— Знаешь, я всегда боялась ревнивцев.
— И пришла как раз к такому.
— Кто же знал, — улыбаюсь, — что ты Отелло. Мне казалось ты совсем другой.
— Какой? — с искренним интересом смотрит мне в глаза.
— Полностью уверенный в себе и совершенно безразличный к тем куклам, что выстраивались к тебе в очередь. Ты ведь ни к одной из них ничего не чувствовал.
— Ничего, — произносит жестко.
— А они к тебе? Неужели все до одной были циничными шлюхами?
— Почему тебя это интересует? Были они, не были, чувствовали, нет ли, какая разница, если все они уже давно в прошлом?
— Просто люди не меняются, Ян. Ты во всех женщинах видишь продажных девок, ты привык использовать их.
— Смотрю, тебе очень нравится думать обо мне, как о конченном ублюдке. И это очень странно, Ева. На какое-то самопрограммирование смахивает.
— Ничего странного. Я пришла сюда не от лучшей жизни. Как и остальные. А где есть зависимость, там нет места ни уважению, ни искренности.
Вдруг он убирает от меня руки, отходит в сторону, после чего быстро моется и так же быстро покидает ванную. А я опускаюсь на сидение и застываю каменным изваянием. Что-то между нами творится непонятное, что-то опасное. Мне так хотелось услышать от него про Ольгу. Пусть без имен, пусть намеками, но я хочу знать его мысли о ней. Ян же из раза в раз соскакивает с темы. Теперь еще и обиделся. Снова! С другой стороны, зачем мне все это нужно? С ним я не останусь.
Глава 42. Ян
Маленькая поганка! Вот как есть поганка! Еще уговаривать ее приходится. А ковриком расстелиться не надо? Ну, дождется, перекину через коленку и выпорю засранку, чтобы заканчивала мне тут рассказывать про студентов. Смотрю, расправила плечики, распушила хвостик. Такие выкрутасы со мной не пройдут.
И да, я проверил ее телефон, обнаружив в нём куеву тучу номеров всяких Вась, Толь, Борь. Тоже мне скромница, у которой в списке контактов собрались все мужики института. А этой Настеньке я популярно объясню, что кастрирую в лесу голыми руками, если еще хоть раз вздумает приглашать чужую женщину в кафешку. Вот неспроста этот хрен записан у неё под бабским именем. Что ж она тогда всех Борь-Толь не заменила на Машек-Глашек, чтобы, видите ли, не вызывать у меня подозрений?
Н-да, Игнашевский, придется тебе запастись адовым терпением. Но я справлюсь и завоюю её. Потому что, дьявол меня задери, нуждаюсь в ней как в воздухе. Попал я, конкретно попал. Но это же хорошо, так ведь? Значит, не окостенел с годами, не превратился в придаток своего же образа жизни. Если бы еще Ева не боялась. Уж не знаю, кто ей понарассказывал обо мне такие ужасы, но девчонка реально видит во мне маньяка извращенца. Лисецкий все-таки не идиот, он бы не стал. Возможно одна из бывших кукол, хотя какой резон тоже непонятно. В общем, работа предстоит большая, ибо искоренить это ложное мнение из мозга Красновой будет сложно.
Когда спускаюсь вниз, она уже сидит за столом, ест омлет со шпинатом, а параллельно читает конспект. И одета весьма прилично. Никаких голых ног, плеч. Белла тем временем подает завтрак мне, после чего спешно удаляется.
— О чем читаешь? — забираю у своей куколки тетрадку, отчего ее щеки вспыхивают негодованием. Ну, ничего, ничего, румянец тебе к лицу. — Так, так, так, — вчитываюсь в кривоватый почерк, — техника активных продаж, основные этапы, плюсы и минусы. И ты все выучила?
— Конечно, выучила, — фыркает эта вредина.
— Когда только успела.
— Вчера, — отводит взгляд, — у себя дома.
— Ага, значит, в перерывах между горькими слезами учила конспект? Интересно, интересно, — возвращаю ей талмуд.
— А еще съела все оставшиеся конфеты и наконец-то выпила какао с зефирками, — накручивает на вилку стебелек шпината.
Я же беру перечницу и щедро посыпаю содержимым свой омлет, отчего у Евы округляются глаза.
