Квартира на двоих О'Лири Бет

67. Тиффи

Мы совсем забыли о еде, а теперь в половине третьего ночи на меня напал жор. Мо пошел что-нибудь купить. Оставил меня на балконе с большим бокалом красного вина и огромной миской печенек. Почти уверена, что печенье не мое, а Леона. Наплевать – если он думает, что я пойду замуж за другого, пусть заодно считает, что я воровка.

Уже не понимаю, на кого злюсь. От долгого сидения затекли ноги. Успела перечувствовать всю палитру эмоций, и теперь они перемешались в огромный и противный бульон несчастья. Единственное, что понимаю определенно, – мне жаль, что я вообще повстречала Джастина.

Вибрирует сотовый. Леон.

Я всю ночь ждала, когда на экране появится его имя. Сердце падает куда-то в живот. Ричи ему уже рассказал?

– Алло!

– Привет…

Надтреснутый и до странности незнакомый голос. Как будто из Леона выпустили всю кровь.

Тупо наблюдаю, как внизу мелькают машины. Жду. Моргаю. От света фар перед глазами вспыхивают бело-желтые полосы.

– У меня в руках огромный букет цветов, – говорит он.

Молчу.

– Захотелось физического доказательства моих извинений. Но вспомнил огромный букет Джастина, красивее и дороже, и теперь думаю, что цветы – не то. Потом решил, что просто приду домой и скажу лично. И, понимаешь, ключ у мамы, потому что собирался ночевать там. Пришлось бы стучаться в дверь, а вдруг ты перепугаешься, ввиду наличия свихнувшегося бывшего.

Внизу проезжает машина. Вероятно, самый длинный монолог Леона за все наше знакомство.

– И где ты сейчас?

– На противоположном тротуаре, около булочной.

Теперь вижу. Силуэт вырисовывается на фоне ярко-желтой вывески, телефон около уха; в другой руке бережно держит цветы. В костюме – переодеться после суда, естественно, в голову не пришло.

– Ты, наверное, очень обиделась, – произносит он нежно.

Сердце мое тает, и я опять плачу.

– Прости меня, пожалуйста! Как я вообще мог подумать! Я был тебе нужен, и я тебя не поддержал…

– Да, ты был нужен! – рыдаю я. – Мо, Герти и Рейчел молодцы, я их обожаю, они очень помогли, но мне нужен был ты! С тобой у меня чувство, что мое прошлое с Джастином совсем не важно. Что я все равно тебе нравлюсь.

– Нравишься. И да, неважно.

Переходит дорогу, на наш тротуар. Различаю лицо, гладкие точеные скулы, мягкий изгиб губ. Поднимает голову.

– Мне все говорили, что я тебя потеряю, если не признаюсь в своих чувствах, и вот является Джастин, непревзойденный мастер романтики…

– Романтики? – перебиваю я. – Это романтика?! Пошла она в задницу! Зачем она мне? Я нахлебалась того дерьма предостаточно!

– Знаю. Ты права. Я должен был сообразить.

– Между прочим, мне нравилось, что ты не давишь, – от мысли о серьезных отношениях у меня душа в пятки уходит! Смотри, как трудно мне было вырваться из предыдущих!

– Да… Да, понимаю.

Бормочет что-то вроде «чертов Ричи».

– Между прочим, я тебя и без телефона слышу, – повышаю голос, чтобы перекрыть шум машин. – Даже приятно, что есть повод покричать.

Он дает отбой и слегка отступает.

– Тогда давай кричать!

Прищуриваюсь, а потом сбрасываю одеяла, ставлю на стол вино с печеньем и подхожу к перилам.

– Ух ты! – говорит Леон едва слышно. – Какая ты красивая!

С некоторым удивлением оглядываю на себе то самое декольтированное платье с презентации. Бог знает на что похожа моя шевелюра, и тушь наверняка дюйма на два ниже, чем утром, но платье – да, эффектное.

– Не надо комплиментов! – кричу я. – Я хочу на тебя злиться!

– Да! Хорошо! Орем!

Леон поправляет галстук и застегивает воротник, как будто готовится к схватке.

– Я никогда не вернусь к Джастину! – кричу я и, поскольку произносить такое безумно приятно, повторяю: – Я никогда не вернусь к долбаному Джастину!

Неподалеку взвывает автомобильная сигнализация. Совпадение совершенно случайное, и все равно приятно – теперь надо только, чтобы замяукала кошка и повалились мусорные баки. Набираю в грудь воздух и раскрываю рот, чтобы продолжить, но останавливаюсь. Леон поднял руку.

