Неправильная последовательность Комарова Ольга
Проходя мимо детектива, Руомар на секунду замешкался. Разница в росте отнюдь не в пользу Гастальби делала ситуацию весьма забавной, но смеяться никто не спешил. Мужчина смерил детектива презрительным взглядом, на мгновение концентрируя внимание на серебряной цепочке. Харден помнила: тонкая металлическая связка держала не только жетон с показателем процента, но и именной смертник. Андри не был любителем выставлять такие детали на всеобщее обозрение, но и скрывать под тонким слоем ткани джемпера два куска металла было сложно. В его случае оказалось невозможно.
— Военник, — не вопрос, констатация факта. Прикасаться к чужой вещи Руомар не стал, и тут ещё можно было подумать, что стало причиной: уважение личных границ или нежелание иметь тактильный контакт. Девушка ставила на второе. — А процент какой?
— Семьдесят два, — спокойно ответил Андри, не обращая внимание на повышенный интерес к своей персоне. Во что бы то ни стало Харден решила выяснить причины подобной покорности. И постараться держаться в стороне от вспыльчивого детектива, поскольку точно знала: всяким эмоциям, так или иначе, нужен выход. Не хотелось бы потом оказаться в эпицентре бури.
— Даже так, — наигранно удивлённо присвистнул Гастальби, слегка придуриваясь. Глаза в глаза, всего секунды ему хватило, чтобы что-то для себя решить и удовлетворённо кивнуть своим мыслям, — а глаза-то не чисто зелёные. С примесью серого. Подумай над этим.
Его надменная ухмылка не предвещала ничего хорошего, однако в тот день удача была на их стороне. Кивнув своим людям, Руомар направился к выходу, больше не оборачиваясь. И только когда ржавая дверь с резким скрежетом закрылась за спиной последнего уходящего, Харден смогла выдохнуть. Тогда же поняла: весь разговор она была напряжена настолько, что короткие ногти до боли впились в собственные ладони. В тусклом освещении поднесла руки ближе к лицу, рассматривая красноватые отметины в форме полумесяцев. Неприятно.
Только когда они остались втроём в небольшом помещении, Харден поняла, как же здесь всё-таки тихо. От абсолютного звукового вакуума их отделяли мелкие, незначительные звуки. Под потолком жужжала старая лампочка. Напряжение было слишком велико для стеклянного солнышка, а мигающий свет говорил о необходимости скорой замены. В соседнем помещении тарахтел генератор. Девушка удивилась: в их время дизельные моторы стали редкостью, пережитком прошлого. Но, как оказалось, не везде. С улицы доносились приглушённые голоса проходящих мимо рабочих, но разобрать слова не представлялось возможным.
В остальном же было тихо. Никто не решался начать разговор первым. Мистер Бруниген был полностью поглощён своими мыслями. Глубокая морщинка, прорезавшая лоб, намекала на тяжёлый характер последних. Андри отошёл чуть в сторону, к затемневшему стеклу. Небольшое окно открывало обзор на когда-то рабочую зону склада. Лестницы, ровные ряды контейнеров, ящики с подручными инструментами для более ровной укладки товара — когда-то здесь кипела жизнь. Теперь же немногочисленное продовольствие, поступившее из Центра, хранилось под слоем брезента и пыли. Вряд ли кто-то из местных самостоятельно мог залезть за лишним кусочком шифера или мешком цемента. Слишком хорошо охранялись ограниченные ресурсы. Харден взглянула на часы: половина третьего. До комендантского часа чуть более трёх часов, но задерживаться всё равно не хотелось. Объяснять, по какой причине они вообще пересекли границу, нежелательно, поскольку любое подобное замечание отражалось на личном деле и работе. К которой девушка уже не питала столь сильной привязанности.
— Он не станет доносить на ваше присутствие, — голос Рекдри прозвучал как гром после предгрозового затишья. Харден вздрогнула, поднимая глаза на мужчину. Андри последовал её примеру. — У нас… сейчас не лучшее время. Ру так же, как и я, отвечает за людей, их благополучие. А с этим всё печально.
— О чём Вы? — нахмурилась Харден. — Нам ничего не говорили о проблемах в секторах. По крайней мере, ничего критичного. Перебои в поставках продовольствия?
— Если бы только это, — махнул рукой Рекдри, доставая помятую пачку сигарет. Правда, никотиновых палочек как таковых в ней не оказалось: их место заняли удивительно ловко сделанные самокрутки. Мужчина протянул им пачку, предлагая присоединиться. Харден привычно отказалась, а вот детектив отказывать себе в удовольствии не стал. Благодарно кивнул, делясь огоньком из старенького Зиппо. Девушка всегда удивлялась, откуда такая редкость, но Андри только усмехался, обещая рассказать позже. Пока обещание так и оставалось невыполненным. — После смерти Шона лекарства стали для нас недоступны, кроме как по рецепту врача. Юта старается, как может, но даже если он выпишет рецепты всем, Центральная больница просто не сможет обеспечить всех необходимым количеством медикаментов.
— Юта, Вы сказали?
— Да, Юта Прай, он многопрофильный врач в Центре. Один из лучших в своём деле, если уже не первый.
Где-то в стороне поперхнулся и без того едким дымом Андри. Видя его реакцию, Харден весело наморщила нос, откровенно забавляясь чужой реакцией. Хотела бы она лично познакомиться с человеком, показавшим детективу, каково это — оказаться на месте предмета шуточек.
— Вы знакомы? — видя короткие переглядывания молодых людей, спросил Рекдри.
— Не лично, — покачала головой девушка, — так проблема только в лекарствах?
— Нет, с этим рано или поздно, правительство разберётся. Самое тяжёлое — перспектива скорого расселения по другим секторам.
— Что в этом плохого? Условия жизни станут лучше, возможностей для работы и учёбы больше, к тому же, вы сами сможете выбирать, где жить. Почему тогда Гастальби против? Вы ведь об этом говорили?
Мягкая улыбка тронула тонкие губы мужчины. Харден с удивлением отметила его сходство с её отцом, когда тот смотрел на неё, как на ребёнка. Всякий раз, когда ещё совсем неопытный мозг девочки не мог понять простую для взрослого информацию, Адальор снисходительно улыбался, принимаясь объяснять дочери простую истину.
— Это место — наш дом, мисс Гартерд. Здесь родились мы, здесь растут наши дети. Не так просто покинуть место, с которым связана вся твоя жизнь.
— Боитесь изменений?
— Боюсь, что они не принесут обещанной пользы, — поджал губы мужчина, что-то обдумывая про себя. И только после минутного молчания добавил. — Посмотрите на досуге статистику жизни на Периферии. Именно статистику численности населения. Думаю, тогда многое станет понятно.
Его слова отозвались глухим волнением глубоко в сердце. Что означают эти слова? Девушка не знала, но пожелание бережно сохранила на подкорке сознания. Лишним не будет, да и изучать новую сферу жизни всегда интересно.
Однако всё это не отвечало на их изначальный вопрос, который толком и не прозвучал. Помнил об этом детектив, который как раз закончил с самокруткой. Печально, но факт: доза никотина сделала своё дело. Нервно подрагивающая в такт ускоренному пульсу венка на виске успокоилась, плечи снова слегка опустились, позволяя мужчине принять расслабленную позу. И пусть раздражение отступило не до конца, в рабочее состояние он всё же вернулся.
— Так что насчёт того парня? — вернулся к изначальной теме Андри, подходя ближе. — Нам сказали, что он сам пришёл с повинной.
