Давший клятву Сандерсон Брендон
— А я не сражаться, — напомнил Камень. — Знать, кое-кому это не нравится. Этот человек заставлять меня чувствовать себя другим. Не только потому, что я здесь быть один, у кого борода как надо. — Он подался вперед. — Жизнь меняться. Мы чувствовать себя одинокими, да? Ха! Возможно, у нас быть совместное одиночество.
Все нашли это утешительным — кроме Лопена, который ускользнул от группы и зачем-то поднимал камни на другой стороне плато и заглядывал под них. Даже для человеков он был странным.
Мужчины расслабились и начали болтать. Хотя Хоббер похлопал Рлайна по спине, никто из них не спросил, как он себя чувствует. Неужели его досада была ребячеством? Они все думали, что одиноки, не так ли? Считали себя чужими в этой компании? А знали ли они, каково это — принадлежать к совершенно иному виду? Виду, с которым они теперь воевали, виду, всех представителей которого убили или извратили?
Люди в башне глядели на него с откровенной ненавистью. Его друзья так не делали, но им точно нравилось похлопывать самих себя по спине за это. «Рлайн, мы понимаем, что ты не такой, как другие. Ты ничего не можешь сделать с тем, как выглядишь».
Он настроил раздражение и сидел мрачно, пока Каладин не послал остальных обучать начинающих ветробегунов. Капитан о чем-то тихо пошептался с Камнем, потом повернулся и замер, увидев Рлайна, который сидел на своем ведре.
— Рлайн, — сказал Каладин, — отчего бы тебе не отдохнуть остаток дня?
«А если мне не нужны особые условия из-за того, что ты жалеешь меня?»
Каладин присел на корточки рядом с Рлайном:
— Эй. Ты же слышал рогоеда. Я знаю, что ты чувствуешь. Мы поможем тебе с этим справиться.
— В самом деле? Ты действительно знаешь, что я чувствую, Каладин Благословенный Бурей? Или так просто люди говорят?
— Думаю, так говорят, — призналс Каладин, а потом подтянул к себе перевернутое ведро. — Можешь мне рассказать, каково это?
Действительно ли он хотел знать? Рлайн поразмыслил, потом настроил ритм решительности.
— Я попытаюсь.
56
Всегда с тобой
Меня также смущают твои уловки. Почему ты не показался мне раньше? Как тебе удается прятаться? Кто ты такой на самом деле и откуда столько знаешь об Адональсиуме?
Далинар появился во внутреннем дворе удивительной крепости с единственной высокой стеной из кроваво-красных камней. Она закрывала большую расщелину в горном хребте.
Вокруг него люди носили припасы и занимались другими делами, входили и выходили из зданий, пристроенных к естественным каменным стенам. От зимнего воздуха дыхание Далинара превращалось в облачка.
Он держал свободную руку Навани в левой руке, а руку Ясны — в правой. Это сработало. Его власть над этими видениями превзошла даже то, что Буреотец считал возможным. Сегодня он перенес Навани и Ясну сюда без помощи Великой бури.
— Чудесно, — пробормотала Навани, сжимая его запястье. — Эта стена именно такая величественная, как ты описывал. И люди. Снова бронзовое оружие, совсем мало стали.
— Доспехи духозаклятые, — добавила Ясна, отпуская его руку. — Посмотрите на следы от пальцев на металле. Это полированное железо, не настоящая сталь — духозаклятое из глины, которой придали форму. Интересно… неужели доступ к духозаклинателям замедлил их стремление обучиться плавке? Обрабатывать сталь трудно. Ее нельзя просто расплавить над огнем, как бронзу.
— Итак… — сказал Далинар. — В какой мы эпохе?
— Возможно, около двух тысяч лет назад, — предположила Ясна. — Это харавингианские мечи, а видите вон те арки? Поздняя классическая архитектура, но на сводах выцветший ложный синий, а не настоящая синяя краска. В сочетании с языком, на котором ты говорил, — мама записала твои слова в прошлый раз — это позволяет мне весьма точно определить эпоху. — Она посмотрела на солдат, которые шли мимо. — У нас тут многонациональная коалиция, как во время Опустошений, но если я права, это происходит через две тысячи лет после Ахаритиама.
— Они с кем-то сражаются, — подтвердил Далинар. — Сияющие отступили с поля боя, а потом бросили оружие.
— Это значит, Отступничество случилось чуть ближе к нашему времени, чем утверждает Маша-дочь-Шалив в своей хронике, — задумчиво заметила Ясна. — Судя по тому, что я прочитала о твоих видениях, это хронологически последнее — хотя его трудно состыковать с тем видением, в котором ты со скалы взирал на разрушенный Холинар.
— С кем же они сражались? — спросила Навани, когда люди на стене подняли тревогу. Всадники галопом помчались прочь из крепости, на разведку. — Это случилось сильно позже ухода Приносящих пустоту.
— Возможно, это фальшивое Опустошение, — предположила Ясна.
Далинар и Навани посмотрели на нее.
— Легенда, — пояснила принцесса. — Ее считают псевдоисторической. Довканти написал на ее основе эпическую поэму примерно полторы тысячи лет назад. В ней говорится, что какие-то Приносящие пустоту пережили Ахаритиам и после с ними было множество столкновений. Летопись считают ненадежным источником, но лишь потому, что множество более поздних ревнителей настаивали, что Приносящие пустоту не могли выжить. Я склонна считать, что это столкновение с паршунами, случившееся до того, как они лишились возможности менять формы.
Ясна устремила на Далинара горящие глаза, и он кивнул. Она быстро ушла, чтобы собрать любые исторические лакомые кусочки, какие получится.
Навани достала из сумки какие-то инструменты.
— Так или иначе, я собираюсь выяснить, где находится эта «крепость Жарокамень», даже если мне придется запугать этих людей, чтобы они нарисовали мне карту. Возможно, мы сумеем послать ученых в это место, чтобы они нашли какие-нибудь подсказки относительно Отступничества.
Далинар направился к основанию стены. Это была воистину величественная конструкция, типичный странный контраст этих видений: обычные люди, без фабриалей или даже настоящей металлургии, окруженные чудесами.
Группа людей спешно спускалась по ступенькам со стены. За ними следовал его величество Янагон Первый, Верховный Акасикс Азира. В то время как Далинар перенес Навани и Ясну прикосновением, он попросил Буреотца доставить Янагона. В настоящее время в Азире бушевала буря.
Юноша увидел Далинара и остановился:
— Черный Шип, мне придется сражаться?
— Не сегодня, ваше величество.
— Я действительно начинаю уставать от этих видений, — заявил Янагон, спустившись по последним ступенькам.
— Ваше величество, эта усталость никогда не проходит. На самом деле она усилилась, когда я начал осознавать важность видений и то, какое бремя они на меня возложили.
— Я не это имел в виду под усталостью.
Далинар не ответил. Он сцепил руки за спиной, пока шел вместе с Янагоном к выступающей амбразуре, откуда император Азира мог следить за всеми событиями. Сияющие пересекали открытую равнину или спускались с неба. Они призвали клинки, чем обеспокоили наблюдающих солдат.
Рыцари вонзили мечи в землю и бросили их. Доспехи тоже оставили. Отказались от осколков неисчислимой ценности.
Молодой император, судя по виду, не спешил с ними столкнуться, как это было с Далинаром. Поэтому князь взял его за руку и вывел наружу, когда первые солдаты отперли ворота. Он не хотел, чтобы император угодил в поток, что должен был вскоре хлынуть, когда люди ринутся к клинкам, а потом начнут убивать друг друга.
Как и в прошлый раз в этом видении Далинару показалось, что он слышит, как кричат спрены, умирая, и чувствует ужасную скорбь, воцарившуюся на этом поле. Она его почти сокрушила.
— Почему? — спросил Янагон. — Почему они просто… сдались?
— Мы не знаем, ваше величество. Эта сцена преследует меня. Я слишком многого не понимаю. Невежество стало символом моего правления.
Янагон огляделся вокруг, затем вскарабкался на высокий валун, откуда он мог лучше наблюдать за Сияющими. Это видение, похоже, захватило его куда сильней остальных. Далинар отнесся к этому с уважением. Война войной, но это… такого никто не видел. Чтобы люди по собственной воле отказались от осколков?
И эта боль. Она витала в воздухе, как ужасная вонь.
Янагон устроился на своем валуне:
— Так зачем мне это показывать? Ты даже не знаешь, что происходит.
— Даже если вы не собираетесь присоединиться к моей коалиции, я решил, что все равно дам вам столько сведений, сколько смогу. Вдруг мы падем, а вы выживете. Может быть, ваши ученые справятся с головоломками, которые не решили мы. А может, вы тот самый правитель, который нужен Рошару, а я всего лишь эмиссар.
— Ты не веришь в это.
— Не верю. И все же хочу, чтобы ты увидел все это — просто на всякий случай.
Янагон ерзал, теребя кисточки на кожаном нагруднике.
— Я… не так важен, как ты думаешь.
— Простите, ваше величество, но вы недооцениваете свою важность. Азирские Клятвенные врата будут иметь жизненно важное значение, и вы самое сильное королевство на западе. Если Азир встанет на нашу сторону, многие страны к нам присоединятся.
— Я хочу сказать, что сам по себе не имею значения. Конечно, Азир имеет. Но я всего лишь ребенок, которого посадили на трон, потому что они боялись возвращения убийцы.
— А чудо, сведения о котором они публикуют? Доказательство от Вестников, что ты избранный?
— Это Крадунья, не я. — Янагон посмотрел вниз, на свои болтающиеся ноги. — Они учат меня вести себя так, словно я важный, Холин, но я не важный. Пока что. Может, и не стану таким.
Это было новое лицо Янагона. Сегодняшнее видение потрясло его, но не так, как надеялся Далинар. «Он юн», — напомнил себе князь. В возрасте Янагона жизнь сама по себе нелегка, без прибавления к ней напряжения от внезапного прихода к власти.
— Какова бы ни была причина, — сказал Далинар молодому императору, — ты Верховный. Визири сделали достоянием общественности историю твоего чудесного восхождения на престол. У тебя есть кое-какие полномочия.
Юноша пожал плечами:
— Визири — неплохие люди. Их мучает совесть из-за того, что они поставили меня в такое положение. Меня учат — честно говоря, насильно — и ожидают, что я буду принимать участие во всем. Но не я управляю империей. Тебя они боятся. Очень боятся. Больше, чем убийцы. Конечно, он выжег императору глаза, но императора можно заменить. Ты представляешь нечто куда более ужасное. Они думают, ты в силах уничтожить всю нашу культуру.
— Ни один алети не ступит на азирские камни, — пообещал Далинар. — Но вам надо прийти ко мне, ваше величество. Расскажите им о видениях, о том, что Вестники желают, чтобы вы по меньшей мере посетили Уритиру. Скажите, что возможности с лихвой перевешивают опасность открытия Клятвенных врат.
— А если это повторится? — спросил Янагон, кивком указывая на поле осколочных клинков. Сотни мечей торчали из земли, серебристо поблескивая в лучах солнца. Из крепости хлынул поток людей. Все бежали к оружию.
— Мы позаботимся о том, чтобы не повторилось. Придумаем что-нибудь. — Далинар сощурился. — Не знаю, что вызвало Отступничество, но догадываюсь. Ваше величество, они утратили дальновидность. Увязли в политике, и между ними возникли разногласия. Они забыли о своей цели: защите Рошара ради населяющих его народов.
Янагон хмуро посмотрел на него:
— Жестко. Раньше ты всегда относился к Сияющим с большим уважением.
— Я уважаю тех, кто бился во время Опустошений. А эти? Я могу им посочувствовать. Сам время от времени позволял себе отвлекаться из-за мелочной ерунды. Но уважать их? Вот уж нет. — Князь содрогнулся. — Они убили своих спренов. Предали свои клятвы! Может, они и не злодеи, какими их рисуют хроники, но в этот миг Сияющие не смогли поступить правильно. Они подвели Рошар!
Вдали загрохотал Буреотец, соглашаясь с его чувствами.
Янагон наклонил голову.
— Что? — спросил Далинар.
— Крадунья тебе не доверяет.
Далинар огляделся, ожидая, что она появится, как было в предыдущих двух видениях, которые он показал Янагону. Не было ни следа молодой реши, которую Буреотец терпеть не мог.
— Все потому, — продолжил Янагон, — что ты ведешь себя так праведно. Она говорит, любой, кто ведет себя так, пытается что-то скрыть.
К Янагону подошел солдат и произнес голосом Всемогущего:
— Они первые.
Далинар отошел, позволяя молодому императору выслушать короткую речь Всемогущего, которой завершалось это видение. «События эти останутся в истории. У них будет дурная слава… Вы придумаете много названий для того, что здесь случилось…»
Всемогущий произнес те же слова, которые говорил Далинару:
«Грядет Ночь скорбей, а вместе с ней истинное опустошение. Буря бурь».
Люди уже сражались за брошенные осколки. Впервые в истории они истребляли друг друга с помощью мертвых спренов. Наконец Янагон исчез, покинув видение. Далинар закрыл глаза, чувствуя, как Буреотец отдаляется. Все начало растворяться…
Нет, не начало.
Далинар открыл глаза. Он по-прежнему был на поле вблизи от высокой кроваво-красной стены крепости Жарокамень. Люди сражались за осколочные клинки, и кто-то призывал всех успокоиться.
Те, кому сегодня достанутся осколки, будут правителями. Далинара беспокоило, что тех, кто призывает к умеренности или пытается пробудить тревогу, слишком мало. Они были недостаточно агрессивны, чтобы воспользоваться преимуществом.
Почему он еще здесь? В прошлый раз видение закончилось до этого.
— Буреотец? — позвал он.
Никакого ответа. Далинар повернулся.
Перед ним стоял мужчина в бело-золотых одеждах.
Далинар вздрогнул, попятился. Незнакомец был старым, с широким лицом, изборожденным морщинами, и волосами, которые развевались на неощутимом ветру. Густые усы с проблесками черного переходили в белую бородку. Он выглядел как шинец, судя по коже и глазам, и носил золотую корону в светлых волосах.
Эти глаза… они были древними, окруженными глубокими морщинами, и в них заплясали веселые искры, когда незнакомец улыбнулся Далинару и положил ему на плечо золотой скипетр.
Ошеломленный Далинар упал на колени.
— Я тебя знаю, — прошептал он. — Ты… ты — Он. Бог.
— Да.
— Где же ты был? — спросил Далинар.
— Я всегда был здесь, — ответил бог. — Всегда с тобой, Далинар. О, я очень давно за тобой наблюдаю.
— Здесь? Так ты… ты не Всемогущий, верно?
— Честь? Нет, он действительно мертв, как тебе и сказали. — Улыбка старика, искренняя и добрая, стала шире. — Далинар, я другой. Я тот, кого называют Враждой.
57
Пыл
Если обратишься ко мне снова, я потребую открытости и честности. Возвращайся в мои земли, встреться с моими слугами, и посмотрим, что я смогу сделать для твоих поисков.
Вражда.
Далинар вскочил и отпрянул, ища оружие, которого не было.
Вражда. Стоит прямо перед ним.
Буреотец сделался далеким, почти исчез, но Далинар чувствовал слабые эмоции, исходящие от него. Вой, как будто спрен пытался одолеть некую тяжесть.
Нет. Нет, он не выл, а скулил.
Вражда положил золотой скипетр на ладонь и повернулся, чтобы взглянуть на людей, которые сражались за осколочные клинки.
— Помню этот день, — сказал он. — Такой пыл! И такая утрата. Для многих ужасная, но кое для кого славная. Ты ошибаешься по поводу того, из-за чего пали Сияющие. Среди них были распри, верно, но не больше, чем в другие эпохи. Они были честными мужчинами и женщинами, с разными взглядами, но единым стремлением поступать наилучшим образом.
— Чего ты от меня хочешь? — спросил Далинар, прижимая руку к груди и учащенно дыша. Буря свидетельница, он не готов.
А можно ли приготовиться к такому моменту?
Вражда подошел к маленькому валуну и сел. Вздохнул с облегчением, словно человек, сбросивший тяжкий груз, и кивком указал на место рядом с собой.
Далинар не стал садиться.
— Сын мой, ты оказался в трудном положении, — заявил Вражда. — Ты первый, кому удалось сковать себя с Буреотцом в его нынешнем состоянии. Ты об этом знал? Ты связан крепкими узами с тем, что осталось от бога.
— Которого ты убил.
— Да. Я в конце концов убью и другую. Она где-то спряталась, а на мне слишком… тяжелые оковы.
— Ты чудовище.
— О, Далинар. Из всех людей именно ты мне это говоришь? Скажи еще, будто никогда не конфликтовал с тем, кого уважаешь. Скажи, что никогда не убивал человека, потому что так было надо, пусть даже — в лучшем мире — он такого не заслуживал?
Далинар сдержал резкий ответ. Да, он это делал. Слишком много раз.
— Я тебя знаю, — продолжил Вражда. Он снова улыбнулся с отеческим видом. — Подойди и сядь. Я тебя не сожру и не испепелю прикосновением.
Далинар колебался. «Надо выслушать, что он хочет. Даже ложь этого существа откроет больше, чем целый мир заурядных истин».
Он приблизился и напряженно сел.
— Что тебе известно про нас троих? — спросил Вражда.
— Если честно, я даже не знал, что вас трое.
— На самом деле больше, — рассеянно бросил Вражда. — Но только трое имеют отношение к тебе. Я. Честь. Культивация. Ты ее имел в виду, верно?
— Полагаю, да, — согласился Далинар. — Некоторые люди отождествляют ее с Рошаром, считая спреном самого мира.
— Она именно такая. Хотел бы я просто позволить ей завладеть этим местом.
— Так сделай это. Оставь нас в покое. Уйди.
Вражда повернулся к нему так резко, что Далинар вздрогнул.
— Следует ли это понимать, — тихо произнес Вражда, — как предложение освободить меня от уз, исходящее от человека, которому принадлежат останки имени и власти Чести?
Далинар запнулся. «Идиот. Ты же не какой-нибудь зеленый новобранец. Соберись».
— Нет, — сказал он твердо.
— А, ну ладно, — ответил Вражда. Он улыбнулся, в его глазах блеснули искорки. — О, не надо так волноваться. Подобные вещи нужно делать как положено. Я уйду, если ты отпустишь меня, но для этого тебе надо будет применить намерение.
— И каковы будут последствия, если я тебя отпущу?
— Сперва я позабочусь о том, чтобы Культивация умерла. Будут и другие… последствия, как ты их называешь.
Глаза выгорали, когда люди размахивали осколочными клинками, убивая тех, кого всего лишь несколько мгновений назад считали товарищами. Это была неистовая, безумная драка за власть.
— А ты не можешь просто… уйти? — поинтересовался Далинар. — Никого не убивая?
— Дай-ка я задам тебе встречный вопрос. Почему ты отобрал у бедняги Элокара власть над Алеткаром?
— Я… — «Не отвечай. Не вооружай его против себя».
— Ты знал, что это к лучшему, — продолжил Вражда. — Ты знал, что Элокар слаб и что королевство пострадает без твердого руководства. Ты захватил власть ради всеобщего блага, и это сослужило добрую службу Рошару.
Неподалеку мужчина выбрался из схватки, ковыляя. Его глаза сгорели, когда вонзенный ему в спину осколочный клинок вышел из груди на три фута. Он упал лицом вниз, и за его глазами потянулись две струйки дыма.
— Далинар, нельзя служить двум богам одновременно, — заявил Вражда. — И поэтому я не могу ее оставить в покое. Вообще-то, я не могу оставить и Осколки Чести, хотя когда-то считал иначе. Я уже вижу, что все пошло не так. Как только ты меня освободишь, я займусь существенным преображением этого мира.
— Полагаешь, что сделаешь лучше? — Далинар глотнул воды, чтобы увлажнить рот, который пересох. — Дашь этой земле больше, чем другие? Ты, воплощение ненависти и боли?
— Мены называют Враждой, — согласился старик. — Достаточно хорошее имя. По нему видно, что со мной лучше не шутить. Но слово слишком ограниченно, чтобы описать меня, и тебе следует знать: оно не отображает всего, что я представляю.
— И что именно?
Бог взглянул на Далинара:
— Пыл, Далинар Холин. Я воплощение эмоций. Душа спренов и людей. Я похоть, радость, ненависть, гнев и ликование. Блаженство и порок. Я то, что делает людей людьми. Честь заботился только об узах. Не о смысле уз и клятв, а лишь о том, чтобы они соблюдались. Культивации нужно лишь преображение. Рост. Он может принести благо или вред — ей наплевать. Людская боль для нее ничто. Лишь я понимаю эту боль. Лишь мне есть до нее дело, Далинар.
«Я не верю, — подумал Далинар. — Я не могу в это поверить».
Старик вздохнул и с трудом поднялся:
— Сумей ты увидеть результат влияния Чести, не спешил бы называть меня богом гнева. Отдели эмоции от людей, и у тебя получатся существа вроде Нейла и его неболомов. Вот что Честь намеревался дать вам.
Далинар кивком указал на ужасное беспорядочное сражение на поле перед ними.
— Ты сказал, я ошибся по поводу того, что заставило Сияющих отказаться от клятв. В чем же причина на самом деле?
Вражда улыбнулся:
— В пыле, сын мой. В славном, чудесном пыле. В эмоциях. Они определяют людей — хотя по иронии судьбы вы плохие сосуды для них. Они наполняют вас до края и ломают, если только вы не находите того, с кем можно разделить бремя. — Он взглянул на умирающих людей. — Но можешь ли ты представить себе мир без эмоций? Нет. По крайней мере, я бы не хотел жить в таком мире. Спроси Культивацию, когда увидишься с ней в следующий раз. Спроси, чего она хочет для Рошара. Думаю, ты поймешь, что я лучший выбор.
— В следующий раз? — переспросил Далинар. — Я никогда с нею не виделся.
— Разумеется, виделся, — усмехнулся Вражда, поворачиваясь и направляясь прочь. — Только она украла твои воспоминания. Ее прикосновение — не тот способ, которым я бы помог тебе. Она украла часть тебя, и ты стал похож на слепца, который не может вспомнить, что когда-то был зрячим.
Далинар поднялся:
— Предлагаю тебе поединок защитников. Условия обсудим. Ты принимаешь вызов?
Вражда остановился и медленно повернулся:
— Далинар Холин, ты говоришь за весь мир? Ты предлагаешь это от имени всего Рошара?
Вот буря. Это так?
— Я…
— В любом случае я против. — Вражда выпрямился, и его улыбка сделался тревожно-проницательной. — Мне нет нужды идти на такой риск, ибо я знаю, Далинар Холин, что ты примешь правильное решение. Ты освободишь меня.
— Нет. — Далинар встал. — Вражда, ты не должен был открываться. Когда-то я тебя боялся, но проще бояться того, чего ты не понимаешь. Теперь я тебя видел и могу сражаться с тобой.
— Ты меня видел, значит? Любопытно.
Вражда снова улыбнулся.
Потом все стало белым. Далинар оказался стоящим на крупице небытия, которая была целым миром, и ему противостояло вечное, всепоглощающее пламя. Оно простиралось во всех направлениях, сперва красное, переходящее в оранжевый, который затем превращался в ослепительно-белый. Затем языки пламени каким-то образом прогорали до глубокой и злой черноты с фиолетовым отблеском.
Это было нечто настолько ужасное, что оно поглощало свет. При этом излучало жар. Неописуемое сияние, сильнейший жар и черное пламя, окрашенное фиолетовым снаружи.
Полыхающая.
Непреодолимая.
Сила.
Это был крик тысячи воинов на поле боя.
Это был момент самого чувственного прикосновения и экстаза.
Это была печаль потери, радость победы.
И это была ненависть. Глубокая пульсирующая ненависть, тяготеющая к тому, чтобы расплавить все на свете. Это был жар тысячи солнц, блаженство каждого поцелуя, жизнь всех людей, слитая воедино, определяемая всем, что они чувствовали.
Даже восприняв малую долю этого, Далинар ужаснулся. Это сделало его крошечным и слабым. Он знал, что, если попробует этот первозданный концентрированный жидкий черный огонь, в один миг превратится в ничто. Весь Рошар исчезнет, и от него не останется даже дыма, как от погашенной свечи.
Все поблекло. Далинар лежал на скале за пределами крепости Жарокамень, глядя вверх. Солнце над ним казалось тусклым и холодным. По сравнению с тем, что он видел, все выглядело замороженным.
Вражда опустился на колени рядом с ним и помог принять сидячее положение.
— Так-так. Это было чуток чересчур, верно? Я и забыл, до чего сильное впечатление могу производить. Вот, выпей.
Он вручил Далинару мех с водой.
Далинар посмотрел на него, сбитый с толку, а потом перевел взгляд на старика. В глазах Вражды мелькали отблески того фиолетово-черного пламени. Глубоко-глубоко внутри. Фигура, с которой разговаривал Далинар, была не богом, а всего лишь личиной, маской.
Если бы Далинару пришлось встретиться с истинной силой, стоящей за этими улыбчивыми глазами, он бы сошел с ума.
Вражда похлопал его по плечу:
— Далинар, отдохни чуток. Я оставлю тебя здесь. Расслабься. Это… — Он осекся и повернулся, нахмурившись. И будто что-то искал среди камней.
— Что? — спросил Далинар.
— Ничего. Просто разум дурит старика. — Он похлопал Далинара по плечу. — Мы еще поговорим, обещаю.
И исчез в один миг.
Далинар рухнул на спину, совершенно опустошенный. Вот буря. Это же просто…
Вот буря.
— Этот малый, — раздался девичий голос, — просто жуть.
Далинар пошевелился, с трудом сел. Из-за ближайших камней высунулась голова. Загорелая кожа, светлые глаза, длинные черные волосы, стройная фигурка.
— Я хочу сказать, старики все жуткие, — продолжила Крадунья. — Серьезно. Все такие морщинистые, и «Хочешь конфетку?», и «Ой, дай-ка я развлеку тебя скучной историей». Я знаю, что у них на уме. Они могут вести себя очень мило, но нельзя состариться и не разрушить кучу жизней. — Она перелезла через камни. В отличие от прошлого раза на ней была красивая азирская одежда, а не простые штаны и рубашка. Платье из плотной ткани и шапка, изукрашенные яркими узорами. — Даже по меркам стариков этот чрезвычайно жуткий, — негромко проговорила она. — Крепкий Зад, что это было за существо? От него не пахло настоящим человеком.
— Его называют Враждой, — объяснил изможденный Далинар. — И это с ним мы сражаемся.
— Хм. По сравнению с ним ты ничто.
— Э-э… спасибо.
Она кивнула, словно и впрямь сделала комплимент:
— Я поговорю с Гоксом. В этой вашей башне хорошая еда?
— Мы для тебя что-нибудь приготовим.
— Наплевать мне, что вы готовите. Что ешь ты сам? Что-то вкусное?
— Ну… наверное.
— Не сухой паек или какая-нибудь похожая ерунда, верно?
— Как правило, да.