– Можно сказать? В смысле проорать?

Какая-то машина притормаживает, водитель с интересом глядит на парочку, вопящую друг другу на расстоянии двух этажей. Мелькает мысль, что Леон, наверное, ни разу в жизни не кричал на улице. Пораженно закрываю рот и киваю.

– Я дебил! – орет Леон, откашливается и продолжает еще громче: – Я струсил! Знаю, это не оправдание, просто мне страшно. Суд. Ты. Мы. Я не люблю перемен. Я от них…

Сбивается, как будто закончились слова, и в груди у меня теплеет.

– Как уж на сковородке?

В свете уличного фонаря видно, что его губы изгибаются в кривоватую улыбку.

– Да, хорошее выражение. – Откашливается и подходит ближе к балкону. – Иногда кажется, проще остаться прежним. Так спокойнее. Но… Ты только посмотри, какая ты храбрая, сколько перенесла! Я тоже хочу быть таким! Понимаешь?

Гляжу вниз через перила.

– Ишь какой ты разговорчивый, Леон Туми.

– В чрезвычайных ситуациях одолевает красноречие! – орет он.

Смеюсь.

– Смотри, не сильно меняйся. Ты мне нравишься таким, как есть.

Широко улыбается. С растрепанными волосами, в костюме, он небрежно красив, и внезапно все, чего я хочу, – его поцеловать.

– Что ж, Тиффи Мур, ты мне тоже нравишься.

– Повтори! – кричу я, приставляя ладонь к уху.

– Ты мне очень, очень нравишься!!! – ревет он.

Сверху со стуком распахивается окно.

– Извините, не помешал? – спрашивает странный сосед из пятой квартиры. – Я тут пытаюсь заснуть! У меня утром антигравитационная йога, а вы всю ночь колбаситесь!

– Антигравитационная йога!.. – в восторге одними губами повторяю я, глядя на Леона.

Я с самого первого дня гадала, что же такое он делает каждое утро.

– Смотри, не заболей звездной болезнью, Леон! – предупреждает странный сосед из пятой квартиры и протягивает руку, чтобы закрыть окно.

– Стойте! – кричу я.

Смотрит вниз.

– Вы кто?

– Еще одна ваша соседка. Здравствуйте!

– А, девушка Леона?

После секундного колебания широко улыбаюсь и отвечаю твердо:

– Да.

Внизу раздается негромкое «ох».

– И у меня к вам вопрос.

Сосед сверху молча смотрит с видом человека, который ждет, что еще учудит малое дитя.

– На что вам столько бананов? Ну, от которых ящики на парковке…

К моему удивлению, его губы расплываются в широкую щербатую улыбку. Так он выглядит вполне дружелюбно.

– Вино делаю. Замечательный сидр!

И с этими словами захлопывает окно.

Мы с Леоном глядим друг на друга и одновременно начинаем хихикать. Вскоре я уже так хохочу, что текут слезы; держусь за живот, хватаю ртом воздух и гримасничаю.

– Антигравитационная йога… – шепчет Леон, голос которого слышен в перерыве между машинами. – Банановый сидр…

– Плохо слышно, – говорю я негромко, боясь снова разъярить странного соседа из пятой квартиры. – Подойди ближе.

Леон оглядывается и отступает на несколько шагов.

– Лови! – театрально шепчет он и швыряет букет.

Цветы описывают в воздухе дугу, по пути теряя листья и одну хризантему. Сделав опасный выпад к перилам и пискнув, я их ловлю.

Пока кладу букет на стол, Леон исчезает. Недоуменно перевешиваюсь через балкон.

– Ты где?

– Раз, два, три, четыре, пять… – раздается снизу.

– Я иду искать…

Леон карабкается по водосточной трубе. Я снова хохочу.

– Что ты творишь?!

– Подхожу ближе!

– Не знала, что ты лазаешь по водосточным трубам, – говорю я и вздрагиваю, когда он подтягивается выше, хватаясь рукой за скобу.

– Я тоже не знал… – Глядит на меня и нащупывает левой ногой опору. – Ты определенно пробуждаешь во мне скрытые таланты.

Труба проходит рядом с балконом. Леон теперь в нескольких футах, тянется рукой к перилам.

– О! Мои печеньки! – восклицает он.

Отвечаю красноречивым взглядом.

– Ну да, справедливо… Поможешь?

– Ты спятил! – ворчу я, однако иду помогать.

