Последний ребенок Харт Джон
Через три секунды он уже нашел разбитое окно.
— Вернитесь в машину. — Хант достал служебный револьвер. — И закройте дверцы.
Она метнулась к двери.
— Кэтрин!
— Я сменила замки. Не понимаете? Это Джонни.
Он догнал ее на крыльце, удержал и оттащил назад.
— Подождите. Просто подождите.
Дверь открылась легко, с первой же попытки.
— Джонни! Это детектив Хант и твоя мать. — Никто не ответил. Он поднял руку. — Оставайтесь здесь.
Переступив порог, Хант щелкнул выключателем. На ковре блеснули осколки стекла. Он проверил задние комнаты, включил везде свет, а когда вернулся в коридор, Кэтрин уже стояла в гостиной.
— Никого. — Детектив убрал револьвер в кобуру.
Она опустилась на софу и как будто замерла.
— Всё на месте? — Не получив ответа, Хант подошел ближе. — Ничего не пропало?
Кэтрин подняла голову. Глаза у нее были мокрые, взгляд отрешенный.
— Я проверю двор, — продолжал детектив. — А вы пока осмотритесь и потом скажете мне, что и как.
— Бесполезно. Я жила здесь, ничего не замечая, и не смогу определить, пропало что-то или нет.
Хант оставил это признание без комментариев.
— Проверьте комнату Джонни. Начните оттуда.
— Ладно.
Кэтрин вышла в коридор. В комнате сына горел свет. Услышав, как закрылась дверь, она переступила порог и сразу же поняла, что все здесь незнакомое. Сколько раз она вообще заходила сюда? Три? Пять? Или ни разу? Прожитый год остался позади размытым пятном дней. Она ела. Спала. Кен Холлоуэй приходил и уходил. Комната сына казалась ей чужой.
Он сам, ее сын, стал чужаком.
Кэтрин проверила шкаф, не зная, что должно там быть. Точно так же заглянла в ящики и на полки. Покупала ли она какую-то одежду? Стирала ли белье? Нет, это все делал Джонни. Готовил. Мыл посуду. Убирал.
Чтобы не закричать, Кэтрин накрыла ладонью рот.
Где сын?
Под кроватью обнаружился чемодан. Старый, потертый, смутно знакомый. Она вытянула его и втащила на кровать. Откинула крышку и замерла.
Лицо Алиссы.
Джонни. Ее мужа.
Фотографии покрывали всю внутреннюю сторону крышки, образовывая коллаж из солнца, улыбок и ее детей. Коллаж жизни как обещания. В глазах горело, горло сжалось. Она протянула руку и несмело коснулась одной из фотографий.
Алисса.
Одной рукой дочь обнимала брата за шею. Оба ухмылялись, как два проказливых чертенка.
Джонни.
Нашла Кэтрин и фотографию мужа. Восемь на десять. В синей футболке и с поясом для инструментов, он стоял вполоборота к камере, мосластый, сильный мужчина с широкой, открытой улыбкой и черными до блеска волосами. Глаза прятались за темными очками, но она знала, какие они — голубые, пронзительные, смелые. На мгновение ее переполнило сожаление за то бремя вины, которое она взвалила на него, за те страшные слова, которые сказала ему. И тут же злость пронзила ее иглой. Во всем виноват он! Алисса не должна была идти домой одна.
Но и злости хватило ненадолго.
— Где ты, Спенсер?
Ответа не было. Муж ушел.
Пальцы нащупали в чемодане что-то еще. Вещи Алиссы. Ее мягкие игрушки, дневник.
Как же так?
Она сама сожгла все это. Сожгла в те три недели наркотического безумия.
Кэтрин вытащила снизу мягкую овечку и прижала ее к лицу, пытаясь найти сохранившийся, может быть, след запаха.
— Кэтрин?
Голос Ханта прозвучал как будто издалека. Она опустила мокрую от слез игрушку.
— Уходите.
— Все чисто. — Детектив был в коридоре. Половицы завибрировали под его шагами, и эта вибрация отдалась в ее коленях.
— Не входите.
Он остановился у двери.
— Не входите. — Что-то сломалось внутри, где-то глубоко, и таким сильным, таким ясным был поток нахлынувших воспоминаний, что возведенные ею стены не устояли. Без наркотиков она чувствовала себя голой в этой реке.
— Оставьте меня. — Пальцы сжали мягкую, покорную овечку. — Прошу вас.