— Да, это было его решение, — кивнул Рекдри, потирая шею в нервном жесте. Это не укрылось от пары проницательных взглядов, но мужчина не думал лгать. Похоже, не только полицейские хотели поскорее прояснить ситуацию. — Только, сдаётся мне, на самоличную явку его всё же подтолкнули.
— Хотите сказать, его заставили взять вину на себя? — уточнила Харден. В голове тут же начал выстраиваться возможный план действий: если они смогут доказать, что признание было сделано под давлением, Хилен будет оправдан. К тому же, преступника будет легче найти, поскольку именно он и был заинтересован в ложном признании. Если бы только Дрейк согласился сотрудничать.
Однако все алгоритмы действий разрушились на корню, стоило мужчине отрицательно покачать головой.
— Не совсем так. Накануне поездки в Департамент Хилен заходил ко мне. Объяснил, в чём дело и почему решил признаться. Чтобы я потом передал всё его матери.
— Он сказал, кто это был? — понимая, что тема щекотливая, осторожно уточнила Харден. Насколько бы ей не хотелось ворошить неприятные воспоминания, докопаться до сути дела было важнее. — Имя или хотя бы примерное описание.
— Нет, — покачал головой мужчина, принимаясь за вторую скрученную сигарету. Так проще говорить о том, что не стоило выносить за пределы личного разговора. Но глубоко в душе он всё ещё надеялся, что всё можно исправить. Что Хилен может ещё вернуться домой, и всё станет как прежде. Насколько это вообще возможно. — Сказал, что это был мужчина. Не представился, не сказал, откуда он и зачем ему это делать. Зато в красках расписал перспективы, ожидающие Хилена, если он продолжит молчать.
— Но он же невиновен.
— Тем не менее, кому-то нужен был надёжный подозреваемый. Хилен подходил как нельзя кстати.
— Хотите сказать, что он просто так взял и согласился сознаться в убийстве? — приподнял одну бровь Андри, откровенно сомневаясь в словах мужчины. — Это же прямая дорога в колонию, в блок Б, если не хуже.
— Серьёзно думаете, что всё так просто? Дело в его матери, миссис Дрейк, — ровное колечко серого дыма поднялось вверх, практически сразу растворяясь в воздухе. Задумчивый взгляд следил за мухой, ползающей по потолку в поисках пропитания. Судя по обиженному жужжанию, безуспешного. — У него из родных только мать и осталась, — продолжил Рекдри. — Отец умер два года назад от пневмонии. До последнего тянул с походом в лазарет: думал, как-нибудь само пройдёт. Не прошло. Тот человек пообещал перевести его мать в Центральную больницу. Никаких счетов, долгов и долгих выжиданий очередей. О чём ещё можно мечтать?
— И всё это в обмен на ложное признание, — понятливо кивнула Харден. Теперь мотивы поступков Хилена не вызывали вопросов. Любой сделает что угодно ради близкого человека. Особенно если он единственный, кто остался в твоей жизни.
— Утром Хилен уехал в департамент, а через пару часов за миссис Дрейк приехала машина. Юта подтвердил: её действительно положили в отделение и начали лечить, — короткий смешок, направленный в сторону взгляд. О чём бы сейчас ни думал мужчина, его мысли были далеки от радостных. — Никогда бы не подумал, что люди из Центра могут держать своё слово. Не принимайте на свой счёт.
— Почему именно из Центра?
— Потому что Хилен запомнил его процент. Случайно, тот не хотел показывать. Но, уже уходя, споткнулся о выступающий порожек, и жетон вылетел из-под одежды на всеобщее обозрение. Шестьдесят четыре — это Хилен запомнил наверняка. Здесь появляются люди из Центра, поэтому их легко запомнить.
Услышав последние слова, Харден машинально осмотрела сперва детектива, а затем и Рекдри. До этого момента её не волновали такие детали, как внешний вид окружающих людей. Родители с детства объясняли: судить по внешности нерационально и зачастую неэффективно, поэтому со временем Харден перестала придавать особое значение внешней оболочке. Оценку одежды и, тем более, мелких аксессуаров девушка считала пустой тратой времени.
И только теперь, осмотрев двух представителей разных социальных слоёв, заметила. Стиль одежды разнился из-за неравного финансового положения, вещи Брунигена и выглядели потрёпаннее и были куплены (или получены в дар) несколько лет назад. Однако сильнее её поразила разница в том, на что она никогда бы не посмотрела, если бы не тот день. Более грубая кожа с мелкими морщинками и обилием пигментных пятен. Похожие на веснушки, но крупнее и почти не выделяющиеся, если специально не искать, они покрывали кожу Рекдри практически полностью. Разглядеть их можно было лишь под хорошим освещением или если человек стоял под прямым источником света, как и было сейчас. Крохотные царапины, следы недавних порезов и успевшие выцвести переплетения шрамов. Все эти детали отличали человека, который привык работать в тяжёлых условиях, в отличие от тех, кто в основном имеет дело с интеллектуальным трудом.
Это так странно. Оказывается, не только пресловутые жетоны с набором цифр могут разделить общество на слои.
Наручные часы Андри пронзительным писком оповестили о необходимости возвращаться в центр. Этот немного раздражающий резкий звук стал переломным для людей, погрязших в своих мыслях. Словно вынырнув из омута тяжёлых дум, Харден качнула головой, стряхивая остатки оцепенения, поднимая взгляд на остальных присутствующих. Те пребывали в неменьшем замешательстве. И так же отчаянно старались скрыть волнение.
— Спасибо за информацию, — первым нарушил молчание детектив, отключая сигнал будильника. — Не знаю, поможет ли услышанное нами Хилену, но, если есть хотя бы малейший шанс ему помочь, мы сделаем всё возможное. Даю слово.
Рекдри смерил его внимательным взглядом, а затем коротко кивнул, протягивая руку для прощания. И что-то в его взгляде не понравилось Харден. Так смотрят люди, которые точно знают, что произойдёт, но повлиять на ситуацию не могут. Остаётся только ждать и быть невольным свидетелем без права на участие. Что-то они всё равно упускали. Это «что-то» лежало на поверхности, но всякий раз, как девушка старалась понять, в чём дело, оно буквально ускользало сквозь пальцы. Но сдаваться Харден не спешила. Это уже дело чести — завершить начатое. Неважно, в одиночку или с поддержкой странно ведущего себя в последнее время детектива.
— Рада была увидеть Вас. Всего хорошего.
— И вам, ребята. Берегите себя, — и столько тепла было в его голосе, взгляде, что усомниться в искренности слов не получилось бы даже у отпетого скептика. Наверное, это особенность каждого человека, у которого есть дети. Смотреть на тех, кто подходит под их возраст с затаённым волнением и надеждой на лучшее будущее. Жаль, что в своём привычном окружении Харден таких людей не знала.
На улице постепенно начинало смеркаться. Подняв голову, Харден заметила несколько дефектных панелей на поверхности Купола. В этих местах имитация пасмурного неба, меняющего цвет в свете уходящего за слоем облаков солнца, оставляла желать лучшего, если вообще была. По большей части из-за неисправности систем на небе красовались темные участки прямоугольной формы. Над головой Харден насчитала шесть таких. Сколько их было в сумме, если пройтись по всем секторам, неизвестно, но одно она знала точно: в центральных кварталах подобного никогда не случалось. А если какие-то пластины и выходили из строя, их заменяли в течение пары часов. Максимум суток.
— Детектив, можно задать вопрос?
В тишине им удалось пройти не более пятидесяти метров, после чего любопытство Харден взяло верх над инстинктом самосохранения. Мужчина скосил взгляд на спутницу, но не увидел никаких признаков надвигающейся опасности, поэтому коротко кивнул. Достал собственную пачку сигарет и, выудив очередную никотиновую палочку, втянул в лёгкие едкий дым. Девушка не возражала. Довольный детектив — общительный детектив.
— Вы сегодня более сдержанны, чем обычно, — стараясь аккуратнейшим образом подбирать слова, начала Харден. — Не язвили в ответ на слова Гастальби, не пытались ответить в том же наглом тоне. Даже когда это было бы уместно. В чём дело?
Андри молчал. Не сбавляя шага, мужчина следовал по чётко намеченному маршруту и менять курс не собирался. Намного больше слов напарницы его интересовала собственная сигарета, зажатая между плотно сомкнутых губ. Из-за сырости и относительно невысокой температуры руки быстро мёрзли на открытом воздухе, потому мужчина старался не вынимать их из карманов брюк, выдыхая дым с сигаретой во рту. Талант, не иначе.
Прошли несколько томительных минут ожидания, после которых Харден уже отчаялась получить ответ, как детектив вдруг заговорил. И сказал совсем не то, что она ожидала услышать.
— Дело в Гастальби, в нём самом. Перед тем, как ехать сюда, я навёл справки о людях, которые были выбраны в качестве главы в каждом секторе. Как правило, это один человек, чья семья не одно поколение проживает на данной территории, но конкретно в шестом таких распорядителей два. И если Бруниген особых вопросов не вызывает, то Гастальби — другое дело.
— Он знает сербский, — вспомнила недавний разговор Харден и тут же почувствовала на себе крайне удивлённый взгляд. — Что?
— Откуда ты знаешь, что это за язык?
— Можно подумать, у Вас не было в школе лингвистики, — фыркнула девушка. Однако стоило Андри неловко кашлянуть, отводя взгляд, она прищурилась, заглядывая тому в глаза. Даже немного обогнать пришлось для удобства. — Так была или…?
— Или, — кивнул мужчина, дёргая уголком губ, — я не ходил. Мне было слишком скучно, поэтому мы с друзьями гуляли по городу во время этих занятий.
— И как Вас только в Академию приняли?..
— Взяли с руками и ногами. У меня были хорошие рекомендации.
Харден подумала, было бы что рекомендовать, но вслух говорить ничего не стала. Впрочем, детектив понял её и без слов, недовольно закатывая глаза. Тогда девушка решила, что он точно заканчивал какие-то курсы по выполнению сего нехитрого движения. Слишком профессионально у него получалось изображать усталость от тупости собеседника. А может, это природный талант.
— Так вот, — решил продолжить детектив, оставляя все споры до лучших времён, — спорить с Гастальби, а тем более настраивать его против нас весьма опасно для будущих перемещений по Периферии.
— Нас — это полиции?
— Нас — это жителей Центра, — поправил её Андри, — мы здесь всего лишь гости, которые обязаны следовать установленным порядкам. Однако есть небольшой нюанс: Руомар прекрасно, просто идеально знает историю создания системы Куполов. И не только её, но и то, как была устроена жизнь до применения процентного фракционирования.
— Хорошие знания сейчас считаются недостатком?
— Недостатком считаются экстремистские взгляды, основанные на нежелании подчиняться установленным порядкам, — крохотный тлеющий огонек разгорелся с новой силой, стоило детективу втянуть новую порцию дыма. — Как я понял из записей в архиве, не только он, но и его отец был против нынешнего режима. Семейная черта — желание вернуться к старому образу жизни: без каких-либо делений людей и прочего.
— Всё это есть в архиве? — удивилась Харден. Насколько она знала, в архиве можно найти информацию о любом жителе Купола, неважно, из Центра человек или с Периферии. То, что там хранятся данные даже о политических взглядах, стало для неё открытием.
— Нет, но у Руомара достаточно приводов в полицию за крайне агрессивное поведение. Нападения, разбои, угроза жизни мирным гражданам. И всё это под предлогом «несогласия с установленным режимом». Его радикальные взгляды могут стать проблемой для других людей. К тому же, он из тех, кого легко спровоцировать на конфликт. Потому и старался не въе… не конфликтовать с ним.
Харден понимающе кивнула, но сделала пометку выяснить немного больше деталей о настроениях Периферии. И о ЛЕФ. Почему-то интуиция подсказывала: если где-то появляются радикально настроенные группы или отдельные личности, как правило, появляются и участники этого движения.
КПП остался позади за считанные минуты до установленного времени. Харден устало опустила голову на стекло, рассматривая пространство вокруг. Знакомые широкие улицы, достаточно освещённые в любое время суток, расслабляли. Возвращение в родные края придавало уверенности в собственных силах, но вместе с тем вселяло странное, постепенно растущее чувство тревоги. С момента пробуждения после дурного сна Харден успела позабыть об этом, но после каждого визита на Периферию снова просыпалось это скребущее изнутри предчувствие чего-то нехорошего. Того, чего не удастся избежать никакой ценой.
Молчание в машине тянулось до финальной точки маршрута. Они не сговаривались о дальнейших действиях, не обсуждали, будут ли вообще продолжать расследование. Но когда машина притормозила у входа в Департамент, их взгляды, полные решимости докопаться до истины, пересеклись. В этот момент Харден поняла: как бы дальше ни повернулось расследование, — не важно, смогут ли они помочь Хилену или все усилия окажутся напрасными, — она не останется одна.
Только не теперь.
*
Для разговора было выбрано небольшое кафе, расположенное неподалёку от границы. Ехать далеко в Центр не хотелось, да и слишком многолюдно будет в такой час в любом заведении. На границе территорий такого обилия посетителей никогда не наблюдалось: любое кафе даже в лучшие времена наполнялось максимум наполовину. В одном из таких кафе и расположись молодые люди. Заняли столик у окна, желая наблюдать за редкими прохожими. Иметь возможность иногда отвлечься от разговора, если того потребует ситуация.
Харден нервничала. Андри видел это по коротким нервным движениям пальцев, которые девушка отчаянно старалась занять чем угодно: хоть краем скатерти, хоть кружкой чая, принесённой сонной официанткой минутой ранее. Радовало отсутствие любопытных взглядов в их сторону: два работника зала и один бармен тихо переговаривались между собой, не обращая никакого внимания на редких посетителей. Андри устраивало подобное положение вещей. Он внимательно смотрел на Харден, которая собирала мысли в единое целое, и старался по возможности не давить. Знал, что спешка не лучший помощник в моменты, когда дело касается чувств. Он предоставил полную свободу действий, спокойно ожидая объяснения. И был вознаграждён за терпение.
— Здесь толком и рассказывать нечего, — после долгого молчания выдохнула девушка, глядя в окно. За стеклом редкие прохожие торопились по своим делам, многие держали в руках покупки. Продукты или что-то особенное для близких, к которым спешили. Как давно она последний раз так же стремилась попасть домой к семье? — В нашей семье у всех невысокий процент, насколько помню, даже у дедушек с бабушками он не оказывался выше семидесяти пяти. Ни я, ни папа не были исключением. Он работает на фармацевтическом заводе и постоянно сталкивается с парами химических веществ. Наверное, это и послужило причиной развития болезни.
— Лёгкие?
— Саркоидоз, — согласно кивнула девушка, судорожно вздыхая. — Хотя доподлинно неизвестно, что вызвало эту патологию. Может, судьба такая.
— Разве такое заболевание, предпосылки к которому наверняка выявляют ещё при беременности, не повод для автоматического попадания в третью категорию?
Слова прозвучали жёстоко, но Андри никогда не вникал в тонкости присваивания процентного статуса людям. Единственное, что он доподлинно знал: какими бы идеальными ни были гены человека, если есть хоть малейший шанс возникновения тяжелого или неизлечимого заболевания, причиной которого будет служить «поломка гена», будущее человека буквально обрывалось ещё в утробе. Страх повторить ошибки прошлых поколений, когда общество буквально самостоятельно убивало себя, никак не ограничивая распространение врождённых болезней в популяции, заставлял людей идти на крайние меры. И это работало. Большая часть мутаций, пугающих предыдущие поколения растущей частотой проявлений, остались лишь на страницах медицинских учебников. И люди радовались общему оздоровлению поколений, но редко задумывались, какой именно ценой давался такой прогресс.
— Это не генетическое заболевание, поэтому его не определили ни в эмбриональном периоде, ни в младенчестве. По словам лечащего врача, если бы не поражение лёгочной ткани продуктами производства препаратов, ничего бы не было, — каждое слово давалось с трудом, но, раз уж начала, отступать было поздно. — В общем, ему нужна операция. Пересадка лёгких, если точнее. Думаю, Вы знаете, какие трудности возникают, когда дело доходит до таких хирургических вмешательств.
— На самом деле, нет, — с сомнением произнёс Андри, задумчиво крутя кружку в руках. Чай успел остыть, но запах мяты всё ещё был приятным. Успокаивал.
— Список пациентов на трансплантацию лёгких довольно длинный, в основном за счёт пострадавших от механических травм. И поскольку они считаются экстренными, конечно, их ставят в начало списка. Особенно если у них высокий статус.
— Так тебе для этого нужно попасть в ряды следователей? Чтобы помочь отцу?
— Считаете это нечестным способом? — криво усмехнулась Харден, понимая, какую глупость совершила, согласившись на разговор.
Пусть детектив и не был склонен писать доносы или распространяться полученной информацией, полной уверенности в его надёжности у Харден тоже не было. Одно неверное слово или намек с его стороны — и какой-нибудь рьяный борец за систему отменит её перевод в другой отдел, лишив возможности ускорить движение очереди. Ещё и проверку среди всех сменивших место работы устроит, чтобы исключить предыдущие недочёты. Причинять кому-то неудобства не хотелось, но даже эта перспектива меркла на фоне напряжённого ожидания ответа.
— Думаю, я поступил бы так же, — наконец ответил Андри. И его слова совершенно не вязались с тем, что ожидала услышать девушка. Вообще не вязались с образом детектива.
Судя по выражению лица, слова дались ему крайне нелегко. Сложная работа мозга, направленная на поиск наиболее честного ответа, отражалась на лице мужчины. Андри действительно не сказал это из-за желания угодить или поддержать. Его мнение было полностью основано на собственном жизненном опыте и мировоззрении. И пусть подобное решение стало причиной возникновения внутреннего конфликта, в тот момент Андри был уверен: это решение верное.
Харден судорожно вздохнула, вглядываясь в лицо напарника. Пыталась найти подвох, но, кроме внутренних сомнений, не относящихся к теме разговора, не находила ничего. Чистое сопереживание и готовность помочь в любую минуту — неожиданные, удивительные и, бесспорно, приятные эмоции читались на лице детектива. Эмоции, вызывающие прилив теплоты и нежности наравне с безграничной благодарностью и облегчением. Харден улыбнулась.
— Не знаю, как Вас благодарить, детектив.
— Не меня надо благодарить, стажёр, — дёрнул уголком губ Андри, откровенно веселясь от недовольства на чужом лице после услышанного прозвища. Внутренние дилеммы были оставлены до лучших времён: сейчас не хотелось думать о чём-то внутреннем. Гораздо интереснее оказалось просто сидеть в хорошей компании, понимая, что своими словами удалось развеять сильнейшее напряжение, буквально витающее в воздухе. Неожиданно приятно, особенно учитывая тот факт, что обычно сам детектив являлся причиной возникновения того самого ощущения. — Я говорю это потому, что действительно считаю твою ситуацию безвыходной. У меня ведь тоже были родители. И я любил их. Думаю, случись с ними нечто подобное, я поступил бы так же.
— Но с ними всё равно что-то случилось, ведь так? — осторожно уточнила Харден, сразу же поясняя свои слова. — Вы сказали в прошедшем времени. Дважды.
— Они мертвы. Ничего необычного: у мамы инсульт, а отец не смог пережить тяжёлую пневмонию. Запущенный случай плюс непереносимость антибиотиков. Не лучшая перспектива, да и после смерти мамы он не отличался жаждой жизни.
Харден невольно поёжилась. Детектив говорил о смерти собственных родителей с таким спокойствием, от которого становилось не по себе. Представить жизнь без собственной семьи, без самых близких людей в мире не получалось от слова совсем, а если и выходило, то становилось чертовски страшно. Лишь позже, узнав этого человека с другой, не предназначенной для посторонних глаз стороны, она наконец поняла причины показного равнодушия. Оказалось, не такой он непробиваемый, каким хотел казаться.
— Будет тебе рекомендация, — после недолгой паузы коротко фыркнул Андри, и на секунду, всего на одно мгновение, девушке почудился намёк на улыбку. — Заранее приветствую в рядах форменных беретов.
[1] Распорядитель — ответственный за Сектор, который напрямую связан с властями Центра и обязан докладывать обстановку о подведомственной ему территории.
[2]Snage (сербский) — власть, мощность.
Глава 6
Андри злился. Нет, не так. Он был в ярости.
Наверное, это был единственный раз, когда Харден была с ним солидарна в чувствах. Девушка за стойкой информации лишь неловко пожимала плечами, продолжая отрицательно качать головой. Доступ к файлам по делу Хилена Дрйека, включая протокол допроса, полностью закрыт. Когда она покидала участок в последний раз, информация ещё была доступна следователям. Выходит, опоздали всего на несколько часов.
— Просто прекрасно. Лучше и быть не может.
Нелицеприятно хлопнув дверью, детектив вылетел на крыльцо, раздражённо дергая отвороты. Под неодобрительными взглядами сотрудников полиции, Харден проследовала вслед за мужчиной, становясь рядом, но всё равно соблюдая дистанцию. Наблюдала, как тот рваными движениями достал из кармана мятую пачку сигарет. Под его натиском жалобно затрещали швы кармана, но рваться пока не спешили, хотя девушка была уверена: ещё пара таких «споров» — и придётся покупать новую куртку.
Сигарет в пачке не оказалось, что только добавило масла в огонь. Харден практически ощутила боль от сжатых челюстей, когда детектив, заметив отсутствие спасительной дозы никотина, вышвырнул упаковку в мусорное ведро. Даже не промахнулся: сказывается опыт хорошего стрелка.
— Может, есть другой способ?
Она рисковала, задавая вопрос человеку, сдерживающему ярость из последних сил. Ожидала криков, ругани или не менее обидного игнорирования. Но Андри сделал глубокий вдох, с силой зажмурив глаза. А затем устало покачал головой.
— Теперь точно нет. Ты же слышала: дело на личном контроле капитана, да ещё и по просьбе Коргена. Что ему-то здесь понадобилось? — холодные перила стали надёжной опорой для пары рук, на которые Андри опустил голову. Немного помолчал, чуть позже добавляя совсем тихо, так, чтобы посторонние не услышали, а Харден смогла. — Это странно: я впервые в жизни не знаю, что делать.
Харден была и рада помочь, только не знала как и чем. Дело почти закрыто, к материалам нет доступа, а про личный разговор со свидетелем-подозреваемым и думать не стоит. Хилена теперь выпустят хорошо если к первому заседанию, и даже в этом девушка сомневалась. Допускала вероятность заочного вынесения приговора, без возможности выступления для Дрейка. Тупиковая ситуация, как ни посмотри.
Справа послышались быстрые шаги, после которых кто-то чертыхнулся на очередной ступеньке, резво приземляясь на четыре согнутые конечности. Харден с детективом обернулись на шум и застали молодого человека в весьма невыгодной позиции. Тот сильно приложился коленом о бетон и теперь сдавленно шипел от боли, но менять намеченный маршрут не собирался. Рассыпанные при падении бумаги были в два движения собраны обратно в рюкзак. Горе-спринтер поднялся на ноги, отряхивая испачканные руки и с недовольством смотря на ссадину на ладони. Поморщился то ли от боли, то ли от досады на собственную неуклюжесть и только тогда почувствовал на себе два внимательных взгляда.
Когда он обернулся, Харден не поняла, откуда возникло стойкое ощущение знакомого лица. Словно они уже виделись, только когда и где, вряд ли девушка вспомнила бы сразу. Молодой человек сдержанно кивнул, отчаянно стараясь не краснеть под насмешливым взглядом Андри. Харден недовольно покачала головой, перехватывая взгляд детектива, в глазах которого едва не искры горели от веселья. Удивительный человек: мелкие неудачи других ему настроение поднимают. Поэтому девушка ответила ободряющей улыбкой, стараясь снизить градус смущения вокруг. И это сработало. Даже лучше, чем ожидалось.
— Вы не подскажете, офицер Домпи на месте?
— Был возле архива минут двадцать назад, — припоминая округлую фигуру полицейского, с грацией ленивого тюленя перемещающуюся из кафетерия в сторону рабочих мест, подсказала Харден, — но лучше спросите у дежурного: точнее скажут.
— Спасибо, — благодарно улыбнулся незнакомец, тут же устремляясь ко входу. Немного неуклюжая походка с сильным упором на левую ногу: видимо, подвернул где-то раньше. Девушка мысленно усмехнулась: надо же быть настолько неуклюжим.
Когда за незадачливым посетителем захлопнулась дверь, Харден вновь обратила всё внимание на детектива. Хотелось продолжить разговор, пусть он и был целиком посвящён работе. Когда детектив пребывал в состоянии, далёком от раздражённого, с ним было легко ладить. Оказалось, за маской излишне резкого самовлюблённого ворчуна скрывался чуткий к чувствам других собеседник. Жаль, что достучаться до него так сложно. Будь его характер немного проще, друзей в разы прибавилось бы. Или хотя бы появились таковые.
Однако стоило ей взглянуть на мужчину, как лёгкое настроение сменилось крайней озадаченностью. Всё это время Андри не отрываясь смотрел в спину уходящему незнакомцу. Стеклянные стены Департамента позволяли проследить за передвижениями мужчины внутри, чем детектив и воспользовался.
Смотрел, как обладатель кипы бумаг, спрятанной в рюкзаке, подошёл к дежурному. Перекинулся парой фраз, после чего полицейский услужливо показал, в какую сторону нужно идти, и пропустил через турникет. Без выдачи временного пропуска. После этого мужчина скрылся за поворотом, и отследить его дальнейшие передвижения оказалось невозможно.
— Что такое? — поинтересовалась Харден, стараясь уловить малейшее изменение на лице напарника. Любая деталь может помочь, нельзя пренебрегать возможностью наблюдения. — Вы знакомы?
— Нет, — немного помолчав, качнул головой Андри, но менее расслабленным не стал. Напротив, ещё больше нахмурился, доставая телефон. Открытые вкладки отдалённо напоминали новостную ленту, хотя девушка не могла быть точно уверена в этом. Сложно читать мелкий шрифт вверх ногами. — В последнее время в Центре тихо? Никаких протестов, демонстраций не было?
— Насколько помню, последняя акция протеста была несколько дней назад. У здания Администрации. Но это тут при чём?
— А при том, — многозначительно поднял указательный палец Андри, не отрываясь от просматривания новостной ленты. Искал что-то определённое, но никак не мог найти. — Как думаешь, зачем лидеру ЛЕФ искать единственного офицера, имеющего доступ к делу Дрейка?
Харден молчала. Непонимающим взглядом уставилась на детектива, который всё так же упорно искал что-то в сети. Но даже человек со стальными нервами не может долго игнорировать столь пристальный взгляд. Подняв глаза, мужчина столкнулся с полным непониманием ситуации и в тот же момент телефон наконец отобразил необходимое изображение. Развернул экран в сторону девушки так, чтобы фотография, развернутая на весь экран, точно попала в её поле зрения.
— Неужели настолько неинтересно читать новости?
Харден не ответила. Она во все глаза рассматривала фотографию, с которой на неё смотрел тот самый незнакомец, минутой ранее скрывшийся за дверьми участка. Волосы чуть длиннее нынешних прядей, но всё тот же резкий взгляд и немного нахмуренные брови. Ошибиться не было шанса.
Лирис Астро, самый молодой участник и лидер оппозиционного движения ЛЕФ, смотрел на неё с экрана телефона. Вот она, причина непонятной тревоги, в этот момент достигшей своего апогея. Всё это неслучайно. Никаких совпадений не было и не будет. Деку, ЛЕФ, Дрейк, Астро — между всеми этими переменными есть некая связь, уловить которую никак не удавалось. Но опускать руки Харден не спешила. У неё ещё есть шанс разобраться во всём.
И судя по решительному взгляду детектива, в этом трудном деле она будет не одна.
*
Выставив пушистое брюхо напоказ, довольный кот наслаждался такими редкими в последнее время ласками хозяйки. Уходя из дома рано утром и возвращаясь под вечер, Харден успевала только почистить кошачий лоток, наполнить миски с кормом и водой, после чего переводила тело в горизонтальное положение и не шевелилась до самого звонка будильника. Покинутый мистер Ширма наблюдал за сонными движениями человека с недовольной мордой и нервно подрагивающим кончиком хвоста, но мешаться не спешил. Знал, что скоро наступит выходной, тогда можно будет требовать внимания по полной. И не ошибся.
Впрочем, Харден о мыслях кошачьих не задумывалась. Фоном работал телевизор, отображая на экране весело скачущих по студии медийных личностей. Передачи с интервью знаменитостей никогда не привлекали девушку, но в тот вечер диалог между ведущим и какой-то актрисой, решившей продемонстрировать свои уникальные навыки в акробатике в прямом эфире, служили лишь фоном, призванным заполнить гнетущую тишину. Одной рукой поглаживая мурчащего от мерных движений пальцев кота, второй Харден листала присланные мамой фотографии.
После получения рекомендаций от Андри прошли считанные дни, и пусть перевод в следственный отдел займет ещё какое-то время, на бумаге и в базах данных её статус изменился сразу же. А это означало продвижение отца в списке доноров на несколько ступеней вверх. И ему повезло.
Донорские легкие, поступившие в больницу, предназначались для молодой девушки в самом начале списка, однако результаты на совместимость тканей показали отрицательный результат. Чего не случилось с Адальором. Её отец оказался подходящим по всем параметрам реципиентом, теперь дело за малым — провести саму пересадку. Ехать в больницу Харден не решилась. Не смогла пересилить себя и увидеть папу, подключённого к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Последний раз, когда они виделись, Адальор был совсем плох. Бледная кожа была покрыта слоем холодного блестящего пота, лихорадочный блеск глаз скручивал внутренности в тугой узел. Тогда Харден не смогла пробыть в палате дольше семнадцати минут и тридцати шести секунд. Она считала. И в тот день твердо решила: следующий её визит будет уже на этапе восстановления.
Судя по происходящему, события начали двигаться в нужном направлении.
Ильмики прислала несколько фотографий из палаты, где трое врачей рассматривали карту отца, обсуждая тактику проведения операции. Одного из них Харден узнала: доктор Фрадар, лечащий врач и по совместительству заведующий отделением интенсивной терапии. Хороший приветливый мужчина пятидесяти лет, который ни разу за всё время пребывания Адальора в больнице не попытался солгать касаемо прогнозов и выздоровления. За что вся семья Гартерд была искренне ему благодарна. Лучше знать правду, какой бы горькой она ни была. И врач придерживался такого же мнения.
Двое других были ей незнакомы. По левую руку от доктора Фрадара стоял его ровесник, судя по форменному костюму зелёного цвета, хирург. Спрятав руки за спиной, он внимательно слушал коллегу, вглядываясь в непонятный для обывателя набор цифр в анализе. Густые брови сведены к переносице, губы сжаты в тонкую линию. Так выглядят люди, полностью погружённые в работу, не прекращающие думать ни на минуту над поставленной задачей. Такая концентрация радовала и вселяла надежду в лучший исход операции. Харден надеялась, что именно этот человек будет главным хирургом у её отца.
Третьего участника импровизированного консилиума девушка с трудом могла назвать врачом, которым тот, несомненно, являлся. Хирургические костюмы разных цветов были введены в эксплуатацию не смеха ради. Так и пациентам, и новым сотрудникам было легче понимать, кто из персонала клиники какую должность занимает. Синие костюмы для медсестёр и санитаров, лечащие врачи довольствовались наличием малиновых оттенков, частично скрытых под белыми халатами. Хирурги наслаждались благородным зеленым, благодаря которому весьма органично смотрелись в своих операционных. Почему-то зеленый цвет успокаивал пациентов перед наркозом, помогал верить в удачный исход операции. Но был ещё и серый цвет формы. Довольно редкий, однако его тоже можно было иногда встретить среди врачей. Его носили медики, имеющие статус многопрофильного специалиста. Хирург и лечащий врач, травматолог и одновременно знаток сердечно-сосудистой системы — таких людей среди медперсонала было крайне мало, оттого их навыки ценились в любой сфере. Как правило, такие люди имели процент выше 95, и Харден страсть как хотелось узнать если не имя, то хотя бы как выглядел такой человек.
Мама смогла сфотографировать его только со спины, потому ни лица, ни бейджа с именем видно не было, не говоря уже о жетоне, который наверняка прятался под одеждой. Пришлось довольствоваться рассматриванием коротких светлых прядей на затылке, качеству которых Харден невольно завидовала, и широким разворотом плеч. Мелькнувшую мысль попросить маму разузнать что-нибудь об интересном молодом человеке Харден отбросила сразу. Зная Ильмики, она была уверена, что та сразу же начнёт расспрашивать врача не только о профессиональной деятельности, но и разузнает подробности личной жизни, не забыв намекнуть, что у неё есть свободная и вполне симпатичная дочь, которой он, к слову, успел понравиться. Однажды такое уже случалось. Повторять не хотелось.
Разглядывая фотографии одну за другой, читая каждый комментарий мамы, к которым изредка добавлялась пара отцовских слов, Харден понимала, что должна радоваться за родителей. За всю семью. Они так долго ждали хоть какого-то шанса на выздоровление, и вот он здесь. Буквально в руках у них.
Но вместо ожидаемого восторга и нетерпения перед финальным шагом, девушка не чувствовала ничего, кроме тревоги.
Это уже стало частью нормального существования. Просыпаться с неприятным, сжимающим внутренности чувством было так же обыденно, как сделать завтрак или спихнуть со стола обнаглевшего пушистого жителя. Но если раньше это чувство не имело определённой причины, то в тот вечер Харден раз за разом прокручивала в голове небольшой диалог, услышанный двумя часами ранее.
Издержки самостоятельной жизни: не хочется готовить исключительно для себя любимой. Слишком много времени и сил забирали кулинарные изыски, а оценить их могла только сама девушка. И мистер Ширма, если у хозяйки было приемлемое настроение. Поэтому вернувшись домой после очередного дня, полного бумажной работы, девушка справедливо решила не тратить остатки сил и сходить в ближайшее небольшое кафе. Квартал считался спальным — подобных семейных мест было в избытке. Выбор пал на маленькое заведение смешанной кухни. «Обицез» — Харден ни разу не была в этом заведении, предпочитая либо переходить дорогу и ужинать в кафе в соседнем доме, либо заказывать еду на дом. Однако в тот раз захотелось попробовать нечто новое.
«Обицез» не мог похвастать обилием посетителей, но большая часть столиков всё же была занята. Для себя девушка присмотрела свободное место у окна, вид из которого открывался на оживлённую площадь. Восемь вечера — самое время для прогулок с семьёй или романтических встреч. Пожилые дамы и джентльмены в сопровождении очаровательных крохотных собачек не спеша прогуливались по широким улочкам, приветственно кивая встречающимся соседям. Центр жил своей собственной, мирной жизнью. Частично восстановленное электричество в четырнадцатом квартале стабилизировало ситуацию среди населения. Люди перестали открыто выказывать недовольство, но на личное общение эти изменения не распространялись.
Со стороны соседей по заведению донеслись недовольные возгласы вперемешку с излишне эмоциональным стуком стакана о стол. Харден не любила слушать чужие разговоры. Зачастую можно было услышать что-то, не предназначенное для посторонних ушей. В частности, подробности чужой личной жизни, нюансы которой девушка тем более знать не хотела. Но в тот момент любопытство и недостаток захватывающих событий в собственном существовании заставил оторваться от созерцания теплых объятий только встретившейся пары за окном, сосредотачивая всё внимание на разговоре соседей.
Две молодые девушки, чуть старше самой Харден, склонились над плоским планшетом, внимательно просматривая быстро сменяющие друг друга картинки. Недовольно сведённые, одинаковые брови, поджатые пухлые губы — что бы ни было на экране, это вызвало массу возмущения юных особ, которое они нетерпеливо выплеснули наружу.
— Подумать только, совсем не торопятся разрешать ситуацию, — возмутилась обладательница светлых лёгких кудрей, откидываясь на спинку стула. В руке блеснул запотевший стакан с холодным напитком. Избыток губной помады остался на трубочке, но девушка не обратила на это внимание. — Сколько дней уже не могу зарядить машину. А про дом вообще молчу. Приходится ходить на укладку в салон: фен совсем не работает.
— А у нас в салоне отключили спа, — вторила ей подруга, проверяя маникюр. Судя по аккуратности краев покрытия, свежий. — Я пропустила уже два сеанса гидромассажа. Такими темпами моя кожа снова пересушится. Что тогда делать? Как скоро полностью возобновят подачу электроэнергии?
— Не знаю, но слышала, что в ближайшие пару дней. Власти собирались перераспределить подачу энергии от выбывшей из строя электростанции на рабочую. Да и Периферию не мешало бы расселить. Хотя бы один сектор.
— Думаешь, это поможет? — сомнение в голосе не звучало убедительно, но его наличие давало некую надежду на более позитивное развитие диалога.
— Да, безусловно.
Надежда себя не оправдала.
— Когда был кризис в 279 году, второй сектор полностью расселили. И с тех пор подобных кризисов не возникало. До той недели. Вряд ли кто-то будет против расселения ещё одного сектора. От этого выиграют все, в том числе и жители Периферии.
— Не знаю, столько людей тогда погибло. Думаю, второй раз Совет на такое не пойдёт. Да и люди будут против.
— Если вопрос вынесут на общее голосование, я точно буду «за». Не для того мои родители столько лет отдали благоустройству Центра, чтобы теперь жить без обычного электричества. Тоже мне проблема, можно подумать, так сложно переехать в другой сектор ради общего блага. Самим же жить станет легче.
Дальнейшие слова не отложились в памяти с такой ясностью, поэтому Харден не стала пытаться вспомнить то, что память воспроизводить отказывалась. Даже этих нескольких фраз хватило, чтобы новая волна горечи и отвращения поднялась внутри, с новой силой сжимая внутренности. Она никогда не задумывалась над отношениями людей из разных частей Купола. Не интересовалась тонкостями человеческих мыслей, касающихся системы распределения. Считала, что все жители комплекса равны и придерживаются той же позиции, что и Харден. Однако тот вечер наглядно показал: есть те, кто считает себя более достойными. Те, кто по праву рождения имеет больше привилегий, больше возможностей. Те, кто априори лучше.
К сожалению, в школе не учат тонкостям отношений к людям другого статуса, неважно, были это политики Центра или простые рабочие шахт. Подобное упущение никак не проявлялось в обычной жизни. До тех пор, пока человек не попадал в критическую ситуацию. Примерно такую, которая сложилась в Центре в последние несколько дней.
Мистер Ширма снова сжал острые коготки на коленке девушки, призывая гладить активнее. Харден фыркнула, поражаясь сообразительности питомца. Иногда она сомневалась, что он простой кот. Слишком логичными казались его действия. Как и эффект от них. Тревога отступала, едва подкатив к горлу. Дышать становилось легче. Сердечный ритм постепенно замедлялся, уже не перекрывая остальные звуки. Урчание кота клонило в сон.
Она бы так и задремала на диване, пригревшись под пледом и мягким увесистым тельцем кота, если бы не резко сменившийся звук со стороны телевизора. Почти провалившись в дрёму, Харден с трудом подняла веки, фокусируя взгляд на экране. Непонимающе нахмурилась, пытаясь понять, в какой момент переключила канал. Но цифра оставалась неизменной, а тема передачи всё равно сменилась. Как и на других каналах: везде шла передача экстренных новостей.
«…прерываем показ передачи из-за экстренного сообщения. Два часа назад на электростанции номер один, расположенной в третьем секторе, началась массовая акция протеста. Сотрудники требуют уменьшить количество часов и продолжительность рабочих смен. Напомним, четырнадцатого сентября электростанция номер два вышла из строя. Работы по реконструкции всё ещё ведутся, однако точных прогнозов о сроках восстановления станции власти не дают. Из-за возросшей нагрузки на вторую станцию человеческих ресурсов не хватает для корректной работы всей системы. Рабочие недовольны отсутствием выходных, малыми пособиями и увеличенным количеством смен, компенсировать которые, по их словам, никто не собирается. Кадры, которые вы сейчас увидите, передали наши коллеги, находящиеся непосредственно рядом с центром событий. В свою очередь, руководство…»
Дальнейшие слова репортера никак не затронули мысли Харден. Всё внимание девушка переключила на кадры, поверить в подлинность которых получалось с трудом. Но они были. Настоящие, не искусная склейка моментов из культовых триллеров или заезженных боевиков. Харден могла с уверенностью сказать, что съёмка реальна хотя бы потому, что когда-то видела эти места своими глазами. Задолго до того, как пламя фальшфейеров осветило площадь перед входом на станцию. Сотни рабочих перегородили проезд служебным и грузовым машинам на территорию, выстроив живую стену. Они жгли фальшфейеры и размахивали плакатами, общая идея которых сводилась к одному: требование улучшения условий труда.
Сколько длилась такая акция и сколько продлится ещё, никто не мог сказать наверняка. Но одно точно понимали все те, кто видел эти события, кто хотя бы немного читает новости. Это лишь начало чего-то нового, что неизбежно приведёт к закономерному концу: скорое расселение одного из секторов Периферии. Которому точно будут рады жители Центра. Чего точно нельзя сказать о тех, кто живет по ту сторону границы.
И вроде бы новости хуже быть не может. Привычное положение вещей и так пошатнулось, выбивая из колеи даже самых невозмутимых. Но потом пришло сообщение от Андри, которое вынудило если не взвыть, то с силой дернуть себя за прядь волос точно.
«Заседание закончилось. Дрейка определили в Блок С. Четыре года без права на обжалование»
А потом за входной дверью что-то с грохотом упало. Едва справившись с временным ступором, Харден поспешила проверить, всё ли в порядке. Может, кому-то нужна помощь. Хоть кому-то, кому она может, наконец, помочь.
В спешке переложила мистера Ширму на диван, за что тот попытался цапнуть хозяйку за руку, а после промаха флегматично зевнул, сворачиваясь клубочком. Наспех накинула первый попавшийся свитер и прямо в домашних тапочках выбежала на лестничную площадку. Да так и застыла на месте.
Грохот за дверью принадлежал одному из санитаров. Молодой парнишка в белом халате от природной неуклюжести уронил медицинскую укладку, рассыпав половину содержимого. Покрывшись красными пятнами от смущения, паренёк старался как можно быстрее собрать вещи, в то время как более опытные коллеги выносили из квартиры носилки. Самые обычные, переносные, без опоры на колеса, их несли двое крупных мужчин в синих форменных куртках. А на самих носилках, прикрытое белой непрозрачной простынёй, лежало тело. Невысокий рост, немного округлая фигура. Харден видела, из какой квартиры выходили врачи, потому ошибиться было невозможно. Особенно потому, что следом за ними вышел мистер Нортон. Немного подавленный, но всё равно пытающийся не опускать плечи, он говорил с молодой женщиной, которая старалась быстро занести все данные в анкету на планшете.
Заметив, что на площадке они не одни, мистер Нортон благодарно кивнул закончившей вносить данные женщине, после чего подошел к Харден.
— Я не слышала сирены скорой, — хрипло отозвалась девушка, сильнее сжимая растянутые рукава кофты. Пальцы вспотели от нервов, но девушка не обратила на это внимание. — Как она?..
— Сердце остановилось, — тихо заговорил старик, поджимая губы, — она прилегла ненадолго днём, сказала, что плохо себя чувствует. Я хотел зайти в комнату, но она закрыла дверь. Понимаешь, мы никогда не закрываем двери, только прикрываем, оставляя небольшую щель. Сегодня же дверь была закрыта, и я подумал, что она не хочет никого видеть. Такое возможно, если у неё снова приступ мигрени. Поэтому и не стал ничего делать, решил вместо этого в магазин сходить.
На мгновение он затих, погружаясь в недавние воспоминания. Тёплая улыбка коснулась тонких губ, в уголках глаз собрались слёзы, но мужчина не дал им пролиться. Сморгнул, тут же протирая остатки уголком платка. Только тогда Харден заметила, что всё это время было у него в руках. Кремового цвета тонкая ткань из чистого хлопка с едва заметной золотой вышивкой — тот самый платок, который носила миссис Нортон в любое время года. Кажется, это был подарок её матери. Ручная работа, подаренная ей на первую годовщину свадьбы.