Он хватается руками за перила и повисает на них, нащупывая ногами опору.

– О господи! – вскрикиваю я.

Жутко. Но не смотреть нельзя, иначе не замечу, если он вдруг начнет срываться, что гораздо ужаснее.

Подтягивается; во время последнего рывка хватаю его за руку, и он переваливается на балкон.

– Готово!

Пыхтит и отряхивается.

– Привет, – шепчу я, вдруг смущаясь своего чересчур открытого наряда.

– Прости меня! – Леон раскрывает объятья.

Прижимаюсь к его груди. Костюм дышит осенью – особый уличный запах, которым в это время года всегда пахнут волосы. В остальном Леон пахнет собой, так, как мне и хочется. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и чувствую его твердое сильное тело.

В дверях появляется Мо с пластиковым пакетом рыбы и картошкой фри. Я не слышала, как он вернулся, и от неожиданности подпрыгиваю, однако в объятиях Леона даже мысль о Джастине пугает гораздо меньше.

– А! – говорит Мо. – Пойду перекушу куда-нибудь еще…

68. Леон

Я: Наверное, сейчас не лучшее время…

Тиффи: Надеюсь, ты шутишь.

Я: Не шучу, но очень надеюсь, что ты скажешь, что я ошибаюсь.

Тиффи: Ошибаешься. Сейчас самое подходящее время. Мы одни, дома, вместе. Куда лучше?

Смотрим друг на друга. Она по-прежнему в этом потрясающем платье. Кажется, стоит дернуть, и оно спадет с нее на пол. Страшно хочется попробовать. Сдерживаюсь – Тиффи говорит, что готова, однако день мало годится для бурного секса со срыванием одежды. Может быть, для медленного, нежного, дразняще долгого раздевания…

Тиффи: Кровать?

Голос – такой, как описывал Ричи: низкий и сексуальный… Сексуальный вдвойне, когда она произносит «кровать».

Стоим друг против друга. Беру в ладони ее лицо, целую. Чувствую, как она тает, как испаряется напряжение. Отклоняюсь, чтобы увидеть пламя в голубых глазах. Желание вспыхивает мгновенно, как только соприкасаются губы. Требуется огромное усилие, чтобы не опустить руки с обнаженных плеч ниже.

Она ослабляет мне галстук и снимает пиджак. Медленно расстегивает рубашку и целует. Между нами расстояние, точно мы, несмотря ни на что, из уважения держим дистанцию.

Тиффи поворачивается, приподнимая волосы, чтобы я расстегнул платье. Накручиваю их на руку и легонько тяну. Она стонет. Невыносимо. Подхожу вплотную, целую плечи и шею вдоль линии волос, прижимаюсь. Шевелится и пробует сама расстегнуть молнию.

Тиффи: Леон, сосредоточься! Платье!

Перехатываю из ее пальцев бегунок молнии и медленно тяну вниз. Медленнее, чем ей хочется. Она нетерпеливо изгибается. Отступает назад на меня, пока мои ноги не упираются в кровать. Мы снова прижаты друг к другу, голая грудь и ткань.

Наконец платье падает на пол. Почти как в кино – мерцание шелка и она вся, в одном черном белье. Поворачивается в моих руках, с тем же пламенем в глазах, и я отстраняю ее, чтобы лучше разглядеть.

Тиффи, с улыбкой: Ты всегда так.

Я: Как?

Тиффи: Так смотришь. Когда я что-нибудь снимаю…

Я: Не хочу ничего упустить. Дело важное, спешить нельзя.

Вскидывает бровь. Невыносимо сексуально.

Тиффи: Значит, спешить не будем?

Проводит мне пальцами вдоль пояса трусов. Просовывает руку внутрь, останавливаясь на волосок от того места, где хочется.

Тиффи: Ты пожалеешь, что захотел медленно, Леон Туми.

Уже жалею, как только она произносит мое имя. Ее пальцы двигаются по низу живота, а потом, мучительно медленно, берутся за пряжку ремня. Когда она расстегивает молнию, я сбрасываю брюки и носки, ощущая на себе ее кошачий взгляд. Хочу прижать ее к себе, но она твердо упирается рукой.

Тиффи, грудным голосом: Кровать!

Между нами снова дистанция; машинально идем каждый к своей стороне, она налево, я направо. Смотрим друг на друга и натягиваем одеяло.

Лежу на боку. Ее волосы рассыпались по подушке, и я чувствую ее наготу и страшно хочу дотронуться. Протягиваю руку. Тиффи берет ее, пересекая невидимую границу, проведенную в феврале, и целует мне пальцы, а потом берет их в рот… и неожиданно расстояние между нами исчезает. Тиффи прижимается – так и должно быть, кожа к коже, ни миллиметра между нами.

69. Тиффи

– Теперь ты видел меня голой. Добился своего, коварный искуситель. И все еще так смотришь?

Его улыбка становится очаровательной, та самая улыбка, которая давным-давно, еще в Брайтоне, меня пленила.

– Тиффани Мур, у меня самые серьезные намерения смотреть так на тебя веки вечные.

– Веки вечные!

Серьезно кивает.

– Как очаровательно и гениально неконкретно.

– Что-то подсказывает мне, что конкретные обязательства заставят тебя пуститься наутек.

Задумываюсь, кладу голову ему на грудь.

– Понимаю, но мне наоборот стало тепло и уютно.

Ничего не говоря, он целует меня в макушку.

– И еще я вряд ли смогла бы куда-нибудь «утечь».

– Может, вон из города, в деревню?

– Ну, – поворачиваюсь на живот и подпираю голову руками, – куда мне в деревню? Меня устраивает план про веки вечные. По-моему, он… Эй, ты слушаешь?

– Что? – переспрашивает Леон. – Прости, тебе удалось отвлечь меня от себя самой.

– А я-то думала, тебя ничем не отвлечешь!

Продолжая целовать, Леон рисует пальцем у меня на груди неровные круги.

– Конечно… Нельзя… А ты…

Я едва соображаю.

– Как шелковая?

– Я хотел сказать «отвлекаешься потрясающе легко».

– Нет, на сей раз строю из себя недотрогу.

Он делает рукой что-то, что никто не делал прежде. Понятия не имею, что происходит. Кажется, в этом участвует его большой палец, мой сосок и пять тысяч покалывающих всплесков ощущения.

– Я тебе напомню про это минут через десять, – говорит Леон, двигаясь поцелуями вниз по шее.

– Какой самоуверенный!

– Счастливый.

Отстраняюсь. У меня болят щеки. От бесконечных улыбок. Когда расскажу Рейчел, она сунет два пальца в рот, как будто ее тошнит. Но это правда – несмотря на все сегодняшние волнения, я счастлива, тошнотворно и головокружительно.

Леон приподнимает брови.

– И никакого сарказма в ответ?

Его пальцы рисуют на моей коже замысловатые узоры. Я охаю.

– Как раз ее придумывала… Дай мне минутку…

Пока Леон в душе, составляю список дел на завтра и прилепляю его на холодильник.

1. Изо всех сил не думать о решении суда.

2. Получить запрет на приближение.

3. Поговорить с Мо и Герти о… Мо и Герти.

4. Купить молоко.

В ожидании Леона занимаюсь ерундой, а потом все бросаю и беру телефон. Надо только не пропустить, когда выключится вода.

– Алло! – приглушенно отвечает Герти.

– Привет!

– О, слава богу!

Слышу, как она снова откидывается на подушки.

– Вы с Леоном разобрались?

– Да, разобрались.

– Ты с ним переспала?

Ухмыляюсь.

– На этот раз чутье тебя не подвело.

– То есть я ничего не испортила?

– Ты ничего не испортила. Хотя, для ясности, испортил бы все Джастин, а не ты.

– Ух, ты сегодня снисходительна! Предохранялись?

– Да, мамочка. А вы с Мо, когда мирились утром? – вкрадчиво добавляю я.

– Не надо! Не хватало только, чтобы и ты тоже думала о члене Мо.

Смеюсь.

– Может, попьем завтра втроем кофе? Хочу послушать, как вы сошлись. В общих чертах, без подробностей про пенис.

– И заодно обсудим запрет на приближение, – предлагает Герти.

– Это Тиффи? – раздается на заднем плане голос Мо.

– Он слышит «запрет на приближение» и сразу думает обо мне, как мило, – замечаю я, приуныв. – Но да, надо обсудить…

– Ты в порядке? Не боишься?

– Опять про контрацепцию?

– Тиффи!

Герти никогда не была склонна поддаваться на мои уловки.

– Не боишься в квартире?

– С Леоном – нет.

– Ладно. И все равно надо подумать о временном запрете до суда.

– Стой… Суда?

– Дай бедняге собраться с мыслями, – говорит вдалеке Мо и добавляет громче: – Я рад, что вы с Леоном помирились, Тиффи!