Хант отступил. Передняя дверь закрылась. Кэтрин посмотрела на игрушку: блестящие, черные глаза, флис такой белый, как облачко в солнечный день. Она снова прижала овечку к лицу и глубоко вдохнула, но запаха дочери уже не осталось. Только запах старого чемодана и несвежего пространства под пустой кроватью.
Подождав, пока Хант уедет, Кэтрин поднялась на окоченевших ногах и открыла дверь. Ночной воздух принес туман, напитанный запахом зелени и роста. Она прошла через дорожку до конца двора, туда, где в последний раз видела в высокой траве стеклянный, белый с оранжевым, блеск. Потратив несколько минут на поиски пузырька с оксиконтином, вернулась в дом. Заперла дверь. Пальцы дрожали, и несколько таблеток выкатились на ладонь. Кэтрин отсчитала четыре, положила на язык и проглотила не запивая. Потом прошла в комнату сына, взяла игрушку и легла на кровать. Десять долгих минут она смотрела на фотографии, терпя боль; потом мягкая и тяжелая рука вдавила ее в матрас и унесла в то место, где можно было без слез и муки трогать фотографии, которые так долго и хорошо прятал Джонни. Там она произносила их имена и даже видела их мысленным взором, живых.
Хант ехал медленно, проверяя боковые улочки и дорожки, но ничего необычного не заметил. Дома были тихи; на подъездных дорожках теснились пикапы, фургоны и усталые легковушки. Ни одного большого седана с работающим мотором. Ни одного силуэта за стеклом.
Сделав круг, детектив вернулся на улицу Кэтрин и тщательно выбрал место для парковки: достаточно далеко, чтобы оставаться незамеченным, и достаточно близко, чтобы видеть входную дверь. От полицейской машины она отказалась. Ладно. Но и оставить ее одну, здесь, на темной стороне всей этой истории, Хант не мог. Съехав с дороги, он опустил стекло и выключил мотор. Посмотрел на часы. Поздно. Чувствуя вину перед сыном, детектив набрал его номер и сказал запереть дверь и включить сигнализацию.
— Так ты сегодня домой не придешь?
— Извини, Аллен. Сегодня никак. Ты пообедал?
— Я не голоден.
Хант еще раз посмотрел на часы и вспомнил нехорошим словом жену. Если б она не ушла… Из памяти всплыли упреки сына. Может быть, вина лежит на нем самом? Вот и опять, из-за работы еще один вечер вне дома…
Он одернул себя.
Не из-за работы.
Не только.
Хант посмотрел туда, где на теплый асфальтобетон просыпался гравий с дорожки, и увидел за деревьями свет. Если б он был там… если б речь шла о другой жертве… если б только там жила не она…
— Послушай, Аллен…
Но его никто уже не слышал. Не было даже гудков.
Хант закрыл телефон и опустился чуточку ниже. Он ждал незнакомую машину. Ждал Холлоуэя. И думал о ней, одной в этом ветхом домишке, а когда через несколько часов задремал, ему приснилось, что он забирает ее оттуда. Они были в его машине, с опущенными окнами, и он видел ее такой, какой она была раньше. Ветер трепал ее волосы. Она погладила его по щеке, назвала по имени, и в ее глазах блеснули ясные, счастливые слезы. Хороший сон. Но проснулся Хант разбитый и несчастный. Солнце еще только вставало, и сон казался такой же обманкой, как игра света. Звонил телефон.
— Да. — Детектив протер глаза и сел повыше.
— Это Йокам.
Солнечный луч нещадно резанул по глазам, и Хант опустил козырек.
— Что случилось, Джон? — Он бросил взгляд на часы — 7.21.
— Я на участке Бертона Джарвиса. — Йокам сделал паузу, и в трубке послышался чей-то голос. Дважды тявкнула собака. — Тебе надо бы приехать.
Хант повернул ключ зажигания.
— Рассказывай.
— У нас тут тело.
— Алиссы Мерримон?
Йокам откашлялся.
— Думаю, тут много тел.
Дом Джарвиса, когда он свернул с улицы на участок, выглядел темным и угрюмым. Полицейских машин Хант не увидел. Других детективов тоже. Его встретил Йокам, бледный и небритый, с коробкой мятных конфет, в облепленных грязью туфлях и мокрых по колени брюках. Рядом с ним стоял Майк Колфилд, один из немногих сотрудников, приписанных к кинологическому отделу. Ветеран с тридцатилетним стажем, высокий и сутулый, с большими, мозолистыми руками и такой черной прядью волос, что она казалась крашеной. На нем был защитный комбинезон, тоже мокрый и грязный. У ноги сидела на поводке та же дворняга, с которой они обыскивали участок Фримантла.
— Джон. — Хант кивнул и посмотрел на кинолога. — Майк. — Вид у обоих полицейских был подавленный. Пес не шевелился и даже не моргал, но не сводил глаз с Колфилда. — Подмогу еще не вызвали?
Йокам захлопнул коробку с леденцами.
— Хотел, чтобы ты первым это увидел. — Они двинулись к темнеющему за домом лесу. — Расскажи ему, Майк.
Колфилд отрывисто кивнул.
— Проснулся сегодня рано. Обычно, когда так случается, люблю поохотиться, а тут решил еще разок по этому местечку пройтись. — Он показал рукой вперед. — Понимаешь, я работал по квадратам, от сарая, но сегодня подумал: а пошло оно всё, разомну ноги. Здесь я был в пять — и пошел по прямой к реке. Это примерно две мили.
Они миновали гараж, все еще обтянутый желтой лентой. Майк шел уверенно, ныряя под ветками и рассказывая на ходу.
— Где-то через милю Том оживился. А еще через сотню ярдов так разъярился — только что дерьмом не кидался. — Кинолог пригнулся и смущенно покачал головой. — Фигурально выражаясь.
— Я в участок рано приехал, — добавил Йокам. — Вот и принял звонок.
За рощей они преодолели узкий быстрый ручеек, легко бежавший по обнажившемуся граниту. Солнце уже выглядывало в просветы между серыми стволами, и температура постепенно повышалась. Йокам поскользнулся и упал на колено.
— Что за запах? — спросил Хант, морщась от тошнотворно-сладковатой вони. В следующий момент она исчезла, н тут же вернулась.
— Там свалка. — Майк показал рукой. — Мили полторы-две отсюда. Ветер приносит.
Хант вдруг заметил, что пес навострил уши, поднял голову и принюхался, а потом ткнулся носом в землю и рванул вперед, натягивая поводок. Кинолог перехватил вопросительный взгляд и кивнул.
— Видишь, о чем я говорил?
За еще одной, последней, рощицей открылась широкая мелкая низина. Могучие деревья стояли здесь надежно и прочно, как монументы. Землю укрывала подстилка из опавших, сырых и гниющих листьев. Из нее торчали три оранжевых флажка на тонкой, жесткой проволоке. И никаких следов раскопок.
— Уверены, что это тела? — спросил Хант.
Майк сделал какой-то жест, и пес сел, внимательно наблюдая за людьми. Ноздри его раздулись, но во всех прочих отношениях он оставался неподвижен.
— Служу тридцать лет, и этот пес у меня лучший из всех. Тела найдете под теми флажками.
Хант кивнул и посмотрел на флажки, яркие и такие маленькие на фоне широкой низины. Стояли они на расстоянии футов, может быть, в пятьдесят один от другого.
— Еще трое… Будь оно проклято. — Майк и Йокам переглянулись. Хант заметил. — Что?
— У меня было только три флажка, — сказал кинолог.
— И что?
Майк потрепал дворнягу.
— Здесь нужно больше.
Детектив посмотрел на жилистого кинолога с обветренным лицом. Уши — обвисшие, завязанные узлом хрящи; нос — длинный, с горбинкой. Детектив знал, что он ждет очевидного вопроса.
— Хочешь сказать, есть еще?
Майк высморкался в шейный платок, кивнул, и кожа на его шее сложилась складками.
— Думаю, да.
Хант посмотрел на Йокама.
— Давно у Джарвиса этот участок?
— Двадцать четыре года, — хмуро ответил тот.
— Господи…
— Что будем делать? — спросил Йокам.
Хант поднял голову и увидел дрожащие листья и зазубренные голубые трещины между ними.
— Звони. Вызывай всех.
Помощник отошел в сторонку и открыл телефон. Майк еще раз шумно высморкался и сунул платок в задний карман брюк.
— Как насчет меня?
— Поработай с собакой. С флажками что-нибудь придумаем.
— Ясно. — Майк поднял руку, и пес сразу, без колебания, пришел в движение. Нос к земле, хвост вверх — уверенно, вперед, по прямой.
Хант почувствовал, как ветерок коснулся шеи.
Потянуло вонью со свалки.