— Хотел порадовать её свежими булочками. Она любит такие, в «Ройре» продают, может, знаешь их.
— Знаю, — эхом отозвалась Харден, кивая скорее самой себе.
— Мне повезло: их только приготовили. Думал, успею принести, пока не остынут. А когда вернулся и заглянул в комнату, понял, что её больше нет.
К тому времени носилки полностью погрузили в грузовой лифт, тут же нажимая на кнопку первого этажа. Двери закрылись, и только женщина в форме осталась неподалёку, ожидая, когда будет готов единственный родственник.
Умом Харден понимала, что должна что-то сказать. Ободрить или хотя бы попробовать утешить. Но слова застряли в горле и не желали складываться в предложение. Что здесь сказать? Ещё недавно миссис Нортон рассказывала о современном строе и ругала власть, а теперь её нет. И даже мистер Нортон не выглядит убитым горем. Скорее, как человек, который принял неизбежное. Смирился и теперь старается просто плыть по течению. Тут не нужны были слова. Он в них не нуждался. Как и та, которой больше нет с ними.
— Я в порядке, — словно читая чужие мысли, улыбнулся мистер Нортон. И эта улыбка не была наигранной, он действительно так чувствовал. Осторожно сжал девичье плечо, утвердительно кивая в подтверждение своих слов. — Правда, всё хорошо. Алая не хотела, чтобы кто-то переживал после её смерти. Для неё это скорее естественный конец этой жизни и начало чего-то нового. Поэтому давай просто порадуемся за её покой. Мёртвым всегда легче, чем живым. Теперь она точно отдохнёт.
Харден ничего не сказала. Красноречие никогда не было её сильной стороной, но в тот момент полностью покинуло девушку. Она стояла и смотрела, как уходит мистер Нортон. Как всегда прямая спина пожилого человека всё же согнулась под гнётом жизненных трудностей. Стояла и не знала, что делать дальше.
Внизу, за окнами мигала красно-синими огнями скорая помощь. Где-то вдалеке играла сирена полицейской машины. У кого-то из соседей из приоткрытого окна доносилась громкая музыка и смех людей. Центр жил своей жизнью, не заботясь об одном конкретном человеке. В рамках огромного человеческого муравейника одна единственная жизнь не значила абсолютно ничего. Смерть миссис Нортон осталась незамеченной для всех, кроме тех, кто действительно переживал о ней.
Но её теперь нет. Остались только живые, те, кому придётся жить в этом мире и мириться с последствием выбранных действий. И только от индивидуального решения каждого зависит будущее. Его картина, которую придётся видеть каждому и не иметь возможности изменить что-либо.
Но если есть хоть малейший шанс всё исправить, если можно хотя бы попытаться изменить то, о чём так настойчиво говорила миссис Нортон, Харден хотела попытаться. Хотела сделать всё возможное, чтобы не потерять самое главное в жизни — право на собственную свободу.
*
Помимо них в кабинете оказался один охранник, оставшийся стоять у закрытых дверей. Лирис не стал напоминать, что интервью предполагалось без лишних ушей и глаз: журналистов и так не жаловали. Но в этот раз ему повезло. И он собирался воспользоваться шансом, которого второй раз может не представиться.
— Присаживайтесь, мистер Астро, — кивнул на стул Корген. Сам глава занял привычное место за столом, расслабленно скрепив пальцы в замок. Лирис, напротив, буквально слился со спинкой стула, напряжённо расправив плечи. Первое маятникообразное движение за разговор, но далеко не последнее. — У меня не так много времени, но Вы крайне настаивали на встрече, поэтому я постарался выкроить немного для интервью. Сорока минут хватит?
— Более чем, — кивнул журналист, доставая всё необходимое.
На столе, который являлся обозримой преградой между собеседниками, появились ежедневник и ручка. Компактный диктофон лёг чуть ближе к Коргену, светя красной лампочкой. Запись не началась до тех пор, пока Лирис не открыл страницу с вопросами.
— Можем начинать?
— Это Ваше время, — улыбнулся Эарох, но глаза его оставались неподвижными, холодными.
— Тогда первый вопрос: каково это — быть Мэром целого Купола, который за весь срок правления и переизбрания ни разу не встретил реальной конкуренции?
— Я польщён, — после непродолжительной паузы кивнул Корген. — Люди поддерживают меня, разделяют взгляды. За всё время существования девятого Купола такого не было ни разу. Думаю, это говорит о том, что я всё делаю правильно.
— Ваша семья поддерживает Вас?
— Моя жена всегда готова поддержать и словом, и делом. Она удивительно чуткий человек с большим сердцем. Мне очень повезло с ней.
— Что насчёт наследника? Когда его ждать?
— Даже не знаю, что на это ответить, — рассмеялся мужчина, запрокидывая голову, — думаю, это надо спросить у Гигейр. За очаг в доме отвечает она. Я только стараюсь не привносить слишком много хаоса.
Каждое слово находило своё отражение на страницах блокнота. Делая пометки, Лирис напряжённо думал, с какой стороны подойти, чтобы задать те самые вопросы, ради которых и была организована встреча. Спрашивать напрямую слишком опасно: Корген может спокойно отказаться отвечать, и тогда придётся уйти ни с чем. Но если вынудить его самого повернуть диалог в нужном направлении, ему будет сложнее отвертеться.
Помощь пришла откуда не ждали. Сам Корген решил напомнить об истинной цели визита, не желая распыляться на милые бытовые темы.
— Насколько я помню, цель Вашего визита — разговор на более политическую тему, верно?
— Да, всё так, — оживился Лирис, садясь немного удобнее. Это не укрылось от внимания главы Совета. Он вальяжно умостился на спинке кресла, как бы отодвигаясь от мужчины. Второе движение маятника, на высшей точке которого теперь Астро. — Всё так. Мистер Корген, что Вы думаете о сложившейся ситуации на Периферии? В частности, о протестах рабочих на гидроэлектростанции?
— Думаю, что их возмущения несколько необоснованны. Мы создали все условия для нормальной работы. Выделили бюджет для доплаты за сверхурочные, мобилизовали весь штат, чтобы постараться максимально снизить нагрузку на каждого отдельного человека. И это сработало, но, как мы знаем, всегда найдутся недовольные нашими решениями. Я не удивлён.
— То есть, их протест беспочвенен?
— Они недовольны весьма закономерным ростом объёма работы и не хотят принимать действительность. А она такова: есть две станции, одна из которых вышла из строя. Мы пытаемся решить эту проблему, но рабочие второй станции не желают выполнять двойную работу. Они недовольны, считая, что не обязаны это делать. Но нет, как раз обязаны. Это их работа. За которую мы благодарим их сполна.
— А Вы не боитесь повторения событий 332 года? Тогда ведь тоже всё начиналось с обычных протестов.
Этот вопрос заставил маятник снова качнуться. Корген буквально осел на стол, ткань пиджака с тихим треском натянулась на тугих мышцах. Маска спокойствия треснула. Астро ликовал внутри. План работал, начало положено.
— Мистер Астро, к чему Вы клоните?
— О чём Вы? — приподнял брови Астро, кладя ногу на ногу. — Я лишь уточняю прогнозы. Нам ждать нового расселения? Или жатвы, как прозвали те события сами люди?
Под конец фразы всякая спесь исчезла из голоса. Якобы непонимание сменилось холодным сосредоточеньем, расслабленность — напряжением. Но не он один уловил смену настроения.
Читать бесплатно другие книги:
