Последний ребенок Харт Джон
Детектив задумался.
— А что, если Джонни был прав? Что, если шестой — полицейский?
— Не представляю, как такое возможно.
— И все-таки? Что, если мы объявим розыск, а найдет его тот самый плохой коп?
— Думаешь, лучше пока не распространяться?
— Не знаю. Как ни думай, ошибиться можно везде.
— В любом случае я с тобой. Так, подожди секунду… Что? — Трубку прикрыли, и Хант слышал только приглушенные голоса. Потом Йокам выругался. — А, черт…
— Что такое?
— Кросс говорит, он уже объявил машину в розыск.
— Ему никто такого распоряжения не давал.
— Говорит, ситуация ясная: подросток сбежал из-под опеки на угнанном грузовике и с украденным оружием. Тут и думать нечего. Честно говоря, не могу не согласиться, тем более что…
Йокам не договорил, и Хант представил, как он отходит подальше от Кэтрин.
— Тем более?..
Закрылась дверь.
— Тем более что он пустился на поиски хладнокровного убийцы, — шепотом добавил Йокам.
Джонни пришлось проехать по двум дорогам, прежде чем он нашел въезд на заброшенную табачную фабрику. Ворота были не заперты, колея заросла травой и невысоким кустарником. Джек выскочил из кабины, закрыл ворота и вернулся. На ферме он еще не бывал.
— Куда дальше?
— Увидишь.
Свет фар врезался в темноту. Из мрака вынырнули ветки сосен, из черных превратившись в зеленые. На узловатых стволах блеснула смола, и все снова погрузилось в ночь.
Какое-то время грузовик трясся и подпрыгивал на выбоинах и рытвинах, оставшихся после весенних дождей, а когда они выбрались наконец из леса на заброшенное поле, над ними раскрылось во всю ширь небо: высокое, полное звезд, с луной за тонкой паутиной облаков.
— Тут раньше плантация была, — сказал Джонни. — Потом только фермы остались. — Проселок ушел вправо, выпрямился, разветвился. Джонни выбрал левую колею. — Еще и сейчас видно, где сгорел дом. — Он дернул головой. — Там. Камни от печей так и лежат кучами. И старая колодезная скважина.
— Да?
— Она уже заросла теперь. Я нашел ее месяцев шесть назад.
Впереди проступили очертания сарая, стена из посеревших бревен на фундаменте из тесаного гранита. Вдоль заднего угла расползлись щупальца плюща и болотного молочая. Мох, которым конопатили стены, местами истлел в труху, и щели сочились чернотой. Джонни заехал с другой стороны и остановился. Дверной проем зиял бездонным провалом. Обугленное дерево и зола обозначали костровую чашу. Джонни припарковал пикап.
— Дай рюкзак. — Джек сбросил мешок с плеча. — Не выключай мотор, пока я не скажу.
Он достал фонарик, вошел в сарай, где отыскал свой заплесневевший синий рюкзак с тремя огрызками свечей.
— Порядок.
Джек повернул ключ, и фары погасли. Остался только дрожащий лучик света, а в нем — полоски белой кожи, раскрытые широко глаза и грязная одежда.
— Дом Кена там. — Джонни повернул фонарик. — За теми деревьями. Не так уж и далеко.
— Ты как нашел это место?
Джонни опустился на корточки и выудил из мешка коробок спичек.
— Ушел как-то из дома, когда там все плохо стало. Решил поискать змей.
— Насчет змей…
— Держи. — Джонни передал Джеку фонарик, поставил свечи на обломок гранита и чиркнул спичкой. Тот наблюдал и ничего не говорил, но Джонни ощущал его присутствие. — Спал здесь несколько раз. Не так уж тут и плохо. Внутри полно пауков, а здесь москиты, это еще хуже.
— Я предпочитаю москитов.
— Я тоже.
Джек посветил на синийрюкзак.
— А это что?
— Давай разведем костер.
Джонни поднялся и принялся собирать хворост. Через какое-то время к нему подключился друг. Костер еще и не разгорелся толком, когда Джек наткнулся на обрывок Библии, обуглившийся кусок черной зерненой кожи, часть переплета в два дюйма длиной. При желании еще можно было разобрать золоченые буквы. Джек держал находку целую минуту, и Джонни видел — тот понимает, что это такое. Крохотные пальцы коснулись букв, и тогда Джонни поднялся, забрал обрывок и бросил в огонь. Сидя на корточках, он наблюдал за другом. Большинство знавших Джека не назвали бы его примерным мальчиком, но Джонни точно знал, что он верит в дьявола.
— В аду гореть не собираюсь, если ты об этом думаешь.
Джек пошевелил больной рукой, показал на огонь.
— Ты что делаешь? — Он повернулся, и в глазах вспыхнули красные огоньки. — Я никому не говорил, молчал. Насчет всего этого. — Он снова поводил пальцами по лицу. — Про то, что в газетах пишут. Про то, что ты от меня скрывал. Змеи там, амулеты, вуду и прочая ерунда. — Пауза. — Но это неправильно. Как бы там ни было, нельзя сжигать Библию. Даже я это знаю.
— Это только книга.
— Забери назад.
— Это только книга, и она не действует. — Джонни повысил голос. — От нее никакого толку. — Джек открыл рот, но друг еще не закончил. — Проповедник говорил, что толк будет, но он и сам оказался просто мешком с дерьмом.
— По-моему, меня сейчас вырвет.
— Ну тогда отойди вон туда. — Джонни показал пальцем в темноту. — Я собираюсь пообедать, и нюхать твою блевотину мне без надобности.
Джек зажмурился, а когда открыл глаза, цвет лица изменился к лучшему, зеленоватый оттенок ушел.
— Что это? — спросил он, показав взглядом на мешок, и Джонни понял — друг решил не упираться.
На Джонни пахнуло дымком от костра. Он прищурился.
— Ты на самом деле хочешь знать?
— Ну если я спрашиваю?
Джонни развязал шнурок и вывалил содержимое мешка на землю. Разделил зеленые пучки. Их было четыре, каждый перевязан шнурком. Положив рядком и перехватив взгляд Джека, он дотронулся до каждого по очереди.
— Кедр. Сосна. Ель. Лавр.
— Ну. И что?
— Они считаются священными. — Джонни снова коснулся каждого пучка. — Мудрость. Сила. Смелость. Упорство. Их полагается сжечь.
— Индейские штучки?
— Индейские. Есть и другие. — Джонни подобрал пучки и бросил их в темноту, за костром. Они упали с легким хрустом, и он сплюнул на землю. — Есть хочешь? Я проголодался.
Они съели сэндвичи с ореховым маслом, выпили содовой. Джек не спускал глаз с друга, а когда тот перехватил его взгляд, отвернулся. Джонни решил не обращать на это внимания. Говорить о том, что сделал, он не хотел и позволять Джеку судить его уж точно не собирался. Вытерев испачканные пальцы о джинсы, Джонни взял револьвер. Тяжелый. Гладкий. Он нажал на защелку, открыл барабан и увидел в гнездах патроны.
— Предохранителя в этой штуке нет, — сказал Джек. — Смотри, куда целишься.
Джонни захлопнул барабан.
— Разбираешься в оружии?
Джек пожал плечами:
— Отец же коп.
— Стрелять умеешь?
— Вроде бы.
Джонни убрал револьвер в кобуру. Мальчики замолчали, и в окружавшей их тишине стали слышнее ночные звуки. Мошки закружились в танце у пламени свечей, и их тени заскользили по земле. Джек бросил банку в костер — посмотреть, будет ли она гореть, — и краска запузырилась и стала лопаться.
— Джонни?
— Да.
— Как думаешь, трусость — грех? — спросил он, глядя на огонь.
— Ты боишься?
— Думаешь, грех? — упрямо, сжав зубы, повторил Джек.
Джонни тоже швырнул банку в костер. Несколько долгих секунд он не мигал, пока не почувствовал, что глаза высыхают до кости.
— Тот человек у реки, Дэвид Уилсон. Он знал, где моя сестра. Знал. А я убежал, и он не успел ничего мне сказать. — Джонни посмотрел на друга. — Так что да. Думаю, трусость — грех.
— И неважно, есть Бог или нет Бога. — Джек уставился в темноту неподвижными глазами.
— Точно.
Джек обнял колени.
— Что мы тут делаем, а?
Джонни поворошил прутиком угли.
— Я скажу, но ты тогда не хнычь и не трусь. На попятный не пойдешь. Так что решай сейчас, со мной ты или нет.
— Трудно решить, когда я не знаю, о чем мы говорим.
Джонни пожал плечами.
— Захочешь уйти — прямо сейчас отвезу тебя домой. Но если узнаешь, что я собираюсь сделать, останешься.
— Да не скажу я никому.
— Остаешься или уходишь?
По другую сторону костра, за пеленой дыма и раскаленного воздуха, Джек потер предплечьем нос. Оранжевый отблеск застеклил глаза, но он повернул голову, цвет ушел, и Джек снова стал просто грязным мальчишкой с облезшим загаром и торчащими во все стороны волосами.
— Кроме тебя, хорошего у меня, считай, ничего нет. Не пойду на попятный. — Он повернулся, и глаза у него были такие простодушные и карие, что Джонни представил на его месте собаку. — Можешь сказать.
— Иди сюда. — Джонни сунул руку в мешок, который принес из дома, достал книгу об округе Рейвен, но открывать ее не стал. Джек обошел костер, сел рядом на траву, и Джонни взялся объяснять сначала: как упал с моста Дэвид Уилсон и что он сказал, как Ливай схватил Джонни у реки и сколько крови было в доме Фримантла.
Джек кивнул.
— Об этом писали в газетах. В тот же день, когда и про тебя. Имя не называли, но про то, что тела нашли, было. Двое, с разбитыми головами.
— Я так и понял, что кого-то убили, когда увидел кровь.
Джек поморщился.
— Много было?
— Везде. Как будто краску разлили.
На минуту мальчики притихли.
Краску разлили.
— Не понимаю, — Джек покачал головой. — Мы-то здесь с какого боку?
Джонни щелкнул фонариком и, раскрыв книгу на странице, посвященной Айзеку Фримантлу, указал на карту.
— Вот город. — Он протянул палец вверх, на север, и обвел кружок. — Здесь в основном болото. — Палец чуть сдвинулся в сторону. — А там — гранитные выходы и лес со старыми шахтами. Помнишь?
— Помню. В четвертом классе на экскурсию туда ездили. Нас еще заставили взяться за руки, чтобы никто не забрел куда-нибудь и не провалился в шахту. — Джонни знал, что вспоминать тот поход Джеку неприятно — желающих держаться за его больную руку не нашлось. Какая-то девочка даже сказала, что ей противно.
Он провел палец вниз, на юг, к тропе, проходившей вдоль реки.
— Вот здесь я на него наткнулся. А дальше, тут, — мост.
— Понял.
Палец пробежал по тропе и остановился у края болота, там, где на карте стояли два слова: «Хаш Арбор».
— Вот куда он шел. И вот где мы найдем его.
— Давай, убеждай меня.
Джонни закрыл книгу.
— Ладно. Началось это давно. Во времена рабов.
— Что?
— Во времена рабов. Соберись. Понимаешь, рабов привозили сюда вместе с их религиями. Африканскими. Племенными. Боги-животные, водные духи, фетиши, заклинания. Магия корней, так это у них называется. Худу. Но белых людей это вполне устраивало, потому что никто здесь не хотел, чтобы чужаки узнали про Бога, Иисуса и все прочее. Они не хотели, чтобы какие-то рабы считали себя равными им в глазах Бога. Понимаешь? Если ты равный, то никто не должен тобой владеть. Если у тебя есть рабы, такие мысли у них опасны.
— То есть белые не хотели, чтобы рабы учились.
— Но они учились. И африканцы, и индейцы. Учились читать и знакомились с Библией, но только делали это втайне, потому что понимали, какая опасность им грозит. Рабы были умнее, чем думали их хозяева. Знали, что за веру их накажут. Продадут. Может быть, даже убьют. Вот почему они поклонялись Богу в лесах и болотах. В тайных местах. Понимаешь?
— Нет.
— Эти тайные места были их церковью. И назывались они «хаш арбор»[27]. Туда рабы приходили для поклонения, там прятали веру от белых, которые не хотели делиться с ними своей религией.
— Хаш арбор? Как то место на карте.
Джонни кивнул.
— Они не строили церкви — знали, что их кто-нибудь найдет. А лес — это просто лес, болото — просто грязь, вода, змеи и дерьмо. Поэтому они собирались в тех тайных местах. Пели свои песни, обращенные к Богу, танцевали и являли свою новую веру.
— Это всё в книге?
Джонни отвел глаза.
— Что-то есть. Но не всё.
— А что еще?
— Был один раб по имени Айзек. Типа проповедник. Учил тех, кто не мог читать. Распространял знание, хотя и знал, как это опасно. — Джонни смахнул с шеи москита и раздавил двумя пальцами. — В конце концов их накрыли; трех рабов линчевали на месте — повесили на деревьях, которые и были их церковью. Собирались повесить и Айзека, но вмешался его хозяин. Он усмирил толпу, держа в одной руке револьвер, а в другой — Библию. В книге написано, что он призвал Бога спуститься с небес и пригрозил застрелить каждого, кто сделает шаг вперед. Рискнуть никто не пожелал — смелости не хватило. И он спас раба от смерти.
Джека рассказ явно захватил.
— И что было дальше?
— Хозяин забрал Айзека домой и спрятал на три недели. Ждал, пока толпа остынет и в ком-то, может быть, проснется стыд. Потом отпустил того раба и даже дал ему землю. Ту, где люди Айзека поклонялись Богу.
— Где их линчевали.
— И это тоже.
— Значит, ты хочешь найти того парня там?
— Айзек Фримантл прожил на той земле всю свою жизнь. Может быть, Фримантлы живут там до сих пор. Тропа прямо туда и ведет. Может, они ходят по ней в город и обратно.
Джек нахмурился.
— Как ты это узнал? Сам же говоришь, что в книге этого нет.
— Моего прапрадедушку звали Джон Пендлтон Мерримон. Как и меня.
— Ну и что?
— Это он был там с револьвером и Библией. — Джонни бросил прутик в огонь. — И освободил Айзека.
— Отпустил.
— Точно.
— То есть ты хочешь пойти на болото, найти того правнука или как его там, убийцу, и спросить насчет Алиссы?
Джонни не задумываясь кивнул, а Джек покачал головой.
— Думаешь, он тебе обязан?
— Вряд ли он знает, кто я такой.
— Тогда ты точно дурак. В смысле, из гребаной резервации вырвался.
— Из резервации. — Джонни покачал головой. — Забавно.
— Я не шучу. Это же глупо. Полное безумие.
— Отступать поздно. Ты сам сказал.
Джек поднялся, и костер выстрелил искрами.
— Господи, Джонни, он уже убил двоих. И нас убьет. Как пить дать.
Джонни тоже встал.
— Я потому вот это и взял. — Он вынул из кобуры револьвер Стива, и на стальном корпусе завертелись огненные дьяволы.
— У тебя с головой не в порядке.
— И ты пойдешь со мной.
Джек огляделся по сторонам, словно надеялся на чью-то помощь, но никого не увидел. Свет отодвигал тьму, и небо давило сверху. Он сложил руки в просительном жесте и жалобно посмотрел на друга.
— Ведь прошел уже год.
— Не говори так!
Джек сглотнул и бросил отчаянный взгляд на кусты за костром, а потом произнес:
— Да мертва она, чтоб тебя.
Джонни вложил в удар всю силу. Кулак угодил Джеку в скулу, и тот свалился на землю. Джонни стоял над ним, и дыхание резало горло, как стекло, а револьвер оттягивал руку мертвым грузом. На какое-то мгновение его самый давний друг перестал быть другом и сделался врагом, и Джонни спрашивал себя, почему он вообще думал, что этот парень может быть чем-то большим. Но потом увидел в лице поверженного страх.
Жар схлынул, и Джонни увидел небо, внезапно потемневшее и огромное. Он увидел себя глазами Джека и понял, что и в самом деле безумен. Но это ничего не меняло.
— Мне надо идти.
Кулак разжался. Джек подался назад.
— Пожалуйста, не заставляй меня идти в одиночку.
Глава 33
Хант отвез Кэтрин Мерримон в домик на краю города. По дороге детектив пытался завести разговор, но женщина отмалчивалась. Остановившись на подъездной дорожке, он посмотрел в окно и, нахмурившись, спросил:
— Когда вы прошлым вечером видели ту незнакомую машину, где именно она стояла?
Кэтрин показала, и Хант окинул взглядом темную улицу.
— Она просто стояла там. С работающим двигателем. Раньше я никогда ее не видела.
— Что это была за машина?
— Мне показалось, что полицейская.
— Полицейская? Почему вы так подумали?
— Ну она так выглядела. Большой седан. Обычно такими бывают полицейские машины.
— Мигалка на крыше?
— Нет. Просто она была такая… — Кэтрин показала руками. — Как вот эта, в которой мы сидим.
— «Краун Виктория»?[28]
— Похожая. Большая. Американская. Не знаю. Темная. Я не интересуюсь машинами и ничего о них не знаю.
— И когда она уехала?
— Как только я к ней направилась.
— В каком направлении?
Кэтрин показала, и Хант снова нахмурился.
— Думаю, после всего случившегося вам здесь оставаться не стоит.
— И куда же мне идти? — Она подождала ответа. — К вам?
— Я не такой.
— Все мужчины одинаковы, — с нескрываемой горечью заметила Кэтрин. Их глаза встретились, и детектива поразила пронзительность ее взгляда, выдававшего крайнюю усталость и обреченность.
Будь ты проклят, Кен Холлоуэй. Будь ты проклят за то, что сделал с ней.
— Я имел в виду отель. Что-нибудь неприметное.
Она, должно быть, поняла, что сделала ему больно.
— Извините. Я несправедлива к вам. Вы всегда были честны и откровенны.
— Так что, поедете в отель?
— Джонни может вернуться домой. Мне нужно быть здесь.
— Кэтрин…
— Нет.
— Тогда я пришлю сюда патрульную машину.
— Нет, не нужно.
— Здесь небезопасно. Что-то происходит, но мы не вполне понимаем, что именно.
— Полицейская машина только отпугнет Джонни. Если он убежал, то пусть знает, что может вернуться. А как он может это знать, если перед домом будет стоять патрульная машина? — Она открыла дверь. — Спасибо, что подвезли. Дальше справлюсь сама.
Хант вышел, положил руки на крышу и огляделся.
— Я хотел бы проверить дом.
— Мне нужно побыть одной.
Детектив еще скользнул взглядом по улице. Его убивала ее боль. Он знал, какой смелой может быть Кэтрин, и знал, что смелость ей не помогла. Тяжело видеть, как падает красное дерево или высыхает река. Хант повернулся к темному дому.
— Пожалуйста.
— Раз уж вы настаиваете…