— Не многовато?
— Люблю острое. Кстати, после института поедем по магазинам. Надо подготовиться к поездке.
— Опять будешь выбирать для меня наряды? — и кривенько усмехается.
— Пожалуй, просто смотреть, как это делаешь ты.
— Расскажи о доме в Доминикане. Какой он?
— Просторный, — пожимаю плечами, — расположен в уединенном месте, со своим выходом на пляж. Идеальный вариант для тех, кто устал от городской суеты и решил пожить Робинзоном.
— Не боишься, что могут залезть? Ограбить.
— Так, дом не пустует.
— То есть? — поднимает на меня испуганный взгляд. — Там кто-то живет?
— Угу. Один наглый и весьма пошлый старикан. По совместительству мой кровный родственник.
— Отец? — и ее глаза становятся еще шире.
— Бинго. А что тебя так удивляет? Думаешь, такие как я размножаются почкованием?
— Да нет, просто…
— Что просто?
— Не знаю… В твоем договоре прописано, что заказчик и исполнитель не обмениваются личной информацией о себе. А сейчас мы сидим и говорим о личном. И да, я помню, между нами больше нет того договора, но все равно…
— А что с твоей семьей? — прерываю этот беспорядочный поток мыслей.
На что Ева аж дергается, теряется, но быстро берет себя в руки:
— Их нет. Мама умерла от пневмонии, а отец разбился на зимней трассе год спустя.
— Сколько тебе было на тот момент?
— Десять лет.
— И тебя воспитывала тетка? Та самая, которая оставила квартиру?
— Да, она.
— Больше из родни никого?
— Еще осталась двоюродная тетя. А твоя мама? Где она?
И вот тут уже мне хочется передернуться от чувства отвращения. Ненавижу эту шалаву.
— Считай, тоже умерла.
— То есть?
— Она ушла, когда мне было тринадцать. С концами.
— Мне жаль, — начинает царапать ноготком корешок тетрадки.
— А мне нет, — отставляю в сторону пустую тарелку. — Ну, что? Поехали? — и поднимаюсь из-за стола.
Вдруг Ева подскакивает как ужаленная, хватает меня за руку:
— Ян, — сжимает пальцы, — я хочу попросить тебя. Пожалуйста, не устраивай разборок с Денисом. Меня с ним ничего не связывает, он просто староста группы и всё. Мне еще учиться с этими ребятами.
— Что ты так за него печешься? Понравился?
— Ну, опять двадцать пять, — мотает головой.
— Да, опять. У тебя в контактах пятнадцать номеров разных пацанов. И только этого ты называла Настенькой. Сдается мне, он все же не просто староста.
— Я тебе рассказала правду, Ян. Если не веришь, то на кой черт тогда все это нужно? Все эти попытки узнать друг друга, твое рвение показать свою лучшую сторону? Зачем? Если тебе так и хочется записать меня в шлюхи.
— А ты меня заочно записала в маньяки и что?
— Ты не маньяк, — отпускает руку, — ты великовозрастный болван! — выкрикивает и тут же пугается, отскакивает в сторону. Боже мой, как все запущено. Но этот ее страх, блин, как же он заводит.
— Ну-ка, подойди сюда, — складываю руки на груди, — за оскорбление будешь наказана.
— Нет! Не смей!
— О, еще как посмею, — направляюсь к ней, хватаю за талию, прижимаю к себе и целую. Этот поцелуй ей хорошо запомнится.
Скоро маленькая рысь начинает выбиваться, лупить меня по рукам и груди. Когда же отпускаю поганку, она несется к столу и принимается жадно пить воду.
— Люблю острое, — усмехаюсь, — все, поехали.
Зато как хорошо подействовало! Ева как закрыла рот, так и не открывала до самого института, разве что стращала злобными взглядами.
Уже на парковке она наконец-то рискнула заговорить:
— У меня сегодня четыре пары и возможно будет пятая. Ты же не собираешься все это время ждать меня здесь?
— Не собираюсь. Я поеду на работу, а к концу твоих занятий вернусь.
— Ладно, — и собралась было открыть дверь, но остановилась. — Хорошего дня, Ян.
— И не поцелуешь на прощание? Что мне с твоего пожелания, Ева? Ничего. А вот поцелуй…
— Ты меня уже поцеловал полтора часа назад, до сих пор язык печет, — опять обдает максимально свирепым взглядом.
— Ок, — подаюсь к ней и сам открываю дверь, — вперёд…
Вдруг она поворачивается ко мне лицом и целует. Вот ведь чертовка. Играет со мной, дразнит. И касается губ вроде неловко, легко, однако спустя пару секунд, от неловкости не остается следа, моя девочка проникает в рот языком. Твою ж за ногу, взял бы её прямо здесь и сейчас. А следом приходит понимание, что эта маленькая рысь всё, что мне нужно. Слишком долго я довольствовался суррогатом счастья, теперь же чувствую настоящее. И чувствую только с ней. М-да, взрослый дядя Ян помешался на студенточке. Но она сама ко мне пришла.
Глава 43. Ева
Как же с ним тяжело, невыносимо тяжело. Он постоянно давит, давит и давит. Но не думать о нем уже не получается. Да что там, с тех пор как перешагнула порог его дома, так все время и думаю.
Пока иду в направлении института, без конца оглядываюсь назад, на его машину. Блин, и не уезжает ведь. Наверняка хочет Дениса выловить, чтобы устроить очную ставку. Как же я лопухнулась! Зачем только придумала эту Настю? Дура набитая! Хоть бы найти Ковалева раньше Яна и предупредить о возможной проблеме, нельзя, чтобы парень пострадал ни за что.
К счастью старосту нахожу у дверей в деканат.
— Привет! — машу ему рукой.
— О! Краснова, — улыбается весьма сдержанно, — привет.
— Давай отойдем в сторонку, поговорить надо.
— Давай, — пожимает плечами.
И когда уединяемся у окна, Денис сразу смягчается, улыбается уже привычнее:
— Надеюсь, у тебя с твоим парнем проблем из-за меня не возникло? Извини, если что. Я же не знал.
— Не за что извиняться. Я как раз переживала, не наговорил ли мой… — тут осекаюсь. Кто он мне? Парень? Да нет, не парень. Но для легенды, — молодой человек тебе лишнего.
— Все нормально, Ев. Ничего такого, чего бы моя нежная натура не перенесла, — подмигивает. — Так что, все в порядке.
— Точно?
— Абсолютно.
— Это хорошо, — и незаметно выдыхаю. — А встретиться не просил?
— Расслабься, твой крутой чувак довольно тактично мне объяснил, что ты девушка занятая. Он объяснил, я понял. Ревнивый, да?
— Очень.
— Сочувствую, — усмехается, — но его понимаю. Я бы так же ревновал.
В этот момент раздается звонок, и мы отправляемся на семинар. Хочется верить, что Ян действительно обойдется разговором, а вся эта утренняя бравада была исключительно для моих ушей.
За контрольными и лекциями даже не заметила, как время пролетело, очнулась, когда прозвенел финальный звонок на сегодня. И первым делом поспешила к таксофону, чтобы поговорить с сестрой. Оля ответила таким же бодрым голосом. А у меня опять защемило сердце.
Пора признать, как бы погано самой от себя не было, я не могу сказать Яну «нет», не могу встать и уйти от него. И по-прежнему на одной чаше весов любовь к сестре, негодующая совесть, стыд, а на другой — влечение к Игнашевскому, мучительное желание быть с ним, чувствовать его. Еще эта поездка. Что она мне даст? Только новую порцию душевной боли. Ян собрался меня завоевывать, черт побери. И почему-то я уверена, с этой задачей он справится довольно легко. Однако финал будет один — мы расстанемся все равно. Иного не дано. Вот она — желанная месть. Только кому в итоге отомстила-то?
А Оля не заслужила такой подлости с моей стороны. Что до Яна, он просто не захотел с ней быть. Они развлекались в рамках договора, потом Игнашевский заплатил ей обещанные деньги и отпустил. Всё. Я же идиотка! Надо было головой думать, прежде чем лезть в этот капкан, в котором теперь придется оставить кусок себя, чтобы выбраться. И главное, Ян не должен узнать обо мне и Ольге, а Оля не должна узнать о нем. Влипла ты, Краснова, основательно влипла.
На улицу выхожу и вижу своего узурпатора. Да не одного. Ян стоит рядом с Денисом. Бедолага Ковалев нервно курит, смотрит в землю и слушает, как волкодав со страшно серьезным выражением лица что-то ему тихо и вроде как спокойно вещает, а когда Ян видит меня, тотчас замолкает, затем кивает Денису и тот с невероятным облегчением спешит к своей машине. Все-таки запугал парня. Н-да, Игнашевский неисправим.
— Ну, вот зачем? — подхожу к нему. — В этом не было никакой необходимости, Ян.
— Как видишь, твоя драгоценная Настя ушла своими ножками.
— Знаешь, мне и так особо не хотелось никуда с тобой ехать, а сейчас и подавно. Почему ты такой упертый?
— Кажется, ты голодная, — пропускает мимо ушей мои слова, — поехали, сначала поедим.
— А еще глухой, — буркаю себе под нос, после чего сажусь в машину.
— Не глухой, Ева, — облокачивается на дверь, — просто я заметил за тобой одну особенность. Когда ты голодная, ты злая. Вот заполнишь все свободные резервуары, подобреешь, тогда и поговорим. Хотя, говорить тут не о чем. Ты моя и точка.
— Я своя, Игнашевский. Своя! — ну, в чем-то он прав, от голода показатели моей вредности пробивают максимальные значения.
— Моя-своя-моя. Так лучше звучит?
На что остается только улыбнуться. Черт с ним. Пусть эти последние недели я буду его-своя-его. Голова и так пухнет, сердце и так ноет, душа и так рвется на части. Пора дать себе передышку.
Ян привозит нас в уютный, и что удивительно, семейный ресторан итальянской кухни, который так и называется «La mia famiglia». Классное название. И внутри царит по-настоящему теплая семейная атмосфера. Очень много посетителей с детьми. Малышня веселится в просторной игровой зоне, обнесенной невысоким заборчиком. Будь я помладше, с удовольствием присоединилась бы к детворе, уж такие у них там суперские кукольные домики с железной дорогой, что тянется вдоль всего заборчика, глаз не оторвать. Интересно, почему Ян приехал именно сюда? На человека, жалующего детей, он ни разу не похож. Или это попытка покорить меня? Показать, на какие лишения готов ради меня. Здесь-то сексом в туалете или прямо за столом не займешься.
— Где хочешь сесть? — окидывает взглядом заведение.
— А ты здесь уже бывал?
— Да, не единожды, — произносит без тени сомнения.
— И где садился?
— Где было свободное место. Обычно здесь битком.
— Тогда где-нибудь у окна.
Официант с роскошными усами а-ля Буденный, провожает нас к столику на две персоны, раздает меню и удаляется. В случае необходимости здесь имеется специальная кнопка вызова персонала.
— Не могу не спросить, — раскрываю меню, — почему это место? Тут же дети, много детей.
— И что? По-твоему я настолько одичалый?
— Ну, просто не вяжешься ты, твой образ жизни с детьми, мамашками, бабками и дедками, — поглядываю как раз на большое семейство, празднующее день рождения любимого чада.
— Маньяк-садист, ненавистник мамаш и детей, безнадежный ревнивец. Я ничего не упустил?
— А еще педант и доминант, — перевожу на него взгляд. Ой, как недобро блестят черные глазищи. Пару дней назад я бы испугалась, но не теперь.
— Благодарю.
— Ты на вопрос не ответил.
— Здесь вкусно готовят. Хозяин ресторана итальянец, повара итальянцы, даже некоторые официанты итальянцы. У Фабио семейный бизнес. Вон, — кивает в сторону бара, — в барменах у него муж дочери. Я как-то работал с итальянцами, они меня сюда и привели.
Вот и хорошо, а главное, честно.
Через полчаса нам принесли большую пиццу — много сыра на нежнейшем тонком тесте, две пасты и по традиционному десерту — бискотти. Что ж, Ян прав, готовят тут нереально вкусно. А когда поднесли кофе, когда я взяла печенье, чтобы испытать-таки гастрономический экстаз, на глаза попалась милая парочка. Они сидели рядом, все время обнимались, ворковали, смеялись. И что-то так тошно стало. Я тоже всегда мечтала о трепетных отношениях. О мужчине мягком, спокойном, рассудительном, с которым уютно, тепло, можно рассказать ему обо всем, получить поддержку.
А этот Ястребиный Коготь видимо успел заметить мой интерес к влюбленным, тогда же стал еще пасмурнее. Ну, все, еще чуть-чуть и разверзнутся небеса над моей головой. Хоть вообще ни на кого не смотри, ни с кем не говори.
— В чужом огороде трава всегда зеленей, запомни это, — выдает с видом всезнающего старца Фура.
— Ты это к чему?
— Я не идиот, Ева. И не слепой. Все сравниваешь меня с другими, все тебе кажется, что где-то невинные агнцы скачут, а ты тут бедная-несчастная с Диаволом во плоти вынуждена сидеть.
— Просто приятно наблюдать за нежными отношениями, только и всего. Или теперь глаза себе выколоть, рот зашить, нос с ушами заткнуть, а на лоб прилепить «Собственность Игнашевского».
— Тебе не хватает нежности? — складывает руки на груди. — По приезду домой могу тебя вылизать очень нежно. С ума сойдешь от такой нежности, зуб даю. А еще оргазма три получишь бонусом.
— Не все измеряется сексом.
— Зато от секса дети получаются, — и как-то двусмысленно хихикает этот Минотавр.
— Ты это к чему?
— Ни к чему, мысли вслух. Давно хотел поинтересоваться, принимаешь ли противозачаточные. Не забываешь?
— Все я помню. Залет самое страшное, что со мной может произойти.
— Ну да… Наелась?
— Объелась.
— Вот и славно. Поехали. Нам еще надо успеть затариться.
— И когда вылет?
— Послезавтра. Я уладил все рабочие вопросы раньше положенного, так что… можем не откладывать.
В торговом центре Ян вел себя весьма примерно, особо не приставал, однако было видно, терпит. И как стало ясно тремя часами позже на обочине трассы, терпелка у него сломалась. Игнашевский остановил машину, заглушил мотор, после чего быстрым движением расстегнул джинсы, а следом затащил меня на себя, предварительно приказав избавиться от штанов. И по его горящему взгляду поняла, что лучше не сопротивляться.
— Неужели это хуже голубиного воркования? — произнес у самого уха. — Когда мужик хочет тебя, постоянно думает о тебе, — и, сдвинув трусики в сторону, резко насадил меня на точно каменный член.
— Не хуже — вырвалось со стоном. — Но я хочу не только трахаться, Ян.
— А мы не только трахаемся, — подхватил под бедра. — Мы разговариваем. Видишь, получается очень даже продуктивно. Хочешь, могу про бизнес рассказать?
— Блин, Игнашевский, — не могу сдержать смех.
— Вот, уже шутим и смеемся. Я, знаешь ли, многорежимный.
— Пожалуйста, замолчи, — и накрываю его губы своими.
К черту эти разговоры, уж точно не сейчас, когда во мне уместились все пятьсот грамм Клинской вареной.
И скоро понимаю, что сама его целую, сама двигаюсь, он лишь поддерживает. А еще понимаю, что хочу его как никогда. Тогда стягиваю с себя свитер, стаскиваю с него толстовку и прижимаюсь к волкодаву. Кожа к коже, скачущие в груди сердца и запотевшие стекла машины. Сегодня, сейчас я буду его шлюхой, но не простой, а той, которая его отымеет.
— Убери руки, — рычу ему в губы.
На что Ян сразу убирает руки. Боже, никогда бы не подумала, что это настолько круто — объезжать такого маститого жеребца, при этом смотреть ему в глаза, где видеть смесь из растерянности и дикого желания, ловить его частое дыхание, чувствовать в себе твердый член и продолжать, продолжать, продолжать, наращивая темп.
— Ева, — зажмуривается, — сбавь обороты, а то не сдержусь.
— И не надо, — снова целую это орудие массового поражения, целую с такой же яростью, таким же напором.
— Мать твою, — содрогается всем телом и тут же хватает меня, прижимает к себе, вынуждает сбавить скорость.
Спустя пару секунд Ян упирается вспотевшим лбом мне в грудь, дышит так, словно марафон пробежал и продолжает обнимать. А я обнимаю его за голову, вдыхаю запах волос и падаю… все-таки падаю с обрыва. Да, приземление будет болезненным, но это уже неизбежно.
Читать бесплатно другие книги:
