Безмолвие Харт Джон
Опершись на палку, старуха шагнула к нему. Больше ничего не случилось, но перемену в настроении почувствовали все.
— Расскажи мне.
— Зачем вам так нужна ее могила?
— Об этом мы не договаривались.
— Я просто спрашиваю.
— Леон. — Вердина отступила в сторону, и в узкий дверной проем протиснулся широкоплечий хозяин бара. — Как я учила тебя разбираться с теми, кто нарушает сделку?
— Я предпочел бы не вмешиваться, — сказал Леон. — Джонни — друг.
— Твои друзья, как и твои пьянчуги, меня не касаются. Сделай так, как я тебе велела. — Он замялся. — Не притворяйся, будто не понимаешь меня. Ты знаешь, чего я хочу. Давай.
Леон посмотрел на Джонни.
— Мне жаль, что все так оборачивается. — Он задрал рубашку, показывая засунутый за пояс револьвер. Большой и местами стертый до серебряного блеска.
— Не уверен, что работает, — заметил Джонни.
— Я стрелял из него двадцать лет назад. Думаю, и сейчас получится.
— А если я ей не скажу? Выстрелишь в меня?
— Не надо усложнять, Джонни. Ответь на ее вопросы. Она ответит на твои. Каждый получит, что хочет, и мы отправимся домой.
— Ладно. — Джонни взглянул на Джека и пожал плечами, потому что с самого начала знал, что отведет Вердину на могилу Айны. Ему хотелось получше понять старуху, и проверка прошла успешно.
Джек сказал, что она опасна.
Он был прав.
К месту отправились на том же пикапе, под тем же брезентом. Кри снова сосредоточилась на дыхании: вдох-выдох. Она видела разницу между Джоном и Джонни, но они были так похожи… Глядя на Джонни, Кри видела предательство и боль, черные глаза и падающую дождем землю. Она переключилась на старуху. Вердина пришла в поселок, когда Кри исполнилось семь. Было много крика, злости. Кри смотрела на всё от двери, еще не понимая, отчего поднялся переполох, но старухи говорили об этом всю ночь.
«Нечистые у нее желания». Так сказала, стоя у плиты, бабушка.
«Похотливые?» — спросила прабабушка.
«Не просто похотливые, нет».
«Распутные?»
«Да, вот-вот, то самое слово. — Бабушка взмахнула руками, и сковорода выстрелила жиром. — Бесстыдная, похотливая и распутная — вот она какая».
Кри по малолетству понимала не все слова, но неодобрительное выражение на старых, морщинистых лицах запомнила навсегда.
Распутная…
Однажды Кри посмотрела, что значит это слово. Значений оказалось много.
Распущенная.
Злонамеренная.
Несдержанная.
Объятая тем же, что и в детстве, религиозным трепетом, Луана смиренно опустилась на колени под висельным деревом. Кора в том месте, где она коснулась ее, была сухая, и Луана почувствовала размах ветвей вверху, их переплетение и глубокую, прохладную тень. Дерево было такое огромное, такое уродливое, что оставалось только удивляться, как это оно еще живет. Древним оно было уже тогда, когда Луана увидела его впервые, а когда на нижнем суку вешали людей, оно тоже не выглядело самым молодым. И даже теперь, увядая, оно оставалось деревом ее детства и держало на себе облака.
Обернув ладонь тряпицей, Луана думала о далеком детстве, ножичке и снах, которые, как ей говорили, сбудутся. С самых ранних лет ей твердили: «Мы чувствуем Айну как немногие другие женщины нашей ветви. Сны — наше бремя и наш дар».
Если жизнь в бедности, страданиях и неблагодарных трудах считать даром, то да, старухи познали благословение сполна. Но были ли счастливы? Да, конечно, они жили своей компанией и время от времени заводили мужчин. Луана помнила, как они улыбались и переглядывались, ведя бесконечные разговоры у плиты. Если б не дерево, она бы всем доказывала, что они — всего лишь безобидные, спятившие бабули, забытые и брошенные на болоте.
Но не замечать дерево было невозможно.
Дерево и сны.
Закончив с одним делом, Луана отыскала могилу матери — на солнечном «пятачке» возле восточной стены, с незамысловатой надписью на камне: ДИТЯ ТЕМНОЙ ЗЕМЛИ. Немногие понимали, какие струны отзывались в душе на эти слова. Они говорили об Африке и Айне, о долгой борьбе и топях Хаш Арбор. И Луана не выдержала.
— Мне так жаль… Так жаль, что я не пришла к тебе проститься…
Она коснулась камня ладонью, легла на траву и долго-долго лежала. Село солнце. Пришла ночь. Луана как будто ничего не замечала. Она была в огороде с матерями и дочерями, что ушли раньше. Теперь их ветвь заканчивалась. Остались лишь она и Кри.
— Где ты, девочка моя?
Луана поднялась, перелезла через стену и направилась в лес. Мысли ее переключились на Вердину, изгнанную. Кри, должно быть, с ней. Удалившись от кладбища, она свернула на темную тропу и уже через пять минут увидела это далеко впереди, между деревьями.
Легкий шорох.
Проблеск света.
Хант еще оставался на обочине, когда солнце скрылось за горизонтом и что-то изменилось. Со стороны болота показался автомобиль. За ним следовал другой, а потом, растянувшись рваной, замызганной лентой, — еще семь. На лицах сидевших внутри мужчин застыло одинаково угрюмое выражение, и никто из них не повернул голову, проезжая мимо выкрикивающих вопросы репортеров с камерами. Провожая их взглядом, Хант мысленно составлял собственный каталог: лесники, волонтеры, отставные копы. Он не спешил и, лишь узнав одного из водителей, поднял руку.
— Бринсон? Привет.
Машина выбралась на обочину и, качнувшись, остановилась.
— Привет, детектив.
Инструктор по строевой подготовке, Бринсон приехал в город из Форт-Беннинга десять лет назад. Даже перейдя на восьмой десяток, он оставался одним из самых крепких мужчин из числа знакомых Ханту. Вместе с ним в кабине сидели еще двое, оба помоложе, подтянутые и аккуратные. Ни одного, ни другого детектив не знал.
— Что происходит? Почему вас выводят?
— Твоего сына никто пока не видел, если ты это имеешь в виду.
— Не это, но спасибо за информацию. — Бринсон смотрел строго перед собой. Под обветренной кожей проступала странная бледность. — Так ты скажешь, что происходит?
— Я потерял парня.
— То есть как? Что ты имеешь в виду?
Бринсон наконец-то посмотрел на него.
— Он умер.
— Кто? Как?
— Помощник шерифа, Колсон Хайтауэр. Молодой парень. Женат. Знаешь такого?
Хант представил Колсона Хайтауэра: тридцать с небольшим, немножко полноват, чуточку ленив.
— Да, встречался с ним.
— Был в моей группе. Отстал. Когда хватились, лежал лицом вниз на мелководье. Глубина — восемнадцать дюймов[21].
— Утонул?
— Капитан Ли считает, что ему помогли.
— Только не Джонни…
— Так говорят копы. Но я видел тело Хайтауэра вблизи. Я вытащил его из воды, и выглядел он, как ребенок на руках у матери. Богом клянусь, Клайд, на нем не было ни царапины. Бедняга почти улыбался.
Хант поместил картинку в ряд прочих у себя в голове. Сколько мертвых? Сколько раненых?
— Почему все выходят?
— Приказано вывести весь вспомогательный персонал. Сейчас к делу уже приступила полиция штата, и они планируют развернуться с утра большими силами. Привлечь вертолеты. Собрать больше людей. Сам понимаешь, три копа погибли…
— Понимаю.
— Послушай, Клайд, ты — парень прямой и честный, и я всегда это ценил, но те ребята, охотники и прочие… — он кивком указал на растянувшиеся вдоль дороги машины, — они не переживают. Для них и хорошая охота, и честная драка — одно удовольствие. Да я, признаться, и сам такой. Но здесь явно что-то не то. То взрослые люди исчезают, то вертолеты падают в безветренную погоду и в ясный день… Такого быть не должно, и те ребята, — он снова качнул головой, — все это видят и понимают.
— Перестань, Бринсон…
— Глубина — восемнадцать дюймов, Клайд. Скажи мне, как такое могло случиться?
Все снова разместились в пикапе, и Джонни, лежа под брезентом, видел, как оранжевый свет сменяется постепенно красным. Солнце садилось.
— Вот оно. — Он стукнул три раза по борту, и грузовик сбавил ход. Привстав на колени, Джонни наклонился над Кри и приник к открытому окну кабины. — Там слева начинается тропинка. Сворачивай и убери машину с глаз подальше. Да, да, вот здесь. — Кювета в этом месте не было, так что Леон просто проехал через обочину прямиком в лес. По кабине и бортам ударили ветки, но он не останавливался. Все понимали, что происходит. На дороге им уже встретились три полицейские машины. — Достаточно.
Джонни сбросил брезент и соскочил на землю. Он был в Пустоши, и сознание открывалось ей так быстро, что у него закружилась голова. Пройдя на ощупь вдоль борта, Джонни шагнул на траву и пошатнулся — мозг не успевал за потоком хлынувших вдруг впечатлений, информации, знаний.
Жизнь.
Столько жизни, что он едва не задохнулся.
— Ты в порядке?
— Да, дружище. Все хорошо. Идем. — Подойдя к кабине, Джонни наклонился к открытому окну, у которого сидела Вердина. — Вы готовы?
— Хочешь сказать, это здесь?
— Отсюда пойдем пешком.
— Дорог нет?
— На дорогах копы.
— Ты это знаешь или так думаешь?
Джонни посмотрел ей в глаза, окруженные сеточками морщин. Интересно, что она знает о жизни в Пустоши? Старуха так же пристально смотрела на него.
— Идемте.
Джонни открыл дверцу, и Вердина спустилась на землю.
— Леон. — Она кивком указала на кузов, и Леон взял оттуда кирку и лопату.
— Вы это серьезно? — спросил Джонни.
— Фонарь не забудь. — Она бросила взгляд на заднее сиденье. Леон потянулся за фонарем. — Вот теперь всё в порядке. Идем.
— Не отстанете? — спросил Джонни.
— Увидишь.
Джонни выбрал длинный маршрут, при котором копы оставались к северо-западу. Вскоре Вердина начала отставать, и он сбавил шаг. Джонни не доверял ей и не хотел оставлять ее одну.
— Как бы тебе не пришлось ее нести.
— Я за ней присматриваю.
— Насчет револьвера…
— Давай не будем сейчас, ладно?
Леон нарочно говорил бесстрастно, но Джонни знал, что он не хочет никого обидеть. Как-никак, Вердина была единственной его родственницей, и это следовало принимать во внимание.
— Она сумасшедшая?
— Разве не ты ведешь нас к старой могиле? — Леон переступил через упавшее дерево. — Вот и подумай, кто тут сумасшедший.
После этого Джонни ушел в себя и попытался добраться до мыслей Вердины, но обнаружил, что концентрация внимания притупляет восприятие. С Леоном и Джеком никаких проблем не возникало, но стоило закрыть глаза и сосредоточиться на Вердине, как она становилась чем-то вроде призрака. Еще хуже дело обстояло с Кри. В Пустоши она исчезла, и он вспомнил, как впервые встретился с ней в церкви. Как и тогда, девушка оставалась практически незамеченной. Джонни слышал ее шаги, видел ее, мог протянуть руку и прикоснуться к ней, но не более того. Он посмотрел на Вердину — старуха наблюдала за ним с усмешкой на губах.
— Ты ведь понимаешь, да?
— Что?
— Да. Ты понимаешь. — Она кивнула сама себе и двинулась дальше.
Стемнело быстро. Вскоре старуха споткнулась, и Леон включил фонарь.
— Всего лишь ночная слепота.
— Далеко еще? — спросил Леон.
— Пока что достаточно. — Джонни остановился, и вместе с ним остановились остальные. — Кладбище вон там, в трехстах ярдах отсюда, за деревьями.
— Так мы уже близко?
Джонни опустился на землю, давая понять, что не торопится. Он отведет ее к могиле, но и ей придется сделать кое-что со своей стороны.
— Сначала поговорим.
— У нас нет времени!
— У меня его с избытком.
На ее лице отразились противоречивые чувства. Что бы ни было нужно ей на могиле Айны, она желала этого давно. Злость. Жгучая потребность. Нетерпение. Она приглушила все и сдержалась.
— Хорошо. — Вердина взяла себя в руки и присела на корточки. Рядом, в руке Леона, зашипел фонарь. Больше никто не сел. — Что ты хочешь знать?
— Всё.
— Джонни, мне это не нравится, — начал Джек, но тот поднял руку и остановил его.
— Продолжайте.
Вердина опустилась еще ниже.
— Ты любишь эту землю.
— Да.
— А знаешь почему?
— С какой…
— Ш-ш-ш… Думаешь, я выжила из ума? От тебя же воняет ею. Жаждой власти, силы. Думаешь, я жадная? Загляни в себя поглубже. Я почувствовала это с первого нашего разговора. Ты убьешь ради того, чтобы сохранить то, что имеешь.
— Я не… Я…
— Что ты видишь, когда смотришь на него? — Старуха ткнула пальцем в Джека. — Ты все видишь. Не отрицай. А как с ней? — Теперь очередь дошла до Кри. Девушка съежилась под его взглядом, но он не спешил отводить глаза. — Ты не видишь ничего. Ничего. Потому что сила, которую ты так любишь, принадлежит ей, как принадлежала раньше ее матери, а еще раньше — Айне.
— Не понимаю.
— Отведи меня к ее могиле, и я все тебе покажу.
— Нет.
— Сейчас же отведи меня к ней, или я ничего больше не скажу.
— Нет.
— Тогда я убью тебя сама, глупый, самолюбивый юнец! — Вердина вскочила, будто в ней распрямилась пружина, и теперь ее буквально трясло от ярости. — Вы, Мерримоны, — злобно прошипела она. — Воры и убийцы. Гадкие, дрянные людишки.
— Сядьте, — перебил ее Джонни.
— Нет.
— Хотите узнать, где она похоронена? Хотите или нет?
— Да, — процедила сквозь зубы старуха. — Да, да, да… будь ты проклят.
— Тогда сядьте. — Джонни указал на землю. — Пожалуйста.
Как и все рожденное к жизни на болоте, Луана легко находила дорогу в лесу. Даже ночью. Ноги сами ступали куда нужно. Она двигалась почти бесшумно. Сначала свет плыл, словно его несла невидимая рука. Блуждающий огонек, звездочка размером с кулак ребенка. В детстве Луана слышала множество историй об огоньках в лесной чаще. С ранних лет ей внушали, что бродить на болоте одной — это не просто детская шалость, что за этим обязательно следует наказание — порка или голодный вечер. Этому учили всех детей.
Но то были детские истории, а Луана давно уже выросла. И кроме того…
Никогда еще она не видела такой красоты.
И откуда взялось это знакомое влечение? Вечернее тепло, материнское прикосновение. Добрая история, рассказанная за ужином. Все это Луана знала так же хорошо, как собственные тайные надежды.
Огонек светил для нее.
Огонек…
Огонек пропал. Мигнул и исчез. После него осталась такая пустота, такая щемящая боль…
Единство.
Благополучие.
Дрожали ноги. Издалека донеслись голоса, в глубине леса вспыхнул другой огонек. Надежда встрепенулась, но огонек оказался обычным костром, вокруг которого сидели обычные люди. Наверное, полицейские. Ну и ладно. Ей был нужен другой свет. В нем — ее сила, жизнь, душа. Важнее этого нет. Если какая-то часть ее признавала безумие таких мыслей, то и пусть себе. Она была скорлупкой в ночи, уставшей, отчаявшейся женщиной со слезами на лице. Она расплакалась бы — но вдруг увидела повсюду свет. Он мерцал и плясал, удаляясь и слабея. Луана приглушенно всхлипнула и устремилась за ним. Не таясь, забыв об осторожности, она рвалась через лес, спотыкалась, падала и снова бежала. Остановись, не сходи с ума, шептал из глубины едва слышный голос. Луана не слушала. Она чувствовала свою мать, и лучшие дни, и надежду, такую, которая утолила бы любой голод.
— Подожди! Пожалуйста!
Луана поднялась на невысокий холмик и сбежала с другой стороны. Брызги полетели из-под ног, а впереди, в туманной пустоте покачивался огонек. Пустота вокруг него была, конечно, трюком ночи. Огонек — оказавшийся меньше, чем ей представлялось — смещался, уплывал. Луана замялась в нерешительности, потом протянула к нему руку. В первую секунду не случилось ничего, но потом пустота вдруг обвалилась, показывая то, что скрывалось под ней.
Страх и ужас.
Отведя взгляд от огонька, Луана посмотрела в жесткие черные глаза и поняла наконец, почему детей заставляли бояться. То, что она увидела, было извращением, порчей, однако ж оно двигалось ровно так, как и все прочее. Оно потянулось и дотронулось до нее, и Луана ощутила одиночество, отчаяние и страх еще одной сотни лет. Оно наполнило ее разум всей болью, какая только есть на свете, а потом показало, чего и почему хочет Вердина; оно открыло ее мозг голоду и ненависти, удержало, вливая в нее черноту, а потом раскололо сознание. Этой бури внутри себя Луана уже не выдержала и, чтобы извергнуть из себя черноту, открыла рот. Но одного крика было мало.
Нагая под дождем.
Она тонула.
Глава 43
В старой церкви крик шел, казалось, отовсюду. Некоторые из полицейских сочли, что кричит человек, другие этому не поверили — уж слишком высокий и пронзительный, страшный, слишком много в нем боли.
— Господь Всемогущий…
Капитан Ли закрыл рот и закончил молитву про себя.
— Что будем делать?
Спросивший сидел у него за спиной, но капитан не обернулся. Крик продолжался и продолжался, тянулся на одной ноте, а потом внезапно оборвался. Целую минуту никто не двигался с места. Все молчали.
— Капитан?
Оглядевшись, Том Ли увидел на лицах те выражения, которых ждал. У одних — решительности и готовности, у других — растерянности и страха. Весь день он слышал эти разговоры шепотом: болото проклято, Джонни Мерримон — призрак…
— Кто-нибудь может сказать точно, откуда шел крик? Направление? Расстояние? Ну?
Никто не ответил. Никто даже не пошевелился. Только испуганные лица. Минуту-другую капитан всматривался в ночь.
Ни звука. Ничего.
Лишь туман поднимался между деревьями.
Первым на вырвавшийся из леса крик отреагировал Джонни. Он даже подумать ничего не успел. Когда его окликнул Джек, Джонни был уже в сотне ярдов от места. Женщину он нашел в лесу, возле ручья. Она уже не кричала, а только жалобно скулила, но чтобы отыскать ее в темноте, ему хватило и этого.
Джонни не чувствовал женщину и, пока бежал, не знал о ней ничего, ориентируясь только на всхлипы. Обнаружив мать Кри, он даже не удивился. Что привело ее сюда, как она добралась до Пустоши, Джонни не имел ни малейшего представления, но только Кри могла оставаться для него пустым местом.
— Мисс Фримантл?
Джонни тронул ее за плечо, но она лишь издавала короткие, горячечные звуки, как раненое или напуганное животное. Он не питал к ней теплых чувств, но и оставить в таком состоянии не мог.
— Здесь неподалеку ваша дочь. Я могу привести ее. — Джонни взял женщину за руку и почувствовал, как она напряжена. — Вы меня слышите?
Пристально глядя на Луану, Джонни заметил, что в ее глазах появился намек на осмысленность. Она уже не скулила, а пыталась что-то сказать.
— Бе… бе…
— Мисс Фримантл?
— Беги, — вырвалось у нее.
Но было уже поздно. За спиной у него что-то зашевелилось, задвигался воздух, дохнуло холодом. Он обернулся, но черные глаза приковали его к месту. Вспомни, сказал незнакомый голос в голове, и Джонни обратился к памяти.
Он увидел фрагменты сна.
Потерянные страницы другой жизни.
Дожидаясь возвращения посланного за лопатой Айзека, Джон наблюдал, как умирает девушка. Вытекавшая из перебитой руки кровь казалась черной в матовом свете утра. Вторая пуля вошла в грудь справа от центра и вышла через лопатку. Он видел похожие раны у оленей, которые умирали не сразу. Ненормально, но такое случалось.
— Не так должно было закончиться.
Джон опустился на колени рядом с ней, и она поняла. Черные глаза не моргали, губы оттянулись назад. Ей было больно, и она понимала, что умирает, но…
В этих глазах бушевала ярость.
— Мы договорились. Ты спасаешь мою жену, а я даю тебе то, что хочешь.
— Твоя жена жива…
Между губами просочились струйки крови. Айна захлебывалась ею. Зубы уже покраснели.
— То, что ты дала ей, это не жизнь. Да, она дышит. Да, не умирает. Но и не живет.
— Ты сам виноват…
— Ты другое обещала! — Голос сорвался. Джон ненавидел себя. — Ты должна была встретиться со мной! Должна была все исправить!
В легких у нее захрипело, и Айна закрыла глаза.
Когда Айзек вернулся, Джон сидел на земле, положив локти на колени, сжимая в руке револьвер. Услышав шаги, он поднял голову.
— Она мертва.
— Сомневаюсь.
— Мертва или вот-вот умрет. Неважно.
— Хотите бесплатный совет? — Айзек воткнул лопату в землю у ног Джона. — Закопайте ее поглубже, так, чтобы никто никогда не нашел. Даже я знать не хочу.
— Почему?
— Потому что видел такое, чего не видели вы. Потому что все эти люди поклоняются ей, как богу. — Айзек на секунду отвернулся. — И когда закончим, мы с вами в расчете. Надеюсь, наши дорожки больше не пересекутся. — Джон кивнул. Все это не имело уже никакого значения. — Я отправил всю деревню собирать кукурузу на северных полях. Будем там до ланча. Похороните ее и уходите.
Айзек ушел, и сон спутался. Джон узнал, как пахнет ее кровь, кожа и волосы. Узнал, как поскрипывает лопата. Каждый раз, когда он думал, что Айна умерла, на ее губах и ране на груди вскипали розовые пузыри. Закопать женщину быстро не получалось. Он хотел упрятать ее поглубже, так, чтобы никто не нашел. Многие боялись Айны, но были и такие, кто любил ее. Поклонялись ей, как сказал Айзек. Джон не хотел ничего такого. Он хотел быть рядом с женой, смотреть в ее пустые глаза, горевать и скорбеть. Может быть, когда-нибудь ненависть иссякнет. Может быть, он и сам уснет и не проснется.
Выкопав яму поглубже, Джон стащил в нее Айну. Под рубашкой у женщины что-то блеснуло. Отвернув край одежды, он увидел предмет с тонкими четкими гранями, вырезанный, похоже, из камня и висящий на кожаном шнурке. Трещинки сияли под солнцем, и, стерев кровь, Джон увидел украшение такого глубокого, насыщенного синего цвета, что оно казалось почти фиолетовым. Дотронувшись, он ощутил силу камня, которая, пройдя сквозь кожу, вошла в кости руки и, дальше, в сердце. Джон стоял в яме, но знал движение неба, течение вод, соков и крови. Знал, как несет семена ветер, чувствовал давление рождающейся жизни. Он ощущал шевеления мира и понимал их так же, как звезды в небе. Сила. Движение. Необъяснимый факт. Все прочие мысли в его голове воспринимались как греховные. Убийство. Воровство. Кража у мертвых. Он услышал, как пошевелилась в могиле женщина.
— Мое. Для моего народа. — Их взгляды встретились, и он понял, что она увидела и поняла. — Твою жену оно не спасет.
Но Джон уже ступил на дорогу в ад.
Он сорвал камень с ее шеи.
И закопал женщину живьем.
Глава 44
Видение исчезло. Джонни упал на колени. Та же земля под руками. Тот же вкус во рту.