Глава 34
Небо за деревьями едва посветлело, когда Джонни толкнул Джека ногой. Костер потух, съежился серой кучкой золы, одеяло потяжелело от росы.
— Пора.
Джек, моргая, посмотрел на друга, который уже оделся и был готов выступать.
— Меня будто съели заживо.
— Меня тоже. — Джонни протянул руку и помог Джеку подняться. — Завтракать будешь?
— А что у нас есть?
— Консервированные сосиски и ореховое масло. Хлеб кончился.
— А содовая?
— Нет.
Джек покачал головой.
— Обойдусь.
Джонни отряхнул одеяло и отошел к сараю отлить. Руки перепачкались золой от костра. Он думал о священных вещах, которые оказались вовсе не священными, и о револьвере под курткой. Вечером засиделся допоздна: крутил барабан, смотрел на свет в дуло, водил пальцем по мушке, целился в костер и пытался удержать револьвер, чтобы не дрожали руки. Думая о Ливае Фримантле, Джонни сказал себе, что знает, как поведет себя, но потом решил, что это не важно. В конце концов, выбор был только у Джека.
— Тебе идти необязательно.
Джек накинул на плечи куртку.
— Ты — мой лучший друг.
— Я серьезно.
— Я тоже.
Джонни положил в мешок одеяло, подтянул лямки.
— Спасибо, дружище.
— Давай, не робей.
— Я просто хочу сказать…
— Да знаю.
Джонни открыл дверцу пикапа.
— Готов?
— Давай отожжем.
Через сжатое поле, через лес и знакомые ворота, потом по двухполосной дороге на север, к границе округа. Сначала Джонни держался знакомых мест, потом взял к востоку, через трейлерный парк, к незнакомой дороге, неторопливо, по широкой дуге, уходившей от города и окружавшей его суеты. Они проезжали мимо небольших виноградников и каменных стен, забираясь все глубже в сельскую местность, все еще помеченную довоенными особняками, вознесшимися над холмистыми полями. Один раз Джонни остановился — сравнить карту в книге с картой дорог округа Рейвен.
— Знаешь, где мы? — поинтересовался Джек.
Джонни не ответил. Он посмотрел на дорогу, сдал назад, дважды сверился с дорожными знаками и свернул влево, на однопутку, которая резко ушла вправо через несколько миль и закончилась гравийной дорогой. Здесь остановился. Не считая нескольких сидящих на проводах ворон, все остальное вокруг застыло в неподвижности.
— Чувствуешь? — спросил он, принюхиваясь.
— Нет.
— Река. Сразу за городом она поворачивает на восток, а потом снова на запад. Думаю, мы сейчас милях в двенадцати к северу от города. Может, чуть восточнее. — Он показал на гравийную дорогу. — Думаю, это оно и есть.
Джек огляделся — деревья, поля и открытая ветру тишина.
— Оно — что?
— Давай посмотрим.
Резко, так что из-под колес полетел гравий, Джонни повернул направо. Через полмили они проехали мимо простреленного желтого знака:
«ГРАНИЦА ЗОНЫ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ШТАТА».
И сразу же подступил лес. Запах реки усилился. Дорога снова повернула к северу. Джонни показал вправо.
— Река там. Мы едем параллельно. — Через полмили они проехали первые ворота. Они были открыты, но знак предупреждал:
«ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ПРОЕЗД ВОСПРЕЩЕН».
Джонни предупреждение не остановило.
Вторые ворота были закрыты, но не заперты. Грязные, из алюминиевых пластин, вдавленные посередине, они выглядели так, словно в них врезался грузовик. Ворота висели на столбе из кедра, цепляясь нижней частью за землю.
— Открой.
Джек вылез из машины и оттащил створку. Джонни проехал. Джек закрыл ворота. Сразу за ними началась пойма, а потом показалась и сама река — неторопливый черный и маслянистый поток. Джонни показал на широкую полосу примятой травы в том месте, где река вышла из берегов при последнем разливе.
— Здесь будет топь.
Дорога отвернула от реки и пошла узкой полосой вверх, возвышаясь на несколько футов над болотом и мелькающей в просветах между деревьями темной водой. На изгибе Джонни едва не переехал каймановую черепаху, гревшуюся на середине дороги. Панцирь шириной в два фута казался черным от налипших и высохших водорослей. Джонни объехал ее, и она раскрыла свой крючковатый клюв.
Дорога в последний раз пошла под уклон, потом поднялась на дамбу, пересекавшую широкий участок стоячей воды. Спуск в низинку, взъезд на бугорок. На мелководье, по обе стороны от дамбы, лежали полузатопленные поваленные деревья, а там, где дно повышалось, из-под воды выступали пучки травы. Поперек дамбы образовался своего рода островок, вырванный у болота участок сухой земли в милю шириной, поросший лиственными деревьями. Джонни остановился. Гравийная дорога впереди постепенно исчезала, уступая место разъезженной полосе чернозема, пересекавшей болото и исчезавшей в лесу. Громадные ветви подметали землю, и корни вытягивались тут и там на человеческий рост, прежде чем уйти в глубину.
Проехав дамбу, Джонни остановился на последнем солнечном пятачке и заглушил мотор. Воздух повис в молчании, но потом болотные звуки стали возвращаться. Сначала послышалось что-то, напоминающее извлеченные из флейты ноты. У края воды цапля ткнула клювом в слякотную жижу и вынула его пустым. Сделав несколько шагов, птица застыла, кося одним глазом в воду. Мальчики вышли из пикапа. Впереди, футах в десяти, Джонни увидел знак. Скрытый наполовину кустом жимолости и ползучими побегами, он казался таким же старым, как и все прочее, и представлял собой прибитые к дереву потрескавшиеся доски. Джонни развел кусты. Вырезанные на досках слова почернели внизу и казались выжженными.
«ХАШ АРБОР, 1853».
— Вот оно. — Джонни отступил назад.
— Место, где повесили тех людей.
— Это было давно.
— Место смерти. Нам здесь нечего делать.
— Не выдумывай лишнего.
— Дело давнее и забытое.
Ответ последовал не скоро. Жимолость наполняла воздух сладковатым ароматом. Джонни провел пальцами по грубо вырезанным словам.
— Место как место, — соврал он. Цапля ухватила лягушку и вырвала ее из топи. — Самое обычное.
Джек бросил камень, и по смолистой воде разбежались круги. Цапля взмахнула крыльями и улетела, унося с собой дергающуюся в клюве лягушку.
— Ты действительно думаешь, что здесь кто-то живет?
Джонни повертел головой.
— Электрических линий нет. Телефонной связи тоже. Скорее всего.
— Самая лучшая новость за весь день.
Джонни посмотрел под деревья, нырнул под ветви и сразу же почувствовал, как понизилась температура. Кроны уходили вверх, в торжественную кафедральную тишину.
— Как быть с пикапом?
Джонни оглянулся. Джек стоял под солнцем, положив руку на горячий металл.
— Слишком шумно. Оставим.
— Точно?
— Точно.
Джек шагнул в тень.
— А теперь тихо, — предупредил Джонни.
И лес поглотил их.
На участок Джарвиса слетелись все: городские полицейские, люди из службы шерифа. Кто-то заикнулся насчет полиции штата, но Хант добро не дал. За семнадцать лет службы он не раз убеждался, что когда к пирогу тянется слишком много рук, ничего, кроме споров и раздоров, из этого не получается. Не распространяйся. Держи рот на замке. С другой стороны, у них было уже семь флажков — слишком много для местного судмедэксперта. Обычно веселый и добродушный, доктор Мур подошел к Ханту с печальными глазами, в испачканных чем-то темным латексных перчатках. Последние два часа он провозился на одном из помеченных флажком участков и нашел кость, зубы и несколько истлевших клочков одежды. К самим участкам Хант никого, кроме Йокама, не подпускал, и люди толпились у края низины, негромко переговариваясь. Между тем солнце поднималось все выше.
— Док. — Хант вопросительно посмотрел на медэксперта.
Мур покачал головой и вытер лицо грязным носовым платком.
— Ребенок. Женского пола. Возраст, насколько я могу судить, от девяти до двенадцати.
Хант поймал беспокойный взгляд Йокама.
— Давно?
— Ты имеешь в виду, давно ли умерла? По крайней мере, несколько лет назад. Точнее не скажу. Рано.
— Причина смерти?
Доктор как будто поник.
— В черепе отверстие. — Он коснулся своей головы за ухом. — Сказать большего пока не могу.
— Пулевое отверстие? — спросил Йокам. — Или тупая травма?
— Любой вариант возможен. А может, что-то другое… Судить слишком рано.
— Что на других участках?
Мур оглянулся, скользнул печальным взглядом по флажкам.
— Мне потребуется помощь. Я уже позвонил главному судмедэксперту в Чейпел-Хилл. Он пришлет людей.
Читать бесплатно другие книги:
